Текст книги "Сфинкс (СИ)"

Автор книги: Валерий Моисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– 23 —

Древний Египет, плато Гиза, нижние ярусы подземелья под статуей Большого Сфинкса.

Вереница людей вооруженных факелами двигалась вдоль «стеллажей». Как и говорил Иннокентий Павлович, все полки были уставлены абсолютно идентичными саркофагами. Совпадало решительно все – размеры, форма, расцветка и что самое главное, лица на крышках и общая роспись на всех саркофагах.

Все это почему-то сильно нервировало Иннокентия Павловича.

– Не знаю, кто как, а лично я ощущаю себя муравьем на полу продуктового склада, – недовольно ворчал он. – И еще я постоянно думаю, что будет, если хозяева этого склада вернутся?

Внезапно «стеллажи» закончились. Прямо перед ними впереди вырастала очередная каменная стена, поднимающаяся вертикально вверх на непостижимую высоту, и простирающаяся в обе стороны по горизонтали, насколько хватало видимости. Огромные трапециевидные ворота, расположенные в ней, были открыты. Едва последний человек переступил порог, как за спиной у них раздался страшный скрежет. Они бросились обратно, но в том месте, где раньше был свободный проход, многотонная, каменная плита, окантованная по периметру все тем, же загадочным желтым металлом, наглухо запечатала портал. Ход назад был полностью заблокирован.

Сенсей попробовал постучать по гладкой монолитной створке ногой. Но та даже не загудела, настолько она была толстой. Им не оставалось ничего другого, как двигаться вперед. Отойдя от закрывшихся у них за спиной ворот, на двести метров, они с удивлением обнаружили, что картина окружающего их ландшафта начала меняться.

Прямо перед ними, по всей линии, видимого горизонта начали вырисовываться смутные очертания хаотического нагромождения труб и неправильных геометрических фигур. По мере приближения их очертания стали принимать конкретные формы. Казалось бы, совершенно дикое сплетение труб и трубочек самого разного размера, замысловато переплетенных друг с другом и взаимопроникающих друг в друга, тем не менее, при ближайшем рассмотрении были все же подчинены какому-то строгому порядку и ритму.

Ассиметричные, объемные геометрические фигуры самого разного размера, от совсем крошечных до гигантских, поражали воображение. Их расположение также не поддавалось никаким законам человеческой логики. Можно было бы сравнить все это с кровеносной системой человека и его внутренними органами, если бы не сбивающая с толку алогичность в их взаимном расположении и масштабе.

Представшая перед глазами пугающая картина была выдержана в приглушенных монохромно охристых тонах, цвета потускневшей латуни. Все пространство, которое можно было видеть при помощи факелов, было сплошь заполнено хитросплетениями желтого металла с многочисленными вкраплениями объемных фигур, сделанных из того же материала.

Оправившись от первого потрясения, люди молча, продолжили движение в самую чащу этого металлического хаоса. Они шли по узкому тоннелю, образованному сплетениями труб. Повсюду с боков и над головой было одно и то же. Желтые трубы разного диаметра и формы с поверхностью испещренной непонятными иероглифами и значками окружали их со всех сторон. Через некоторое время, они обнаружили, что, несмотря на кажущуюся неприступность нагромождений, тропинка, тем не менее, вывела их из этого дремучего леса на круглую площадку. В центре ее стояла четырехгранная металлическая пирамида, высотой в два человеческих роста.

Иннокентий Павлович некоторое время внимательно изучал непонятное сооружение.

– Так, теперь, Сенсей, Ольга и Абу подходим, каждый к какой-нибудь грани пирамиды внутри круга, – скомандовал он. – Я, кажется, понял принцип действия этого механизма. Все очень просто – это замок. Четыре человека – это ключи. На каждой грани пирамиды есть специальные углубления для рук.

– Безумный старик, прежде чем, что-то делать, сперва подумай хорошенько! – сверкнул глазами Хет.

