Текст книги "Тайные страницы истории"

Автор книги: Василий Ставицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Александр Зданович
ПОСЛЕДНЯЯ ОДИССЕЯ ГЕНЕРАЛА СЛАЩЁВА

Читатели, конечно, помнят трагическую фигуру генерала Хлудова из кинофильма «Бег». Но мало кто знает, что у литературного героя был реальный жизненный прототип—генерал-лейтенант Яков Александрович Слащев, герой белой армии, получивший от Врангеля почетный титул «Крымский», а затем им же отстраненный от командования.

В Константинополе, потерявший Отечество, опальный генерал окончательно укрепился в мысли просить Советскую власть разрешить ему вернуться на Родину и отдать себя в руки законного правительства. Темной ноябрьской ночью 1921 года Слащев вместе с офицерами, разделяющими его взгляды, покинул берега Босфора, пробрался в порт и тайно погрузился на корабль. А через сутки капитан «Жана» (так назывался корабль) пришвартовал судно в севастопольской бухте. Этот вояж по Черному морю Слащев совершил не без помощи своих недавних врагов – чекистов, поскольку все время находился под плотной опекой французской и врангелевской контрразведок.

Об этом эпизоде и рассказывается в публикуемом материале.

…Прорвав хорошо укрепленную и глубоко эшелонированную оборону врангелевских войск на Перекопском перешейке и Чонгарском полуострове, части Южного фронта Красной армии вошли в Крым. Участь белой гвардии была предрешена. И главнокомандующий войсками Юга России генерал Врангель отдал приказ об эвакуации.

Под прикрытием конницы врангелевцы спешно двигались к черноморским портам, уже не помышляя о сопротивлении. Затяжные дожди, низкая облачность и порывистый ветер уберегли отступавшие войска от ударов авиации Южного фронта, что позволило организованно (насколько это было возможно в тех условиях) погрузить десятки тысяч солдат и офицеров на боевые корабли, рыбацкие шхуны, торговые суда, на все, что способно было пересечь Черное море. Генерал Врангель покинул Севастополь на крейсере «Корнилов».

В Константинополь прибыло более ста тысяч человек. Разоруженные, но полностью сохранившие свою организационную структуру воинские части расположились в лагерях, поддерживая жесткую дисциплину. В солдат и офицеров вселялась уверенность, что борьба еще не закончена и русская армия еще сыграет свою роль в свержении большевиков.

Организованный в Константинополе Политический объединенный комитет (ПОК) в январе 1921 года обнародовал свою программу, в которой были и такие слова: «…армия жива и имеет волю к жизни и к дальнейшим действиям… нужно употребить все усилия, чтобы ее сохранить».

Советские политические руководители прекрасно понимали, что потерявшие Отечество, озлобленные, отчаявшиеся люди могут пойти на любую авантюру. Об этом не раз говорилось в многочисленных нотах Наркомата иностранных дел, писалось не только в советских, но и зарубежных газетах.

Отвечая на вопросы группы руководителей лейбористского движения Великобритании, Представитель РСФСР Л. Б. Красин прямо заявил, что «армия Врангеля окончательно еще не разгромлена. В любой момент она может быть реорганизована как военная сила и с помощью французского флота высажена в Крыму или других южных портах России».

Вполне понятно, что на предотвращение этой реальной угрозы были направлены военные и дипломатические усилия РСФСР и Украины. Одним из главных направлений была работа по разложению находившихся в Турции врангелевских войск. И основная ее тяжесть ложилась, несомненно, на ВЧК и Разведывательное управление штаба РККА.

