Текст книги "Пираты, или Тайна Бермудского острова"

Автор книги: Василий Боярков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Ты чего это воротишь от меня свое милое личико? – негодовал закоренелый разбойник, прекрасно осознавая, что ароматами он не пышет. – Тебе, что ли, богатенький, холенный выродок, не нравится, как от меня пахнет? Ты оскорбить меня хочешь?!

– Нет, простите… даже не думал, – старясь собрать всю свою волю, чтобы невольно не сморщиться, продолжал отпрыск высокопоставленного родителя дрожать всем своим, что не говори, великолепно сложённым телом, не чая для себя уже, что сможет невредимым выбраться из столь сложной и непредвиденной ситуации, – просто Вы, сэр, наводите на меня ужас и нагоняете страху, – не стал Липкен геройствовать и изображать то, чего и в помине не было, а именно отвагу и смелость.

– Тебе, действительно, страшно? – удовлетворенно и уже более миролюбиво провозгласил главарь отпетых разбойников, одновременно расплываясь в самодовольной и в чем-то даже благодушной улыбке и отнимая от молодого офицера свою остроконечную саблю. – Понагнали мы здесь кошмара?

– Правда, сэр, – чувствуя неловкость перед подчиненным ему личным составом, опустил молодой повеса книзу глаза, вполне закономерно стыдясь своего незавидного, больше сказать, трусливого положения и не зная при этом, что остальные члены команды напуганы нисколько не меньше.

– Понятно, джентльмены? – обратился главарь к сопровождавшим его членам пиратского братства, неприятно ощерившись и выставляя на показ два чудовищных, полусгнивших клыка, – Мы с вами страшные!

– Га, га, га, – было ему отвечено дружным, многоголосым гоготом, подхваченным почти сотней разбойничьих глоток.

– Тогда сотвори что-нибудь со своей штучкой, – так же внезапно, как вроде бы показал довольство, сделался Уойн невероятно озлобленным, – чтобы она снова мне показала твоего родителя – мне вдруг захотелось передать ему ряд интересных условий… Глядите, ребятушки, как, – необычайно ласково обратился он к своим преданным спутникам, повысив голос почти до крика, – можно даже не гоняясь за кораблями, через расстояние передавать властям наболевшие и выстраданные нами проблемы! Давай уже действуй, – переключился пират на современного офицера, понизив голос до зловещего полушепота, – не видишь, моя команда полна ожиданий скорой и обильной наживы?

– Я пробую, но у меня ничего не выходит, – больше обычного затрясся отпрыск значимого родителя, – абонент недоступен, а это означает, что либо мы вышли из зоны покрытия сигналом, либо мой отец, попросту говоря, нас «игнорит» умышленно.

Полностью оправдывая свое жуткое прозвище, Бешеный Фрэнк сдвинул к переносице брови, выпятил вперед губы и, вдруг заводив желваками, придал своей и без того отвратительной физиономии такое выражение, какое способно было повергнуть в сверхъестественный трепет не только какого-то там «папенькиного сыночка», но и любого отважного человека, прошедшего в своей жизни не через одно тяжелое испытание; он хотел что-то злобно выкрикнуть, но не успел этого сделать, так как неожиданно вернулись двое его посыльных, посчитавших, что добытые ими сведения намного важнее того обстоятельства, каким озадачился сейчас их разгневанный предводитель.

– Капитан… сэр, – провозгласил за обоих Скупой, приняв в чем-то виноватое, а в чем-то, напротив, нагловатое выражение, – тот человек, который заставляет это судно двигаться, заперся у себя в отсеке и никого не пускает; мы, не сомневайтесь, отчаянно пробовали пробиться, но дверь у него настолько прочная, что, уверен, выдержит даже залп средней пушки; да и… нам еще кажется – он там скрывается не один.

