Текст книги "Мемуары [Лабиринт]"

Автор книги: Вальтер Шелленберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

УСИЛЕНИЕ АБВЕРА

Переговоры о перемирии в Висбадене – Визит испанского министра – «Операция Феликс» – Молотов в Берлине – Требования Сталина – Гитлер меняет фронт – Проникновение советских шпионов в наши учреждения – Усиление и модернизация абвера – Промышленный, экономический и общественный шпионаж – Гейдрих о Канарисе.

Между тем я, получив от Гейдриха задание, отправился в Висбаден. Там должна была заседать франко-германская комиссия по переговорам о перемирии. Нужно было понаблюдать за иностранными участниками совещания. «Фюрер, – сообщил мне Гейдрих, – полон недоверия». Руководитель французской делегации, генерал Хунцигер, хотя и заслуживающий уважения офицер, но Гитлер все же считает целесообразным узнать о его намерениях относительно переговоров.

Прибыв на место, я прежде всего ознакомился с планировкой здания, предоставленного для заседаний комиссии. Затем я обсудил с нашим резидентом в Висбадене, как незаметнее установить наблюдение за французскими участниками переговоров и следить за их разговорами между собой. Представлялось целесообразным внедриться в комиссию с помощью женщин, выполняющих функции канцелярских работников. Им поручалось попытаться войти в дружеские отношения с некоторыми сотрудниками французского персонала, прежде всего с теми, кто отвечает за хранение документов. Наш план удался. Почти каждый вечер мы с помощью дубликата ключа могли проникать в одну из ванных комнат, где стоял сейф с документами. Через неделю у нас в руках были фотокопии всех важных отчетов генерала Хунцигера. Полученные материалы оказались очень полезными для контролирования хода переговоров и осуществления избранной немецкой делегацией тактики. Дело в том, что приведенные генералом Хунцигером во время переговоров данные об имеющихся запасах оружия или его сведения о степени подготовленности различных призывных возрастов освещали ситуацию в благоприятном для Франции свете, и вряд ли ошибся бы тот, кто предположил бы, что Хунцигер, как патриот своей страны, думал при этом о том времени, когда Франция снова сможет вооружить новые воинские соединения. Видимо, это намерение побудило его постоянно информировать генерала Вейгана о переговорах. Все это впоследствии привело к тому, что через год генерал Вейган был арестован по приказу Гитлера. После его ареста, произведенного нашей оперативной группой на улице, мне позвонил Гиммлер: он сказал, что находится сейчас у фюрера и говорит по его аппарату. Он сообщил, что Гитлер поручил сделать все, чтобы с Вейганом обращались по-рыцарски. Гитлер решил, сообщил Гиммлер, содержать генерала в офицерской школе СС в Равенсбурге, и приказал мне лично съездить туда, чтобы обговорить с комендантом малейшие подробности пребывания генерала в школе – книги, диетическое питание, убранство помещений. Короче говоря, нужно было учесть любое возможное желание пленника. В приказе говорилось буквально следующее: «Вы должны нести ответственность за то, чтобы у генерала непременно создалось впечатление, что войска СС обращаются с ним по-рыцарски».

После того, как германо-французский договор о перемирии вступил в силу, в Берлине началась нескончаемая вереница визитов представителей иностранных государств. Посетил, среди прочих, Берлин и испанский министр внутренних (а впоследствии иностранных) дел Серано Суньер. В связи с этим я получил довольно необычное задание – наблюдать за Суньером и всеми сопровождающими его лицами исключительно с точки зрения их психологической реакции: к каким разговорам испанцы проявляют особый интерес, во время каких скучают, когда они пытаются, задавая вопросы, составить собственное представление о событиях, и тому подобное. Во время этого визита мы хотели прозондировать отношение Испании к запланированной Гитлером операции «Феликс», в ходе которой предусматривалось захватить Гибралтар и создать базы для подводных лодок в испанских портах Африки и на Канарских островах. Суньер был очень опытным дипломатом и в высшей степени умело уклонялся от выпадов Риббентропа. На одном обеде, когда Риббентроп произнес тост, в котором содержался особенно неуклюжий намек на Канарские острова, я заметил, что Суньер побледнел как полотно и в своем ответном выступлении намеренно подчеркнуто обошел этот намек.

