Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Ван Вэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

^TВАН ЦЗИНЬ^U

На тему стихов Ван Вэя

"Вместе с чиновником Лу Сяном посетил

лесную обитель отшельника Цуй Син-цзуна"

Славой своей давно пренебрег

Свыше десятка лет.

Кто из ученых за этот срок

Столько прочесть бы мог?

Пьет одиноко в лесу вино,

Что принесет сосед.

Слышно порою: высокий гость

Вновь ступил на порог.

Перевод А. А. Штейнберга

{* Здесь и далее переводы А. А. Штейнберга воспроизводятся по изданию: Восточный альманах. Выпуск 7 / М.: Худ. лит-ра, 1979. – Прим. сост.}

Расстаюсь с ванчуаньской усадьбой

Горный месяц и на рассвете

Остается в небесах.

Непрерывный холодный ветер

Дует в этих густых лесах.

Месяц, ветер – полны стараний,

Точно чувства живут и в них...

Мне ж, исполненному страданий,

Расставаться велят они.

Перевод Ю. К. Щуцкого

На тему стихов Ван Вэя

"Прощаюсь с ванчуаньским домом"

Луна не ушла,

Хотя уже день недалек,

А ветер лесной

Все тот же несет холодок.

Заботливы так,

Неясным участьем полны

Грустят о друзьях,

Что нынче расстаться должны.

Перевод А. А. Штейнберга

^TЦУЙ СИН-ЦЗУН^U

В благодарность Мо-цзе *,

посетившему мою лесную обитель

В хижине бедной, в пустынном лесу

Дверь всегда заперта.

Тихо, подолгу лежу один,

Вижу гребень хребта.

Нынешним утром сам Цзи Кан *

К дому пришел моему:

На ноги туфли, настежь дверь

Гостя с улыбкой приму.

Перевод А. А. Штейнберга

^TПЭЙ ДИ^U

В Цзяннани {*}

(Мелодия)

Кленовый лесок

Уже на закате грустит.

И снова я мог

На Чу {**} печали снести.

Расстались... Блестит

И стынет луна над горой.

Прозрачный звучит

Звучит обезьяний вой.

Перевод Ю. К. Щуцкого

{* На юге Китая.

** Название реки в южном Китае. – Прим. перев.}

Дорога в Чангань {*}

Проскакал со свистящим бичом

Мимо винного рынка; лицо

Закрывая своим рукавом,

Миновал я гетеры крыльцо.

Я, когда-то, в один лишь час

Прокутил миллионы свои

и, безмолвен, на сердце сейчас

Я тоску глубоко затаил.

Перевод Ю. К. Щуцкого

{* Древняя столица Китая. – Прим. перев.}

Лоянская дорога

Большая дорога пряма, совершенно как волос;

Весенние дни: воздух – чисто краса!

Из Пятихолмия знатные юноши наши

Парами, парами: громко брелоки поют.

Перевод акад. В. М. Алексеева

{* Здесь и далее переводы акад В. М. Алексеева воспроизводятся по изданию: "Рубеж", Э 2 / Тихоокеанский альманах // Владивосток, 1995. – Прим. сост.}

На тему стихов Ван Вэя

"Вместе с чиновником Лу Сяном посетил

лесную обитель отшельника Цуй Син-цзуна"

У дверей от рослых кустов

Тень густа и темна.

Без шпилек, простоволос,

Весь день сидит у окна.

Занят лишь делом своим,

Бродит шатаясь – и рад,

Славе и милостям чужд

И не взыскуя наград.

Перевод А. А. Штейнберга

На тему стихов Ван Вэя

"Когда Цуй Девятый отправлялся в Южные горы,

я сочинил стихи и подарил ему на прощанье"

Горы вновь посетив,

Посвяти все время ходьбе,

Чтоб насытиться всласть

Красотой долин и высот.

Пусть Улинский рыбак *

Образцом не служит тебе:

Он так мало гостил

У ручья, где персик цветет.

Перевод А. А. Штейнберга

На тему стихов Ван Вэя

"Посетил горную обитель почтенного Тань Сина в храме Ганьхуа"

Близ Балина * живет,

Поселясь в приюте простом,

Скоро десять годков

Безмятежной жизни такой.

Ты минуешь врата,

Рощу рослых бамбуков потом,

И ночлег обретешь

Над шумящей горной рекой.

Птичий щебет и свист

Не смолкают в лесной глубине,

На вечерней заре

Воцарился в сердце покой.

В бренной славе мирской

Какая надобность мне?

Здесь остаться хочу,

Созерцанью предаться вполне.

Перевод А. А. Штейнберга

^TЧУ ГУАН-СИ^U

Затон, где ловят рыбу

С удочкой сяду.

Зеленый затон предо мной.