– У, дьявол меня разбери! – наполнив голос ужасающей интонацией, зло закричал разбойничий капитан, поднимая вверх саблю, словно бы собираясь отправить заскучавшую в безделье команду на незапланированный, но отчаянный штурм. – Да кем они там себя возомнили, бессмертными что ли?! Десять человек за мной, – приказывал он уже в следующий момент, сам в тот же миг устремляясь к двери, ведущей во внутреннюю часть корабля, – остальные остаются стеречь захваченных пленников!.. И делайте это повнимательнее: они явно способны на какие-нибудь нежданные провокации и – протащить меня под килем, если же я не прав! – внезапные хитрости.

Забрав с собой двух неудачливых курьеров, вернувшихся со столь неприятными новостями, а до «кучи» и еще восьмерых отпетых головорезов, вооруженных, как и положено, саблями и однозарядными пистолетами, Уойн, помахивая остроконечным клинком, устремился на нижние палубы, чтобы самолично призвать наглецов, посмевших ему противиться, к безжалостному ответу, – наивный! – он думал, что, как и обычно, сможет напугать кого-то лишь одним своим грозным видом; однако в этот раз оказалось не все так просто, и отчаянного пирата остановила прочная железная дверь, которая в действительности могла выдержать воздействие более мощное, нежели чем необузданный нрав разгневанного разбойника. Главарь свободного братства хотя и оправдывал свое прозвище, в ярости брызгая на окружающих неприятно пахнущими слюнями, но, оказавшись перед стальной преградой, все-таки понял, что в создавшейся ситуации этот «аванпост», как ни старайся, в конце концов так и останется ему не по силам. Тем не менее он не собирался вот так, не попробовав все возможности, отказываться от намеченных планов и, приблизив свою отвратительно воняющую рожу почти вплотную к толстому стеклянному иллюминатору, гневным голосом прорычал:

– Открывайте, проклятые «выродки»! Это говорю вам я, Бешеный Фрэнк, и клянусь, что если вы мне сейчас подчинитесь, то впоследствии я не буду наказывать вас слишком уж строго! Ну так что, мы договорились?!

– Идешь ты в задницу, «сраный ушлепок»! – прозвучала из-за двери вполне понятная фраза, произнесенная голосом человека, давно достигшего среднего возраста и повидавшего в своей жизни «всякого».

Говоря об этом члене команды, стоит отметить, что Теодор Нельсон отслужил на американском военном флоте большую часть своей жизни и, даже достигнув пятидесятичетырехлетнего возраста и официально выйдя на пенсию, продолжал плавать в качестве механика на самом новейшем судне, изготовленном под тип тримарана, сохраняя там статус гражданского вольнонаемного. Вместе с тем человек этот являлся отличнейшим профессионалом своего дела и именно за эти качества его и продолжало ценить вышестоящее руководство, без особых препирательств предоставившее опытному мореплавателю привычную должность на, казалось бы, сверхсекретной, современнейшей технике. Останавливаясь на его характере, следует обратить особое внимание на то обстоятельство, что он был отважным, по сути не знающим страха мужчиной, готовым к любым непредвиденным испытаниям, где бы смог с честью и до конца исполнить свой долг. Внешности при всем при этом он был самой обыкновенной, по-простому сказать, заурядной, ничем не выделявшейся среди остальных, где можно выделить лишь серые, блестящие отвагой глаза, волевой подбородок, худощавую, но жилистую фигуру, невысокий рост, небритые щеки и неизменную кепку-бейсболку, всегда одетую на круглую голову и скрывавшую давно поседевшие волосы. Ответственный сотрудник американского флота – а, без сомнения, именно таковым он и являлся! – отлично помнил инструкцию и, услышав на верхней палубе звуки ожесточенного боя, предпринял предписываемый в таких случаях маневр: заперся изнутри и, продолжая оставлять корабль на полном ходу, погнал его в сторону ближайшего порта, сам того не зная (в силу озвученных ранее обстоятельств), двигаясь к восточному североамериканскому побережью.

