Текст книги "Византийская ночь"

Автор книги: Василий Колташов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

15

– Сколько у нас еще осталось проса? – спросила Ирина.

– Проса совсем нет, – ответил Амвросий.

Вода в котле закипала.

– Тогда гречиху неси, – сказала девушка.

Мальчик быстро обернулся, протянув холщевый мешок хозяйке.

«Надо было с утра отмочить», – подумала она. Засыпала коричневые зерна в котел, распространявший запах жареного сала. Бросила рубленые грибы. Положила несколько лавровых листьев, без которых Валент не желал обходиться. Соль в жидкую кашу полагалось добавлять лишь при еде.

Амвросий вернулся на лавку к Идарию.

– Худой обед, – заметил тот.

– Ничего…

Друзья сидели у очага с самого утра. Вчера они собрали много грибов и коры. Теперь старательно вырезали лодки для малышни. Самим пускать было уже не интересно. Стружки летели в очаг. Неудачные изделия тоже ждал огонь. Теплые всплески пламени ласкали загорелые лица ребят.

– Болотная руда, она ведь на корнях болотных растений откладывается. Собирается там. Оттуда ее и достают, а уже потом железо делают – продолжал рассказ Идарий.

– Как же это так? – удивился Амвросий.

Он усердно вытачивал фигурку неизвестного божества. Четыре лодки разной величины лежали у его ног. К самой большой был приделан парус из бересты. Нос ее остро выпирал тараном как у римского судна в одном из свитков Валента.

– Бывает, что и на озерах руду с корней достают. Вода она, брат, много чего человеку дает. Не только рыбу, понимаешь?

– Чего же еще?

Деяна рассказ о добыче железа не интересовал. Не волновали его и лодочки из коры. Он лежал на ложе Амвросия и посапывал, дожидаясь обеда. Каша с грибами не казалась ему худой. До сбора урожая оставалось еще, как он считал, далеко. Общины за стенами княжеского городища радовались и такой пище. Только избалованным кузнецам подавай мясо, думал Деян.

– Еще… – задумался Идарий. – Еще на берегах глину берут.

– Для горшков, – важно пробасил Деян.

– Это и я знаю, – сказала Ирина. Помешала варево деревянным черпаком. Почувствовала как толкается в животе будущий ребенок. – Разве это новость? По берегам рек много можно глины найти. Из нее в Италии и грубую кухонную, и красивую столовую посуду для господ делают.

– Далеко это «в Италии»? – поинтересовался Идарий.

– Далеко, – вздохнула девушка. Опустила красивые голубые глаза. Лицо ее за время беременности еще больше округлилось.

– Италия, она на юге. Это полуостров у моря, – пояснил Амвросий, на днях выпытывавший у Валента, где лежат в мире какие земли.

– На юге, это я понимаю.

К запаху топленого сала примешался аромат свежих грибов. Мухи утомительно кружились вблизи.

– Ох! – выдохнул Деян.

Ирина не была в восторге от указания Валента кормить всех друзей мальчика. Припасов оставалось немного. «Скоро совсем без крупы жить придется. Хвала Иисусу есть рыба, а иногда и дичь. Может быть, Всегорд тоже не даст умереть с голоду», – рассудила хозяйка. Ее новые подруги сплетничали о том, что если Даврит не вернется к зиме за Дунай, некоторые племена совсем откажутся снабжать городище.

– Без сильной дружины даже Всегорд не принудит своевольных старейшин уплатить дань, – сомневалась пышногрудая Станимира.

– Слышала я, что только ливичи с охотой пошлют нам хлеб, – вторила женщина постарше. – Другие племена противятся. Говорят, слишком много людей на юг ушло, сеять было некому, а теперь жать, мол, будет нечего.