Цвет абрикосов

Опадает поздней весной.

Дно – словно рядом,

Омут прозрачен насквозь.

Лотос качнулся,

Рыбешки брызнули врозь.

Близок закат.

В ожидании друга стою.

Скоро прибудет

К иве привяжем ладью.

Перевод А. А. Штейнберга

Плыву на лодке по Восточному ручью

в Тростниковых горах

На рассветной заре

Направляюсь к Священной горе.

Края странствию нет,

Долог путь, хребты далеки.

Только что отшумел

Дождь над морем, над устьем реки.

Распушилась трава,

Зеленеют опять дерева.

Благодатному дню

Безмятежно вверяю себя

То на отдых встаю,

То плыву непоспешно гребя.

На селенье гляжу

В белых тучах, в тумане густом,

Там, где узок ручей,

Я толкаюсь веслом, как шестом,

И в горах кипарис,

Наряду с вековою сосной,

Удивляют меня

Легкой стройностью и прямизной.

Перевод А. А. Штейнберга

На Лоянской дороге преподношу Люю Четвертому

1

Вешний Лошуй

Уже свободен от льдов,

И зелена

Вода лоянских прудов.

Цвет облетел

С утра на дорогу гляжу:

Рой лепестков

Кружит средь конских следов.

2

Ветер весенний

В пору второй луны.

Рядом с дорогой

Ивы – куда тесней!

Из-за макушек

Кровли домов не видны,

Нижние ветви

Касаются крупов коней.

Перевод А. А. Штейнберга

Из Цзяннаньских напевов

1

По теченью плыву,

За кормой кувшинки влачу,

В камышовой глуши

Молодые срезаю ростки.

Семьи уток щажу,

Населяющих здесь тростники,

Осторожно гребу,

Расписным веслом не плещу.

2

На Янцзы, ввечеру,

Повстречавшись на стрежне реки,

К переправе вдвоем

Возвращаются снова друзья.

И вперед, и назад,

По волнам, как нарочно скользя,

За челнами спешат

Облетевших цветов лепестки.

3

Все глядишь на деревья,

На берег иной,

Ловишь слухом распевы

Под ясной луной.

Ты не житель Чангани,

Не там твой дом,

Для чего же ты ходишь

Этим путем?

Перевод А. А. Штейнберга

^TХУАНФУ ЖАНЬ^U

Горная хижина

В горной хижине постоянна

Непрерывная тишь всегда.

В поздний вечер и утром рано

Тучки вольно летят сюда.

На дворе же пустом, в оконце

Что б еще я заметить мог?

Озаренный склоненным солнцем

Синевато-зеленый мох.

Перевод Ю. К. Щуцкого

Цветы груш у левых дворцовых ворот

Красота цветов холодновата:

Их вполне за снег бы мог принять я.

Источаемые ароматы

Мне внезапно проникают в платье.

И сказал я: "Ветерок весенний!

Не стихай в саду моем все время,

И на ряд нефритовых ступеней

Ты лети туда с цветами всеми!"

Перевод Ю. К. Щуцкого

Цвет груш в левом флигеле дворца

Застыла краса, снег обманув совершенно;

Волна аромата в одежды разом вошла.

Ветер весны, тебе утихать не надо,

Сдувай лепестки на яшму ступеней крыльца.

Перевод акад. В. М. Алексеева

На тему стихов Ван Вэя

"Лепестки грушевых цветов у левых дворцовых ворот"

Прелестно цветут

И улыбкой радуют взгляд.

Сдается: вот-вот

С мотыльками вспорхнут наравне.

Влетает порой

Вешний ветр сквозь двери палат

Два-три лепестка

Опустились на платье ко мне.

Перевод А. А. Штейнберга

^TЦЮ ВЭЙ^U

На тему стихов Ван Вэя

"Лепестки грушевых цветов у левых дворцовых ворот"

Холодная их красота

Точь-в-точь нетронутый снег.

Чуть слышимый аромат

В одежды мои проник.

А вешний ветр ни на миг

Не замедляет бег,

Пригнал к нефриту крыльца,

Душистый сугроб воздвиг.

Перевод А. А. Штейнберга

^TЦЯНЬ ЦИ^U

По Цзяну

Мирно сплю. Как лепесток,

Легок челн.

Тих и нежен ветерок,

Не пугаюсь волн {*}.

Можешь ты, о берег мой

В камышах,

Шум осенний и ночной

Шевелить шурша.

Перевод Ю. К. Щуцкого

{* В журнале "Восток" (книга 1, 1922) эта строка выглядит у Ю. К. Щуцкого иначе: Не боюсь я волн. – Прим. сост.}

Горная беседка уединенного мечтателя Цуй'я

Меж трав лекарственных дорожка

В глубоких, мягких мхах багровых.

