Текст книги "Память Крови"

Автор книги: Валерий Горбань

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Первым делом – жгут, под колено. Кровь хлещет, как из спринцовки. Хорошо, рукава закатаны, а то стирать замучишься.

Теперь – промедол. Колпачок шприц-тюбика довернуть, мембрану пробить. В мышцу, прямо через брючину. Черт! Неудачно как! Бедро в судороге, словно каменное. Полтюбика ввел и игла сломалась.

– Промедол мне!

Сбоку рука появляется. Белый тюбик в ней. Второй укол.

Перед глазами второй жгут выныривает. Его – выше колена.

– Так, терпи!

Ногу развернуть, кость в мясо уложить, концы свести. Нет, простой повязкой не закрепишь.

– Шину бы!

Треск рядом. Под руку дощечки от пивного ящика подныривают. Отлично! Теперь, на сквозную рваную рану – с двух сторон – бинты стерильные. На них – «шины», сверху – еще бинты. Есть.

На второй ноге – пятка вдребезги. Сухожилия торчат, кость розовеет. Делаем все по новой. Только без промедола. Наркотик уже действует. Обмяк мужик.

Но силен! Лет сорок – сорок пять, крепкий, как дуб. Другой бы на его месте либо отключился, либо на крик изошел. А этот только зубами скрипит, да тяжко так выговаривает:

– За что они меня искалечили? Я не воюю. Я приехал карбюратор купить, а они – из автомата.

Один из помощников моих рассказывает по ходу:

– По УАЗику с дома стрелять стали. А они не поняли. Выскочили – «Ложись» – кричат. Все попадали, а Умар замешкался. Они ему – по ногам. А он-то ни при чем. С крыши стреляли!

Да, картина знакомая. И винить ребят нельзя. Не один день надо под пулями полазить, чтобы научиться не молотить на каждый выстрел дуриком, а работать по цели конкретной. Но и самые опытные профессионалы порой срываются. Нервы на взводе. Хочешь жить – стреляй первым. Результат потом увидишь. И всякое бывает. Порой в неразберихе и по своим пуляют. Почти каждый через это прошел. Ведь здесь из-за каждого угла бьют. Из «зеленки», из домов, из руин. И из толпы на рынках не одного федерала расстреляли. Здесь ведь тоже кто-то засаде сигнал подал, на УАЗик нацелил… А правители наши, да чистюли – законодатели, войну полномасштабную развернув, даже чрезвычайное положение не ввели. Им начхать. Они деньги делают. А мы здесь нервы рвем, да кровь льем. Свою и чужую. Так что не вини ты, дружище, тех, кто стрелял. Кляни тех, кто эту бойню развязал.

Все, вторую ногу спеленал. Можно дух перевести, глаза поднять. Давно чувствую, что прикрыли меня слева, с той стороны, откуда пули пели. Да все глянуть было некогда.

Щемануло сердце. Теплом умылось.

Братишки мои!

Нет, не услышите вы от своего Змея ядовитого, вечно всем недовольного, слов любви и благодарности. Не принято у омоновцев лирику разводить. Но на всю жизнь запомню я ваши лица обреченно-сосредоточенные. Живым забором в брониках, стволами ощетинившись, уселись на площадке пыльной, загородили командира и чеченца раненого. Что ж вам пережить за эти минуты пришлось?

И Винни снова здесь. УРАЛом своим нам спину от пятиэтажек прикрыв, сидит под колесом, мой броник наготове держит.

Но теперь – точно все.

Подъехали милиционеры местные. Народ вокруг осмелел, поднялся, окружили, лопочут и по-русски и по-своему. Раненого – в «Жигули» милицейские. Молодой чеченец, глаза пряча, руку жмет.

– Спасибо.

– Не стоит. Не забудь врачам сказать, что полтора тюбика промедола вкололи. И время, когда жгут наложили. Это очень важно! Полтора тюбика и жгут!

– Не забуду, я понимаю…

Умар тоже голову поднял.

– Спасибо.

– Не стоит. Удачи тебе. Живи. И прости, если сможешь…

Навстречу, от комендатуры колонна летит, стволами ощетинилась. Из УРАЛов затормозивших наши посыпались, а за ними – братья-сибиряки да уральцы. По спинам хлопают, теребят. Душман, громила бородатый, ворчит:

– Ну ты даешь! Подмогу запросил, а адрес – на деревню дедушке!