В начале 1921 года состоялось заседание оперативного совета ВЧК под председательством начальника Особого отдела В. Р. Менжинского. Первым пунктом повестки дня значился вопрос: «О проекте разложения врангелевцев». Судя по составу участников (Т. П. Самсонов, Г. И. Благонравов, Г. Г. Ягода, А. X. Артузов, 3. Б. Кацнельсон), предполагалось задействовать возможности всех оперативных отделов. Хотя мы не располагаем перечнем выработанных чекистами мер, но, зная последующие события, можно вполне обоснованно предположить, что предусматривалось использовать имевшие место разногласия среди генералитета, между различными группами офицеров и политиков и, активно используя агентуру, склонить высокопоставленных врангелевцев к возвращению на родину, добиться от них публичного заявления об отказе продолжать борьбу с новой властью.

План этот был вполне реален. Надо сказать, что в 1921 году Иностранный отдел ВЧК и Разведуправление Красной Армии уже имели активно действующие заграничные резидентуры в некоторых центрах расположения военной эмиграции. Работали чекисты и в Константинополе. Кроме этого, своими оперативными возможностями располагала в Турции Всеукраинская ЧК, а также подчиненная М. В. Фрунзе разведка войск Украины и Крыма.

Часть агентов из числа офицеров белой армии была завербована еще до эвакуации войск из Крыма. Достаточно сказать, что на связи с подпольными большевистскими организациями постоянно находились сотрудник оперативного отдела штаба А. И. Деникина В. Борисов и адъютант губернатора Крыма поручик С. Тимофеев. Об этих людях, конечно же, было известно в особых и разведывательных отделах Красной Армии.

Среди офицеров и генералов, на которых прежде всего обратили свое внимание советские спецслужбы, наиболее заметной фигурой был, несомненно, защитник Крыма от Красных войск генерал-лейтенант Яков Александрович Слащев, отстраненный Врангелем от командования корпусом.

Для ВЧК и Разведупра не были секретом «особые» отношения Слащева с Врангелем. В руки чекистов попали многочисленные документы белогвардейской контрразведки, среди которых были материалы и на Слащева. В Константинополе опальный генерал вновь оказался под «опекой» контрразведки Врангеля, трудившейся под покровительством французских и английских спецслужб.

Впрочем, пристальное внимание контрразведки отнюдь ни испугало Слащева и никак не повлияло на его взгляды. Не прошло и месяца после эвакуации, как он, в ответ на резолюцию собрания русских общественных деятелей в поддержку Врангеля, направил председателю этого собрания письмо, в котором резко критиковал главнокомандующего и его ближайшее окружение.

Кроме этого, Слащев активно взялся за подготовку к печати книги с невинным на первый взгляд названием – «Оборона Крыма. Мемуары генерала Слащева-Крымского». А близкие к генералу офицеры повели энергичную агитацию в войсковых лагерях, в основу которой были положены факты, дискредитирующие Врангеля как военачальника и государственного деятеля. Агитация имела некоторый успех, особенно среди офицеров кавалерийских полков.

Реакция Врангеля была незамедлительной: он издал приказ о создании суда чести генералов. Первым и, наверное, единственным делом, которое рассмотрел этот суд, было дело Слащева. Решением суда его уволили со службы без права ношения мундира. Генерал Слащев был исключен из списков армии, что, кроме всего прочего, лишало его какого-либо денежного содержания и обрекало на нищенское существование. Более того, ему предлагалось немедленно покинуть Константинополь.

Однако Слащев и не думал никуда уезжать, а, напротив, стал еще решительней в своих действиях. На его квартире в Скутари (район Константинополя—А. 3.) регулярно стали собираться офицеры, которые разрабатывали планы смещения главнокомандующего. Парижская эмигрантская газета «Последние новости» писала, что на вызывающие действия Слащева обратили внимание французские власти (читай – контрразведка—А 3.), «которые нашли, что всякая агитация против генерала Врангеля подрывает дисциплину в войсках и предложили генералу Врангелю арестовать Слащева». Главнокомандующий возражал против крайних мер. Тогда, воспользовавшись отъездом Врангеля, французы сами заключили Слащева и группу его офицеров под домашний арест.

