Текст книги "В погоне за Мексикой"
Автор книги: Василий Чичков
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Тараумара бегут дальше всех
Не так давно мексиканская газета «Эксельсиор» сообщила, что Соединенные Штаты намерены послать помощь индейцам тараумара, которые, как пишут в США, «ежедневно умирают десятками от голода и нищеты».
Благотворительность американцев вызвала возмущение в Мексике. Мексиканцы, конечно, признают, что положение 30 тысяч семей индейцев тараумара в районах Чиуауа и Соноры тяжелое. Но они считают заявление американцев демагогией.
Газета «Эксельсиор» поместила рисунок, изображающий автопоезд США – Мексика, который заблудился в пустыне и не может найти верный путь.
– Где тараумара? Мы хотим им помочь! – кричит американец мексиканцу, встретившемуся в пути.
– Вы лучше поезжайте к себе домой, в Алабаму, и помогите своим неграм, – отвечает мексиканец.
Мексиканское правительство и Национальный индейский институт, конечно, прилагают усилия, чтобы решить проблему индейцев, в том числе и тараумара. Может быть, эта проблема была бы решена, если бы из Мексики в США не утекало столько средств в виде прибылей американских монополий, действующих, в различных районах страны. Поэтому мексиканцы и воспринимают так болезненно всякую благотворительность своего северного соседа.
История индейцев тараумара, очевидно, немногим отличается от истории других индейских племен, населяющих Мексику. Так же их теснили со своих земель испанские завоеватели, а потом чабочи – метисы – земледельцы и лесопромышленники. Теперь тараумара живут в горах, на землях, не очень пригодных для земледелия. Для пахоты здесь используются лишь плоскогорья да узкие речные долины.
Тараумара – очень мирный и простодушный народ. Тараумара строят свои жилища подальше от дорог, от поселений чабочи. «Лучше их не видеть, лучше их не слышать».
Может быть, из-за дальности поселений индейцы тараумара стали удивительными бегунами. Попробуйте-ка покрыть расстояние тридцать-сорок километров в день. Сбегать из удаленного жилища на базар и обратно.
Внешне тараумара не производят какого-то особого впечатления. Это люди невысокого роста. У них крупные черты лица и волевой подбородок. Но сколько силы и выносливости заложено в них!
Немногим удается присутствовать на состязаниях индейцев тараумара, которые они проводят у себя дома, в горах. Индейцы не любят чужих, потому что они никогда не были их друзьями. К тому же местные колдуны считают, что чужие люди могут сглазить бегуна. И все-таки на таком удивительном состязании иногда удавалось присутствовать мексиканским журналистам. Среди них Бенитесу.
В назначенный день с утра на краю деревни на лужайке собирались индейцы тараумара, рассказывает Бенитес. Бегуны намазывали ноги маслом и лежали на траве. Рядом с ними стоял колдун. Он шептал что-то себе под нос и размахивал правой рукой, отгоняя злых духов.
Неподалеку на траве лежала доска для закладов и на ней камень. Тут же сидел казначей. Те, кто хотел биться об заклад, должны были положить деньги на доску и прижать их камнем. Казначей запоминал, на какого бегуна поставлены эти деньги. Если у тебя нет денег, можешь принести из дома вещь и договориться с кем-либо.
Индейцев собирается все больше. Они приходили и ложились на траву. Лежали молча и лишь иногда поднимались, чтобы посмотреть, кто что кладет на доску закладов.
Солнце припекало все сильнее. Но тараумара не торопились начинать состязание. Когда наступил полдень, деревенский судья, убедившись, что собрались все жители деревни, решил провести судебное заседание. Житель деревни, молодой парень, украл у местного деревенского старосты топор.
Вор сидел тут же в рваной одежде и в уарачи [* Уарачи – сандалии индейских крестьян.].
Суд начался. Лица всех участников судебного заседания спокойны.
– Не воруй, – поучал старик вора. – Как тебе не стыдно красть у своих же односельчан? Тебе не приходит в голову, что все равно мы узнаем о твоем преступлении.
