Текст книги "Слишком близко (СИ)"
Автор книги: Валерия Басманова
Соавторы: Алиса Ганова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
= 32 =
Вера
Тот «сказочный» день изменил мою жизнь.
Согласившись, как мне казалось на авантюру, я выходила утром из дома в костюме Снегурочки и ругала себя, что доверчиво согласилась поехать куда-то с таким жестким человекам, как Максим Келер. А уже вечером мы сидели в блинной, неподалеку от моего дома, ели сладкие блинчики со сгущенкой и бананами и болтали, болтали, болтали обо всем на свете…
Мироздание неожиданно «щелкнуло палацами», перевернув мою жизнь с ног на голову. И за несколько часов мое мнение о Максиме изменилось. Я больше не хотела расставаться с ним.
Умом понимала: надо иметь гордость, мне завтра на работу, пора прощаться, но сердце кричало: «Не отпускай его!»
– Вер, тебе завтра на работу, – спохватился Максим, глянув на часы. – Ты же не успеешь поспать.
– Ничего. Пару часов подремлю, и как-нибудь отработаю смену, – искренне улыбнулась я, радуясь его заботе.
– Если будет невмоготу, я поговорю с… – он запнулся, поздно спохватившись, что сболтнул лишнего.
– Так это ты? Ты? – догадалась. Я же чувствовала, что на работу попала не просто так. Но думала, что тогда мне повезло, пришла в нужное время в нужном месте, а оказывается вот как.
– Прости, – с жаром взмолился Максим. – Я тогда пытался хоть как-то загладить вину и не придумал ничего лучшего.
Я молчала, наблюдая, как он волнуется, сжимает и разжимает пальцы, потирает их.
– Я не мог смотреть, как ты осталась одна, без ничего. Как работаешь за копейки, отказывая себе во всем. А подойти и предложить помощь тоже не мог. Ты бы меня слушать не стала. Испугалась бы! Вера! Верочка! – Максим взял меня за руки, поднял ладони и стал покрывать их поцелуями. – Прости меня!
– Ты давно прощен, – улыбнулась я. – Но впредь, пожалуйста, так не делай.
– Не буду! Я больше не буду дураком, слепым идиотом, думающим, что всегда прав и никогда не ошибаюсь!
Максим так отчаянно, трогательно извинялся, что последние мои сомнения рассеялись, и я готова была дать ему шанс начать все сначала.
– Давай забудем все и начнем день с нового листа, – привстала на цыпочки и у подъезда, глубокой ночью, под звездным небом, поцеловала Максима в щеку.
Всего лишь скромный поцелуй, но как у меня забилось сердце.
Такой видный мужчина привык к другим отношениям. Наверно, ему смешно наблюдать за моей старомодностью. Однако когда я отстранилась, увидела глаза Максима, его улыбку – поняла: он принимает меня такой, какая я есть. Мне даже захотелось пустить все на самотек, пригласить его в гости, но Максим наклонился, тоже поцеловал меня в щеку и спросил:
– Могу я завтра пригласить тебя на свидание?
Боже, он еще спрашивает!
– Да, – выдохнула я.
Он уехал, лишь когда убедился, что я дома, в безопасности. А я, пока его машина выезжала со двора, стояла у окна и провожала взглядом.
«Это все сон, не иначе!»
Я была настолько счастлива, что, несмотря на усталость, не смогла заснуть. А когда, наконец, задремала, сработал будильник.
Да, денек ждет меня веселый. Как бы не заснуть на ходу.
В обеденный перерыв мне удалось немного поспать. Только благодаря этому я доработала до конца смены. Но когда, выходя с работы, натолкнулась на Максима с букетом. От неожиданной радости у меня выросли крылья, открылось второе дыхание. И даже сомнений не возникло, как лучше провести вечер.
Мы опять допоздна разговаривали по душам, гуляли по ярким предновогодним улицам, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным вмести, и как-то так вышло, что наступил Новый Год, который мы встретили вместе.
