Текст книги "Место Силы 1-2 (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Сука! – заорал я и рванул вперёд.

До того я сидел. Как я умудрился из этого положения перейти в прыжок – сам бы не смог сказать. Но я прыгнул, полетел на эту инфернальную тварь, как нюхач летел на Жаста. Что есть силы рубанул топором. Врезался плечом в крикуна и повалил его на пол.

– Мразь, тварь, дерьмо! – орал я, чувствуя, что голос дрожит, и от этого злясь ещё больше.

Топор поднимался и опускался. Кровь, куски бледно-серой плоти, напоминающей губку, летели мне в лицо. А я рубил и рубил, снова и снова, пока не услышал чей-то вопль:

– Крейз, ёжик!

Слишком поздно заметил кожистый шар, взлетевший высоко-высоко и замерший в пиковой точке.

Сотни острейших игл потоком хлынули сверху. Я вскинул топор, развернув его плашмя перед лицом, и услышал, как в лезвие ударил тонкие металлические клювики. Этот звук нёс в себе удовлетворение. А чувство, как те же самые иглы вознзаются мне в руки, грудь, живот, бёдра – было куда как хуже.

Боли разом стало столько, что мозг просто отказался её воспринимать. Мир сузился до какого-то туннельного зрения. Звуки исчезли. Я слышал только собственное дыхание и грохот крови в висках.

Я встал, шагнул вперёд, чуть-чуть поскользнувшись на превращённом в фарш крикуне. Следующий шаг оказался более твёрдым. Третий – ещё лучше.

Передо мной шлёпнулся ёж. Руки двигались легко, быстро, словно не было ни веса топора, ни усталости, ни сопротивления среды. Просто движение: вверх-вниз. Ёжик лопнул, как арбуз, выпавший на асфальт из окна восьмого этажа. В кровавом месиве расплылись иглы, так и не выстреленные.

Я поднял голову, выискивая новую жертву. Теперь – так. Я – охотник, а эти твари – жертвы. И я хочу как можно скорее набить их как можно больше. Потому что где-то внутри меня будто бы тикают часы, отсчитывая отпущенное мне время.

Все были далеко. Я не мог найти себе соперника по вкусу. Бросил взгляд на дверь в туннели и обнаружил, что она закрыта. Больше никто не рвался к нам. Трусливые мрази закончились.

Я медленно повернулся, не сразу поняв, что это – не моё действие, не моя воля. Просто одна из игл пронзила левую коленную чашечку, и теперь там что-то разладилось. Колено подогнулось, и меня повело кругом.

Мир стремительно нёсся перед глазами. Я увидел целый ряд спин. Шатуны, крикун, ещё какие-то… Они ровным строем напирали на моих.

Рука крепче сжала топор. Я сделал знакомое усилие, лезвие засветилось, и с него сорвался фиолетовый полумесяц.

Он летел и рос одновременно. И одним махом ударил по полутора десяткам спин.

Я ещё заметил, как спины дрогнули, но что с ними случилось дальше – не могу увидеть.

Я рухнул на пол и просто выключился, как телевизор, который выдернули из розетки.

Глава 30

Сознание возвращалось частично.

А может, это не сознание возвращалось, а мир, улетевший от меня прочь, возвращался. Кусочками.

Сначала – звуки.

Плач, стоны, тихие глухие переговоры – ни слова не разобрать.

Потом – запахи. Гниение, кровь…

Где это я читал, что у крови нет запаха? В «Сумерках»? Кажется, да. Не горжусь тем, что читал эту муть, просто пытался тогда дружить с одной девчонкой, которая фанатела, и надо было быть в теме. Ну да, там кто-то ляпнул такую дурость.

Стефани Майер, наверное, ни разу не довелось прийти в себя на плоту посреди океана крови, в котором плавают трупы. Тогда она бы не стала писать таких глупостей. Кровь – пахнет, да ещё как.

Она пахнет кровью.

И чтобы ощутить этот запах, не нужно быть вампиром.

…из чего я могу заключить, что ко мне вернулась память и способность рассуждать.

Значит, пора открыть глаза.

* * *

Я лежал на столе.

Как будто бы всё случившееся было кошмарным сном. Я просто лежал вместе с Алеф и смотрел в потолок, вот и всё.

Если бы не боль, пронизывающая всё тело, каждую его клетку.

– Очнулся, – констатировал чей-то голос. – Руки-ноги шевелятся? Может, ты тут уже сам?

