Текст книги "Десант на Эльтиген"

Автор книги: Василий Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Прекрасно, Сорокин! – воскликнул полковник Новиков, хотя в шуме разгоравшегося боя артиллеристы не могли услышать его слов. – Приятно видеть такую работу!

Первый сюрприз противнику преподнес лейтенант Сорокин, командир трофейных зениток. Самолеты, увидев гибель ведущего, спешили освободиться от бомб.

Наши позиции молчали. Новиков спросил:

– Можно огонь?

– Нет, подождите еще! – Наблюдая через окуляры прибора, я крикнул: – Теперь давайте!

Тамань вступила в бой. Снаряды с тяжелым шумом полетели над поселком. Перед нашими позициями вырастают столбы разрывов, черные в середине и белые по краям клубы дыма, на фоне которых ясно видны два загоревшихся танка и мечущиеся фигуры вражеских солдат.

Из наших траншей по всему фронту заработали пулеметы и автоматы.

– Хорошо! Дайте, полковник, еще огня по подступам к школе… Хорошо! Еще!

Вражеский снаряд разорвался прямо в окопе наблюдательного пункта. Разнесло артиллерийскую рацию. Убиты оба радиста. Смертельно ранен Новиков. Я подскочил к нему. Его подхватил Виниченко.

– Давайте огонь по отметке "плюс шесть"… Прощайте, умираю…

Тело полковника тяжело обвисло на руках адъютанта и сползло на землю. У Виниченко побелели губы. Он сдернул кубанку и, прикрыв ею лицо Новикова, бросился по траншее в КП передать приказание Ильину: вести корректировку по рации комдива.

Стереотруба уцелела. Снова тяжелые снаряды с Тамани густо шумели над головой. Майор Ильин уже передал последние слова своего начальника: "Огонь по отметке "плюс шесть". Вызванный огонь как раз угодил по боевым порядкам первого эшелона противника на подступах к школе.

Клинковскому, кажется, полегчало. Немецкая пехота залегла. Перед позициями 1-го батальона дымились четыре танка, остальные шесть попятились назад.

Артиллерия противника вела сосредоточенный огонь по нашим резервам и огневым позициям орудий прямой наводки. «Юнкерсы» сбрасывали бомбы на Эльтиген.

Над морем двенадцать черточек – шесть «илов» и шесть истребителей. Они пронеслись над плацдармом. Ивакин и Бушин наводили штурмовиков на немецкие подразделения, атаковавшие по кромке берега. «Ястребки» пошли против «юнкерсов».

На земле и в воздухе завязался упорный бой.

Противнику удалось прорваться вдоль берега. Он смял третий батальон 31-го полка и продвинулся до южной окраины Эльтигена. Тотчас же немецкое командование стало развивать успех. Челов доносил: "Немцы спешно сажают на танки десант и направляют на Клинковского". Полку грозила опасность окружения. На южную окраину поселка я выдвинул из своего резерва роту морской пехоты. Саперы за ночь подготовили здесь оборонительный рубеж. Моряки его заняли, и об эту стену разбились волны вражеской атаки.

3 ноября морская пехота прославила себя на плацдарме не менее, чем в день его захвата. Писатель Аркадий Первенцев в книге "Огненная земля" правдиво описал замечательные боевые и нравственные качества людей этого подразделения. Я, как командир десанта и как очевидец, могу засвидетельствовать, что моряки в Эльтигене воевали превосходно.

Мы видели с НП картину боя, особенно четкую на фоне моря. Танки двигались вдоль берега к окраине поселка, ведя огонь с коротких остановок. Метров с трехсот они рванулись вперед. Но вот, как бы споткнувшись, остановилась и задымила одна машина. Другая опередила ее и завертелась на одной гусенице. Почти у самых развалин домов был подбит третий танк.

Рядом с такими знаменитыми защитниками эльтигенского плацдарма, как сержант Толстов из 39-го полка, сержант Хасанов из 37-го полка, я назову матросов бронебойщиков Дубковского и Кривенко. Они вдвоем взяли эти три немецких танка на морском берегу.