Не ворчи, братишка. Вижу я тебя насквозь. Вижу радость твою, что все у друзей обошлось, вижу гордость, что все орлы твои, как один, на выручку братьям помчались.

И снова на сердце тепло.

Слышите, люди: есть еще настоящие мужики в России! Не всех еще за баксы скупили. Не всем еще души загадили.

Слышишь Россия: еще есть кому тебя защищать!

* * *

Вот ухлестался кровищей. Обе руки – по локоть. Коркой багровой кожу стянуло, чешется под ней все. А в умывальниках – Сахара.

Ох, и дам я сейчас дневальному прочухаться!

Вон он стоит, на дыню загляделся, слюнки пускает.

– Командир, когда очередь занимать?

– Когда я руки вымою, а весь ваш наряд вторые сутки отбарабанит. Дыню так сразу усекли, а что умывальники пустые, хрен заметите!

– Да только что выплескали, Змей! Патрули на обед подходили. И в бочке уже нет.

– Ну, нашел оправдание, красавец! Неси ведро от соседей и передай старшине, что будете на пару с ведрами бегать, пока на весь отряд не завезете. Мухой давай!

Помчался дневальный, а навстречу комендант вприпрыжку чешет. К нам никак?

– Змей, у соседей на блоке проблемы. Якобы гражданских расстреляли. Комендант города приказал человек двадцать взять и на месте разобраться, пока туда местная прокуратура и милиция не понаехали.

– А что: соседи сами выехать не могут, целый батальон? Это их блок, пусть сами и разбираются. Да и вся техника у них.

– Приказано милицию направить. Для объективности. И обеспечить охрану места происшествия до прибытия работников прокуратуры.

– Ой, как неохота в это говно лезть… А никого другого послать нельзя? У меня людей на базе раз-два и обчелся.

– Техника и люди есть. Бери БТР. Сосед еще один подгонит. Ты со своими старшим пойдешь. Прокурорские разборки – дело второе. Ребят на блоке сначала спасти надо. Там толпа какая-то непонятно откуда взялась. Давай, лети.

Ну, елы-палы! Все-таки накрылось удовольствие.

– Мамочка! Дыню в офицерский кубрик неси. Только, если кто раньше меня вернется, предупреди: сожрут – самих вместо нее на куски порежу.

Ага, напугал я их. Понятное дело, командиру кусок оставят. А Винни, да остальные, что сегодня вместе кувыркались? Обидно будет мужикам.

У Пионера – взводного тоже сомнение в глазах.

– Змей, давай прикончим ее, пока группа грузится.

И в самом деле: черт его знает, чем этот вызов обернется. Может, вообще больше в жизни полакомиться не придется. А дынька – вот она, янтарем отсвечивает, запахом прохладным слюну нагоняет.

– Налетай братва! – и нож ей в бок.

Верхнюю половину – наверх – уже сидящим на броне.

Нижнюю – только успевай кромсать.

Бойцы резервной группы из дверей выскакивают, каждый свой кусок на ходу, как автомат по тревоге, подхватывает – и на БТР. Сами-то автоматы у них давно в руках. Со своими калашниковыми они и спят в обнимку.

– Классная дынька, Змей!

– Ты скорее чавкай, на дорогу выскочим – будешь пыль глотать!

И в самом деле хороша. Нежная, ароматная. Сладкий сок по рукам течет, кровавую корку розовыми дорожками размывает. О, блин! Бросило на колдобине, мазнул куском по другой руке, забагровел край куска по-арбузному. Но не пропадать же добру, надеюсь, крестник мой СПИДом не болеет.

Привкус солоноватый…

* * *

А ты помнишь, Змей тот случай?

Да, тогда, во дворе. Сколько тебе было, тринадцать или четырнадцать?

Помнишь, как долговязый придурок по кличке Фашист ни с того, ни с сего шибанул камнем пробегавшую кошку и, ухватив ее за задние лапы, треснул головой о дерево. Как омерзительно липкая капля кошачьей крови прыгнула тебе на щеку и растеклась кипящей полоской. И как, содрав всю кожу на щеке в тщетных попытках смыть тошнотворное клеймо, ты несколько дней блевал при одном воспоминании о случившемся…

Ах, война, война!