Ирина качала головой. Верить в подобное не хотелось. Волхвы обещали хороший, хоть и поздний урожай. Это внушало надежду. Валент, все теснее сходившийся с Всегордом, не тревожился вовсе. Женщину успокаивало такое поведение. Еще, нравилась ей идея не в меру щедрого мужа заняться охотой в «этих диких местах», как он выражался. «С солониной в зиму не пропадем», – считала она, беспокоясь не только о себе, но и о долгожданном младенце.

– Так как же руду в болотах собирают? – спросил Амвросий. Ему жутко хотелось об этом узнать. – Ты говорил, тебе отец рассказывал?

– Да, – протянул Идарий. Он порядком проголодался. Это сбивало рассказ. – Специальными черпаками добытчики достают руду с болотного дна. Плавают они на специальных плотах, иначе на болоте в тех местах нельзя.

– Он что, болота тебе не видел? Это того, что с жабами? – захохотал Деян. – Ты еще расскажи, как лягушки квакают.

– Раз такой умный, сам рассказывай! – крикнул Идарий.

– Ну-ка хватит! – строго сказала Ирина.

– Валент говорил, что вы склавины, плохо землю пашете, – глубокомысленно заметил Амвросий. Ему почему-то стало нравиться считать себя римлянином. Прежде он никогда не думал о том кто он, к какому народу принадлежит. Все было просто во фракийских горах.

– Землю? – переспросил сын кузнеца.

– Как это! – подскочил от удивления Деян.

«Совсем от голода дети переругаются», – решила девушка. Они казались ей смешными. От этого румянец выступил на ее щеках, а гуды сложились в улыбку.

– Много я не знаю, – стушевался маленький римлянин, – но вроде как неглубоко ее перепахиваете. Оттого она быстро и слабеет. Потом забросите и лес жжете. Сначала урожаи большие, а дальше хуже делаются. У римлян не так!

– Откуда это твоему отцу знать, он и сохи то не видел!? Учить еще будет! – продолжал возмущаться Деян.

– Он в империи хозяином многих земель был, – попробовал возразить Амвросий. Шмыгнул носом. Чихнул от пепла.

– Перун свидетель. Признает правду, – кивнул сын кузнеца.

Деян махнул рукой. Что толку спорить? Разве у земли бывает хозяин? Смешно даже. Глупость одна. Не бывает у земли хозяина. Иначе, зачем ее создали боги? Нет хозяина ни у земли, ни у человека. Даже боги в людском мире не хозяева, хоть и сотворили его.

Невдалеке послышались шаги. Ребята посмотрели в сторону входа. Высокий, необыкновенно широкий в плечах мужчина, поклонившись, вошел в людскую часть дома. Лицо гостя плотно заросло рыжеватой шерстью. Русые волосы были убраны в хвост. Глаза враждебно горели под клокотавшими бровями.

– Охранят боги твой очаг, хозяйка. Могу я видеть твоего мужа?

Голос незнакомца показался Амвросию хрипловатым и грозным. На боку у него красовался изящный нож с позолоченной рукояткой. Поверх зеленоватой рубахи была надета медвежья шкура, превращенная в подобие куртки без рукавов.

– Кто это? – прошептал Деян.

– Отец косого, – еще тише ответил Идарий. – Ох, злой он охотник… Медведя руками удавит.

– Проходи, дорогой гость, – растерянно сказала девушка. – Вален здесь. Он во дворе, с другой стороны дома разговаривает с соотечественниками. Там…

Мужчина вышел, не дослушав ответа.

– Опять что-то натворил? – спросила Ирина Амвросия. Погладила мальчика по голове.

Амвросий проглотил язык. Пожал плечами, стреляя глазами по лицам друзей. Рассказывать не хотелось, хотя он и доверял девушке. «Сам разберись сначала!» – настаивал внутренний голос. Разум мальчика вновь пытался разгадать, почему Огняна пришла на помощь, когда все вокруг растерялись: «Зачем она прыгнула? Не побоялась! Разве я для нее не неумеха-гот? Могла ведь и не прыгнуть…»

– Может, вы скажете?