Выступали другие участники заседания, все говорили спокойно, без раздражения, потому что по индейским правилам раздражение унижает человека.
Но вот бегуны просят у судьи разрешения начать состязание. Суд прервался. На обочине дороги полукругом были положены шесть камней – это означает, что участники состязания должны пробежать шесть кругов по 24 километра...
Колдун поднимает с земли два дубовых шара величиной по кулаку и совершает над ними молитву. Состязание начинается. Бегуны босыми ногами подбрасывают шары и бегут. За бегунами устремляются их болельщики.
Судьи снова сели на свои места и начали поучать вора. Все сказали вору какие-то слова.
Суд приговаривает вора к пяти дням принудительных работ на строительстве дороги.
А бегуны продолжают свой путь. Часа через два они прошли первый круг и появились на дороге, по– прежнему подбрасывая перед собой дубовые шарики. Но индейцы не обращают на бегунов особого внимания. Это только первый круг. Впереди еще пять кругов. Индейцы расходятся по домам готовить пищу к ночному торжеству.
Когда солнце скрылось, к бегунам, присоединились факельщики-индейцы. Без них не увидишь на дороге дубовый шарик. А бегун все время должен находить его и подбрасывать впереди себя пальцами босой ноги.
Никто не подсчитывает время. Оно уже давно шагнуло за полночь. Бегуны сделали пять кругов, они пробежали почти сто километров. Они устремились на последний круг.
Теперь вслед за бегунами отправились новые болельщики. Среди них женщины. Они не отстают от мужчин.
Все больше народу собирается на лужайке возле закладной доски. Какой шарик первым будет доставлен сюда бегунами?
Индейцы волнуются: кто же будет первым? И когда бегуны в сопровождении факельщиков появляются на склоне горы, все кричат: «Гуэрига! Гуэрига!»[* Быстрее!]
Бегуны пробежали 116 километров, но индейцы знают, что у них еще есть силы.
– Гуэрига! – кричат индейцы.
Бегуны ускоряют шаг...
В джунглях Оахаки
Мало кто из иностранцев добирается до индейцев масатеков. Они живут на юге Мексики, в джунглях Оахаки. Асфальтированной дороги туда нет, где-то нужно оставить машину и по узким тропинкам джунглей пробираться на лошади или пешком.
Но однажды меня вместе с мексиканским журналистом пригласили в те края. На реке Тонто было закончено строительство плотины.
Наша машина остановилась у небольшого домика неподалеку от плотины. Встретил нас заместитель директора координационного центра антрополог Рауль Родригес.
Наверное, он был рад нашему приезду. Он проводил нас в свой кабинет и посадил на длинную скамейку, которая стояла у стены. Каждому предложил бутылочку холодной кока-колы.
– Прежде я хочу рассказать о плотине, – с улыбкой начал Родригес и достал из стола какие– то бумаги. – Это огромное сооружение, которое даст нам возможность создать искусственное водохранилище протяженностью в пятьдесят четыре километра и шириной в четырнадцать километров. Здесь будет построена электростанция, которая даст стране ток.
Родригес перелистнул страничку, и радостная улыбка погасла на его лице. Он посмотрел на нас и снова взглянул на бумагу, лежавшую перед ним.
– Вы знаете, что на землях, которые затопит вода, живут индейцы масатеки, в общей сложности тридцать тысяч человек. Мы должны переселить их с этих земель.
Мексиканский журналист Луис Суарес, сидевший рядом со мной, глубоко вздохнул и сказал:
– Несчастные индейцы. Сколько раз их переселяют!
– Индейцы не хотят уходить со своих поселений, – продолжал Родригес. – Агитаторы объясняют индейцам, что вода затопит селение. Индейцы не верят нашим людям. Они идут к брухо [* Колдун], тот совершает молитву и говорит, что бог приказал ломать плотину. По ночам индейцы стали являться сюда и рушить плотину. Пришлось выставить усиленную охрану.
