Текст книги "Пираты, или Тайна Бермудского острова"

Автор книги: Василий Боярков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Василий Боярков
Пираты, или Тайна Бермудского острова

Пролог

Конец мая 2021 года. Прибрежный американский корабль, сконструированный по аналогии и под тип тримарана, носящего название «Independence» («Независимость»), но только более современный, и притом новейшей, секретной, модификации, по установленному регламенту должен нести патрульную службу в территориальных водах штата Флорида; однако какой-то страшной и неведомой силой его все больше затягивает в самую середину Бермудского треугольника. Ночь. Темно. Страшно и жутко. Вокруг собирается – нет, даже не шторм! – а нечто невообразимое, больше похожее на торнадо или же ураган, закрученный в несколько спиралей, в свою очередь несущихся по кругу с огромнейшей скоростью; волны же, словно по чьей-то неведомой и злой воле, вздымаются вверх и доходят в некоторых случаях даже до высоты пятиэтажного дома.

Командер Хьюго Вильямс стоит на капитанском мостике и с нескрываемым напряжением (а где-то, возможно, и трепетным страхом?) вглядывается в почерневшую морскую пучину. Являясь молодым мужчиной, только что достигшим тридцатипятилетнего возраста, он буквально на днях был назначен командовать этим новейшим американским судном, способным обнаруживать и топить вражеские подводные лодки (чего уж там говорить про надводные цели!), и можно сказать, что на этой вполне заслуженно полученной должности это было его первое плавание, грозящее закончиться чем-то трагическим и невероятно ужасным. Своим внешним видом офицер вполне соответствует своему зрелому возрасту и при среднем росте, больше приближающимся к высокому, кроме стройной, физически развитой, фигуры, обладает еще и красивым, мужественным лицом, где всегда уверенный взгляд ясных, голубоватых глаз, отлично сочетающихся со светлыми волосами, сейчас выражает недоумение, граничащее со сверхъестественным страхом; одеяние его полностью соответствует присвоенному флотскому званию. Возвращаясь к сказанному, необходимо также отметить, что такое, казалось бы, необычное состояние у него обуславливалось еще и тем, что он никак не может понять, в какой – конкретно! – точке Саргассова моря в настоящий момент оказалось подведомственное ему судно, а главное, как ему в дальнейшем выбрать правильный курс, ведь расположенные перед его опытным взором датчики будто бы все «посходили с ума» и полностью разнятся в своих показаниях; навигационные приборы в свою очередь показывают радикально несопоставимые вещи.

Не прошло и пяти минут, как он по внутренней связи скомандовал в машинное отделение «Дать полный назад!»; но вместе с тем подобная предусмотрительность не возымела должного действия и, несмотря на мощность газотурбинных и дизельных двигателей, корабль все еще продолжает сносить к центру гигантского черного «столба», вздымающегося от воды высоко кверху и закрывающего собой всю видимую часть бескрайнего неба. Да, здесь было от чего ужаснуться! Вся представившаяся картина действительно имела сходство с чем-то потусторонним и сопоставлялась схожей с самым жутким кошмаром: обычно узкий в своем основании, в этот раз крутящийся «гриб» имел размер не менее трети морской мили в диаметре, возвышался на несколько сотен метров практически ровным «столбом» и резко начинал расширяться у самого поднебесья, превращаясь в густые, непроглядные, практически черные тучи, носившиеся по кругу с неописуемой скоростью. «Если нас завлечет в эту воронку, – подумал про себя Хьюго, реалистично оценивая неотвратимо надвигавшуюся угрозу, представшую в эту тревожную минуту перед ним и подчиненной ему командой, состоящей в настоящем случае всего лишь из тридцати девяти человек, где каждый второй, созерцая бушующую стихию, в той же мере подвергался непрекращающемуся суеверному ужасу, – то выжить нам в такой кутерьме – как не говори, но вряд ли удастся… Но что это я, совсем, что ли, раскис? Не к лицу американскому офицеру сдаваться без боя и покоряться злосчастной судьбе…»

– Стоп машина, – не закончив мысль, отдал Вильямс строгий приказ в машинное отделение, – поворачиваем назад и на полной скорости, на всех сорока узлах, идем в обратное направление. И поспешайте, ребятки, – сказал он уже чуть мягче, – от этого зависит наше с вами спасение…