Я повёл глазами и увидел… Потребовалось время, чтобы нащупать в памяти имя.

– Гайто…

– Угадал, – сухо, без улыбки ответил Гайто. – Сам справишься.

Справлюсь с чем?..

В руке Гайто держал пригоршню игл. Отойдя от стола, он высыпал их на пол и пошёл куда-то дальше. Я приподнял голову. Содрогнулся.

Я сам сейчас походил на ежа, моё тело было усеяно иглами. Но руки шевелились. И я, дотянувшись до ближайшей иглы, выдернул её. Легко, без напряга. Это ж не рыболовный крючок.

– Любит, не любит, – пробормотал я, дёргая иголки.

Потом захихикал, как дебил, не в силах сдержаться. Это был какой-то идиотизм – лежать и выдирать из собственной плоти иголки.

Гайто остановился перед бесформенным комком слизи на полу. Я вспомнил, что именно на это место упал Скрам – с чего всё и началось. И теперь там стоял Гайто, глядя себе под ноги, и молчал.

И вдруг к нему кто-то подошёл. Я моргнул – фокусировка то и дело сбивалась. Потом моргнул ещё раз, не веря глазам.

Это был толстяк.

Он тоже встал возле того, что некогда было Скрамом, и сказал дрожащим тенорком:

– Я не знал… Я не думал!

– Ты это сделал, – сказал Гайто бесцветным голосом.

– Я…

– Ты. Это. Сделал.

Каким-то образом сейчас «это» в устах Гайто сделалось гораздо шире. Оно означало не одного Скрама, а весь тот кошмар, что творился вокруг.

Толстяк заткнулся, втянул голову в плечи.

– И теперь ты жив, ты даже не ранен, – продолжал Гайто. – А он – мёртв. Почему так случилось? Где справедливость? Ты можешь мне рассказать?

– Гайто! – раздался предостерегающий окрик, и в «кадр» вошла прихрамывающая Лин. – Не надо.

– Я ведь ничего не делаю, Лин, – отозвался, не оборачиваясь, Гайто. – Просто спрашиваю. Интересуюсь, почему этот шмат обоссанного сала стоит тут, целый и невредимый, а мой друг превратился вот в это!

Гайто пнул кучу, лежащую перед ним, и от неё отделился кусок. Кусок пролетел метр и попал на штанину толстяка. Толстяк отшатнулся.

– Страшно? – спросил Гайто. – Мерзко, да? Брезгуешь? Я бы на твоём месте не брезговал. Этот человек меня дважды вытаскивал с того света. Хотя мог просто забить, и ему ничего бы за это не было. Во второй раз мне было так хреново, что я умолял его бросить меня, я хотел сдохнуть, хотел, чтобы меня прикончили сирины. А он – молча меня вынес. И потом был рядом до тех пор, пока я не оклемался. Я был ему должен, и мы оба надеялись, что этот долг мне никогда не придётся отдать. А теперь что? Кому я должен теперь? Может быть, тебе, мразь?

– Гайто, – твёрдо сказала Лин. – Если ты его доведёшь, он на тебя бросится. Ты соображаешь, что будет? Это будет… Всё.

– А тебе не похрен? – Гайто, наконец, к ней повернулся, и я увидел ту половину его лица, которой не видел до сих пор. Её практически не было. Сквозь дыру в щеке я видел зубы. Вместо глаза зияло кровоточащее отверстие. – Посмотри на меня и скажи, что тебе не плевать? Сколько ещё раз ты готова собирать себя по кускам и прыгать на циркулярку? Извини, Лин, я не знаю твоего лимита. К своему я, кажется, уже подошёл. Мне не стыдно, знаешь ли. Может быть у девчонок это, типа, более естественно. В смысле, вам же по природе свойственно принимать внутрь себя посторонние предметы. Боль, всякое такое. А я вот не люблю, когда в мою плоть вонзается что-то. Не люблю, когда меня раздирают на части. Я не люблю боль. А здесь нет ничего, кроме боли.

– Гайто, если ты хочешь спровоцировать меня – не трать силы, – покачала головой Лин. – Хочешь сдохнуть – скоро полдень. Нам понадобится собрать пятёрку в любом случае. И этой пятёрке придётся несладко. Я так понимаю, ты в деле?

– Понимай как хочешь. – Гайто опустил голову и побрёл прочь, волоча ноги.