Родригес перевернул еще страничку и стал излагать технические данные об электростанции. Потом он захотел послушать вопросы. Но у нас их не было. Разговор почему-то не клеился, и он предложил отправиться по водохранилищу на катере.
Катер мчался, оставляя за собой пенистый белый след. Вдоль берегов реки Тонто – поселения индейцев. Из воды торчат только крыши их хижин. Издали кажется, что крыша плывет по воде, как загадочный корабль.
Рауль Родригес ведет катер к небольшой горе, на склоне которой приютилась деревенька, десяток домов из досок, под крышей из пальмовых листьев. На земле сидят женщины с детьми. Мужчины вырубают из толстого дерева лодку. В их руках ни топоров, ни рубанков... Они делают лодку только при помощи мачете.
Приближение катера вызвало волнение у жителей поселка. Женщины взяли на руки своих детей и скрылись за домами. Бросили работу мужчины и ушли.
Когда причалил наш катер, на берегу появился касик (вождь) в сопровождении двух вооруженных индейцев. Он остановился, ожидая нас.
Касик был одет в белые холщовые штаны и такую же рубаху. На его поясе с одной стороны висел мачете, с другой – расшитый замысловатым узором кошелек и самодельная фляжка с водкой.
– Здравствуйте, – сказал Рауль Родригес.
Касик кивнул в знак приветствия и, уперев одну руку в бок, очень настороженно посмотрел на Родригеса.
– Когда вы думаете покидать эту землю? – спросил Рауль Родригес по-испански.
Касик отрицательно покачал головой.
– Но у вас же в деревне тридцать семей, дети. У вас есть скот. Если вода подступит, вы не сможете перевезти их на Большую землю.
Рауль Родригес говорил громко. Он энергично размахивал руками. Возможно, два вооруженных индейца не понимали его слов. Но они как-то угрожающе приподняли винтовки.
– На этой земле могилы наших отцов, – сказал касик. – Бог не велит покидать их.
– Вы поймите, – продолжал Рауль Родригес, – если вода не затопит вас сейчас, то в период дождей она поднимется еще больше, и тогда будет беда.
– Как прикажет бог! – ответил касик.
Рауль Родригес развел руками и пошел к катеру.
– Все равно им придется покинуть эту возвышенность, – сказал он, когда мы были в пути. – Вода заставит их это сделать.
– Куда же они пойдут? – спросил Луис Суарес.
– Они могут поселиться тут неподалеку, в джунглях.
– Опять они должны расчищать себе новые участки для посева, строить жилища?
– Мы поможем им, – сказал Рауль Родригес.
Катер мчался к следующему острову. Там тоже были индейцы племени масатеков, которым очень скоро придется покинуть свои жилища и осваивать новые земли в джунглях.
Истина, рожденная в муках
Ранчо, на которых воспитывают боевых быков «торросбравос», окружены в Мексике ореолом таинственности и славы. Мы едем в одно из наиболее известных ранчо «Пьедрас Неграс» (черные камни), которое находится около города Тлакскала. Я веду машину. Борис Головня сидит рядом, Дима Гасюк на заднем сиденье.
За окном удивительная земля Центральной Мексики. Золотые поля маиса, сосновые леса и горы. Сегодня особенно хорошо видны на фоне голубого неба серебристые ото льда вулканы Попо и Итца.
– Все-таки Мексика – это удивительная страна, – сказал я своим друзьям. – И парод здесь живет особенный.
– Интересная страна, – отозвался Борис.
– Я хочу, чтобы вы это почувствовали. Кактусы, горы, джунгли, современные города и развалины древних индейских храмов. Это удивительная страна.
Мне очень хотелось, чтобы друзья разделили мою любовь к Мексике. Я жил в этой стране несколько лет, а они были только проездом.
– Может, ты скажешь – наша страна хуже? – спросил Борис с особым ударением на слове «наша».
Вопрос этот мне показался неправомочным, и я не стал спорить.
