Текст книги "Ген свободы (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 23
Поступь прогресса – 9

Горбановская по-прежнему жила в собственном доходном доме под куполом Аметистового конца. Я не ожидала, что нам удастся влететь туда на аэромобиле, но Орехов и не подумал приземляться на специально отведенной стоянке перед ажурной конструкцией из стекла и металла. Вместо этого он начал облет купола, держась, на мой взгляд, слишком близко к его боку. Слишком уж четко было видно наше отражение в треугольных стеклянных сегментах!

Я заметила, что из-за теплой погоды часть секций уже была открыта, но ведь аэротакси все равно нельзя через них пролетать! Хотя бы потому, что под куполом аэротакси запрещены полностью – там труднее маневрировать, ничего не стоит врезаться в препятствие и повредить аппарат.

Орехов, однако, нимало не сомневаясь, провел аэромобиль через одну из открытых секций.

– Нельзя так делать! – ахнула я с запозданием: мне до последнего не верилось, что миллионщик на это пойдет.

Орехов обернулся ко мне, широко и заразительно улыбаясь.

– Заплачу штраф, – сказал он с неожиданным для него легкомыслием. – Вы же сами говорили: надо спешить!

Тут я заметила, что благодаря его маневру мы оказались прямо над особняком Горбановской. Вообще-то я никогда не видела ее дом сверху, но не сомневалась, что флюгер в виде кораблика (не нужный под куполом большую часть года) и поднятый на флагштоке красный флаг, диагонально пересеченный рваной белой полосой, не могли принадлежать никому другому.

Аэромобиль опустился прямо посередине квадратного центрального двора, окруженного со всех сторон галереей особняка. К нам уже бежало несколько слуг, в том числе тот самый дворецкий с бакенбардами, который в прошлом году заставил меня особенно остро чувствовать свою неадекватность.

Однако стоило Орехову стянуть шлем и летные очки, слуги остановились будто бы в нерешительности. Только тот самый дворецкий продолжил двигаться к нам, уже шагом, а не бегом.

– Добрый вечер, Никифор Терентьевич, – поздоровался он совершенно невозмутимым тоном. – Полагаю, вы прибыли к Ирине Ахмедовне по срочному делу?

– Вы совершенно правы, – проговорил Орехов тем же вежливым тоном, легко выбираясь из аэромобиля, пока я сражалась с ремнями безопасности. – Нам необходимо переговорить с нею по неотложному делу.

– Тогда позвольте провести вас…

Но проводить нас никуда не требовалось: Горбановская появилась во дворе сама.

На сей раз она была одета в широкие мужские шаровары, подпоясанные кушаком, и просторную рубаху. Вместо тюрбана ее волосы – неожиданно короткие и стянутые в хвостик на затылке – подхватывала простая полотняная повязка. В опущенной руке Горбановская держала короткую сильно изогнутую саблю, и что-то в ее захвате не дало мне усомниться: Ирине Ахмедовне приходилось пускать эту саблю в ход в настоящей схватке.

– Что случилось? – требовательно спросила она своим трубным басом. – В городе мятеж?

– Вы выбрали потрясающе точную формулировку, – Орехов вежливо ей поклонился. – Но, если не возражаете, о подробностях стоит поговорить в вашем кабинете. Это ведь доходный дом, и квартиры некоторых жильцов выходят окнами во двор?

Горбановская фыркнула.

– Большая часть жильцов из Ассоциации Храбрецов. Если вы пришли за тем, о чем я думаю, им все равно придется рассказать.

– И все же, – не уступал Орехов.

– Как хотите, – она прокрутила саблю в руке. – Но вы сорвали мне вечернюю тренировку, так что от души надеюсь, что ваша история того стоит!

* * *

Кабинет Горбановской выглядел ровно так, как, в моем представлении, должен был выглядеть кабинет капитана дальнего плавания. Здесь были и штурвал на стене, и бинокль у окна, и даже секстант на полке! Мебель же стояла тяжелая и основательная, похоже, что из мореного дуба. Я подозревала, что нечто менее монументальное Горбановскую бы не выдержало.

