Текст книги "Сфинкс (СИ)"

Автор книги: Валерий Моисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– 18 —

Россия, окрестности Ежовска, Чертов остров, 1889 г., где-то вне времени и пространства.

Веревий ждал вот уже битый час, а скарабея все не было. Чертов жук куда-то запропастился! За это время Веревий успел так замерзнуть, что у него зуб на зуб не попадал от холода. Вдобавок ко всему сильно болел порез на ноге. Хорошо хоть, кровотечение прекратилось почти полностью.

Но если этот черный таракан не появится в ближайшее время, то Веревий может околеть очень даже запросто. Лесные зверушки растащат его косточки, и никто никогда не узнает где могилка его. Осознание того, что это может произойти с ним на самом деле, странным образом неприятно поразило его. Более того, не на шутку напугало. Стоило весь этот огород городить для того, чтобы так бездарно и запросто загнуться на этом богом забытом острове.

Если уж брать по большому счету, то Константин Петрович, голову свою положил для того, чтобы он, Веревий остался жив. А ведь большой столичный человек, при деньгах и со связями. И что он, и кто он, и где он сейчас? Точно также как и Григорий с Тихоном, тоже. Все трое сгинули, а он до сих пор все еще жив! И не может же он после всего этого так по-глупому окочуриться!

Но, в конце концов, скарабей все-таки явился. Его появление было весьма эффектным. Гигантское насекомое фактически вылезло из дуба и шумно плюхнулось на поляну. Но так как Веревий сидел сбоку, он видел, что жук вылез прямо из воздуха, всего в нескольких сантиметрах от ствола дерева. То место, откуда он вывалился, явственно напомнило Веревию огромный речной водоворот, один из тех, в которых исчезли три его недавних компаньона. Только здесь завихрение и бурление было не в воде, а в воздухе.

Скарабей сразу же, как только очутился на земле, тотчас набросился на то место, в которое Веревий вылил содержимое своего золотого флакона. За считанные секунды он выел большущую яму в земле и теперь утирал свои страшные кривые жвала, шипастыми лапами. Веревий застыл, ни жив, ни мертв. Он даже перестал дышать, когда ему показалось, что жук пристально смотрит на него. Повозив по сторонам колючей щеткой усов, скарабей видимо пришел к неутешительному выводу, что больше жучьего сока здесь нет. Так как делать на Чертовом острове ему было больше нечего, он прямо с того места где был, начал вгрызаться в воздух.

Веревий даже привстал с земли, совсем позабыв об осторожности. Зрелище того, как огромный черный жук постепенно исчезает в никуда и превращается при этом в невидимку, целиком захватило его. Причем настолько, что он чуть было, не прозевал тот момент, когда уже было пора следовать за скарабеем. Однако, Веревий успел всего за несколько мгновений до того, как прозрачная натечная масса воздуха стала густеть с краев невидимого тоннеля и смыкаться к центру. Своим видом сгущенный воздух напомнил ему прозрачный кисель, который не успели окрасить вареньем. Постепенно по мере того, как он уплотнялся, его масса становился все более плотной и непрозрачной.

Веревий опомнился лишь тогда когда этот кисель, приблизившись к нему на опасно близкое расстояние вдруг чуть было не схватил его за ногу. Отскочив от него назад, он стремглав пополз на четвереньках в сторону чернеющей впереди огромной туши скарабея. Насекомое, набрав приличную скорость, целеустремленно двигалось по одному ему известному курсу. Веревий едва поспевал за ним. В результате этой гонки, через непродолжительное время он совершенно согрелся, и озноб перестал сотрясать его тело. Если часом раньше на Чертовом острове он чуть было не замерз насмерть, то здесь в тоннеле через некоторое время с него уже сошло семь потов.

Веревий разинув рот, глядел на окружавшее его со всех сторон сказочное великолепие. Бирюзовый коридор, освещаемый время от времени фиолетовыми сполохами завораживал своей неземной красотой. Веревий видел как-то раз в лавке у ювелира Гольбейна огромную брошь, сделанную из александрита. Великолепно ограненный камень, в ней, имея своим основным цветом сине-зеленый, переливался местами малиновыми, а местами фиолетовыми сполохами. Теперь у Веревия было ощущение, что он ползет вслед за жуком сквозь огромный кристалл этого диковинного драгоценного камня.