Отчаянный пират тем временем продолжал свирепствовать и где-то ругательствами, где-то убеждениями пытался вызволить дерзкого повстанца наружу; но и он минут через двадцать не увенчавшихся успехом попыток, видимо устав громыхать своим громогласным басом, вроде бы как успокоился и уравновешенным тоном обратился к сопровождавшим его членам пиратского братства:

– Бродяга, сходите со Скупым наверх и приведите мне того мальчишку, с которым я разговаривал, когда вы пришли. Посмотрим, может быть, хотя бы он сможет убедить этого «выродка» открыть нам двери, чтобы впоследствии оказаться внутри и чтобы самим наконец понять, каким образом эта «посудина» двигается?

Произнося окончание своего монолога с вопросительной интонацией, свирепый бандит между тем не отменял своего приказания, а напротив, словами «Ну, быстро!» заставил своих верных подручных заспешить на верхнюю палубу. Вернулись они через десять минут, когда капитан уже в очередной раз начинал утрачивать душевное равновесие, ненавязчиво подталкивая перед собой полураздетого «папенькиного сыночка», так и продолжавшего до сих пор оставаться не прикрытым до пояса.

– Вы чего так долго? – прорычал старый морской разбойник, выказывая посыльным, как ему казалось, вполне справедливое недовольство.

– Простите, сэр, – более пожилой пират виновато поежился, но в то же самое время не утратил присутствия духа и рапортовался, лишь слегка допуская в своем голосе дрожащие интонации: – но его «помочиться» приспичило, и мы, собственно, посчитали это естественное желание, короче, оправданным и разрешили ему по дороге оправиться – не нюхать же его вонь по дороге?

– Ладно, шут с вами, – согласился грозный главарь с этой вроде бы вольностью (что не говори, но, в сущности, человек он был, с одной стороны, хотя и жестокий, но, с другой – вполне справедливый), – тащите уже его сюда.

Это утверждение относилось уже больше к самому Липкену, так как, для того чтобы преодолеть расстояние, отделяющее его от двери, молодому человеку необходимо было сделать всего лишь пару шагов, что он послушно в ту же секунду исполнил, едва только ему поступило распоряжение грозного и страшного капитана.

– Давай, – обратился к нему старик уже более дружелюбным голосом, явно начиная испытывать к необузданному повесе если и не симпатию, то вынужденную необходимость в его присутствии – это уж точно, – поговори со своим человеком и убеди его запустить меня внутрь; клянусь, если он будет благоразумен, я ему пока ничего не сделаю; но это только до первого серьезного нарушения – как и везде.

Кивнув так, чтобы было понятно, что он все понял, Джеймс приблизил голову к смотровому иллюминатору, для того чтобы его было отчетливо видно, и громко, командным голосом, крикнул:

– Мистер Нельсон, с Вами говорит помощник капитана Липкен. Довожу до Вашего сведения, что командер Вильямс погиб, а значит, я исполняю на этом судне обязанность старшего, в связи с чем и приказываю Вам, Теодор, немедленно разблокировать дверь и впустить меня внутрь – Вашей жизни в этом случае ничего угрожать не будет.

– Извините, сэр… со всем уважением, – приблизился механик к пуленепробиваемому стеклу с другой стороны, на миг отобразившись на своем мужественном лице печатью сомнения, но тут же отогнав ее прочь и обретя привычное выражение непоколебимой уверенности, – но Вы же сами знаете правила: «новое, секретное, судно ни в коем случае не должно попасть в руки к врагу»; и, уверен, ваш отец, адмирал Липкен, меня полностью в этом вопросе поддержит.