Полно здесь горное окошко

Глубоких далей бирюзовых.

Но зависть к Вам меня тревожит:

Вы под цветами опьянели,

И мотыльком во сне, быть может,

Теперь, порхая, полетели. {*}

Перевод Ю. К. Щуцкого

{* Мотив взят из притчи даосского философа Чжуан-цзы (жил в IV-III вв. до Р. X.), где говорится, что философ когда-то во сне увидел себя бабочкой; он летал и не подозревал даже, что он Чжуан-цзы. Проснувшись, он так и не знал: Чжуан-цзы ли видел во сне, что он – бабочка, или бабочке теперь снится, что она – Чжуан-цзы? Было ли в данном случае два существа или два превращения чего-то единосущего? (Чжуан-цзы, II, 11). – Прим. перев.)}

Пишу на стене горной беседки отшельника Цуя

Тропа к лекарственным травам

От моха красным-красна.

На горы глядит оконце

В венце изумрудной листвы.

У вас, почтенный, на зависть

Вдоволь цветов и вина;

Как мотылек из притчи *,

Во сне порхаете вы.

Перевод А. А. Штейнберга

По Цзяну

Остался фут единый,

Но так мешают дождь и ветер,

Что не подняться мне на эти

Лушаньские {*} вершины.

Все чудится в ненастье,

Что здесь в тумане туч, в пещерах

Еще живут монахи эры

Былых шести династий {**}.

Перевод Ю. К. Щуцкого

{* Горы Лушань, или Куанлу, в живописных уголках которых часто устраивались монастыри и селились монахи-отшельники. – Прим. перев.

** Эры непродолжительных шести династий: У, Цзинь, Сун, Ци, Лян и Чэнь (222-557 гг. после Р. X.); в это время жили в Лушаньских горах монахи, ставшие в истории знаменитыми. Например, Хой Юань или Чжао Дунь. – Прим. перев.}

Каменный колодезь

Лепесток зари с высоты

Осветил колодезь из старых камней.

Этих персиков алых цветы

Отразились в ручье, под водою, на дне.

Разве можно ручаться и знать,

Что под сводом таинственных каменных плит

Невозможно проход отыскать,

За которым долина У-лин {*} лежит?

Перевод Ю. К. Щуцкого

{* Улинская Персиковая долина, утопия Тао Цяня (IV-V вв. по Р. X.), жилище разобщенных с миром старинных людей. – Прим. перев.}

Из стихов "Плыву по реке"

Рядом совсем,

Но ливень при ветре таков,

Что не взберусь

Никак на склон Куанлу *.

Чудится мне:

В туман, среди облаков,

Живы еще

Монахи древних веков.

Перевод А. А. Штейнберга

Из стихов "Напевы о разном у потока

в горах Ланътянь"

Поднялся на башню

На горы взглянуть с высоты.

Глаза утомились,

Но взор неуемный несыт.

Вечернее солнце

К ровным тропинкам скользит,

А за цветами

В оттенках заката хребты.

Перевод А. А. Штейнберга

Сад лекарственных растений

Сто целебных растений

Взошли в весеннем саду.

Травы, цветы и листья

Пахучи после дождей.

У долгожданного гостя

Сходство с ветром найду,

Что пронесся внезапно

Сквозь заросли орхидей.

Перевод А. А. Штейнберга

Бамбуковый островок

На темно-зеленой ряби

Птица одним-одна.

Гляжу, не могу наглядеться,

Радость моя чиста.

А поросль бамбука

До самой воды склонена;

Под ней приютилась ночью

Диких уток чета.

Перевод А. А. Штейнберга

Полевой журавль

Вперился в синее небо

Сирый журавль полевой;

Безветрие, – но взлетает,

Полет продолжает свой,

За облаком одиноким

Спешит и, того и гляди,

Догонит крылатого друга,

Летящего впереди.

Перевод А. А. Штейнберга

В благодарность за стихи Ван Вэя

"Весенней ночью в бамбуковой беседке",

подаренные мне на прощание

Гость пришел,

А за ним горный месяц вослед.

Как богат

Вдохновеньем хозяин-поэт!

В эту ночь

Кто в бамбуковой роще бы мог

Посудить,

Что цветочный источник * далек?

Но грущу:

Всхлипнет иволга вновь на заре,

Краткий гость

Сирой тучкой вернется к горе.

Перевод А. А. Штейнберга

Поднялся в дождь на южную башню

обители Шэнго, высматриваю чиновника Яня

Закатное солнце

Мелкий завесил дождь.

Хребты вполовину

Синей повиты тьмой.

Приют Ароматный *

Взмыл над макушками рощ.

За тучами где-то

Друг запоздалый мой.