В этом кабинете Горбановская сразу изменилась: куда-то исчезли вся картинность и опереточность, без которых, казалось, невозможно ее представить. Она вдруг стала собранной, деловитой, движения сделались спокойными и размеренными. Сидя за своим огромным столом, обитым зеленым сукном – все равно что у шефа! – в роскошном кожаном кресле, она внимательно выслушала нас обоих. В основном, меня, Орехов только время от времени вставлял реплику-другую.

– Итак, – подвела Горбановская итог, – вы полагаете, что моя свояченица решила поднять в городе якобы мятеж генмодов, потом подавить его и под шумок захватить власть?

– Именно так, – кивнула я.

– И вы хотите, чтобы отряды Ассоциации Храбрецов помогли полиции в патрулировании?

– Не совсем, – включился Орехов. – Насколько я понимаю, Мурчалов опасается, что полицию не удастся мобилизовать вовремя. Все-таки они вынуждены подчиняться приказам Городского совета.

– Допустим, – Горбановская сложила пальцы домиком. – Но не арестуют ли потом моих собственных людей за провокацию беспорядков и появление на улицах вооруженными? Мурчалов никак не связан с нашей городской управой, как он гарантирует их безопасность?

– Когда мы докажем планы Соляченковой… – начала я.

– Если докажете, – оборвала меня Горбановская. – Кроме того, остается еще вопрос, где именно будут эти самые беспорядки и мятежи… У меня, знаете ли, тоже людей не так уж много, и еще меньше среди них тех, кто готов участвовать в такой заварушке! В нашей Ассоциации по большей части ветераны! Кто без ноги, кто без руки… Да, в схватке они по-прежнему стоят многих, но далеко не все согласны жертвовать чем-то для города задаром.

Что-то, а это мне в голову не приходило. Мне почему-то казалось, что любой гражданин Необходимска должен подняться на подавление мятежа – в конце концов, всем нам здесь жить. Я уже открыла рот, чтобы это сказать, но Орехов меня опередил.

– Не лукавьте, Ирина Ахмедовна, – сказал он мягко. – Я отчасти представляю, какого сорта люди входят в Ассоциацию Храбрецов. Многие из них ухватятся за шанс подраться с одобрения властей всеми оставшимися конечностями. Кроме того, вы и сами имеете обширные деловые интересы, которым беспорядки на пользу не пойдут. Как и я. Думаю, если мы с вами объединимся и предложим некоторое вознаграждение, впоследствии к этому пакту можно будет привлечь других наших деловых партнеров. Или, скажем так, превратить финансовый капитал в политический.

Горбановская фыркнула.

– Ну-ну. Стелете вы гладко, конечно. Ладно, допустим. Предположим, я смогу собрать людей… – она кинула взгляд на настенные часы, тоже выполненные в виде стилизованного штурвала, – в течение двух часов. Но остается еще вопрос – куда этих людей отправлять. Птицы нам не помогут, если вы правы. Патрулировать весь город нас точно не хватит.

– Василий Васильевич сейчас встречается с Арсением Мягколапом, одним из организаторов этого… движения, – вставила я. – Он узнает у него все, что нужно!

На самом деле я не чувствовала такой уверенности: мы с шефом не успели это обсудить. Но шеф гораздо умнее меня, и опыта у него больше. Не может быть, чтобы он проглядел такую очевидную сторону вопроса. Кроме того, иных причин встречаться с Мягколапом я и вовсе не видела – ну разве что окончательно подтвердить планы Соляченковой, которые воплощал Вельяминов.

– М-да… Ну, Мурчалов, допустим, узнает, да, этот котяра что хочешь выведает, – пробормотала Горбановская себе под нос. – Мне все равно не нравится, что моим старичкам придется драться с генмодами! У них есть сильные стороны, которых у людей нет.

– Во-первых, в Ассоциации Храбрецов состоят и генмоды тоже, хотя их меньше, чем людей, – проговорил Орехов. Горбановская чуть поморщилась, но едва заметно кивнула. – Во-вторых, возможно, вам удастся воззвать к их разуму. Если распространить слух, что Соляченкова сдала их, да и вообще воспользовалась ими с самого начала…

– Если на их лидеров действует излучение с этого вашего дирижабля, то хрена с два получится в чем-то их убедить, – перебила Горбановская. – Достаточно нескольких застрельщиков!