Деян мотнул головой. Друга он не выдаст.

– Ладно, – вздохнула она.

– Ничего не знаю, – отрезал Идарий.

За окном послышался раздраженный голос Валента. Подняв грубую занавесь, друзья выглянули наружу. Ирина уловила в звуках что-то недоброе. Поспешила к выходу. Бросила на ходу:

– Дров в очаг больше не бросайте. Пусть так дойдет.

16

– Почему же ты не ушел с князем? Феодагат собирал римлян для похода. Разве ты не знал? – Валент строго оглядел переминавшегося с ноги на ногу мужчину лет тридцати с чистыми глупыми глазами.

– Так ведь, почтенный… я ведь… – попытался оправдаться тот, совершенно растерявшись перед патрицианскими манерами приближенного Даврита. Откуда здесь мог взяться проклятый римский аристократ?

– Беглый он, раб, – помог черноволосый парень с плоским лицом и кольцами моряка в ушах.

– А ты, отчего не взял в руки оружие? – поднял в удивлении угольные брови Валент. На живом лице его изобразилась игра в наивное удивление. В душе он и, правда, не понимал этих людей.

– Мне нужды не было, – забегал глазами моряк.

Валент потеребил бороду. Вновь строго посмотрел на первого собеседника. Почувствовал его дрожь, страх глубокий и затаенный.

– Я туда… туда никогда, – заикаясь пробормотал тот.

Все они, недавние поданные империи, желали только окончания разговора. Того же ждал бывший раб с чистыми глазами. «Дрожишь? Но зачем? Чего тебе бояться?» – мысленно спрашивал римлянин.

Собравшиеся заволновались. Стали перешептываться. Валент слушал их голоса, стараясь уловить хоть частицу перемены настроения «Неужели в них ничего человеческого не проснется? Почему и здесь они остаются трусливыми подданными?» – думал он.

Крестьянин с глупыми глазами снова пытался отвертеться, так, будто его уже гнали на войну силой. Он опять пытался доказывать, почему не стоило ему идти в поход с союзным князем. Вновь получались сбивчивые звуки, бессмысленные вязанки слов.

– У него вся спина палками исписана, – помогал низкорослый мез[98]98
  Мезы – фракийское племя; позднее собирательное название жителей Верхней Мезии, произошедших большей части от этого племени.


[Закрыть]. – Сына на глазах управляющий забил… Всех коз забрали… Мы из одной деревни. Вся ведь беда: налоги плати, а земля не уродила. Солдаты свое бери, так еще хозяину надо…

«Так чего же вы не мстите, черти!» – мысленно закричал Валент. Дал себе глубоко вздохнуть. Спокойно сказал:

– Всегорд хочет собрать из римлян отдельный пеший отряд. Вы слышали об этом?

Беглецы робко закивали головами. Замычали в знак согласия.

– Он знает, что в землях склавин тысячи бежавших из империи людей. Дезертиры ушли с Давритом. Нам нужны лишь те, кто в силах орудовать копьем и топором. Нехитрое дело. Крепсоти нужно в горах защищать. Со стен, понимаете? Это вы можете?

– Да какие мы римляне, – заплакал сутулый здоровяк. – Дайте мне нормально пожить… Земля своя… Дети… Чтобы никто не трогал…

Валент еще раз пожалел, что взялся говорить с этими людьми. Он схватился за голову. Никогда прежде ему не приходилось полагаться на простолюдинов. Они всегда только обеспечивали его своим трудом, но никогда не служили опорой. Он подумал, что прежде почти не пробовал говорить с ними. Он только отдавал приказы. Страх исполнял их все.

– Копьем, конечно, можно поиграть, только вот зачем? – сказал парень с серьгами. Показал в глуповатой улыбке сточенные зубы.

– Моряк? – спросил Валент.