Затем и Рождество…
***
Эта весна стала для меня особенной.
Еще задолго до того, как на календаре обозначилась граница окончания зимы, а на улице появились первые проталины, я почувствовала перемены душой. Радовалась бодрому пению птиц, с жадностью вдыхала сладкий воздух, какой бывает с появлением солнечных дней; шагала, отчаянно улыбалась миру и думала, как соскучилась за день по Максиму.
Сегодня он задерживается, но когда приедет, я угощу его чем-нибудь вкусненьким.
Конечно, любой ужин можно заказать, но мне нравилось готовить. Особенно воздушные сырники по семейному рецепту Анна Келер, которые так нравились Максиму.
Чтобы не было скучно, включила телевизор, и ведущая новостей затараторила на все кухню:
– … Во Всемирный день здоровья, начиная с 1950 года, стараются привлечь внимание к самому ценному, что имеет человек – здоровью…
Слушая болтовню между делом, я проверила: не забыла ли специи, и не сразу спохватилась: сегодня же день рождения дяди Андрея – старшего маминого брата!
Пусть с мамой и сестрой отношения у меня натянутые, но дядька в целом неплохой человек. Надо позвонить, поздравить, тем более что в прошлом году он болел, маясь межпозвонковой грыжей…
Хорошо знакомый номер всплыл в памяти, и я потянулась к телефону.
Не особенно веря в успех задуманного, набрала цифры, нажала на вызов. В трубке раздались гудки, но дядь Андрей не спешил отвечать, предпочитая избегать разговоров с незнакомыми подозрительными номерами. Как вдруг на том конце раздался громкий, бодрый мужской голос:
– Слушаю!
– Дядь Андрей, это Вера. С днем рождения тебя…
– Верка! Ты что ли?! – раздалось удивленное в ответ. – Вот уж не ожидал! Спасибо-спасибо!
Слово за слово, он рассказал, что сегодня соберутся за столом тетя Юля и сыновьями, сестра с Ленкой…
– Дядь Андрей, – спохватилась я. – А что, мама у вас гостит?
– Ну да, – с досадой отозвался он. – Она же квартиру продает. Подыскивает в нашем городе комнатку…
«Все же мама снова пошла на поводу у Ленки», – подумала с горечью. Чтобы не расстраиваться, хотела уже заканчивать разговор, как дядька обратился ко мне.
– Верка, нехорошо лезть в чужие дела, но какая бы мать ни была, нельзя ради хахаля выгонять ее из квартиры. Подло это.
– Что?! – меня будто под дых ударили.
– Ты уж прости, но я не могу молчать. Ты зад свой пристроила, так дай сестре и матери жить нормально. Осади своего хахеля…
– Вы про что?! – не могла понять я, о чем он говорит.
– Так это же он долг требует с твоей сестры!
Перед глазами потемнело, и мне пришлось сесть, чтобы не упасть.
– Вы уверены? Это же бред!
– А ты разве не живешь с Максим Келером, владельцем заводов-пароходов? – язвительно поинтересовался дядька, злясь на мое упрямство.
– С ним! Но это ошибка! Максим не мог так поступить!
– Не знаю, Вера, может и ошибаюсь. Но мать показывала бумагу с печатью и его подписью, в которой черным по белому он требует возместить ущерб.
– Я разберусь, – с трудом произнесла. – Еще раз с днем рождения… – И отключилась.
= 33 =
Вера
В голове боль и непонимание.
Откуда они узнали, что живу с Максимом? Какой долг, если он сказал, что ничего ему не надо, что он рад, что они «подарили» ему самое ценное – меня?! Ведь Максим говорил…
«Да мало ли что говорил!» – злорадно отозвался разум, и мне стало так плохо, что каждый вздох давался с трудом и болью.
Пока Максима не было, я ходила кругами по квартире, сжимая в руке телефон. Надо позвонить, скорее разобраться, убедиться, что это все ошибка. Ведь он о моей семье даже говорить не хочет, какое уж возмещение убытков? Да и знает, что нет у нас ничего…
Я нервничала и ужасно боялась. И боялась отнюдь не долга, что он хотел взыскать с моей семьи.