Над сирым селеньем

Застыл пустынный дымок.

Вдали просветлели

Воды излуки речной.

Река и равнина

Вот что видеть я мог,

Глядел, не приметив:

Ночь надо рвом и стеной.

Тем краше свиданье

С другом, духовной родней:

Фонарь его ясный

Близится к встрече со мной.

Перевод А. А. Штейнберга

Поднявшись в дождь на южную башню

обители "Плоды побед" {*}, ожидаю Яня

из музыкального управления

Солнце вечернее

светит сквозь дождь небольшой,

Горные цепи

покрыты густой бирюзой.

Возле опушки

на башню Сянсе я взойду,

Вверх поднимаюсь

и гостя за тучами жду.

Легкий дымок

над селом одиноко висит,

В белые дали

река свои воды струит.

Я очарован

текущей в долине рекой,

Вечер сошел

незаметно над рвом и стеной.

Что мне еще,

если вы, о ком думаю я,

Чистым сиянием

в дом направляетесь мой?

Перевод Л. Н. Меньшикова

{* Плоды побед – монастырь, выстроенный при династии Суй (581-618) на горе Фэнхуан в Чжэцзяне.}

В горах Ланьтянь, у ручья, встретился с рыбаком

Брожу одиноко,

Про дом забываю свой.

Укромное место

Нашел ненароком в пути.

Волосы вымыл

В студеной воде ручьевой.

Луна просияла

Нет сил отсюда уйти.

Но ближе мне старец

С удочкой в дряхлых руках,

Притихший, как цапля,

Застывшая на песках.

Два слова друг другу

И сердце в седых облаках *.

Монашеской кельей

Нам служит бескрайный простор,

В глуши камышовой

Ночной догорает костер.

Светлей над затоном

Вершины осенних гор.

Вздыхаю о птицах,

Деливших ветку вдвоем:

Сойдутся ли снова

В пути случайном своем?

Перевод А. А. Штейнберга

По реке Ванчуань добрался до Южной горы;

хочу остановиться у Вана Шестнадцатого *

Равнины и горы

Соскучиться с ними нельзя.

Иду, выбирая

Приятные взору места.

Шаги приглушает

В зеленых лианах стезя.

Прерваны мысли

Заря на гребне хребта!

Журавль приглашает

К затону, на берег реки,

Зовут обезьяны

В свою лесную страну.

Халат подбирая,

Перехожу ручейки

И сердце свежеет,

Лишь только в воду шагну.

Но где пребывает

Ван – учитель и друг?

Клики петушьи,

Лай в тумане слышны.

Коноплю убирают,

Кипит работа вокруг.

Надеюсь, помогут

Найти при свете луны.

Перевод А. А. Штейнберга

Пишу землякам, друзьям и родным

о моем новом доме, что у входа в долину

Просо возделал

Рядом с туманным ручьем.

Низина, болото,

Сплошь сорняки на лугу.

Знаю – достатки

Скудны в хозяйстве моем.

Тешусь единым:

Здесь укрыться могу.

Дубы и каштаны,

Сельцо на грудах камней,

Тропа вдоль трясины,

Замшелый булыжник на ней.

От службы отставлен,

Волен, как перст одинок,

Вздумал вернуться

В этот глухой уголок.

Вырыл колодец,

Чистую воду люблю,

Келью под сенью

Старых деревьев воздвиг.

Сирую птицу,

Облачко взором ловлю,

Стоит увидеть

Не оторвусь ни на миг.

Утки и цапли

Благословляемы мной.

Мне не хватает

Только чайки ручной.

Перевод А. А. Штейнберга

Духи реки Сян {*} играют на сэ {**}

(стихи, написанные на экзаменах в столице)

Искусны пальцы

звуки сэ узорной

Таят мотив,

что спели духи-девы.

Хотя Пин И {***}

от них кружился в танце,

Но гость из Чу {****}

не вынес их напева.

От скорби станут

льдом металл и камень,

И звуки чистые

в ночной дали звучат:

Они в Цанъу {*****}

оплакивали мужа,

Где ирис белый

льет свой аромат.

Меж берегов

струится тихо Сяо,

Печально ветер

веет на Дунтине.

Никто не видел

до конца напева,

Что потемнели

над рекой вершины.

Перевод Л. Н. Меньшикова

{* У реки Сян, сливающейся с рекой Сяо перед впадением в озеро Дунтин (в нынешней пров. Хунань) две дочери легендарного императора Яо, которых он отдал в жены своему преемнику Шуню, оплакивали умершего мужа. После своей смерти они получили титулы Повелительницы реки Сян и Хозяйки реки Сян.