Поскольку Риббентроп не добился успеха, Гиммлер попытался восстановить то, что, по его мнению, испортил министр иностранных дел. Целый день он старался воздействовать на испанца всем своим личным обаянием. Однако, наблюдая за ними, я пришел к выводу, что Суньер страшно тяготился этим разговором. Если бы Гиммлер придерживался своего обычного отрывистого, прозаичного тона, он, пожалуй, произвел бы на испанского министра большее впечатление. Трезвая реакция Суньера побудила Гитлера заметить, что история еще научит «этого выкормыша иезуитов».

В кругу своих ближайших сподвижников Гитлер позднее предложил в случае необходимости осуществить операцию «Феликс» и против Испании. К этому времени я получил секретное сообщение о подготовительной работе, проделанной специальной немецкой командой в Испании в целях обеспечения возможных участков сосредоточения войск, складов снабжения, линий связи и охраны дорог. Особую роль в этом сообщении играли данные об артиллерийских позициях против Гибралтара. Ознакомившись с этим донесением, Гитлер сказал, что он хочет применить массированные налеты бомбардировщиков «Штукас», при этом бомбы должны так разрушить скалы Гибралтара, чтобы вражеские батареи были засыпаны обломками. Достаточно хорошо известно, как Франко в конце концов осознал опасность быть втянутым в войну.

К этому же времени относятся также попытки Гитлера прийти к политическому единению с Россией, которое обеспечило бы ему свободу действий на Западе. Гиммлер рассказал мне, что он постоянно указывал Гитлеру на ненадежность и опасность России в качестве партнера, напоминая ему, в частности, о недавних действиях России в Бессарабии и Буковине. Король Румынии уступил эти области России по совету Гитлера. После того, как Германия заключила с Румынией договор об отправке «учебной воинской части» в Бухарест [16]16
  При этом известную роль играла охрана румынских нефтяных месторождений. После нашего нападения на Норвегию мы узнали от своего парижского агента, сотрудничавшего с телефонисткой французского премьер-министра Поля Рено, о содержании уже упомянутой резолюции высшего совета союзных войск от 28 марта 1940 г. , согласно которой предусматривалось прекращение поставок румынской нефти в Германию. Во время французской кампании оригинал документа попал в наши руки. Союзники решили сорвать добычу нефти при помощи диверсий на месторождениях. Гейдрих срочно приказал обеспечить охрану месторождений силами разведки, До последнего времени эта охрана была эффективной, но теперь Гитлер хотел предусмотрительно использовать для этого и военные силы.


[Закрыть], Москва реагировала на это захватом румынских островов в дельте Дуная под тем предлогом, что они относятся к территории Бессарабии. Это дало Советам господство над выходами из Дуная в Черное море.

Несмотря на возникшее в результате этого недоверие, Гитлер все же хотел еще раз попробовать договориться с Россией. По его приказу Риббентроп написал письмо Сталину, в котором намекал, что Германия приветствовала бы присоединение России к тройственному пакту. Ответ Сталина был очень вежливым, но, по сути дела, он не сказал ничего определенного. В конце концов Сталин предложил обсудить этот вопрос на уровне министров иностранных дел. В результате 13 ноября 1940 года состоялся визит Молотова в Берлин. Среди сопровождавших его лиц находился новый посол СССР в Германии Деканозов, земляк и доверенное лицо Сталина. Мы с большим беспокойством восприняли известие о назначении Деканозова на пост посла в Берлине, так как нам было ясно, что это событие повлечет за собой активизацию деятельности русской разведки как в Германии, так и в оккупированных нами областях.

