Текст книги "Когда загорится свет"

Автор книги: Ванда Василевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

XIII

Звонка не было. В сумраке серого зимнего дня Алексей долго стоял, колотя озябшими руками в дощатую калитку. Наконец, внутри что-то зашевелилось, заскрипели доски.

– Кто там?

– Свой, свой, откройте.

– Свой… Все свои… – бормотал за забором недовольный голос. Заскрежетав ржавым железом, загремели засовы, и калитка медленно открылась. В калитке показался человек в тулупе.

– Чего надо?

– Мне нужно осмотреть электростанцию, я инженер, моя фамилия Дорош.

Старик украдкой рассматривал его из-под лохматой шапки, сливавшейся с косматыми бровями, почти одинакового с ней серого цвета…

– Электростанцию… Пропуск есть?

– Пропуск? Разумеется, есть, – вспомнил Алексей, вытаскивая из кармана бумажку. Старик внимательно читал, стоя в калитке, потом еще раз всмотрелся в пришельца.

– Ну так как же? – вышел из терпения Алексей.

– Что ж, можно. Только что с того? Ходят, ходят, смотрят, смотрят – и ни с места. От осмотров она не воскреснет.

– А все-таки мы еще раз посмотрим. Вы можете меня проводить?

– Отчего нет? Можно и проводить. Вот только калитку запру.

Алексей осматривался. Здесь, за забором, дело выглядело хуже, чем он мог представить себе ночью. Здание, вырисовывавшееся ночью на фоне неба, теперь оказалось кучей развалин. Тонкий слой снега не мог прикрыть стальных прутьев, торчавших как ребра скелета, разбитых рам, целого склада наваленного грудами железного лома и кирпича.

– Что ж, начнем с главного корпуса?

– Пусть будет с главного.

– Вот сюда. Только осторожно, здесь везде ямы.

Он пошел вперед, огромный и неуклюжий, как медведь, в своем тулупе, что-то сердито бормоча себе под нос, и Алексею захотелось поднять его настроение.

– А вы сами кто?

– Я-то кто? Сторож, сторожу тут.

– Давно работаете?

Он оглянулся через плечо на Алексея и с минуту молчал, вразвалку шагая вперед.

– Давно ли, недавно ли, это как кому… Я здесь с первых дней.

– После прихода наших?

– Какого прихода?

– Как какого? – удивился Алексей.

– Ах, это-то… когда… когда немцев прогнали? Нет, я тут раньше, я был еще, когда ее строили.

– Электростанцию?

– Ее.

– А потом?

– И потом… Все время.

– А при немцах?

Из-под серых бровей неприязненно глянули глаза. Он не ответил.

– Вот здесь главный корпус. Котлы.

– Котлы? Где же они?

Сторож пожал плечами:

– А кто ж их знает? Было три котла. А что теперь – я не рентген, чтобы насквозь увидеть.

Алексей внимательно всматривался. Старик оперся на палку и тоже смотрел.

– Вон там, где эти балки, – первый. И потом направо – еще два, один за другим.

– Можно подойти туда ближе, посмотреть?

– Чего? Можно, только там ничего не видно. Я уж ходил, сколько раз ходил. Цемент и цемент, железо и железо, а что внизу – неизвестно.

Они обошли кругом то, что было когда-то зданием. Высокая в несколько этажей стена казалась сдвинутой с места, проемы выбитых окон зияли мертвым взглядом.

– Эту вот как погнуло, а другая и совсем грохнулась, – объяснил сторож, но Алексей сам прекрасно видел. Погнулись железобетонные колонны, толстые стальные балки были сведены, точно судорогой: из разбитого бетона, как растопыренные пальцы, торчали стальные прутья. За накренившейся стеной, которая лишь чудом держалась, перед их глазами открылась огромная пирамида, в ней трудно было что-нибудь различить.

– А там турбины, – объяснял сторож. Одна из турбин лежала, повалившись набок, и Алексей, осторожно ступая, прошел по кучам щебня. Он положил руку на тело машины и почувствовал пронизывающий холод.

