Текст книги "Ген свободы (СИ)"

Автор книги: Варвара Мадоши

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– То есть наш Таинственный таксист либо каким-то образом создал собственную станцию техобслуживания, либо тайком обслуживается в одной из гильдейских? – догадалась наконец я.

– Во всяком случае, изучая целый день сегодня проблему организации воздушного движения в Необходимске, я сделал именно такой вывод, – произнес шеф тоном чрезвычайного скромника. – Можете не благодарить. Завтра отправляетесь на обход СТО.

– С Прохором? – уточнила я.

– Зачем вам мой личный камердинер для этого занятия? – удивился шеф. – Вы рассчитываете, что вступите с кем-то в перестрелку? Дайте Прохору отдохнуть, он и так сегодня находился. Этих станций всего пять штук.

Ну разумеется, Прохор – заслуженный слуга шефа, и как отдохнуть, так ему, а как опять обежать половину города – так мне!

* * *

Вы когда-нибудь видели, как перезаряжают аккумулятор? Величественное зрелище!

Не сказать, что до визита на станцию техобслуживания я в этом разбиралась. В детстве я недолго интересовалась устройством сложных аппаратов всякого рода. Помню, шеф в ответ на мои расспросы подсунул мне какую-то популярную книжку по механике, на том и успокоился. Сам он от всего этого страшно далек.

Книжка оказалась слишком сложной для моего детского ума, я благоговейно поразглядывала сложные схемы, да на том дело и кончилось. Так мне и не пришлось выяснить, «отчего машинки летают».

А на самом деле ничего сложного тут нет. (Ну, или так я поняла, покопавшись в старых подшивках «Знание – сила»… впрочем, тут я сейчас могу и напутать: все-таки не специалист.) Минерал энноний, если поместить его в электромагнитное поле, начинает на это поле влиять определенным образом, что обеспечивает противовес гравитационному полю планеты и позволяет легче поднимать на высоту небольшие грузы. А дальше уже дело техники: создать подъемную силу. В аэромобилях она создается небольшими подвижными лопастями.

В народе поговаривают, что структуры Муниципального парка удалось возвести на такую высоту тоже благодаря эннонию: с ним, мол, значительно меньше веса нужно на поддерживающую конструкцию. На самом деле это не так, там обошлись на одном инженерном мастерстве. Да и не рискнул бы никто доверять общественную безопасность эннонию: стоит на секунду вырубить электричество, и все сооружение просело бы под собственным весом!

Поэтому в аэромобилях аккумуляторная батарея – едва ли не самая важная деталь. А в аккумуляторной батарее самое важное – колбы с электролитом, или, попросту говоря, серной кислотой. Без них электрический ток не выработаешь.

Когда я явилась на первую в моем списке станцию техобслуживания, там как раз меняли кислоту в колбах.

Станция техобслуживания помещалась на одной из боковых улиц Опалового конца, там, где роскошные особняки неохотно выделяют из своей среды место для технических зданий, общежитий прислуги и тому подобного. То было двухэтажное бетонное строение с плоской крышей – согласно последней архитектурной моде, я даже не ожидала! Писали же в «Вестях», что новое слово в архитектуре – функциональность.

И все же господа аэромобильщики оказались не чужды некоторого позерства: над двустворчатыми железными воротами помещался затейливый барельеф. Тут тебе и вензель, и флаги, и надпись «Единая городская гильдия воздушного транспорта».

Старичок-сторож в будке у этих ворот пропустил меня без единого вопроса, едва я показала пропуск, полученный от Абрама Пантелеева. А вот в самом здании, на первом этаже, я вообще никого не нашла. Только коридор, полный дверей.

Из любопытства я заглянула в несколько. За одной дверью увидела рабочий кабинет: конторский стол, шкаф… Впрочем, шкаф полупустой, а на столе в чернильнице засохло несколько мух. Еще одна комната оказалась складом инструментов и тому подобных причиндалов, пропитанная запахом машинной смазки. Еще одна – кухней, тоже пустой, но явно обжитой: в ней витал запах недавно подогреваемого на плите супа или рагу. Пятая комната оказалась комнатой отдыха: здесь имелся бильярдный стол и диван, на котором могуче храпел какой-то мужик. Судя по бороде, гильдеец. Будить его я не стала. За шестой дверью размещался ватерклозет, неожиданно чистый и пахнущий хлоркой, седьмая оказалась заперта.