За безопасность русской делегации на пути от Варшавы до Берлина отвечал я. Относительно мер по охране на территории Германии я был совершенно спокоен, но на участке пути, проходившем по польским землям, нужно было быть готовым ко всяким неожиданностям. Советы сразу же высказали свои сомнения на этот счет. Вдоль железной дороги на всем протяжении пути были выставлены удвоенные посты, кроме того, специальные команды патрулировали участки пути. При этом мы установили всеобъемлющий контроль за границей, гостиницами и поездом. Вместе с тем велось скрытое наблюдение за всеми спутниками Молотова; ведь не в первый раз русские использовали такие возможности, чтобы незаметно протащить с собой агентов разведки. Наше подозрение и на этот раз было не без оснований – личность трех членов делегации нам не удалось установить, и как раз они-то, прибыв в Берлин, сразу же установили контакты со всеми возможными центрами. Однажды мы захотели вмешаться, но русскому удалось достичь экстерриториальной зоны своего посольства и скрыться там.

Через четыре дня Молотов возвратился в Москву. Несколько позже германскому послу графу фон дер Шуленбургу была вручена нота, в которой, в частности, содержалась просьба о выяснении позиции Германии.

Ответ, который дал Гитлер 22 июня 1941 года – до этого срока он вообще никак не реагировал на ноту – известен; это было военное нападение на Россию. Уже в сентябре 1940 года он усилил Восточный фронт на 20 дивизий и приказал подготовить план кампании против России. Окончательное решение выступить в поход на Восток было принято уже через несколько недель после визита Молотова. В те дни в одном из разговоров со мной Гейдрих дал мне понять о новом «изменении фронта», предпринятом Гитлером. Гитлер, сказал он, окончательно отказался от планов построения в будущем «евро-африканской зоны». «Евро-азиатская зона» – вот новый лозунг. При этом Гейдриха, казалось, самого охватило беспокойство; я понял это из его замечания: «Эти британцы слишком ожесточены, они не хотят проявить ни малейшего благоразумия». Через несколько месяцев я узнал, что 18 декабря 1940 года Гитлер подписал план «Барбаросса» – план нападения на Советский Союз.

Тем временем врачи предписали мне провести двухмесячный курс лечения в Карлсбаде. Но мне так и не удалось отдохнуть и поправить здоровье. Беспрестанно из Берлина ко мне приходили папки с делами, и в конце концов я до срока прервал лечение и вернулся в Берлин. Там меня сразу же встретило известие о том, что русская разведка значительно расширила свою сеть и работает очень интенсивно. Необходимо было теперь предпринять соответствующие контрмеры и провести ряд операций в некоторых местах, прежде всего в Бреслау. После изучения материалов, связанных с этим вопросом, я решил еще некоторое время переждать и продолжить слежку за агентами противника. Мои сотрудники предостерегали меня, пытались переубедить, но я остался при своем мнении, в результате чего Советам удалось провести операцию, имевшую для нас особенно неприятные последствия с точки зрения наших планов на Востоке.

Во главе нашей контрразведки в Бреслау стоял опытный и способный сотрудник, который уже много лет занимался делами, связанными с восточными областями, великолепно зная русский и польский языки. Его партнером по сектору военной контрразведки был также человек, обладавший большими способностями. Оба неоднократно поставляли нам ценную информацию. И все же у меня было впечатление, что они порой пытаются пустить Берлину «пыль в глаза». Перед отъездом на курорт в Карлсбад я, больше по заведенному обычаю, чем из подозрений, в порядке обычной ревизии, распорядился проверить результаты их работы и установить за ними внутреннее наблюдение. Мне сообщили, что в квартире, где обитали эти сотрудники, бывает очень много посторонних, и разговоры там ведутся в основном по-русски. Кроме того, бросалось в глаза, что семьи обоих служащих жили на слишком широкую ногу. Мы сравнили их расходы с их доходами и заинтересовались, откуда же берутся на это деньги? Вскоре после этого руководитель нашего отдела в Бреслау сообщил, что его служебную машину взломали и похитили из нее папку с ценными материалами. Прежде чем мы успели вмешаться, оба – и наш сотрудник, и его коллега из военной контрразведки, – бесследно исчезли. И с ними пропали важнейшие документы обоих отделов.