Седые брови задвигались.

– Осматривали ее, говорят – ничего не выйдет… Уж не знаю. Инженеры, ученые люди осматривали. Вот сюда подложили тол – видите, как взорвало?

Огромные воронки зияли в земле, и все вокруг было истерзано, будто на всем этом пространстве свирепствовали бешеные волки, хватая острыми клыками, разрывая, бросая в стороны и снова терзая хищной пастью все, что подвернется. Вывороченные из-под земли бетонные плиты торчали, как гигантские обломки скал. Рядом, в глубоком провале, громоздились разбитые вагоны, до того помятые, словно они были из мягкого пластилина.

– Вот сюда подвозили уголь. И отсюда наверх.

Но теперь не было ни верха, ни низа. Алексей умолк, не расспрашивая больше. Сторож останавливался, опираясь на палку, потом снова шел вперед, жестом обращал внимание Алексея на неожиданно появившиеся провалы, изредка давал скупые объяснения.

– Главный цех там, где вот этот провал. Здесь – трансформаторная. Снаружи будто ничего, ну, а в середке… Здесь была контора.

Он вытер с усов осевшую на них сырость и нерешительно сказал:

– Здесь бы можно войти внутрь. Я положил доски.

– Пойдем, – охотно согласился Алексей.

– Только… там может еще обвалиться.

– А вы ходили?

– Отчего нет… я каждый день хожу.

Алексей пожал плечами.

– Сюда?

– Сюда, сюда. По этой доске.

Они прошли по узким мосткам, переброшенным через провал. Во втором этаже почти сохранился один зал. Внутри было пусто, и лишь у огромной дыры в стене что-то лежало, поблескивая металлом.

– Деталь какая-то… Ее вырвало из того здания, пробило ею стену и грохнуло сюда.

Старик стукнул палкой по темной металлической поверхности. Она зазвучала глухо и протяжно. Алексей обошел кругом, пытаясь рассмотреть сквозь зиявшие раны в стене то место, откуда принес ее могучий вихрь взрыва, дьявольская сила белых, скользких, как мыло, кирпичей тола. Сторож, словно угадав его мысли, прервал молчание:

– Изуродовали красавицу, какой свет не видел… за два дня до прихода наших, за два дня…

– А все время работала?

– Работала… – неохотно протянул сторож. – Наши-то, когда уходили, так… лишь бы, лишь бы, чтоб скорей можно было исправить. А эти – пять тонн! И знали ведь куда подложить…

– Вы в то время тоже были сторожем?

– Сторожем? Почему сторожем?

– Ведь вы же работали…

– Кто это сказал, что я работал? Нет. Я здесь так был, смотрел, что и как. Что ж она, бедная, могла сделать? Заставили работать, она и работала…

– Кто? – не понял Алексей.

– Как кто? – удивился сторож. – Электростанция, а то кто же? Так вот, надо было следить за немцами, известно ведь было, что они собираются бежать, а вот не уберегли. Взрывы были, будто весь город взрывают. Не уберегли красавицу, – бормотал он и вдруг остановился, обращаясь к Алексею: – Ну как, будем еще смотреть?

– Разумеется, будем…

– Ну тогда сюда, – он прошел вперед через заваленное кирпичами и цементом пространство.

– Это двор?

– Двор… Здесь росли цветы, деревья. Потому что я и садовник немножко, случалось работать… Так я здесь клумбы устроил, все-таки красивее. Петунии там и еще разные… Липы принялись. И вот… – он махнул палкой на покрытый обломками длинный прямоугольник. – Вот здесь вода проходила. Для охлаждения.

– Подойдем поближе.

Старик еще раз пристально вгляделся в Алексея, как бы что-то соображая.

– А вы, товарищ инженер, разрешите спросить, работали когда-нибудь на электростанции?

– Приходилось работать и на электростанции…

– Это где же?

Алексей назвал город. Сторож пренебрежительно поморщился.

