Текст книги "Цепные псы (СИ)"

Автор книги: Валерия Февральская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Глава 2. Рояль

Рояль

And everything, it will surely change even if I tell you I won't go away today

Will you think that you're all alone?..

David Cook – Permanent

Наша форма изготовлена из черной нано-кожи. И у каждого она индивидуальна, в соответствии с пожеланиями. Моя, к примеру, состоит их плотны, прилегающих к телу штанов, тугого корсета и высоких ботинок с массивной, тяжелой подошвой. А вот плащи у всех одинаковые, с высокими воротниками, погонами и манжетами. Рейдовая форма фаворитов. Каждая вещь, укрепленная лейдармалом Леонарда, он ведь у нас «Абсолютный щит». Все прочное, надежное. Пулями не пробить, клыками не прогрызть. Смешно? А ведь обезумевшие больше всего на свете любят защищаться зубами, отросшими и пожелтевшими ногтями.

Мелькают улицы. Мы еще не выехали за пределы городской черты округа. Дома, дворики, магазины, кафе. Глядя на это все, меня одолевает тоска. Я вижу людей. Они смеются, разговаривают, они живут. Никто не шарахается продавца в магазине или же от простого прохожего. Возможно, я даже завидую им. Ведь стоит кому-то из нас появиться на улице без линз, нас тут же обходят стороной, словно чумных. Как они не понимают того, что именно мы и есть их лекарством от этой чумы?! Чувствую, как сжимаются мои кулаки, а Лео осторожно косится на меня. Вяло улыбаюсь ему. Пускай не волнуется. Делаю глубокий вдох, выдыхаю. Странно, почему-то на мгновение показалось, что я мыслю, как он. Он…

Черт. А ведь он мог оказаться и прав! Ведь я могла дослушать его, выслушать. А я не дала ему закончить. Или… или это он не дал мне сказать ему все то, что я хотела? Может, если бы я смогла его убедить, все было бы иначе? А что, если бы он переубедил меня? Нет. Никогда. Он был не прав, он не так все понял, он узко мыслит. Все могло быть иначе! ИНАЧЕ!

Леонард смотрит на меня обеспокоенно. Не говорит ни слова. Просто легонько толкает меня в плечо и отворачивается. А я все еще ощущаю его прикосновение. Такое заботливое. Лео. Спасибо тебе, что все это время ты был рядом. Спасибо за то, что полгода просидел у кровати безвольного овоща, которым я была. Спасибо, что ты от меня не отказался. Майский молчит. Я знаю, о чем он думает. Зачистка. Грубо звучит как-то. Поэтому, в протоколе о выполненном задании всегда пишут «ликвидация». Никто не возражает. Высшие чины считают, что все так и есть. Они-то знают, как оно на самом деле. Но предпочитают уверять себя и народ, что все происходит следующим образом: на место происшествия прибывает группа санитаров в белых костюмчиках, они делают всем уколы и увозят тела на кремацию. Восхитительная иллюзия. Только вот, все не так. Правильное слово для этого процесса – бойня. От тех, за кем мы приходим, мало что остается даже для того, чтоб можно было погрузить это в пакеты. Месиво. Жуткое, кровавое месиво. Поэтому, мы всегда в черном. Этот цвет не выдает пятна крови. Так проще.

За окном теперь просто обочина. Деревья, кусты, камни и пыль. Много пыли. А еще фонари. Фонарные столбы достаточно высокие, чтоб разбить лампы было невозможно. Я закрываю глаза.

***

Год 307 от Великого Катаклизма.

В приюте мало зеркал и все они маленькие. Так нам пытались доказать, что внешность вообще не имеет значения. А еще в приютах не было раздельных купален, чтоб лишить нас чувства стыда, совершенно бесполезного чувства для фаворита.

