Текст книги "Время далекое и близкое"

Автор книги: Василий Коньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

В те дни части 115-й стрелковой дивизии и 4-й бригады морской пехоты вели упорнейшие бои за расширение Невского пятачка. Руководило нашими действиями командование Невской оперативной группы. Приказом Военного совета фронта она была образована 22 сентября. В нее вошли войска, сражавшиеся на Неве. Командующим Невской оперативной группой был назначен генерал-лейтенант П. С. Пшенников.

Перед Невской оперативной группой и 54-й армией (она к 26 сентября включена в состав Ленинградского фронта) была поставлена задача – разорвать кольцо блокады на синявинском направлении.

Но противник сумел стянуть в эту узкую горловину, отделявшую 54-ю армию от Невской оперативной группы, значительные силы и оказывал упорное сопротивление. Более того, фашисты пытались сами ночью на плотах форсировать Неву. Наши части, оборонявшие правый берег – 5-й истребительный батальон, 638-й стрелковый полк и 313-й артиллерийский полк, – пресекли эту попытку. Противник понес немалые потери.

Около десяти дней продолжались тяжелые бои на плацдарме. За это время враг потерял более трех тысяч убитыми. Мы захватили много снарядов, большое количество оружия, уничтожили семь артиллерийских и пять минометных батарей, подбили более двадцати танков и десятки других машин. Немецко-фашистские части были несколько потеснены.

Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гальдер впоследствии признал: "День 24.9 был для ОКВ в высшей степени критическим днем. Тому причиной неудача наступления 16-й армии у Ладожского озера, где наши войска встретили серьезное контрнаступление противника, в ходе которого 8-я танковая дивизия была отброшена и сужен занимаемый нами участок на восточном берегу Невы"{11}.

В связи с этим была задержана переброска на московское направление двух фашистских танковых и одной моторизованной дивизий. Кроме того, гитлеровское командование направило под Ленинград для усиления 16-й армии еще две пехотные дивизии и три полка. Все эти соединения и части были вскоре обескровлены.

С нашей стороны потери тоже были немалые – в том числе ранеными. Всех их мы сумели эвакуировать с плацдарма. Медицинская служба, руководимая дивизионным врачом 115-й стрелковой дивизии, а затем начальником медслужбы НОГ полковником медицинской службы Т. Д. Рубителем, была хорошо организована. Вместе с батальоном Дубика на плацдарм ушел передовой медицинский пункт нашей дивизии во главе с военврачом А. З. Цицишвили. Когда количество войск на Невском пятачке увеличилось, мы развернули объединенный полковой медпункт, которым руководил военврач 3 ранга П. Ф. Большаков. Особенно следует отметить молодых девушек фельдшера Машу Голомедову, медсестру Раю Стротивную, санинструктора Доялову, которые спасли жизнь сотням раненых. Маленькие, худенькие, в огромных кирзовых сапогах, они смело шли в самое пекло боя, отыскивали раненых, оказывали им первую помощь, перетаскивали их на своих спинах. Приведу лишь один пример: санинструктор Нина Зайкина вынесла с поля боя десятки бойцов. Она была убита осколком. Похоронили героиню на плацдарме.

Тяжело было оказать первую помощь раненым на Невском пятачке, но еще труднее эвакуировать их на правый берег. Днем раненые лежали в укрытиях, а ночью на лодках и паромах под интенсивным огнем врага санитары отправлялись в опасный путь. Санитар Моисеенко только за одну ночь переправил более 30 человек, совершил девять рейсов, пошел в десятый и был ранен осколком. Санитар Воробьев вернулся на рассвете из последнего рейса, собрался отдохнуть, но, когда увидел, что тонет большая лодка с людьми, снова сел за весла и спас раненых. Число раненых, в дни боев переправляемых на правый берег, нередко превышало-300 человек...