– Знаю, знаю… Ну, какая там электростанция… Только что большая, а так… Вот наша красавица была на всю страну… А теперь ходят, ходят, а толку…

– Так много ходят?

– А то как же? Один придет, другой придет, посмотрит – и только их и видели. А там не пройдет и трех дней, другие… Не в обиду вам будь сказано, тут ведь уж и такие инженеры были, прости господи, курятники бы им строить, а не сюда соваться…

– Вы думаете? – улыбнулся Алексей.

– Да что я, вчера родился? Приходилось видать кое-что. А уж что касаемо инженеров… Но тут не только инженеры. Приходят такие, что и совсем без понятия… Ты ему про котел, а он разинет рот и слушает, как про белую ворону… Ну, вообще без понятия… А таскаются, и черт их знает, зачем таскаются? Делать им нечего, что ли?

– Нужно же осмотреть.

– Здесь не кино и не театр, чтобы смотреть. Хочешь работать, так работай, а нет, так обойдется и без осматривания.

– Как же без осматривания? – рассмеялся Алексей.

Старик засопел.

– Я ничего не говорю… А только зачем зря таскаться? Придет, уйдет, а тут опять все снегом засыпает, только и всего.

Он раздраженно дернул плечами и двинулся вперед. Алексей шел за ним, скользя по покрытым снегом обломкам. Они вскарабкались на пригорок, который, видимо, когда-то был зданием, а теперь казался крутым курганом невдалеке от комплекса основных развалин. Алексей остановился передохнуть. Отсюда он мог охватить взглядом все пространство. Фантастические руины, слегка запушенные снегом, черные расщелины, безмерный хаос, в котором даже его глаз специалиста различал лишь немногое. Кусок стены, уцелевший от взрыва, торчал на заднем плане, высокий, узкий, как восклицательный знак. От каменной пустыни веяло холодом и каким-то суровым упреком. Алексей смотрел. Что же можно сделать из этих развалин? Не мертва ли она навеки, эта «красавица», поверженная силой пяти тонн взрывчатки? С чего начинать, и есть ли вообще смысл и возможность начинать?

Старик стоял позади и глядел на хорошо знакомый пейзаж.

– Когда начинали строить… пришли это мы на площадь, пустая была площадь. Я первую лопату земли выкопал под фундамент.

– Так вы тогда не были сторожем?

– Нет… Я фундамент копал, потом стены строил. Чем я только не был! А это уж на старости лет сторожем. А то и у котла стоял и в слесарной… Сам-то я, надо сказать, по специальности слесарь. Но приходилось и кой-чем другим заниматься. Вон с того конца мы начинали, там, направо. Тут глина была, лопата шла, как в тесто.

Он кивал головой в лохматой шапке, серые глаза слезились от пронзительного ветра, который внезапными порывами стремительно кружил сыпкий снег и затихал, словно теряясь и путаясь в грудах развалин и железного лома.

Алексей засунул озябшие руки в карманы пальто и задумался. Ему вспомнилось, как он стоял ночью там, напротив, и видел словно какой-то заколдованный скалистый мир. Но здесь, за забором, оказалось кладбище.

– Когда первый котел ставили – тогда, давно, – брата моего убило… взрывом… Опыта не было, специалистов мало. Тут он и погиб. Жена осталась, детей пятеро, – тихим, глухим голосом говорил старик.

Алексей невольно прислушивался, оценивая глазами опустошения. Да, это выглядело еще хуже, чем ему говорили, и те, кто полагал, что здесь ничего невозможно сделать, пожалуй, не впадали в излишний пессимизм.

– Здесь я и женился, она из деревни пришла, уборщицей поступила. Хорошая была девушка, вот мы и поженились, – продолжал старик.

В глубине главного корпуса с развалин сорвался кусок бетона и с глухим стуком упал вниз. Раздалось слабое эхо.

– Падает, все еще падает… Когда мы строили, вдруг стена осела, придавило меня, но вытащили – и ничего… Только немного поцарапало.

Алексей вдруг увидел в разбитой оконной раме одного из зданий осколок стекла. Непонятно, каким образом он держался, странный и непостижимый среди этих опустошений. Сторож заметил взгляд гостя.