Но сейчас я смотрю на себя в зеркало. Крохотное зеркало, которое висит у дверей библиотеки. А из зеркала на меня смотрит девчонка с длинными, рыжими волосами. Еще нескладный подросток, лет 15. Волосы спутанные, большие изумрудные глаза, длинные темные ресницы, покусанные губы. Я бреду мимо книжных шкафов, тяжелых дубовых полок. Пыльные книги меня не привлекают, я прочла, наверное, все, что здесь есть. Бреду дальше, шелестит подол моего платья. Никогда не любила эти девичьи наряды, движения сковывает, бегать неудобно. Но сегодня я надела его, потому что захотела этого сама. Мне так захотелось. Я иду и думаю, что мне сейчас сказать? Середина сентября. Я понимаю, что меня, возможно, сейчас отправят туда, откуда я пришла.

Странно, но я чувствую страх. Почему? Ведь там, в конце этого длинного книжного коридора, ничего страшного меня не ожидает. Я просто иду поздороваться. Пульс учащается, я чувствую свое сердцебиение. Я понимаю, что ничего страшного не произойдет, даже если со мной не захотят говорить. Но, тут же, понимаю, чем этот отказ может обратиться для моего подросткового мозга. Не хочу я так. Я хочу, чтоб все сейчас было хорошо, так как я себе воображала ночью, до этого.

Вижу свет заходящего солнца, который пробивается через окно. Вижу тень. На мгновение замираю, но тут же, начинаю двигаться дальше. Нет, мне не страшно. Я ничего не боюсь. Он ведь учил ничего не бояться. Он сидит на подоконнике и читает. Что у него там? Не видно, книжка в грубом переплете, темно-синяя обложка, никаких надписей на ней нет. Я стою и не могу ничего сказать, просто смотрю на него. Старше меня всего на 3 года, но уже такой взрослый. Красивый темноволосый парень. Мужские скулы, аккуратный нос, красивый изгиб губ. Волосы не очень длинные, темные, постоянно падают ему на глаза. Он поднимает на меня свой сапфировый взор. Улыбается мне. А у меня уже перехватывает дыхание.

– Ты искала меня, Акира? – спрашивает он.

– Да, я хотела… – я мнусь. И что я хотела? Что я вообще, черт возьми, могла хотеть?!

– А я ждал тебя.

Мой заготовленный ответ тут же раскалывается от столь неожиданного заявления.

– Ждал? М-меня? – начинаю заикаться, а он как-то снисходительно улыбается.

– Тебя. Хотел кое-что показать, – говорит он и указывает пальцем на неприметную за книжными полками дверь, – здесь.

– А что там? – любопытство.

Он спрыгивает с подоконника, подходит к двери и, прижавшись к ней плечом – толкает. Дверь скрипит, ржавые петли осыпаются грязно-рыжей трухой. Старое дерево трещит и поддается с трудом, видимо дверь просела. Но уже в маленькую щель я вижу солнечный свет. Невообразимо яркий, не такой, как в этой пыльной библиотекой. Он открывает дверь ровно на столько, чтоб мы могли протиснуться в эту потайную комнату. Оказавшись внутри, я сначала зажмуриваюсь. Солнце разливается по всей комнате, проникая через большое, не завешенное грубыми шторами, окно. Свет теплый, ласковый. Стены комнаты – это огромные зеркала. Она почти пустая, только по середине стоит старый черный рояль, накрытый белым полотном и, под стенами так же прикрыты другие предметы, видимо мебель.

Я не могу передать словами своего восторга. Поэтому я просто стою, широко раскрыв глаза, и на моем лице расплывается блаженная улыбка. За 11 лет приюта эта комната – самое прекрасное, что я когда-либо видела. Я иду, и мои шаги гулко отдаются в этой светлой пустоте. Мне хочется пробежаться здесь, сесть на пол, стянуть белые куски ткани абсолютно со всех предметов, которые здесь есть. Но я, словно зомбированная, подхожу к роялю и тяну покрытое слоем пыли полотно. Оно падает на пол, а я смотрю на инструмент и, в душе моей что-то надламывается. Я видела рояль раньше. Нет, не только в кино, которое нам показывали по выходным. Я видела его там, она на нем играла. Я поднимаю крышку и провожу ладонью по клавишам. Нажимаю одну из них пальцем. Сердце мое бешено колотится. Я хочу сесть и играть. Я хочу услышать эту музыку. Я ХОЧУ! Но не умею. Чувствую, как глаза наполняются влагой.