Наши силы таяли, пополнение не поступало, но командующий Невской оперативной группой все время требовал активных действий на плацдарме. Распоряжения следовали одно за другим: "Очистить левый берег на 3 километра, овладеть поселком No 6..." Но все наши новые попытки атаковать силами поредевших от непрерывных боев подразделений успеха не имели. Мы, правда, провели отвлекающий маневр – форсировали Неву в направлении поселка Отрадное силами отдельного разведывательного батальона дивизии, но встретили упорное сопротивление гитлеровцев и вынуждены были отказаться от дальнейших действий.

В конце сентября на командный пункт нашей дивизии приехал полковник В. Н. Федоров – командир 10-й стрелковой бригады. Он сообщил, что бригада сосредоточивается в районе Островков. Ее задача – форсировать Неву, овладеть Отрадным, содействовать нашему наступлению на плацдарм. Мы обсудили вопросы взаимодействия, и Федоров уехал к себе в бригаду.

Три дня гремела артиллерийская стрельба в районе переправы 10-й бригады. В штаб нашей дивизии никаких данных о ее действиях не поступало. Это тревожило меня.

– Послали офицера связи, но пока никаких новостей, – доложил мне начальник штаба дивизии полковник Н. В. Симонов.

Положение в районе Отрадного, по-видимому, осложнялось. Мы слышали частые разрывы авиабомб. Отдельные самолеты противника пролетали и в наш район боевых действий.

В это время на командный пункт дивизии прибыл командующий Невской оперативной группой генерал Пшенников.

– Поедемте со мной в район 10-й бригады, – обратился он ко мне.

Мой шофер хорошо знал дорогу в Островки. Оттуда мы добрались к району переправы на Неве. Машину оставили в лесочке, а сами перебежками от укрытия к укрытию направились к переправе. В небе над районом переправы кружились десятки вражеских самолетов. Они бомбили переправу и позиции бригады. Над нами появились три фашистских самолета. От них отделились бомбы. Мы плотнее прижались к земле. Бомбы упали недалеко от канавы, где мы залегли.

Вскоре мы встретили командира одной из частей, и он рассказал, что произошло с бригадой. За три дня на левый берег Невы было переправлено два батальона и два танка БТ-7. Переправившиеся атаковали врага, но успеха не имели. Авиация противника наносила удары по переправе. Большая часть плавсредств была разбита и потоплена.

10-я бригада понесла тяжелые потери, погиб ее командир полковник Василий Николаевич Федоров. Мы тяжело переживали гибель этого смелого человека.

Вскоре генерала Пшенникова и меня вызвали в Смольный. Пригласили в кабинет командующего Ленинградским фронтом генерала армии Г. К. Жукова. Там уже находился член Военного совета генерал-лейтенант А. А. Жданов.

– Что у вас там случилось с бригадой на переправе? – обратился командующий к генералу Пшенникову.

Его доклад получился неубедительным. Главное, не смог объяснить причины неудачи.

Г. К.Жуков, высказав неудовольствие в его адрес, предложил генералу Пшенникову удалиться из кабинета. Пшенников вышел. Наступила пауза. Я стоял и ждал, что же будет дальше.

Ко мне обратился А. А. Жданов:

– Скажите, генерал Коньков, только по-партийному, как там было на переправе 10-й бригады?

Я доложил все, что мне было известно, рассказал, как я с генералом Пшенниковым побывал на переправе и что там видел.

– Бригада понесла тяжелые потери от авиации противника, – закончил я свой доклад.

Г. К. Жуков посмотрел на меня и сказал:

– Товарищ Коньков, принимайте командование Невской оперативной группой. Задача прежняя – больше активности.

Я уехал в Невскую Дубровку, на командный пункт дивизии.

Нелегко было расставаться с командирами штаба, политотдела, с родной дивизией. Слишком много было связано у меня с ней: походы по Прибалтике, бои на Карельском перешейке, на берегах Невы. Все мы, командиры, сроднились. Сблизила нас боевая обстановка. Что ни говорите, но нет дороже боевого друга-фронтовика. Особенно тяжело было расставаться с комиссаром дивизии Владимиром Андреевичем Овчаренко. Он тоже получил новое назначение – начальником политотдела 23-й армии.