Но вскоре ему наскучило восхищаться окружающими красотами, и он стал размышлять о превратностях своей купеческой жизни. Будучи прожженным прагматиком, что было вовсе неудивительно при его профессии, Веревий не мог долго концентрироваться на абстрактных идеях. Он предпочитал конкретику, то, что можно было потрогать руками, попробовать на вкус, поглядеть на цвет. Тем он и был силен. Но после знакомства с Карлом, он к своему большому удивлению узнал, что не все в этом мире можно измерить сантиметрами и взвесить килограммами.

Они вели с Крейцером долгие разговоры по душам и полученные от него сведения Веревий жадно, словно губка впитывал. Тем не менее, он так никогда до конца и не понимал этого восторженного немца, готового загореться какой-нибудь очередной гениальной идеей и для ее осуществления бросив все отправиться в путешествие чуть ли не на край земли. Потом когда они сошлись достаточно близко и подружились, ему приходилось не раз, и не два, осаживать Карла, когда того заносило в очередной раз. Если бы не Веревий со своим прагматическим взглядом на жизнь они оказались бы в остроге как минимум на полгода раньше. Где сейчас Карл, как он? Выведет ли его жук туда же куда исхитрился сбежать смышленый немец?

От Карла Вервий почерпнул еще одно весьма пришедшееся ему по душе качество. Если и до знакомства с ним Веревий бывал достаточно крут в отношении с подневольными ему людьми, то после общения с немцем он стал патологически жесток. Более того, он начал испытывать некое болезненное удовольствие, заставляя людей страдать. Если ему не удавалось довести до слез своих домашних или он не устраивал мордобой паре тройке своих рабочих, то считал что день прошел впустую.

Огромная заслуга Карла была в том, что он объяснил ему, что вовсе незачем жалеть слабых и ущербных людишек. Они были созданы такими единственно для того, чтобы такие сильные люди, как Карл и Веревий могли пользоваться ими. Волку же не приходит в голову жалеть овцу, которую он задрал, чтобы прокормить себя. Или, скажем, лисица, забравшаяся в курятник, менее всего будет озабочена самочувствием и психическим состоянием кур. Так и люди, одни изначально созданы охотниками, а другие добычей. Поэтому, по словам Карла, выходило, что растрачивать свою энергию на сантименты и прочую слабохарактерную чушь, дело глупое, если не сказать вредное. Особенно, если перед тобой стоит грандиозная цель.

А такая цель у них с Карлом была. И заключалась она в том, чтобы выкачав из Проклятой штольни все золото, что там было, сколотить умопомрачительный капитал. То, что для этого придется извести, чуть ли не половину населения Ежовска и прилегающих к нему сел и деревень, мало волновало их. Они были готовы, если будет надо, перенести свое внимание на соседние с Ежовском города. Страдания, каких-то мелких, незначительных людишек с их житейскими неурядицами, постоянно одолеваемых химерическими заботами о создании семьи, продолжении рода, воспитании детей были ниже их понимания. Они были выше этого.

Также Карла и Веревия совершенно не волновали испытываемые их несчастными жертвами нравственные и физические страдания, когда их, вырванных из привычной среды обитания, опускали в непроглядную тьму страшной Проклятой штольни. Что там происходило с бедными людьми, можно было только догадываться, но конец у всех был один. Все они независимо от их социального и материального положения заканчивали одинаково, будучи разодранными на куски, наскоро проглоченные, в желудках у злобных подземных тварей.

Этот ужасный симбиоз с одной стороны Карла и Веревия, с другой стороны их страшного воспитанника Сынка, с его подземными сородичами устраивал обе стороны. Ибо он утолял их голод. Троглодиты, обитавшие в проклятой штольне, утоляли свою тягу к человеческой плоти, а те, кто причисляли себя к людям, утоляли свой всепожирающий голод к золоту. И такая людоедская, по сути своей, коммерция, вполне устраивала обе стороны.

Ныне же, загнанный обстоятельствами, в волшебный бирюзовый коридор Веревий упорно полз вслед за скарабеем, уверенный, что еще не все потеряно. Озаряемый фиолетовыми сполохами, он был твердо уверен, что еще покажет всем этим надутым моралистам, что чуть было, не повесили его и Карла, где раки зимуют.