– Но излучение нужно, чтобы спровоцировать элиту… – начала я и осеклась.

Словно по команде я почувствовала давящее воздействие: дирижабль курсировал где-то в небе, приближаясь.

Мы с Ореховым переглянулись.

В самом деле, мы с шефом как-то очень быстро решили, что Соляченкова собиралась отдать приказания только тем генмодам, которые обладали в городе властью и деньгами. Но ведь ничто не мешало ей дополнительно проконтролировать тех, кто непосредственно будет исполнять ее планы! Даже наоборот: такой контроль буквально напрашивался! Просто чтобы исключить любые случайности.

– Это мое условие, – твердо проговорила Горбановская. – Я не буду посылать своих людей – и генмодов в том числе – в атаку против бешеных животных! Устраните дирижабль – и Ассоциация Храбрецов выйдет на улицы!

* * *

В некоторых книгах очень любят такой поворот: герою приходится отважно идти навстречу своему страху. Мне всегда безумно нравилось читать такие сцены. Я поджимала ноги на кресло и скрючивалась над страницами, безотрывно следя за перипетиями. Мне было жутковато и ужасно волнительно, сердце замирало и подпрыгивало в груди. Представляя, через какой ужас приходится проходить персонажу, я неимоверно гордилась им и чувствовала сильнейший душевный подъем.

Интересно, как скоро я перестану сравнивать реальную жизнь с книгами и пьесами? Как скоро пойму, что никогда, ничего не происходит так, как написано или поставлено на сцене?

В реальной жизни, когда сталкиваешься со своим главным страхом, не чувствуешь ни гордости, ни приподнятого волнения. Но и страх не приходит один. Он приводит с собой отвратительную слабость. Тошноту. Ощущение нереальности, как будто все происходит не здесь и не с тобой.

«Зачем я это делаю? – билось у меня в голове, пока аэромобиль Орехова набирал высоту над оставшимся внизу куполом Аметистового конца. – Для чего⁈ Почему я⁈ Как будто больше некому! Нам нужно обратиться в полицию! Мы что, собрались вдвоем штурмовать „Прогресс“? У Орехова, может быть, есть пистолет, а что есть у меня⁈ Только прицепленный к ноге нож!»

Но Орехов сказал мне, что он практически уверен: капитан «Прогресса» и большая часть команды не в курсе, что на дирижабле установлено несанкционированное и скорее всего нелегальное оборудование. Возможно даже, за монтаж этого оборудования отвечали всего один-два члена экипажа. Если повезет, удастся и вовсе решить все, лишь разъяснив вопрос капитану.

Мне почему-то не верилось в такой благополучный исход. Но вместе с тем я не думала, что команда дирижабля рискнет что-то сделать с наследником Ореховской мануфактуры – а значит, и со мной, пока я вместе с ним.

Пока я отвлекала себя этими мыслями, громада «Прогресса» становилась все ближе, усиливая давящее чувство страха. Чтобы отвлечься, я попыталась сосредоточиться на наших ближайших действиях – и тут же обнаружила в плане Орехова фатальную уязвимость, о которой я даже не подумала на земле.

– А как мы собираемся попасть на дирижабль? – крикнула я, вцепившись в рукав Орехова, чтобы привлечь его внимание.

Он на секунду обернулся ко мне. Его пшеничные усы растрепал ветер, глаз за стеклами очков было не видно, но держу пари, что они ярко сверкали.

– Анна, как вы слушали во время экскурсии? – весело крикнул он. – Каждая двигательная гондола сообщается с дирижаблем переходом!

Он что, собирается… нет, быть не может!

– Вы – гребаный авантюрист! – крикнула я.

Орехов только расхохотался.