– А как же корабельный устав? – продолжал молодой человек настаивать, не столько уже переживая за свою безопасность (он понял, что со своими знаниями и возможностями разбойникам пока выгоден), сколько упиваясь враз приобретенной им неограниченной властью. – Что он предписывает делать в подобных, и похожих им, случаях? Вспомни: «…при возникновении экстренной ситуации, вся ответственность за принятие последующих решений целиком ложится на капитана или лицо, его замещающее, а команде следует неукоснительно исполнять его приказания, какими бы необдуманными они не казались…». Так что, Нельсон, ты мне на это ответишь: согласен ты действовать соответственно существующим правилам или позволишь с этой минуты считать тебя военным преступником?

– Еще раз простите, сэр, – отвечал пожилой мужчина уже решительно, нисколько не сомневаясь в исключительной правоте принятого им решения, – но, если вы помните, я сотрудник вольнонаемный, а значит, не могу нести ответственность по военному положению, следовательно, останусь полностью при своем мнении; разубедить же меня в нем – если кто и сможет? – так это единственный человек на всем белом свете – главнокомандующий американскими Военно-морскими силами.

– Нельсон, ты с ума, что ли, сошел?! – теряя терпение, уже прикрикнул на него молодой лейтенант, как оказалось, не отличающийся моральными устоями и патриотическими приверженностями. – Немедленно открывай: я тебе просто приказываю сейчас это сделать, а иначе я лично буду судить тебя по законам военного времени и расстреляю без трибунала и следствия.

– Ваше право, сэр, – неприветливо усмехнулся отважный механик, в силу давно сложившихся жизненных устоев и почтенного возраста, не потерявший присутствия духа, – только сначала дверцу эту откройте; Вы, конечно, можете ее подорвать, – на ходу уловив мысль необузданного повесы, выразил сомнение опытный мореплаватель, – только не забывайте, что здесь поблизости дизельное топливо, и в том числе сжиженный газ, а это, в свою очередь, ничем хорошим ни для вас, ни для захватчиков, ни для самого судна не кончится.

Больше часа потребовалось на то, чтобы окончательно понять приверженность «старого» морехода сложившимся у него позициям, полностью исключающим какие-нибудь поблажки. Удивительно, но, то ли пиратский капитан устал и ему срочно потребовался отдых, то ли просто ему надоело заниматься бесцельной болтовнёй, направленной в бесполезное русло, он вдруг выразительно плюнул в пуленепробиваемое стекло и, энергично взмахнув своей саблей, воскликнул:

– Все, хватит тут тратить попусту время; пойдемте уже наверх и разберемся, как следует поступить с остальными пленными – назначить тебя разве над ними главным?! – кивнул он на моложавого лейтенанта, – хотя, нет, думаю, от этого особого толку не будет – видел я, как они тебе подчиняются, – тут же сделал пират абсолютно логичное замечание, имея в виду непреклонного Нельсона, – ты лучше вот что скажи: через какое время мы с такой скоростью сможем достигнуть материка?

– Часов через семь, в крайнем случае восемь, – несмотря на свой ленивый характер, Джеймс волей-неволей все же на службе кое-чему научился и теперь свободно прикидывал расстояние, – если мы, разумеется, движемся в эту сторону, а не, скажем, в обратную.

– Что это значит? – «зажег» глаза гневом безжалостный Фрэнк, предположив, что молодой человек начинает с ним опасные игры.

– Ничего особенного, – заспешил лейтенант успокоить своего кровожадного «друга», сделав закономерное заключение, – просто в момент вашего нападения в капитанской рубке находился убитый Хьюго, который, соответственно, и выставил курс; я же в то мгновение был у себя в каюте и совершенно не ведаю, куда он соизволил направиться. Однако, если Вы, капитан, мне, конечно, позволите, я быстренько разберусь, и в тот же миг доложу Вам о выбранном направлении.

– Хорошо, – согласился пират, вышагивая уверенной походкой и направляясь на верхнюю палубу, где до сих пор находились и верные ему морские разбойники, и пленённые военные мореплаватели, – а ты сможешь без парусов изменить продвижение этой «посудины»? – поинтересовался он в следующую очередь.