В конце концов, денег, которые он подарил мне, с лихвой хватит, чтобы возместить ему все убытки, но сам факт, что он подлое дельце провернул за моей спиной, причинял боль. Я же верила ему, как самой себе, а он…
Факт предательства убивал меня, жег разум каленым железом…
Я выпила успокоительного, но легче не стало.
Как выдержать предательство? При разговоре смогу ли сдержаться и не заплакать, сохранить гордость? Я хотела посмотреть ему в глаза, и боялась этого.
Когда послышался поворот ключа в замке, вздрогнула.
– Веруня! – раздался счастливый, громкий голос Максима. – Я дома!
Медля, не успела выйти к нему, как он перешел на шепот:
– Спишь что ли? А я ору тут! – сразу его движения стали тише. Затем раздался шелест. Опять цветы принес…
Больше отсиживаться в темной спальне я не могла. Встала и вышла навстречу.
– Вер! Ты заболела?! – опешил Максим. Рванул ко мне, попытался коснуться моего лба, но я отстранила.
– Ты решил взыскать с моей сестры ущерб? – произнесла глухим голос. Каждое слово давалось с трудом.
– Что?! – округлились глаза Максима, став как блюдца. – Какие? Зачем? Знать твою сестру не хочу. Умерла панночка – так умерла.
– Я звонила родственникам, они сказали, что маме от твоего юриста пришла бумага, в которой ты… – голос дрогнул.
Хмурый Максим замер и больше не пытался коснуться меня. В его глазах даже появилась ярость. Или обида? Или еще что-то? Я боялась думать, ведь знаю ли я его? Могу ли доверять?
– Значит, ты думаешь, что это я за твоей спиной проворачиваю, да? – выдавил он из себя, едва справляясь с негодованием.
– Не знаю. Поэтому и спрашиваю у тебя.
– Если я скажу «нет», я ни при чем, поверишь?
Я молчала, долго, с мукой подбирая слова. Мне очень хотелось ему верить, больше всего на свете. Очень-очень.
Борясь с мучительным выбором, кивнула.
– Значит, так, да? Ты не уверена во мне? – выдохнул подавленно Максим, и от тоски в его голосе мне стало больно физически.
– Верю…
– Сомневаюсь, – он пнул ногой сумку, что подвернулась по пути, и двинулся на меня. – Собирайся!
– Куда?!
– Узнаешь…
***
Уже скоро мы ехали по темной дороге к хрущевке, которая старше меня.
Миновали скрипучую старую дверь четвертого крайнего подъезда.
Идя за мной, Максим молчал. Он был выдержан, замкнут, закрыт. И его холод, отчужденность я ощущала спиной.
На поздний звонок за дверью проворчали:
– Сейчас полицию вызову!
– Это я, дядь Андрей, Вера, – произнесла я не своим голосом.
Щелкнула входная щеколда, и вот я и Максим стоим перед дядей Андреем, тетей Юлей и мамой, ошарашенными моим внезапным приездом.
– Ты посмотри, еще наглости хватило заявиться, – мама, как всегда, в своем репертуаре. Только сильно похудела, постарела. Даже посерела… Сильно сдала.
– Я, тот самый Максим Викторович Келер, который жаждет взыскать с вас некий долг, – заслонил меня спиной Максим от обвиняющих взглядов родни. Его четкий, уверенный голос чужеродно раздавался среди скромной квартиры родственников. Зато сразу из комнаты выглянули мой двоюродный брат и… Ленка, которая, увидев нас в прихожей, опешила.
– Лена, покажи ему! – обратилась мама к сестре.
– Мама, не вмешивайся. Я сама разберусь! – отозвалась Ленка из тени в коридоре.
– Замечательно. Не будем вмешивать других, – холодно улыбнулся Максим. – Итак, я хочу видеть бумагу.
– Она у вас есть! – истерично заявила сестра.