Пожав плечами, я поднялась на второй этаж, откуда разносились глухие удары металлом о металл и какой-то звон. Оказалось – не зря. Там кипела работа.

Второй этаж встретил меня порывами холодного ветра и неожиданного жара. Оглядевшись, я поняла, в чем дело. Перегородок здесь не было – сплошное открытое пространство, почти целиком пустое. Хотя имелось тут и оборудование: что-то вроде небольшого подъемного крана, еще какие-то штуковины, чье назначение я не взялась бы представить и в кошмаре.

Холодом тянуло из открытых настежь дверей – да, двери, на втором этаже; перед ними балкон без ограждения. Посадочная платформа, как я догадалась. У этих дверей стоял аэромобиль, явно не так давно пострадавший при жесткой посадке: одна из подъемных лопастей погнулась бампер и обрешетка помялись. Но корпус его явно не при посадке вскрывали.

Жаром тянуло от нескольких пылающих красными нагревательными элементами электрических батарей, расставленных кружком чуть поодаль от аэромобиля. По мне, так страшная глупость – жечь обогреватели при раскрытой настежь двери, да еще и зимой. Но моего ценного мнения тут не спрашивали.

Двое механиков в бесформенных защитных комбинезонах и очках как раз, приседая, тащили от аэромобиля длинную металлическую колбу, обхватив ее с двух сторон щипцами. У меня смутно зашевелилась память, что такие колбы делают из свинца – а значит, она довольно тяжелая. Но все-таки мне показалось, что эти двое преувеличивают доставшуюся им тяжесть. Уж вдвоем могли бы и не двигаться такими меленькими шажочками!

Наконец механики добрались до центра своей инсталляции, где стояло что-то вроде детских качелек, только вместо сиденья с верхней рамы свисал круговой зажим, еще и закрепленный на горизонтальной оси, а под ним на полу стояло мятое жестяное корыто. Вставив колбу в зажим, они тщательно ее закрепили, затем – повернули ось, концы которой были закреплены на вертикальных опорах «качельки». В корыто из колбы хлынул поток прозрачной жидкости.

– Ну что, Маш, перерыв? – спросил – то есть спросила! – одна из механиков.

Она стянула с головы маску с капюшоном, и под ним обнаружилось симпатичное круглощекое личико, совсем еще юное. Может быть, даже моложе меня. А мне всего-то двадцать лет исполнилось на днях… ну, с учетом условности этой даты: шеф когда-то не нашел дату моего рождения в лабораторных документах, поэтому придумал ее наобум.

Второй механик – Маша – тоже сняла маску. Эта была постарше, но назвать точный возраст я бы не взялась: по лицам восточного типа иной раз бывает трудно определить. На что я сразу обратила внимание, так это на некрасивый шрам от ожога, который задевал левый угол рта, поднимался чуть выше по щеке и потом сбегал к шее. Мне тут же захотелось его нарисовать. Женские лица со шрамами все-таки редкость, особенно так, чтобы женщина носила этот шрам не стесняясь и не прикрывая его ничем, даже волосами.

– Ага, пускай отвисится, докапает, – сказала Маша.

Потом обернулась ко мне.

– День добрый, – произнесла она вежливо, но без особой приветливости. – Вы по какому вопросу?

Я тут же достала из муфты карточку Пантелеева и показала ее механику.

– Меня зовут Анна Ходокова, я помощница сыщика Мурчалова, мы расследуем дело Таинственного таксиста по запросу вашей гильдии.

Второй механик, та, что была ниже ростом и моложе, немедленно изменилась в лице: до этого она весело улыбалась, глядя на меня, явно довольная проделанной работой, перерывом в этой работе, жизнью и вообще. Теперь она нахмурилась и стала чуть ли не враждебной. Более сдержанная Маша не изменилась в лице.