Но и это не остановило отставного генерала. Несмотря на то что редактор его книги генерал Н. А. Кипении испугался последствий и прекратил работу над рукописью, Слащев сам переработал текст и все же довел дело до издания. В этом ему помог некий Ф. И. Баткин, о котором речь впереди.

Окончательный вариант книги назывался «Требую суда общества и гласности». Само название говорило о том, что автор не сдался, а, наоборот, настроен на дальнейшую борьбу.

Книгу продавали буквально из-под полы. Контрразведчики гонялись по пятам за продавцами, как правило, нищими офицерами и арестовывали тех, кто приобретал ее. В Галлиполийском лагере, где находилось более десяти тысяч солдат и офицеров, жестоко наказывали тех, у кого обнаруживали книгу Слащева.

Борьба Слащева с врангелевским окружением и непосредственно с бароном вносила раскол в побежденную, но не сломленную до конца белую армию, что полностью соответствовало интересам ВЧК и Разведупра РККА в Константинополе. Поэтому, не отказываясь от работы с другими генералами и офицерами, советские спецслужбы сосредоточили свои усилия (по крайней мере с февраля 1921 года) на Слащеве и разделявших его взгляды офицерах.

Было признано необходимым сконцентрировать внимание на фигуре Слащева и послать в Турцию ответственного сотрудника, которому поручить непосредственные контакты с генералом, а вернее с генералами, поскольку в его группу входил и бывший помощник военного министра Крымского правительства, председатель Татарского комитета в Турции генерал А. С. Мильковский.

Уполномоченным ВЧК стал Я. П. Тененбаум. Его кандидатуру предложил будущий заместитель председателя ВЧК И. С. Уншлихт как человека, лично ему известного по совместной работе на Западном фронте, где Тененбаум занимался под его руководством разложением польской армии и весьма преуспел на этом поприще. Кроме того, Тененбаум обладал богатым опытом подпольной работы, хорошо знал французский язык, что в Константинополе могло пригодиться с учетом активности французской контрразведки. Перед выездом «Ельского» (под таким псевдонимом отправлялся в Константинополь Тененбаум– Л. 3.) его лично инструктировали И. С. Уншлихт и Председатель РВСР Л. Д. Троцкий.

Первые контакты уполномоченного ВЧК со Слащевым состоялись в феврале 1921 года. Они носили скорее разведочный характер: уточнялись позиции сторон, определялись возможные совместные действия в Константинополе. «Ельский» не имел тогда полномочий на предложение Слащеву возвратиться в Россию. Еще свежи были воспоминания жителей Николаева и других городов о жестокости генерала. Не готовы были на такой шаг и в Москве. Даже спустя полгода, в ноябре, В. И. Ленин воздержится при голосовании в Политбюро ЦК РКП(б) по вопросу о разрешении Слащеву вернуться на родину.

В свою очередь и Слащев не мог не испытывать серьезных колебаний в принятии решения о выезде в Советскую Россию.

Эмигрантские газеты были полны сообщений о массовых расстрелах в Крыму и других районах бывших офицеров и царских чиновников. На территории России и Украины продолжалась «малая» гражданская война. Кронштадтское восстание, ожесточенные схватки с махновцами, вспышки крестьянских бунтов в Сибири.

Обо всем этом Слащев хорошо знал и ясно отдавал себе отчет, что в такой обстановке его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

Встречи со Слащевым «Ельскому» приходилось устраивать при соблюдении строжайшей конспирации. Он использовал все свои навыки старого подпольщика, чтобы обезопасить себя и офицеров, с которыми поддерживал связь, от провала на начальной стадии работы. Ведь в Константинополе действовали по крайней мере три официальные контрразведки. Все они хорошо оплачивались и могли вербовать многочисленных агентов для выявления подпольной работы большевиков.

Главным объектом их устремлений являлась Российско-Украинская торговая миссия, сотрудники которой не без основания подозревались в агитации среди врангелевских солдат за возвращение домой. Переполох среди контрразведчиков вызвало появление в середине февраля 1921 года первого номера подпольной газеты «Константинопольские известия», органа городского комитета коммунистической партии. Усиливалась агитация и непосредственно в военных лагерях.