М-да, совсем недавно я даже не думала о дирижабле, хотя он уже успел намозолить всем глаза, болтаясь в небе над Оловянным концом. И уж подавно даже в самых страшных своих кошмарах я не могла представить, что буду перебираться с платформы аэромобиля на узкий мостик, соединяющий двигательную гондолу и тушу аппарата! Без всякой страховки, да еще стараясь не попасть под лопасти пропеллера, которые наверняка могут перерубить меня пополам без всякого труда!

Сама не знаю, почему я не возразила. Самым разумным было потребовать, чтобы Орехов немедленно высадил меня на землю, а сам пусть хоть в лобовую атаку идет на «Прогресс», его право.

Но в то же время во мне что-то замирало при мысли, что вот сейчас я буду штурмовать этого плывущего в небе механического монстра! Прилив адреналина был так силен, что я даже забыла о давящем ужасе.

Однако действительность оказалась далеко не такой страшной, как я себе представляла.

Орехов зашел к гондоле позади пропеллера, маячившего на фоне неба размытым кругом – лопасти крутились так быстро, что их едва было видно. Затем он отстегнул от обрешетки автомобиля что-то вроде карабинов – я приняла их за декоративные элементы или, может быть, какую-то хитрую деталь для стабилизации аппарата в воздухе. Но это оказались крепежи. Орехов ловко набросил их на мостик перехода от гондолы к баллону дирижабля, и его аэромобиль повис прямо под мостиком.

Затем, к моему удивлению, Орехов заглушил двигатель.

– Что вы делаете! – ахнула я.

Мостик, к которому был прикреплен теперь аппарат, выглядел совсем ажурным. Уж точно он не выдержит веса аэромобиля с двумя пассажирами!

Однако аэромобиль не подался вниз, металл обрешетки не прогнулся со скрежетом и не разрушился, обрекая нас на бесславную гибель где-то внизу на улицах Необходимска. Машина продолжала держаться под мостиком гондолы, как приклеенная, даже не просела.

– Я не совсем выключил мотор! – крикнул мне Орехов: шум аэромобиля и ветра стих, но шум двигательного винта по-прежнему заглушал его слова. – Я оставил слабый ток, его достаточно для действия подъемной силы кристалла эннония! Вместе с тем кристаллом, который содержится в двигателе дирижабля, подъемной силы хватает, чтобы придать нам положительную плавучесть в воздухе!

Мне только и оставалось, что сглотнуть густую, вязкую от страха слюну.

– Откуда вы знаете об этом трюке⁈ – все же спросила я, так же перекрикивая шум винта.

– Этот дирижабль планировалось использовать во время воздушных парадов! Военные уже пробовали пристыковать к нему аэромобили, это работало! Я читал об этом!

– Но сами не делали⁈

– Нет, кто бы мне позволил?

Положительно, этот Орехов был тем еще типом! Может быть, мы не от того спасаем город? Как только он унаследует от матери свою торговую империю, то, надо думать, не оставит от привычного порядка камня на камне! Авантюрист!

А выглядел таким вежливым и безобидным, с этим своим брюшком и безупречными манерами…

– У меня есть страховка! – продолжал выкрикивать Орехов, доставая из-под сиденья что-то вроде сбруи, рассчитанной на гигантскую лошадь – этакая путаница кожаных ремней и карабинов. – Для маневров на высоте! Надеваете, пристегиваете карабин вот сюда – и можете лезть на мостик, это будет совершенно безопасно! Потом я отстегну вот здесь, вы передадите страховку мне, и я залезу уже сам! Вы подержите меня за пояс, я перегнусь и отстегну карабин от обрешетки! Видите? Таким образом ни у кого из нас не будет большого риска упасть!

– Да вы сама осторожность! – крикнула я, но, кажется, ветер сдул мой сарказм.

Орехов совершенно серьезно кивнул.

– Я не потащил бы вас сюда наверх, не позаботившись о мерах безопасности! Даже борьба с мятежом не оправдала бы меня, стань я источником вреда для вас!

Кажется, несмотря на холод и ветер, я покраснела.

Было той еще задачей – надеть эту Ореховскую сбрую немеющими пальцами, но кое-как я справилась. Перелезть на мостик неожиданно оказалось значительно проще, главное, не смотреть вниз. Еще через минуту или две Орехов присоединился ко мне: все прошло ровно так, как он и говорил. Аэромобиль с работающим на минимальных оборотах мотором по-прежнему держался рядом с мостиком, как будто им все еще управлял пилот.

