Текст книги "Сфинкс (СИ)"

Автор книги: Валерий Моисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– 17 —

Древний Египет, предместье Мемфиса, квартал парасхитов

Некра и его семье было выделено вполне сносное с точки зрения древнего египтянина жилище. Для рядового же парасхита оно вообще было несбыточной мечтой. Жирный греховодник Сабутис расстарался для своей будущей пассии, в которую он сразу же определил Ольгу, едва в первый раз ее увидел.

Это был скорее дом, чем хижина, который представлял из себя коробку, сложенную из грубых саманных кирпичей с неровными прямоугольными дырами вместо окон. На месте двери в косом дверном проеме висела изодранная циновка. Сверху на стенах лежали длинные кривые жерди, образуя основу для кровли из нескольких слоев жухлых и пыльных пальмовых листьев.

Ольга первым делом сделала веник из листьев какого-то кустарника, за которым послала Абу. Вместе с пылью она, к своему ужасу, вымела из-под грязных пыльных циновок, заменявших в жилище кровати, несколько огромных черных скорпионов. Когда эти отвратительные твари начали щелкать в ее сторону своими уродливыми клешнями и размахивать хвостами, с ядовитыми жалами, бедная женщина чуть не грохнулась в обморок. Она была вынуждена признать, что Сенсей своим присутствием подавляет в ней бойцовские качества, и под его влиянием она все больше становится похожа на обыкновенную женщину. Сначала это открытие поразило ее, а потом не на шутку разозлило. Накрывая прытких скорпионов куском циновки, она босой пяткой яростно передавила их одного за другим.

Уже на следующее утро, Сабутис вызвал к себе Некра и сказал ему, что для него есть одно ответственное поручение. По словам старшины, имевшиеся в общине парасхитов запасы натра в котором они вымачивали покойников, готовя из них мумии, подходили к концу. Нужно было срочно ехать в небольшой городок Фаис, который славился своими натровыми озерами. Там подвергая воду из озер естественному выпариванию на жарком солнце, местные жители получали кристаллический натр, которым вели оживленную торговлю.

Так как путь был недолгий, а количество серебра на покупку натра, выданное Некра, было достаточно велико, Сабутис отрядил ему в сопровождение двух мускулистых парасхитов. Эти двое были не сильны в искусстве бальзамирования, зато преуспели в науке рукоприкладства и с успехом выполняли полицейские функции в квартале общины.

Прощаясь с «женой» и домочадцами, перед тем как отправиться в долгий путь, Некра наказывал им:

– Будьте очень осторожны, этот Сабутис редкая сволочь! Старайтесь не злить его и дождитесь моего возвращения. Вся эта поездка и этот натр нужны мне как змее ноги! Пользуясь этим поручением, я хочу осмотреться, послушать, о чем говорят люди и узнать, что творится в стране.

Не успела улечься пыль за повозкой Некра и ослов его провожатых, как от Сабутиса явился посыльный. Он передал «отцу» Некра, то есть, Иннокентию Павловичу благую весть, о том, что старшина гильдии хочет с ним говорить. Мастерски прикидываясь беспомощным слепцом, старик оперся о плечо своего глухонемого сына и послушно последовал за посыльным.

Велев глухонемому обождать во дворе, посыльный ввел старика к Сабутису

– Садись уважаемый! – ласково приветствовал старшина гильдии своего гостя. – Понравилось ли тебе жилище, которое я вам дал?

– Да, да понравилось! – энергично закивал головой Иннокентий Павлович, но во время спохватившись, что у него из-под век вывалятся мясные пленки, изображающие бельма, тут же прекратил это.

Вдобавок ко всему, его сильно нервировало то, что Сабутис говорил невнятно и очень быстро. Более половины произнесенных им слов Иннокентий Павлович вообще не понимал. Поэтому он решил отвечать на вопросы односложно, либо да, либо нет.

– Старик, я хочу поговорить с тобой об одной услуге, которую ты можешь мне оказать, Если ты поможешь мне, я помогу тебе, и ты не будешь знать горя вплоть до дня твоей смерти, – начал издалека Сабутис. – Ты слушаешь меня старик?

– Я слепой, но не глухой, мой господин, я внимательно слушаю тебя, – Иннокентий Павлович разулыбался, радуясь тому, что его словарного запаса хватило, на, то чтобы сконструировать целую фразу.