С Крейцером или без него, но он сбирался поквитаться с этими ничтожными людишками, которые решили, что могут распоряжаться его жизнью. Они еще будут плакать кровавыми слезами на дне Проклятой штольни, куда он отправит их всех до единого! Эти недоумки еще не поняли, с кем они связались и кого отправили на эшафот! В наказание за это Веревий собирался отправить их вех скопом в Проклятую штольню. Пусть племя троглодитов плодится и размножается. При помощи Сынка Веревий предполагал держать подземных жителей в узде и привить им азы чинопочитания и воинской дисциплины. Если совсем повезет, он научит их управляться с современным оружием, на приобретение которого деньги у него были в избытке.

А потом когда Веревий почувствует, что время настало, он выведет наверх из штольни расплодившееся и хорошо обученное воинство подземных каннибалов. И вот тогда, под его командованием, они устроят человечеству Судный день!

Неожиданно имперские амбиции, захватившие все внимание Веревия были прерваны странным свечением, появившемся прямо впереди ползущего него жука. Теплый розовый свет заполнил собой весь бирюзовый тоннель. Он исходил от огромного розового пузыря, неожиданно выросшего прямо по курсу идущего с крейсерской скоростью скарабея. Чудовищный жук и не собирался сворачивать в сторону, а напротив, казалось, увеличил скорость. Когда скарабей приблизился к пузырю почти вплотную, тот с громким всхлипом втянул в себя насекомое, а вслед за ним и Веревия.

– 19 —

Древний Египет, храм Амона в Мемфисе

Некра не помнил, как добрался до покоев верховного жреца Баксути. По его виду тот сразу же понял, что произошло именно то, что и должно было произойти. Именно на подобную реакцию парасхита и был расчет Баксути. Как он и предполагал, будучи вне себя от горя, Некра прервал жизненный путь молодого исполнительного жреца.

По всей видимости, бедняга Гамар уже беседует с Осирисом в зале божественного суда. Где его сердце, взвешивают на больших анатомических весах, а противовесом ему служит страусиное перо. Но это в том случае, если Некра не вырвал ему этот орган из груди, после того, как Гамар уничтожил остатки пребывания Нефертау на бренной земле. Именно это лукавый Баксути велел ему сделать, во время их последней встречи.

Обессилено рухнув перед жрецом, Некра трясущимися руками протянул ему небольшой узел из черной ткани.

– Это все что осталось от моей Нефертау! – возопил он, заливаясь горючими слезами. – Молю тебя о всесильный Баксути помоги мне! Заклинаю тебя, всем, что тебе дорого, верни мою Нефертау!

– Она почти уже принадлежала тебе, – задумчиво сказал жрец, поглаживая породистый подбородок с ямочкой. – Единственное, что от тебя требовалось – это доставить ее сюда. Бедная Нефертау, все это время она терпеливо дожидалась тебя. Однако ты не смог сберечь даже такую малость, оставшуюся от твоей любви.

Некра от избытка переполнявшей его чувства вины, рухнул на колени и разразился рыданиями. Перед его внутренним взором неотрывно стояло божественное лицо, покоящееся на черной подушке и застывшая на нем загадочная, всепрощающая улыбка.

Он понимал, что от его слез и воплей пользы не будет никакой. Просто его сущность остро нуждалась в очистительном катарсисе, после которого он смог бы попытаться продолжать свою никчемную жизнь. Взрыв эмоций был настолько силен, что в итоге Некра потерял сознание.

Когда же он пришел в себя, то все еще находился в покоях Баксути. Верховный жрец, не мигая, смотрел на него и в глазах его не было ни сочувствия, ни жалости.

– Ранее ты принадлежал мне лишь наполовину, потому что другая половина тебя принадлежала Нефертау, – холодно сказал он. – Ныне же, после того, как от Нефертау не осталось ровным счетом ничего, ты принадлежишь мне, весь без остатка. Я могу повелевать тобой и распоряжаться твоей жизнью так, как мне заблагорассудится. Кроме того за тобой есть небольшой должок – жизнь младшего жреца Гамара. Ты забрал ее без моего разрешения и без благословения на то Амона! А это грех!

– Но он уничтожил, то немногое, что еще оставалось от моей Нефертау! – взвыл в отчаянии Некра. – Я не мог не покарать его за это!

– Карать или не карать – это удел богов, и фараонов, – сурово прервал его Баксути. – Ты же, всего лишь человек! Твой удел принимать события с благодарностью и надлежащим почтением. Ответь, зачем мне помогать тебе, после всего, того что ты совершил?