Первый подбил Дубковский двумя пулями из ПТР. Второй он же остановил гранатами: взрывной волной матроса выбросило на бруствер окопа, он, оглушенный, приподнялся, когда танк был уже метрах в пятнадцати, и кинул гранату ему под гусеницу. Дубковский упал там же под ливнем пуль. Кривенко втащил боевого товарища в окоп и взял бронебойку. Он был менее опытен в стрельбе из ПТР, дважды стрелял по третьему танку, но безуспешно. Машина перевалила окоп, и тут Кривенко достал ее противотанковой гранатой.

Мы на КП узнали об этом подвиге часа через два после боя. Докладывал капитан Рыбаков. Вместе с ротой резерва он участвовал в отражении немецкого танкового десанта. Ребята попали в жестокий переплет, а замполит был вместе с ними.

– В настоящее время оба моряка находятся на лечении. У Кривенко множественное ранение осколками. Дубковского задело пулеметной очередью. Они сами дошли в медсанбат. Я видел – обнялись и пошли, поддерживая друг друга.

– Спасибо, капитан, за воспитание таких людей.

Немцы не дали нам отдышаться и снова атаковали плацдарм. Они все пытались разыграть вариант двойного удара. Тот вариант, который упустили утром 2 ноября: рассечение плацдарма по центру и изоляция от берега с юга.

Было принято решение упорно обороняться на центральном участке, а на левом фланге перейти в контратаку. Успех этого плана зависел всецело от маневра огнем тяжелой артиллерии: сначала обрушить его со всей силой на гитлеровцев, наступающих против полка Блбуляна, прижать к земле и немедленно переключить огневой удар Тамани против их подразделений, вклинившихся до южной окраины Эльтигена. Так и было сделано. Я вспоминаю эти трудные часы с глубоким удовлетворением, настолько слаженно взаимодействовали Малая и Большая земля.

Командир дивизии в любую минуту мог нацелить орудия Тамани на скопления вражеских войск там, где они больше всего угрожали десанту. Радиосвязь с Большой землей бесперебойно передавала наши задания, и артиллеристы с чуткостью фотоэлемента откликались на живое течение боя.

Мощный артиллерийский налет и удар летчиков-штурмовиков остановили немцев в центре, затем весь огонь был перенесен на левый фланг. Вторая группа «илов» обработала южную окраину Эльтигена. И тотчас 335-й гвардейский полк и весь резерв комдива перешли в контратаку и навязали противнику рукопашную схватку. В ней немцы никогда не были сильны. И на этот раз они начали отход. Тотчас же немецкое командование попыталось взять реванш, нацелив группу танков и пехоту на позиции 1-го батальона 31-го полка.

– Клинковскому сейчас достанется, – с тревогой сказал Бушин, готовя новые координаты для Тамани.

Комбат, очевидно, сразу почувствовал, что бой будет тяжелее предыдущих, потому что немедленно запросил артогня. Безымянная высотка, которую так старательно укреплял батальон ночью и так отважно защищал до сих пор, словно магнит, притягивала вражеские танки. Она была ключом ко всей нашей южной позиции, и немцы добирались до этого ключа. Вместе со своим боевым товарищем старшим лейтенантом Носовым Клинковский находился на высотке в боевых порядках 2-й роты. Отсюда он сам корректировал огонь.

Самой жестокой и страшной была пятая волна вражеской атаки. Танки ворвались на высоту, их нечем было задержать. Противотанковые ружья раздавлены. Кончились противотанковые гранаты. Людей осталось совсем мало. В этот момент радист принял сигнал: "Огонь по 15–28… Я – «Крот»… огонь по 15–28". Майор Ильин резко повернулся и доложил:

– Клинковский лично просит огня по квадрату пятнадцать-двадцать восемь.

– Ну?

– Это отметка, где находится он сам.

– Проверьте!

– "Крот"… «Крот»! Вы не ошиблись?

– Клинковский не ошибается! – пришел ответ. – Скорее! Огонь на меня!

Тяжелая артиллерия Тамани накрыла высоту. Казалось, что там все перевернулось вверх дном. Дым. Огонь. Столбы земли. Рация молчала.

Потом она заговорила. Все-таки заговорила!

– Не прошли! – раздался голос майора. – Не прошли они!

Затем свяаь оборвалась.