В то же самое время, пока командир военного судна лицезрел перед своим глазами ужаснейшее проявление гнева природы, в трюмном отсеке разворачивались совсем иные события, полностью идущие вразрез с угрожавшей всему экипажу опасностью. Что же могло быть важнее разразившегося в море громаднейшего тайфуна? Чтобы ответить на этот вопрос, следует сначала привести некоторые постыдные факты, ставшие возможными, благодаря царящей в американском флоте наследственной иерархии… С самого спуска борта на воду, на него был зачислен нести службу любимый сынок одного из высших адмиральских чинов ВМС США Джеймс Липкен, молодой человек двадцатисемилетнего возраста, имеющий вздорный, высокомерный и крайне противоречивый характер, в полной мере пользующийся всеми привилегиями своего доставшегося от высокопоставленного отца положения. Вопреки напыщенности своей натуры, он имел удивительно привлекательную внешность, схожую разве что с девушкой, где особенно выделялись карие глаза, которые, принимая во внимание смуглый цвет кожи и черные, как смоль, кудрявые волосы, были темно-карими, а скорее, даже коричневыми; средний рост его, при развитой, атлетически сложённой, фигуре, казался высоким, добавляя внешнему виду дополнительной привлекательности. «Золотой» американский ребенок без особого труда получил чин помощника капитана и соответствующее ему звание лейтенанта; а с появлением новоназначенного командера, он сразу же ввел его в курс, кем он, по сути, является и что он, соответственно, не собирается ни под кого «прогибаться» и жить по чьим-нибудь правилам. «Что-то в моем поведении будет не нравится, – сказал молодой человек при первой их встрече, – с вопросами, жалобами, пожеланиями обращайтесь прямиком к моему всемогущему папочке. Вместе с тем командовать личным составом мешать не буду, но и в мои дела лезть не советую, иначе возможно досрочное списание со службы на берег, – усмехнулся тогда он крайне презрительно и, не удосуживаясь дальнейшими объяснениями, так как отлично знал, что все и без того прекрасно осведомлены об исключительной незавидности командирской должности этого экипажа, отправился восвояси, не преминув в назидание «бросить»: – поаккуратней со мной – и желаю удачи». Вот и теперь, невзирая на строгий устав корабельной службы и военную дисциплину, он додумался до того, что притащил на судно совсем еще юную проститутку, едва достигшую семнадцатилетнего возраста; а вот на ней, что говорится, стоит остановиться особо…

Покажется удивительным, но девушка эта имела российскую родословную и являлась самым младшим ребенком в семье одного русского эмигранта; он в составе отчаянной и лихой группировки, разумеется с бандитским уклоном, еще в далекие девяностые годы, как и многие другие, такие же неразумные соискатели, отправился за рубеж в поисках иллюзорного «американского счастья». Странное дело, но, всецело отдаваясь крайне неблаговидным и опасным занятиям, новоиспеченный штатовский преступник смог прочно укорениться в местных криминальных структурах; в них, невзирая ни на какие перипетии, он умудрился продержаться на «плаву» довольно долгое время и был застрелен членами конкурирующей гангстерской банды аж в две тысячи пятом году, успев дать жизнь своей третьей дочке, получившей от рождения имя Хуляевой Леры, или в полном варианте Валерии. Времена тогда были сложные и, лишившись мужской опоры, мать девочки очень быстро пошла «по наклонной» и, предаваясь разврату и пьянству, постепенно утратила человеческий облик и через пару лет «отправилась» вслед за супругом; сестры, соответственно, были разлучены, распределены по детским домам и приютам и потеряли между собой всякую, существовавшую до этого, связь, внезапно прерванную по зловещей воле, казалось бы, совершенно несправедливой судьбы и – чего уж греха таить? – чьему-то единственному волевому решению. Сопоставимо своему преступному происхождению и сложившимся вокруг нее неблагоприятным факторам, Лерочка, унаследовав от родителя отважную и суровую личность, уверенную в себе и не привыкшую склоняющуюся ни перед какими трудностями, была вынуждена проявлять чудеса изобретательности, но при этом не забывала охотно осваивать полагающиеся учебной программой науки, чтобы хоть как-то сосуществовать и выживать в ополчившемся против нее окружении; таким образом, развивалась девочка, значительно превосходя всех своих сверстниц как в сообразительности, так в том числе и несгибаемой воле, так в точности и способности подчинять себе более слабых; в общем, нет ничего удивительного, что именно она – впрочем, вполне заслуженно – становилась лидером в любых детских играх, проказах и, конечно же, шалостях. Однако это не могло продолжаться вечно, и вот настало то обычное у всех подростков время, когда ей исполнилось пятнадцать лет, когда, попросту говоря, у нее наступил переходный возраст и когда воспитанница приюта вдруг посчитала, что в стенах детского заведения ей становится тесно, – она сбежала и самостоятельно начала строить свою дальнейшую будущность.