Неожиданно я вспоминаю, что не одна. Он подходит ко мне и убирает мою руку от клавиш. Садится за рояль. Я закусываю губу, чтоб сейчас не расплакаться и смотрю в окно. Он улыбается мне, откровенно и без фальши. Вдох. Звучит музыка. Не знаю, сколько лет роялю, но он звучит прекрасно. Внутри меня все дрожит. Знаю эту мелодию, я знаю эту песню. Он играет, бережно касается клавиш, черных, белых. Сейчас, только сейчас. Я пою. Голос эхом разносится по всей светлой комнате, я закрываю глаза. Тепло. На душе тепло, мне хорошо и спокойно. Музыка льется, словно ручей. Сливается воедино голос и фортепианная игра. И я наслаждаюсь этим. Он наслаждается.

Музыка затихает. Я открываю глаза. Он стоит передо мной, его улыбка меня смущает. И тут я понимаю, что по щекам моим текут слезы. Как я не почувствовала этого, пока пела? Он делает шаг ко мне, хочет обнять, я тут же опускаю взгляд. Ладонью он поднимает мое лицо к себе. Смотрит на меня, серьезно, заглядывает, словно в душу. А я смотрю на него, растерянно и беспомощно. Он красивый. А я? Он склоняется надо мной ниже, касается своими губами моих губ. Во мне ураган и штиль, я уже не здесь. Я чувствую сердцебиение. Это бьется его сердце. А своего я не слышу.

Это был мой первый поцелуй. Ты украл его, Найс…

***

Лео аккуратно толкает меня в плече, и я просыпаюсь. Странно как-то. Ощущаю тепло на губах. Сон, однако, был так реалистичен. Я смотрю на напарника, он жестом показывает, что мы уже приехали. Киваю, поднимаюсь с места. Мы выходим из буса. Под ногами хрустит мелкий щебень. Перед нами – высокая стена резервации № 13. Из-за стены до меня доносится настойчивое вытье, чавканье, скрежет, отчаянные вопли. Забавно, невольно усмехаюсь. Ноябрь командует, как всегда. Мы выстраиваемся колонной парами, в центре – Май и Август, щит и штурмовик. За ними Апрель и Октябрь. После – Январь и Ноябрь. Мартовская и Июньская – скорость и слияние, отличный симбиоз. Декабрь и Сентябрь – иллюзионист и кукловод, что может быть лучше? Замыкающими идем мы с Июньским. Два разрушителя. Так намного удобней. Ворота резервации открываются и Ноябрь громко командует:

– «Цикл», строй держим до закрытия врат! – и шепотом он добавляет, – дальше сами знаете, что делать.

Я поправляю волосы. Июнь косо смотрит на меня, и я понимаю, что он мне улыбается. Не усмехается, как всегда, а именно улыбается. Улыбаюсь ему в ответ и безмолвно шевелю губами «Держи себя в руках, я рядом». Он меня понимает и осторожно сжимает мою руку. Мы входим в резервацию № 13 и, двенадцать пар горящих обезумевших глаз смотрят на нас. Колона застывает на месте, а я чувствую, как за моей спиной замыкаются тяжелые ворота. Слышен первый вопль, вижу, как в ту же секунду замерцала наша форма. Лео активировал щиты. Значит, пора. Все разом срываются с места, бросаются врассыпную. Лишь Январь и Ноябрь стоят неподвижно в центре дворика резервации.