...У каждого из нас есть в сердце люди, ставшие для нас примером в жизни. По ним выверяешь свой шаг, у них занимаешь силу, жизненную стойкость, духовную крепость. Таким для меня был и останется навсегда Владимир Андреевич Овчаренко.

Лето далекого теперь уже 1940 года. Я вступил в командование 115-й стрелковой дивизией, стоявшей в Литве. Вскоре прибыл и комиссар дивизии Владимир Андреевич Овчаренко. По званию – полковой комиссар, возрастом 34 года, с образованием академическим. На гимнастерке алел орден Красного Знамени. "В боях с. белофиннами получил", – объяснил Владимир Андреевич политотдельцам. Им же, знакомясь, рассказал: родом с Полтавщины, был рабочим, несколько лет возглавлял райком комсомола.

Наш комиссар был простым, доступным, широко мыслящим человеком. Открытое, спокойное лицо, ясные глаза привлекали, вызывали невольную симпатию. И еще самое главное: он всегда был в работе, никогда – в праздности. С утра и до позднего вечера на ногах, среди людей.

А время отличалось суровостью, напряжением, оно требовало от каждого красноармейца, командира и политработника предельной отдачи, отдачи осознанной, вдохновенной, реальной. В воздухе ощущалось приближение грозы.

Вот как жила наша дивизия в тот последний предвоенный период. Изо дня в день, без выходных, полевые работы по укреплению границы. Потом долгий и трудный марш – своим ходом, с тактическими учениями, зимой в Ленинградский военный округ. Весной (как говорили шутники: не успели отдохнуть ноги, высохнуть портянки) дивизия снова совершила переход: из района Кингисепп Сланцы через Ленинград на Карельский перешеек, вплотную к границе.

Началась Великая Отечественная война. Бои на выборгском направлении, тяжелые, изнурительные. Опять переход – в Ленинград, в район Невской Дубровки, чтобы грудью прикрыть город Ленина, колыбель Октябрьской революции.

Здесь на многокилометровых переходах, на земляных работах, в оборонительных боях показал себя Овчаренко политработником фурмановского склада, комиссаром ленинского типа. На маршах, бывало, несмотря на морозы в тридцать градусов, идет с батальоном, идет подмогой командиру, другом бойца, идет, воодушевляя людей. Пока остались позади многие сотни километров, он какую-то часть пути провел с каждым батальоном, побывал во всех ротах.

И то, что не имели мы обмороженных, что кухни вовремя людей кормили, на привалах обязательно кто-то из политработников, коммунистов выступал, первая заслуга его, комиссара. Дивизия прибыла на новое место готовой к любому испытанию!

Любил я, когда Овчаренко выступал. И не обязательно, чтобы полк или батальон перед ним находился. Сидят на привале пять-шесть солдат – и он сядет. Он много знал, глубоко разбирался в международной и внутренней обстановке и хотел, чтобы его знания, идейная убежденность были оружием его товарищей, его подчиненных. Помню выборгское направление. Холода. Вражеские снайперы. Иду со окопам. За одним из поворотов слышу голос комиссара: "Они пришли в наш дом, они – разбойники, значит, дело наше правое, ненависть наша священна, значит, мы вправе и в обязанности бить их беспощадно, бить смертным боем". Потом по рукам идут газеты с фотографиями, где виселицы, где могилы безвинных, где дети и старики в тряпье, в нищете. Такие беседы не забывались, такие беседы равнялись снарядам и патронам.

Шел бой, тяжелый бой. Бой в районе Энсо, на левом фланге 638-го стрелкового полка. Противник большими силами вклинился в наше расположение. Рукопашная схватка идет в первых траншеях. Вижу – Овчаренко там. С автома-116

том. Не слышно голоса. Но он, наверное, кричит: "Вперед, вперед!" Зовет бойцов за собой, ведет за собой. В том бою, памятном для нашей дивизии, Овчаренко был ранен, его едва успели перевязать – и снова в бой, снова лоб в лоб со смертью, снова призывное слово, зовущее вперед, к победе. 638-й полк выстоял, и командир полка докладывал мне: "А комиссар-то у нас – настоящий герой!"