– Мария Цой, – представилась она, – старший механик. Это Юля Румянцева, моя помощница.

– Вы – весь персонал СТО? – спросила я.

– Нет, еще есть сторож, все его зовут дядя Андрей, фамилию не знаю, – сообщила Цой. – И иногда еще приглашаем механиков со стороны, если работы много или машина раздолбана сильно.

Они с Румянцевой стояли в прежних позах, очевидно, ожидая, что я быстрее закончу с расспросами и уйду. У меня закралось подозрение, что я каким-то образом с первого раза попала именно на ту мастерскую, где тайком обслуживался Таинственный таксист. Да нет, не может быть, не бывает такого везения!

Несколько месяцев назад я бы начала прямо задавать им вопросы – мол, насколько вероятно, что в этом помещении без вашего ведома (или с вашим попустительством!) ремонтируется посторонний мобиль? Просто от смущения: мне всегда тяжело давалось общение с незнакомыми людьми, и я предпочитала действовать «по учебнику». Но сейчас одного взгляда на этот ангар было достаточно, чтобы понять: нет, нужно быть совсем дураком, чтобы проворачивать тут незаконные дела.

Второй аэромобиль здесь не спрячешь – во-первых, просто нет места, во-вторых, даже если бы и было, ангар второго этажа просматривается насквозь, никаких перегородок нет. Предположим, Таинственный таксист мог бы обслуживаться здесь по ночам – но опять же, это если предположить, что ночью тут нет законных аэромобилей. Да и ночной сторож тут наверняка тоже есть, раз есть дневной?

– У вас есть ночной сторож? – спросила я, решив не пускать задачу на самотек.

– Три, дежурят посменно, – сухо ответила мне Цой. – В случае проблем зажигают сигнальный огонь, и сразу приезжает охранное агентство.

– И часто бывают проблемы?

– За время, что я тут работаю, раза три случалось.

– А сколько вы тут работаете?

– Семь лет.

В общем, картина складывалась ясная, можно было разворачиваться и уходить. Но что-то не давало мне покоя. То ли предчувствие, что я могу узнать нечто полезное, то ли… ладно, что греха таить, мне просто понравились эти девушки! Особенно Мария Цой и ее шрам! Более сильный рисовательный зуд я испытывала, только встречаясь с моей подругой Мариной.

Уж не знаю, почему, но рисовать женщин меня тянет всегда сильнее, чем мужчин. Лучше женщин только характерные старики с интересными морщинами; наш Прохор, например, слишком моложаво выглядит.

И я спросила:

– А что вы с аккумулятором делаете?

– Меняем электролит.

– Прошу простить, если это бестактный вопрос, но разве не лучше сначала починить, а потом заряжать аккумулятор?

Внезапно мне ответила не Цой, а Румянцева, причем с явной насмешкой:

– Это разве ремонт? Это так, косметика. Все повреждения наружные, кувалдой чинятся.

– Юля, – Цой довольно строго на нее посмотрела. А мне сказала: – Во время починки проводится диагностика. Для этого мы немного приподнимаем аэромобиль над полом. Без напряжения в системе это сделать невозможно.

– Ясно, – сказала я, и без всякого притворства завистливо вздохнула. – Слушайте, а можно посмотреть, как вы дальше тут чините?

– Это зачем? – подозрительно спросила Румянцева.

– Очень интересно, – ответила я, не кривя душой. – Всегда интересовалась воздухоплаванием.

Они снова переглянулись, причем я видела, что идея допустить постороннего в святая святых им явно не нравится. Поэтому я торопливо сказала:

– Слушайте, я вас не подозреваю в пособничестве Таинственному таксисту, и вообще вижу, что зря сюда пришла, что через СТО его не поймаешь. Но у вас же тут секретность, когда еще попаду! А я всегда воздухоплаванием интересовалась. Даже схемы устройства аэромобиля смотрела.

– Много вы поймете без специальной подготовки, – фыркнула Румянцева.