– Дело касается жены твоего сына, – выждав эффектную паузу, Сабутис продолжил, – Эта достойная и красивая женщина, нравится мне. Скажи, старик, ты сможешь уговорить ее провести со мной ночь?

Иннокентий Павлович всхлипнул и зарыдал в голос. Причем все это выглядело в высшей степени правдоподобно, по той простой причине, что он действительно рыдал от еле сдерживаемого смеха. Вряд ли этот жирный обмылок был готов заплатить за обладание Ольгой своей никчемной жизнью. Стоило Иннокентию Павловичу рассказать своему придурковатому сыну, то есть, Сенсею об этом нескромном предложении, и Сабутису можно было заказывать саркофаг.

– Перестань лить слезы, старик! – брезгливо скривился старшина парасхитов. – Слезы удел женщин и слабых, я же разговариваю с тобой как мужчина с мужчиной. Если я возьму жену твоего сына в наложницы, тебя ждет достойная старость и достаток. Этого тебе никогда не сможет дать твой непутевый сын. Если ты сможешь уговорить его после возвращения из Фаиса – это будет лучший выход для всех нас, поверь мне! Женщина будет жить окруженная моей любовью и роскошью, ты встретишь свою смерть в достатке, а не на улице, подобно шелудивому псу, блуждая по выгребным ямам в поисках заплесневелого куска пищи. Твой сын и внук будут работать на меня в общине и станут со временем достойными членами гильдии парасхитов.

– А что будет, если женщина откажется возлечь на твое ложе? – продолжая всхлипывать и колотить себя по смуглой лысине, поинтересовался Иннокентий Павлович.

– Я не приму отказа, – холодно ответил Сабутис, поднимаясь и давая этим понять, что разговор закончен. – Если же боги лишат женщину разума, то я не дам за ваши жизни и горсти песка из пустыни! Если она не хочет думать о себе, пусть подумает о сыне и муже. Мне достаточно моргнуть глазом и их головы к вечеру доставят ей в корзине, в качестве моего свадебного подарка. Передай ей, что я все равно не отступлюсь и она, так или иначе, будет моей. И еще передай, что я не хочу ничей крови, но если она не оставит мне выбора, то кровь прольется. А теперь иди и передай ей все, то, что я тебе только что сказал. И для своего же блага постарайся быть очень убедительным!

Хитроумный Иннокентий Павлович, горько рыдая, пал ниц перед старшиной:

– Смилуйся, о всемогущий Сабутис! Как, я могу просить жену своего сына, совершить то о чем ты просишь? Я нижайше прошу дать мне время на размышление…

– Замолчи, ничтожество! – вскричал в нетерпении Сабутис. – Запомни хорошенько! Если до заката солнца женщина не придет ко мне, пеняйте на себя!

Иннокентий Павлович, поддерживаемый Сенсеем, удалялся восвояси, громко стуча палкой, в свой овечий загон, оглашая окрестности стенаниями на очень плохом древнеегипетском языке.

– Ты чего так разорался? – непочтительно поинтересовался глухонемой сын у отца. – Может, хватит уже стенаний и воплей?

– Молчи, я в образе! – сердито шикнул на него Иннокентий Павлович.

Когда придя в саманную лачугу почтенный слепец рассказал Ольге и Сенсею для чего его вызывал старшина парасхитов, ситуация повторилась с точностью до наоборот. Только теперь Иннокентий Павлович успокаивал матерящегося, на чем свет стоит Сенсея.

– Мне с самого начала не понравилась его круглая лоснящаяся рожа! – ревел возмущенный Сенсей. – Он что о себе возомнил, что он король в этом своем протухшем обезьяннике? Что ему здесь все можно? Феодал хренов, я ему устрою право первой ночи!

Ольга задумчиво сидела на циновке, обхватив себя руками. Она никак не выказывала своих эмоций, так как пыталась сосредоточиться на внезапно возникшей перед ними проблеме.

Наконец когда вопли Сенсея вконец достали ее, она прикрикнула на него:

– Может, помолчишь немного для разнообразия? Можно подумать, что это тебя собирается трахнуть жирный и противный египтянин!

– Вот, спасибо-то! – Сенсей где стоял там и сел прямо на землю. – Ты что всерьез собираешься пойти и переспать с этой скотиной?