Не добившись успеха слева, враг вновь атаковал центр. Здесь ему удалось вклиниться в стык между 37-м и 39-м полками. Снова был вызван артиллерийский огонь с Тамани. Били 130-миллиметровые орудия 743-й батареи капитан-лейтенанта С. Ф. Спахова и 742-я батарея старшего лейтенанта С. Б. Магденко. Они своим мощным огнем остановили рвавшегося врага.

Как нам потом стало известно, особо умело действовали бойцы огневого взвода В. С. Беспалова 743-й батареи. Беспалов – житель Керчи, часто рассказывал своим матросам про родной город, и те бьши готовы на все, чтобы быстрее освободить его. Наши сообщения о меткости их залпов были для береговых артиллеристов большой радостью.

Батареи Спахова и Магденко часто вели контрбатарейную борьбу с 155-миллиметровыми орудиями противника на мысу Токил, которые надоедали десантникам своим нудным изнурительным огнем.

Обе батареи входили в 167-й отдельный дивизион береговой артиллерии, вооруженный пушками, снятыми с крейсера «Коминтерн» в августе 1942 года. Корабельные орудия в руках корабельных комендоров отлично воевали и на суше! Мне часто приходилось передавать телеграммы на имя командующего береговой артиллерией полковника М. С. Малахова с просьбой объявить артиллеристам благодарность за точную стрельбу.

Весь день 3 ноября плацдарм был в дыму и огне. Горели дзоты, дома, трава, а люди десанта делали свое солдатское дело, и делали его хорошо.

К концу дня, когда отбивалась девятнадцатая атака, у всех на глазах штурмовик «Ильюшин-2» таранил немецкий самолет. «Мессершмитт-110» шел бомбить высоту, где самоотверженно оборонялась рота Клинковского. Наш штурмовик бросился ему прямо в лоб. Мы не могли отвести от него взоров. Машины слились в один огненный клубок и упали на берег.

Армейская газета "Знамя Родины" рассказала, кто совершил этот подвиг товарищеской выручки в бою, отдал жизнь за нас, десантников Эльтигена. Их было двое, летчиков Черноморского флота: командир эскадрильи Борис Воловодов и бортстрелок Василий Быков, парторг эскадрильи. Один – из грозненских железнодорожников, по комсомольской путевке обучавшийся перед войной в аэроклубе, другой – ивановский текстильщик. Орлята рабочего класса России!

Газета писала о том, как по целеуказанию с нашего КП Воловодов повел свое звено штурмовать рвущиеся к плацдарму немецкие части.

– С ходу атакуем танки! За мной! – слышали команду ведущего летчики звена Бурлаченко и Семенов.

Самолеты прорвались сквозь зенитный огонь. Уже горит первый зажженный Воловодовым танк.

Семенов и Бурлаченко зажигают второй.

– Молодцы! – передал по радио Воловодов.

Когда машины снова развернулись, летчики увидели большую группу фашистских самолетов. Вот он – враг, несущий смерть отважным десантникам. Впереди тяжелый «Мессершмитт-110». Самолет Воловодова ринулся ему навстречу. Ведомые больше не слышали сигналов командира.

Героизм черноморского летчика вдохновил пехотинцев. Они, как один, поднялись в контратаку. К вечеру мы восстановили свои позиции. Эльтиген дымился. Эльтиген был в крови. Но Эльтиген жил, боролся, был готов к новой борьбе.

– Нашла коса на камень, – сказал Бушин, восстанавливая на карте позиции полков, потерянные и отвоеванные вновь.

– Если уж наш начальник штаба стал мыслить метафорами, значит, день прошел хорошо! – усмехнулся Копылов.

Пленные взятые 3 ноября, показывали, что офицеры им говорили: "Десант красных ослабел, сегодня его одним ударом сбросим в море". Иначе и не могло рассуждать командование противника. Фашисты видели, что прошло трое суток, а на эльтигенский плацдарм не высажено новых крупных сил. После 70-тичасового пребывания под огнем большой плотности, под ударами танков и авиации десант, по мнению гитлеровцев, не может удержать плацдарм. Чтобы быстрее разделаться с ним, противник собрал значительные силы и бросил их в бой хорошо рассчитанным двойным ударом. Но когда утро не принесло успеха, фашисты потеряли голову. Немецкое командование словно ослепло от ярости: беспорядочно тыкало кулаком то туда, то сюда. В какой-то мере это помогло десанту выдержать натиск.