– Здесь за десять кварталов ни кусочка стекла не осталось, а этот держится… Вот когда мы строили, со стеклом очень трудно было. Все уже готово, а окна пустые, даже смотреть страшно. А потом, когда вставили, дни как раз были теплые, весна… Как засветилось солнышко и в стеклах, эх, по всему свету такой красоты не найдешь! Хорошее стекло тогда привезли, чистенькое, прямо радостно было в окошко посмотреть.

Он сгорбился, глядя прямо перед собой. Казалось, он мог часами стоять так, неподвижно глядя на мрачный пейзаж, на засыпанные снегом развалины, на зияющие в земле провалы.

– Пройдем еще с той стороны, – сказал Алексей.

Старик как будто чему-то обрадовался.

– С той? Можно и с той, там уголь возили, только теперь и полотна нет, все взорвано. Но поглядеть можно, отчего же не поглядеть.

Земляная насыпь обрывалась зияющим глубоким провалом. Обломки рельсов торчали в воздухе, как два копья, с немой угрозой направленные в небо. Снег здесь был темный, перемешанный с остатками угольной пыли. Алексей заметил, что всюду видны следы ног, уже занесенные, наполовину занесенные и почти свежие.

– Что это, недавно осматривали?

– Здесь? Нет, здесь никого не было. Куда уж… там, по главным местам походят, походят, а в эти дыры никому неохота. Да и зачем? Так только, чтобы сказать, что, мол, видели. А сюда далеко по этим доскам, да и кирпичи сыплются.

– Но тут же кто-то ходил.

Сторож встревожился.

– Кто ходил? Где?

– Да везде. Что вы, не видите следов?

Старик взглянул и пожал плечами.

– Это же мои следы, вон видите – валенки.

– Это вы так все время и обходите территорию?

– А как же не обходить? Такая уж моя работа. Я и хожу. Нужно же посмотреть, где и что. В сторожке скучно, вот я и хожу и гляжу на красавицу. Эх!

– Далеко ей до красавицы, – заметил Алексей.

Старик глянул на него быстрыми глазами из-под нависших бровей.

– То ли далеко, то ли недалеко, как знать… Может, далеко, а может, и близко. Я неученый, не знаю, на то есть инженеры, специалисты, те знают. А по-моему, по-неученому, так этот второй котел, вот что посередке, должен бы быть еще ничего, – неожиданно заключил он.

– В середке? – удивился Алексей. – Там же все обрушилось.

– Как раз потому. Там сыпало сверху. А он, может, и стоит как следует. Кто его знает.

– Турбинам, кажется, крышка.

– Может, и крышка, не знаю. Которые тут приходили, тоже говорили, что крышка. Только они еще засыпаны, как это можно знать?

Алексей подумал с минуту.

– А вы как думаете, можно восстановить?

– Турбины?

– Нет, нет, электростанцию, целиком, понимаете?

– Что ж тут я? Я неученый… Специалисты, инженеры ходили, это уж они…

– Но сами-то вы что думаете?

– Меня на комиссию не звали… я простой человек.

Алексей вышел из терпения.

– Ладно, ладно, но что-то вы об этом думаете, правда?

– Это о чем?

– Да об электростанции.

– Как не думать об электростанции. Всю свою жизнь, можно сказать, здесь. И жена моя здесь работала, она при немцах померла. И сын, что в армии, тоже здесь…

– Ну, как же? Можно восстановить или нет?

Старик поднял косматые брови. Проницательные серые глаза на мгновенье заглянули в зрачки Алексея, но тотчас же вернулись к развалинам.

– А зачем вам нужно знать, что я думаю? Вы вот пришли и уйдете. А тут опять снег будет на нее сыпаться, а там ведь еще машины лежат. Придет весна, дожди – все пропадет. Хозяева тоже.

– А если я не уйду! Если я приду еще и еще? И не только я, а инженеры, рабочие, много народу?

– Опять обследовать?

– Не обследовать, а работать.