Раз иголка, два иголка… будет ёлочка. Снова истерическое хихиканье. Сдерживаюсь, как могу.

– Крейз? – Голос Алеф совсем рядом.

Я приподнялся на локте, радуясь до безумия, что могу это сделать. Значит, несмотря на все эти иглы, я не так уж сильно пострадал.

Столовая превратилась в лазарет или хоспис. На столах, которые большей частью вернули в нормальное положение, лежали немногочисленные выжившие. Жаста я среди них не увидел. Минка – тоже. Сайко лежал на дальнем столе. В этот раз ему повезло больше. Он был внешне как будто цел, но дышал тяжело и руками закрывал глаза.

Может, у него не было глаз…

Все убитые и зарубленные твари исчезли, обратились в прах.

Только кровь оставалась. Не поймёшь, чья. Хотелось верить, что большей частью – кровь тварей из туннелей. Но логика упрямо шептала, что их кровь наверняка уже распалась на молекулы.

Алеф лежала на том же столе, что и я. Головой к голове со мной, как будто действительно мы задремали утром, а проснулись посреди этого кошмара. Лежала на левом боку, подложив под голову левую руку, согнутую в локте. Белые волосы были перепачканы кровью.

– Ты как? – спросил я и закашлялся.

– Больно… – бесстрастным голосом отозвалась Алеф.

– Господи…

Сначала мне показалось, что она просто водит пальцем правой руки по столу. Теперь я разглядел, что она пишет. Пишет кровью последовательность чисел.

1-3

2-2

3-1

4-…

«Чернила» закончились. Алеф переместила палец куда-то в область живота, куда я не мог заглянуть, после чего продолжила писать.

Я рухнул обратно на спину.

– Крейз?

– Да, Алеф?

– Зачем мы выжили?

Стиснув зубы, я продолжил выдёргивать из себя иглы. Раз иголка, три иголка, два иголка, два иголка… Вот и ещё одна песенка про то, как мы выйдем из этого ада. Быть может, в ад ещё худший.

– Выжили – значит, надо, – сказал я.

– Кому надо?

– Нам надо! – рявкнул я. – Больно вечно не будет. Боль пройдёт, всё изменится. Сломаешься сейчас – сломаешься навсегда. Терпи.

– Будет, – отозвалась Алеф, никак не реагируя на мою вспышку. – Вечно будет боль. Вечно…

Глава 31

Я не был здесь в то время, когда проходили другие Наказания – и слава богу.

Я не знал, всё ли было так, как сегодня, или же раньше было иначе.

Речь даже не о том, сколько и каких тварей врывалось в «малую часть» Места Силы. Речь о том, как все жили после.

Сегодня мне казалось, что этого удара нельзя пережить. Из ста пятидесяти Избранных осталось дай бог пятьдесят.

Трупы разложились так быстро, что далеко не все успели проститься с друзьями и, может, даже любимыми. Просто вместо людей остались кучи праха – их без всякого почтения подметали стаффы, у которых после всего пережитого оставалось ещё множество дел.

Стаффы пострадали в наименьшей степени, и мне казалось, что я чувствую, как каждый Избранный сдерживает желание налететь на них, опустивших головы и смиренно выполняющих свою работу, с оружием.

Всякий ли раз было именно так?

Жаст погиб.

Минк погиб.

Скрам погиб.

Погибло множество людей, имён которых я даже не знал…

Киао погиб.

В этом аду мы потеряли самого сильного Целителя, и уже одно это было чудовищным Наказанием. Потому что множество оставшихся в живых выли на луну, не в силах укрыться от боли.

Я чувствовал себя виноватым за то, что, избавившись от игл, встал на ноги. За то, что мог ходить. За то, что у меня были руки и ноги, оба глаза. Вот только голова кружилась и тошнило. Но мне было бы стыдно об этом говорить, поэтому когда Лин спросила, в порядке ли я, я ответил:

– В полном.

Мы посмотрели на Алеф.

Она закончила выводить на столе спасительную последовательность чисел и теперь тупо смотрела на неё. Рана в животе выглядела не так уж страшно.

Нет, страшно, конечно, в том смысле, что в обычном мире любой человек, получивший такую рану, уже давно бы скончался. Но здесь, в Месте Силы, можно было считать её царапиной.

– Это и есть правильные повороты? – спросила Лин, указав на кровавые письмена.

– Да. – Алеф, казалось, немного приободрилась. – В обратной последовательности. Мы ведь шли от Врат. И это не с начала. – Она постучала пальцем в перчатке по последней цифре. – Это от того места, которое я помню.