В целях большей безопасности Слащев со своим начальником штаба генералом Дубяго и другими офицерами поменял место жительства, снял дачу на берегу Босфора и организовал товарищество по обработке фруктовых садов. В это же время «Ельский» добивается через Дзержинского присылки ему моторной лодки, которую, вероятно, предполагалось использовать для вывоза генерала и его группы из Турции в случае непредвиденных обстоятельств.

Шло время. День ото дня Слащев все больше укреплялся в мысли просить советские власти разрешить ему вернуться.

Окончательное решение созрело у него в мае. По крайней мере именно в мае чекисты перехватили письмо из Константинополя в Симферополь, где сообщалось, что Слащев выражает желание вернуться на родину, чтобы отдать себя в руки Советского правительства. Письмо было адресовано артисту Симферопольского театра М. И. Богданову, а автором его был Федор Исаакович Баткин.

Здесь необходимо пояснить, кто такой Баткин и почему он знает самые сокровенные мысли генерала Слащева. Недоучившийся студент, в феврале семнадцатого – член севастопольской эсеровской организации, он был призван тогдашним командующим Черноморским флотом вице-адмиралом А. В. Колчаком на военную службу и стал одним из руководителей так называемой «Черноморской делегации», командированной на Балтийский флот, Западный и другие фронты, чтобы побудить матросов и солдат вести войну до победного конца.

В ноябре того же 1917 года он уезжает в Новочеркасск, участвует в знаменитом «ледяном» походе под руководством генерала Л. Г. Корнилова. При правлении А. И. Деникина работает в отделе пропаганды – «Осваге». Летом 1920 года эмигрирует в Турцию, сотрудничает в газетах Константинополя и в качестве журналиста сближается с прибывшим из Крыма Слащевым, надеясь получить от него документы о действиях врангелевцев в Крыму для своей будущей книги. Эта короткая информация о Баткине необходима для того, чтобы читатель мог представить себе его личность, весьма склонную к авантюрам и непродуманным действиям.

Тем временем в Симферополе уполномоченный Всеукраинской ЧК С. Б. Виленский, курировавший по указанию Дзержинского операцию возвращения генерала Слащева в Россию, завербовал получателя письма Баткина, артиста М. И. Богданова, и направил его в Константинополь с целью выхода на связь со Слащевым и оказания содействия в организации выезда генерала в Крым.

Прибыв в Турцию, Богданов первое время точно выполнял задание чекистов: установил контакт с Баткиным и через него со Слащевым; сообщил генералу, что ему обещана полная амнистия и даже должность в Красной Армии.

Но освоившись в Константинополе, Богданов стал необдуманно расширять круг связей среди белоэмигрантов, выдавая себя чуть ли не за официального представителя Советского правительства по организации репатриации врангелевцев на родину. Вполне естественно, что он попадает в поле зрения врангелевской контрразведки, которая усиливает работу как по самому Богданову, так и по тем офицерам, с которыми он вступал в контакт. В результате намеченный план возвращения Слащева оказался под угрозой срыва. Кроме этого, обещанные чекистами деньги для передачи капитану судна, на котором предполагалось вывезти Слащева из Константинополя, пока не подоспели. Срок осуществления операции пришлось отложить.

Организуя возвращение Слащева, чекисты действовали на свой страх и риск, поскольку конкретного решения на сей счет руководство Советской республики, а конкретно Политбюро и ЦК РКП(б), к тому времени еще не приняло.

Богданов вернулся в Севастополь для отчета и вновь появился в Турции уже в сентябре. Однако поведения своего не изменил. По Константинополю поползли слухи о возможном отъезде Слащева в Россию.