Интересно: что же там все-таки, на девятке?

Авитаминоз

Вот и закончилась наша первая ночь в Грозном.

Закончилась без суеты, без страха. И если поцокали мои орлы зубами, то не из-за пулявшей всю ночь по блоку «биатлонки», а от неожиданного после вчерашней дневной жары ночного заморозка.

Так что, командир, через левое плечо поплюй, но, похоже, можешь себя поздравить.

Пусть командировка только начинается. Пусть это всего лишь одна из предназначенных твоему отряду сорока пяти ночей. Пусть война в любой момент может подкинуть любой страшный сюрприз.

А все-таки – ты готов. И орлы твои готовы.

А солнышко снова шпарит.

Воспоминания о ночном заморозке вместе с потом из-под «Сферы» солеными ручейками утекли. Даже странно подумать, что дома еще сугробы лежат и метели вовсю буянят. Сейчас бы окрошечки холодненькой… Кстати, вчера, когда шли на базу из ГУОШа, проезжали мимо рынка. Похоже, в Грозном народ действует по правилу: война войной, а торговля по расписанию. На рынке народу полно и издалека видно, что прилавки зеленью забиты. А хочется зеленочки-то, травки-силосу, витаминчиков! Правда, мужики в комендатуре говорили, что цены на рынке еще высоковаты, надо чуть подождать. Да только дорога ложка к обеду. Когда всего полно будет, то и охотка отойдет. А вот сейчас лучком зеленым в солонку ткнуть, да с черным хлебушком его! Или редисочкой свежей, ядреной похрустеть… Все, сил нет, слюна аж фонтаном брызжет. И вообще, аль мы не крутые, аль не заслужили?!

– Котяра!

– Здесь, командир!

– Давай готовь машину и группу прикрытия. Смотаемся на рынок, посмотрим, как тут народ живет. Да надо к обеду зелени набрать. А то мы, как бригада вурдалаков выглядим. Морды бледные, губы синие. В медицинские учебники можно фотографировать, в раздел про авитаминоз. Сколько тебе времени нужно?

– Пять минут.

– Время пошло…

– Пять – не пять, но через десять минут уже и Урал у коменданта выпросили, и сопровождение в полном боевом из-под брезента радостными физиономиями сияет. Ну, понятное дело – весь цвет отряда здесь. Первый выход в город, на оперативный простор. Это тебе не на блоке торчать, марсианские пейзажи на грозненском асфальте рассматривать.

Рынок, как рынок. Все та же туретчина, китайчатина. Польский ширпотреб попадается. Все те же сникерсы-марсы-пепси-колы. Торгашки, в основном чеченки, галдят, как положено. Зазывают, подначивают. По-русски почти все нормально говорят. Только гласные потягивают, нараспев как-то. Шипящие очень любят. И букву «в» смешно выговаривают: губы в трубочку, как англичане свое «дабл ю», из-за которого до сих пор Шерлок Холмс в разных изданиях то с Уотсоном, то с Ватсоном за злодеями бегает.

Мужиков мало. Только мясо продают двое или трое. Да водку – один. Несколько человек у стенок киосков на корточках сидят. Надо повнимательней быть. А то в толпе и стрелять не надо. Сунут заточку под броник – ты еще по инерции идти будешь, а твой «приятель» уже испариться три раза успеет.

– Не разбегаться. Группой идем. Повнимательней.

Вот она, зелень кучерявая. Вот она, родимая. Тут надо Кота вперед запускать. Ох, и мастер торговаться. Рожа уже в улыбке расплылась, глазенки заблестели. В своей стихии человек.

Что-то с первой хозяйкой не сторговались. Ну, понятно, кто же на Кавказе товар с первого захода берет? Тут торговаться не уметь – себя не уважать. Только делать это надо красиво. Не жлобства для, а искусства ради. Красивый торг – это состязание поэтов!