– Меня волнует не моральный сторона проблемы, а физическая целостность некоторых дебилов! – рявкнула на него, словно рассерженная львица, Ольга. – Мне с этим евнухом перепихнуться, что тебе выматериться, без проблем! Вопрос в том, собирается ли он оставлять вас после этого в живых? Лично у меня большие сомнения по этому поводу. Ты сам-то как бы поступил на его месте, если бы возжелал меня?

– Что за идиотское – «если бы возжелал»? – взвился и без того накрученный Сенсей. – Можно подумать, что я тебя не желаю! Хотя, на месте Сабутиса, я бы всех нас, в смысле мужиков, перебил бы. Причем, чем раньше, тем лучше. Зачем оставлять недовольных и обиженных, которые в любой момент могут тебе отомстить? А, что касается твоего номинального супруга Некра, мне кажется, что его и удалили отсюда, единственно для того чтобы без проблем грохнуть по дороге.

– Ох, не нравится мне все это, – проворчал Иннокентий Павлович, ставший к тому времени снова зрячим.

– Можно подумать, что я в восторге! – вспылила Ольга.

– Все, хватит, шабаш! – заорал разъяренный Сенсей, вскакивая на ноги. – Будем прорываться из этого гадючника! Одного не пойму, на хрена, Некра, зная нравы здешних обитателей, нас сюда притащил?

– Сядь и замолчи! – прикрикнула на него Ольга. – Никуда мы прорываться не будем! Сколько человек ты в состоянии завалить? Десять, ну максимум двадцать! А их здесь не одна сотня!

– Пожалуй, Ольга права, – подвел черту Иннокентий Павлович. – Прежде чем, что-то предпринять, нужно хорошенько подумать.

– 18 —

Россия, Ежовск, 1889 год.

По настоянию Карла, компаньоны отправились на Чертов остров так скоро, как только могли себе это позволить, не манкируя основными делами и обязанностями. Карл в анатомичке Ежовского университета, а Веревий в своей торговой конторе, расположенной на Волжской пристани.

Нелепая и трагическая гибель самки скарабея произвела на компаньонов весьма сильное впечатление. Причем не сам факт ее гибели, а та мощь какую продемонстрировали одуревшие от жучьего сока гигантские скарабеи самцы. Если бы им только удалось заставить их повиноваться себе. Найти же область применения их чудовищной силе и уникальной способности исчезать и возникать из ниоткуда, было нетрудно. По словам Карла, такая возможность могла реально появиться у друзей после того, как они научатся управляться с секреторными выделениями самки скарабея, которые были надежно укупорены в свинцовом сосуде.

Переправившись на остров и изъяв из дупла вышеозначенную колбу с заключенной в нем драгоценной жидкостью, друзья отправились к Веревию. Там при помощи чрезвычайно мелкого коловорота в толстой пробке, коей был запечатан сосуд, Веревий просверлил отверстие. Не мешкая ни секунды, Карл, все это время бывший наготове, опустил туда длинную иглу шприца. Набрав на глаз около пяти кубических сантиметров жидкости, он отложил шприц в сторону, и они с Веревием поспешно запаяли просверленное отверстие со всем тщанием, на какое только были способны.

Ранее, по заказу Карла, ювелир Гольбейн изготовил два крошечных золотых сосудца, формой своей напоминавшие плоские фляги, имеющие с одного конца узкую горловину, закрывающуюся винтовой пробкой из того же благородного металла. Флаконы были неотличимы друг от друга, словно братья близнецы. В них-то и была перелита добытая из свинцового сосуда жидкость, при помощи шприца.

После этого наступил решающий момент. Карл раздевшись, снял с себя нижнее белью и, взяв остро отточенный скальпель, произвел глубокий надрез у себя на наружной части правого бедра. Не обращая внимания на хлынувшую из разреза кровь он взял один из золотых флаконов и скрипя зубами от сильной боли разъял края раны и поместил его туда. Затем при помощи изогнутой хирургической иглы он принялся сшивать края раны шелковой нитью. Когда эта жестокая операция была закончена, Карл тщательно забинтовал место разреза.

После этого Карл подступил к своему другу Веревию. Тот к этому времени был уже довольно сильно пьян, по совету Карла, загодя напившись водки. Тем не менее, операция сопровождалась скрежетом зубовным, дико вытаращенными глазами и грязными выкриками оперируемого, по адресу Карла и всей бездушной немецкой нации в целом.

После того как флакон был внедрен ему в правое бедро, разрез зашит и тщательно забинтован, Веревий находясь в крайне возбужденном состоянии духа начал приставать к другу с расспросами.

