Текст книги "Время далекое и близкое"

Автор книги: Василий Коньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Два дорожных отдельных батальона обеспечивали продвижение армии, два батальона, испытывая постоянное напряжение, быстро и, качественно ремонтировали и восстанавливали боевую технику, был и свой хлебозавод. Сюда же надо добавить еще отдельные роты обслуживания.

На размещение всех тыловых частей, подразделений и учреждений отводился район до 200 километров в глубину. А при продвижении армии с боями вперед район армейского тыла увеличивался до 300-500 километров. Читателю понятно, что для нормальной боевой жизнедеятельности всего этого сложного организма требовалось создать соответствующие условия работы четкую, бесперебойную связь; отличные, отвечающие всем требованиям пути подвоза; надежную, высокоэффективную оборону района тыла от воздушного и наземного нападения противника.

Конечно, особое внимание мы уделяли размещению складов материальных средств в районах станции снабжения. На какие только ухищрения не пускались, продумывая и организуя их маскировку. Я всегда ощущал большое чувство удовлетворения от того, что нам удавалось во всех передрягах сохранять все материальные запасы на армейских складах и их головных отделениях.

К началу операции мы сумели перебазировать все части, подразделения и учреждения из районов станции снабжения Борисполь – Боярка до Шепетовки Збараж. А это, что ни говорите, составляет три сотни километров. Только по железной дороге было переброшено 120 эшелонов с боевой техникой, материально-техническими средствами и оборудованием. Отличные организаторские способности проявил офицер службы ВОСО капитан Ф. Я. Полищук, награжденный за эту операцию орденом Красной Звезды. Все офицеры штаба тыла получили благодарность командующего армией.

Армия готовилась к броску к Карпатам. А это значило, что мы должны были быть готовы перебазировать армейские склады в районы железнодорожных станций Гусятин – Залещики. У меня и сейчас хранится карта, на которой мы отрабатывали всевозможные варианты предстоящего наступления. Приятно отметить высокую военную квалифицированность, специальную грамотность многих офицеров штаба тыла. Ими были учтены все мелочи, которые могли так или иначе повлиять на успех нашего общего дела.

Естественно, предвидя распутицу и бездорожье, мы много внимания тогда уделяли обучению личного состава, занятого подвозкой и доставкой боеприпасов, горючего и смазочных материалов. В частях и подразделениях состоялись технические конференции, на которых перед водителями выступали опытные командиры, отлично подготовленные специалисты. Вспоминаю, с какой трогательной заботой наши ветераны обучали нелегкому фронтовому шоферскому делу новичков. Те потом с честью оправдали надежды своих наставников.

На войне не приходится говорить о мелочах. Каждая из них может здорово повредить хорошо продуманному плану операции, даже сорвать, казалось бы, в деталях разработанный бой. Военное лихолетье научило меня не скидывать со счетов накрапывающий дождичек, превращавшийся вдруг в ливень, еле заметный утренний холодок, становившийся к вечеру обжигающим морозом. Я стремился к тому, чтобы офицеры штаба тыла учились предвидеть, как говорится, заглядывать за горизонт.

Не хочу этим сказать, что все в работе штаба тыла, лично у меня всегда шло, что называется, без сучка и задоринки. Были промахи. Некоторые, как заноза, нет-нет да и сейчас еще напомнят о себе. Случалось, что и голос приходилось повышать. Иногда это было оправданно – требовалось вывести кое-кого из оцепенения. Порой выходило от минутной слабости. Откровенно скажу, мучился я после таких наскоков.

Один случай до сих пор не забуду. Мне позвонили из танковой части, которая вот-вот должна была начать марш, а запасного горючего ей все не поступало. Я сразу сел в машину, приказал водителю держаться маршрута, по которому автомобильный батальон подвозил горючее танкистам. Догнал колонну. Вижу, несколько машин безнадежно увязли, около них бьются перемазанные в грязи водители. Я – к командиру. Первое, что руководило мной, было желание примерно наказать его. И я уже принялся отчитывать офицера. Но быстро спохватился. Ведь в том, что засели машины, была и моя ошибка. Ни у одного водителя мы не нашли подручных средств, которые конечно же надо было иметь по такой каверзной погоде. А раз не было – стало быть, недоработал штаб тыла, в том числе и я – его руководитель.