Супруга начальника нашего отдела в Бреслау – жена другого внезапно умерла – сообщила на допросе, что ее муж связался с русской разведкой, имея, однако, намерение извлечь из этого большую пользу для Германии. По ее словам, он не решился запросить центр в Берлине о согласии с его планом, поскольку считал, что ему наверняка откажут.

Специалисты обыскали весь дом. Нашли мы немного – обрывки разорванных рукописей, обнаруженные в дорожном несессере. По мнению экспертов криминалистического института, это были остатки прощальных писем нашего сотрудника, адресованных его жене, в которых, помимо прочего, содержалась заключительная фраза: «Следуй за мной». Жена отрицала, что когда-либо читала такое письмо своего мужа, и утверждала, что это вообще не письмо ее мужа. Приговор эксперта-графолога гласил, что почерк в любом случае ясно свидетельствует о том, что автор письма находился или в состоянии сильного опьянения, или под воздействием наркотиков. После этого я распорядился провести еще один тщательный розыск, но безуспешно. Обоих так и не нашли. Мы так никогда и не узнали, совершили ли они предательство или их похитили, а, может быть, даже убили русские.

Еще один удар удалось Советам нанести мне в области промышленного шпионажа. В нашем отделе, ведавшем этой работой, служил пожилой, тяжело больной сахарным диабетом инспектор Л., которого все на службе за его добродушие звали дядюшкой Вилли. Он был женат и вел скромную жизнь простого бюргера. Правда, у него была одна страсть – лошадиные бега. В 1936 году он впервые начал играть на ипподроме, и сразу же его увлекла эта страсть, хотя он проиграл большую часть своего месячного заработка. Знакомые дали потерпевшему неудачу новичку хорошие советы, и дядюшка Вилли утешился возможностью вскоре отыграться. Он сделал новые ставки, проиграл и остался без денег. В отчаянии, не зная что делать, он хотел тут же покинуть ипподром, но тут с ним заговорили двое мужчин, которые явно видели его неудачу, «Ну, и что ж с того, – произнес тот, кто назвал себя Мецгером, – со мной такое раньше тоже случалось, так что нечего вешать голову». Мецгер проявил понимание к страстишке дядюшки Вилли и предложил ему в виде помощи небольшую сумму денег, с условием, что он будет получать пятьдесят процентов от каждого выигрыша. Дядюшка Вилли согласился, но ему опять не повезло и он проиграл. Он получил новую субсидию и на этот раз выиграл. Но эти деньги ему теперь были крайне необходимы для семьи. Теперь Мецгер предъявил ему счет. Он потребовал вернуть все полученные на игру деньги, и поскольку дядюшка Вилли не в состоянии был расплатиться, тот пригрозил заявить об этом вышестоящему начальству. Во время этого разговора Л. был под хмельком и согласился на условия своего сердобольного «друга». За предоставление новой ссуды он обещал передавать ему информацию из центрального управления нашей разведки. Отныне он состоял на службе у русских. В течение нескольких лет его так умело использовали, что со стороны никто не заметил появления у него нового источника доходов. Он мог теперь удовлетворить свою страсть к игре на скачках, но при этом тщательно следил за тем, чтобы его образ жизни остался прежним. Его растущий банковский счет был так тонко устроен, что здесь не могло возникнуть никаких подозрений. В качестве промежуточного лица здесь действовал Мецгер, который брал со счета необходимые суммы.