– Запросто, – совершенно на задумываясь, ответил распутный повеса, уже мысленно видевший себя перешедшим на сторону зверских бандитов и получившим у них какую-нибудь достойную его положения должность, – сейчас с этим абсолютно не возникает проблем – не знаю, почему об этом не удосужился поразмыслить Нельсон, наверное, просто уперся, глупый «баран», – пожал лейтенант плечами и предложил своему новоиспеченному «командиру», не выходить к остальным на палубу, а сразу проследовать к капитанскому мостику.

Право распоряжаться судьбой пленников и свободным временем у пиратов было предоставлено Скупому, без особых возражений согласившему исполнять обязанность квартирмейстера и сразу же взявшему себе в помощники неотъемлемого Бродягу; вдвоем же они, пока Липкен и Уойн придавали захваченному судну направление на Бермудский архипелаг (что было теперь сделать совсем нетрудно, так как, по окончании урагана, работа всех приборов восстановилась), проявили неисчерпаемое усердие и загнали военных моряков в одну служебную кладовую, запирающуюся только снаружи, а морских разбойников распустили заниматься осмотром доставшегося им в качестве трофея суперсовременного судна, а самое главное – это захваченного ими боевого вооружения.

***

Время приближалось к двенадцати часам, или к полудню; адмирал Липкен стоял на капитанском мостике эсминца «Колумбус», рассекающим волны Саргассова моря, и, изучая эхолокатор и дисплей спутниковой системы слежения, не утруждался в особых раздумьях, что нужное ему военное плавательное средство направляется в сторону Бермудских островов и что до него остается всего лишь несколько километров – захватчики, или террористы, как их теперь называли, двигались с уверенной скоростью и смогли уже покрыть добрых двести пятьдесят морских миль, то есть половину всего необходимого им расстояния. «Ну что ж, – размышлял про себя один из высших чинов ВМС США, задумчиво глядя на современнейшие приборы, с помощью которых просчитать навигацию интересовавшего объекта не вызывало каких-нибудь уж особенных трудностей, – скоро мы с вами встретимся и тогда уже и посмотрим: что у вас там за такие планы?»

На сближение потребовалось еще минут двадцать, пока наконец «Независимость – 2» не оказалась взятой в кольцо четырьмя миноносцами, прославившими американский флот не в одной военной компании и всегда без сомнения подтверждавшими свою боевую мощь, быстроходность и способность к неожиданным и эффектным маневрам.

– Дайте по ним залп сразу из всех орудий, – предварительно приказав держаться на почтительном расстоянии, распорядился теперь Джеральдин, указывая рукой в сторону захваченного пиратами новейшего тримарана, – только глядите, чтобы – не дай-то вам Бог! – с ним чего-нибудь не случилось, то есть попаданий быть не должно, но страху нужно нагнать такого, какой тем «ублюдкам» еще и не снился; ну, а кто повредит корабль – ответит мне головой!

Такое вроде бы неоднозначное распоряжение тем не менее было выполнено, как в вооруженных силах утверждается, точно и в срок, и, в сравнении с эсминцами, небольшое суденышко в следующий момент подверглось самой какой ни на есть стремительной, а где-то даже и «психологической», атаке, выразившейся в непрекращающихся на протяжении десяти минут взрывах, поднятыми волнами практически затопивших боевое «плавсредство». Пираты были настолько ошеломлены продемонстрированной им военной мощью, что попадали частью на верхнюю палубу, частью, где кто находился, и, накрыв голову сверху руками, вспомнили о Боге и самозабвенно предались непрекращающимся на протяжении всего обстрела молитвам, и только, единственно, разбойничий капитан не утратил присутствия духа и, приставив к горлу «папенькиного сыночка», острую саблю, вывел его на палубу и, обозначившись горделивой осанкой, принялся дожидаться окончания казавшегося бесконечным обстрела. Взрывы прекратились так же внезапно, как перед этим и начались, предоставив адмиралу отличную возможность – в бинокль «насладиться» лицезрением своего непутевого сына, все еще пока живого, но стоявшего сейчас на палубе и находившегося от неминуемой гибели всего лишь в каком-нибудь одном, неосторожном со стороны родителя, шаге. Даже полному идиоту в такой ситуации стали бы понятны намерения отчаянного пирата, ко всему тому же еще и ни на йоту не знавшему жалости, а принимая во внимание тот факт, что заслуженный адмирал был далеко не дурак, он сразу же смог понять, что его психологический маневр не сработал – главарь продолжал оставаться непоколебимым, мысленно готовым к смерти, а значит и отчаянному сопротивлению.