Это жизненные уроки. Они долго помнятся. Я всегда считал и считаю, что в человеческих отношениях ни в коем случае не должны брать верх сиюминутная злость, грубость, неприязнь. В отношениях между командиром и подчиненными это вообще недопустимо. Это ведь плохо, когда после необоснованного разноса и у подчиненного портится настроение, меняется отношение к порученной работе. Плохо потому, что в проигрыше оказывается общее дело. А если это еще связано с человеческими жизнями, то, сами понимаете, какой тяжкий грех берет на себя любитель разносов...

В известной мере мне повезло. Со мной рядом были удивительно чуткие и порядочные люди. Не могу не назвать полковника Михаила Павловича Клепикова. Многие ведь привыкли видеть в начальнике штаба прежде всего человека строгого, даже жесткого, нередко чрезмерно педантичного.. Строгость у Михаила Павловича была. И педантичность, пожалуй, просматривалась в его действиях. Только вот не помню случая, чтобы это ущемляло чье-то достоинство. Офицеры штаба привыкли к ровному, спокойному его голосу, ценили обходительность, внимательное к ним отношение начальника.

Полковника Клепикова, многие это знали, часто мучили приступы гипертонической болезни. Больше других в его болезнь был посвящен я. Когда случались паузы между операциями, я буквально заставлял его на несколько дней лечь в госпиталь для легкораненых. Он очень переживал. Настоящий коммунист, человек, до конца преданный своему делу, Михаил Павлович и в тяжкие минуты недуга находил силы подбодрить людей, вызвать у них улыбку.

Удивительное дело, я часто замечал, как в поведении, поступках офицеров штаба проявлялись лучшие черты характера полковника Клепикова. Это ли не награда для начальника!

Своим учителем, например, его считал начальник узла связи штаба тыла майор К. М. Лопухов. Это был умелый организатор, мастер своего дела. Коммунисту Лопухову поручались самые сложные задания. И никто ни разу не усомнился, сможет ли он справиться с трудностью. Вот такая надежность ценилась на войне особенно высоко.

Специалисты служб горючего, продовольственной, медицинской, вещевой, дорожной, автомобильной и других днем и ночью в любую погоду, нередко под огнем врага подвозили войскам материальные средства, оказывали медицинскую помощь, эвакуировали раненых и поврежденную технику, восстанавливали разрушенные пути. Объем работы был значителен. Чтобы поддерживать высокую боеготовность, приходилось ежедневно восполнять потери, создавать дополнительные запасы, особенно горючего и боеприпасов.

Укомплектованность частей, подразделений и учреждений тыла личным составом и техникой, а также созданные на складах запасы материальных средств в целом позволяли обеспечить предстоящие боевые действия. Однако после совершения в составе войск армии трудного марша из района Погребище в район Волочиска требовалось прежде всего привести тыловое хозяйство в порядок, подготовить пути подвоза и эвакуации.

Чтобы ускорить пополнение и создать установленное количество запасов материальных средств на исходном рубеже, решили перед началом выдвижения включить непосредственно в танковые колонны из состава армейского тыла часть транспортных средств с горючим, боеприпасами и продовольствием. Это позволило своевременно обеспечить соединения и части, изготовившиеся для нанесения удара по противнику, всем необходимым.

Несмотря на неблагоприятные условия и большую усталость после марша, офицеры, сержанты и солдаты тыла трудились день и ночь. Сознание того, что вскоре предстоит выйти на рубеж государственной границы СССР и Чехословакии, придавало им дополнительные силы, удваивало энергию. Успеху способствовала и активная партийно-политическая работа с личным составом, которому всемерно разъяснялось значение предстоящей операции.

21 марта войска 1-го Украинского фронта, успешно отразив контрудары врага, возобновили наступление. После мощной артиллерийской подготовки танки прорвали фронт противника на участке Тарнополь (Тернополь), Проскуров (Хмельницкий). В качестве фронтового резерва была введена в бой и 1-я танковая армия. Начался глубокий рейд по тылам врага. Непрерывно ведя бой, армия совершила рывок более чем на 200 км, при этом с ходу форсировала Днестр, Прут и, освободив сотни населенных пунктов, вышла в предгорья Карпат. Пытаясь остановить наши войска, фашисты сопротивлялись упорно, цеплялись за каждый населенный пункт, за каждый удобный рубеж.