И тут, к его удивлению, Некра сумел найти единственные верные слова.

Парасхит хрипло сказал:

– Помоги мне и я убью фараона Сети!

– Ну что же, если так! – криво усмехнувшись, сказал Баксути. – Готов ли ты присягнуть на верность мне и произнести надлежащую клятву?

– Да, жрец! Клянусь верой и правдой служить тебе! – запальчиво ответил ему Некра.

– Тогда повторяй за мной следующие слова страшной клятвы! Готов?

– Да, жрец!

– Тебе Великий Амон, что дал мне жизнь, клянусь верно, блюсти наш договор! Ни на мгновение, не зная ни сна, ни покоя, до тех самых пор, пока у твоего верховного жреца Баксути, останется для меня хоть одно поручение. И горе мне, если я оставлю его невыполненным, да падут на меня все бедствия и всякий позор! Пусть тогда орды демонов всех, сколько есть самых ужасных болезней, неутолимых и нестерпимых терзает мои внутренности! Пусть тогда благостный сон бежит от моих налившихся кровью и гноем глаз! Пусть тогда я умру, и пусть подлое тело мое не примет ни земля, ни вода, пусть не сожжет его огонь и не пожрут дикие звери! И пусть имя мое будет забыто, так, словно его никогда и не было! Да будет отныне так!

Выждав некоторое время, для того чтобы Некра смог до конца осознать те страшные слова, которые только что повторил за ним вслух, верховный жрец спросил:

– Понимаешь ли ты, что нарушение данного тобой слова повлечет за собой кару более страшную, чем сама смерть?

– Да, Баксути! Если я нарушу мою клятву, пусть великий Амон казнит меня по своему усмотрению!

– Ну, что же неплохо! Я доволен тобой, – менторский речитатив верховного жреца сменился на жесткий и требовательный, так повелитель говорит с рабом. – Теперь, для того чтобы испытать искренность твоих помыслов я должен сделать еще кое-что.

После этих слов Баксути хлопнул в ладоши. Вбежавшему служке он прошептал несколько слов так чтобы до Некра не дошел смысл сказанного им. Изменившийся в лице молодой послушник стремглав выскочил из покоев бросившись выполнять повеление жреца.

Вернувшись, служка с почтением передал Баксути небольшой кувшин и глиняную чашу, после чего поспешно удалился.

– Подкрепи свои силы этим дивным напитком богов, – велел Баксути, наполняя чашу содержимым кувшина.

– Он имеет отношение к Амону? – спросил Некра, принимая из рук жреца глиняную плошку, наполненную какой-то жидкостью.

– Скорее к Апопу – это яд забвения! Но не пугайся, тебе он не принесет ничего кроме пользы, так что пей смело! – недобро усмехнулся Баксути.

– Яд? – подозрительно спросил Некра, осторожно отхлебнув из чашки. – Какой-то странный у него вкус! Ты, действительно задумал отравить меня жрец, в отместку за гибель своего Гамара?

– Если ты хочешь вновь увидеть Нефертау, тебе придется испить эту чашу до дна!

– Да будет так! – воскликнул Некра и залпом в несколько глотков осушил содержимое глиняной плошки.

Он задумчиво повозил языком во рту. Там остался горьковатый вяжущий привкус. Некра прислушался к своему желудку, там не происходило ничего подозрительного. Не было ни рези, ни колик, обычно сопровождавших действие отравленного зелья. Все это время Баксути с интересом наблюдал за парасхитом.

– Что-то со мной ничего не происходит, – пробормотал Некра, удивляясь тому, как вдруг отяжелел его язык.

После этого, он неожиданно завалился набок и рухнул навзничь прямо на пол. Несмотря на то, что он лежал на твердых каменных плитах, настроение у него вдруг неожиданно улучшилось, и в образе мышления появилась необычайная ясность с сильным налетом бесшабашной удали. Все его естество пело, наполняясь неизбывной силой и мощью. Казалось, что еще немного и у него за спиной развернутся крылья, и он сможет взлететь, пробить головой этот глупый закопченный потолок храма и вырваться наружу. Стремительно взмыть в бездонное темно синее небо, и с грохотом рассыпаться там, словно взорвавшаяся комета, разноцветными искрами и звездами и слиться с бархатной черной ночью в пароксизме блаженства, став с ней единым целым.