Поначалу ей было невероятно трудно и целый год юная Лерка перебивалась, кто чем подаст, и, в конце концов, приняла невероятно трудное для себя решение, что, для того чтобы совсем «не загнуться», непременно должна попробовать «торгануть» своим бесподобным телом; и вот тут ее жизнь полностью изменилась: пошли существенные гонорары, никогда ею раньше не виданные, и, собственно, проблем со средствами у нее больше не стало. Стоит сказать, что к тому времени девушка попросту расцвела и представляла из себя непередаваемо красивейшую блондинку, обладавшую большими, глубокими, голубыми глазками, способными «растворять» и «топить» в себе каждого, на кого только падал взгляд их бесподобной и восхитительной обладательницы; еще следует остановиться на ее светлой бархатистой коже, маленьком, аккуратненьком носике, пухленьких губках, румяных щечках, маленьких ушках, скрываемых за кудрями пышной прически; ну, и в точно такой же мере не стоит позабыть про великолепно сложенную фигуру, где, при худощавом и изумительно сложенном телосложении, не таком уж высоком росте, больше приближенном к среднему, особо выделялись выпуклые, сочные груди, всегда прикрытые кружевным дорогим бюстгальтером, размером доходящим до третьего, в меру зауженная талия и больше обычного выпирающая ягодичная область, переходящая в прямые, стройные ноги – словом, она обладала всеми теми качествами, какие необходимы в ее новой «профессии», пусть и до последней крайности незавидной, но тем не менее приносящей довольно-таки неплохую прибыль и обеспечивающей ей хоть какой-то более-менее нормальный достаток. Немного видоизменив свою фамилию с Хуляевой на сокращенное Хой, что преобразовывалось от английского «whore», или по-простому девка, предлагающая себя за плату, она безраздельно влилась в американскую капиталистическую систему, где торговала единственным, что имелось у нее по самому наивысшему классу, и дарованным ей от Бога, – своим наипрекраснейшим телом.

Так случилось, что этим, не очень праведным, бизнесом молодая путана занималась в городе Майами, раскинувшемся, как известно, в южном штате Флорида, и бывшим для ее необычного занятия со всех сторон самым каким только возможно благоприятным; именно там она по какому-то странному стечению обстоятельств и была приглашена поразвлечься развратным и необузданным Липкеном. Итак, на военный борт девушка поднялась без каких-либо особенных трудностей (по настоянию все того же ветреного сынка адмирала), нисколько (как, впрочем, и обычно в своей давно устоявшейся практике) не заботясь о способных в связи с этим возникнуть последствиях, полностью положившись на своего разнузданного и неразумного провожатого. Вот и сейчас молодые люди, находясь в каюте помощника капитана, предавались праздному веселию, а также разврату и к этому моменту уже изрядно «набрались» качественным, изготовленным в Ирландии, виски; никто из них, казалось бы, нисколько не обращал внимания на сильнейшую качку, какой только когда бы то ни было подвергалось это современнейшее «плавсредство», оказавшееся на удивление крайне устойчивым, снабженным надежным балластом, а соответственно способным не дать опрокинуться судну даже при самом сильнейшем океаническом шторме. На эту свою очередную, но вместе с тем не совсем обычную вылазку Лера выбралась разряженная в кожаную куртку черного цвета, в тон ей открытые ботильоны, до самого последнего предела укороченную джинсовую синюю юбку, белоснежную сорочку и ажурные чулки, своей резинкой соблазнительно выставленные наружу; дамской сумочки при ней не было: она их попросту презирала, предпочитая рассовывать нужные ей вещи в имевшиеся на одежде карманы; из косметики на ней, как и обычно, присутствовали исключительно нескромные тени, густая, обильно нанесенная, пудра и яркая губная помада, обладавшая исключительным, красным оттенком, окантованная еще и коричневатой обводкой. К интересующему мгновению Хуляева лишилась практически всего своего верхнего одеяния и оставалась теперь только лишь в кружевном нижнем белье классической темной расцветки, стильной обуви и плотно облегающих ноги чулках; ее же так называемый соблазнитель был с голым торсом, без брюк, пребывая в одних, едва лишь прикрывающих пах, разноцветных трусах, полностью уже готовый приступить к главной части своего развлечения, для которого, по сути, и была приглашена на этот военный борт индивидуальная проститутка, как за последние полгода сложилась практика, работающая исключительно на себя, без сутенера, и считающаяся, вопреки чересчур юному возрасту, довольно элитной.