– Моряк. Евтихий, так меня зовут. Из Херсонеса. От готов сюда бежал. Попали мы к ним целым кораблем. Домой не стал возвращаться. Зачем? Некуда. Пятый год здесь.

– Вселенная не обходится без войны. Князю нужны воины. Горы нужно защищать от кочевников. Может получиться так, что сюда хлынут авары. Легче остановить врага в каменных проходах, чем пустить сюда – на равнину. Вы понимаете это?

– Ты здесь человек новый, Валент, – смело произнес Евтихий. Сощурил скифские глаза. – Раньше мы если что в чащах да на болотах прятались. И теперь нас лесной дух сохранит. С аварами драться я не хочу. Те, что с князем ушли, они за серебром ушли.

– Ты, как я слышу, забыл своих богов?

– Богов много, а шкура одна.

Валент развел руками. Логика моряка была неотразима. «Как легко с теми, кто служит за плату», – подумал благородный изгнанник. Заставить этих людей сражаться мог только меч. Готовясь к войне с Византией, Даврит собирал армию не только уговорами, но и силой. Он переламывал через колено упрямые племена. Не одними аргументами разума, но силой дружины внушал он союзу склавин свой авторитет. Также добивался могучий князь выплаты даней, кормивших городище Магуры.

– Заставить нас ты не сможешь. Сами мы не пойдем. Не к чему нам война. Скоро дозреет рожь. Идет время мед собирать, – негромко произнес дак с рассеченной ноздрей[99]99
  Даками в Византии называли жителей Прибрежной Дакии, прилегавшей к Дунаю провинции империи.


[Закрыть]. Глаза его светились искренней голубизной. Он один стоял в замшевой шапочке.

Валенту показалось, что человек этот едва держится на кривых ногах. На мгновение подумалось, что стоит только надавить, приказать, как это всегда делалось в Византии, и люди подчинятся. Подчинятся. Сделают, что от них требует господская сила. Римлянин отогнал глупое заблуждение. «Если не помогут уговоры, тогда помогут авары», – повторил он злые слава Всегорда. Не минуты тот не сомневался в бесполезности подобных попыток.

Все говорили одно.

– Сколько тут живу, никогда еще настоящей войны не видел. И никто не видел. Князья дрались, мстили друг другу за обиды. Племена ругались. Старейшины проклинали друг друга, а край здешний как жил, так и живет без большой беды.

– Не будет никаких аваров, – сомневался моряк.

– Не мы одни хотим жить в покое. Племена, приютившие нас, тоже отдали дань войне. Дел теперь много… – смотря в землю, пробурчал широконосый фракиец. Жидкие седые волосы облепляли его красные уши. – Кочевники приходят и уходят, а хлеб, рыба и дичь остаются. Чащи спрячут нас если нужно. Пусть дерутся дружины…

«Жить в покое?» – мысленно повторил Валент. Вновь оглядел десяток землепашцев, бывших рабов или бедняков спасшихся от римских порядков в этих крах. «В Италии ты не зря полагался только на букелариев. И не зря здешние князья ищут опору в дружинах, а не простых общинниках. Иначе где еще взять силы для воплощения замыслов», – сказал он себе. Уговоры не имели смысла. Поднять беглецов на войну могли только старейшины племен, среди которых те обитали.

– Брось этих людей, Валент. Рабы даже на свободной земле остаются рабами. Пусть Перун вырвет мне сердце, если я лгу, – прорычал человек в медвежьей шкуре.

– Так вот кто кричит, – басисто установил Деян. Он первым бросился к окну, вырубленному в бревенчатой стене.

На зиму оно забивалось деревом, летом – прикрывалось тряпкой или звериной шкурой.

– Тише! – пресек его Идарий.

Валент обернулся. Властным знаком отпустил соотечественников. Те с ропотом поплелись в сторону городских ворот.

– У меня есть к тебе разговор, римлянин. Ты ведь слышал обо мне? Я шел ругаться с тобой, но, похоже, изменил намерения.