Надо сказать, что помимо ВЧК в Константинополе развернула свою деятельность и военная разведка Красной Армии. При этом хорошо налаженного и заинтересованного взаимодействия двум службам наладить не удалось. Сейчас трудно сказать, где оборвалась цепь—то ли наверху, в Москве, то ли на уровне исполнителей в Константинополе. Но потеря контакта в работе по группе Слащева была налицо. Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что в Политбюро ЦК РКП(б) в начале октября 1921 года поступил на рассмотрение доклад сотрудника разведупра войск Украины и Крыма Дашевского с предложениями по переброске генерала и ряда офицеров из Турции на советскую территорию.

Первоначально о своих соображениях Дашевский сообщил секретарю ЦК Компартии Украины Ф. Я. Кону, этот немедленно связался с Л. Д. Троцким. Было решено направить Дашевского со всеми материалами в Москву.

Изучив привезенные Дашевским предложения, Троцкий написал записку в Политбюро: «…Считаю, что нужно «условия» принять, т. е. переправить их в Россию. Формальное руководство делом было возложено на т. Дзержинского. Может быть, послать т. Дашевского к Дзержинскому?»

Разведупровские материалы Троцкий переслал Ленину.

Председатель Совнаркома со своей стороны предложил для детального обсуждения и подготовки проекта окончательного решения создать комиссию в составе Л. Б. Каменева, И. В. Сталина и К. Е. Ворошилова.

На состоявшемся 7 октября 1921 года заседании Политбюро ЦК РКП(б) предложение Ленина было поддержано, и в тот же день комиссия приступила к работе, а к вечеру Каменев подготовил проект решения Политбюро. В нем говорилось, что целесообразно «предложение признать приемлемым, т. е. согласиться на переправку Слащева и компании в Россию». Кроме того, предусматривалось поручить Уншлихту вызвать к себе Дашевского, проверить все еще раз (под этим понималось сопоставить данные военной разведки с материалами ВЧК—А 3.) и принять на себя непосредственные руководство дальнейшим проведением операции.

Несмотря на то что Ленин воздержался при утверждении этого решения, Политбюро не нашло причин для отклонения проекта и утвердило его на своем заседании 10 октября.

Таким образом, вопрос был решен на самом высшем уровне.

Теперь предстояло продумать последующие за возвращением Слащева действия и, прежде всего то, как эффективнее использовать репатриантов для дальнейшего разложения белой эмиграции. Предварительное заключение на эту тему представили в Политбюро Уншлихт и Троцкий.

Они предложили объединить усилия ВЧК, РВСР и Наркоминдела, чтобы в кратчайший срок составить сообщение для информационных агентств и прессы о возвращении группы Слащева, используя максимально точно показания генерала и его офицеров о причинах их перехода на сторону советской власти. Одновременно с этим, прибывшие должны были составить воззвание к остаткам белых армий за границей, которое незамедлительно было бы опубликовано в газетах.

Никаких ответственных постов в Красной Армии этой группе реэмигрантов предоставлять не предполагалось.

Уншлихт и Троцкий считали, что главным занятием генерала Слащева должно стать написание мемуаров. Причем до опубликования этих мемуаров всей группе рекомендовалось воздерживаться от каких бы то ни было контактов.

Предложения зампреда ВЧК и Председателя РВСР 18 ноября были утверждены Политбюро ЦК РКП(б).

Итак, решение высшего политического руководства страны состоялось.

Но не дожидаясь его, подгоняемые обстоятельствами исполнители операции в Константинополе активизировали свои действия уже с середины октября.

Тененбаум (Ельский) фактически прекратил контакты со Слащевым, сосредоточив свои усилия на других генералах и офицерах, в том числе уезжающих в Болгарию вместе со своими частями. В ВЧК решили, что тандем Баткин – Богданов имеет больше шансов на успех.