Через несколько дней противник превосходящими силами перешел в наступление на нашем правом фланге, на участке 576-го стрелкового полка. Там создалась наибольшая опасность прорыва обороны. И туда именно отправился Овчаренко. Спустя некоторое время позвонил мне командир полка:

– Если бы вы видели его в бою!..

Более двух месяцев вела дивизия тяжелые оборонительные бои, и в самых опасных местах всегда был комиссар – теперь уже бригадный комиссар Владимир Андреевич Овчаренко.

Обстановка осложнялась. Противник прорвал оборону на нашем правом фланге, в стыке с соседней дивизией, и углубился в наш тыл. 576-й стрелковый полк вел бой, как говорится, с перевернутым фронтом и отходил к реке. Противник перерезал коммуникации. Прекратился подвоз боеприпасов и продовольствия. Создалась очень и очень опасная ситуация, и как раз в это время должны были подать самоходные баржи для переброски частей нашей дивизии через Финский залив в Ленинград.

В этой тяжелой обстановке требовались особо высокая дисциплина, организованность, четкость и твердый порядок, чтобы в условиях огневого воздействия врага посадить людей на суда, обеспечить передислокацию частей. Комиссар вместе с политработниками помогли мне и штабу выполнить эту трудную задачу. Дивизия не понесла потерь, вскоре сосредоточилась на окраине Ленинграда, чтобы вступить из боя в бой.

По приказу командования мы заняли оборону на Невской Дубровке...

Там познакомился, а потом и подружился с Овчаренко специальный корреспондент "Красной звезды" писатель Лев Славин.

– Я жил с ним в одной палатке, – рассказывал он потом. – Блиндаж, землянку невозможно вырыть: под нами – камень, гранит. Характерная деталь: в палатке, в углу, под наклонной брезентовой стеной, – самодельный шкафчик с книгами, единственная роскошь, которую позволил себе на фронте комиссар. Он не пил спиртного, не курил, считал, что и на фронте человек не должен поддаваться слабостям. Он весь сиял душевной чистотой. Это был жизнерадостный, откровенный человек с рыцарским характером, храбрый и прямой...

Так писатель-краснозвездовец Лев Славин обрисовал облик комиссара, о котором решил писать повесть.

Увы, не суждено было Льву Славину создать повесть об этом прекрасном сыне партии. Не увидели мы и Владимира Андреевича в ликующем после снятия блокады Ленинграде, в поверженном Берлине. Он погиб в сорок втором под Волховом.

А если точнее, не погиб! Живет комиссар в сердцах всех, кто его знал, его дела живут в сердцах молодых защитников Родины.

...Командование 115-й стрелковой дивизией временно принял полковник Н. В. Симонов. Через несколько дней прибыл новый командир – полковник А. Ф. Машошин. Комиссаром дивизии был назначен бывший начальник политотдела Л. П. Федецов. Я радовался, что проверенные в боях люди остались рядом со мной.

Штаб Невской оперативной группы состоял из группы командиров-операторов, командующего артиллерией и начальника штаба. Добавлю, ни средств связи, ни собственного транспорта у нас не было. Я решил сохранить за штабом НОГ связь 115-й стрелковой дивизии. Отсюда, с командного пункта дивизии, расположенного недалеко от переправы, было удобно управлять войсками. Тем более что штаб 115-й стрелковой дивизии во главе с Н. В. Симоновым перебрался за Неву, на Невский пятачок.

Теперь на плацдарме были в основном все части 115-й дивизии и 4-й бригады морской пехоты. Для укрепления обороны правого берега Невы в Невскую оперативную группу прибыла 11-я отдельная стрелковая бригада. Она заняла оборону на участке 115-й дивизии. Ей подчинялись истребительные батальоны народного ополчения. Одновременно эта бригада обеспечивала форсирование Невы другими частями, частью сил вела боевые действия на плацдарме.