Противник понес большие потери, но цели не добился. Конечно, и мы понесли значительный урон. Только раненых насчитывалось свыше тысячи. В поселке не осталось ни одного целого дома, ни одного клочка земли, не изрытого снарядами и авиабомбами. И все-таки наш небольшой плацдарм – три километра по фронту, полтора в глубину – жил и боролся. Его обороняли люди, крепкие духом и дисциплиной. Ими руководили такие опытные офицеры, как полковники Ивакин и Новиков, подполковники Челов и Блбулян, майоры Ковешников и Клинковский, капитан Беляков.

В той тяжелой обстановке, в какой оказался наш десант, не раз вспоминались сказанное Михаилом Васильевичем Фрунзе слова: "Мы должны иметь во главе наших частей людей, обладающих достаточной самостоятельностью, твердостью, инициативностью и ответственностью. Нам нужно иметь такой командный состав, который не растерялся бы ни при какой обстановке, который мог бы быстро принять соответствующее решение, неся ответственность за все его последствия, и твердо провести его в жизнь".

Такие офицеры были в нашей славной Новороссийской дивизии. Семь лет я имел честь командовать ею и всегда с гордостью вспоминаю ее золотых людей, ее солдат и офицеров.

В ночь на 4 ноября противник организовал радиопередачу для нашего десанта. Немцы вынесли в окопы переднего края мощную установку. Гитлеровский пропагандист орал на весь Эльтиген: "Солдаты Новороссийской дивизии и морской пехоты! Вас бросили… никакой помощи вам не дадут… вы обречены на гибель… сдавайтесь".

– Три дня долбили, а теперь начали уговаривать! – усмехнулся Копылов. – Насолил им десант…

– Именно так и нужно объяснить эту передачу бойцам.

– Не пойму я немцев, – продолжал Копылов. – Ведь третий год воюют и совершенно не знают нашего солдата.

– А этого им не дано. Не по фашистским это мозгам.

– Все-таки нужно быть абсолютным идиотом, чтобы устроить сегодня такую передачу на плацдарм. Люди отбили девятнадцать атак, а им кричат "сдавайтесь!". Тьфу!..

Мы решили в течение ночи провести беседы во всех подразделениях. Прежде всего связались по радио с командиром десантного корпуса, доложили обстановку на плацдарме и тут же получили от него сообщение: нынче будет действовать сосед. После этого быстро собрали командиров частей и политических работников, порадовали их доброй вестью. Я сказал товарищам, что, судя по показаниям пленных, противник не сможет завтра атаковать Эльтиген с прежней энергией. Десант основательно потрепал фашистов, поэтому они и начали радиообработку.

– Делают хорошую мину при плохой игре! – сказал Модин.

– У инженера всё мины на уме! – в тон ему откликнулся Блбулян.

Офицеры засмеялись.

Копылов подхватил шутку для серьезного разговора, сказав командирам, что фашистская сволочь действительно поставила "пропагандистскую мину". Может быть, подорвется на ней чья-либо слабая душа? А мы в такой сложной обстановке за каждую душу в ответе. Поэтому никто из нас не может просто отмахнуться от подлой радиопередачи.

Резкий треск пулеметных очередей оборвал разговор. Стреляли на берегу, в нашем "глубоком тылу".

Пользуясь темнотой, к Эльтигену подошли немецкие катера. Рассчитывали, что их примут за своих. Два катера успели высадить солдат.

Берег обороняла учебная рота. Она пулеметным огнем в упор расстреляла вражеский десант. Уцелевшие гитлеровцы бросились в воду. Они далеко не уплыли: все утро волны выбрасывали на берег трупы.

Попытка проникнуть в Эльтиген с тыла не удалась. Потеряв до ста человек убитыми, немецкие катера, обстреляли берег и ушли в море. Там они до рассвета вели бой с нашими судами, направлявшимися из Тамани на плацдарм. Было видно, как нависшую над морем мглу прорезают струи трассирующих снарядов и пуль.