– Значит, восстанавливать?

Старик крепче оперся на палку, но молчал.

– Ну и упрямый же вы человек! – сказал Алексей. – А мне бы хотелось знать, что вы думаете, именно вы. Ведь вы ее знаете.

– Вы меня всерьез спрашиваете?

– Да всерьез же, всерьез.

– А на что вам?

Алексей рассердился.

– Не знаю на что. Просто мне хочется знать, как вы думаете.

Так оно и было. Ему показалось, что это важно, чрезвычайно важно, что скажет этот дед-мороз, каково его мнение.

Хотя старик выводил его из терпения своими переспросами и притворной придурковатостью, Алексей решил добиться ответа.

– Ну, если уж так, так что ж… По-моему, что ж, я человек простой, неученый… Но, по-моему, вылечить можно. Вот хоть и котел, по-моему, должен быть цел, да и турбины… Тут вот говорили, что не годятся, а как знать? Вы только спросите таких мастеров, которые всю жизнь у турбин, они скажут. Инженеры, оно конечно, но бывает, что и инженер ошибется. По-моему, и стену можно выпрямить и провода еще целы. Если так поверху смотреть, оно, конечно… Но я ее знаю, она крепкая. Тут еще и многое найдется, когда этот мусор уберут.

– Так что, если бы от вас зависело, вы бы взялись восстанавливать?

– Что ж… хотят на другом, на голом месте начинать. Ну, только другого такого не найдут. Нет. Уж тогда хорошо выбрали, когда мы строили ее. И сызнова будет трудно. А тут она ведь уже есть, нужно только тут откопать, там взорвать до конца, тут подпереть, там выпрямить, залечить – все-таки не то, что сызнова начинать. По-моему, нужно восстанавливать и поскорее восстанавливать.

– Что ж, попробуем, – сказал Алексей.

Старик выпрямился.

– Это как же?

– Попробуем восстановить. Не боги горшки обжигают. Правда, нужно еще посмотреть планы, сделать расчеты, обдумать, как будет выгоднее.

– Уж она всегда будет выгоднее, не бойтесь. Другой такой на свете не было… Уж она свое покажет, я ее знаю.

Алексей стряхнул с пальто и шапки снег.

– А вы уже уходите? – сказал старик с испугом.

– Да что ж, пора. Завтра опять приду. Посмотрю чертежи и приду с планами.

– С планами? Что ж, можно. Ходили и с планами…

– Вы мне еще кое-что покажете, как с котлом, и этот проход.

– Можно. Отчего ж, можно и на планах. Так вы завтра с утра придете?

– Приду в то же время, что и сегодня.

– Что ж, – старик шел теперь за ним, волоча за собой дребезжащую по камням палку, – может, и придете, а может, нет…

– Я приду, – заверил Алексей и еще раз, уже стоя в калитке, оглянулся на электростанцию. Ему стало холодно. Мрачные серые развалины торчали над лежащим кое-где тонким слоем снега. Зияли тьмой бреши в стенах, похожие на дыры беззубого старческого рта.

Вздохнув, он вышел на улицу. Калитка заскрипела. Старик стоял, опираясь на палку, и долго смотрел ему вслед. Только когда силуэт Алексея исчез в перспективе улицы, он повернулся и медленно закрыл за собой еще пахнувшие свежей сосной ворота. У него замерзли ноги, но он не пошел в свою сторожку, а снова побрел к разрушенным корпусам. Долго стоял он там в молчании, теперь еще более похожий на деда-мороза, и седая голова его в лохматой шапке слегка покачивалась.

– Что же теперь будет? – сказал он вдруг громко, и от развороченной бетонной стены донесся отзвук – не то эхо, не то вздох.

Прямо отсюда Алексей пошел смотреть чертежи. На больших листах бумаги перед ним возникла электростанция такой, какой она была когда-то, «красавица» старого сторожа Евдокима Галактионовича. Высились стены, врастали в землю фундаменты, устремлялись вверх трубы. Так было когда-то. О том, какова она теперь, говорили лишь отчеты с вопросительными знаками в скобках через каждые две-три строки. Но красноречивее, чем отчеты, говорило то, что он сам видел: груда развалин.