** Сэ – музыкальный инструмент типа гусель от 19 до 25 струн.

*** Пин И – речной дух.

**** Гость из Чу – великий поэт Цюй Юань (ок. 340 – ок. 278 гг. до н. э.). У него есть гимны в честь обеих жен Шуня. Служил в уделе Чу, будучи сослан в район озера Дунтин, покончил с собой.

***** Цанъу – местность в восточной части нынешней пров. Чэнэцзян, где по преданию похоронен легендарный Шунь.}

^TЛУ СЯН^U

В Юнчэне * вверяю ветру

После долгого ветра

Краски осени явны везде.

Заходящее солнце

В моросящем скрылось дожде.

Клин гусей запоздалых

Направляется к дебрям лесным;

Легкий парус вечерний

Пролетает вдогонку за ним.

В разнотравье дремучем

Растрещались цикады не в лад.

От сырых испарений

Овлажнел мой дорожный халат.

С той поры как расстался

Я с тропой к деревеньке родной,

После долгой разлуки

Путь возвратный опять предо мной.

Перевод А. А. Штейнберга

^TЦЗУ ЮН^U

Загородный дом семьи Су

Уютный, укромный

Загородный приют.

Чувство покоя

Эти края создают.

В окна и двери

Взирает Южный хребет,

Прибрежные рощи

Удвоил Фэншуйский плес.

Снега не однажды

Стойкий бамбук перенес.

Двор вечереет,

Но тени сумрачной нет.

Пустынно и тихо

В здешних безлюдных местах.

Сижу беззаботно,

Слушаю вешних птах.

Перевод А. А. Штейнберга

В Чжуннаньских горах

смотрю на далекий последний снег

Гор Чжуннаньских сумрачный хребет

Выступает высоко.

Толща снега там встает

Возле края облаков.

Цвет небес за небольшим леском

Светел, ясен, озарен,

Прибавляет в городе моем

Холодок закатный он.

Перевод Ю. К. Щуцкого

Гляжу на Чжуннань * в снегу

Как живописен

Чжуннани северный скат!

Снег свой предел

К облакам нагорным вознес.

В снежной одежде

Леса на солнце блестят,

В городе, к ночи

Еще жесточе мороз.

Перевод А. А. Штейнберга

^TИНЬ ЯО^U

Весенним вечером гуляю в горах

Вечером вешним

В горах покой, тишина.

Здесь я гуляю.

Душа впечатлений полна.

Цветы полевые

Роняют уже семена.

Ласточки учат

Потомство летать впервой.

Замшелые тропы

Пахнут темной травой.

Светлые ивы

Подводные камни метут.

Не раз мне об этом

Рассказывал местный люд.

О доме не мыслю,

Остаться хочется тут.

Перевод А. А. Штейнберга

Примечания

Мо-цзе – второе имя Ван Вэя.

Цзи Кан (III в.) – известный поэт. Имеется в виду Ван Вэй.

Улинский рыбак – герой поэмы Тао Юань-мина "Персиковый источник", где рассказывается о том, как некий рыбак, живший в местности Улин, случайно набрел на поселение, обитатели которого, отрезанные высокими горами от остального мира, жили в тишине и довольстве, не зная смут и войн. Однако рыбак пробыл там недолго: соскучившись по дому, он поспешил вернуться в родные места, а когда позднее вновь захотел посетить поселение у Персикового источника, то дороги туда уже не нашел. Пэй Ди уподобляет здесь красоту Южных гор (Чжуннаньшань) красоте местности у Персикового источника, а жизнь их обитателей-отшельников – блаженной жизни обитателей селения, которое некогда посетил рыбак из Улина.

Балин – город в провинции Шэньси.

Как мотылек из притчи... – Намек на знаменитую притчу Чжуан-цзы, который увидал себя однажды во сне порхающим мотыльком и, проснувшись, так и не мог решить: ему ли снилось, будто он мотылек, или мотыльку снится, будто он Чжуан-цзы. Иными словами, поэт сравнивает отшельника с великим мудрецом древности.

Куанлу (или Лушань) – название горы, на которой на протяжении веков селились многие известные отшельники.

Цветочный источник – то есть Персиковый источник (см. примечание к с. 508).

Приют Ароматный – название беседки.

И сердце в седых облаках, – Седые (белые) облака – распространенный в китайской поэзии символ ухода от мира, символ отшельнической жизни.

Ван Шестнадцатый (видимо, ошибка или описка Цянь Ци, обычно – Ван Тринадцатый) – Ван Вэй.

Юнчэн – местность в нынешней провинции Хэнань.

Чжуннань, или Южные горы – название живописного горного хребта, северные отроги которого находились неподалеку от столицы Танского Китая Чанъани.