– Ты медвежатник Сом?

– Верно.

Валент протянул руку. Сом пожал ее с силой. Губы римлянина дрогнули от скрытой боли. Он отныне не сомневался, что этот человек мог удавить медведя любой величины.

– Скажи, зачем ты связался с этим сбродом? Они не воины, не охотники. Я бы сказал… Они не мужчины. Пускай себе ковыряют землю.

– Такова необходимость, – сухо ответил римлянин, разминая ноющую кисть за спиной. Подумал: «Вот кто точно лишен исторической магии своего племени. Только хватка, напор и наглость. Даже князь не пожелал брать его с собой».

Рассказывали, что много лет назад Сом отбил у Даврита женщину. Она родила медвежатнику нескольких дочерей и одного сына – Невзора. Однажды Валент слышал, как князь посмеивался над этим мальчиком, называя его шуткой Велеса.

Они смерили друг друга глазами.

– Необходимость? – с иронией повторил Сом. – Тебе лучше знать. Скажи Всегорду, пусть, когда нужно, рассчитывает на меня. Я соберу ему полсотни таких парней, что сам Перун не сможет одолеть.

– Ты я вижу, не боишься богов, – с похвалой заметил Валент.

– Про меня говорят, что я боюсь только медведей! Не слышал такого!? – грубо расхохотался Сом.

Римлянин улыбнулся.

– Вот что… Наши дети дерутся. Сын у меня один. Я не хочу, чтобы мальчика покалечили в драке. Его и так задирают слишком часто. Он этого не заслужил. Твоего мальчишку, я знаю, задирают не меньше. Никто не любит римлян.

– Особенно сами римляне, – смягчил тол Валент.

Варвар снова расхохотался, показав волчьи клыки. В смехе его ощущалась неискренность. Чувствовалась едва прикрытая угроза. Он опять заговорил. Слова его делались злее одно за другим.

– Пусть твой волчонок держится подальше от моего медвежонка. Иначе я начну разговор так, как начинаю его, забираясь в берлогу к зверю. Ты слышал, наверное, про мои дела? Что скажешь!?

Валент почувствовал, что нервы его производят холод. В оглохшем теле горела только растущая ярость. «Даврит не зря плохо переносит этого человека. Понимаю его», – подумал римлянин. Средним пальцем левой руки он пробежал по влажным бровям. Вздохнул, собираясь с мыслями. Дал себе немного успокоиться.

– Ну и терпение у твоего папаши! – заметил с восхищением Деян.

– Даже мой бы вскипел от такого. Уж он-то этого медвежатника Сома не переносит, – многозначительно добавил Идарий.

«Выдержка сохраняет жизнь, но долгое терпение губит сильный характер», – про себя повторил Амвросий любимые слова Валента. Мальчику стало страшно. Захотелось выбежать, объяснить, что и как случилось тогда у яблони. Делать этого было нельзя. Какое значение могли иметь слова ребенка?

– Ты сказал, что пришел говорить мирно?

– Это было так, – двусмысленно ответил охотник.

– Мне не известно, что и как делают дети. Я не одобряю их, если они пускают в ход обидные прозвища или кулаки. В мире хватает иных дел, чтобы применить силу с честью, – продолжал римлянин с расстановкой. Ему требовалось время, чтобы верно подбирать слава в чужом языке. – Но я точно знаю: если они сейчас не являются друзьями, то ни что не мешает им стать ими.

Лицо собеседника осталось каменным. Глаза были напряженными докрасна. Но, несмотря на острые признаки дикого зверя, Валент уловил перемену.

– Ты рассудителен, римлянин… – Сом почесал волосатую шею. Ясный взор Валента встретился с напряженным взглядом склавина. – Задирают ведь не только Невзора. Римлян не любят еще больше. Об этом я не подумал. Достойных среди вас мало.