– Алеф, ты серьёзно? – Лин, закатив глаза, упала на скамейку. – Ты думаешь, что мы уйдём без тебя?

Алеф без всякого перехода заплакала. Слёзы смешивались с кровью, перепачкавшей ей лицо.

– Пожалуйста, не бросайте меня здесь, – разобрал я.

Лин покачала головой. Её лицо как-то вдруг окаменело. Она посмотрела на меня и кивнула на Алеф.

– Крейз.

Встала – и отошла в сторону. Мол, «твоя работа, решай».

Я сел на её место. Одной рукой сжал ладонь Алеф, другой погладил её по голове.

Я мог бы утешить девушку, которую отчислили из универа. У которой сломался смартфон. Или сдохла любимая кошка. Но я понятия не имел, что можно сказать девушке, пережившей такое.

– Всё будет хорошо, – сказал я. – Обещаю. Всё будет хорошо. Слышишь?

Алеф посмотрела на меня сквозь слёзы.

– Крейз, ты идиот?

– Нет, – улыбнулся я ей. – Я – чёртов гений, Алеф. Ты даже не представляешь, как вам всем со мной повезло.

Теперь настал её черёд истерически смеяться, одновременно гримасничая от боли.

* * *

Сам я считал, что легко отделался. Ну, по крайней мере, в сравнении с теми, кого уже не вернуть при всём желании. Да и в сравнении с многими другими – тоже. Я не лишился конечностей, не получил сколько-нибудь серьёзных травм.

Но основная травма была нанесена где-то глубоко внутри и не имела к плоти никакого отношения.

Я стоял посреди зала и смотрел в пустоту остановившимся взглядом. Иногда меня начинало трясти. Вокруг меня сновали люди, которых я не замечал, и которые не замечали меня. Казалось, я навеки вырван из любого общества, я совершенно одинок, и… И, наверное, меня это полностью устраивало.

Хотелось тишины, покоя, и чтобы даже мысли прекратили появляться.

При этом совершенно не хотелось спать. Пожалуй, мне было страшно закрыть глаза. Как только я моргал – я вновь видел воронку, засасывающую мир, слышал этот ни с чем не сравнимый звук – «у-у-ум-м-м, у-у-у-у-ум-м-м-м-м».

Так можно и с ума сойти.

А как можно не сойти с ума, оказавшись в месте, подобном этому? По-моему, здесь психическое здоровье выглядит отклонением от нормы.

– Эй, Крейз!

Я сфокусировал взгляд на лице парня, который остановился передо мной и с трудом вспомнил имя – Фальм. Это он в шутку (но с долей правды) возмущался, что Лин совратила меня, чтобы заманить в свою пятёрку.

– Да? – спросил я.

– Я тут собираю небольшой рейд.

– Что?

– Скоро полдень. И, как ты понимаешь, это не то место, где дают выходной за вредность. Правила есть правила.

Да, точно. Правила есть правила. В день в туннели должна выходить одна пятёрка, иначе – Наказание. Я почувствовал, что сейчас опять истерически засмеюсь.

– Ты как? – спросил Фальм.

– В порядке.

– Я имею в виду, ты как насчёт со мной?

– Я пойду с тобой! – нарисовался рядом Гайто.

– Тебя я уже посчитал, у тебя на лице всё написано, – отмахнулся Фальм. – Крейз?

Я призадумался.

Чего проще – взять и уйти прямо сейчас. С произвольно набранной пятёркой. Оставить за спиной весь этот кошмар. Может быть, конечно, впереди будет кошмар ещё более страшный. Но он хотя бы будет новым. Любые перемены – к лучшему. Кто так сказал? Не помню.

Но чем дольше я смотрел в глаза Фальму, тем отчётливей понимал, что не поступлю так.

Ведь Алеф не пойдёт, она вообще пока ходить не может. Не пойдёт и Лин, она чуть живая, хотя и бодрится. Сайко? Сайко я вообще не вижу, он, похоже, ушёл к себе.

– Я не оставлю свою пятёрку, – сказал я.

– Твоя пятёрка – уже четвёрка, – возразил Фальм.

– Я вчера был в туннелях.

– И что? Малыш устал? Бе-е-едненький ма…

Кулак дёрнулся сам по себе. И неизвестно, какое провидение остановило его в сантиметре от скулы Фальма.