В. Т. Сухоруков

^TВАН ВЭЙ^U

^TТАЙНЫ ЖИВОПИСИ^U

(Китайский катехизис)

Введение, перевод, примечания

и подбор иллюстраций

академика В. М. Алексеева {*}

{* Воспроизводится по изданию: "Восток", книга 3 / М-Пг.: "Всемирная литература", 1923. – Прим. сост.}

Огромная китайская критико-эстетологическая литература о живописи, которая обычно трактуется совместно с каллиграфией, началась уже давно, вероятно, ранее 5 в. по Р. Хр. Она описывает и рецензирует выдающиеся произведения, классифицирует их, исследует тип и личность их авторов и, наконец, дает художественные синтезы. Одним из таких синтезов является очень известный в Китае, и очень мало в Европе, небольшой трактат, приписываемый знаменитому живописцу VIII в. по Р. Хр. Ван Вэю, но, конечно, лишь освященный его именем.

Он называется точно следующими словами: "Тайное откровение науки живописца" (Хуа сио би цзюе) и содержит, действительно, все то, что типично для китайского художника-пейзажиста. Полагая, что это может быть интересным и не только одному китаеведу, я решаюсь дать перевод этого трактата. {М. В. Баньковская (дочь акад. В. М. Алексеева и публикатор его наследия) обратила внимание составителя на характерное место в письме, отправленном акад. В. М. Алексеевым его аспирантам Л. З. Эйдлину и Н. Т. Федоренко 15 лет спустя (2.04.38), где он пишет: "Уважаемые товарищи Лев Залманович и Николай Трофимович! Посылаю Вам китайский текст "Тайны живописи", приписываемый (неверно!) Ван Вэй'ю (VIII век). Буду очень рад если, сличив его с моим переводом, Вы найдете в этой работе для себя пользу. За всякое замечание к моему переводу буду, как всегда, очень благодарен..." – Цит. по изд.: Л. З. Эйдлин. О В. М. Алексееве. – Литература и культура Китая / Сборник статей к 90-летию со дня рождения акад. В. М. Алексеева // М.: ГРВЛ, 1972. – Прим. сост.} Перевод этот – ближайшая комбинация перевода точного с ритмическим, ибо трактат написан мерным, параллелистическим стилем, и я не хотел оставлять мерную китайскую литературную речь без посильного, хотя, конечно, неадекватного отзвука в русском переводе.

В. М. Алексеев

ТАЙНЫ ЖИВОПИСИ

Средь путей живописца тушь простая {Тушь простая – монохром.} выше всего. Он раскроет природу природы {Характер самопроизвольного начала, лежащего в самом верховном слое отвлеченного божества (Дао). Даосский язык свойство большинства художественных синтезов.}, он закончит деянье Творца {Созидателя превращений природы и человека, т. е. все того же Дао, понимаемого с точки зрения божества-промыслителя.}.

Порой на картине всего лишь в фут {Меры здесь и в дальнейшем русификация.} пейзаж он напишет сотнями тысяч верст. Восток, и запад, и север, и юг лежат перед взором во всей красе. Весна или лето, осень, зима рождаются прямо под кистью.

Когда приступаешь ты к водным просторам, бойся класть плавучие горы. Когда расположишь ты ветви дорог, свитых не делай, сплошных путей.

Хозяину-пику лучше всего быть высоко торчащим; гости же горы нужно, чтоб мчались к нему.

Там, где сгиб и обхват, поместим, пожалуй, монашеский скит; у дороги, у вод мы поставим простое жилье.

Селу или ферме придай ряд деревьев, составив их в рощу: их ветви охватывать тело картины должны.

Горе иль обрыву дай водную ленту: пусть брызжет и мчится... Однако потоку не следует течь как попало.

У рта переправы должно быть лишь тихо и пусто; идущие люди пусть будут редки, в одиночку.

Дав мосту-понтону на лодках плыть, все ж, хорошо вздеть его выше. Поставив рыбачий челн человека, снизить его, скажу, не мешает.

Средь скал нависших и опасных круч хорошо б приютить странное дерево. В местах, где высится стеною кряж, невозможно никак дорогу прокладывать.

Далекий холм сольется с ликом туч, а горизонт небес свой свет с водой соединит.

В том месте гор, где их замок иль крюк, проток скорей всего оттуда выводи. Когда ж дорога подошла к утесу, здесь можно дать навесный мост.

Когда на ровном месте высятся хоромы и террасы, то надо бы как раз, чтоб ряд высоких ив стал против человеческих жилищ; а в знаменитых горных храмах и молельнях достойно очень дать причудливую ель, что льнет к домам иль башням.

Картина дали дымкою накрыта, утес глубокий – в туче, как в замке. Флажок на Виннице пусть высоко висит среди дороги, а парус странника недурно опустить в начале вод.

Далекие горы нужно снижать и раскладывать; близким же рощам надо скорее дать вынырнуть резко...