– Если я вам помешаю, то не смею настаивать, – сказала я.

Цой пожала плечами.

– Нам не жалко. Починка эта рутинная. Хотите – смотрите. Но на популярную лекцию не рассчитывайте, мы тут работаем. И встаньте подальше.

– Угу, – добавила Румянцева, – за ваше франтовое пальтишко платить не будем, если кислотой забрызгает.

Я послушалась и села подальше от рабочего островка, позади одного из обогревателей, чтобы не задубели руки. Отсюда мне открывался хороший вид на вскрытый корпус аэромобиля и на сосредоточенно работающих механиков.

Ремонт, по всей видимости, и в самом деле был рутинным: двигались они отлаженно, почти не разговаривая между собой. Перебрасывались только короткими фразами из двух-трех слов, не понятными не в силу профессионального жаргона, а скорее в силу того, что напарницам ничего не нужно было друг другу объяснять.

Не в силах противиться искушению, я вытащила из сумки блокнот и принялась их набрасывать. Быстрые, летящие рисунки, на каждый – уголок листа. Вот две девушки в комбинезонах тащат колбу щипцами. Вот Румянцева смеется, вытирая лоб рукой в перчатке. Вот Цой сосредоточенно хмурится, разглядывая какую-то деталь в корпусе…

Я не удержалась и чуть изменила форму ее шрама, сильнее подчеркнув его сходство с паутиной – не след ожога, а экзотическое украшение. Слышала, на юге некоторые вояки татуируют шрамы, чтобы было красивее. В Необходимске, конечно, татуировки порицаются правилами хорошего тона, а на лице так и вообще их делают только преступники самого низкого пошиба, но… жаль. Марии Цой бы пошло.

Увлекшись, я не заметила, что Румянцева стоит совсем рядом, загораживая свет и смотрит в мой рисунок.

– Маш! – крикнула она. – Маш, ты погляди.

Я замерла, едва не парализованная. Приятно думать про себя, что ты во многом избавилась от страха перед незнакомцами, и вообще выросла, обрела уверенность в себе и тому подобное… Но тут я снова ощутила себя едва ли не двенадцатилетней девочкой.

– Прошу прощения, – начала я, – я только для себя, это никуда не пойдет…

– Да вы меня красавицей сделали, – подошедшая Мария Цой неожиданно робко, смущенно улыбнулась. – А можно у вас этот листочек купить? Если вы не против?

Меня пронзило нешуточным облегчением – она не сердится! А потом тем самым редким, почти эйфорическим чувством, которое получается, когда модели нравится твой рисунок.

– Давайте я вас просто так нарисую, отдельно, – сказала я. – А вы мне за это расскажете подробнее о том, как работает аэромобиль и почему пятеро лучших пилотов гильдии не могли догнать Таинственного таксиста.

– А меня можно тоже красавицей нарисовать? – с интонациями школьницы попросила Румянцева. – А я вас пивом угощу!

– Юля! – снова одернула ее Цой. – Ты бы хоть кофе предложила!

– Кофе мне не по карману, – огрызнулась Румянцева.

– Пиво – это отличная цена за набросок, – возразила я с улыбкой. – Особенно если с солеными орешками.

Я не очень люблю пиво, в основном потому, что почти не пьянею. Еще одна особенность, за которую стоит поблагодарить тех, кто собирал мой геном. Но от Прохора я неоднократно слышала, что алкоголь развязывает языки. Шеф-то был трезвенником от природы: кошкам алкоголь нельзя… по крайней мере, не в тех количествах, что людям.

А я снова почувствовала всем своим существом, что механики могут рассказать мне нечто очень стоящее.

– Договорились! – обрадовалась Румянцева.

Глава 3
Таинственный таксист – 3

Не подвело чутье! Еще как не подвело!

Не скажу, что визит в пивную так уж развязал язык моим собеседницам. Куда больше помогли мои рисунки. Сперва я изобразила Марию Цой, потому что ее рисовать было интереснее – профиль вышел просто королевский. Я поозорничала и окружила лист рамкой из шестеренок, намекая на профессию женщины.