«Как он может так говорить!» – метнулось в голове Амвросия. Ему вновь захотелось крикнуть, прервать этот оскорбительный поток. Но Валент оставался спокоен. Это неописуемое спокойствие передавалось всем вокруг. Оно заражало, погружая в безмятежность, заставляя шевелить даже неповоротливыми мозгами.

– Я буду рад, если Амвросий научится у тебя хватке и смелому духу. Друзьями мальчиков сделает время. Положись на него.

«Вот еще! С косым дружить – последнее дело», – безмолвно возмутился Амвросий. Он и подумать не мог о таком!

– Ладно, – продолжал Сом ленивым тоном. – Скажу Невзору, пусть не смеет жаловаться. В этом чести нет! Но ты запрети своему волчонку швыряться отравленными словами. Договорились, Сварог тебя разорви? Понял ты меня!

Валент вежливо улыбнулся, не дав дрогнуть ни единому мускулу.

– Хватит подслушивать чужой разговор, – сказала Ирина. Она незаметно вернулась, убедившись, что все идет хорошо. – Садитесь лучше есть. Слышите, ротозеи?

– От пищи больше пользы, чем от пустой болтовни, – прокряхтел Деян. Подергал затекшими плечами.

– Ничего ты не понимаешь! – воскликнул Идарий.

17

Хозяева не успели покинуть роскошной виллы. Среди просторного дворика стоял десяток упряжек нагруженных имуществом: одеждами, посудой, мебелью, предметами искусства. Склавины пришли слишком быстро, слишком внезапно.

– Пощади нас, господин! Пощади! – с колен молили члены сенаторской фамилии. – Мудрый, могучий владыка! Иисус поможет тебе, только сохрани нам жизни! Возьми все! Только пощади! Мы не сделали тебе ничего!

Даврит грозно восседал на стуле с высокой спинкой. Вокруг стояли приближенные, воины и друзья. Спешивались и подходили дружинники. Толпа воинов и примкнувших к варварам римских бедняков окружала знатного сановника, его рыдающих жену и детей. Смотрели недобро.

– Князь они не успели ускользнуть, – шепнул Даврите белоусый воин, чтимый за храбрость. – Чего их жалеть. Он хотел лишить нас добычи, старый боров.

– Убей их князь или отдай нам! – кричали колоны. Размахивали серпами, топорами и вилами. – Этих тварей надо перебить! Мы забросаем их камнями, как бешеных собак! Смерть им! Во имя Христа! Смерть сенатским выродкам!

Даврит молчал. Слушал голоса. Руки князя склавин скрестились на груди. Пристально смотрели слегка раскосые глаза.

– Что прикажешь, князь? – спросил брат Даврита Ждан, подергивая русый ус.

– Пусть римляне скажут мне, как и за что я должен наказать их господ! Слышите? Я жду.

Толпа загудела. Затопталась. От нее отделился молодой загорелый парень. Подойдя к князю, поклонился низко.

– Владыка, – обратился он. – Здесь нет старшего сына нашего господина. Но я скажу и за него. Он забавлялся с моей сестрой, а когда она тайком пыталась бежать, убил ее. Мы не рабы, благородный Даврит, но с нами обращаются хуже. Мой отец трижды был бит палками, только за неурожаи винограда. Разве так поступают христиане!? Прокопий, наш сосед, когда его хлестали плетью, умер. Сенатор, вот он, боров, тогда смеялся, говоря: у дураков легкая душа. Потом за недоплату велел пороть всех должников, а самых бедных две недели держали в яме на воде. Мы нищие по их вине, паршивые собаки. Все их племя, жадное и злое!

Молодой человек в ярости стал запинаться. Его подбадривали голоса селян. Даврит потянул воздух гордым носом.

– Он для забавы издевался! Что без него творили, тоже говори! Про управляющего! Скажи про Фому! Пусть всех накажут!