Я придирчиво проверил боеспособность частей Невской оперативной группы и ознакомился с новыми разведданными о противнике. Ничего утешительного для нас не было. К полевым фашистским частям, первыми вышедшим на левый берег Невы, прибавились еще части 7-й авиадесантной, 20-й моторизованной, 96-й пехотной и 207-й охранной дивизий. Их поддерживали танковые подразделения и авиация.

Враг стремился во что бы то ни стало сбросить нас с плацдарма. И мы с неимоверным трудом сдерживали его натиск.

Такова была реальная обстановка на Неве. Ее я представлял в деталях. И все, как есть; доложил генералу армии Г. К. Жукову, когда меня в очередной раз вызвали в Смольный. Он выслушал мой короткий доклад. Потом подвел к карте, сориентировал в обстановке под Ленинградом и Тихвином. Подчеркнул большое значение операции на Неве, которую следует продолжать, добиваясь целей, поставленных перед Невской оперативной группой. Георгий Константинович также информировал, что в двадцатых числах октября в состав Невской оперативной группы придет несколько дивизий. На пополнение прибудет и особая часть, имеющая на вооружении орудия большой огневой мощи, которые будут применяться под Ленинградом впервые. Это были "катюши".

Командующий приказал войскам Невской оперативной группы перейти в наступление с целью разгрома шлиссельбургской группировки противника. Присутствовавший при этом разговоре член Военного совета А. А. Жданов спросил меня о том, сколько времени потребуется для подготовки операции.

– Пять дней будет достаточно, – подумав, ответил я, – чтобы переправить на левый берег вторые эшелоны.

А. А. Жданов негромко, но очень твердо сказал, что в городе остается продовольствия на два-три дня и что такого времени на подготовку операции дать невозможно, надо действовать немедленно.

На этом разговор был закончен.

Я торопился в Невскую Дубровку, но выбраться из города ночью во время бомбежки было нелегко. Регулировщицы не раз останавливали машину, предупреждали:

– Дальше проезда нет, только что разорвалась фугаска, там завал...

Никогда не забуду своего шофера туляка Петра Воронина. Читатель уже знает, что мы с ним были вместе в больших походах в мирное время, в советско-финляндскую войну. Это был личный водитель, помощник, друг, близкий мне человек. Не раз спасал он мне жизнь. Благодаря его находчивости нам и на этот раз удалось благополучно миновать все завалы и пожары.

Утром войска Невской оперативной группы получили приказ готовиться к наступлению. И тут нам крепко помогли "катюши", которые дали по врагам несколько залпов. Зрелище было потрясающим. Я видел на лицах бойцов слезы радости и гордости.

После короткой артиллерийской подготовки части 115-й дивизии и 4-й бригады морской пехоты перешли в наступление. Не буду в деталях описывать ход этих боев. Скажу, что успеха у нас не было. Нам не хватало не только времени на подготовку, но и в первую очередь артиллерии, авиации и танков для сопровождения пехоты. А к этому времени противник очень плотно окружил плацдарм, укрепил свои позиции, прикрыл их массой огневых средств. Кроме того, через несколько дней 54-я армия была перенацелена на другое, тихвинское направление и нам не с кем было "взаимодействовать, операцию проводили самостоятельно. Ставка требовала не прекращать наших активных действий.

Мы предприняли еще несколько атак. Но сил было явно недостаточно. Оставалось одно – перейти к обороне плацдарма, отбивать контратаки противника, заботясь о том, как нанести ему возможно больше потерь.

В это время в Невскую оперативную группу на должность начальника штаба прибыл генерал-майор Н. В. Городецкий. До назначения он работал заместителем начальника штаба фронта. Это был хорошо подготовленный, эрудированный, с масштабным видением работник. Имея отличную оперативную подготовку, он быстро разобрался в обстановке и очень точно информировал штаб фронта об особенностях боев на плацдарме, что, несомненно, помогло фронтовому командованию сделать реальные выводы и принять необходимые решения.