Он широко раскрыл глаза и смотрел на меня, сживаясь с мыслью, что только что мир висел на волоске.

– П-п-прости, Крейз, – пролепетал Фальм и попятился. – Я… глупость сказал. Я…

– Ты дебил, Фальм, – меланхолично объяснил ему Гайто. – Парень тут ещё недели не провёл, а пережил больше, чем иной – за месяц. Нашёл, кого подкалывать.

Я опустил руку. Закрыл глаза, тут же открыл их, потому что опять увидел воронку крикуна.

Дерьмо…

Пожалуй, надо свалить отсюда. Пока не вышло реальной беды. Неизвестно, на что я сорвусь в следующий раз. Может, мне не понравится чей-то взгляд, или покажется, будто я услышал чьё-то грубое слово. Это они все привыкли выпускать пар, кроя друг друга матом. Для меня это пока дикость.

Я поднялся на третий ярус, открыл дверь в коридор. Здесь всё было засыпано пеплом. Люди и не люди пачками расставались с так называемыми жизнями. А ведь кто-то из стаффов вроде отправился сюда прибираться…

Добравшись до душевой, я скинул ботинки и вошёл в кабинку. Сверху хлынули струи воды. Благословение… Под горячим душем получается немного забыться. Одно из немногих удовольствий, которые можно получать каждый день, и все последствия будут только положительными.

По ощущениям, я простоял так не меньше часа. Потом вышел. Открыл свой шкафчик. Четыре батончика, которые казались насмешкой. Поощрение за наказание.

А полотенце – в комнате. Мысли разбежались в разные стороны, собрать их в кучу я не мог, да и не хотел с этим заморачиваться.

Взял ботинки, пошлёпал сквозь горы праха к себе.

Ещё одна дверь. За ней – пусто.

Дверь в комнату Скрама была открыта. Что-то сжалось у меня внутри…

Вспомнил, как заглянул к нему вчера и что увидел. Случись подобное в нашей общаге, Скрам превратился бы в повод для сплетен. Здесь же он был просто одним из. Человеком, со своими тараканами. Человеком, у которого был самый настоящий друг, издали так похожий на врага.

Я подошёл к двери и остановился, глядя внутрь, в комнату, которая должна была быть пустой.

Но она не была пустой.

Посреди комнаты висел человек.

Глава 32

Ещё сутки назад я бы бросился вперёд, не раздумывая, с бешено колотящимся сердцем. Сейчас я привалился плечом к косяку и задумчиво смотрел на дёргающуюся в петле тушу.

Толстяк воспользовался простыней с постели Скрама.

Он поставил стул на стол, чтобы добраться до решётки, защищающей светильник, и привязать простыню к ней. И спрыгнул с такой верхотуры.

Видимо, инстинкт самосохранения взял верх, и толстяк судорожно схватился за верёвку. В результате шея не сломалась, и он не добился даже короткого забытья. Только – долгая и бессмысленная агония.

Он пытался вскарабкаться по верёвке, но слабые руки, не привычные к физическим упражнениям, не могли поднять тушу, привыкшую к обжирательству даже с помощью «обтяжки».

Толстяк поворачивался в петле до тех пор, пока не увидел меня. Выпучил глаза, зашевелил губами.

– Даже не знаю, – сказал я, – что делать и чем помочь. Позвать кого-нибудь, чтобы они полюбовались? Ты ведь не настолько тупой, чтобы думать, будто реально сможешь себя убить таким способом. Так что это, наверное, типа ритуального танца. Мол, смотрите, как я раскаиваюсь. Надо было собрать побольше зрителей. Никто бы не стал тебя останавливать.

Толстяк издал непонятный звук. Я усмехнулся и, отлепившись от косяка, подошёл к нему. В руке появился топор.

Так просто – взять и отрубить голову.

Я ведь уже делал это. С шатунами.

Поднял топор, замахнулся. Толстяк заплясал ещё интенсивнее.

– Раз – и всё, – пробормотал я.

Лезвие рассекло простыню, и толстяк рухнул на пол, как куль с дерьмом.

Засипел, наполняя лёгкие воздухом. Пальцы заскребли по узлу, который затянулся так сильно, что, наверное, на ощупь больше напоминал камень, чем мягкую ткань.

Я поднял стул, уселся, положил топор себе на колени и уставился на него.