Из другой комнаты вышел инженер, один из членов комиссии, и заглянул через плечо Алексея.

– Смотрите? А на место когда собираетесь?

– Я уже был там, – неохотно пробормотал Алексей.

– Уже? – удивился тот. – Ну как?

– Пока ничего не знаю.

– Там, в зеленой папке, есть заключение Городовенко. По-моему, самое конкретное.

– Видел, – нехотя сказал Алексей. У него не было желания продолжать разговор. Он познакомился с этим заключением, действительно самым конкретным: «Строить электростанцию на новом месте: из развалин ничего спасти невозможно, вложения не окупятся».

– Ну и как?

– Не знаю, посмотрю.

– Завтра, послезавтра будет этот, из Киева, – сказал инженер.

Алексей поднял голову.

– Из Киева? Кто?

– Ну, этот, как его… Вадов!

– А он чего?

– Его же просили приехать. Вероятно, хотят ему поручить эту работу.

Алексей почувствовал, что у него похолодели пальцы.

– Да, я что-то слышал, – сказал он немного хриплым голосом и углубился в разложенные перед ним чертежи. Инженер постоял еще минуту, но, видя, что Алексей не намерен поддерживать разговор, вернулся к себе.

Алексей тщательно взвешивал все. Возможно ли это? Ведь его вызывали лишь вчера, ни о каком Вадове речи не было. Ему было сказано: решайте, осмотритесь и решайте. Так как же? За кого ему решать: за себя или за Вадова! Это, конечно, недоразумение! Не может быть, ведь ему, Алексею, предложено представить комиссии свое заключение.

Он углубился в колонки цифр, в паутину перепутанных линий. Да, возможно, что старик прав, похоже на то, что основной котел мог сохраниться под развалинами. Фундамент под турбинами тоже мог остаться неповрежденным, а впрочем, это все будет видно потом. Нужно для начала убрать эти кубометры камня и железного лома.

Он не пошел домой обедать, и, когда явился вечером, Людмила, не говоря ни слова, что было хуже упреков, поставила перед ним тарелки. Но теперь Алексей не обращал на это внимания. Он ел, погруженный в свои мысли; она посматривала на него со стороны, думая, что он еще неприветливее, чем обычно. Будто ее и нет в комнате. Он не проявил раздражения, когда скрипнула дверь в коридоре и в щели показалась черная кружевная косынка Феклы Андреевны и ее острый, разнюхивающий носик.

– Можно, Людмила Алексеевна? Я пришла спросить, не можешь ли ты мне, душечка, одолжить черных ниток?

Фекла Андреевна вздыхала, зорко следя, как Людмила открывает картонную коробку.

– О, у тебя, я вижу, и пуговицы есть… А я искала, не могла нигде найти. Оторвалась пуговица от вязанки, а на лестнице у нас так темно, искала, искала, не нашла… А эти как раз такие, как у меня…

– Одну?

– Одну, одну, душечка, как раз у ворота оторвалась. Я слышала, как она упала, шарила, шарила, – нет, как сквозь землю провалилась.

В дверь постучали. Людмила открыла.

– Алексей, к тебе кто-то, – крикнула она не оборачиваясь.

Алексей встал из-за стола и с удивлением увидел на пороге рваный тулуп, взъерошенные усы, бороду и брови под лохматой шапкой. Не было только палки.

– Евдоким Галактионович? – с трудом вспомнил он, как зовут сторожа.

– Да, это я. Извините, товарищ инженер, я было хотел…

Фекла Андреевна с назойливым любопытством глядела на вошедшего. Алексей схватил его за плечо.

– Заходите, заходите.

Старик смущенно осматривался.

– Валенки мокрые, натопчу в комнате…

– Ничего, ничего, пройдите сюда.

Он увлек его в комнату и, тщательно заперев дверь, пододвинул старику стул.

– Как это вы нашли меня?