В те критические дни мы были так плохо обеспечены боеприпасами, что на каждое орудие оставалось всего по 4-5 снарядов. В связи с этим вспоминается такой разговор. Однажды на КП прибыл командир артиллерийской части моряков.

– К нашим двум дальнобойным орудиям штук сто бы снарядов, – глядя на меня с надеждой, произнес он. – А то ведь всего четыре осталось, бережем их, как говорится, на всякий случай.

В середине октября новый командующий Ленинградским фронтом генерал И. И. Федюнинский вызвал меня на передовой командный пункт фронта в деревню Колтуши.

Когда я вошел в дом, где располагался фронтовой передовой пункт управления, генерал Федюнинский вышел навстречу мне из-за стола. Я представился ему. Он крепко пожал мне руку. Это было предвестником хорошего, делового разговора.

– Небось думали, что я ругать буду? – усмехнулся И. И. Федюнинский. И все-таки доложите, почему не выполнено требование фронта, что мешает?

Я обстоятельно доложил, что 115-я стрелковая дивизия и 4-я бригада морской пехоты имели первоначальный успех при захвате плацдарма на левом берегу Невы. Но развить наступление не смогли, так как не хватило сил и техники, а противник за это время сумел подтянуть еще ряд новых частей. Наши подразделения понесли потери и в настоящее время были неспособны прорвать сильную оборону противника. По-прежнему, заметил я, недостает боевой техники, снарядов, большие трудности с прикрытием переправы с воздуха.

Выслушав меня, генерал Федюнинский сказал, что понимает наши трудности, но положение под Ленинградом очень тяжелое, и пока нет возможности усилить Невскую оперативную группу.

– Через несколько дней к вам подойдут другие дивизии, – сказал командующий. – Правда, они малочисленны, но это пока все, чем можем помочь. Ставка требует активизировать Синявинскую операцию. Пока, до прихода подкреплений, сохраните плацдарм, истребляйте фашистов, а с приходом фронтовых резервов готовьте новое наступление. Во взаимодействии с 54-й армией вы должны разгромить шлиссельбургскую группировку противника. Надо разорвать кольцо блокады на синявинском направлении.

Вернувшись на свой командный пункт, первым делом распорядился срочно и самым серьезным образом готовить переправочные средства. Комендантом переправы был назначен мой заместитель генерал-майор И. И. Фадеев. Руководство всеми инженерными, понтонно-мостовыми подразделениями на Неве принял начальник инженерного управления фронта подполковник Б. В. Бычевский, который развернул свой полевой инженерный штаб в землянке в двухстах метрах от берега. Вместе с ним находился бывший начальник ЭПРОНа контр-адмирал Ф. И. Крылов со своими водолазами и другими специалистами. В их распоряжение были переданы все подразделения и части, работающие на переправе, и вся "флотилия" переправочных средств.

Мы начали усиленно готовить новую наступательную операцию. Для успешного ее выполнения стали подходить обещанные подкрепления. 18 октября прибыла 265-я стрелковая дивизия полковника Г. К. Буховца. В период с 20 по 28 октября в состав НОГ вошли 86-я стрелковая дивизия и 20-я дивизия НКВД полковников А. М. Андреева и А. П. Иванова, а позднее, в первых числах ноября, – 168-я стрелковая дивизия генерал-майора Л. А. Бондарева.

Все эти соединения дрались на других участках фронта, понесли потери и не были пополнены. В прибывшей танковой бригаде генерал-майора В. И. Баранова имелось всего 50-60 устаревших БТ-7.

К трудностям на переправе, которые мы испытывали раньше, добавились новые: на Неве появился лед, начала образовываться ледяная кромка у берега.