Что-то вспыхнуло очень ярко. Потом на этом месте долго колебалось тусклое световое пятно. Издалека трудно было разобрать, что случилось. Очевидно, горело чье-то судно.

Через некоторое время Плаксин доложил, что на подходе суда с боеприпасами и продовольствием.

"Каэмки", мотоботы и сейнеры шли под охраной "морского охотника" и бронекатера. Отряд возглавлял капитан 3 ранга Д. А. Глухов. Трижды наши моряки отгоняли гитлеровцев; потопили быстроходную немецкую баржу и торпедный катер. Суда прибыли в Эльтиген. Десант получил боеприпасы и продовольствие.

В эту ночь подполковник Челов принял 31-й полк. Ивакин прибыл на КП. Он горячо говорил о мастерстве 1-го батальона и о самообладании его командира, о способностях Модина и блестящей работе саперов. Василий Николаевич приступил к своим прямым обязанностям заместителя командира дивизии, но душой еще был там, на левом фланге плацдарма. Там был «его» полк, люди, ставшие ему дороже всех на свете. По опыту каждый офицер знает, как трудно сразу отключиться от части, с которой воевал, пережил трудные часы и, может быть, отчаянные минуты.

Ивакин говорил, что нынче наш десант обязан своей победой 1-му батальону и, в частности, Клинковскому.

– Я не первый год в армии и многое видел. Но не часто встретишь офицера со столь развитым умением управлять собой в любой обстановке.

Слушая полковника, я то и дело посматривал на часы. Мысль была о десанте севернее Керчи.

Уже шел третий час. Никаких признаков начала действий.

Копылов курил папиросу за папиросой.

Каждый из нас думал об одном, но никто не промолвил ни слова. Вдруг Бушин не выдержал:

– Опять не будут форсировать! Он встал, надел шапку и тут же опять снял ее и стал крутить в руках.

В это время раздался грохот. Ивакин крикнул:

– Началось!..

Мы выбежали из капонира. Наши взоры устремились на север. Оттуда доносился беспрерывный нарастающий орудийный гул. 56-я армия высаживалась на Керченский полуостров.

У всех как-то стало легче на душе. Копылов сказал:

– Теперь мы не одни на крымской земле.

– Гурьбой легче будет воевать, – сказал Ивакин.

Бой шел далеко. На горизонте едва просвечивали отблески огня, похожие на зарницы.

Радостными чувствами был охвачен каждый десантник на "Огненной земле". Второй десант – за Керчью – многое значил для нас. Мы полагали, что противник неизбежно должен будет ослабить нажим на Эльтиген. И действительно, 4 ноября немцы предприняли только одну атаку на нашем левом фланге. В ней участвовало до полка пехоты и пять танков. Атака была не такой уж энергичной. Десантники ее отбили.

Все офицеры штаба разошлись по полкам проверять и налаживать земляные работы. Эльтигенский плацдарм было не узнать. В первые часы захвата плацдарма люди вели бой, используя воронки от снарядов, канавы, траншеи противника, а в короткое время затишья отрывали ячейки. Ночью ячейки соединяли траншеями и ходами сообщения. И вот теперь к концу четвертых суток оборона на плацдарме уже имела хорошо развитую и стройную систему. Надо было видеть ее, чтобы до конца понять воинский подвиг новороссийцев.

Эту стройную систему обороны создали люди, измученные жестокими боями, похудевшие, покрытые засохшей грязью, с воспаленными глазами и потрескавшимися, сухими губами. Многие из них были раздеты, а некоторые даже босиком, потому что вынуждены были с разбитых катеров добираться до берега вплавь. Они плыли, бросив все, кроме автоматов и гранат. Они отвоевали плацдарм, защитили и освоили его, перекопав огромную массу земли. Тяжелый труд. Почва здесь была каменистая и отнимала много сил. К тому же в Эльтигене не было пресной воды. Время от времени солдаты бросали лопаты и горстями собирали в ямках мутную дождевую воду, чтобы утолить жажду.

Первый период нашей борьбы завершился. Командование десанта было уверено, что теперь дивизия крепко держит Эльтиген в своих руках. Об этом мне, как командиру десанта, довелось написать в армейской газете. Вот как произошло мое вступление на тернистую стезю журналистики.