А вот с Юлей Румянцевой сперва вышла незадача: у нее приятное, милое лицо, но рисовать его было решительно неинтересно, и все выходило не то. Юля, видя, как я мучаюсь с карандашом, вдруг сказала:

– А если так? – и одним жестом распустила волосы.

Ну и богатство скрывалось в ее плотной прическе, даже сложно было предположить! Словно золотая волна рассыпалась по плечам.

Тут же дело пошло на лад: я сделала акцент на этих восхитительных волосах, а вокруг самой Юлии нарисовала узор из гаек и гаечных ключей. Она похихикала и заявила, что никогда в жизни не видела ничего настолько симпатичного.

В пивной на нас, занявших угловой столик, косились, но народу было мало, и никто не препятствовал посиделкам – тем более что Румянцева, верная своему слову, действительно купила мне и пива, и соленых орешков. Они с Цой не пили, потому что им предстояло еще полдня работы, но все равно атмосфера совместных посиделок оказала свое воздействие: не прошло и часа, как девушки начали активно жаловаться мне на свою работу. Причем, к моему удивлению, Цой оказалась более красноречивой.

– … Сколько лет уже предлагаю проекты – зачем доставать эти колбы по одной, давайте сделаем съемную аккумуляторную батарею, и можно будет ее вытаскивать разом и разом перезаряжать! – горячилась она. – Техобслуживание можно было бы во много раз сократить! Да и до сих пор использовать свинец, когда нормальные люди уже давно перешли на пропилен – это вообще ни к селу ни к городу!

– Прошлый век и ретроградство! – серьезно подтвердила Румянцева, тряхнув своими великолепными волосами. – А еще скорость!

– Да что скорость, главное – элегантность конструкции! – не согласилась Цой. – Серьезно, ведь до сих пор мы все еще делаем аэромобили по тем же чертежам, что пятьдесят лет назад!.. Ну куда это годится?

– Стойте, мы их делаем? – удивилась я. – А я думала, их доставляют из Каганатов…

– Не совсем, оттуда доставляют запчасти, а у нас тут собирают по лицензии, – покачала головой Цой. – Есть три мастерские в городе, которые берутся за такие заказы, я в одной из них стажировалась. Скучнейшее место! Там все куплено гильдией, шаг влево, шаг вправо – самоуправство! Ни малейших усовершенствований внести нельзя!

– Вы так говорите, словно это не ваша Гильдия, – удивилась я.

– Так она и правда не наша! – фыркнула Румянцева. – Мы в Гильдию не входим, они же зубами и когтями держатся за свои привилегии! Стали бы они принимать туда механикусов вроде нас.

– Да, мы просто наемная рабочая сила, – кивнула Цой. – И всеми нашими предложениями по рационализации подтираются! Но и выхода особого нет, – она вздохнула. – Если хочешь работать с летающими машинами, приходится работать с Гильдией.

– А почему так происходит? – спросила я. – Разве им самим усовершенствования не выгодны?

– Какая к хуям выгода! – Румянцева махнула рукой. – Им выгодно, чтобы работать по два часа в день и зарабатывать этим как короли! Вот и все. А то, что такси бьются через одно… – она осеклась.

– Разве такси часто бьются? – тут же среагировала я.

Мне было известно, что некоторые люди боятся пользоваться летающим транспортом, но реклама всегда заверяла, что такси абсолютно безопасны – если, конечно, вы не страдаете головокружениями и можете как следует держаться за поручень, окружающий площадку.

Механики переглянулись, при этом на лице Румянцевой было такое выражение, словно она сожалела, что сказанула такое, а на лице Цой – будто она укоряла помощницу за несдержанность.

После короткой паузы Цой сказала:

– Не совсем. Если бы аэромобили были повинны в смертях или ранениях, рано или поздно пришлось бы что-то менять. В основном все отказы заканчиваются ничем – выходят из строя, как правило, движущиеся части, то есть подъемные лопасти. В этом случае энергии генератора поля почти всегда хватает, чтобы аэромобиль мягко сел. Корпус мнется, выглядит страшно, но на деле сущие пустяки. Поскольку в случае отказа такси поездка бесплатна, большинство горожан даже не жалуется.