– Эй, погоди, не так быстро! Не улетай! – звонкий шлепок по щеке вернул парасхита обратно в храмовые покои Баксути.

Прямо перед ним, было неестественно крупное лицо верховного жреца, искаженное так словно он смотрел на него с блестящего выпуклого щита отполированного словно зеркало.

– А теперь закрой глаза и смотри! – прокричал он Некра прямо в ухо. – Смотри, смотри, смотри!

Некра послушно смежил веки и в тоже мгновение увидел Лицо! И это было Лицо Нефертау! Затем в его ушах зазвучал Голос. И этот голос принадлежал ангельскому Лицу Нефертау.

Несмотря на то, что это Лицо было безжалостно растоптано Гамаром и полностью уничтожено, оно подобно фениксу восстало из праха и тлена и теперь неотступно присутствовало перед мысленным взором Некра. Более того, теперь оно разговаривало с ним, потому что теперь Лицо обрело свой Голос! Некра внезапно понял, что перед ним дух Нефертау.

Прежде всего, Лицо объяснило Некра, что смогло материализоваться перед ним в своем первозданном виде благодаря могуществу Баксути и той крови, которую Некра пролил, убив Гамара, а также тем страданиям, которые ему при этом причинил. Лицо велело Некра быть во всем послушным Баксути и беспрекословно выполнять все его распоряжения. Это было необходимо, так как без его помощи Нефертау, не сможет вновь воплотиться в физическом теле. При этом дух Нефертау очень скорбел по поводу потери своего дивного тела, а Некра рыдал вместе с ней.

Потом дух Нефертау спросил его, кто были эти люди, которые при помощи скарабея, пронзили время и пришли сюда вместе с ним из будущего? И Некра все рассказал ей про своих друзей, про Сенсея, Ольгу и Иннокентия Павловича.

После этого дух Нефертау радостно рассмеялся и поведал ему, что он должен будет убить их всех! Некра пришел в ужас и стал яростно сопротивляться, отказываясь убивать своих друзей. Но Голос настойчиво шептал ему, что для того, чтобы Нефертау возродилась к жизни, ему придется привыкать к этому, ибо ему предстоит убить очень многих людей. Если он хочет ее скорейшего возрождения, ему необходимо убивать как можно больше людей.

Призрак показал Нерка, как это будет происходить. И он воочию увидел, как все многочисленные жизни, пока еще не убитых им людей, тоненькими струйками будут перетекать в некий таинственный, еще довольно расплывчатый резервуар, на котором красовалось ласково улыбающееся Лицо его возлюбленной. Для того чтобы из собранных там эмоций и крови сконденсировалось Ее божественное Тело нужно было время и новые жертвы! Очень много жертв. Причем количество убийств должно был постоянно расти!

Что же касается Сенсея, Ольги и Иннокентия Павловича, сказал дух, то кровь людей из будущего, существенно ускорит процесс воплощения вовне физического тела Нефертау. Ибо один человек оттуда равен тысяче обычных египтян! И перед тем, как провалиться в блаженное беспамятство Некра дал Нефертау свое слово, убить всех на кого она ему будет указывать.

Убедившись, что парасхит окончательно перестал подавать признаки жизни, Баксути знаком нетерпеливо отослал храмовую проститутку. Все это время, женщина громко повторяла над телом Некра, все те слова, что верховный жрец шептал ей в ухо.

– Глупый доверчивый парасхит! – усмехнулся Баксути.

– 20 —

Где-то вне времени и пространства, Россия, окрестности Ежовска, Чертов остров, 1889 г.,

Огромный розовый пузырь со всхлипом втянул в себя, Веревия следом за жуком. А в следующее мгновение, он уже вывалился куда-то, и чувство падения с высоты страшно напугало его. На его счастье лететь вниз пришлось не очень далеко. Судя по всему, он упал с высоты не более трех метров, иначе во время приземления неминуемо свернул бы себе шею.

Перекувыркнувшись в воздухе, Веревий упал на спину. Сильный удар о земную твердь вышиб из него дух. После этого он долго и безуспешно пытался вдохнуть новую порцию воздуха. Прошло достаточно времени, прежде чем он вновь научился дышать. Хрипло откашлявшись, он сел и попытался осмотреться вокруг, чтобы выяснить, куда же он попал?