Когда рука пришла к кистям и туши, бывает, что она блуждает и играет в забытьи... А годы, луны вдаль идут и в вечность – и кисть пойдет искать неуловимых тайн. Таинственно-прекрасное прозреть – не в многословии секрет; но тот, учиться кто умеет, пусть все ж идет за правилом-законом.

Верх башни храмовой пусть будет у небес: не следует показывать строений. Как будто есть, как будто нет; то вверх идет, то вниз бежит...

Холмы заросшие, буфы земли лишь частью приоткроют верх жилища; травою крытый дом и тростниковый павильон тихонько выдвигают жердь и шест.

Гора поделена на восемь граней, а камень виден с трех сторон.

Когда рисуешь беззаботность туч, то не давай клубиться им грибом узорным _чжи_.

Фигуры пусть не больше дюйма с небольшим, а сосны _сун_ и туи _бо_ пусть выйдут фута на два ввысь.

Когда рисуешь ты в пейзаже горы-воды, то мысль твоя лежит за кистью впереди... Гора в сажень, деревья ж в фут, дюйм для коней и доли для людей.

Далекие фигуры все без ртов, далекие деревья без ветвей. Далекие вершины без камней: они, как брови, тонки-неясны. Далекие теченья без волны: они – в высотах, с тучами равны.

Такое в этом откровенье!

Талия горная тучей закрыта; стены скалы прикрыты потоком; башня-терраса прикрыта деревьями; путь же проезжий застлан людьми.

На камень смотрят с трех сторон, в дорогу смотрят с двух концов; гляди в деревья по верхам, смотри в воде ступню ветров.

Вот таковы законы!

Когда изображаешь горы-воды, рисуй холмы хоть ровным-ровные, но с острою вершиной; рисуй вершины острым-острые, но в связной цепи; рисуй скалу с отверстием пещеры и стену острую отвеса; рисуй повисшие в пустотах глыбы и круглые, как шар, холмы.

Река – дорога вдаль, прошедшая везде; когда же две горы сожмут дорогу, то называй ущельем это. А если две горы сожмут реку, потоком это именуем.

То, что похоже на гряду, но выше, называй хребтом; а то, что ровно тянется, куда бы ни хватал твой взор, то именуем взгорьем.

И если кое-как на это обратить вниманье, то вот и общее подобие пейзажа!

Кто смотрит на картину, тот стремится видеть, прежде всего, дух... Затем уж различает он, где чисто, где мазки.

Реши, что гость и что хозяин: кто примет, и с поклоном кто придет. Расположи в величественный ряд толпу вершин; коль много их – то хаос, беспорядок; коль мало – вяло, простовато.

Не надо их ни много и ни мало!.. Лишь различи, что дальше и что ближе.

Далекие горы не могут с ближайшими слиться горами. Далекие воды не могут с ближайшею слиться водой.

Где в талии горы прикрыт обхват, поставь туда строенья храмовые; где берега реки – обрыв, а дальше – насыпь и плотина, клади, пожалуй, маленький мосток.

Где нет дороги, там пусть рощи и леса; где берег прерван – древний переезд; где воды прерваны – в тумане дерева; где воды разлились – помчались паруса; а в тайнике лесов – жилище человека.

Перед обрывом – древние деревья: их корни рваные свились узлом лиан; перед потоком – каменные глыбы: узор причудливый, следы воды на нем.

Когда рисуются деревья чащ лесных, далекие редки и ровны, а близкие часты и высоки. Коль есть на них листва, то ветвь нежна, мягка; коль листьев нет, – упруга и сильна. Кора сосны – что чешуя; у туи ж белой взмотан ею ствол. Коль на земле растет, то корень длинный, ствол прямой; на камне ж скрючена в кулак и одинока.

В деревьях древних множество частей: мертвы они наполовину; в холодной роще спряталась пичужка; ей холодно, уныло-сиротливо.

Коль дождь идет – не различишь ни неба, ни земли; не знаешь, где здесь запад и восток. Коль нет дождя, но ветер – только знай гляди за ветвями дерев. Коль ветра нет, но дождь – верхи дерев под тяжестью согнулись. Прохожий встал под зонт, рыбак надел рогожу...

Проходит дождь – подобрались и тучи; а небо – синяя лазурь...

Когда ж слегка туман и сеется тихонько мгла – гора усилит яшмовую сочность и солнце близится к косым отсветам...

В природе ранней тысячи вершин хотят заутреть; дымка и туман тонки, неуловимы; мутна-мутна остатняя луна, и вид ее – сплошное помраченье.

А вечером смотри: гора глотает красное светило, и свернут парус над речною мелью. Спешат идущие своей дорогой, и двери бедняка уже полуприкрыты.