Мы приближались к городу Тлакскала. Издали мы заметили две машины на обочине дороги и группу людей. Было воскресенье, и те, кто встречал нас, были одеты по-воскресному: широкополые шляпы, брюки чарро, пистолеты на ремнях. Только Ренато Ледук был в своем традиционном сером костюме, в рубашке без галстука.
Встреча была очень радостной. Как водится в этих случаях, дружеские объятия, возгласы, вопросы...
Я перешел в машину Рауля Гонсалеса, хозяина ранчо «Пьедрас Неграс». Мы ехали по узкой дороге. За окном все те же горы. У подножья гор поля, на которых ровными рядами растут кусты агав. Их огромные листья торчат из земли будто острые кривые ножи.
Рауль вынул сигару и закурил ее. Рауль говорит о боевых быках, которых он выращивает. И я вдруг подумал, что он, наверное, ненавидит матадоров, которые убивают быков. В Мексике есть даже «Лига антитаурина». Для членов этой лиги бой быков представляется с другой стороны. Они приходят смотреть героизм быка. Конечно, в любом бою бык должен погибнуть. Но он должен не просто погибнуть, а погибнуть дорогой ценой.
Я помню один блестящий бой молодого, способного матадора. Он действовал на арене виртуозно, он завоевал любовь зрителей. Наконец он встал против быка со шпагой в руке и нанес ему смертельный, удар. Бык упал на колени, а матадор, словно балерина, грациозно разводя руки перед собой, кланялся публике. И вдруг бык поднялся и в мгновенье ока нанес матадору страшный удар сзади. В эту печальную минуту на трибунах вскакивали какие-то люди и кричали: «Браво!» Это были представители «Лиги антитаурина».
У меня никогда не было знакомых членов этой лиги. Мне всегда было любопытно, кто эти люди. И конечно, я был уверен, что в нее входят хозяева скотоводческих ранчо.
– Давно вы занимаетесь разведением быков? – спросил я Рауля.
– Всю жизнь! И отец мой разводил быков, и дед, и прадед... Наше ранчо основано в тысяча семьсот шестидесятом году.
За поворотом показалось ранчо Гонсалеса. Старинный дом, церковь и кладбище.
Рауль повернул к церкви. Мы направились к небольшому кладбищу семьи Гонсалес.
Гранитные плиты на могилах.
– Здесь лежит прапрадед, здесь прадед, – Рауль показывал на плиты и шел дальше, – а здесь мой брат – известный матадор.
– Как матадор? – удивился я. – Ведь он тоже был хозяин быков?
– Да!
– Я думал, что все хозяева быков – члены «Лиги антитаурина».
Все, кто был вокруг, рассмеялись, хотя мы еще не ушли с кладбища.
– Наверное, если бы это услышали мои деды и прадеды, – сказал Гонсалес, – они тоже бы смеялись вместе с нами.
– Разве вы не любите своих быков?
Гонсалес ответил не сразу. Вместо ответа он обратился ко мне с вопросом.
– Генерал, который посылает солдат в бой, любит их?
– Любит, – сказал я.
– Я испытываю то же чувство. Бык для меня солдат. Чем больше храбрости проявит он на арене, тем больше чести ему и мне.
Гонсалес покрутил между пальцев сигару.
– Но когда убивают быка плохо, не с первого удара, – жалко быка, я ругаю в душе матадора.
– Однако после этого ты не идешь в «Лигу антитаурина», – сказал Ренато Ледук.
Опять все посмеялись и неторопливо пошли к машинам.
– Когда говорят о «Лиге антитаурина», – начал Ренато Ледук, шагая вместе со всеми, – мне это напоминает диалог между крестьянином-мексиканцем и гринго [* Гринго – так в Мексике называют американских туристов.]. – Ренато улыбнулся, видимо хорошо представив гринго и мексиканского крестьянина. – Сидят они рядом на бое быков, и, конечно, мексиканец забыл обо всем на свете. Он боится пропустить хоть одно движение матадора. Он внимательно разглядывает черного красавца быка. Американец впервые на бое быков.
«Послушайте, – тянет американец за рукав крестьянина. – Зачем быку втыкают в спину эту пику?»