Я хорошо знала ее. Если повышает голос, краснеет, значит, врет. Отчаянно врет.
– Покажи мне! – потребовала я.
– Ленка, тебе нечего скрывать, покажи, – присоединился дядя Андрей к просьбе.
Сестра еще пыталась увильнуть, но мама двинулась в комнату со словами:
– Нам скрывать нечего!
Ленка рванула за ней…
Послышалась ругань, спор, а затем в коридор вернулась мама с листами, которые и сунула Максиму в руки.
– Смотрите.
Я перестала дышать…
– А ничего, что у меня главный юрист сменился? – поднял глаза Максим на Ленку. Та лишь дернула плечом. – И подпись не его! И не моя…
Ленка на глазах бледнела. Максим же, как гончая, почувствовавшая добычу, давил сильнее, приводя доказательства, что бумага… липовая.
У меня кружилась голова, дрожали ноги. Сердце грохотало в висках. Чтобы не упасть, я прислонилась к стене.
Этого и следовало ожидать: Ленка решила опять схитрить и выцыганить у мамы единственную ценность нашей семьи – квартиру. А я, дура, подумала на Максима! Испортила свое счастье недоверием…
– Вере плохо! – охнула тетя Юля и кинулась за водой. Максим обернулся.
Ленка сделал рывок, чтобы вырвать у него листы, однако он держал их крепко.
– Я давно забыл про те неприятности, что вы доставили мне. Однако по-хорошему вы, Елена Леонидовна, не понимаете. То одну пакость провернете, то другую, марая мое доброе имя, – цедил Максим слова сквозь зубы. – Я этого без ответа не оставлю!
– Вам какое дело! – зло закричала сестра. – Живете в свое удовольствие, с жиру беситесь! Не суйте нос не в свое дело!
– Лена! – растерянно прошептала мама. – Это что же?!
– Как воспитали – то и получили, – изрек сухо Максим. – Как в сказке: одна дочь умница и красавица, другая уродливая, с черным, злым сердцем дрянь…
Тут Ленку прорвало.
Она закричала, обвиняя меня в эгоизме и жадности, в грехах, которых никогда не было. Обвиняла, что я сделала все, чтобы разрушить ее отношения со Стасом. Что я всегда гажу ей из зависти, потому что уродина…
Не в силах больше слушать, я открыла дверь и шагнула в коридор.
– Спасибо, Елена Леонидовна, за чистосердечное признание, – услышала за спиной голос Максима. Дверь хлопнула, и он поспешил догнать меня.
Во дворе ночь, а мы сидели на лавочке и молчали.
– Прости меня, пожалуйста, – все, на что хватило у меня сил. Я очень виновата. Сама бы в такой ситуации не смогла простить, но прошу Максима. А он гордый. Не простит!
– Проехали, – угрюмо отозвался он, закидывая голову к небу. – Но в следующий раз, что бы ни случилось, обещай: прежде чем делать выводы, спросишь у меня, иначе ничего хорошего у нас не выйдет.
– Обещаю… – поклялась я, со слезами на глазах бросилась Максиму на шею и крепко обняла, боясь, что его прощение мне только показалось.
= 34 =
Я плакала, чувствуя себя снова, как прежде, преданной. Мама это делала не раз, не два, но в этот раз наступил предел.
В груди горела обида, давила, слезы застилали глаза, и я не могла успокоиться. Обняла Максима за шею, прижалась к плечу и только его тепло не позволяло мне не перейти на вой.
Он вздыхал, гладил меня, перебирал пряди, позволяя выговориться, и ни разу не попрекнул, хотя еще недавно был сильно расстроен моим недоверием.
Впервые, как на духу, я рассказала, что мучило меня всю жизнь: что я старшая и нелюбимая дочь;, как всегда хотела, чтобы мама мной гордилась; пыталась прыгнуть выше головы, порадовать близких, а в ответ холод и предательства.
Максим молчал, а потом одной фразой перевернула мой мир, мою жизнь с ног на голову.