– Ясно, – несколько озадаченно сказала я.

Мне прежде никогда не приходилось сталкиваться с поломкой воздушного такси. Но ведь и ездила я на них не так часто. А что, может быть, поэтому никто и не обратил внимание на число поломок. Для того, чтобы постоянно пользоваться таким видом извоза, надо, чтобы у тебя денег куры не клевали. А такому богачу проще заиметь свой собственный транспорт.

– То есть, по-вашему, Таинственный таксист постоянно уходит от преследования других таксистов потому, что его аэромобиль лучше сделан? – спросила я.

Румянцева широко улыбнулась.

– Готова поставить свой любимый ключ на семнадцать, что да! Таинственный таксист – отличный парень, я за него болею!

Ага, так вот почему она так неприветливо меня встретила, когда я сказала, что разыскиваю его.

– Ну-ну, – Цой неодобрительно покачала головой. – Не знаю, как насчет удачности конструкции, если ему даже в голову не пришло сделать на аэромобиле нормальное кресло, как я уже много лет уговариваю… Но что ему не требуется так часто чинить поломки, как нашим – это точно.

– Маша, я тебя люблю, но кресло на аэромобиле – это зряшная затея! – заспорила Румянцева. – Зачем оно нужно – чтобы вверх головой летать, что ли? Да пилот мигом сознание потеряет! И молчу уже о том, что это лишний вес…

– Зато можно было бы обойтись без поручней, которые точно лишний вес, или делать их из современных материалов вместо древней нержавейки, – возразила Цой.

Я слушала все это с неподдельным интересом, впитывая малейшие подробности. Будет, что рассказать шефу!

К концу обеденного перерыва механиков, который длился положенные по закону два часа, расстались мы более чем довольные друг другом.

* * *

Вечером мы с шефом в его кабинете обсуждали улов за сегодняшний день.

Для очистки совести я все же объехала остальные СТО, но ничего принципиально отличного от того, что увидела в самом первом, не нашла: не слишком большие рабочие ангары без перегородок, полная невозможность укрыть неофициальную деятельность… И почти везде на СТО, кроме самого первого, я встречала хотя бы двух или трех бездействующих таксистов. В одном СТО они играли в карты вместе с механиками, хотя в ангаре стоял полуразобранный мобиль…

Осторожные расспросы позволили узнать, что все мобили находятся в собственности Гильдии, но за каждым закреплено двое, а то и трое водителей, работающих посменно. Если аэромобиль выходил из строя, что случалось довольно часто, без работы оставались все, с ним связанные.

Но, как ни странно, никто из оставшихся без дела таксистов не тосковал по этому поводу. Все они казались довольными жизнью.

Это наблюдение я тоже поведала шефу.

– Это вам к вопросу о вреде монополий, – заметил Василий Васильевич. – Но самое главное, что вы вынесли из этого похода?..

– Что Таинственному таксисту удается ускользать от остальных потому, что его аэромобиль как-то модифицирован, – сказала я. – Причем, судя по всему, очень неплохо модифицирован. Хотя об этом мы и раньше догадывались…

– Допустим, – сказал шеф, – но догадки никогда не мешает подтвердить эмпирически. Ладно. Какими вы видите наши следующие шаги?

– Обойти мастерские, способные на модификацию аэромобилей? – предположила я. – Вряд ли их в городе много.

– Да, речь идет практически о полноценных сборочных цехах, – кивнул шеф. – Я знаю четыре, два из них – при Высшей инженерной школе, один работает на Управление военного флота, один – в частном владении.

– Что-то вроде предприятия инженера Стряпухина, вечная ему память? – спросила я, имея в виду нашего с шефом прошлогоднего клиента.

Косвенно то дело стоило мне самого неприятного опыта в моей жизни. Это не говоря о том, что настоящего убийцу – ни заказчика, ни исполнителя – мы так и не поймали. Хотя насчет заказчика шеф был практически уверен.