– Нас постоянно били, оскорбляли. Скольких сгноили в своей тюрьме!? Все забирали, что только нам земля давала. Тех, кто бежал, солдаты возвращали. Казнили многих. С оружием с нас выбивали все налоги. Без хлеба, на одной траве держали зиму, как баранов. Фому забили палками до смерти. Мешок зерна, одолженный весной, по осени мы возвращали десятью.

– Все с нас сосали, кровопийцы! За каждую скотины мы платили. Вон разжирели как, собаки! Убить их мало! – звучно поддержали парня женские голоса.

Протолкнувшись вперед, худенькая женщина грозно произнесла:

– Не жалей их, владыка! Именем господа, люди просят – не жалей.

– Смерть воровскому роду! Смерть! – закричали взрослые крестьяне, побаивавшиеся говорить всю правду в глаза низвергнутому хозяину. Еще вчера он грозно повелевал. Ослушаться его было нельзя. Сегодня гордый землевладелец простерся на земле, прося пощады. Молодежь верила, что варвары явились навсегда. Старики осторожничали, сомневались, даже в гневе действовали только сообща, как бы слагая этим вину с каждого отдельно.

– Достаточно! – приказал князь. – Землю разделите. Коней с сенаторской конюшни и половину всей живности я забираю. Поборы отменяю. В общину принимайте всех. Рабов освобождаю. Колонов больше нет. Константинополь здесь не властен. Чиновников и воинов врага немедленно захватывать и доставлять ко мне или казнить, решением общины.

– Что делать с этими? Бей их! Убивай!

– Князь, выслушай меня! – завопил сенатор, растирая слезы мягкими кулаками.

Даврит поморщился. Болела старая рана в ноге. Он получил ее много лет назад, сражаясь вместе с аварами против византийцев. Это было под станами Сирмия. Стрела тогда впилась ему в бедро. Нога зажила, лишь иногда доставляя неудобство.

«Перун, зачем я согласился разбирать этот спор? Пусть бы Боз всех изрубил, как он того хотел. Скорый суд – самый мудрый суд на войне», – подумал князь. Но сказанного он не мог отменить.

– Прояви милость, владыка!

– Выслушай, великий государь! – заплетаясь, проревела жена сенатора. Подняла заплаканные глаза под чернеными дугами бровей.

– Пусть, что ли скажут? – предложил брат князя.

– Чего их слушать! – возразил Боз. Тряхнул белокурой головой.

– Говорите! – приказал Даврит, подняв сильную руку.

Ноющая боль в ноге отступила. Князь с удовольствием подумал о захваченных богатствах: дорогой утвари, больших стадах, превосходных лошадях и рабах. Даже каган не брал на войне столько ценностей. Боги улыбались Даврите, Перун защищал его: ни одной царапины не получил князь за минувшие месяцы. Силы его росли, пополняясь отрядами колонов и рабов. Князь не ставил их высоко, но это была нужная помощь.

– Солон, мудрый афинянин, учил: нельзя судить, не выслушав обоих[100]100
  Солон (между 640 и 635 – около 559 до н. э.) – афинский политический деятель, поэт, социальный реформатор.


[Закрыть]. Обе стороны, достойны слова, в чем бы их не обвиняли, – дрожащим голосом начал речь сенатор. Окружавшие его родственники закивал головами. – Иначе можно наказать безвинно, а это самый страшный грех. Весь мир построен на законе, традициях, обычаях народов. Они различны, но всегда идут от бога. Я не наказывал безвинно, а строгостью своей обязан нравам и установленным порядкам. Законы императора едины, как для раба, колона или гражданина. Без этого погибнет государство.

– Мой муж безвинен! Он только соблюдал порядки, – всхлипнула сенаторша.

«Красиво говорит, словно венок плетет», – мелькнуло в голове Даврита. Князь понимал не все. Язык римлян казался ему лишь отчасти знакомой рекой. Иной раз приходило угадывать слова. Но точная красота речи сенатора не могла от него ускользнуть. Он знал: византийская знать с детства обучалась красноречию. Слушая прежде императорских посланцев, князь поражался их умению складывать слова, придавая сказанному нужный смысл и дух.