– Верунь, я буду твоей семьей, – сказал просто, без пафоса, с нежностью заглядывая в глаза. – Все у нас будет хорошо.
Я вытерла глаза, проморгалась и вдруг улыбнулась, поверив ему без сомнений.
– Будет! – кивнула. Максим обнял меня крепча, шепча нежности, а потом повез домой.
Еще утром я думала, что мой дом в одинокой пустующей квартире, однако теперь что-то изменилось в моем отношении к Максу, в нем самом, в нас, и домом стало другое место.
Через несколько дней я смирилась с мыслью, что отныне у меня нет родных. Но видимо, моя грусть читалась в глазах. Максим не выдержал.
– Верунь, – усадив меня на колени, завел речь. – Позволь мне помочь тебе?
– Макс, ты и так помогаешь мне. Знаешь как? – улыбнулась, наклонилась и чмокнула его в нос.
– Ты грустишь, и я грущу тоже, хотя большой мальчик тридцати с лишним годиков.
– Не грусти, мой хороший мальчик, – провела рукой по его короткой шевелюре. Он улыбнулся в ответ, однако определенно что-то задумал. Смотрит серьезно, и я чувствую его решимость. – Я справлюсь. Обещаю.
– Родные, какие бы они ни были – навсегда. Как ни беги от них – найдут и снова причинят боль. А я не из тех, кто позволит мучить мою любимую женщину. Вер, позволь мне разрубить этот гордиев узел?
– Зачем тебе мои проблемы? Это все грязное белье. Не хочу, чтобы оно касалось наших отношений, пачкало их.
– Одна ты будешь долго пытаться разобраться. Ты переживаешь, думаешь о них, из-за этого привязана к проблеме, которая съедает тебя, изводит. Сама знаешь, они будут пытаться подступиться к тебе вновь и вновь.
– И что ты хочешь сделать? – заволновалась я, опасаясь, что Максим будет решать проблему сурово. Уж я помню, каким он может быть, защищая родных.
– Я зол на них, но обещаю: поступлю по совести. Тебе перед собой не будет стыдно и перед женщиной, которая тебя родила. Постараюсь максимально обеспечить ей спокойную старость, дам ей, как говорится, ложку. А уж себе ли она положит ее в рот или кому-то еще – это будет ее выбор. Главное, что одна подлая особа не сможет ни хитростью, ни силой вырвать эту ложку. Женщина, что тебя родила не останется ни с чем, и ты сможешь жить спокойно.
Звучало многообещающе. Я о таком варианте давно мечтала, но не знала, как исполнить. Но возможно ли подобное?
– Как ты это сделаешь? – чтобы я не волновалась, Максим поглаживал меня по спине, и одно его прикосновение приводило меня в равновесие.
– На это уйдет некоторое время. Но обещаю – результат тебе понравится, – он улыбнулся, ласково провел пальцем по моим губам и поцеловал.
– Хорошо, – согласилась, доверяя ему. – Только, пожалуйста, держи меня в курсе.
– Обязательно, – Максим проложил дорожку легких поцелуев к щеке, шее, прижал к груди, и я впервые почувствовала себя как за крепкой стеной.
Господи, как здорово, что у меня есть Максим!
Оплела руками его шею и поблагодарила небо, что он рядом.
***
Первым делом Максим показал, что ждет мою мать, если она пойдет на поводу у дочери. Для этого подал в суд на Ленку, дождался решения и, когда получил, поручил юристам взыскать компенсации за подлости.
Денег у сестры, конечно же, не было, поэтому она надавила на мать, и та продала квартиру, а деньги отдала сестре. Ее любимая Леночка, вместо того, чтобы заплатить, сбежала с новым поклонником, прихватив деньги.
Научило ли это маму чему-нибудь? Нет!
– … Вера, он ей выкрутил руки, уговорил, а она, глупышка, поддалась. Леночка ведь хочет простого женского счастья! Уж ты-то должна ее понять!
Максим не хотел показывать письма, но я упросила. А прочитав, поняла, маму ничто не исправит. Поэтому мы приступили ко второму этапу плана.