– Что они делают? – спросил пират у молодого Липкена, заметив через следующие десять минут, как с одного из кораблей стали спускать на воду небольшой быстроходный катер, а затем в него перекочевали пятеро людей, одетых в непривычную военную форму, под действием солнечного света казавшуюся до невероятности белой и поблескивающей экипированной фурнитурой.

Все суда к этому времени остановились: видимо, и упрямый механик, услышав мощнейшие взрывы и ощутив сильнейшую качку, понял, что их наконец-то обнаружили основные морские силы Соединенных Штатов и что в связи с этим довольно-таки убедительным обстоятельством в продолжении дальнейшего бегства необходимость отпала.

– Не иначе сюда плывет мой родитель, главнокомандующий ВМС США, – ответил молодой лейтенант, немного подумав и припомнив существующие на флоте обычаи, невзирая на его беспутство все-таки сумевшие найти отражение и в его неразумной, беспечной и, как это говорят на Руси, буйной головушке, – чтобы обговорить с Вами, сэр, условия моего освобождения и возможной, – здесь лейтенант осекся, сообразив, что городит лишнее, но все же, уловив суровый взгляд капитана, продолжил: – В том числе и вашей, – имея в виду всех пиратов, – капитуляции.

– Хм, – усмехнулся грозный разбойник, словно и не обратив внимания на последнее слово, – и как это теперь происходит? В мое время, бывало, – Уойн был неглуп и, даже принимая во внимание огромный провал в его знаниях, смог сообразить, что он каким-то невероятным, не исключено, что и мистическим, образом телепортировался через столетия в будущее (или настоящее – кому как удобнее), поэтому без предубеждений дальше и констатировал: – С двух кораблей высылали навстречу друг другу шлюпки и встречались где-то посередине.

– Точно также происходит в том числе и сейчас, – поддакнул непутевый повеса, полностью уже «растворившийся» во влиянии грозного морского разбойника и возносивший его авторитет уже практически выше собственного высокопоставленного родителя, – ничего так и не изменилось: они доплывут примерно до середины и в течении получаса будут дожидаться, пока мы, – подразумевал он сейчас захваченный тримаран, – вышлем им навстречу своих парламентеров, а не дождавшись, вернуться обратно – и вот тогда! – уже станут вести огонь на полное поражение.

– Даже несмотря на то весомое обстоятельство, что здесь находится сынок самого адмирала? – недоверчиво усмехнулся продуманный в этом плане разбойник, не допускавший себе и мысли, что верховный штатовский военачальник пойдет на такой отчаянный шаг.

– Возможно, – пожал плечами молодой лейтенант, еще недостаточно разбиравшийся в подобных армейских тонкостях, – кто его знает, какие ему сверху отданы приказания?

– Вы чего разлеглись?! – заорал капитан на своих пиратов, лежавших на палубе и только начинавших поднимать свои головы, предусмотрительно прижатые во время обстрела к обшивке. – Ни за что не поверю – Дэви Джонс мне в приятели! – что верные мне люди, прошедшие со мной ни через одну дьявольски треклятую задницу, смогли бы чего-нибудь испугаться; все, ребятки, обстрел закончился и пришла пора действовать: Скупой и Бродяга со мной прыгают в шлюпку – остальные остаются прикрывать наши тылы, и ежели что… хотя, впрочем, говорить об этом пока еще рано.