Ну вот! Тетка – покупательница весь кайф обломила! По виду – своя, русачка. Только странная какая-то: бледная, лицо, как испитое. Дерганая, похоже, с легкой шизой. Котяра со второй продавщицей уже целую сагу о молодой редиске сложили, уже партию на два голоса без фортепьяно дружненько так стали выводить… А эта подошла, теребит пучки: то ей не так, это – не эдак. Есть такая категория рыночных посетителей. Им в удовольствие пройти, поприценяться, ничего не купить, зато каждому продавцу его товар охаять. Желчь слить. Обычно торгаши таких мгновенно вычисляют и либо игнорируют, либо сразу отсылают подальше. Но наша чеченка вежливая оказалась. Хоть и видно, что ничего эта тетка покупать не будет, хоть и сбила она нам торг красивый, но не злится продавщица, отвечает ей на все вопросы, разговаривает вежливо. Наверное, боится русской при нас дерзить. То-то! Это вам не девяносто четвертый, когда о русских здесь любая мразь ноги вытирала, как хотела. Теперь у них защитники есть!

– Ну, вы будете брать что-нибудь? – Котяра ухмыляется галантно.

– Нет, дорого. Что это за цена? С ума совсем сошли.

Женщина бережно кладет пучок редиски на место (что ж не швырнула для полноты возмущения?) и, отвернувшись, уходит, наконец. Ну ладно, и нам пора. Котяра затаривается в два пакета, сбив цену чуть не вполовину. Хозяйка торжественно, в знак признания его несомненного таланта, еще три пучка укропа бесплатно вручает. Комплименты, обещания теперь покупать зелень только у этой красавицы (благо ее джигита рядом нет), аплодисменты, занавес…

А на базе уже борщ с тушеночкой доваривают. Сейчас мы туда укропчику, чесноку меленько рубленного, да под лучок… Есть счастье на свете, люди добрые!

Вон как наряд в столовой при виде роскоши такой развеселился. Так: пока они борщ доводят до абсолютного совершенства, а столы – до уровня фламандских натюрмортов, надо быстренько в комендатуру мотнуться. Зам коменданта по милиции обещал подготовить график патрулирования, да, если честно, и желание поделиться первыми впечатлениями аж распирает…

Что-то нет Федорыча. Ни в штабной комнате, ни в спальне. Может на улице? В комендатуре два входа-выхода. Один – со двора, для своих. Второй – снаружи: к шлагбауму и пункту выдачи гуманитарки.

Точно – вот он. Возле шлагбаума с народом стоит. Откуда их столько? Старики, женщины, некоторые с детьми. Есть и чеченцы, но в основном свои – славяне. И тоже лица странные: мимика дерганая и блеск в глазах, как у той женщины на рынке. Федорыч им что-то объясняет. Мягко так, как доктор тяжелобольным:

– Чуть-чуть подождите. Сейчас подойдет помощник по тылу. Обязательно поможем. Хоть немножко, но поможем.

Ко мне направился. Надо расспросить, что тут за народное собрание.

– Здравствуй, дорогой. Как первая ночь? Без проблем? Ну и молодцы. А у нас – вон видишь…Вот беда, беда! Посмотришь на людей, самому три дня кусок в горло не лезет. А как всем помочь? Красный крест только рекламу создает, да политику качает, а реальная помощь – мизерная. Гуманитарку привозят – ее всю сильненькие, да блатные растаскивают. Люди сутками в очередях стоят, дождаться не могут, в обмороки падают. Чеченцам легче. У них родня в селах. Кому совсем невмоготу – уезжают к своим. В городе все равно ни работы, ни условий для нормальной жизни. А эти… пока бои шли, по подвалам сотнями от голода и жажды умирали. Вышли из подвалов, а кто их накормит? Где квартиры уцелели – мародеры прошлись. Рады последние вещи за банку тушенки отдать, а где те вещи? Одна надежда – на нас. А что у нас, склады, что ли? Мы тут уже все, что могли поотдавали: перловку, пшено, макароны разные, а все равно – капля в море…По помойкам бродят, да сейчас и на помойках ничего не найдешь. На рынках побираются. Вокруг еды ходят, смотрят, оторваться и уйти не могут. А купить не на что… Слушай, ты за сутки хоть немного отдохнул? Что-то выглядишь неважно, не приболел?

– Да нет, все нормально. Климат непривычный, жарковато. Ничего, освоимся. Я… я к своим пойду. А насчет патрулирования попозже зайду, ладно?