Однако не только адмиральский сынок имел «пригласительный билет» на этот, казалось бы, несопоставимый с морским уставом нескончаемый праздник жизни, давно уже вошедший у молодого повесы в неосознанную привычку, выработавшуюся еще и благодаря потворствам со стороны значимого родителя, всеми силами старавшегося прикрывать своего любимого отпрыска во всех его, как он определенно считал, ни несущих никакой серьезной опасности «мальчишеских шалостях», – здесь также присутствовал его закадычный друг, не имевший офицерского чина, но сумевший своим трудом, упорством, а главное, рвением дослужиться до старшины первого класса. В отличии от своего, не обладающего большим разумом, «компаньона», ведущего развратную, по большей части разгульную, жизнь, он был намного порядочнее, осмотрительнее и не утратил еще чувства страха перед грядущим наказанием, неотвратимо следующим за любое нарушение дисциплины и непременно несущим с собой последующее «раскаяние»; в частности, если говорить откровенно, и под влияние-то Джеймса он попал не случайно, а по той лишь простой причине, что находился в его непосредственном подчинении – прочитав его досье, высокопоставленный родитель сразу же понял, что это именно тот человек, какой ему нужен и, не задумываясь, приставил его «присматривать» за своим непутевым сыночком, не ведающим никаких ограничений в собственных устремлениях, нескончаемых и безнравственных, просто погрязших в пучине плотского греха и отъявленного порока. Внешности Билл Кедми – а именно такое имя досталось ему от родителей – был самой обыкновенной, а если чем и выделялся, то двадцатидевятилетним возрастом, крепко сложенным мускулистым телом, высоким ростом, мужественным, где-то при том даже злобным, лицом, в свою очередь обладавшим орлиным носом, колючими, серо-оливковыми глазами и смуглой, обветренной кожей, а также гладкой, ровной, на лысо остриженной головой и большими, закрученными кверху усами; своим же одеянием и общим состоянием он выгодно отличался от остальных участников этого, в таких местах небывалого, трио: находился по полной форме, а если и был пьян, то разве только немножко, всецело памятуя о строгом наставлении старшего Липкена.

Вдруг! Праздное настроение было нарушено непередаваемым словами криком «Йа-хой!!!», проникшим даже в глубины отдаленного офицерского трюма, и последовавшим за ним оглушительным грохотом, и почти одновременным столкновением нескольких тяжелых предметов, основательно ударившим по корпусу корабля, причем именно с той стороны, где теперь находилась вся эта странная троица; присутствующие невольно вздрогнули, так как это было настолько необычно, насколько морские американские вооруженные силы славились своим могуществом по всему остальному миру и, уж точно, не могли подвергнуться никакой военной агрессии. Валерия давно научилась как управлять своими эмоциями, так и следить за своим состоянием, в том числе и когда употребляла спиртное; благодаря выработанной привычке, она могла казаться, в зависимости от ситуации, чересчур пьяной либо же трезвой; вот и сейчас, едва лишь судно затрясло не столько от естественной качки, сколько еще и от жуткого грохота, обозначающего столкновение с крепкой, бронированной сталью американского судна чего-то твердого, круглого и, несомненно, тяжелого, летящего на внушительной скорости, юная путана тут же сбросила с себя «развесёлую маску» и, надо отдать должное ее выдержке, мгновенно оказалась практически трезвой, хотя до этого момента не «вязала вроде бы как даже и лыка».