– То, что ты, Карлуша, себе правую ляжку располосовал это понятно. В самом деле, не тянуться же тебе правой рукой с ножиком к противоположной ноге. Но скажи мне на милость, зачем ты и мне за компанию правую ногу искалечил, а не левую?

– А потому, друг мой, что правой рукой до правой ноги, как ты только что сам сказал, дотянуться намного проще, – усмехнулся Карл, выливая себе в глотку пол стакана водки. – Насколько мне известно, ты у нас не левша.

– Хорошо, пока ты совсем не напился, я хочу тебе кое-что напомнить, – Веревий хитро прищурившись, погрозил другу пальцем. – Ты велел мне не докучать расспросами до тех пор, пока не поместишь в себя и в меня эти золотые флаконы с этой вонючей пакостью. Почему так, а не иначе?

– Если бы ты знал, для чего я это сделал, ты бы ни за что не позволил мне прооперировать себя! – расхохотался Карл, на которого хмель мало-помалу начинал оказывать расслабляющее действие. – Если ты или, скажем, я попадем в смертельно опасную или безвыходную ситуацию, что как ты сам прекрасно знаешь, при нашем с тобой беспокойном образе жизни весьма вероятно, эти флаконы, зашитые нам под кожу, выручат нас.

– Это, каким же, хотел бы я знать, макаром произойдет? По щучьему велению что ли?

– Не по щучьему, а по жучьему велению, по моему хотению! – поправил Веревия Карл. – А если точнее, то по скарабееву велению!

После этого он достаточно подробно пересказал другу, который несмотря на опьянение слушал его крайне внимательно, и не перебивая, то, что сам узнал в Египте от старого араба Абдаллы продавшего ему яйцо скарабея. В том случае если жучий сок попадет на открытый воздух, через некоторое время непременно появится чудовищный скарабей, который пожрав эти волшебные капли, вскоре уберется восвояси. Здесь нужно было не зевать, а сразу же следовать за скарабеем в прорытый им туннель. Продвигаясь по нему, вслед за скарабеем можно будет выбраться на свободу.

С того дня прошло около двух месяцев или даже более того. Раны на ногах, в которые были спрятаны золотые флаконы, давно уже затянулись, полностью зажили и более уже не доставляли своим обладателям никаких неприятностей. Все шло своим чередом, как вдруг однажды случилось, то чего никто из друзей не мог даже и предположить.

Недаром говорит мудрая поговорка «Где тонко, там и рвется». Порвался, вернее, будет сказать, раскололся ювелир Гольбейн. Каким-то образом полиция задержала его курьера с очищенным золотом из Проклятой шахты. Когда сыщики стали разматывать клубок преступных связей одна ниточка привела их в Ежовск к господину Гольбейну. Запугав ювелира тем, что остаток дней своих он проведет на Сибирской каторге, если и далее будет продолжать покрывать разбойников, поставлявших ему золото, из него вытащили сведения о Карле Крейцере и Веревии Холодном.

У ювелира хватило ума ничего не говорить сыщикам о том, что он в курсе ночной охоты этих господ за людьми. Бродяги в Ежовске к тому времени совсем закончились и Карл с Веревием перешли уже на вполне добропорядочных и благопристойных граждан города. Местная полиция с ног сбилась, пытаясь понять, куда регулярно пропадают горожане. И вот в этот-то момент к ним на помощь и пришла столичная полиция выясняющая происхождение незаконного золота.

За Веревием и Карлом была установлена круглосуточная слежка. Общими усилиями столичной и местной полиции было установлено, что оба подозреваемых много времени проводят в обществе друг друга. В этом не было ничего предосудительного, но только на первый взгляд. Когда, же сыщики копнули поглубже, то даже у старых всякое повидавших матерых полицейских волосы встали дыбом… После этого было решено взять негодяев с поличным, во время свершения ими очередного преступления. А именно в момент похищения с улицы города человека.

Во время одной ночной вылазки за провиантом для обитателей Проклятой штольни, Веревий внезапно почуял, что за ними кто-то следит. Будучи по роду профессии, а также от рождения отнюдь не робкого десятка, он бросился прямиком на филера и схватил его. Поняв, что кто-то весьма заинтересовался их противозаконной деятельностью, охоту на людей этой ночью было решено срочно свернуть. Прихватив с собой незадачливого шпика, злоумышленники вернулись в дом Веревия. Здесь в подвале применив к пленнику жесточайшие пытки, они с ужасом узнали, что полиция, оказывается, уже все знает об их чудовищных злодеяниях. Более того, их арест это всего лишь вопрос времени.