Огромный размах операции, большая глубина прорыва, отсутствие надежных путей подвоза и эвакуации вынуждали постоянно уточнять расчеты и вносить коррективы в планы обеспечения, создавать подвижные резервы из имеющихся запасов материальных средств. Стремясь сократить коммуникации и приблизиться к боевым порядкам, тыловые части и учреждения за период операции перемещались несколько раз. Довольствующие отделы принимали все необходимые меры, чтобы не допустить перебоев в обеспечении. При штабе армии действовала оперативная группа офицеров тыла – представителей довольствующих отделов, возглавляемая начальником 1-го отдела штаба тыла полковником Сергеем Андреевичем Чидсоном.

Энергичный, прекрасно подготовленный офицер, полковник Чидсон был прирожденным оператором. Под рукой он всегда имел карту с нанесенной на ней самой свежей обстановкой. Сергей Андреевич пользовался непререкаемым авторитетом в войсках. Не припомню случая, видел ли я его хоть раз без дела. Строгий, подтянутый, он олицетворял всем своим видом порядок и организованность. Я ему доверял во всем.

– Товарищ генерал, – обычно докладывал он, – ко мне "обратились из 64-й танковой бригады, просили пополнить запас горючего. Я проверил и отдал соответствующие распоряжения.

Полковник Чидсон был строг с теми командирами, которые заботились лишь о себе и меньше думали о других. В его подчинении были два офицера. Эта своеобразная диспетчерская служба постоянно держала руку на армейском пульсе, была в курсе всех изменений в боевой обстановке, знала нужды и запросы наступающих частей и подразделений.

Благодаря стремительному и решительному характеру боевых действий наших войск фашистская группа армий "Юг" была расчленена и враг отброшен на запад и восток. Его 1-я танковая армия была окончательно отсечена от 4-й танковой армии, а с выходом 30 марта правофланговых соединений 2-го Украинского фронта к Хотину оказалась окруженной в районе севернее Каменец-Подольского. Однако кольцо наших, войск вокруг вражеской группировки не было сплошным и достаточно прочным. Врагу удалось сосредоточить часть сил в составе семи танковых и трех пехотных дивизий и нанести сильный удар в направлении Лянцкорунь, Чортков. 7 апреля он вышел в район Бучача, где соединился с войсками, наносившими контрудар из района юго-восточнее Львова. Все эти дни под угрозой были наши коммуникации. Обстановка повсюду складывалась тревожная. Артерии, которые питали действовавшие впереди войска, могли быть перерезаны в любую минуту.

Мне хорошо запомнился разговор на командном пункте армии, куда я был срочно вызван, с генерал-лейтенантом М. Е. Катуковым.

– Тыловым армейским частям угрожает опасность, что думаете предпринять? – в голосе командарма явственно звучали нотки тревоги.

Понимая, что от меня ждут решительных и немедленных мер, я ответил, что намерен сейчас же ехать через переправу на Чортков в штаб тыла. Все части, которые встречу на пути до этого населённого пункта, буду отправлять – в зависимости от удаления – или вперед за Днестр, или в тыл.

– По-моему, это единственный сейчас выход, – согласился командарм, только будьте поосмотрительней, гитлеровцы кругом.

Недалеко от реки в соответствии с планом тылового обеспечения располагался дорожный батальон. Вместе с командиром мы изучили условия местности, усилили оборону участков, на которые вероятнее всего возможно нападение фашистских солдат. Личный состав устанавливал инженерные заграждения, отрывал окопы, траншеи, организовывал систему огня.

В нескольких километрах от дорожников находился госпиталь. Я подъехал в тот момент, когда его персонал готов был приступить к развертыванию. По моему приказу машины с ранеными, врачами и сестрами, медикаментами срочно двинулись за Днестр, чтобы быть поближе к нашим войскам.

В Чорткове размещался полевой хлебозавод. Командовал им майор Б. Ефимов. Он собрал весь личный состав. Бойцы построились с оружием, готовые в любую минуту сменить формы с хлебом на винтовки. Меня поразил их усталый вид. Люди дни и ночи напролет не отходили от печей, снабжая армию дорогим продуктом – хлебом. Сами становились бойцами, когда требовала обстановка. Их ловкие, натруженные руки одинаково умело обращались и с тестом, и с винтовкой.

В Чорткове мы с водителем Илларионом Христичем ночью попали под вражеский огневой налет. "Виллис", ловко уворачивавшийся от губительных разрывов, вдруг беспомощно завилял и уткнулся в неглубокую рытвину.