– Что это у вас тут происходит?! – воскликнула Лера, не выказывая, однако, присущего представительнице прекрасного пола страха, а лишь отобразившись на своем очаровательном личике нездоровым недоумением. – Нас что, атакуют? И кста-а-ти… никому из вас не показалось, будто бы кто-то меня позвал, выкрикнув мое прозвище «Хой»?

– Нет, – только на один, первый, вопрос ответил ей заплетавшимся языком блудливый сынок высокородного американского адмирала, одновременно начиная разыскивать снятые недавно офицерские брюки, – это попросту невозможно: мы представляем прославленный американский флот и не найдется ни один дурак, кто рискнет на подобную дерзость, потому что это напрямую граничит с самоубийством… где, «черт возьми», мои брюки?

Молодой повеса нашел их валяющимися в углу, куда сам и забросил их некоторое время назад и, неловко натянув на волосатые ноги, причем не с первого раза, пошатываясь и периодически спотыкаясь, отправился на верхнюю палубу, чтобы, как он всех убедил, узнать, что все же таки случилось.

– Сидите… здесь, – еле выговорил Липкен, корявя пьяный язык, когда уже начал выбираться из своего удобного кубрика, – я схожу… разведаю, чего там… такое… и сразу назад… продолжим наше… прерванное веселье…

– Очень хотелось? – бросила ему вслед восхитительная красотка, произнеся эту фразу на чистейшем русском наречии (не позабыв о своем истинном происхождении, она, кроме освоения английского языка, делала упор в том числе и на сроднившимся с душой диалекте). – Я бы и так никуда не вышла, а тут еще – «хрен» его знает че! – у вас сейчас начинает твориться.

Что же явилось причиной и вызвало такой переполох в маленькой и до этого момента невероятно развеселой компании, вопреки всем писанным законам и неписанным правилам предававшейся на секретной боевой технике нескончаемому «празднику» жизни? Прибрежный корабль давно уже выполнил маневр, назначенный командером, а именно развернулся на обратное направление и теперь всеми силами своих двух газовых турбин и стольких же дизельных двигателей на полном ходу старался удалиться от крутящейся по кругу воронки, все больше затягивающей его в свою темную и страшную пучину, разверзнутую подобно входу в саму Преисподнюю.

– Какая у нас скорость?! – кричал капитан в переговорное устройство, связываясь с машинным отсеком, когда понял, что вверенная ему военно-морская техника – какие бы не прикладывались титанические усилия – все равно упорно двигается в сторону угрожающей жутким – да что там жутким? – просто кошмарным жерлом, своим окончанием уносящимся высоко в беспросветное небо, в свете непрерывно мелькающих молний представляющимся сейчас иссиня-черным, жутким да и просто ужасным.

– Тридцать девять узлов, никак не меньше, – констатировал ответственный механик (как уже упоминалось, приборы вышли из строя, и определить по ним показания не представлялось возможным), – тем не менее мы попали в столь сильное морское течение, что его сила видится мне примерно равной нашему ускорению, так что в итоге мы продолжаем оставаться на месте, не двигаясь ни вперед ни назад. А что у вас там наверху, кэп, – поинтересовался тот в свою очередь, в силу своей должности не располагая достоверностью всей информации, – сильно все страшно?

– Лучше тебе и не знать, – ответил Вильямс с печальным вздохом, но тут же взял себя в руки и более уверенным тоном скомандовал: – Давай поднапрягись, подключи все возможности и вытяни нас наконец из этой чудовищной передряги, а не то…

Что он подразумевал под этим «а не то», Хьюго так и не успел досказать, так как то событие, что предстало перед его возбужденным видом, на какой-то момент полностью лишило его дара речи – из чернеющей жутью бездны, под отсвет сверкающих молний, буквально выпрыгнул бриг, своей конструкцией напоминавший середину эпохи колонизации, бывший еще старой, деревянной, постройки, на самой верхней стеньге которого развевался черный флаг, украшенный белым черепом и перекрещенными костями, в простонародье именуемый просто «Веселым Роджером»; до ужасной воронки было примерно половина морской мили, но пиратский парусник будто от самой природы получил дополнительный стимул и словно пролетел над волнами все разделяющее корабли расстояние. Они встали как раз напротив друг друга, и, пока современный американский капитан ошарашенно смотрел на возникшее из ниоткуда явление, настолько необычное, что от одного его вида можно было не просто опешить, но и полностью утратить существующее восприятие привычного мира – а именно в такой ступор и впал опытный капитан, дав неожиданному противнику значительно ощутимое преимущество, – неожиданно возникшие перед ним противники между тем активно готовились к нападению.