Что она собой представляет, эта резервация № 13? Ничего особенного. Старый заброшенный район. Здесь обветшалые дома с выбитыми стеклами, разграбленные магазины, брошенные машины. Обычно, такие районы так и остаются заброшенными, с грязными улицами, разрушающимися зданиями. Лакомый кусок для туристов. Им нравится старина. Еще, иногда, здесь можно поймать мелкое хулиганье, которым экстрима захотелось. Но стоит в таких районах появиться обезумевшим, и их тут же, обносят высокими стенами и именуют резервациями. В округе Ширан – 13 резерваций. И эта – самая убитая. Небольшая площадь, полуразрушенный мраморный фонтан, какие-то большие нежилые дома. Что уж там, я в восторге, такой красивый район превратить в руины – о да. В этом вся суть человечества. Давайте разрушим красоту, ради новизны. Но не сейчас об этом. В центре площади неподвижно стоит Лисель. Глаза ее закрыты, руки расставлены в стороны, ладони подняты к небу. Я чувствую, как она следит за мной. За моим сердцебиением, за пульсом, за каждой клеткой моего тела. Это ее работа, работа целителя. Рядом с ней караулит Ноябрь. Он не церемониться, когда к нему приближается обезумевший. В стороны летят ошметки тела. Мне сложно разглядывать, что делают другие. Я и так знаю, они уничтожают. Кромсают, бьют, рвут на части. Я шагаю вперед.

Так всегда было, есть и будет. Мы будем убивать, потому что нас так научили. Нам рассказали, что это наше призвание. Во тьме, я вижу, как зараженные носятся вокруг своих врагов, вокруг фаворитов, чьи глаза горят огнем. Мои товарищи не знаю жалости, не знаю жалости и я. Она нам не нужна. Однажды, нам рассказали, что не стоит относится к зараженным как к людям, ведь они свою человечность уже потеряли, когда позволили себе, не обратится в центр помощи. Я всегда относилась к этому утверждению с недоверием, но спорить никогда не смела. Я просто убеждала себя в том, что выполняю свою работу, на благо человечества. На благо людей, которые меня ненавидят. Я вглядывалась во тьму, зараженные выли, кидались на фаворитов, пытались спасти остатки своих жизней. Прямо передо мной упал зараженный, мужчина, наверное, около сорока лет. Его кожа уже приобрела красноватый оттенок, вены взбухли, в некоторых местах было видно, что кожа начинает отслаиваться. Я видела боль и неподдельный ужас в глазах этого человека. Странно, но, когда он смотрел на меня, на какое-то мгновение я поняла, что не считаю его зверем, я считаю его человеком. Больным человеком, которому нужна помощь. Но помочь я могу только, избавив его от страданий. Он тянет ко мне руку. У него содраны ногти с пальцев, зияющие язвы на коже, пульсирующие вены, он что-то шепчет мне. Он почти коснулся меня, когда в спину ему воткнулось лазерное копье и Викония недовольно покачала головой. «Не отвлекайся» – прочитала я в ее взгляде. Она была права.

Под ногами хрустит щебень. Обезумевший кидается на меня. Кажется, это женщина, не разберу. Кожа ее уже приобрела багровый оттенок, волосы совсем слиплись, глаза одуревшие. Но телосложение хрупкое, все же, это женщина. Одним ударом ноги сношу ее в сторону. Все происходит мгновенно, но я чувствую и слышу, как под моим ударом трещат ее ребра, чувствую, как трещины паутиной пронизывают ее кости. Мы фавориты – сильнее людей. А я та – кто из фаворитов физической силой особо не отличается. Вся моя сила – это Лео. Мой абсолютный щит, который никогда не даст меня в обиду. Одержимая падает и воет, я смотрю на нее без сожаления. Нас бы здесь не было, если бы мы их жалели. Сейчас у меня нет никакого желания с ними возиться. Я просто иду вперед. И вижу, что боевое построение вновь формируется за моей спиной. Не так как мы зашли, а так, как нужно. Все близится к концу только начавшись. Справа от меня вырастает Лео, с лева – Верона. «Цикл» вновь выстраивается стеной. И эта стена прижимает последнего одержимого. Я упустила тот момент, когда мои товарищи перебили всех. У меня нет желания оборачиваться и смотреть на куски тел. Нет, не хочу. Насмотрелась.

Я слышу, как доносятся до меня голоса. Это начинается наш «обряд очищения», завершение ликвидации. Я слышу голоса напарников… Они обращаются к одержимому. По очереди. Эти слова… у каждого они свои, мы повторяем их словно молитву, по окончанию каждой зачистки. Их всегда слышат последние обезумевшие, те, которых мы загоняем в угол. Каждый раз я чувствую, как сердце мое начинает биться гораздо быстрее. Я знаю, что я завершающая. Всегда. Поднимаю руку. Обезумевший с ужасом наблюдает за нами. Звучит звонкий щелчок пальцами. В мгновение, зараженный превращается в алую, кровавую Камелию. Это одна из особенностей моего лейдармала, ускорять работу вируса.