– Вообще ничего не чувствую, – пожаловался я толстяку. – Надеюсь, это временно. Просто чувствую себя, как в скафандре… На чужой планете. Совершенно на всё плевать. Нельзя же так, наверное.

Толстяк простонал что-то невразумительное и что есть силы рванул петлю – тщетно. Тогда он подполз на коленях ко мне и протянул дрожащую руку.

– Хочешь это? – приподнял я топор. – Не знаю, можно ли его передавать. Попробуй.

Толстяк схватил топор и неаккуратно, дважды порезав горло, растерзал-таки простыню. Послышался глубокий судорожный вздох. Топор упал на пол с гулким звоном. С глухим стуком рядом рухнул толстяк.

Я наклонился, подобрал топор, и «обтяжка» поглотила его.

– Это защитная реакция, – просипел толстяк.

– Что? – нахмурился я.

– То, что ты чувствуешь. Или не чувствуешь. Пройдёт. – Он говорил коротко, хватая ртом воздух. – Будут сны. Кошмары. Будет срыв. Прежним. Тебе. Не стать.

Я лениво покрутил в голове эту мысль. Что с ней делать? Нужна она мне вообще? И с чего этот недотёпа взялся меня поучать? Пожалуй, лучше уйти к себе, чем ждать, пока я на нём сорвусь. Ни к чему хорошему наш разговор не приведёт. Просто физически привести не может.

– Постой, – окликнул меня толстяк, когда я уже был в дверях.

– Да? – повернулся я к нему.

– Я хотел объяснить…

– Да мне плевать.

– Знаю. Мне – нет.

Хм. Аргумент. Дядька, несмотря на то, что явно уже пробил днище даже в собственных глазах, остаётся охренительно самоуверенным.

– Валяй, – разрешил я.

– Та девочка, что помогала мне освоиться. Найана. Она напоминала мне дочь. А этот…

– Скрам, – напомнил я, увидев, что толстяк задумался.

– Ага. Скрам. Он подошёл к ней и говорил ужасные вещи. Я даже не стану этого повторять. Это… ни в одном диком племени мужчина не должен говорить женщине такого. Я попросил его перестать. Он смеялся надо мной. И тогда я не сдержался. Я хотел просто его оттолкнуть. А она бросилась между нами. Всё как-то завертелось… Я понял, что сделал, только когда он уже упал.

– Ты столкнул Скрама с четвёртого яруса. За это мы все пережили Наказание. Скрам погиб. Ты не сказал мне ничего нового.

Толстяк как-то странно посмотрел на меня.

– Ты не понимаешь… Он не отступил, как все. Он видел, что конфликт неизбежен. И всё равно продолжал говорить, смеялся мне в лицо.

«Здесь просто не всем уже хочется жить», – вспомнились слова Лин.

Я отвернулся.

– Это не имеет значения, – сказал я. – Ничто уже не имеет значения.

У себя в комнате я закрыл дверь, потом улёгся в постель и крепко зажмурился.

Как будто бы ничего. Воронки не было. Вообще ничего не было.

Постепенно я заставил себя расслабиться, задышал ровно и спокойно. Вдох-выдох, вдох-выдох… Вот так, Крейз. Без истерик. У тебя есть проблема номер один: пятёрка опять недоукомплектована. Нужен ещё человек. При условии, конечно, если Сайко раздумал уходить. От него всего можно ждать. Нестабильный парень.

С другой стороны, неизвестно, насколько стабилен был бы я, если бы пережил то же, что и он.

Ну и кого взять на место Минка? Разумеется, отталкиваться нужно от того, кто захочет. У меня ведь нет власти приказать левому чуваку вступить в мою пятёрку.

Логика подсказывает, что предлагать надо ребятам поздоровее. Как-никак, мы потеряли в лице Минка основную ударную силу. Человека, который может ворваться в толпу тоннельных тварей и расшвырять их в разные стороны.

Когда шорох раздался в первый раз, я не обратил на него внимания. Продолжал думать. Прокручивал в памяти лица и фигуры тех, кто остался в живых, искал среди них подходящую кандидатуру и не находил. Потом задумался о том, что ведь не обязательно же человек, который брался за ручку чаши, означающую силу, должен обладать телосложением Минка. Может быть, найдутся ребята и посильнее Минка, но никак внешне этого не проявляющие. Надо будет спросить Лин, когда она оклемается.

Шорох раздался снова, и я насторожился.