Выкупив квартиру через помощников, Максим позволил матери вернуться в нее, оформил право пожизненного проживания, ежемесячные выплаты в дополнение к пенсии… Казалось бы, живи да радуйся, но нет!
Прогуляв деньги, вернулась Ленка. И мама, чтобы помочь любимой доченьке, стала сдавать комнату.
Первый же квартирант, с виду приятный мужчина, оказался буйным алкоголиком. Разнес мебель, поднял руку на маму, пытавшуюся угомонить его…
Максим прислал требование: впредь не пускать квартирантов в квартиру. О ней же заботился, но мама, ругаясь, требовала увеличить ей помощь, раз я катаюсь как сыр в масле.
– Знаешь, Веруня, ее не переделать, – подытожил как-то Максим, когда мы ехали домой, по дороге избавляясь от стопки гневных писем. – Пусть живет как хочет. Главное – твоя совесть чиста, а она, если хочет мучиться ради неблагодарной дочери – пусть делает что хочет. Я не хочу видеть, как тебя несправедливо обвиняют не пойми в чем. Пусть я для нее скотина, черствый мудак, но ты, сделавшая для нее все, что могла, в чем виновата?
Мне нечего было ответить. Да, родителей не выбирают, мама «близорукая», неблагодарная, черствая, но к счастью я уже не ребенок, поэтому пусть живет как хочет.
Избавившись от «постоянной головной боли», моя жизнь наладилась. Я по-прежнему работала, Максим не возражал, и все складывалось настолько хорошо, что мне хотелось, чтобы мир замер, чтобы наше счастье тянулось как можно дольше.
Наши отношения мы скрывали от родителей Максима, однако от Анны Дмитриевны утаить не удалось.
Однажды весенним утром зазвонил телефон, и, взяв трубку, я услышала радостный голос:
– Верочка! Так и знала, умница моя! Ждала, когда сообщите, но вы, молчуны. И я решила: раз гора не идет, позвоню-ка вам сама!
– Анна Дмитриевна! – смутилась я, но с плеч упала гора. Ведь все это время я переживала, что бедная «невеста» придется Келерам не по душе, и они взбунтуются против наших отношений.
Обычно же состоятельные семьи стараются укрепить деловые связи, полезные для бизнеса знакомства, а тут такая искренняя радость.
– И Виктюша рад тоже… – неожиданно сообщила Анна Дмитриевна.
– Рад? – переспросила я, не веря. Виктор Михайловичь, наверно, до сих пор сердится на меня. Он человек жесткий и оплошностей не прощает.
– Вера, мы с Виктюшей на вашей стороне. Живите, радуйтесь каждому дню и… – она рассмеялась звонким озорным колокольчиком, – и не тяните с внуками!
– Мы пока о детях не думаем, – смутилась я.
– Зря. Вы с Максимом знаете друг друга давно, вы гармоничная пара. И уж поверь мне, я повидала достаточно знакомых сына – ни с кем он не был так счастлив, как с тобой. Мужчины не любят разбрасываться красивыми словами, но по их глазам можно прочитать чувства…
Весь оставшийся день я ходила ошарашенная новостью. Надо же! Келеры приняли меня в семью! Тем не менее о детях думать рано. Они не должны быть разменной монетой в играх взрослых, поэтому решила продолжить пить противозачаточные.
***
– Веруня, – мягкие губы Максима коснулись моего плеча. – Спишь, Малыш?
– Сплю, – улыбнулась я сквозь сон. – И снится мне самый красивый, самый потрясающий мужчина в мире!
Еще один поцелуй коснулся кожи, отзываясь в теле мурашками.
Максим привык спать мало, просыпался рано, а потом будил меня – совунью, любившую поспать.
Сегодня же, после долгого перелета, мне особенно хотелось понежиться в постели рядом с любимым, а он… сварил кофе, заказал ароматную сдобу. Как тут спать?
– Я принес тебе кофе, – Максим поставил столик с чашкой и молочником.