– И что? – спросила я, обхватывая себя за плечи; у меня зуб на зуб не попадал. – Мы сейчас будем куковать перед запертой дверью?

– Почему? – удивился Орехов.

Он повернул ручку маленькой двери с закругленными углами, вписанной в бок дирижабля. Та легко отворилась: очевидно, о замках и запорах тут никто не подумал. Хотя нет, замок на ней был!

– Она запирается только изнутри, но снаружи всегда можно открыть, – пояснил Орехов. – Это сделано, чтобы техник не запер сам себя случайно на мостике.

Да, мне определенно нужно было слушать внимательнее на экскурсии!

– А если кто-то заберется? Как мы?

– Это ведь не военный дирижабль, – Орехов покачал головой. – А когда дирижабль на стоянке, дверь запирается на другой замок.

Он первый переступил высокий порог – то есть комингс. Я последовала за ним. Закрывшаяся за нашими спинами дверь моментально отрезала нас от шума и ветра снаружи. Мы стояли на рельефном дюралюминиевом полу внутренней части дирижабля. Нам удалось взять «Прогресс» на абордаж!

Глава 24
Поступь прогресса – 10

Внутри дирижабля оказалось тепло и тихо – словно в другом мире. В первый момент меня охватило облегчение, но уже через секунду с утроенной силой навалилась дурнота – то ли адреналин отхлынул, то ли в замкнутом пространстве дирижабля воздействие арки ощущалось сильнее. Задрожали ноги.

– Что с вами? – Орехов подхватил меня под руку.

– Ничего, это… пройдет, – пробормотала я.

Мелькнула мысль, что надо бы рассказать своему партнеру по этой пиратской акции о моей фатальной уязвимости, о том, что это излучение так на меня влияет, но… Это Марине, своей ближайшей подруге, я могла признаться в своем происхождении. Орехову же, человеку малознакомому, да еще такому, который, пожалуй, мне нравился – нет! Ни за что! Уж точно не в ситуации, когда остается надежда это скрыть.

Тем более, ведь неизвестно, как он поведет себя, если узнает. Может быть, преисполнится ко мне отвращения. Может быть, решит, что я могу повернуться против него, и попытается запереть где-нибудь. Только этого мне и не хватало.

Я стиснула зубы и всеми силами решила не обращать на ментальное давление внимания. Не так уж все и плохо. Ведь никакого приказа мне никто не отдает. Я хозяев арки просто не интересую. А без приказа можно сопротивляться сколько угодно.

– Вы точно уверены, что можете идти? – уточнил Орехов. – Нам нужно добраться до капитанской рубки, это на другом конце дирижабля.

– Смогу, – сказала я сквозь зубы.

Правильно, где же быть капитану, как не в капитанской рубке! Вот только она расположена в носу баллона, а мы, как на грех, прицепились к той из двигательных гондол, которая находилась ближе к хвосту.

– Мы пройдем по техническому тоннелю, – продолжил Орехов, ведя меня под руку. – Так будет короче всего. Только в самом конце нужно будет выйти в пассажирскую часть дирижабля.

Я кивнула. Может быть, память на технические детали меня и подводила, но схему дирижабля я помнила прекрасно.

Однако нашему плану не суждено было исполниться. Не успели мы пройти и сотни метров по техническому коридору, как услышали шаги – с трудом различимые, поскольку за не такой уж толстой оболочкой дирижабля слева от нас шумел ветер, а вся команда на «Прогрессе» носила мягкие туфли с резиновой подошвой. Еще через секунду прямо на нас из-за коробки какого-то механизма вынырнули двое в форме матросов «Прогресса».

На их лицах отразилось огромное удивление. Передний напрягся, задний сделал шаг назад.

Передний спросил что-то по-юландски.

Орехов ответил ему – довольно медленно, так как по-юландски он, очевидно, говорил не очень бегло. Матрос перешел на долийский.