– Хорошо, давай попозже. Но все-таки, дружище, ты в медпункт зайди. Что-то ты мне не нравишься…

Я сам себе не нравлюсь, Валерий Федорович. Ненавижу! Ненавижу это тупое самовлюбленное животное, стоявшее в двух шагах от смертельно голодной женщины и не догадавшееся протянуть ей хотя бы жалкий пучок редиски.

Сытый голодного не разумеет.

Какие страшные слова.

– Командир, обед готов!

– Что-то неохота, жара что, что ли?

– Команди-и-р!

– Давайте пока без меня. Я попозже. Саня… ты вчера ворчал, что нам крупы всякой напихали на целый полк. Все равно мы ее есть не будем. Собери быстренько, да еще что-нибудь… Там у комендатуры люди голодные стоят…

Мы готовились к этой войне.

Нам рассказывали, как вести себя с местными при проверке документов.

Но среди местных – десятки тысяч русских, украинцев, армян, евреев.

Мы до автоматизма отрабатывали действия при штурмах зданий и при «зачистке» населенных пунктов. И мы твердо усвоили, что в подвал всегда нужно заходить втроем: сначала граната, а затем – ты и напарник.

Но как штурмовать дома и подвалы, в которых укрываются не только боевики, но и чудом уцелевшие под бомбежками и артобстрелами люди?

Мы изучали методы своего выживания в экстремальных ситуациях.

Но представить себе не могли, что будем жевать свои сытные пайки под голодными взглядами истощенных людей.

Нас – сытых, здоровых и сильных учили защищать этих людей с оружием в руках.

И вот мы пришли.

Ну так что, командир? Ты готов к такойвойне?

Чеченский дневник

Магадан-Грозный

28 марта-12 мая 1995 года

28 марта

Вылет назначили на 10 часов. Собирались: к 5 часам – офицеры, к 6-30 – весь личный состав. Погрузку организовали более-менее, а с вооружением затянули настолько, что выехали не в 7-30, а в 8-30. К счастью, наша авиация не самая точная в мире. До 16 часов стояла отличная погода, а нас мариновали в накопителе, хотя рейсы уходили один за одним, и наш самолет был на месте. Около 16 запуржило и тут же объявили посадку. Несмотря на сильный ветер, все-таки взлетели.

Сначала народ находился в сильном возбуждении, кое-кто втихаря и тяпнул водочки. Пиво слегка перебрал пивка, но в целом вели себя довольно прилично. Девчонки-стюардессы сначала напрягались, но потом развеселились и летели мы в полной гармонии с экипажем.

После посадки в Новосибирске все сразу повалились спать и правильно сделали. В Ростове нас встретили организованно, но в Новочеркасске пришлось потаскать все наши ящики на второй этаж казармы, где нас разместили. К концу все падали с ног, и к 0-30 по местному все снова поотключались. За час до нас заехали ижевцы, и спать им, пока мы не угомонились, не пришлось. Но ничего, братишки настроены вполне дружелюбно. Из их подготовки отмечу: им всем обменяли удостоверения на другие фамилии. Заботятся о людях. А у нас зам по кадрам посмотрел на меня, как на идиота, когда я обратился с такой просьбой. Еще у них у каждого – пенопленовые туристические коврики. А мы с этим делом не успели организованно решить.

Ребята пересказывают беседу с водителем нашего автобуса. Сначала долго хвалил новочеркасских девчат, а потом стал удивляться: в первый раз вижу полностью трезвый ОМОН, обычно из самолета аж вываливаются. Не знаю, насколько он приукрасил, но народ подтверждает, что таких кудесников хватает. Но у соседей – ижевцев и алтайцев в этом плане полный порядок.

29 марта

Смеемся над своими проблемами с часовыми поясами. Две трети отряда повскакивали в пять-шесть утра и бродят с вытаращенными глазами. Ижевский командир ворчит: «Ну, чего сами не спите и другим не даете?». А как спать, если дома все нормальные колымчане уже пообедали. Разгар трудового дня.

Дали день отдыха. Разрешил народу группами уйти в город. Сам с Коксом (мой зам по кадрам и воспитательной работе) и другими офицерами тоже пошел прогуляться. Кокс зазвал нас в церковь. И правильно сделал, хоть мы потом над ним всю дорогу и посмеивались.