– Вроде, но масштабом побольше, – кивнул шеф.

– Так может быть, зайти к ним?

– Уже, – шеф довольно сощурился. – Они сейчас конструируют лазерные устройства по заказу нашей доброй знакомой, Галины Георгиевны Байстрюк. Кажется, та решила вернуться на деловую арену.

– Ого! – воскликнула я. – Быстро она!

– Так ведь изобретение Монро было арестовано, а патента на него он не получал – вот оно и попало в общее пользование… по крайней мере, по законам Необходимска. Галина Георгиевна, несмотря на возраст, деловую хватку не утратила и уже успела подсуетиться.

– Надеюсь только, она его не для показа страшилок будет использовать, – вздохнула я.

– Виктуар мне обмолвилась о том, что она обсуждает контракт с Народным театром, потому что Академический театр ей сразу отказал, – усмехнулся в усы Василий Васильевич. – Думаю, вас это обрадует?

– Еще бы! – ахнула я.

Да, я – завсегдатай Народного театра, грешна. Пусть пьесы, которые там ставят, не всегда отвечают самому изысканному вкусу, зато они интересны. От них кровь бурлит в жилах и дух захватывает. А уж если добавить к обычным красочным декорациям еще и те картины на воздухе (точнее, водяном паре), которое создает устройство мошенника Монро – должно и вовсе получиться необыкновенно!

– В общем, у них сейчас просто нет времени на то, чтобы переоборудовать аэромобиль. Это ведь не починка часов в свой карман в свободное от работы время, такое от коллег не скроешь, – подвел итог шеф. – Следовательно, что?

– Мы имеем дело с подпольной лабораторией? – спросила я. – Может быть, опять организованная преступность? Что-то они успокоились после ареста Резникова…

– И наймит организованной преступности снимает котят с деревьев? Нет, я думаю, что другая ваша версия ближе к делу: это развлекается кто-то, у кого денег куры не клюют. Кто-то, кто не только смог вывезти аэромобиль из-за границы в обход Гильдии, но и сумел оборудовать у себя на дому частную лабораторию. Честно говоря, если бы вы сами не поручились за алиби вашего друга Орехова, я подумал бы на него – по типажу он как раз подходит.

– Орехов не может быть мне другом, – возразила я, – мы с ним разного поля ягоды.

– И все же он запомнил ваше имя и лицо, – мурлыкнул шеф, – это уже кое о чем говорит… Насколько я знаю, у Никифора Терентьевича отличный нюх на людей – этим он пошел в мать. Так что чем-то вы его заинтересовали.

Почему-то я покраснела, хотя казалось бы – ну заинтересовала и заинтересовала, что тут такого? В конце концов, Мурчалов – едва ли не лучший сыщик Необходимска, а я его помощница. Волне возможно, что Орехов счел это достаточно полезным знакомством.

Так что не было никакой причины заливаться румянцем. Тем более, что Орехов мне вовсе не нравился как мужчина. Да, он был высокого роста – выше меня, что не так-то часто случается; с приятным голосом и безупречными манерами. Но при этом полноват, на десять лет старше, да и эти его дурацкие усики…

«Зато какие у него большие ладони!» – зачем-то всплыла в голове непрошенная мысль.

Я постаралась тут же ее отогнать. Что за притча, никогда ведь не интересовалась противоположным полом! Неужели, как говорит Антонина, наша экономка, «время пришло»? Так пусть уходит обратно, мне не до того.

– Ну ладно, – сказала я. – То есть вы считаете, что это духовный брат Орехова. Как же мы тогда его поймаем? Не предлагаете же вы следить за всеми богачами Необходимска? Кстати, сколько их у нас?