Веревий в сердцах заколол филера, словно кнура. После этого прихватив как можно больше имеющейся у них наличности, а также свинцовый сосуд с жучьим соком, друзья под покровом ночи выбрались за пределы города, благополучно миновав все заставы и казачьи разъезды.

Беглецы не учли того, что по их следу будут пущены специально обученные для поимки беглых каторжников собаки, привезенные из столицы.

Очень скоро погоня стала наступать им в прямом смысле, на пятки. Продираясь лесом, пытаясь запутать следы, беглецы вышли к Ежовке недалеко от Чертового острова. Посовещавшись, они решили, что лучшего места для того, чтобы переждать погоню придумать невозможно. Переправившись на остров при помощи, спрятанной в камышах плоскодонки, которой они пользовались приезжая к скарабею, беглецы залегли в зарослях ивняка.

Вскоре послышалась собачья брехня, и преследователи вышли на берег напротив Чертова острова. Здесь следы терялись, и собаки, сколько ни старались их проводники, так и не смогли вновь взять следа. Было решено дождаться утра, так как темень стояла хоть глаза выколи.

Всю ночь Карл с Веревием, проклиная комаров и настырных полицейских, пролежали на сыром песке в густых зарослях ивняка. Спозаранку собачий лай возвестил их о том, что преследователи проснулись. Им было несказанно легче, чем беглецам пережить ночные атаки зловредных кровососущих насекомых, коих в пойме реки Ежовки в это время года было великое множество. Всю ночь вахтенные жгли костры и, накидав в них травы, делали из них огромные дымари, которые отпугивали кровопийц от их спящих товарищей. Собаки с проводниками опять разбрелись по берегу реки, внимательно всматриваясь в противоположный берег, принадлежащий Чертову острову.

Внезапно один из проводников что-то заметив, подозвал остальных. Вскоре к ним подошел офицер, который приложив руку, для того чтобы защитить глаза от восходящего солнца, вытаращился прямо на то место где прятались беглецы. Веревий и Карл нервно переглянулись. Каким образом полицейские догадались, что они залегли именно здесь? Внезапно их обоих одновременно осенила одна и та же догадка. Задрав головы вверх, они взвыли от бессильной злобы. Прямо над ними стояло плотное облако комарья, которое было превосходно видно с противоположного берега реки их преследователям.

Словно для того чтобы проверить свои догадки полицейский офицер поднял пистолет и выстрелил прямо по Карлу с Веревием. Пуля срезала ивовую ветку, над головой у Веревия. А в это время уже другой полицейский поднимал свой пистолет. У друзей не было уверенности в том, что и он промахнется. Поэтому, не считая более нужным, скрывать свое присутствие, они вскочили и побежали вглубь острова. Вслед им несся издевательский хохот и улюлюканье преследователей.

– 19 —

Древний Египет, предместье Мемфиса, квартал парасхитов

Если бы Сенсей, Ольга и Иннокентий Павлович не были так заняты своим ожесточенным спором, то они бы заметили, что их подслушивают. После разговора со слепым старцем, Сабутис отправил вслед за ним одного из своих верных соглядатаев по имени Кехр. Поэтому словесная перепалка между женщиной и ее родственниками происходила под его недремлющим оком.

Кехр с удивлением обнаружил, что придурковатый глухонемой, оказывается, прекрасно разговаривает и, судя по всему, со слухом у него тоже полный порядок. Оживленное обсуждение предложения его хозяина Сабутиса велось на каком-то тарабарском наречии, которое он, как ни старался, так и не смог понять. Но, по большому счету, это ему было и не очень нужно. По интонации произносимых слов и фраз, по мимике говорящих, Кехр понял вполне достаточно для того, чтобы придти к определенным умозаключениям.

В частности он понял, что сначала предложение было с негодованием отвергнуто, но затем, по мере осознания безвыходности их положения, женщина начала склоняться к тому, чтобы принять его.