– Сегодня люди злятся, завра – любят. Настрой меняется, законы сами никогда. Ты можешь изменить, владыка, я только подчиняюсь. Меня не любят, вижу, что не любят. Но разве есть моя вина, что установленный порядок строго соблюдался? Всегда и неотступно. Бог свидетель.

– Увертливые воры! Наглые собаки! – свирепела толпа. – Вырвать языки! Кишки им все наружу!

Князь жестам приказал всем замолчать. Понимавшие латынь склавины с интересом переглядывались. Слова магната казались разумными. Даврит внимательно слушал, сложив руки на рукоять меча. Глаза князя оставались прищуренными. Взгляд был насторожен.

– Владыка, изменяя закон, как хочешь, но не наказывай безвинно тех, кто следует ему! – продолжал сенатор дрожащим голосом. – Иисус свидетель, твой порядок я также буду соблюдать.

– Убить их! Сжечь! Бросайте камни, люди! Смерть кровопийцам! Убийцы! Воры!

Даврит потянул ноздрями воздух.

– Дайте князю слово! – заревел Бол, перебивая гул толпы.

Воцарилась тишина.

– Вы не защитились. Народ вас не прощает, – заключил Даврит под радостные крики толпы. – Сенатор, слышишь! Мой закон не в том, чтоб перенять порядки Рима, а в том, чтоб их смести как дикую заразу. Спалить и раздавить. Виновен всякий, кто им верен. Ты виновен! И род твой тоже.

– Владыка, пощади! Могучий повелитель, оставь нас как заложников, мой сын запалит! Анастасий все отдаст! Пощади! – ревели сенатор с родственниками и приближенными, несмотря на полетевшие в них камни.

– Прекратить! Суд кончен. Сожгите всех. Сожгите виллу тоже. Добычу разделить. Детей сенатора я забираю в рабство. Все довольны?

– Слава! Здоровья, князю! Владыка, здравствуй!

– Проклятый варвар, – зашипела круглолицая сенаторша. – Сам гори в аду. Дикая скотина, сын шлюхи, грязный скиф. Гори в аду, язычник!

Приговоренных схватили и под улюлюканье толпы поволокли к конюшне, откуда уже выводили лошадей. Люди охапками несли солому и ветки. Появились факелы. Радость горела на лицах колонов. Сладкая месть за бесконечные обиды обжигала в глазах. Огонь охватил здание. Страшные крики прорвались сквозь стены.

– Коня! – приказал Даврит.

В потоках пыли вновь помчались склавины вперед.

Всюду во Фракии горели поместья, неслись табуны и стада. Плелись за Дунай обозы с богатой добычей. Тысячи пленных уводили склавины в свой лесной край. Поднявшиеся против хозяев колонны, рабы и городские бедняки вместе с варварами шли в бой против войск автократора. Закрывшись каменными стенами, империя выжидала, сторонясь сражений. Но стычек и потерь было не избежать.

Под Адрианополем Даврит атаковал большой отряд схолариев, вышедший из города. Готы засыпали римлян стрелами. Дружина князя с копьями обрушилась на врага. Не выдержав удара, византийцы бежали, разбросав по равнине тела своих воинов в дорогих доспехах, расписные щиты, оставшихся без хозяев ухоженных коней.

Все захваченные в походе знамена римлян Даврит приказал сложить в костер у стен города. Пожирая фальшивую позолоту, огонь вспыхнул на резных деревянных значках. С башен города видели, как горят символы византийских легионов с перекрещенными буквами «Х» и «Р», символизировавшими Христа. До темноты не смолкали дикие скифские песни. Слышались оскорбления августа и цезаря, призывы сдаться. Все Балканы до Иллирика и юга Эллады стали землей варваров.