– Йа-хой!!! – пронесся над палубой пиратского судна громовой клич, призывающий команду наверх, в полной боевой выкладке, готовой к грабежу и сопутствующим ему боевым маневрам; он в следующую очередь усиленный еще и грозной, устрашающей непогодой, прокатился над волнами словно потусторонний глас, вырвавшийся из Преисподней, словно от самого́ разъяренного дьявола; и уже чуть тише, лишь только для членов морского братства, в мгновенье ока повыскакивавших на призыв своего отважного капитана наружу, незнакомец зловеще добавил: – Отличное судно – сейчас немного с ним позабавимся! По местам всем стоять! Пушкари залп! Остальные на а-а-бор-д-а-а-ж!!! – растягивая последнее слово, недвусмысленно скомандовал разбойничий повелитель.

Вид этого человека был не только ужасен, но и в то же время великолепен: в шуме бушующего вокруг урагана он возвышался на своем капитанском мостике, где, несмотря на разгневанную природу, держался с непревзойденной уверенностью, с полагающейся его рангу напыщенностью и приобретенным за долгие годы достоинством; да, возраст этого седовласого мужчины приближался к шестидесяти годам – срок для пирата сравнительно необычный (мало кому из них удавалось приблизиться и к сорока). Но не только почтенные лета́ отличали этого типичного представителя пиратского братства, а еще и такие выразительные признаки, как-то́: физически развитое телосложение, передающее собой небывалую силу; выражающие ярость глаза, своим полностью черным цветом заставляющие трепетать всякого, на кого обращался их взор; крючковатый, устрашающий нос; всклокоченная поседевшая борода; почти полностью беззубый рот, выделяющийся лишь верхними гнилыми клыками; модный костюм, пошитый из китайского ситца; широкополая шляпа, окаймленная перьями… и, наконец, роскошная, отливающая золотом перевязь, увенчанная в своем окончании однозарядным пистолетом и абордажной острозаточенной саблей.

– Я иду в бой – за меня останется квартирмейстер! – выкрикнул он как само собой разумевшийся факт и, ухватившись за один из концов спускающегося сверху бегучего такелажа, ловко переместился на основную, главную, палубу.

К этому моменту канониры, всегда державшие пушки в заряженном состоянии, уже осуществили «рекомендованный» залп, остальные же собратья отчаянного старого «волка», отдававшего здесь приказания, перекидывали на соседнее судно «морские кошки» – крюки, с привязанными канатами – и клали на борта деревянные лестницы, предназначая эти вспомогательные предметы для более эффективной переброски основной части команды на соседнее судно. Словно саранча, «посыпались» озверелые, отчаянные пираты, представлявшие собой в основном жуткое зрелище, где, сверкая «разношерстной» экипировкой, а где-то оставаясь попросту с голым торсом, они перескакивали на современный военный корабль и тут же нападали на всякого, кто только попадался им на пути; кого-то они убивали, а кого-то, кто успевал поднять руки, великодушно делали пленниками; говоря коротко, картина представлялась просто ужасной: отовсюду слышались стоны, остервенелые крики, пистолетные выстрелы, непродолжительные автоматные очереди, лязганье сабель, истошные стоны, мольбы о пощаде, победоносные крики восторга – словом, экипаж боевого сверхсекретного судна, обученный топить как любую надводную цель, так в том числе и подводную субмарину, застигнутый сейчас врасплох, в своем полном составе, одним матросом не доходящим до сорока человек, оказался полностью неспособным достойно сопротивляться разъяренным и страшным бандитам, всю свою жизнь проводящим в битвах, походах, кровопролитии, а главное, имеющим численный перевес, превышающий защитников больше чем вдвое; и в данном случае это совсем не пустые слова, потому как команда соперничающего брига в этот раз равнялась ста пятнадцати кровожадным убийцам, не ведающим страха и не знающим пощады по отношению к тем, кто все-таки отваживался вступить с ними в краткосрочную схватку, сто десять из которых успешно переместились на соседнюю палубу, где теперь безжалостно буйствовали и тиранили ничего не понимающую команду.