– Кто вы и что вы здесь делаете? – спросил он с сильнейшим акцентом.

– Я Никифор Орехов, один из инвесторов вашей фирмы, – проговорил Орехов с апломбом; я и не знала, что он умеет такой на себя напускать. – Прилетел с инспекцией. Проводите меня к капитану.

На секунду мне показалось, что это сработает: задний, тот, что сделал шаг назад, вздохнул с облегчением. Однако передний вдруг вытащил из кармана маленький пистолет.

– Капитан под арестом, – он очень тщательно выговаривал долийские слова. – И вы сейчас к нему присоединитесь. Идите.

– Вы собираетесь стрелять? Здесь? – голос Орехова звучал совершенно спокойно. – Обшивку продырявите.

– Маленькие пульки. Продырявлю вас. Не обшивку. Идите за мной. Мой помощник обойдет вас сзади.

Орехов напрягся, как будто приготовившись действовать. Я подумала – зря он. У матроса с пистолетом были такие глаза, что мне тут же сделалось ясно: ему приходилось стрелять на поражение раньше. Убивал он или не убивал, я сказать не могла, но не оставалось никакого сомнения, что, в случае чего, он без колебаний прострелит Орехову плечо или ногу. И следил он за миллионщиком, как коршун.

Но только не за мной. На меня ни этот матрос, ни его товарищ не обращали внимания. Я была все равно что невидимкой.

Очень кстати мне вспомнились слова шефа про то, что движение суфража даже в Необходимске насчитывает меньше двух поколений, а за границей с этим совсем туго. Они просто не воспринимали женщину как источник угрозы!

Поэтому я изо всех сил крутанула вентиль, врезанный в одну из идущих вдоль коридора труб. Насколько я помнила из нашей экскурсии, они служили для регулировки давления в специальных резервуарах, каковых на борту дирижабля было множество.

Почему-то мне представлялась струя пара, которая должна была сбить обоих матросов с ног, при удаче заставив переднего выпустить пистолет. Однако на деле раздалось только сильное шипение.

И все же оба матроса удивленно повернули головы на этот звук, причем тот, что с пистолетом, сказал что-то на юландском. Наверное, ругательство. Когда человек ругается, он не может прицеливаться!

Я скользнула мимо Орехова и, сцепив руки в замок, одним ударом сверху вниз выбила у этого типа пистолет – а затем подхватила его у самого пола. В точности, как Прохор меня научил. Увидь он это, он бы мною гордился!

В этот момент меня скрутило такой волной дурноты, что я покачнулась. Будь я одна, тут-то бы меня и сцапали. К счастью, Орехов не растерялся. Шагнув вперед, он ударил первого матроса в солнечное сплетение и, когда тот согнулся, добавил второму в челюсть.

Потом в одно движение закрутил вентиль, который я открыла.

– Анна, пойдемте, – сказал он.

– Вперед? – спросила я, глядя на два стонущих тела. Неприятно было думать, что придется через них переступать.

– Нет, назад. Я видел там дверь в пассажирский коридор.

– Зачем нам в пассажирский?..

– Наши планы изменились. Сначала будем освобождать капитана из-под ареста.

* * *

Орехов предположил, что капитан заперт под арестом в собственной каюте. Не знаю, с чего он это взял. По мне так логичнее было бы закрыть арестованного в карцере или еще в каком-нибудь маленьком помещении без окон и удобств.

Однако, наверное, миллионщик знал, что говорил. Он лучше меня был знаком с порядками на флоте, где почтение к капитану доходит на судах до суеверного. Сместить его – еще куда ни шло. Однако выказать неуважение? Невозможно!

Мой напарник рассудил совершенно правильно, потому что перед капитанской каютой мы наткнулись на часового. На сей раз это был не рядовой член команды – с удивлением я узнала исполняющего обязанности главного инженера, того самого, которого приводили на интервью с Ореховым. У того на бедре поверх формы тоже висел пистолет.