На первую роль выходит Баткин. Он даже переехал на дачу, арендуемую Слащевым, и оттуда через своих агентов организовывал отъезд. Дело стопорилось отсутствием денег. Капитан итальянского парохода «Жан» требовал значительную сумму турецких лир, а курьер из Севастополя по неизвестной причине задерживался. Наконец, он прибыл, но вызвал подозрения у английской охраны порта и был арестован.

Баткину пришлось задействовать все мыслимые и немыслимые связи, истратить остатки денег, привезенных Богдановым в сентябре, чтобы освободить торговца-курьера. И вот, к концу октября все было закончено.

Тайные помощники Баткина распустили слух о серьезности намерений Слащева уехать в Россию якобы с целью объединения «зеленого» движения и руководства им в борьбе с большевиками. Эта информация, как и было задумано, дошла до французской и английской контрразведок и несколько усыпила их бдительность.

Слащеву и его единомышленникам удалось незамеченными покинуть дачу на берегу Босфора, пробраться в порт и погрузиться на пароход «Жан». На заключительном этапе операции хорошо себя проявил близкий друг Баткина—М. Сеоев, бывший личный адъютант Деникина. Через три месяца и Баткин и Сеоев тоже окажутся в Крыму. Но это уже другая история.

Слащева хватились только через сутки после того, как пароход поднял якоря и полным ходом двинулся в сторону Севастополя. Сильный отряд французской полиции во главе с начальником контрразведки утром шестого ноября оцепил дачу Слащева. Заняв все входы и выходы, полиция приступила к тщательному обыску, продолжавшемуся несколько часов. Ничего существенного не найдя, французы арестовали Баткина, увезли в контрразведку и допросили.

Чтобы направить следователей по ложному пути, «начальник политической части у Слащева», как называли Баткина эмигрантские газеты, заявил, что генерал на моторной лодке отплыл в Болгарию, а оттуда поедет в Севастополь.

Эту версию подхватили газетчики, дополняя слухом о намерениях Слащева продолжить борьбу с советской властью в южных районах России и на Украине.

Однако уже на следующий день все стало ясно, – Слащев вернулся на родину не для того, чтобы бороться с большевиками.

Об этом свидетельствовало заявление генерала, составленное им накануне отъезда из Константинополя и не без участия Баткина опубликованное в нескольких эмигрантских газетах: «В настоящий момент я нахожусь на пути в Крым, предположения и догадки, будто я еду устраивать заговоры или организовывать повстанцев, бессмысленны. Революция внутри России кончена. Единственный способ борьбы за наши идеи – эволюция. Меня спросят, как я, защитник Крыма от красных, перешел теперь на сторону большевиков. Отвечаю: защищал не Крым, а честь России. Ныне меня тоже зовут защищать честь России, и я буду выполнять свой долг, полагая, что все русские, в особенности военные, должны быть в настоящий момент на Родине».

Французская контрразведка через агентуру из числа русских эмигрантов быстро выяснила, что вместе со Слащевым тайно уехали бывшие помощник военного министра Крымского краевого правительства генерал-майор А. С. Мильковский, комендант Симферополя полковник Э. П. Гильбих, начальник личного конвоя Я. А. Слащева полковник М. В. Мезерницкий, а также капитан Б. Н. Войнаховский, жена Слащева со своим братом и брат Федора Баткина – Анисим.

И англичане, французы, и генерал Врангель вынуждены были признаться (хотя бы себе), что чекисты переиграли их контрразведывательные службы, которые, располагая информацией о контактах Слащева с большевистскими представителями, не смогли локализовать действия своих противников.

Через сутки капитан «Жана» пришвартовал свой пароход к причалу в севастопольской бухте. Его пассажиров на пирсе встречали сотрудники ВЧК, а на вокзале, «под парами» стоял личный поезд Дзержинского. Глава Чрезвычайной комиссии прервал свой отпуск и вместе со Слащевым и его группой выехал в Москву.

23 ноября 1921 года в «Известиях» было опубликовано правительственное сообщение о прибытии в Советскую Россию Я. А. Слащева и группы военных.