После полумрака бирюзового тоннеля, с фиолетовыми сполохами, Веревий едва не ослеп от яркого солнечного света, безжалостно резанувшего его по глазам. Зажмурившись, он болезненно застонал. У него было странное ощущение, что он вновь возрождается к жизни подобно новорожденному младенцу. По большому счету так оно и был она самом деле. Точно также как новорожденный он вновь учился дышать и воспринимать окружающий его чуждый мир.

Внезапно слух его уловил отвратительный писк, сопровождавшийся жутким грохотом и непонятным скрипом. Веревий помотал головой силясь сосредоточиться и найти среди своего богатого жизненного багажа хоть какое-то подобие этим звукам. Аналогия, как ни странно нашлась довольно скоро. Как-то раз Веревий видел как две кареты сшиблись другом с другом на огромной скорости, по причине того что возницы не хотели уступить друг другу право проезда по перекрестку. Сначала послышался сильный удар и грохот, такой словно сшиблись два огромных пустых сундука, окованных железом. Потом послышался душераздирающий треск проломленного дерева, дикое ржание лошадей переломавших себе все ноги и истошный крик людей пострадавших при крушении экипажей.

Ныне же, в том ярко освещенном солнцем месте, куда попал Веревий, эти звуки доносились, казалось отовсюду. Только здесь они были намного громче и страшнее. А людские стоны и отчаянные вопли о помощи, также как и испуганное ржание лошадей заменял пронзительный не то писк, не то визг, сопровождающийся мерзким скрипом.

Когда Веревий, наконец, проморгался и вновь обрел благословенный дар зрения, он почувствовал себя совсем худо. Более того, он проклял тот день, и час когда родился. Раньше до знакомства с Карлом подобное могло привидеться ему разве что в кошмарном сновидении, после неумеренных гастрономических излишеств и соответствующих им возлияний. В страшном испуге и растерянности Веревий взирал на открывшуюся его воспаленному взору поистине ужасную картину.

Сквозь плотное облако пыли было видно, как сошлись в смертельной схватке гигантские угольно-черные насекомые. Огромные скарабеи числом не менее полудюжины, один страшнее другого безжалостно рвали друг друга огромными острыми жвалами. Кривыми когтями, и остроконечными шипами, расположенными на голенастых ногах они яростно наносили друг другу страшные раны. Отвратительный визг, которыми жуки оглашали воздух, казалось, проникал сквозь уши прямо в мозг.

Не нужно было быть провидцем, чтобы догадаться о том, что Веревий угодил не в самое безопасное место. Осознав эту истину, Веревий в ужасе поскользнулся на гадкой белесой слизи, вытекшей из искромсанных тел израненных и поверженных скарабеев. Он едва не упал и только чудом устоял на ногах. Битва на взаимное уничтожение скарабеями друг друга, видимо продолжалась довольно давно. Это следовало из того, что кругом на земле валялись большущие куски и щепки черного хитина, от разбитых панцирей скарабеев. Словно вырванные с корнем черные корявые деревья повсюду были разбросаны, перекушенные и выдранные из сочленений искореженные лапы ужасных насекомых.

Веревий попытался покинуть место сражения доисторических гигантов, но не тут-то было!

На деле это оказалось не так-то просто осуществить. Продолжающаяся между жуками беспощадная битва не позволила ему пройти невредимым мимо избивающих и калечащих друг друга скарабеев. Веревию оставалось лишь стоять на том самом месте, где он находился, ибо лишь оно одно пока все еще находилось вне досягаемости ужасных насекомых. Попытка сделать хотя бы шаг в сторону могла закончиться весьма плачевно, так как со всех сторон безостановочно мелькали усаженные острыми кривыми шипами голенастые лапы черных монстров. Они со свистом рассекали воздух, после чего с грохотом и скрипом прошибали прочные хитиновые панцири соперников. Один единственный удар такой страшной конечностью, словно гигантской двуручной пилой, легко перепилил бы человеческую руку или ногу. А зацепившись кривыми когтями за его мягкую податливую плоть, жук мог без малейшего усилия разорвать Веревия пополам.

Поэтому ему не оставалось ничего другого, как замерев в ужасе стоять столбом, боясь быть затоптанным. Словно оторопевший суслик, нечаянно оказавшийся, посреди табуна лошадей несущихся неизвестно куда. Так Веревий простоял недвижно, как ему показалось целую вечность. Внезапно он с изумлением разглядел силуэты двух людей стоящих поодаль, которых по чистой случайности не заметил ранее. Это были двое мужчин. Они, застыв, словно пораженные молнией, во все глаза смотрели на Веревия. Одеты они были в такое же платье, что было и на нем самом. Разве только более дорогое, нарядное и не столь изношенное. Из этого следовало, что эти двое, очевидно, были его современниками.