Я посмотрел на водителя. Лицо его сделалось мертвенно-бледным, весь он как-то неестественно согнулся. Осколком снаряда Христичу перебило ногу. Весь пол кабины был в крови. Метрах в 20 от нас виднелась траншея. Взвалив боевого товарища на себя, я унес его в это укрытие.

Как мог, обработал рану, туго перебинтовал ногу. Теперь надо было думать и о том, как доставить Христича в медсанбат, который находился километрах в 30. Дождавшись утра, мы тронулись в путь. Машину пришлось вести мне самому. Христич, превозмогая боль, помогал советами.

После ранения Христича у меня был другой водитель, Я часто справлялся о здоровье Иллариона Христича, радовался, что он поправляется. Войну мы оба закончили в Берлине. По-дружески расстались, пообещав писать. Но я долгое время ничего не знал о его судьбе.

И вот однажды в моей московской квартире раздается требовательный междугородный телефонный звонок. Слышу в трубке мужской голос с заметным украинским акцентом. Говорил Илларион Христич. Мы оба сильно волновались, и конечно же, связного разговора у нас не получилось. "Завтра, товарищ генерал, выезжаю в Москву, – сказал он на прощание, – хочу повидаться с вами".

Нашел Христич меня благодаря телевизионной передаче. Мы, группа ветеранов 1-й гвардейской танковой армии, выступали в Останкинском телецентре. Он потом рассказывал, что, увидев передачу, закричал: "Это же мой генерал!" Все домочадцы заволновались, услышав радостный возглас, потому что знали, кого имел в виду их отец.

Своего однополчанина я встретил на вокзале. Неделю Илларион Николаевич жил у меня, неделю ходили с ним по Москве, любовались бесконечно дорогим родным городом, который когда-то, в суровую осень сорок первого, вместе защищали. Друзья из газеты "Красная звезда", прослышав о нашей встрече, пригласили нас в редакцию, сфотографировали. Из редакции Христич позвонил в дальний гарнизон, где служил его сын Юрий. И радовался фронтовик, когда услышал от командира, что дела в подразделении, которым командует капитан Юрий Христич, идут отлично.

Илларион Николаевич живет сейчас в селе Турово, что на Днепропетровщине. После войны он восстанавливал в родных местах МТС. Работал там же механиком шесть лет. А. потом возглавил тракторную бригаду. Развернулся фронтовик в работе. О его трудовых достижениях говорила вся область.

Я был потом у него в гостях в селе Турово. Порадовался за боевого друга. Семья у него крепкая, дружная. Четырех дочерей и сына воспитали они с женой. В каждом из них я приметил одну отцовскую черту – удивительную человеческую скромность. Коммуниста Христича-старшего именно она красит. Добившись всеобщего признания и уважения, Илларион Николаевич сумел остаться при этом все тем же постоянно озабоченным о нуждах родного села человеком. Меня порадовала такая деталь. Шли мы по вечернему Турову. Сельчане, увидев Христича, останавливали его, делились своими семейными радостями. Молодые парни почтительно приветствовали фронтовика. Был даже такой случай, что нас с Илларионом пригласили в качестве дорогих гостей на свадьбу. И мы пошли. Приятно было, когда молодой муж, нежно обняв свою нареченную, попросил всех присутствовавших выпить за тех, кто добывал Великую Победу,

...Сдав своего водителя в медсанбат, я наконец добрался до штаба тыла. Собрал начальников отделов и проинформировал об оперативно-тыловой обстановке, заслушал доклады должностных лиц. Я видел, как сразу посуровели лица моих боевых товарищей. Опасность угрожала нам с минуты на минуту.

Вырвавшаяся из окружения вражеская группировка перерезала пути подвоза и эвакуации. Практически все коммуникации в нашем армейском тылу были нарушены противником на 10 суток. В этой обстановке от нас требовалась исключительная оперативность и гибкость в работе. Прежде всего нужно было добиться надежной связи с войсками, чтобы вовремя получать информацию для принятия того или иного решения. В основном в эти дни для связи использовали авиацию. Семь или восемь раз пришлось летать и мне на По-2 через линию фронта и обратно, чтобы получить сведения, необходимые для повышения оперативности тылового обеспечения войск. Грамотно, четко и целенаправленно действовали в сложившейся ситуации работники штаба тыла во главе с полковником М. Клепиковым и оперативная группа под руководством полковника С. Чидсона.