Какой ещё, к чёрту, шорох?! Что, соседи снизу штукатурят потолок? Снизу у нас – разумные пауки, и, судя по длине вентиляционной шахты, толщина перекрытий такая, что никакие шорохи не просачиваются ни туда, ни оттуда.

Кто-то был здесь.

Кто-то был в моей комнате.

Под моей кроватью.

Сердце замерло, кровь отхлынула от лица.

Заставив себя собраться, я призвал топор и медленно-медленно перегнулся через борт кровати. Посмотрел вниз. Надо было наклониться ниже, чтобы заглянуть под кровать. И – подставить под удар лицо.

– Кто здесь? – тихо спросил я, чувствуя себя полным идиотом, тупой жертвой из фильма ужасов.

Но ведь это нормальная реакция. Ведь в такой ситуации первое, что ты судорожно предполагаешь – что к тебе прокрался кто-то из знакомых, что это – дурацкий розыгрыш. Это просто обязан быть дурацкий розыгрыш, потому что… Потому…

Длиннопалая рука без ладони высунулась из-под кровати и уперлась в пол. Следом за ней выплыло беззвучно серое тело.

Крикун поднялся и медленно повернулся ко мне.

Я лежал, раскрыв рот, смотрел на него и не мог пошевелиться.

Почему-то я был уверен, что всех тварей или перерубили, или же они ушли. Почему-то мне и в голову не приходило, что часть из них могла укрыться.

– У-у-у-ум-м-м, – тихо загудел крикун. – У-у-у-у-ум-м-м-м-м…

– Нет, – прошептал я, чувствуя, как опять мир начинает соскальзывать в воронку.

Крикун наклонился ко мне, и его пальцы обвили мне руку. Чуть тёплые, шероховатые. Моё лицо оказалось в пугающей близости от кожистой воронки, снова и снова издающей этот страшный, ни на что не похожий звук.

Всё происходило куда быстрее, чем раньше. Я провалился в эту воронку и какое-то мгновение, напоминающее вечность, находился в Ничто. Вне времени и пространства. Вне всех возможных миров.

Но миг прошёл, и я ощутил твёрдый пол под ногами.

Я стоял на полу, но не у себя в комнате. А рядом стоял крикун и держал меня за руку. Воронка продолжала гудеть. Но теперь в этом гудении я различал как будто бы слова.

«Смотри, – слышал я. – Должен видеть».

Длинный палец указывал куда-то вперёд. Я проследил за ним…

Глава 33

Я узнал место, в котором оказался.

Та самая комната, где на нас напал шатун. Комната с огромным телевизором на стене. Именно на телевизор указывал длинным серым пальцем крикун. Я всмотрелся в рябь «белого шума».

Вот, как и в прошлый раз, появилась картинка, только на этот раз она не исчезла, а задержалась.

Я был прав. Камера снимала большой участок красновато-коричневой земли. И теперь я сумел разглядеть «предметы», которые его усеивали.

Это были не предметы, а холмики земли. Взрыхлённой, вытащенной и брошенной обратно красновато-коричневой земли.

Могилы.

Гигантское кладбище занимало весь обзор.

Здесь не было надгробий, не было крестов – ничего такого. Только холмики. Которые могли означать всё, что угодно.

Могли ведь?..

Что-то двигалось там, в этом царстве смерти. Я прищурился, всматриваясь. И в этот момент экран словно бы перестал существовать.

Я был там. И – не совсем «был». Просто я очень хорошо видел трёхметрового робота, который катился по незасеянному могилами участку земли на массивных гусеницах. У робота не было головы. Только гусеницы, корпус и руки, заканчивающиеся щупами. На руках робот нёс…

Сначала я подумал, что это – человек. Но быстро понял, что ошибся.

Длиннопалые руки без ладоней – похожие на щупы робота. Серая дряблая кожа. Только вот воронки не было. Было лицо. Плоское и невыразительное. С двумя щелями вместо носа. С закрытыми глазами и безгубым ртом.

Существо было мертво. И робот, остановившись, сбросил его в свежевырытую могилу. Секунду постоял над ней, как-то задумчиво повертел своими щупами, а потом, развернувшись, покатился обратно.

Я тряхнул головой.

Снова экран. Помехи. Белый шум.

– Что это?

Нет ответа.

– Что ты хотел мне показать?!

Нет ответа.

Я повернулся, и крик застыл у меня в глотке, не в силах вырваться.

Крикуна не было.