С утра я чувствовал себя скверно. Температура поднялась до 39°.

Слышу, Иван кому-то отвечает:

– Он болен, к нему нельзя.

– Кто там?

Иван ответил:

– Корреспондент.

– Пусть заходит.

В мою трехметровую комнатку вошел стройный, среднего роста человек, в ватной куртке, с погонами майора, с автоматом на груди и весь обвешанный гранатами. Он козырнул и доложил:

– Корреспондент армейской газеты майор Борзенко.

Вид у него был далеко не корреспондентский. В нем чувствовалась физическая сила, выносливость закаленного воина. Он смотрел на меня выразительными серыми глазами и ждал, что я скажу.

А у меня, когда увидел перед собой бравого майора (вообще люблю подтянутых, с хорошей выправкой офицеров), появилась симпатия к нему.

– Рад, что зашли, майор. А то читаешь каждый день фамилию в газете, а корреспондент не кажет глаз к командиру дивизии.

Майор улыбнулся:

– Я слышал, что вы на газету обижены, товарищ полковник…

– Да как же иначе? Такую несуразицу допустили тогда.

– Редакция, право, не виновата. Командование так решило, возможно, чтобы поднять боевой дух ваших соседей.

Корреспондент мне понравился, и я рассказал ему, почему так близко принял к сердцу всю эту историю. Дело в том, что в гражданскую войну, будучи еще командиром взвода, я с того же направления участвовал в освобождения Анапы от белогвардейцев. Через двадцать три года довелось повторить такую же атаку.

Всей душой хотел, чтобы именно наша дивизия взяла. Всю старину вспомнил! И, как встарь, шел вместе с передовой цепью в атаку. А стал читать в газете статью об освобождении Анапы – о нашей дивизии ни слова…

– Вот в чем суть, товарищ майор… Ну ладно, забудем, что было. Что вы от меня хотите?

– Редакции срочно требуется обзорная статья о действиях вашего десанта. Она должна быть написана вами. Может быть, ее напечатают и в центральных газетах.

Я сослался на нездоровье и на то, что не мастер писать, однако корреспондент настаивал. Нужна статья именно комдива. Пришлось согласиться.

Майор ушел. Я приказал адъютанту вызвать Ковешникова. Начальник штаба полка прибыл через полчаса.

– Вы с Мовшовичем обещали доложить мне о действиях корреспондента в первый день форсирования. Слушаю вас.

– Разрешите спросить, товарищ полковник?

Я уже по глазам увидел, о чем он будет докладывать. Ковешников любит настоящих людей.

– Спрашивайте.

– Вы его видели?

– Видел. Говорил. Будем вместе статью писать.

Ковешников расцвел. Видимо, ему хотелось, чтобы у нас с Борзенко установились правильные отношения. Он доложил, что корреспондент армейской газеты в бою за высадку проявил находчивость и храбрость. Когда катер в сорока метрах от берега сел на мель против дзота, из которого бил крупнокалиберный пулемет, Борзенко первый подал команду "За борт!" и вывел людей из-под огня. На берегу, преодолев минное поле, его группа зашла с тыла и уничтожила дзот, который мешал подходить нашим судам. Потом он ходил с Мовшовичем в контратаку выручать "Высоту отважных".

Я любил наблюдать за Ковешниковым, когда он рассказывал о героизме других людей. Рассказывал он суховато, без прикрас, но с такой верой в лучшие качества человека, что им нельзя было не любоваться.

Потом мы сидели с Борзенко и писали. Корреспондент хорошо знал общую обстановку на плацдарме, знал отличившихся людей, знал тактику мелких подразделений.

Вполне приличная получилась статья. Подписывая ее, я подумал, что в руках этого офицера и перо и граната являются хорошим оружием.

Главные выводы в статье были таковы: операцию по форсированию Керченского пролива можно считать удачной с точки зрения замысла, взаимодействия различных родов оружия. Десантная Новороссийская дивизия выполнила поставленную задачу, захватила и удержала плацдарм. Командование получило тем самым возможность высаживать на берег Крыма главные силы. Не наша вина, что шторм поломал эти планы.