Этот господин не стоял у двери, а сидел на ажурном раскладном стульчике – видно было, что расположился он здесь надолго. Его левая ступня то и дело постукивала по полу, пальцы барабанили по колену – классические признаки нервического состояния ума. И все же его рука твердо лежала на кобуре пистолета, пальцы то и дело расстегивали и застегивали ее, так, будто это было абсолютно привычное дело. Похоже, он умел обращаться с оружием. Ну еще бы, совсем гражданского не поставили бы на такое ответственное дело…

К счастью, нас он пока не видел: мы с Ореховым выглядывали из-за угла коридора.

– Я подойду к нему и попробую отвлечь, – шепотом сказал мне Орехов. – И обезоружу.

– Нет, – я снова подумала о том, как на меня реагировали матросы. – Меня он, скорее всего, не воспримет всерьез и удивится, зачем я тут. У меня больше шансов.

– Вы способны обезоружить человека с пистолетом? – серьезно спросил миллионщик. – Когда я говорил, что вся эта операция не стоит риска для вас…

– По-моему, пытаться избежать риска уже поздно, – заметила я. – Кроме того, вы только что наблюдали, как я одного такого обезоружила. И да, меня этому учили. А вас?

Конечно, я не стала говорить ему, что сама отнюдь не чувствовала уверенности в своих способностях. Обезоруживать людей меня тренировал Прохор, но метод, который он показывал, срабатывал у меня не всегда. С матросом в коридоре мне просто повезло. Вдвойне повезло, что он отвлекся на тот вентиль.

Орехов вдруг взял мою руку, поднес к губам и поцеловал. Усы пощекотали тыльную сторону моей ладони.

– Будьте осторожны.

Щеки у меня погорячели.

– Хорошо, – сказала я. – Буду.

Нетвердой походкой я вышла из-за угла.

Инженер тотчас вскочил со своего места. Как я и подозревала, человеком он оказался опытным: его пистолет покинул кобуру, и дуло смотрело прямо на меня уже через долю секунды.

– Стоять! – резко сказал он по-долийски. – Стоять и не двигаться! Кто вы?

Должно быть, он не запомнил меня со времен экскурсии. И неудивительно, я ведь держалась за спинами Орехова и экспертов, вопросов не задавала.

Это сильно действует на нервы, когда на тебя направляют пистолет. С ножами у меня уже был опыт, но вот в дуло я смотрела впервые. Мне приходилось видеть огнестрельные ранения; как-то, довольно давно, я даже присутствовала при перестрелке. Самое жуткое в них, что выпущенный снаряд нельзя отследить. Кто-то один нажимает на спусковой крючок, кто-то другой неожиданно валится на пол. Мне стало безумно страшно. Да еще и воздействие арки… Почти не пришлось притворяться, что мои ноги подогнулись, и я осела на колени.

– Это провокация, – проговорил инженер по-долийски. В его голосе явственно слышалась угроза. – Оставайтесь на месте!

Честно говоря, я надеялась, что он ко мне подойдет. Все-таки когда женщине становится дурно, мужчины обычно приходят на помощь. Но шеф плохо бы меня учил, если бы не я не умела менять план уже в процессе.

Мне ничего не оставалось, как рухнуть плашмя и поползти к нему, моляще вытягивая руки.

– Офицер! – простонала я, насколько хватало моего долийского. – Офицер, я нуждаюсь в помощи! Помогите! Мне плохо!

Мне нужно было проползти всего несколько метров, чтобы вцепиться в ботинок часового. А там уже дернуть этот ботинок на себя, и… Не станет же он стрелять по несчастной больной женщине?

– Оставайтесь на месте! – повторил инженер. – Оставайтесь на месте, или я буду стрелять!

Мне показалось по тону его голоса, по выражению лица, что непременно будет. Черт! (Более приличных слов в голову не лезло). Мой тонкий психологический расчет не оправдался. Надо было придумывать что-то другое, причем прямо сейчас. Ведь дуло пистолета так и смотрело на меня, да и сам инженер не отводил глаз…

В этот момент капитанская каюта за спиной инженера бесшумно отворилась, и оттуда выглянул капитан Бергхорн. Босиком, без кителя, в одной белой рубашке и штанах с подтяжками, он держал в руке окованную медью подзорную трубу. Мы встретились взглядами.