– О, довольно много, мы все же богатый город, – махнул хвостом Василий Васильевич. – Есть даже мнение, что третий или четвертый по состоятельности на планете… Но то, о чем вы говорите, конечно, невозможно. Нужно наладить слежку за небом. Увы, боюсь, мне придется пренебречь давней напряженностью в отношениях, что существует между кошками и птицами, и обратиться за помощью к воронам и галкам…

Шеф, разумеется, имел в виду генмодов – в Необходимске их живет довольно много, хотя генмодифицированные птицы держатся больше наособицу от людей, чем те же коты и собаки. Как говорил наш преподаватель гражданского права, «слабее интегрированы в общество». Знакомый шефа Аврелий Чернокрылов, хозяин таксидермической лавочки и сын знаменитого художника, скорее исключение из правил.

Я спросила, не через него ли шеф собирается действовать.

– Через него, увы, – вздохнул тот. – Не самая приятная особа, но других вариантов я не вижу. Не снова же пытаться загнать нашего фигуранта? Таксисты попробовали – не получились…

И тут у меня забрезжила в голове идея. Я вспомнила Румянцеву и Цой, жарко спорящих над кружкой пива. Цой даже чертила что-то на столешнице, пытаясь мне объяснить…

– Знаете что, – медленно проговорила я, пытаясь ухватить эту свою мысль за хвост, – а может быть, и получится. Правда, придется обратиться за помощью не только к птицам. Но мне почему-то кажется, что отказа не будет.

* * *

Как ни странно, мой план встретил полный восторг у Цой и Румянцевой. Я не думала, что они хорошо меня примут: как-никак, я снова заявлялась к ним в мастерскую посреди рабочего дня, отнимала время… Но Юлия встретила меня чуть ли не с распростертыми объятиями, и даже Мария сдержанно обрадовалась.

Когда я предложила им переоборудовать аэромобиль, чтобы он летал быстрее и лучше, Румянцева сперва восприняла это с неподдельным энтузиазмом и полезла уже за целым списком усовершенствований, которые она вела у себя в блокноте. А вот Мария Цой повела себя куда скептичнее.

– Не верю, чтобы Гильдия согласилась поступиться своими драгоценными традициями, даже чтобы достать занозу у себя из задницы, – сказала она. – Да и кто уступит свой аэромобиль? Они же все посчитаны и записаны за определенными водителями. Если мы выведем какой-то из них из строя, кто-то из таксистов не заработает денег.

– Да они тут и так в карты играют целыми днями! – возмутилась Румянцева.

– Они играют, когда мобиль сломан. В этом случае идет страховка от Гильдии, – невозмутимо пояснила Цой.

– Так и за тот, который мы будем переоборудовать, заплатят, в чем проблема!

– Заплатят ли? – скептически приподняла Цой бровь. – Но даже если и так, то потом они наверняка заставят все усовершенствования откатывать обратно, и вот это уже может оказаться за наш счет.

Я порадовалась, что с самого начала решила действовать не через этих выжиг.

– Нет-нет, – сказала я. – Мы обратимся к частному владельцу! У Никифора Орехова есть собственный аэромобиль, и я уверена, что он не откажется потягаться в скорости с Таинственным таксистом.

Тут уже и непосредственная Румянцева, и сдержанная Цой вытаращились на меня совершенно одинаково.

– Орехова? – раздельно спросила Цой. – Миллионщика Орехова? Да вы с ума сошли, голубушка!

– Так ему и нужно вмешиваться в эту ерунду! – вторила Румянцева.

Но уговаривать их пришлось совсем не так долго, как я опасалась. Очень уж им хотелось модернизирировать какой-нибудь аэромобиль – и желательно так, чтобы ретрограды из Гильдии не стояли над душой. Кроме того, я заверила их, что переговоры с Ореховым буду вести сама, и это решило дело. Как грубовато сообщила мне Юлия, если им не придется выставлять себя идиотками, а только постоять рядом и понаблюдать за тем, как идиоткой выставлю себя я, то они согласны.

* * *

У шефа давние дела с секретарем Орехова, Фергюсом Иисусовичем. Подозреваю, что речь идет о каких-то компрометирующих сведениях, которыми располагает шеф в отношении старого ворона (секретарь – тоже генмод), но я не спрашивала. Некоторые вещи лучше не знать, чтобы иметь возможность строить из себя святую невинность.