Глава 3. Лео

Лео

Когда ликвидация завершена, к резервации всегда прибывает машина чистильщиков. Они избавляются от всех последствий бойни, сжигают ошметки тел, поливают химикатами территорию, дабы предотвратить распространение вируса и так далее. Короче говоря, они зачищают территорию, что ж тут не ясно.

А нас, фаворитов, везут в штаб. Там наша форма подвергается такой же мощной химической обработке. И уже со штаба нас отправляют по домам. И вот я уже сижу в своей гостиной. Все стены белые, на одной из них черные узоры с красными и синими цветами, я сама рисовала. Большой мягкий диван, два кресла, стеклянный журнальный столик. На нем всегда стоит ваза с печеньем, я люблю сладкое. Возле окна у меня стоит мольберт. Возле него всегда хаос, разбросаны краски, кисти, карандаши и прочая атрибутика для живописи. Я люблю рисовать не меньше, чем есть сладкое. По правде говоря, я и морепродукты очень люблю, но не об этом сейчас. Посреди комнаты, на полу лежит большой ковер, красного и белого цветов. У него длинная, мягкая ворса. Обычно, если у меня в гостях близнецы, Каин любит валятся на этом ковре и мешать всем ходить. У него вообще хобби по жизни – людей раздражать.

Так вот, я сидела на ковре в гостиной и внимательно изучала план здания клиники, в которой нам предстоит жить неделю, а может даже и две. Ничего необычного. 34 этажа. Первый этаж имеет три отсека: огромный вестибюль и два охранных отделения, в одном из которых расположен центр командования охранным составом клиники, во втором – центр управления зданием. Далее, на каждом этаже находится по 13 отсеков. Один – это комната отдыха дежурных врачей, второй – лаборатория, третий – помещение охранников. Остальные десять – палаты с зараженными. Чем выше этаж, тем выше степень заражения. Само собой, на самой схеме не изображены вентиляционные шахты, сливные трубы, но я знаю, где они и попутно дорисовываю их красным маркером.

Снимаю очки, беру чашку какао с журнального столика. Да, забавное, однако, зрелище. Устрашающий фаворит сидит в кресле, пождав ноги под себя, волосы кое-как сколоты заколкой. Голубые шорты, белая майка и полосатые, радужные носки. Я зеваю. Спать охота. Тоскливо гляжу в окно. Я знаю, что сейчас все нормальные люди торопятся с работы домой, их ждут семьи, жены, мужья, дети. Опять зеваю.

Знаете, порой это немного угнетает. Вот вроде ты и не одинока, у тебя есть твои друзья, с которыми ты видишься каждый день, они рядом с тобой, вы постоянно на связи, вы вместе работаете, иногда встречаетесь после работы или даже на выходных. Но иногда, ты приходишь домой, садишься на кровать и смотришь в пол. А внутри пустота, непонятное чувство собственной ненужности, никчемности. Это очень неприятно, чувствовать себя одинокой в толпе.

В дверь настойчиво стучат. Даю команду коммуникатору, дверь открывается автоматически. В мою квартиру заходит Лео. Задумчиво окидывает взглядом гостиную, кресло, меня в нем. Ничего не говорит. Идет на кухню. Делает себе чай и возвращается ко мне. Я уже сижу на полу перед развернутой схемой клиники. Леонард опускается возле меня и смотрит в схему. Молча, тычет пальцем в начерченный мною вентиляционный люк. Я киваю ему. Молчим. Нам ничего не нужно говорить друг другу, мы все понимаем и без слов. Я сворачиваю план здания. Он выжидающе смотрит.

– Ты собрала вещи?

– Ага, почти.

– За нами приедут завтра утром, помнишь?

– Да, помню.

– Акира.

– Я.

– Скажи, почему мы? Нет. Не так. Почему ты?

– Я хочу знать.

– Знать что? Или это он? Связано ли это как-то с ним?