За время своего сотрудничества с русскими Л. передал им столько обширного и важного материала, что мы вынуждены были во многих областях провести серьезную реорганизацию. На допросе он признался, что передавал своим партнерам не только устную информацию, но и важные документы. Бумаги он обычно носил за подкладкой шляпы. «Хозяин» Мецгера, имевший внешность преуспевающего человека, носил такую же шляпу. Когда он выходил из ресторана, где происходила встреча, они незаметно обменивались шляпами. Сведения в тот же вечер переправлялись в Москву из дома, расположенного в глубине двора, где советские агенты оборудовали свою радиостанцию. Сам радист был коммунистом, обучавшимся в Москве, который состоял не только в КПГ, но и в НСДАП и прочих нацистских организациях. Соседи и сослуживцы знали его как ревностного национал-социалиста. Но как-то он заболел и вынужден был лечь на операцию. Под наркозом он начал говорить о необходимой перемене шифра и несколько раз вскрикивал: «Почему Москва не отвечает?» Врач, оперировавший его, сам пошел к Мюллеру и сообщил о случившемся. Обнаруженное таким образом шпионское кольцо включало в общей сложности шестнадцать человек, к которым принадлежал и дядюшка Вилли. Вместе с другими восемью обвиняемыми он по приговору суда был расстрелян. Так как Гиммлер приказал держать все это дело в тайне, на службе у дядюшки Вилли мы распространили известие, что он во время служебной поездки в Варшаву, по всей вероятности, во время приступа сахарной комы, выпал из поезда и разбился насмерть. Я думаю, что до сих пор никто, кроме тогдашних участников дела, ничего не узнал о действительной подоплеке событий.

Дело дядюшки Вилли было типичным образцом великолепной работы Советов: для руководства агентами они использовали, как правило, только те кадры, которые получили в этой области предварительно основательную подготовку. Обрабатывая свои жертвы, они не спешили; не торопили, не требовали невозможного; они прочно стояли обеими ногами на земле.

***

Вскоре после моего возвращения из Карлсбада Гейдрих пригласил меня в свое охотничье поместье. Мы хотели воспользоваться двумя часами спокойного времени, чтобы обсудить реорганизацию контрразведки, в особенности в связи с деятельностью советской разведки. Главной темой нашей беседы была «превентивная контрразведка» и усиленный контршпионаж. Прежде всего необходимо было своевременно узнать о главных направлениях вражеского шпионажа и путем более интенсивного использования агентов проникнуть в ряды разведки противника. Необходимым казалось прежде всего также создать более мощную защитную сеть контрразведки в пограничных с Россией странах – Румынии, Венгрии, Польше и Финляндии. Проблемой для нас были также тысячи живших в Германии русских эмигрантов – довольно значительный «запас», из которого советская разведка могла рекрутировать своих агентов. Мы намеревались использовать возможности этого «запаса» и в наших целях, при этом перевербовывая многих работающих на Советы агентов и организуя их работу по системе троек, принятой у русских. Однако без интенсивного развития технических средств разведки такие мероприятия оставались каплей в море. Прежде всего необходимо было установить при помощи современных средств контроль над всей системой почтово-телеграфной связи с заграницей, во-вторых, следовало превратить радиосвязь посредством новейших достижений высокочастотной техники в одно из главных орудий нашей контрразведки. Кроме того, необходимо было организовать широкую подготовку специальных групп радиоперехвата для обнаружения путем пеленгации местонахождения радиопередатчиков вражеской агентуры. (Именно такие методы позволили впоследствии раскрыть крупную советскую шпионскую организацию под названием «Красная капелла», о которой я еще скажу.)

О подчиненности службы радиоперехвата и пеленгации между Гиммлером и командованием вермахта существовали серьезные разногласия. Мне казалось целесообразным оставить ее в компетенции вермахта, поскольку он располагал необходимыми силами и средствами. Гейдрих, к моему удивлению, тоже встал на сторону вермахта и добился своего, убедив Гиммлера.