– А десерт? – потянулась к нему, чтобы поцеловать, нежностью выразить благодарность за заботу и любовь.
– Будет. Как же без него моя сладкая девочка – сладкоежечка?
Постучала по постели рукой, приглашая присесть рядом.
Максим опустился, приобнял меня.
Вдохнула его запах, я замурлыкала мартовской кошкой. Люблю Максима. Люблю его улыбку, взгляд, запах, всего-всего…
***
Август – мой любимый месяц. Но в этом году я разочарована им. Погода пасмурная. Город кажется серым, низкое небо продолжает извергать день за днем дожди. Когда они уже закончатся?
Общая атмосфера сказывается на моем настроении, и я хочу спать больше обычного.
Конечно, стараюсь держать себя в руках, но настроение последние дни на нуле без видимых причин.
«Надо витамины попить…» – напомнила себе и записала в ежедневник. По дороге на работу забегу в аптеку.
– Верунь, как тебе? – Максим энергичным вихрем ворвался в кабинет и покрутился передо мной в кофте, которую ему подарила я.
– Тебе все к лицу, – подошла к нему и заботливо поправила воротник. Он и так идеален, но мне хотелось коснуться Максима. Однако когда подошла ближе – поразилась: почему качественная шерсть пахнет тухлятиной? Когда покупал – ничего подобного не заметила!
– Макс, ее постирать надо, – поморщилась я.
– Она новая, – Максим понюхал рукав и удивленно посмотрел на меня.
– Пахнет странно.
– Думаешь? – склонил голову и стал походить на моего любимого, родного Макса, а не на делового Максима Викторовича.
– Ну да… – не успела сообразить, чем пахнет конкретно, он обнял меня и притянул к себе.
– Тебе конкретно этот запах не нравится или другие тоже?
– Только этот, – ответила я и… замерла, спохватившись, что вчера избавилась от нескольких флаконов духов, показавшихся мне испортившимися из-за попадания солнца…
– Нет! – завертела головой. – Этого не может быть! Макс, ты же знаешь, что я пью таблетки!
– Знаю, – насупился он, – но вдруг случилось чудо? Я буду раз маленькой копии любимой Верунечки.
– Это исключено!
– А может все же случилось чудо? – нос Максима щекотно коснулся шеи, потом ключицы, и я рассмеялась.
– Не-ет!
Я не верила, что таблетки дали осечку, потому и не торопилась делать тест. Однако Максима идея зацепила, и уже через час он выложил передо мой целую коллекцию тестов.
– Вот, сказали этот, – протянул розовую упаковку, – самый чувствительный. Сделаешь?
– Максим, их надо делать с утра, – однако он так смотрел, что я не стала откладывать дело, томить его и отправилась в ванную.
Сразу появилась единственная полоска.
– Нет! Я же говорила! – прокричала я из-за двери. Но тут на глазах стала проявляться четкая вторая… – А хотя…
– Что?!
– Быть не может! – воскликнула я, сжимая пальцами пластиковую оболочку теста.
Я не верила до последнего, но когда через мгновение появилась вторая четкая полоска, не сдержалась и воскликнула:
– Не может быть!
За дверью раздался смех Макса:
– Да-да-да! – потом топот. Он что, подпрыгивает?
Выйдя из ванной, я натолкнулась на его сияющее лицо. Мне до сих пор иногда не верится, что он способен на такие эмоции.
– Ну что, Вера Леонидовна, будем жениться?
– Может, подождем немного?
– Чего ждать? Счастье стучится в наше гнездышко – давай ловить птичку за хвост, но бережно.
– Но ведь всякое бывает…
– У нас все будет хорошо! Обещаю! – он подхватил меня на руки и закружил по комнате.
Как тут откажешь? В душе хотелось кричать: «Да-да-да!» самому замечательному, самому любимому мужчине на свете, который скоро станет отцом моих детей.
– Но сначала я стану твоим мужем, – шепнул Максим и втянул меня в головокружительный поцелуй.