«Кьен сабе!» («Кто знает!») – произносит свои любимые слова крестьянин, не оборачиваясь в сторону американца.
На арену выбежали бандирильеро с разноцветными острыми,'как гарпуны, палочками в руках.
«О, о! – воскликнул американец. – Это ужасно, зачем они вонзают эти палочки в спину быка?»
«Кьен сабе!» – опять произнес крестьянин.
Выходит матадор. Он вынимает шпагу и убивает быка.
«О-о! Ужасно! – воскликнул американец. – Правильно говорят, что мексиканцы – варвары. Зачем он его убил, этого красавца быка?»
Крестьянин посмотрел на американца и сказал:
«Он его убил, сеньор, потому, что бык черный!»
«О кэй! – радостно воскликнул американец. – Конечно, раз он черный, его надо убивать. О кэй!»
Снова все смеялись, и я понял, что никто из этих людей не может быть членом «Лиги антитаурина».
Мы снова сели в машину и поехали на пастбища. Большие участки земли огорожены колючей проволокой. Десятки «Торосбравос» гуляют за проволокой. Быки так могучи – вес каждого около пятисот килограммов, рога их так остры... Для того чтобы быки лучше развивались, хозяин устроил им водопой в горах. Каждый день они должны совершать трудный поход в горы и обратно.
Мы пересели в маленькую машину и поехали за колючую проволоку по пастбищу. Рауль вел машину. Борис Головня целился из киноаппарата, а я был просто наблюдателем. Быки совсем близко. Борис ловит один хороший план, второй.
Вдруг машина останавливается. Колесо попало в небольшую ямку. Огромный черный бык направился к нам. Он шел, неторопливо водя из стороны в сторону рогами, как перископами. Он подошел к машине, зачем-то понюхал ее. Потом уперся мордой в полированную дверцу и стал качать машину.
Мотор ревел. Рауль рвал сцепление. Но машина садилась в яму еще глубже. Рауль заметно волновался.
Бык обошел машину вокруг, потом подцепил ее рогами сбоку и стал поднимать ее. Колеса оторвались от земли. Рауль выхватил из-за пояса кольт и выстрелил в воздух два раза. Бык опустил машину и некоторое время стоял, прислушиваясь и нюхая воздух.
Рауль лихорадочно газовал, и, наконец, машина вырвалась из плена и понеслась по пастбищу.
– Хотел бы я, чтобы в машине находились представители «Лиги антитаурина», – сказал Рауль.
Мы с Борисом улыбнулись.
Хозяин мчался домой, где уже был приготовлен стол согласно правилам мексиканского гостеприимства.
Рауль живет в старинном помещичьем доме, построенном еще в начале прошлого века. Снаружи четыре высокие каменные стены, в одной из которых железные ворота. Невольно представляешь, как в эти ворота въезжают экипажи, запряженные лошадьми.
Машины проскочили ворота и остановились посредине квадратного дворика, выложенного брусчаткой. Со всех четырех сторон на дворик смотрят открытые веранды.
Комнаты этого старинного дома напоминают музей. На стенах головы прославленных быков ранчо «Пьедрас Неграс», фотографии. Этот бык был убит сто лет назад, этой фотографии шестьдесят лет, на этой стене собраны грамоты, здесь медали.
– Скорее к столу! – торопит хозяин. – Скорее! Обед а-ля мехикана. Только наши мексиканские блюда. Главное из них барбакоа – мясо, жаренное в листьях кактуса.
Повар в белом переднике и огромном крахмальном колпаке тащит поднос, на котором гора барбакоа.
– Но прежде нальем по рюмочке мецкаля! – крикнул хозяин. – Должен предупредить гостей: водка очень крепкая, семьдесят градусов. У нас ее пьют по капельке.
Я видел, как Борис Головня и Дима Гасюк скептически улыбнулись.
– Ты переведи, – сказал Дима, – что у нас на севере пьют спирт девяноста шести градусов.
– Да-а! – протянул хозяин, и гости тоже удивились.
