Текст книги "Ген свободы (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Я прикусила язык. Можно было сказать, что большинство из нас, у кого нет влиятельных друзей, довольствуются меньшим. И что Соляченкова заслужила еще и не то за все то, что устроила. Но что толку?

– Ничего, меня устраивает, – сказала я, надеясь выразить интонацией, что меня это устраивает для нее, и одновременно прозвучать вежливо.

– О чем вы хотели со мной поговорить? – спросила Соляченкова очень дружелюбно. – Располагайте мною. Все равно тут особенно нечем заняться.

Ну, раз уж я подумала об Эльдаре…

– Почему вы убили Стряпухина? – вырвалось у меня. – Неужели только для того, чтобы сохранить секрет этого усилителя контрольных булавок?

Соляченкова изменилась в лице и посмотрела на меня неожиданно остро, без прежней вежливой маски.

– А! – сказала она. – Уж не поклонница ли вы пьес из Народного театра? Там злодеи имеют дурную привычку разоблачать себя, когда основное действие уже якобы закончилось. Неужели вы и в жизни ожидаете чего-то подобного?

Горячий румянец выплеснулся мне на щеки неудержимой волной.

– Значит, вы признаете себя злодейкой?

Соляченкова вздохнула.

– Анна… могу я называть вас просто Анна? В конце концов, я раза в два старше.

Дождавшись моего кивка – какая в самом деле разница! – она продолжила:

– Я признаю, что мои цели и выбранные средства далеки от идеала. Но кто идеален?

– А какие у вас были цели? – напряженно спросила я.

– Я хотела стать мэром и изменить этот город, – просто сказала Соляченкова. – К лучшему, к худшему – не мне судить. Но, во всяком случае, я сумела увидеть гигантский потенциал генмодов, который проглядело большинство политиков до меня. С Иннокентием Павловичем Стряпухиным, хотите верьте, хотите нет, я сошлась именно на этой почве.

– То есть вы признаете знакомство? – напряглась я.

Соляченкова вскинула брови.

– А вы все еще играете в сыщика? Разумеется, признаю, наше знакомство никогда не было секретом. Знакомство, не более того!

– Тогда почему бы вам не поучаствовать в выборах законным порядком? Зачем пытаться захватить власть вот так?

– Вы всерьез думаете, что выборы что-то решают в этом городе? Более двадцати лет я посвятила политической карьере, и поняла только одно – если ты не из нужной семьи, если у тебя нет определенной поддержки, нечего и надеяться занять серьезный пост! То есть в мэры попасть можно… при удаче, – она тонко улыбнулась. – Когда тебе будет лет шестьдесят-семьдесят, и ты станешь удобной компромиссной фигурой. Но даст ли тебе это власть? Конечно же, нет!

Я только глазами хлопала. Никогда я не задумывалась над нашей политической системой с таких позиций.

– А теперь вы сами отдали политический вес моей обожаемой невестке, – проговорила Соляченкова с еле различимой, но оттого лишь более едкой желчью в голосе. – Ну что ж, надеюсь, она вам понравится в качестве мэра!

– Вы думаете, она станет мэром?

– Несомненно, – Соляченкова пожала плечами. – Ирочка всегда была хитрой. Как она женила на себе моего брата! Но, впрочем, вам это неинтересно…

Я выпрямилась на стуле.

– Вы правы. Что меня на самом деле интересует, так это Златовский. Вы ведь давали ему укрытие. Где он теперь?

Соляченкова посмотрела мне прямо в глаза.

– Понятия не имею. Но, если позволите, выскажу соображение, которое может быть вам полезным.

– Конечно, – сказала я.

Мне думалось, Соляченкова намекнет мне на то, где скрывается ее подельник – хотя бы за тем, чтобы мы с шефом попробовали расследовать эту ниточку и попали бы в ловушку. Однако она почему-то ударилась в философию.