Впечатление потрясающее. Храм XII века, отреставрирован почти полностью. Сколько поколений наших предков молились в этих стенах? Сколько дум, чаяний, обращений к Господу! Какие лютые беды прокатились за это время по России! Когда вышли из храма, несколько человек спросили: «Ребята, вы ТУДА?» Крестят вслед, благословляют, кланяются. И в сердце что-то происходит. Какое-то тепло и сила. Объяснить невозможно.

В обед приехали представители войсковой части, которым поручено решать вопросы нашего обеспечения. Как я и ожидал, все разговоры и телеграммы главка типа: «Вам там все дадут» – полная ерунда. Сухпай – за свои деньги. Боеприпасы – по голодной норме. Немного помогли с камуфляжем. Барахло, «стекляшка». Посыплется через две недели, но и то – хлеб.

После обеда начались сюрпризы. Гоблин пошел в санчасть, пожаловался на аллергию от парацетамола, который пил от простуды. Весь покрылся красными пятнами. Фельдшер в санчасти ахнула: «Вы нам краснуху привезли! Немедленно в изолятор!» Алексей расстроился, чуть не в слезы. У Гоги – температура, кашель. Ночью на погрузке вспотел и постоял на «теплом» весеннем материковском ветерке. Минимум – хороший бронхит. Швед гриппует – домашняя заготовка. Вот тебе и здоровые омоновцы. Первый урок: акклиматизация не разбирает, куда ты едешь, на войну, или пузо парить на курорте.

Фельдшер успокаивает: «Это мелочи. В Грозном тиф, поговаривают о сибирской язве…» Сама она провела в Грозном полтора месяца с солдатами ДОН (дивизия оперативного назначения), в казармах которой мы сейчас и размещаемся. Смотрю на этих солдатиков и поражаюсь: зелень пузатая. Глаза пустые. Вид у большинства какой-то оглушенный. Старшина рассказывает: попали в февральскую мясорубку. Из 75 привез назад 45, пятеро – «груз 200», остальные по госпиталям. Ну, ни хрена себе – «вооруженный конфликт»!

Вечером ходим, как сонные мухи, вытягиваем хотя бы до 22 часов, чтобы войти в «материковский» режим.

Очередной сюрприз. Наш прикомандированный связист и Танкист так «пообщались» с коллегами из ДОНа, что пришлось устроить им выволочку и отправить спать.

30 марта – 1апреля

Дни забиты до предела, некогда взяться за ручку. Поспать удается 5–6 часов и то с перерывами.

30-го поехали на полигон. Бестолковщина полная. Взяли свое счастье в свои руки: забрали себе нескольких офицеров с полигона, разбились на группы. Гранатометчикам дали выстрелить аж по два раза. Из подствольных гранатометов, которые мы получили накануне вылета – по 3–5 выстрелов. Порадовали наши снайперы. Рядом два ОМОНа еще только пристреливали винтовки, а наши просто проверили, не сбиты ли прицелы и отработали хорошо. Танкист успел натаскать, молодец! Две новых винтовки все же пришлось помучить, одна так и бьет непонятно куда.

Все бросили по гранате РГД-5. Я выводил на броски половину своих бойцов. Очень интересно наблюдать за каждым. Люди проявляются на этой жестянке с тротилом, как снимки на Поляроиде. Один бравирует, другой суетится, некоторых просто колотит. Половина бросает не в цель, а лишь бы выкинуть из окопа. А ведь дома уже бросали один-два раза каждый.

После обеда съездили в казачьи лагеря. Должны были получить форму-омоновку, но получили «от винта».

Ночью наш доброволец Сэм, который так рвался с отрядом, напился с друзьями из соседнего ОМОНа. Успокаивали его по очереди взводный Пионер, я и Кокс. Не стал разбираться сразу, пусть отойдет.

С утра – на погрузку в поезд. Алтайцы – как оловянные солдатики, вот вышколены. Вышли вперед всех и торчали бедолаги, долго-долго. Мы не спешили, но вышли организованно. Приехали к поезду к 11–00, загрузились и ждали до 18–00.

Командир сводного отряда построил всех на травке в каре и провел конкретный инструктаж. Интересный мужик. Небольшого роста, коренастый. Матерый вояка, начинал еще с Осетии. В Грозном почти с первых дней. Нахлебался крови, дерьма, чесотки и вшей по самые гланды. Простой мужик, но очень жесткий. Главный мотив всех его бесед: берегите ребят.