Чтобы начать наступление с плацдарма, надо было переправить туда вновь прибывшие дивизии с их боевой техникой. Переправа по-прежнему все время находилась под огнем противника. Понтонеры, все инженерные части работали самоотверженно, напряженно.

Однако лишь ценой серьезных потерь удалось перебросить на пятачок 86-ю и 265-ю стрелковые дивизии. На Неве не было затишья ни днем ни ночью. Наш плацдарм занимал всего три километра по фронту, а в глубину имел не больше 800 метров. На одном его фланге части 86-й стрелковой дивизии вели бои за развалины кирпичных зданий. На другом фланге части 265-й стрелковой дивизии дрались за северную окраину деревни Арбузове. Понятие "окраина" было довольно условно. В бывшей деревне Арбузове давно нет не только окраины, но даже не сохранилось ни одной печной трубы.

Роща "Огурец" тоже существует только на карте в виде условного топографического значка. В действительности же все деревья там давно сметены снарядами и бомбами.

Был еще на левом берегу между двумя песчаными карьерами перекресток дорог. Бойцы называли его "паук". Это страшное место, в атаках и контратаках обе стороны старались обойти его. Оно никем не занято, но и наши, и фашистские тяжелые батареи пристреляли его и накрывают с абсолютной точностью. Очень уж четкий ориентир!

Днем широкая лента Невы пустынна. От нее веяло холодом и мрачной отчужденностью. В светлое время ни одна лодка не отваживалась пересечь 500-метровое расстояние – от берега до берега. Ее непременно бы расстреляли раньше, чем бы она успела дойти до середины реки. И на плацдарме, и на нашем правом берегу все просматривалось противником с железобетонной громады 8-й ГЭС. Каждый метр простреливался пулеметным огнем и артиллерией.

Но вот наступала ночь. Над Невой зароились вражеские" ракеты. Их свет выхватывал из кромешной темноты силуэты развалин бумажного комбината и разбросанные по всему нашему берегу скелеты понтонов, шлюпок, катеров. По размытой осенними дождями глине, в промозглой темноте проходили по едва приметным тропам, а чаще траншеями пехотинцы, тащили орудия артиллеристы.

Слышались осиплые, простуженные голоса, тихо окликавшие:

– Эй, кто на вторую переправу Манкевича, давай сюда!

– Кто на пятую, к Фоменко, держи правей!

Иногда с берега можно было заметить, как на гребне невской волны будто замрет, а затем вздрогнет под резкими ударами весел понтон или шлюпка, торопясь уйти от предательского света ракет.

Полевой инженерный штаб подполковника Б. В. Бычевского фактически превратился в общую комендатуру переправ.

Поблизости от реки, в овраге, был оборудован сварочный цех. Ночью затонувшие понтоны с помощью водолазов и других специалистов вытаскивались, днем ремонтировались.

Большую помощь оказал нам специалист по маскировке майор А. В. Писаржевский. Он знал несколько способов имитации переправ на пассивных участках реки, и довольно часто ему удавалось обмануть противника. "Словом, – вспоминал Б. В. Бычевский, – в землянке полевого инженерного штаба собрались люди разных профессий и совсем непохожих характеров. Но всех нас объединяла одна забота – помочь тем, кто дерется на плацдарме, лучше организовать переправу туда войск, техники, оружия, боеприпасов".

Дивизии, прибывшие для усиления нашей наступательной мощи, вводились в бой с большими интервалами по времени, почти без поддержки танков, при недостаточном артиллерийском обеспечении. В результате серьезного оперативного успеха не достигли. Ничего не добился своими контратаками и противник. Сбросить нас с плацдарма он не смог.

Кроме того, события, происходившие на тихвинском направлении, заставили сократить масштабы наступления южнее Ладожского озера. Вечером 23 октября был получен приказ Ставки, не прекращая активных действий по прорыву блокады, перебросить несколько соединений в район Тихвина. В их числе были и две дивизии 54-й армии. Наступление ее на Синявино пришлось отменить.