Действительно, матросы американского корабля, сконструированного под тип тримарана, и без того находившиеся под страхом попасть в ужаснейший переплет с разбушевавшейся непогодой, оказались теперь подвергнутыми еще одному жестокому испытанию – противоборству с вроде бы давно вымершими морскими разбойниками, явившимися перед ними неожиданно, словно из неоткуда, и притом в своем самом устрашающем и ужасном обличье – как тут было не впасть в сверхъестественный ступор? Поэтому и неудивительно, что большая часть современных матросов именно так и сделала, предоставив лишь небольшой горстке своих, более отважных, товарищей попытаться отстоять честь американского флота, свою свободу, и в том числе независимость, в неравной, практически рукопашной, схватке, где в ближнем бою огнестрельное оружие хотя и приносило какую-то пользу, но довольно неощутимую, только еще больше раззадоривая безжалостных «выродков», возникших будто бы с того света. Бой был короткий и не превысил по своему времени более двадцати минут, закончившись так же внезапно, как и чуть раньше изволил нача́ться, – сразу после пленения Вильямса, бесцеремонно свергнутого пиратами со своей значимой в этом месте должности и беспардонно вытащенного из командной рубки и на всеобщее обозрение, и на суд беспощадного пиратского капитана.

Касаясь последнего инцидента, требуется уточнить, что честь закончить эту непродолжительную схватку выпала двум морским бандитам, откликавшимся на прозвища Стинджей, в переводе на русский Скупой, и Трамп, по-русски, значит, Бродяга: первый представлялся рано состарившимся, пропитым по сути, мужчиной, достигшим сорокачетырехлетнего возраста, который был невысокого роста, нескладного телосложения, полностью лысый, с оголенным торсом, испещренным неприятными шрамами, и который выделялся объемным, словно картошина, носом, бегающими глазами, имевшими непонятный оттенок, и неприятной щетиной; второй выглядел вполне прилично, соответственно достигнутых тридцати восьми лет, был одетым в аглицкое сукно, перехваченное кожаной перевязью, смотревшееся при его худощавом телосложении и высоком росте несколько несуразно, придавая сходство с оглоблей, и обозначался некогда красивым лицом, на удивление гладко выбритым, где до сих пор отчаянно блестели голубые глаза, а расстояние от правого виска и до самого подбородка обезображивалось страшным, давно зажи́вшим ранением, ну, и венцом этого облика можно выделить спускавшиеся сверху белокурые, кучерявые локоны немытой и нестриженной шевелюры, – иными словами, именно эти два бравых «мо́лодца» и ворвались в служебное помещение командера; дальше же, воспользовавшись его обескураженным состоянием, когда Хьюго мало того что находился под впечатлением от страшного вида бури, но еще и был введен в непривычное, безвольное состояние, вызванное внезапным появлением едва ли ни средневековых головорезов, отчаянные «выродки», под прицелами своих, давно устаревших, но все еще действенных, пистолетов сумели доходчиво до него донести, что сопротивление с его стороны является глупым, а главное, полностью бесполезным; случай был настолько неординарным, непрописанным ни в одном военном учебнике, что единственное, что Вильямс успел было сделать, так это неуверенно потянулся рукой к кобуре, закрепленной на поясе, пытаясь воспользоваться индивидуальным оружием, но был оставленным устрашающим окриком, последовавшим от злобного разбойника Трампа:

– Не советую, кэп, – по убранству рубки и внешнему виду определить его положение было нетрудно, – а не то наша встреча может кончится для тебя очень плохо.

Совет был неплохой, да еще и подкреплялся видом хотя и необычного, но, несомненно, устрашающего предмета, поэтому капитану не оставалось ничего другого, как подчиниться непререкаемой воле свирепых бандитов, следствием чего стало то обстоятельство, что под своеобразным конвоем офицер был выведен к остальным, уже плененным, членам команды, также, как и он, находившимся сейчас перед лицом ужасающей гибели, представившейся им в облике грозных, ни с чем не сравнимых, морских грабителей.

– Капитан Мадмен… сэр, – раболепно обратился к нему Скупой прозвищем, означающим в переводе, как Бешеный, – мы захватили в плен главного на этом судне, и, думаю, бой можно считать законченным.