Мы выпили по рюмке.
– Я вижу, насчет водки мое предупреждение было излишним, – снова взял слово хозяин, – а вот по части перца будьте осторожны.
Рауль показал на небольшие тарелочки, на которых был перец. На одной тарелке стручки побольше, на другой поменьше. На третьей еще меньше, а на четвертой – перец, протертый в виде соуса.
Я предупредил друзей, чтобы они брали стручки, которые побольше: они слабее.
Мои друзья посмотрели на мексиканцев, которые ели маленькие стручки; и тоже взяли по маленькому. Они хрустнули зубами. На глазах у них появились слезы, но на губах была улыбка.
– Браво! – удивленно сказал хозяин.
Мы с Ренато Ледуком переглянулись. Повторялась история, которая произошла с ним восемь лет назад в Грузии. Я был у Ренато переводчиком. Грузины очень тепло встречали нас. Городские власти Тбилиси устроили прием неподалеку от города, в Мцхете. Вот так же, как сейчас, было много народу за столом, много вина на столе, шашлыков, цыплят табака, был и перец.
Тосты следовали один за другим. Наконец поднялся со своего места грузин и сказал:
– Вы, мексиканцы, и мы, грузины, схожи. У вас черные волосы – и у нас, вы темпераментны – и мы, вы любите перец – и мы тоже. Выпьем за дружбу мексиканского и грузинского народов.
Когда выпили, Ренато вдруг попросил перец, которого он до тех пор не видел на столе. Ему подали стручок размером с мизинец. Он откусил и сказал: «Трава!»
Такое заявление обескуражило грузин. Тамада подозвал официанта и попросил принести перец покрепче.
Появились стручки поменьше, размером вполовину мизинца. Их положили перед Ренато, и взоры были устремлены на мексиканского гостя.
Он спокойно съел целый стручок и повторил: «Трава».
Я перевел это слово грузинам. Тогда тамада стал отчаянно кричать что-то по-грузински официантам. Они убежали за следующей порцией перца.
На этот раз появились стручки размером в треть мизинца. Это был самый крепкий перец Грузии. Не все грузины осмеливались его есть.
Ренато тщательно разжевал стручок и проглотил.
– Ты им скажи, – попросил меня Ренато, – это, конечно, перец. Но он мексиканскому не родня. У нас есть стручки размером с ноготь мизинца. И он жжет не только когда его ешь, но и дня два после этого...
Я не стал рассказывать эту историю сейчас, за столом, чтобы не подзадорить моих друзей. Я видел, как они бесстрашно уничтожают самые маленькие стручки. Будто это не перец, а мармелад. Мексиканцы разводили руками и восторженно кричали «Браво!».
– Ребята, это опасно, – шепнул я.
– А-а! – храбро ответили они.
...Поздно вечером мы приехали в отель и легли спать.
Может быть, было часа три или четыре ночи. Я проснулся и увидел – в темноте кто-то бродит. Пригляделся: скрестив по-наполеоновски руки на груди, по комнате ходил Борис Головня.
– Ты чего, Боря?
– Жжет, ведро воды выпил, не помогает.
– Соль надо есть, Боря. Легче будет. Я же предупреждал.
Я повернулся на другой бок и опять уснул.
Было уже светло, когда меня снова разбудили чьи-то шаги. Дима Гасюк ходил из угла в угол.
– Ты чего, Дима?
– Подлец!
– Кто?
– Борис. Сожрал весь запас фталазола, все таблетки снотворного и спит. А мне, кроме тетрациклина, ничего не оставил. Я уже пять таблеток проглотил, не помогает и сон не берет.
– Тетрациклин – это ведь таблетки от насморка.
– Знаю, – как-то грустно сказал Гасюк. – Других нет!
...Утром мы мчались на очередную съемку. Я вел машину. Мои друзья сидели с побледневшими от бессонницы лицами.
– Ты, конечно, прав, – сказал Дима Гасюк. – Мексиканцы – народ особенный.
Борис Головня кивнул в знак согласия.