Весной: туман – замок, а дымка – что покров. Далеко дымка тянет белизну... Вода – что выкрашена ланем {Лань – индиго.}, а цвет горы чем дале, тем синей.

Картина летом: древние деревья кроют небо, зеленая вода без волн; а водопад висит, прорвавши тучи; и здесь, у ближних вод, – укромный, тихий дом.

Осенний вид: подобно небо цвету вод; уединенный лес густым-густеет. В воде осенней лебеди и гуси; и птицы в камышах, на отмелях песчаных...

Зимой, смотри: земля взята под снег. Вот дровосек идет с вязанкой на спине. Рыбачий челн пристал у берегов... Вода мелка, ровнехонек песок.

Коль ты рисуешь горы-воды вместе, ты должен рисовать по сменам этим.

Теперь, коль скажем так:

"Утесы-этажи в замке тумана"; иль так:

"В Чуские горы тучи уходят"; иль так еще:

"Осеннее небо утром очистилось"; иль так:

"У древней могилы рухнувший памятник"; иль так еще:

"Дунтин (озеро) в весенней красе"; иль так:

"Дорога заглохшая, я заблудился", – то все такого рода выраженья мы именуем подписью к картине.

Вершины гор нельзя в одном шаблоне дать; верхушки дерева нельзя давать в одной манере. Одеждою гора себе берет деревья, а гору дерево берет себе, как кость.

Нельзя давать деревья без числа: важнее показать, как стройны, милы горы. Нельзя нарисовать и горы кое-как: а надо выявить здоровый рост дерев.

Картину, где подобное возможно, я назову пейзажем знаменитым.

^TПРИЛОЖЕНИЕ 4^U

^TГ. Б. ДАГДАНОВ^U

^TЧань-буддизм в творчестве Ван Вэя^U

ГЛАВА II {*}

ВАН ВЭЙ – ПАТРИАРХ ШКОЛЫ ЧАНЬ В ПОЭЗИИ

Истоки мировоззрения: "пуст и чудесен"

{* Воспроизводится по изданию: Г. Б. Дагданов. Чань-буддизм в творчестве Ван Вэя. Новосибирск: Наука, 1984.

К нашему глубокому сожалению, объем настоящего издания не позволил нам воспроизвести монографию Г. Б. Дагданова во всей ее полноте, однако, хотя нами и были опущены введение и глава I ("Некоторые сведения из истории китайского буддизма"), зато главы II ("Ван Вэй – патриарх школы чань в поэзии") и III ("Духовные гимны в творческом наследии Ван Вэя") наряду с текстами и библиографией приводятся в строгом соответствии оригиналу. Мы также сочли целесообразным отказаться от жизнеописания Ван Вэя, открывающего главу II, поскольку вехи его жизненного и творческого пути подробно представлены в предисловии к данному тому. – Прим. сост.}

Ван Вэй, как и большинство его современников {Известно, что такие поэты, как Ли Бо и Ду Фу, испытывали интерес к буддизму, хотя не в такой степени, как Ван Вэй.}, отличался прежде всего многослойностью мировоззрения: конфуцианство и даосизм, традиционные китайские учения, буддизм – вот истоки формирования взглядов поэта. В последнем он желал найти долголетие, если не бессмертие:

Источник "Золотистой пыли" {*} – пью ежедневно

из него я.

Мне жить лет тысячу, не меньше, вспоенному водой

живою.

Меня Дракон и Синий Феникс {**} несут, друг другу

помогая,

К нефритовому государю {***}, в простор безоблачного

края.

(Перевод А. Гитовича)

{* Китайские алхимики пытались получать эликсир бессмертия и путем приготовления напитка, в котором должно было растворяться золото.

** Дракон и феникс – символы бессмертия, возможно, в данном случае символы китайских традиционных учений.

*** Верховное божество в религиозном даосизме.}

Годы жизни и творчества Ван Вэя совпали со временем распространения учения школы чань, ее южной ветви, основателем которой стал Хуэйнэн (638-713) – шестой чаньский патриарх и первый патриарх южной школы чань. Один из учеников Хуэйнэна – Шэньхуэй (670-762) – в 734 г. выступил с требованием считать законным шестым патриархом чань своего учителя, который получил патриаршее платье и остальные символы патриаршества непосредственно от Хунжэня – пятого патриарха.

Сторонники другого ученика Хунжаня – Шэньсю – (600-706), – в свою очередь, считали законным шестым патриархом своего наставника и не желали признавать главенства южной ветви, которая тем временем набирала все большую силу. Уместно вспомнить, что Шэньсю пользовался среди китайских буддистов значительным авторитетом и в 700 г., в столетнем возрасте, был приглашен императорским двором в Лоян, где его провозгласили мастером чань и наставником императоров.