– Я знаю, почему Александр Трофимович так охотился за вами, – проговорила она спокойно. – И догадываюсь, что столкновение с ним оставило на вас глубокие шрамы. Лично мне это безразлично, как вы можете догадываться. Но есть у меня совет, который я хотела бы дать… может быть, не вам, может быть, любой молодой девушке около двадцати лет, оказавшейся в ситуации, когда она чувствует себя марионеткой, которую дергают за ниточки… Подумайте, с чем связано это чувство? С тем ли, что на вас воздействовали экспериментальной технологией? Или с тем, что вы сами не реализуете свое право на свободу, свое стремление к свободе?

– О чем вы? – мне стало настолько не по себе, что я вжалась в спинку кресла.

Подумалось: да эта женщина в самом деле опасна! Мне вдруг стало ясно, как она умела так расположить к себе, что за ней шли люди вроде Камской или Вельяминова. Почему даже Стряпухин согласился работать для нее над таким сомнительным проектом!

Соляченкова обладала самой сокрушительной разновидностью обаяния: когда она обращала на тебя внимание, когда она пристально вглядывалась и вслушивалась в тебя, она действительно видела и слышала.

– Вы правда живете так, как хотите прожить жизнь? – спросила она. – Делаете то, что вам нравится? Довольны собой?

Я вскочила с кресла.

– Уж конечно больше довольна собой, чем должны быть вы! – воскликнула я в запале. – В конце концов, это я помогла вас сюда засадить!

Соляченкова только улыбнулась, а мне стало мучительно стыдно, непонятно почему. Я начала стучать в дверь, чтобы охранница меня выпустила.

Потом, конечно, мне станет неловко за то, что я не попрощалась, но это потом.

* * *

Живу ли я как хочу? Довольна ли я собой? Что за глупость! Конечно, да!

Я вышла из огромного, похожего на собор здания ЦГУП. Стоял приятный летний день. Недавно прошел дождик, и от булыжной мостовой пахло влагой и прибитой пылью. Надо мною по небу неслись легкие белые облака.

Мысли мои обратились к домашним делам: шеф выписал мне премию за недавнее дело, сказал, что я заслужила – несмотря на мои ошибки в начале. Два дня назад пришло благодарственное письмо от Ксении Мягколап. Ее хозяина арестовали за помощь в мятеже Соляченковой, но, благодаря тому, что мы сообщили о своем расследовании, и жена Вельяминова, и прочие домочадцы, включая саму Ксению Олеговну, подозрений избежали.

И самое главное – Васька вчера назвал Мурчалова папой! Кажется, после этого шеф даже простил меня за то, что мое имя котенок выговаривал уже почти три дня. Правда, нечетко: вместо «Аня» у него получалось то ли «Ауня», то ли просто «Ня». Но Марина говорит, что при вхождении в речь у котят довольно долго заметен «мяукающий» акцент, это нормально.

Кстати говоря, Марина говорила, что хлопочет насчет ссуды в банке, чтобы основать свое учительское товарищество. Когда у нее все получится, я непременно попрошу разрешения нарисовать ее портрет и подарю ей в качестве талисмана.

А Эльдар Волков с честью выдержал экзамены в Высшую инженерную школу. Я ему, правда, пока не сказала, что мы разъяснили смерть его наставника – Пастухов настоял, что не стоит его отвлекать перед важным испытанием. Но обязательно скажу.

А еще ребра совсем зажили, и Никифор – то есть Орехов – недавно пригласил меня на прогулку по морю на пароходе…

В общем, у меня все было прекрасно. У моих родных и друзей все было прекрасно. И в мире тоже.

Пусть Соляченкова и смеется над пьесами, но сама, словно опереточная злодейка, попыталась посеять во мне семена недовольства. И ничего у нее не получилось.

Я свободна. И никакая контрольная булавка, даже с аэромобиль размером, не заставит меня в этом усомниться.