В конце октября я направил донесение о том, что вследствие того, что противник значительно укрепил свои позиции, усилил огневое воздействие, а наша артиллерия не в состоянии подавить его огневые средства, мы не можем продвинуться вперед и прорвать оборону гитлеровцев.

Буквально через день-другой на наш командный пункт прибыли новый командующий Ленинградским фронтом генерал М. С. Хозин, представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал Н. Н. Воронов и начальник штаба фронта генерал Д. Н. Гусев.

С генералом Козиным я не был ранее знаком. Н. Н. Воронов знал меня по Московскому военному округу и по боям на Карельском перешейке зимой 1940 года. Во время решающих боев на линии Маннергейма Н. Н. Воронов присутствовал при вводе в прорыв 84-й стрелковой дивизии, которой я тогда командовал. Каждая встреча с Николаем Николаевичем Вороновым была памятной, это был человек высокой культуры. Генерала Гусева я знал еще до войны, встречался с ним в Прибалтийском военном округе.

– Товарищ генерал Коньков, вы почему так близко к Неве расположили свой командный пункт? – обратился ко мне генерал М. С. Хозин.

В его вопросе чувствовалось недовольство. По пути на КПП прибывшие попали под артобстрел.

– Вы понимаете, – продолжал командующий, – что в этих условиях невозможно управлять войсками. Почему бы не перенести командный пункт на два-три километра от берега.

– Товарищ командующий, – доложил я, – штаб группы не имеет в своем распоряжении средств связи, здесь мы сидим на проводе 115-й стрелковой дивизии. Рядом – Нева. Мне достаточно несколько минут, чтобы перебраться на наблюдательный пункт. Если уйти дальше – потеряешь управление.

Генерал Гусев подтвердил, что у нас действительно не хватает средств управления.

– Ведите нас на свой наблюдательный пункт, пока светло, – приказал командующий.

Мы все отправились на берег Невы. Там я доложил обстановку на плацдарме.

– Да, дела неважные. Что намерены делать?

– Без танков, артиллерии и авиации мы успеха не добьемся.

– Тем не менее Ставка требует активных действий. Положение под Ленинградом тяжелое. Вы это знаете? Надо сделать все, чтобы прорвать оборону противника, ликвидировать блокаду, – потребовал командующий,

Генералы уехали.

Мы снова повторили атаки силами частей 86, 20 и 265-й дивизий, но успеха они не принесли. Об этом я сообщил в штаб фронта.

2 ноября было получено указание штаба фронта о том, что на смену штабу Невской оперативной группы прибудет штаб 8-й армии. Все войска Невской оперативной группы должны перейти в подчинение командующего 8-й армией.

Смены руководства требовала боевая обстановка. Штаб армии располагал средствами управления и подвоза, чего не было в Невской оперативной группе,

Где левый берег?

Нет его, он срезан.

Ни с кем, ни с чем

Просторы не деля,

Здесь рваное и ржавое железо

Здесь истинно железная земля!

Потомок дальний!

Будешь здесь когда ты,

Ты знай, что рядом легшие стеной,

Воистину железные солдаты

Засыпаны железною землей.

Эти строки про Невский плацдарм, или, как его тогда еще называли, Невский пятачок. Таким увидел его поэт Александр Прокофьев, побывавший в те грозные дни в нашей дивизии.

Невский пятачок... Поле то – два километра в длину да шестьсот метров шириною – не забыть до конца жизни. Дни и ночи тогда были здесь адом кромешным. Временами казалось, что само небо рушится на землю. Свист пуль, вой снарядов и разрывы бомб – главные мелодии, слышавшиеся на этом клочке истерзанной земли.

Я, человек, видевший все это, прошедший все это, был поражен, когда однажды, попал в школьный музей одной из средних школ города Кировска, что в Ленинградской области, с волнением рассматривал документы, фотографии военных лет и вдруг прочитал: "Квадратный метр земли с Невского пятачка". А в этом метре квадратном триста пуль, около одиннадцати килограммов осколков!