Кроме того, много хлопот доставляла нам охрана предприятий. В 1943 году количество иностранных рабочих, часть которых была занята даже в самых секретных областях производства, составило более шести миллионов. До того времени на каждой крупной фабрике действовало по одному политическому и одному военному уполномоченному разведки [17]17
  представителей гестапо и абвера. – Прим. перев.


[Закрыть]. Этой двойной работе я положил конец, организовав новую систему охраны предприятий. Теперь ответственным был только один веркшутцляйтер [18]18
  начальник охраны предприятия. – Прим. перев.


[Закрыть]. На оборонных предприятиях веркшутц [19]19
  охрана предприятия. – Прим. перев.


[Закрыть] представляла собой военизированный, частично одетый в униформу отряд для борьбы с диверсиями, саботажем и поджогами. После длительных переговоров удалось привлечь профессиональные силы предприятий к несению расходов на обучение и оснащение этих отрядов.

Рука об руку с этим развивалась система промышленной и экономической контрразведки. Первая охватывала область производства, вторая простиралась на широкую сферу рынка. Специалисты с чисто криминалистической подготовкой не отвечали существующим здесь требованиям. Следовало вовлечь в работу по охране промышленности и экономики самих хозяйственных руководителей, шефов промышленных и торговых объединений. Разумеется, они должны были быть свободны от подозрений в сотрудничестве с разведкой. Гейдрих, который – как он сам признавался – мало понимал в экономических вопросах, предоставил мне здесь полную свободу действий. Я купил в центре Берлина подходящий дом и оборудовал в нем несколько уютных комнат под экономический клуб. За короткое время с помощью министерства экономики удалось привлечь около сотни крупнейших руководителей германской экономики к выполнению намеченных для них задач. Благодаря этим контактам я приобрел весьма полезные сведения, которые очень пригодились мне впоследствии, когда я должен был воспрепятствовать роспуску концерна Стандард– Электрик, основанному с помощью американского капитала. В концерн входили многочисленные германские фирмы, такие, как акционерное общество Лоренц, компания «Микс и Генест» или «Тунгсрам», которые имели большое значение для нашей военной промышленности. Директор одной из этих фирм был женат на еврейке и расовые фанатики пытались натравить на него гестапо. От этого страдал весь концерн. Чтобы сохранить важное предприятие, я через Гейдриха и Гиммлера получил разрешение на вступление в совет попечителей концерна – это была защитная мера и для директора упомянутой фирмы, и для самого концерна.

О том, какое значение необходимо было придавать экономической контрразведке, говорило следующее замечание одного офицера Сикрет Сервис: «Что сегодня известно Шелл в Гамбурге [20]20
  имеется в виду компания «Шелл». – Прим. перев.


[Закрыть], то назавтра узнают в Лондоне». Так, например, англичане, пристально наблюдая за коммерческой деятельностью компании «Шелл», были осведомлены о том, что наш вермахт в начале 1939 года установил вдоль чехословацкой и польской границ бензозаправочные пункты и склады горючего – факт, с уверенностью позволяющий ожидать начала военных действий.

Наконец, существовала еще одна область, к которой, несмотря на всю ее важность, наша контрразведка, как это ни удивительно, относилась без должного внимания. Я имею в виду так называемый советский шпионаж. Правда, в Берлине и некоторых других крупных городах Германии мы использовали персонал гостиниц и отелей в качестве информаторов, но в дни войны этого оказалось совершенно недостаточно. Нам нужны были люди, которые бы имели возможность войти в общество, населяющие международные отели, завязать там знакомства и незаметно установить связи. Доказательства тому, сколько много важного и во время войны опасного выбалтывают в светском обществе, ежедневно давал нам «салон Китти». Но были и другие места, где немало болтали. Великолепным примером явился один из высокопоставленных сотрудников Геринга, который слишком охотно давал волю своей словоохотливости, когда его брили в парикмахерской отеля «Кайзерхоф». «Фюрер придумал совершенно фантастическую штуку…» Через час к нам уже поступало сообщение, составленное со слов генерала, о высказываниях Геринга или о последних событиях в ведомстве рейхсмаршала или в рейхсканцелярии. Когда все попытки дать Герингу понять, что нужно предостеречь своего подчиненного, окончились неудачей, мы вызвали генерала к себе. Он обещал исправиться, но уже через несколько недель начал снова: «Совершенно фантастическая вещь…» Любого простого обывателя или солдата при первой же оплошности такого рода ждало наказание.