Исполняя приказание своего грозного предводителя, морские разбойники «повскакивали» с мокрой палубы и едва ли не выстроились перед ним в одну линию, готовые исполнить любое поручение этого мужественного человека, пусть даже оно окажется самым что ни на есть сумасбродным и последним в их жизни. В дальнейшем, следуя общепринятым морским правилам, с «Независимости – 2» также был спущен на воду маленький катер, тем не менее свободно вместивший в себя и Уойна, и, разумеется, Липкена-младшего, и двоих неразлучных морских пиратов, после чего вся эта небольшая процессия, ведомая молодым офицером, само собой разумеется взявшимся за управление небольшого моторного средства, выдвинулась на встречу с американским главным военачальником. Тот, сопровождаемый Смолом и еще двумя подчиненными, но только более меньшего ранга, терпеливо дожидался злобных бандитов, остановившись, как-то́ и полагается, ровно посередине расстояния, разделяющего два враждующих корабля, в настоящем случае военный эсминец «Колумбус» и захваченный «террористами» тримаран. Наконец, они встретились, почти коснувшись друг друга бортами, и можно было уже приступить к основной части мероприятия – проведению парламентерских переговоров.

– Отлично, адмирал, – пользуясь своим наиболее выгодным положением, первым заговорил злобный предводитель свободолюбивого братства, для пущей убедительности – что настроен решительно! – продолжавший удерживать клинок у горла «папенькиного сыночка», – вы очень наглядно продемонстрировали нам свою мощь, но что ты скажешь на тот случай, если я вдруг разозлюсь и «отпилю» твоему отпрыску голову, причем сделаю это прямо сейчас, у тебя, так сказать, на глазах.

– Тогда тебя, точно, ничто уже не спасет! – ответил ему главнокомандующий в том же грубом тоне, в каком с ним сразу же начал общаться самоуверенный, своенравный и, кроме всего прочего, еще и беспощадный разбойник. – Ты, вообще, кто такой, раз позволяешь вести себя с нами, непобедимой американской армией, подобным, сверх наглым, образом? Мы с террористами переговоров сейчас не ведем – не боишься, что твой блеф не сработает?

– Ха, ха! – зловеще прикрикнул главарь морской бандитской общины, нисколько не почувствовавший испуга. – Если бы ты мог это сделать, то мы бы – дьявол мне в ядра! – давно уже – кто кормил рыб, а кто болтался на рее; но, судя по тому, что ты, адмирал, предпочитаешь переговоры, такой поворот дела в твои основные планы не входит! Что же касается моего имени? Тут я отвечу тебе незатейливо и откровенно: я – Бешеный Фрэнк, гроза Саргассова и Карибских морей.

– Да ты в своем ли, безумец, уме?! – несмотря на подобающий вид, ужасную вонь, не растворявшуюся даже под действием свежести моря, подобное утверждение вызвало у Джеральдина вполне закономерное недоверие и, как следствие, возмущение. – Этот пират давно уже умер, еще в восемнадцатом веке, а сейчас, слава Богу, уже двадцать первый.

– Постой, отец! – вмешался в этот момент в разговор его непутевый отпрыск, судьба которого сейчас разыгрывалась этими двумя, без сомнения, друг друга стоящими людьми. – Возможно, обстоятельства складываются так, что этот человек не так уж неправ… знал бы ты, что нам всем довелось пережить, ты бы, по-видимому, ему поверил.

– Что это значит? – продолжал высший офицер американского флота выказывать подозрительность, но уже обозначившись миной сомнения. – Объяснись.