Немалое беспокойство Кехра вызывал второй сын старика, который непонятно почему притворялся глухим и немым. Он был настроен очень решительно и уговаривал женщину ни в коем случае не поддаваться на уговоры. Пару раз он вскакивал с места и ожесточенно жестикулируя, размахивал своими огромными кулаками покрытыми непонятными шрамами. По его развитой мускулатуре, можно было подумать, что этот человек долго проработал в каменоломне, только камни он дробил не молотом, а кулаками. Также Кехру очень не понравилось выражение его глаз, от этого взгляда становилось холодно, словно в пустыне ночью. Было в них, что-то от змеи, которая собирается сделать стремительный выпад вперед и цапнуть тебя ядовитыми зубами, от которых нет спасения. С этим странным дурачком, который на поверку таковым вовсе не являлся, нужно было быть очень осторожным.

Мальчишка, который был сыном женщины, не принимал участие в споре. В душу Кехра закралось подозрение, что тот вообще не понимает, о чем спорят старшие. Быть может, он вообще не знал их языка?

Женщина была хороша, что и говорить! Кехр тихонько поцокал языком и восхищенно покачал головой. Везет же этому жирному борову Сабутису! Ее необычно короткие для египетских женщин черные как смоль волосы, выдававшие в ней чужестранку, ничуть не портили ее, а наоборот выгодно подчеркивали ее точеную шею. Высокие породистые скулы и чуть раскосые глаза, редкого в Египте зеленого цвета, говорили о том, что в ее жилах течет не простая кровь. В пользу этого говорил также тонкий нос с горбинкой и чувственный разрез губ.

Взгляд Кехра скользнул по роскошным плечам красавицы вниз и задержался на двух тяжких округлостях, увенчанных темными кругами, посреди которых вздыбились чувственные соски. Груди женщины, согласно египетской моде, не были прикрыты. Утерев вдруг откуда-то набежавшие сопли тыльной стороной ладони, соглядатай, тяжело вздохнул. Ему никогда не удастся испытать неземное наслаждение, сокрытое между высокими полными бедрами этой женщины!

Чтобы отвлечься Кехр переключил внимание на старика. И здесь его тоже ждала неожиданность. Выяснилось что старый негодяй вовсе никакой не слепец! Когда старому шуту надоело корчить из себя беспомощного слепого, тот вытащил из под век что-то, и глаза его вмиг стали синими, как лазурит. А белки глаз налились страшным кроваво-красным цветом. Нет, здесь определенно не обошлось без колдовства, и этот жуткий красноглазый демон был у них за главного!

Кехр отделился от стены в тени, которой он прятался и стремглав бросился по улице, вздымая клубы пыли. Нужно было срочно предупредить хозяина обо всем, что ему удалось узнать.

Сабутис воспринял собранную шпионом информацию с нескрываемым интересом.

Когда же Кехр принялся взахлеб рассказывать ему о том, что эти четверо связаны с демонами и нечистым колдовством, он довольно холодно прервал поток его красноречия:

– Замолчи, глупец, и слушай! Я парасхит в пятом поколении. Мой отец и дед, и прадед, и дед моего прадеда были парасхитами. Изо дня в день, я, как и они, много лет занимался страшными и отвратительными делами. Кромсал плоть мертвецов, вынимал внутренности, складывал их в канопы и заливал бальзамическими смолами. Выпотрошенные трупы я вымачивал в натре, потом сушил раскаленным ветром пустыни, бинтовал льняными полосами и опять заливал бальзамами. К пятнадцати годам я уже сбился со счета, скольких покойников приготовил к путешествию в царство мертвых.

Переведя дух, Сабутис налил себе в алебастровую чашу прохладного пивного напитка из стоящего перед ним, глиняного кувшина. Все это время, Кехр с подчеркнутым смирением впитывал мудрость, которой с ним щедро делился старшина гильдии парасхитов. Старшина на радостях, что жена отправленного им в Фаис нового работника, сегодня вечером станет его, крепко перебрал пива. И теперь его потянуло на нравоучительные разговоры.

Промочив горло, Сабутис продолжил:

– Так вот, ни мои предки, ни я, ни разу не сталкивались с чем-то, что действительно можно было бы назвать проявлением демонических или божественных сил! Я не могу сказать, что всего этого нет, и это вообще не существуют. И совсем не по той причине, о которой ты только что подумал, глупый Кехр! Я просто не хочу ссориться со жрецами, которые в храмах, денно и нощно призывают нас поклоняться этим силам. Они делают свое дело, а мы свое. И не годится мешать друг другу, распуская всякие глупые сплетни. Так вот, что касается демонических и противостоящих им божественных сил. Я во всеуслышание говорю – да, они существуют! Но тут, же добавляю, что существуют они лишь в головах у людей. Если человек не впускает себе в голову демона, то этот демон вне этого человека не существует! Ибо он не проявлен вовне, а болтается там, где до него нет никому дела. Теперь, понял?