В облике одного из них Веревий, несмотря на пыль и расстояние, сразу же заметил нечто, что привлекло его внимание. Было что-то невыносимо знакомое в его высокой складной фигуре, в том, как этот человек гордо держал свою породистую голову. Когда он неожиданно повернул голову в профиль и стал, виден его орлиный нос с горбинкой, Веревий ахнул! Это был определенно Карл Крейцер и никто иной!

Веревий и не мечтал о таком счастье! Скарабей привел его прямиком к Карлу. Этого просто не могло быть. Веревий смотрел на друга и не верил своим глазам. Судя по тому, что рядом с ним стоял какой-то человек, Карл вполне освоился в здешней местности. И что самое главное он был на свободе, и видимо никто не спешил его арестовывать.

Веревий громко крикнул:

– Карл, я здесь!

Но его друг продолжал, молча смотреть на него, никак не выказывал радости по поводу его появления. Это неприятно поразило Веревия, который рассчитывал на более теплую встречу. Пытаясь понять, что заставляет Карла поступать так, а не иначе Веревий неожиданно ощутил как волосы у него на голове и по всему телу начинают подыматься дыбом. Одновременно с этим Веревия внезапно охватило странное пугающее чувство. Оно стало расти в размерах и вскоре затопило все его сознание и трансформировалось в испуг, смешанный с внезапным озарением. Веревий холодея от ужаса, понял, что возле Карла стоит он сам!

Второй Веревий, стоявший возле Карла, напряженно смотрел на него и, судя по всему, также не узнавал самого себя. Веревий хотел было крикнуть, что-то еще, но слова застряли у него в горле, и наружу вырвалось лишь какое-то хриплое карканье.

Веревия словно молния пронзила жуткая догадка. Чертов скарабей, словно Иван Сусанин проплутав в бирюзовом пространстве, столько времени, завел его обратно на этот, воистину проклятый Чертов остров! Веревий вновь попал в тот самый день и в тот же самый час, когда они с Карлом набирали в свинцовую колбу жучий сок самки скарабея! Именно тогда они и потеряли ее. В тот день на ее запах сползлись монструозные самцы скарабеев и устроили битву титанов! Побуждаемые ненасытной похотью чудовищные насекомые принялись истреблять друг друга. При этом они настолько рассвирепели, что, не видя вокруг себя ничего, и никого безжалостно растоптали и предмет своего вожделения, свою самку.

Потом, Веревий внезапно вспомнил про того странного человека в мокрой одежде с искаженным от ужаса лицом, который возник перед ним и Карлом. В тот день на поляне, он вывалился прямо из воздуха, следом за одним из явившихся жуков. Незнакомец, как им тогда показалось, узнал их. Он пытался что-то прокричать им, не то слова проклятия, не то предостережения. Более незнакомец не успел ничего ни сказать, ни сделать, так как в следующее мгновение погиб раздавленный другим скарабеем, рухнувшим на него прямо с высоты невидимого тоннеля.

И теперь, прежде чем это произошло с ним самим, и на Веревия сверху обрушилась многотонная туша гигантского насекомого, он успел вспомнить, где же он видел это так хорошо знакомое ему лицо того незнакомца? Веревий видел его каждый день, каждый раз, когда брился утром. Он видел его в зеркале. Ибо это был он сам.

Рот Веревия широко раскрылся для того, чтобы прокричать что-то самому себе стоящему подле Карла. Не то проклятие своему другу, не то отчаянное предостережение самому себе.

Но в следующее мгновение огромная черная туша скарабея накрыла его своей чудовищной массой. Тут же на этого жука сверху взгромоздился уже другой совершенно одуревший от запаха жучьего сока скарабей. Каждый обезумевший от неистового желания огромный самец стремился, как можно быстрее уничтожить стоящего на его пути соперника и соединиться с самкой. Когда насекомые в горячке боя, сдвинулись в сторону, тело Веревия оказалось, словно паштет, растерто и намазано на землю, их колоссальными тушами. Так закончил свою жизнь Веревий Холодный.