– Да.

– Кир, он ведь почти убил тебя!

– Нет. Он убил меня.

– Послушай…

– Не нужно, Лео. Я уже решила. Прошу, не препятствуй.

– Но мы напарники! Я могу отказаться!

– Тогда будешь искать новую напарницу.

– Ты ради него на это пойдешь?

– Ради себя, не ради него.

Лео не отвечает, просто неодобрительно качает головой. Смотрит на меня своими яркими, синими как сапфиры, глазами. Его пепельные волосы растрепались, как всегда, я поправляю их рукой. Как же иногда ему со мной сложно. Я это понимаю, поэтому, опускаюсь на колени рядом с ним и обнимаю. Он теплый и руки у него тоже теплые. Я чувствую это. Чувствую, как он дышит. Спокойно так, успокаивается. Улыбаюсь. Спасибо, Лео. Хоть я уже и не тот овощ, которым была, без тебя мне не обойтись никак. Никогда. Мы засыпаем вместе, на полу у меня в гостиной. Ковер мягкий, а в квартире у меня тепло. Он обнимает меня, так крепко, что иногда даже перехватывает дыхание, и я легонько толкаю его в бок. Мы всегда были вместе. С первого моего дня в приюте.

***

Год 296 от Великого Катаклизма.

– Почему ты плачешь?

– Потому что мне страшно.

Мне четыре года. Я сижу в углу игровой комнаты приюта. Я забилась в этот угол, чтоб просто поплакать. Маленькая девочка. Мне не нравится здесь. Не тот ковер, не те стены. Мне не нравятся эти игрушки, хоть они и выглядят лучше, чем те, что были у меня. Мальчик напротив меня пытается улыбаться. У него волосы цвета серебра и такие же, как у меня большие глаза, только ярко-синего цвета. Он смотрит на меня и спрашивает:

– А чего ты боишься?

– Моей мамы… мамы больше нет… я хочу домой.

– Ну. Прекрати реветь. Такая маленькая, а столько слез в тебе помещается.

Мое детское самолюбие тут же задевается.

– Я уже взрослая!

– Да малявка ты. Взрослые не плачу, – усмехается мне мальчик.

Я тут же вытираю свои щеки рукавами кофты. Все еще всхлипывая, с вызовом смотрю на него.

– Я не маленькая! – упрямо повторяю я.

– Уже больше похоже, – смеется мне в ответ синеглазый.

***

Среди ночи я просыпаюсь и смотрю на Лео. Мне снился первый день в приюте? Интересно. Смотрю на его безмятежное лицо. Он такой спокойный, когда спит. Он редко бывает спокойным, вот и все. Вновь ложусь на ковер и засыпаю. С самого первого дня нашего знакомства он защищал меня, учил всему, что знал сам. Таскался со мной на занятия. Я узнала, что он в приюте оказался еще с младенчества и маму свою не помнит. А я рассказывала ему о своей маме. Все, что только помнила. Он улыбался и говорил, что я обязательно стану такой же красивой, как и она. Немного позже, в приют привезли брата и сестру, Верону и Каина. Один из немногих зарегистрированных случаев рождения близнецов-фаворитов. Их отправил в приют отец, боялся их. Мать умерла при родах, отец же вбил себе в голову, что они монстры. С рождения они кочевали по приютам. Когда им было 4, они попали в наш приют, тут и остались до экзамена. Эта парочка всегда держалась вместе, так же, как и мы с Лео. Хоть мы и не кровные родственники, я чувствовала, что у меня есть старший брат и пока он рядом, мне ничего не грозит.

Утром меня разбудил запах кофе и свежих булочек с карамелью. Завтракая, мы обсуждали, чем будем заниматься в клинике. Он предлагал тренироваться, я предложила спать. Машина подъехала без четверти двенадцать. Я окинула взглядом квартиру, подняла свой рюкзак и вышла вслед за Лео, закрыв дверь. Кристаллический замок тут же заблокировал все окна, и я почувствовала, что квартира в полной безопасности. В машине уже сидели Каин и Верона.