– Да в конторе… адрес дали. А то мне завтра утром надо пойти справку одну отнести. Вот я и подумал… Вы завтра придете?

– Конечно, приду, как договорились.

– Вот я и подумал, если меня не будет, так я буду рядом, там на углу. А то вы придете, а я…

– Ничего, ничего, если вас не будет, я подожду.

– Ну ладно, я только так, а то вдруг вы меня не застанете.

Он встал, шаркая валенками. Под стулом действительно темнели два мокрых пятна. Старик пошел к двери, путаясь в полах тулупа.

– Я буду ровно в девять, – успокаивал его Алексей.

– В девять… Ну, тогда я успею, наверняка успею. Простите, что я вам помешал, но мне…

– Ничего, ничего, до завтра.

Алексей проводил его до лестницы, преследуемый пронзительным взглядом старухи, которая уже уселась на табуретку у теплой еще печки, и немного удивленным взглядом Людмилы.

Он не сомневался, что старик солгал, ему некуда было идти, не нужно было относить никакой справки, он просто хотел убедиться, придет ли Алексей, не раздумал ли он, ознакомившись еще раз с чертежами.

Он не мог дожидаться утра, – он должен был немедленно тотчас убедиться, можно ли надеяться, или нет. И Алексей вдруг почувствовал себя связанным с этим старым человеком какими-то внезапно возникшими, но крепкими узами.

И когда он вошел в кабинет секретаря обкома, чтобы сообщить, что согласен принять дела, ему казалось, что на него устремлены глаза старика. До такой степени, что, только выйдя, он вдруг осознал, что произошло. На мгновенье он заколебался, словно желая вернуться, отказаться от того, что было им сейчас сказано, но он еще чувствовал теплое пожатие руки, еще видел теплый взгляд человека, который доверял ему. Нельзя же каждые пять минут менять решение. Он взрослый человек, и – какого черта! – ведь не загипнотизировал же его этот Евдоким, ведь знает же он, что делает!

В нем боролись два желания, он с изумлением открыл, что теперь уже два. Ведь в конце концов это была огромная, великолепная работа. От него зависело, будет ли спящий за забором гигант жить, или же его окончательно засыплет снегом, размоет дождем. «Почти безнадежно…» Нет, он может доказать, что не безнадежно, что это можно сделать… Слишком молод… К черту! Какое значение имеет здесь возраст? Необязательно нужно дожить до седых волос, чтобы чему-нибудь научиться.

Он вспомнил свои предчувствия там, перед портретом «Дамы с розой», что с ним случится что-то хорошее. Неужели это и есть то хорошее? Кто знает, что скрывается за забором? Быть может, нечто большее, чем сталь и цемент, чем корпуса и стены.

Он возвращался домой. Людмила, наверное, сидит и ждет, чтобы с ледяным выражением, тоном примерной жены предложить ему чаю. Нет, незачем говорить обо всем этом Людмиле. Он с трудом нащупал дверь. Внутри было темно, и Алексей внезапно почувствовал глубокое разочарование. Обе уже спят, ну, разумеется, ведь давно за полночь.

Он снял в кухне сапоги, разделся впотьмах и тихо лег в постель. Сразу ожили звуки ночной жизни дома. Кто-то спотыкался на лестнице, громко ругаясь. С мяуканьем промчались кошки. Монотонно капала вода; кран опять был испорчен. Но Алексей с изумлением заметил, что это не раздражает его, как обычно. Напрасно искал он в себе прежние ощущения, угнетающее, мучительное состояние, когда эти ночные звуки доводили его до бешенства. «Что же случилось?» – подумал он.

Людмила – что ж, ничего не поделаешь. Нет, он ей ничего не расскажет, только Асе, – усмехнулся он впотьмах. Такая огромная работа и такая маленькая девочка, – нет, только ей и можно сказать, она поймет.

«И художнику», – подумал он, уже засыпая, но твердо помня, что завтра надо пораньше встать и тщательно осмотреть электростанцию с чертежами и расчетами в руках.