У меня за спиной стоял Скрам. Вернее, голова Скрама, на которой едва-едва угадывалось сожжённое «холодцом» лицо. Всё остальное туловище представляло собой студенистую зелёную массу.

Скрам протянул ко мне руку – ещё один сгусток зелёной субстанции – раскрыл рот, пытаясь что-то сказать.

По лицу пробежала судорога, и то, что удерживало останки Скрама в вертикальном положении, перестало действовать. Зелёное месиво хлынуло на пол, растеклось, достигло моих ног.

Я закричал.

И проснулся.

Я сидел на своей кровати, тяжело дыша. Даже не дыша – ловя ртом воздух, молекулы которого, казалось, все усилия прикладывали, чтобы не попасться.

В душ как будто и не ходил. Пот – градом. Господи… Проклятый толстяк сглазил насчёт кошма…

Мысль оборвалась на полуслове.

Краем глаза заметив движение, я резко повернул голову и увидел крикуна.

Он стоял посреди комнаты и «смотрел» на меня своей воронкой. Убедившись, что я его вижу, он медленно поднял руку и погрозил пальцем.

– Что? – прошептал я. – Что за?..

Крикун развернулся и подошёл к двери. Щёлкнула щеколда.

– Стой! – заорал я.

Движение убивает страх.

Я стиснул рукоять топора и бросился вслед за крикуном. Но когда я выскочил в коридор, он уже был у первой двери, поворачивал колесо.

– Стой!

Я побежал так быстро, как никогда не бегал. Сам не знаю, что хотел сделать. Зарубить эту тварь? Попытаться расспросить?

Коридор был пуст.

Дверь закрылась за крикуном. Колесо повернулось обратно.

Я врезался в дверь с разбегу, не обращая внимания на боль, повернул колесо, распахнул дверь, побежал дальше.

Пусто, везде пусто. Ещё одна дверь – и я вырвался на галерею, опоясывающую общий зал. Вцепился руками в перила, завертел головой.

Раненых убрали, растащили по комнатам.

Стаффы заканчивали с уборкой.

Пять человек стояли и что-то обсуждали недалеко от двери. Готовились выйти в рейд и, быть может, умереть.

Фальм, Гайто, этих двоих не знаю… Пятый – Дуайн. Американец, который пытался подкалывать меня в первый день, который входил в пятёрку Лин. Оказывается, он тоже выжил.

Ни намёка на крикуна.

Я бросился обратно. В тренировочный зал, в душевую, в туалет. В свою комнату. Перед комнатой Скрама я заставил себя остановиться.

Хватит.

Хватит, Крейз.

Ты сейчас с ума сойдёшь, если не остановишься.

Нет никакого крикуна, это был лишь сон.

Но дверь-то открылась. Я же точно её запирал перед тем как лечь.

Силы, которых и так было небогато, окончательно меня покинули. Я, волоча ноги, вернулся к себе. Упал на стул, положил на стол руки и уронил на них голову.

– Проклятое дерьмо, – сказал я комнате приглушенным голосом. – Однозначно.

– Крейз?

Я с криком подскочил на месте, и удивлённая рожа Гайто наглядно мне показала, до какой степени я неадекватно взвинчен.

– Ты только дуба не врежь с перепугу, – сказал он, предостерегающе подняв руки. – Ещё одного Наказания не хватало.

– Постараюсь, – прошептал я, рухнув обратно на стул.

Руки дрожали, колени – тоже. Чёрт… Надо как-то приводить себя в порядок. Для начала, наверное, поспать – только нормально, без всяких глючных снов.

– Видел, как ты выскочил, будто ошпаренный, а потом назад унёсся, – сообщил Гайто. – Ты как в целом?

– Нормально, – бросил я.

– Уверен?

– А если и нет? У тебя случайно завалялся пузырёк с антидепрессантами? Или я не обратил внимания на кабинет психолога? Может, предложишь погонять шкурку на время?

Гайто хихикнул и показал мне большой палец:

– А ты осваиваешься. Одобряю. Признай, поначалу шокировало, как мы общаемся, да?

– Н-да уж, – пробормотал я и отвёл взгляд.

– Что же до твоего вопроса… – Гайто подошёл и уселся на стол, как так и надо. – Таблеток и психологов не обещаю. Но мы можем поговорить. Это не стыдно, брат. Мне ты можешь сказать всё, что угодно, я никому не расскажу. Будет гораздо хуже, если ты сейчас промолчишь. Потому что потом твоё молчание может превратиться в проблему.