– Не лишено смысла, – задумчиво пробормотала Ольга. – Однако стоит попробовать.

Все четверо боязливо рассредоточились вокруг пирамиды.

– По моей команде, на счет три, все одновременно кладем руки на углубления в пирамиде! – звенящим от волнения голосом произнес Иннокентий Павлович. – Все готовы? Итак – раз, два, и три!

Все четверо одновременно опустили свои растопыренные ладони на плоскость пирамиды. В следующее мгновение раздался леденящий душу скрежет металла. Из недр пирамиды стремительно выскочили полукруглые металлические стержни и надежно заблокировали кисти рук всех четверых, прижав их к углублениям.

– Твою мать, довыпендривались! – вслух высказал Сенсей мысль, которая одновременно посетила всех. – Что дальше делать будем?

– А мы по ходу уже ничего больше делать не будем, – озабоченно пробормотал Иннокентий Павлович. – Это нас сейчас делать будут! Причем, как я понимаю, по полной программе! Посмотрите наверх!

Все задрали головы. Из располагавшегося у них над головой гигантского кокона раздавалось мерное гудение, иногда прерываемое нехорошим металлическим лязгом и клацаньем. Из яруса, расположенного непосредственно над ними, медленно опускались четыре пары металлических гофрированных стержней. Разбойники во главе с Хетом в ужасе попятились в сторону от пирамиды.

– Да что же это такое?! – задергался, было, Абу, пытаясь вытащить зафиксированные в углублениях руки.

Делать же этого ему совсем не следовало, потому, что в ответ на его попытку высвободить кисти рук, толстые браслеты на его запястьях, стянулись с такой силой, что у него хрустнули кости.

– Идиот! Стой спокойно, а то без рук останешься! – прикрикнул на него Иннокентий Павлович. – Нас здесь собрали не для того, чтобы в одночасье всех порешить! Это было бы слишком просто и глупо!

– Мне тоже кажется, что эта вещь не причинит нам вреда, – поделилась своими ощущениями Ольга. – По крайней мере, большого вреда, точно не причинит!

Между тем зловещие стержни, отвратительно щелкнув, остановились в каких-то десяти, пятнадцати сантиметрах от зафиксированных рук. После этого из каждого стержня вниз бесшумно выпали тонкие блестящие иглы и вонзились в тыльные части кистей всем шестерым.

Это произошло настолько стремительно, а боль была настолько сильная, что некоторое время все просто замерли в ступоре, отказываясь поверить в происшедшее с ними. Но через пару секунд, все четверо пришпиленных, как бабочки булавками, людей пришли в себя и огласили древние окрестности отборным матом. Так продолжалось довольно долго. Все это время они ругались, как могли, костеря, на чем свет стоит, все древние цивилизации в целом и каждую в отдельности.

У Абу начали закатываться глаза:

– Я чувствую, как эта тварь высасывает из меня кровь! – жалобно простонал он и, побелев, как бумага приготовился грохнуться в обморок.

– Никто ни из кого ничего не высасывает! Прекрати сейчас же истерику! – прикрикнул на него Иннокентий Павлович.

Внезапно иглы также стремительно, как и появились, взмыли вверх, а стержни медленно поехали обратно в кокон. Браслеты щелкнули и юркнули обратно в толщу пирамиды.

Четверо незадачливых экспериментаторов поспешно отскочили подальше от пирамиды и стали озабоченно рассматривать свои руки. У всех обе кисти были проколоты насквозь. Причем раны сильно кровили.

– А вдруг нас отравили? Вдруг эти иголки были отравлены? – испуганно спросил Абу бледнея. – Мне уже нехорошо, мне кажется, я чувствую что умираю!

– Заткнись! – устало произнес Сенсей. – Если бы нас хотели убить, то уже давно прихлопнули бы, а не нянчились с нами.

– Полностью с тобой согласен! – кивнул Иннокентий Павлович. – Тут, что-то другое. По-моему мы просто проходим идентификацию на соответствие чему-то.