Вскоре развернувшиеся события показали, что воины тыла могут не только планировать, организовывать и доставлять материальные средства, оказывать помощь раненым, эвакуировать поврежденную технику, но и умело себя защищать, и личным оружием владеют не хуже, чем своей профессией. Вот несколько примеров.

Выходящие из окружения части и подразделения противника решили с ходу овладеть городом Чортковом. Более двух суток шел напряженный бой за город. Личный состав полевого хлебозавода майора Б. Ефимова вместе с воинами других частей все атаки врага встречал метким, хорошо организованным огнем. От руководившего боевыми действиями тыловиков старшего помощника начальника 2-го отдела штаба тыла армии майора Ф. Кореневского я потом узнал подробности тех событий. Когда фашисты почувствовали, что сильно поредели наши ряды, что стал слабеть наш огонь, они пошли в психическую атаку. Навстречу им поднялись защитники города. Больше получаса шла ожесточенная рукопашная схватка. Вражеская пуля оборвала жизнь храбро сражавшегося майора Ефимова. Но и потеряв командира, бойцы сохранили организованность, победили в рукопашной, обратив вражеских солдат в бегство.

Жаркий бой разгорелся у переправы через реку Днестр. Здесь круговую оборону держали мостостроительный и дорожный батальоны. Противник предпринимал отчаянные усилия, чтобы овладеть мостом. Кстати сказать, в случае прорыва врага возникала реальная опасность не только для подразделений тыла, но и штаба армии, расположенного поблизости, в населенном пункте Городенка.

Вот где личному составу пригодились навыки и опыт, полученные в предыдущих боях. Организация обороны отвечала всем требованиям тактики. Были отрыты окопы, траншеи, ходы сообщения, ячейки для стрельбы. Наиболее опасные направления прикрывались инженерными заграждениями, минно-взрывными устройствами. Продуманно была организована система огня.

Более трех суток не утихала схватка за переправу. Проявляя огромную волю и решительность, мужественно сражались специалисты тыла. Фашисты, с каждой новой атакой усиливавшие натиск, так и не смогли продвинуться вперед и, понеся большой урон в живой силе и технике, отступили. Не раз впоследствии личный состав этих подразделений показывал высокое профессиональное мастерство, мужество, стойкость при выполнении заданий. За успешные боевые действия все воины были удостоены орденов и медалей.

Орденоносным стало одно из лучших медицинских учреждений армии – 583-й хирургический полевой подвижной госпиталь. В Проскуровско-Черновицкой операции он одним из первых за наступающими войсками переправился через Днестр и развернул отделение для приема раненых, в непосредственной близости от района боевых действий. Весь поток эвакуированных из медсанбатов, а порой сразу из боя направлялся в него. Начальник госпиталя подполковник медицинской службы А. Ткачев, заместитель по политчасти майор Ф. Курзенков и главный хирург подполковник медицинской службы Л. Эльдаров, имея опыт работы в сложных условиях боевой обстановки, умело организовали работу учреждения.

Напряженно трудились врачи, медсестры, весь персонал. Нередко приходилось оперировать раненых под бомбежкой и обстрелом. К трудностям добавилась нехватка крови для переливания. Многие медработники стали донорами ради спасения воинов от смерти. За время боев с 1 по 20 апреля госпиталь принял и обработал значительное количество раненых, Было сделано свыше 300 сложных операций.

За успешную и самоотверженную работу коллектив госпиталя был награжден орденом Красной Звезды. Ордена и медали были вручены также начальнику госпиталя, ведущему хирургу, заместителю начальника по политической части, многим врачам, медицинским сестрам и другим работникам учреждения.

Разительные изменения наблюдал я в людях. Как поднимала и удесятеряла их силы огромная ответственность, ложившаяся на все службы армейского тыла. Порой происходило самое невероятное. Неприметные с виду люди вдруг преображались. Они словно попадали в яркие лучи прожектора, которые высвечивали незаурядные, героические натуры.

Вот такой факт. До наступления наша армия совершила трехсоткилометровый переход. Бросок к Карпатам составил еще двести километров. Если мы на первом этапе сумели создать солидный запас горючего, перевозимый в бочках на танках, то с началом боевых действий запас иссяк.

В условиях бездорожья нечего было думать о его перевозке со станции снабжения, располагавшейся на удалении доброй сотни километров. Какой же выход?