Ехали в поезде спокойно. Профессор и Полковник решили попить пивка. Нарвались на меня. Вместе с протрезвевшим Сэмом получили втык и по строгачу. Собрал личный состав, еще раз объяснил, что за пьянство буду наказывать беспощадно. Пообещал написать приказ о героях дня и копию отправить домой для всеобщего сведения.

В ночь на первое апреля диктор радио пожелала каждому радиослушателю повеселиться и пошутить от души. Мы посмеялись: классная у нас получилась шутка – въезд в район боевых действий.

Я, конечно, не удержался, чтобы не поздравить своих с первым апреля. Фриц и Олень так увлеченно рассматривали из тамбура одну из станций, что не заметили, как я связал шнурки их ботинок. Надо было видеть выражение их лиц, когда они попытались разойтись и стали дергать друг друга за ноги.

Проверил вагоны. Народ успокоился. Лежу на полке. Вспомнил свой прикол и вдруг стало стыдно. Товарищ майор, ну, когда вы из детства-то выйдете?

1 апреля

Если дни и дальше будут так лететь, то затосковать не успеем. Вечером тащу себя за шиворот к тетрадке, но благие намерения испаряются, как только присаживаюсь на кровать.

Ну, по-порядку.

Приехали мы первого апреля к вечеру. Шли большой колонной, около 15-ти машин в сопровождении 3-х БТРов. По дороге обошлось без обстрелов, в Грозном также. Подъехали к штабу, нас направили на территорию какого-то заводика. В мрачном, сыром полуцеху-полуподвале, на полках, напоминающих камеру хранения, жила предыдущая смена. Холод, грязь, теснотища. Командир ОМОНа из Коми предложил собраться (а нас пять ОМОНов) и обсудить, как размещаться. Пока мы собирались, он тихонько дал команду своему офицеру занять побыстрее места получше. Остальные командиры были просто потрясены этим фокусом. Омоновское братство не фикция, здесь многое держится на взаимопомощи. Но он сам себя наказал. Тех, кому не хватило места, отправили назад, в штаб. Там предложили на выбор несколько вариантов, в т. ч. 3-ю комендатуру. Я вспомнил, что в ней служили наши собровцы и говорили, что там нормальные условия, даже импровизированный душ есть. Поэтому сразу запросился туда. Дали добро. Приезжаем в комендатуру, нам говорят: «Уже разместились приморцы». Но Шулубина (зам. начальника УВД области по тылу, сопровождающий о руководства) так просто не собьешь. Прошёл всю школу (а комендатура расположена в школе-трёхэтажке) и нашёл-таки три комнаты, в которых высились горы мусора и натурального говна. Собрал я бойцов и предложил: один вечер в дерьме, зато остальные дни будем жить по-человечески. Ребята с ног валились, шёл уже восьмой час путешествия, в брониках, шлемах, с оружием и рюкзаками. Но оказались просто молодцами. До темноты успели выкинуть основную массу мусора из двух комнат. Солома и Кот взяли на себя самую мерзостную работа – отмывать полы от дерьма и наслоений грязи. К полуночи в двух комнатах мы уже расположились на чистом полу, поставили печки и провели ночь относительно нормально.

По части снабжения.

Не могу без смеха вспоминать, какие письма слало МВД: такие-то вещи должно выдать УВД, такие-то получите на месте.

Все этапы нашей поездки характеризовались одинаковыми обещаниями: «В Ростове (Новочеркасске, Моздоке, Грозном) вам всё дадут.» Завершающий этап этого вранья: «Встанете на довольствие в полку ВВ, там всё дадут».

Из всех этих обещаний выполнено одно, в полку нас кормят. Есть можно, но не всё.

Кровати Шулубин выбил с треском и скандалом на третий день. Матрасов, спальников и одеял нет. Что привезли с собой, то и бросаем под бок: 40 одеял на 55 человек и у каждого бушлат. Несколько человек вняли моим предупреждениям дома и взяли надувные матрасы и спальники. Из медикаментов получили коробку пенициллина, жгут и шины. Промедол мы привезли свой, но не стали об этом говорить, прошли все инстанции и не получили ни одного шприц-тюбика. А не привезли бы свой, и случись ранение?