Ехали мы долго. Пришлось выехать далеко за городскую черту. Оно и не удивительно, ведь клиники для зараженных старались строить как можно дальше от людных мест и жилых районов. Пока мы едем, пейзаж за окном меняется. Сначала проехали центр города, промелькнули в окне и жилые районы. Здесь, в округе Ширан, как и во всем Миноре, дома везде одинаковые. Многоэтажные постройки, больше похожи на бетонные коробки, главное – практичность. Чем выше этаж – тем дороже там квартира. Последние пять этажей – это квартиры, которые занимают весь этаж. Там, как правило, живут люди состоятельные. А вот богачи живут в пригороде. Там строят целые районы с кирпичными усадьбами, обнесенные высокими заборами. Говорят, такие дома строили еще до катаклизмов, не высокие, в два этажа, из кирпича, камня, дерева. Когда-то еще в приюте на уроках истории нам показывали фото прошлых времен. Мир был совсем другим, а у каждого дома был свой дизайн. Архитектура была очень разнообразной, индивидуальной, интересной. Сейчас же, район для богачей выглядел так, словно его копировали в ксероксе. Красные кирпичные дома в два-три этажа, с черной треугольной крышей, во дворе зеленый газон, клумба с цветами, летняя беседка. Каждый дом был обнесен каменным забором в полтора метра высотой. Но, я слышала, что в Самаоре не так, в Самаоре все по-другому выглядит. Хотела бы я там побывать, хоть когда-нибудь…

– Ого, неужели все это в честь нашего приезда? – я приподнимаю бровь, глядя в окно. Мы только подъехали к клинике, а от ворот до главного входа уже выстроен коридор из солдат.

– Судя по всему, так и есть, – вздыхает Июнь, – вот только я пока еще не понял, они нас настолько боятся? Или настолько жду нашего приезда?

Как только машина открывается, и мы выходим, на нас тут же направляют оружие. В секунде Майский принимает боевую стойку и поднимает щит вокруг нас, Июнь тут же прячет за своей спиной Сентябрьскую, а я осторожненько выглядываю из-за плеча Леонарда.

– Королева погибели! – слышится шелест голосов, – они прислали саму Королеву Погибели.

Я усмехаюсь и игриво поправляю волосы, так вот они как меня кличут. Королева погибели значит? Миленько. Поднимаю правую руку, делаю вид, что хочу щелкнуть пальцами. Солдаты разом выстреливают в нас. Огненный залп, само собой, был остановлен щитом Лео. Как же они напуганы.

– Да как вы посмели? – злобно шипит Сентябрь и поднимает руки. Тут же, вся рота солдат, как подкошенная, падает на землю и корчится. Они пытаются подняться, но их сухожилия теперь подвластны Вероне, она не даст им встать.

– И Обаятельный Кукловод здесь? Почему? – хрип, стоны, шепот, проклеены. Я выхожу за пределы щита и подхожу, как я решила, к командиру взвода.

Вот так, к слову, лейдармал Вероны всегда меня немного пугал. Если с силой Лео, к примеру, все было ясно – то здесь все было не так просто. Ей всегда нужен был зрительный контакт, без него она была беспомощна. Не видя противника, ее сила не работала. Но стоило ей увидеть, это был страшный фаворит. Она воздействовала на сухожилия человека, на коллагеновые волокна из которых те состоят. Под ее влиянием человек становился послушной марионеткой, тело которого подчинялось уже не ему, а Вероне. В повседневной жизни Верона была достаточно скромной девушкой, веселой и милой. Но стоило вступить в бой, применить свой лейдармал – и она тут же менялась. В глазах ее горел азарт, она упивалась властью над человеком, она обожала те моменты, когда в ее руках была чужая жизнь. Стоит лишь сжать пальцы – и она могла причинять невыносимую боль, поднять руки вверх и человек вскакивает по ее велению. Она была словно настоящий кукловод. Обаятельный, милый кукловод, девушка, в душе которой пляшут бесы.

– Ну и что за спектакль-то, капитан? – присаживаюсь на колени рядом с ним, – вы ведь нас сами позвали, а теперь перестрелять решили? Как-то не разумно.