Во время беседы с Гейдрихом в его охотничьей хижине я услышал от него несколько очень резких критических замечаний о военной разведке и ее шефе адмирале Канарисе. Он сказал буквально так: «У меня такое ощущение, что Канарис выдал врагу срок начала нашего наступления на Западе – 10 мая 1940 года. Но я не хотел бы сейчас обращаться к фюреру со своими подозрениями, еще не время. Но придет день, когда Канариса постигнет возмездие за все зло, причиненное им режиму. До той поры нужно ждать и собирать документы».

… Собирать документы – такова была тактика Гейдриха, направленная на то, чтобы поставить другого человека в зависимость от себя. Я знал, что он уже начал применять этот метод и против меня. Возможность для этого я ему невольно предоставил сам. Когда я познакомился в 1940 году со своей женой [21]21
  Шелленберг был женат в 1940 году во второй раз. Брак с его первой женой был расторгнут. – Прим. издателя


[Закрыть], я должен был представить соответствующие документы о своих и ее предках. Выяснилось, что моя будущая теща была полькой. Я знал, как тогда в руководящих кругах Германии относились к полякам, и был готов к трудностям, связанным с получением документов о браке. Чтобы расположить Гейдриха, я, явившись к нему на доклад, сообщил ему важные сведения, а под конец попросил его оказать мне личную помощь. К моему удивлению он пошел мне навстречу и сразу же согласился уговорить Гиммлера выдать мне особое разрешение на брак. Он попросил меня передать ему для этого документы о предках моей будущей жены (которые со стороны матери были составлены на польском языке) вместе с двумя фотокарточками. Через четыре дня я получил копию приказа Гиммлера управлению по расовым и переселенческим вопросам, в котором предписывалось разрешить брак. Гейдрих, поздравив меня, лично передал мне этот приказ, вернув также две фотокарточки. Я увидел, что Гиммлер подчеркнул на фото зеленым карандашом наведенные брови и красную помаду на губах моей невесты, желая показать «чрезмерность» косметики. Я так и не понял, что заставило Гейдриха и Гиммлера так быстро выдать мне в порядке исключения разрешение на брак. Вскоре после свадьбы я случайно узнал об этом.

Однажды моя секретарша по ошибке положила мне на стол папку с грифом «Секретное имперское дело». Как известно, такие дела можно было передавать только из рук в руки, строго соблюдая правила безопасности. Поскольку через меня ежедневно проходило множество тайных дел имперского значения, я открыл папку и увидел, что в ней находится секретное сообщение управления гестапо в Позене [22]22
  Познань. – Прим. перев.


[Закрыть] на имя шефа гестапо Мюллера. К моему удивлению, в сообщении говорилось о наблюдении, установленном за родственниками моей жены, проживающими в Польше. Речь шла не только о ближайших родственниках; привлечена была даже сестра моей тещи, которая жила с евреем, владельцем мельницы, на территории Польши, оккупированной русскими. Мое подозрение, что Гейдрих пытается таким образом завладеть средствами для оказания на меня давления, усилилось, после того, как моего тестя неожиданно перевели в Калиш, в генерал-губернаторство [23]23
  Польшу. – Прим. перев.


[Закрыть] и установили за ним такое же наблюдение.