Представьте себе, находили выход. И порой самый неожиданный. Впрочем, неожиданный ли? Тут я не могу не рассказать об одном замечательном офицере тыла, который отличался удивительной способностью, казалось бы, на голом месте отыскать так необходимое войскам горючее. Нередко можно было услышать от офицеров тыла: "Слинько, наверное, на километр под землей все видит". Да, начальник отдела снабжения горючим майор Михаил Гаврилович Слинько был отменным организатором. Он таким мне и запомнился: невысокий, худенький, все время чего-то делающий. Поражала его феноменальная память. Бывало, спросишь его:

– Товарищ Слинько, как обеспечены танкисты горючим?

Он прищурит глаз, чуть задумается и уверенно, четко, твердо назовет все цифры. А что касается его способности "видеть на километр под землей", то у коллег были все основания так говорить. В самые критические дни, когда наша армия, как говорят, сидела на мели, осталась без горючего, Слинько отыскал под Черновцами целый эшелон первостатейного трофейного горючего. Мало того, он очень ко времени доставил его нуждающимся частям.

И еще раз он поразил нас своей находчивостью. Близ Коломыи обнаружил природное горючее, напоминающее, легкую нефть. Около 2000 тонн различных видов горючего и смазочных материалов было передано нами в те дни войскам. Вот вам инициатива, неустанный поиск одного человека.

Я старался всячески поощрять такое усердие людей. И надо сказать, у командования армии не было нареканий в адрес штаба тыла. У нас работали честные, преданные своему воинскому долгу офицеры. Вспоминаю, как радовался начальник продовольственного отдела полковник М. Т. Долгов, когда нам достались большие запасы продовольствия, отбитые у фашистов. Он сосчитал все до килограмма. Армия несколько суток снабжалась по полной норме за счет трофейного продовольствия.

На войне каждый из нас держал трудный и сложный экзамен. Нравственный экзамен. Иногда в беседах с молодыми людьми слышу слова: какая, мол, там инициатива, если получил приказ тогда-то и к такому-то сроку все сделать? Правильно, приказ дисциплинировал. Но, кроме того, в каждом из нас была и своя внутренняя дисциплина, постоянно руководившая, нашими поступками. Именно она, эта внутренняя дисциплина, я считаю, и была нашей совестью, двигала всеми добрыми поступками.

Вспоминается такой факт. Только закончились бои в Чорткове, Вернулся к нам старший помощник начальника 2-го отдела штаба тыла майор Ф. В. Кореневский. Измученный, насквозь пропахший порохом, он сразу же после доклада свалился у меня в блиндаже. А тут звонок. Слышу в телефонной трубке тревожный голос командарма.

– Тяжело танкистам, боеприпасы на исходе, срочно высылайте автоколонну...

Я старался говорить тихо, чтобы не потревожить сон товарища. Положил трубку, подумал: "Кого же послать с этой самой колонной, если под рукой один Кореневский, да и того сейчас, стреляй над ухом, не поднимешь?" Посмотрел в угол, где несколько минут назад на топчане уснул майор. Рот от удивления я раскрыл. Кореневский, полусидя, торопливо застегивал пуговицы гимнастерки.

– В чем дело, почему не отдыхаете? – спросил я.

– Товарищ генерал, я слышал ваш разговор, готов действовать...

Я подошел к нему. Но что можно было сказать человеку, несколько часов назад смотревшему смерти в лицо, не спавшему более двух суток? Может, стоило сослаться на то, что, кроме него, нет у меня офицера?

Познакомившись с боевой задачей, майор Кореневский взял карандаш и провел на карте линию предполагаемого маршрута. Да, это был оптимальный вариант. Линия, не подходя чуточку к центру района боевых действий, обозначала самое короткое расстояние до танкистов. Я проводил майора Кореневского, пожелав ему возвратиться назад целым и невредимым. И он вернулся через три дня.

Тыловое обеспечение армии в Проскуровско-Черновицкой операции благодаря самоотверженности, огромной работоспособности таких офицеров, как Долгов, Чидсон, Слинько, Кореневский и многих других, не знало сбоев. Несмотря на то что противник временно перерезал коммуникации и нарушил порядок пополнения запасами материальных средств, танкисты ни на один час не приостанавливали движения вперед.