– Сволочь… играешься? – шипит он мне, а я склоняю голову на бок и смотрю ему в глаза.

– Грубо как, – закусываю нижнюю губу, – вот скажи, капитан, если я сейчас поменяю кровь в венах твоего брата, на серную кислоту, долго он будет умирать? Ему будет больно?

– Тварь… да как ты вообще?.. – он смотрит на меня глазами, полными ярости и ненависти. И будь у него возможность, он бы разорвал меня голыми руками. Но сейчас, он под контролем Вероны.

– Что как? Как узнала, что вот тот милый мальчик с тремя родинками на щеке твой брат? Капитан, я чувствую ДНК на вкус. Я вижу родственный нити между людьми так же, как ты видишь провода между станциями, – тихо отвечаю я.

– Дрянь! Ты ответишь за это!!! – ох, сколько ненависти в этих словах. Я облизываю губы.

– Тише, капитан. Вы во власти фаворита 1323, Обаятельного Кукловода. Что вы сделаете? Мне стоит только щелкнуть пальцами, и ваш братишка растворится как сахар в кипятке.

– Февраль, – окликает меня Май, – заканчивай.

– Конечно, – киваю я и вытягиваю правую руку вперед. Звучит короткий щелчок, за ним следует душераздирающий вопль. Я вздыхаю, – скучно.

Капитан весь покрывшийся испариной ищет взглядом брата, зовет его, голос разбитый, отчаянный. Его брат, в свою очередь, рыдает, как малое дитя. Я подпираю щеку ладонью.

– Вот видите, капитан, вы не способны ни на что, даже брата защитить не смогли, – я зеваю, – теперь, предположим, что сюда пришли не мы, добродушная «Четверка Преисподней», а ваши реальные противники. Что тогда, капитан?

– Довольно.

Резко вскакиваю с места. Отходить назад за щит сейчас будет просто унизительно, поэтому, левой рукой перехватываю правую руку за локоть, готовясь обороняться. Этот голос мне хорошо знаком. Еще с приюта.

– Довольно, 1322. Ты достаточно наигралась, – властный голос, пугающий.

К нам приближается женщина в белом строгом деловом костюме и белом халате. Темные волосы с одной седой прядью свернуты в аккуратный пучок. Во мне все холодеет, когда она подходит ближе. Позади нее семенят двое докторов, судя по всему, они боятся ее еще больше, чем меня и мою команду.

– Ты изменилась, Акира Февральская, – говорит она мне, – раньше ты была куда нежнее и ласковей.

– Время не стоит на месте, госпожа Харингард, – опускаю руки и смотрю на нее как можно наглее.

– Раньше, ты была куда более трусливой и послушной. Что же случилось, дорогая? – ее красные губы изгибаются в ухмылке.

– Меня сломали, госпожа Харингард, – отвечаю я и понимаю, что ответила буквально.

Она проходит мимо меня. Доктора стоят передо мной и боятся сдвинуться с места. Опускаю взгляд вниз. Эта женщина…

Лео опускает барьер и смотрит на нее без страха. Она же смотрит сквозь него, смотрит на Верону.

– 1323, ослабь хватку, они ничего уже не могут сделать. Восемь человек находятся в состоянии истерики! И все благодаря вашей Королеве Погибели, – говорит Харингард, и Сентябрьская безвольно опускает руки.

Я все еще пялюсь в асфальт, руки мои сжаты в кулаки, и я не хочу даже думать о том, что произойдет дальше. Я слышала, что куратором этой клиники назначили кого-то из управления приютами, но не думала, что это Эльза Харингард. Единственная женщина, которая родила фаворита и при этом, выжила. Это было невероятно, об этом писали на каждом массовом сайте, об это шумели новости. Никто не знает, как так получилось, но ученые, да и она сама, предположили, что каким-то образом, ребенок смог исцелить свою мать. Это было чудо. Но, если ребенок сотворил чудо, зачем она так с ним? Я закусываю губу. Харингард пристально смотрит на Лео.

– Ну, здравствуй, Леонард, – спокойно говорит она. Так холодно. Лео тут же приклоняет перед ней голову.

– Здравствуйте, мама.