Инженер заметил, что я смотрю на что-то за его спиной.

– Еще один трюк, – пробормотал он сквозь зубы и начал опускать пистолет, но не так, будто не хотел больше его использовать, а так, будто прицеливался по мне.

Но выстрелить он не успел: окованная медью труба обрушилась на его затылок.

Глаза инженера закатились, он рухнул на пол. Сознания, кажется, не потерял, но это не имело значения: пистолет выпал из ослабевших пальцев, и капитан Бергхорн отпихнул его ногой по полу.

– Мадам! – обратился он ко мне. – С вами все хорошо?

– Да-да! – я начала вставать, но тут поняла, что это не так-то просто, как мне казалось. К счастью, Орехов показался из укрытия и пришел мне на помощь. – Все прекрасно! Как вы выбрались? Отмычка?

– У меня был запасной ключ, – пожал плечами Бергхорн. – Эти идиоты обыскали каюту, прежде чем запереть меня, но искали только оружие. Когда я услышал крики, я понял, что момент подходящий. А вы… постойте, вы ведь тот местный богатей, который хотел вложиться в фирму? Что вы тут делаете? – это он говорил, глядя на Орехова. – Заподозрили, что ваши будущие партнеры что-то скрывают?

– Так и есть, – кивнул Орехов. – Как вы имеете дело с мятежом на борту, так и мы имеем дело с мятежом в городе.

– Какое, однако, совпадение, – проговорил Бергхорн своим спокойным вежливым голосом, совершенно не похожим на голос, который, по моему представлению, следовало бы иметь капитану дирижабля. – Полагаю, в таком случае, вы не откажетесь протянуть мне руку помощи?

– Только если вы поможете нам, – проговорил Орехов с той же изысканной вежливостью.

* * *

По словам капитана Бергхорна, мятеж на дирижабле возглавлял старший помощник Найджел Клеменс. Причем, скорее всего, он получал указания как минимум от одного из учредителей компании – так на свой заграничный лад Бергхорн называл кумпанство «Ния хоризонтер». Иначе, мол, Клеменс ни за что не рискнул бы своим шансом на продвижение, слишком уж он был честолюбив по своей природе.

Благодаря связям Найджела в верхах ему удалось убедить пойти за собой почти весь остальной экипаж. Нескольких человек, которые ему не подчинились, заперли в курительной комнате.

– Если освободим их, сможем захватить рубку, – так Бергхорн закончил свой рассказ.

– Но самое главное для нас – вовсе не рубка, – возразила я. – Самое главное для нас – демонтировать арку. Где она установлена, в столовой?

Бергхорн не знал. Когда арку устанавливали первый раз, тогдашний главный инженер «Прогресса» возмутился монтажу непроверенного оборудования – и под давлением сверху, от учредителей, был отправлен в увольнение (что Бергхорну совершенно не понравилось, поскольку капитан разделял его возмущение). Когда арку решили установить второй раз, Бергхон восстал против этого уже сам. Тогда-то его и сместили с должности. Куда установили арку после этого, он понятия не имел.

Кроме того, арка не слишком интересовала капитана. Его интересовал контроль над дирижаблем, причем он считал, что вернуть его куда важнее, чем разбираться с каким-то там влиянием на генмодов.

– Второго пилота тоже заперли в курительной, – объяснил он. – Без него, без меня и без главного инженера… я удивлен, как Клеменсу вообще удается управлять судном! Он отличный служака, но неважный пилот. Если он врежется во что-то или потеряет высоту… – капитан покачал головой, как бы желая показать, что он боится даже представить последствия такого оборота дела.

– Неужели все так страшно? – спросила я.

Мне было понятно, что такая махина, как дирижабль, способна натворить дел, если она вдруг свалится. Тем более, в резервуарах, которые обеспечивают его плавучесть, содержится горючий газ, способный воспламениться от малейшей искры. Но ведь во время экскурсии нам столько рассказывали про то, как «Прогресс» представляет собой чудо современной техники, построенное с учетом всех требований безопасности! Да и большая часть команды на своих местах. Неужели они не удержат его в воздухе?