– Прошлой ночью, – машинально Джеймс скосил глаза на опасный предмет, находившийся сейчас в непосредственной близости к его горлу, как бы призывая его негласным свидетелем, – мы попали в сильнейший шторм, похожий больше на ураган, совмещенный с торнадо, где, борясь со стихией, мы стали свидетелям необычнейшего явления – из черной воронки, уходившей своим основанием в самое небо, буквально выпрыгнул деревянный корабль, а с него на нашу палубу «посыпались» свирепые и отчаянные пираты, которые буквально за двадцать минут захватили наш современнейший тримаран и следующим шагом подчинили себе всю выжившую команду, сумевшую уцелеть в ходе, поверь, очень короткой, но, с другой стороны, и отчаянной схватки…

– Этого просто не может быть! – разгоряченно закричал адмирал, по вполне объяснимым причинам не веря в эту, как он не сомневался, навеянную мистикой чушь. – Что, вообще, ты такое городишь?! Ты что, Джеймс, опять вчера пил?!

– И я сам в это сначала не верил! – особо не церемонясь, неожиданно перебил военачальника кровавый разбойник. – Однако произошедшие события заставляют расценивать все иначе – и как бы там ни было?! – но это случилось; лишив же меня «Кровавой Мэри» – ее затянуло в чудовищную пучину, – говоривший злорадно ощерился, – взамен дьявол и, по-видимому, еще и удача мне даровали взамен вашу «посудину», на которой я провозглашаю себя капитаном – нравится, адмирал, тебе это либо же нет!

По лицу Липкена-старшего в этот момент можно было судить о том, что внутри него боролись две разные сущности: одна утверждала, что все это полный бред и с ним разговаривают сейчас обыкновенные террористы, просто возомнившие себя Бог знает кем; другая же настойчиво требовала поверить грозному капитану и сделать все возможное, лишь бы освободить из его безжалостных лап своего неразумного и, как оказалось, еще и нерасторопного сына.

– Ладно, предположим, что я вам поверю, – обратился главнокомандующий одновременно и к сыну, и к морскому злодею, – но мне нужно время, чтобы надо все сказанным поразмыслить… – он взял короткую паузу, словно испытывая в чем-то сомнение, осмотрел всех присутствующих и дальше продолжил уже более твердо: – Через час встречаемся здесь же, тогда и обсудим ваши условия.

На «Колумбус» Джеральдин вернулся пораженный настолько, что не знал, верить ли ему во все только что услышанное либо же считать это какой-то тщательно спланированной и выданной за действительность провокацией, причем осуществленной странной, пока еще неизвестной, террористической организацией, и, уж точно, никакой не «Аль-Каидой». Ровно сорок пять минут мучительных сомнений потребовалось адмиралу, чтобы прийти к наиболее правильному, как ему даже казалось, где-то выгодному решению, в конечном итоге полностью отогнавшему прочь его нерешительность; план был составлен и теперь можно было уверенно действовать.

Как и договаривались, встретились противники ровно через шестьдесят минут на том же самом месте, что и совещались до этого. Первым, как того и требовали создавшиеся условия, начал свою речь представитель ВМС США:

– Кто бы ты там ни был – Бог тебе судья! – но я так понимаю, что возвращать мне сына ты не станешь, причем ни при каких обстоятельствах?

– Правильно, – согласился кровожадный разбойничий предводитель, выставив наружу два гниющих клыка, – он принят в мою команду и, поскольку отлично управляется с судном, назначен моим первым помощником – ты ведь не против? – обратился он уже к Джеймсу, в буквальном смысле не интересуясь его мнением, а явно что просто ставя того перед давно свершившимся фактом. – Согласен плавать под моим черным флагом? Если да, то скажи об этом родителю, и притом прямо сейчас, а не то, дьявол меня разбери, как бы не было поздно.

– Да, я принял такое решение, – наконец-то Липкен-младший получил свою должность, о которой, как уже известно, начал в последнее время все настойчивее подумывать, – и буду плавать теперь под командой пирата, – говорил он уже твердо, где-то даже с сарказмом, гладя прямо в глаза влиятельному родителю, как и Уойн уже убежденный, что отец не рискнет подвергать его жизнь какой-то уж сверх серьезной опасности.