С боеприпасами более-менее, только нет 7.62 мм патронов под наши АКМСы. Пока запас есть, интенсивные бои не идут, своих хватит.

Первые же впечатления. Пока стояли у штаба, подошли мальчишки: русские и один армянин. Спрашивают: «А вы не уезжаете?». «Нет, – отвечаем, – а что?». «Да чеченцы обещают, что когда вы уедете, нас всех вырежут. Правда, мы и сами теперь можем им задать!».

Ненависть здесь посеяна обильно, даже дети втянуты в бойню. Чеченские мальчишки хвастаются, как стреляли из гранатометов по российским танкам. Русский мальчишка рассказывает, как у него на глазах застрелили из дробовика в голову, в упор, капитана-танкиста, взятого в плен: «Вели, вели по улице, а потом один дед подскакивает и как даст! Мозги вперёд полетели…» «А я видел, как снайпер с соседней крыши стреляет, мама показала: «Смотри, – говорит – гад людей убивает.»

Весь день второго апреля личный состав занимался обустройством, а мы совещались и получали разного рода наставления в ГУОШ (группа управления оперативного штаба МВД РФ в Чечне).

Взбесило выступление тыловика: «А разве у вас этого нет? Не может быть! А разве всем это не выдали в Моздоке? Не может быть!»

3 апреля

Получили команду принять 20-й блокпост. Это от нас метров 600–800 по прямой, 3–4 минуты езды от комендатуры. На перекрёстке трёх улиц стоит пост по досмотру автомашин. На улице расположены бетонные блоки, между которыми надо маневрировать, так, что быстро не разгонишься. А рядом участок одной из улиц огорожен бетонными блоками. Внутри ограды стоят два вагончика, снаружи – несколько спиралей проволоки.

Кругом жилые дома, если возникнет перестрелка – возможны случайные жертвы. Много точек, выгодных для снайперов – 12-9-этажки. В 80-100 метрах – трёхэтажный дом с крупными отдушинами – бойницами. Солдаты, сдававшие пост, говорят, что там живут люди, снайперы появляться не должны. Бог его знает, надо проверить. Передавали нам пост вечером, еле успели разобраться с хозяйством, а отработать прилежащий район придется позже.

Сам остался на блокпосту, хочу всё ночью увидеть своими глазами, прощупать досконально организацию службы. В качестве военного советника Танкист – наш афганец.

4 апреля

Всю ночь вертели и крутили, как лучше расставить посты. Ночью главная задача – оборонить самих себя, не допустить потерь от снайперов и внезапного нападения.

Солдаты говорили, что по нашему посту практически не стреляют. Но местные уже с вечера крутились, разнюхивая, кто приехал. Солдаты с приданного БРТа особо сдержанностью в разговоре не отличаются, а два их командира-проверяющих вообще укатили с поста на «Жигулёнке» c девицами. Боевики, конечно же, с вечера уже знали, что на пост встал новый ОМОН. Ночью решили пощупать новеньких. Работали три снайпера. Один бил из мелкашки совсем близко, щёлкнул собаку рядом с нами, то ли прицеливаясь, то ли провоцируя на встречный огонь. Другой лупил потяжелее, с дальних многоэтажек. Третий – где-то в районе пятиэтажки с башенным краном. В этом кране раньше, используя стальную трубу, как укрытие, работал снайпер. Его вычислили и расстреляли из двух крупнокалиберных пулемётов с БТРов, а затем влепили снизу из подствольного гранатомёта…

Наши ребята молчали, тщательно фиксируя, откуда ведётся огонь. Приятно поразили меня. На крыше, на самом опасном участке, работали наши спецназовцы (до создания ОМОН существовал взвод спецназ в роте патрульно-постовой службы): Пастор, Пушной, Коля-1, Коля-2, Дед, Хома. Никакой паники, даже голос не повышали. Просто спокойно работали. Они должны были провести на крыше всю ночь, но не выдержали холода, подготовиться-то не успели. Половина спустились, попили чайку, оттаяли и вернулись, отнесли горячего чаю своим. Не знаю, как несли службу наши предшественники, но на крыше их позиции были прикрыты весьма условно, а сзади, со стороны пятиэтажек открыты совсем. Один снайпер с ночным прицелом мог перещёлкать их, как цыплят.