В этой операции армия уничтожила и захватила в плен более 34 тысяч фашистских солдат и офицеров, значительное количество боевой техники. Многие части получили почетные наименования, пять тысяч бойцов и офицеров удостоились орденов и медалей, 28 из них было присвоено звание Героя Советского Союза.

25 апреля 1944 года мне что-то нездоровилось. Видимо, долгое пребывание в постоянном напряжении все-таки сказалось. Я прилег и сразу же провалился в тяжелую дремоту. Почувствовал, что меня кто-то долго и настойчиво трясет. С усилием открыл глаза. В блиндаже было полно народу. Все улыбались, поздравляли друг друга.

– Негоже гвардейцу поддаваться какому-то гриппу, – весело глядя на меня, сказал полковник Михаил Павлович Клепиков.

Так я узнал, что за умелое выполнение боевых задач в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, за проявленные героизм и отвагу, за стойкость, мужество, высокую дисциплину и организованность наша 1-я танковая армия приказом Народного Комиссара обороны была преобразована в 1-ю гвардейскую танковую армию.

Знаете, как в таких случаях чувствует себя счастливый человек? Вспомнив про все тяжести, которые ему пришлось преодолеть, он тут же старается забыть о них. И это естественно. Потому что всегда знаешь на войне: впереди будет еще труднее.

Радость, говорят, как и беда, одна не ходит. Вот такое состояние пришлось пережить и мне сразу после известия о присвоении нам гвардейского звания. Связано это было с успешными действиями 11-го гвардейского танкового корпуса.

Командовал им генерал Андрей Лаврентьевич Гетман. Человек, который покорил ценя, своим дружелюбием, основательностью и уверенностью в успехе с первой встречи.

Помнится, приехал я под Осташков, где формировалась наша армия. Перезнакомился со многими командирами. Дошла очередь до командира 6-го танкового корпуса (так он назывался до переименования в гвардейский). Пришел к нему, когда уже смеркалось.

– Начальник тыла пожаловал, значит, что-то важное ожидается, – широкой доброй улыбкой встретил меня этот высокий, черноволосый генерал.

За беседой быстро пролетело время. Мы спохватились только, когда было далеко за полночь. Но чтобы лучше делать дело, личные контакты незаменимы. Думаю, что душевные контакты мы с Андреем Лаврентьевичем сумели найти сразу. Потом это подтвердилось многочисленными встречами.

Одна из них, например, состоялась в июле 1943 года на Курской дуге, южнее Обояни. Я чудом проскочил на командный пункт к генералу Гетману.

– Василий Фомич, рад видеть вас в добром здравии, – он и тут улыбался. – Видите, как полыхают танки Гитлера? Это мои хлопцы устроили. Снарядов, снарядов побольше подбросьте, а мы уж тут управимся.

Снарядов мы им в достатке тогда подбросили. А уж как танкисты Гетмана по-хозяйски рачительно их употребили в дело, говорит тот факт, что именно за стойкость и мужество, проявленные в той величайшей битве, корпус и удостоился высокого права называться гвардейским.

Во время боев на Днепре я разыскал Гетмана в добротно смастеренном блиндаже. Поначалу бросилось в глаза, что генерал дремлет за столом.

– Заваруха на носу, а генерал дремлет, – прямо с порога начал я.

– Ноченька накануне тяжкая выдалась, Василий Фомич, – устало отозвался он. – Танки мы сумели подтянуть, а теперь вот кумекаю, как побыстрее их на тот берег переправить.

Все, кто общался с генералом Гетманом, отмечали его умение оставаться уравновешенным всегда, не пасовать перед трудностями, все решать спокойно, как подобает умному командиру. Уже после войны из рассказа Василия Гавриловича Жаворонкова я узнал о том, как умело и грамотно действовала при обороне Тулы танковая дивизия, которой руководил Андрей Лаврентьевич Гетман. Его богатая натура, собранность, целеустремленность в полной мере проявились, когда он стал командовать танковым корпусом. Знатоки и ценители военного искусства всегда отмечали, что генерал Гетман был большой мастер концентрировать силы в единый железный кулак и наносить сокрушительные удары по врагу там, где тот вовсе и не ожидал.

Так гвардейцы-танкисты действовали и в бою за Черновицы (Черновцы). Когда уже врага оттуда вымели полностью, мне позвонили.

– Василий Фомич, давно не видел вас, – донесся знакомый басовитый голос генерала Гетмана. – Жду на берегу Днестра, сувениры добрые приготовил.