Кехр, не веря своему счастью, придал лицу бессмысленное выражение и тупо уставился на хозяина. По его глупому виду можно было заключить, что он не был готов, к столь неожиданному вопросу.

На самом деле, Сабутис нисколько не нарушил ход мыслей Кехра, которые были очень конкретными и могли иметь для наболтавшего лишнего, пьяного старшины, далеко идущие последствия. Из всего сказанного смышленый Кехр вычленил и четко уяснил одно – это то, что Сабутис говорит богохульные и кощунственные вещи. И самое главное, он осмеливается противоречить жрецам, понося их мудрость, и заявляет, что ни богов, ни демонов не существует. Если правильно распорядиться этой информацией и грамотно преподнести ее жрецам храма Амона в Мемфисе, этого должно вполне хватить для того чтобы засадить Сабутиса в темницу, а самому занять его место. И что самое главное, заполучить ту зеленоокую красавицу, которая уже свела бедного Кехра с ума!

– А знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? – пьяно расхохотался Сабутис, колыхая огромным животом, в котором булькало уж изрядное количество пива. – Мы сейчас отправим нашим постояльцам гостинец!

Кехр непонимающе уставился на него, не успевая следовать за ходом многоизменчивых пьяных мыслей хозяина.

– Сейчас ты отнесешь им от моего имени щедрый подарок, – самодовольно икнул Сабутис. – Корзину с едой и большой кувшин пива, в котором мы разведем изрядное количество сонного зелья. Если они, как ты говоришь, демоны или иные божественные существа, они не станут пить пиво. В этом случае я, оставлю их в покое. Но если они все, же выпьют, это будет означать, что они простые глупые люди и бояться их нечего. После этого мы спокойно и без хлопот зарежем спящего старика, его дурака сына, да и внука впридачу.

– А женщина? – встревожено спросил Кехр.

– А что женщина? – довольно расхохотался Сабутис. – Женщина достанется мне, как я и запланировал! Иди и приготовь пиво с сонным зельем и заодно захвати еще один кувшин для меня! Да смотри не перепутай их, дурак!

Кехр если бы даже очень захотел то не смог бы ничего перепутать, потому что сразу же приготовил два кувшина с сонным зельем. Один предназначался для постояльцев, а второй для его пьяного хозяина, на которого он прямо сегодня же вознамерился донести жрецам. Поставив перед ним пиво, Кехр счел за лучшее, как можно скорее, оставить хозяина одного. Он на своей собственной шкуре знал, что Сабутис в изрядном подпитии становится до крайности вздорным и драчливым.

По дороге Кехр, размышлял о том, что же ему делать, если вдруг женщина, а также старик, его сын и внук вообще не станут пить пиво? Будет ли это означать, что с ними нельзя связываться? Мучимый этим вопросом Кехр вскоре достиг лачуги, в которой знаки внимания со стороны старшины парасхитов встретили без особого энтузиазма, если не сказать с подозрением. Передав старику наилучшие пожелания от Сабутиса, он отдал кувшин женщине. Когда она повернулась и понесла грубую глиняную посудину чтобы поставить его на циновку, ее крутые тяжелые полусферы, рвавшиеся наружу из тесной ткани, мерно колыхались в такт шагам.

Не в силах отвести глаз от этого колдовского зрелища, Кехр проглотил слюну, неожиданно заполнившую его рот и, повернувшись на пятках, поспешно покинул лачугу. Дальнейшее его пребывание там, было бы верхом неприличия, так как набедренная повязка внезапно стала слишком тесной для его плоти.

Выждав время достаточное для того, чтобы четыре человека успели выпить содержимое глиняного кувшина, Кехр вернулся к лачуге. Крадучись подойдя к окну, он с удивлением обнаружил, что посерди комнаты, на боку валяется пустой кувшин. Все четверо лежали на своих циновках, и, судя по оглушительному храпу старика, спали мертвым сном.

Подивившись тому, как быстро на них подействовало сонное зелье Кехр, поспешно отошел от окна и припустил в сторону дома Сабутиса.