Внезапно толстый слой пыли посреди круга вздрогнул. Округлая площадка расположенная точно по центру круга, диаметром около пяти неполных метров, начала медленно проваливаться под землю.

Снизу донесся приглушенный, но, тем не менее, отчетливо слышимый звук работающих механизмов. Одновременно с круглой площадкой в пол начала уходить и пирамида.

– Живо все за мной! – покричал Иннокентий Павлович, огромными прыжками бросаясь к опустившейся уже на полметра вниз круглой платформе. – Это лифт! Если он опустится, и мы не успеем на него, он уедет без нас!

Когда Ольга, Абу и Сенсей подбежали к образовавшейся в полу шахте, платформа успела опуститься уже на высоту человеческого роста. Пришлось срочно прыгать, чтобы не отстать от нее. Вслед за ними прыгнули трое разбойников. Хет и остальные Крысы пустыни остались наверху, боязливо заглядывая вниз шахты.

Круглая площадка, на которой стояли все шестеро, медленно ползла вниз. Стены вертикальной шахты были идеально ровные и гладкие. Зазора между опускающейся платформой и ее стенами практически не было заметно.

– Это чем же интересно они пробурили такой идеально круглый канал? – изумленно бормотал Сенсей, внимательно разглядывая стены шахты. – Мы уже спустились метров на двести, если не больше!

Внезапно стены шахты, куда-то пропали. Вместо них платформу со всех сторон в одночасье окружила кромешная тьма.

Сенсей подойдя к самому краю, посветил факелом вниз:

– Ни фига себе! – удивленно протянул он и сплюнул вниз. – Мы находимся на высоте примерно девятиэтажного дома.

Все инстинктивно отпрянули от края платформы и сгрудились в ее центре.

– Внимание! Сейчас мы поравняемся с полом, – сказал Сенсей.

Действительно, платформа поравнялась с полом, но вопреки ожиданиям, не остановилась, а продолжила свое неумолимое скольжение вниз.

– Все наружу! – заорал благим матом Иннокентий Павлович, выпрыгивая из образовавшейся ямы, глубина которой с каждым мгновением становилась все больше и больше.

За ним поспешно выскочили остальные. Немного передохнув, они поднялись на ноги и стали осматриваться. Круглая платформа ушла глубоко под землю и на ее месте осталась черная бездонная дыра, источающая зловоние.

– Дорога в преисподнюю! – заглянув в нее, озабоченно пробормотала Ольга.

Им пришлось идти не так уж и много, когда впереди замаячили неясные очертания каких-то построек. Подойдя, ближе они остановились в удивлении. То, что предстало их взору больше всего, напоминало детскую игровую площадку с различными аттракционами. Только размеры у этой площадки были с хорошее футбольное поле.

Иннокентий Павлович, не сбавляя хода, уверенно двигался внутрь площадки и, дойдя до какого-то непонятного «аттракциона» вдруг резко остановился. Он как зачарованный во все глаза смотрел на непонятный агрегат стоящий прямо перед ним. Остальные члены команды обступили со всех сторон непонятную конструкцию, представляющую из себя царский трон и зубоврачебное кресло одновременно.

– Ну-ка, быстро помогли стряхнуть со всего этого пыль, – неожиданно незнакомым голосом произнес Иннокентий Павлович.

– С тобой все в порядке? – встревожено спросил его Сенсей. – А то ты какой-то не такой вдруг стал.

– Не знаю, – подумав, ответил Иннокентий Павлович. – Я уверен, что уже был здесь когда-то. Возможно это память предков, возможно, что-то другое. Во всяком случае, я откуда-то знаю, что мне нужно делать. Что-то словно ведет меня и диктует последовательность действий.

– 24 —

Древний Египет, Плато Гиза, Мемфис

Некра неторопливо брел по темной улице ночного Мемфиса. Все нормальные люди уже давно сидели дома, в окружении домочадцев. Те немногие прохожие, что попадались Некра навстречу, шарахались от него в разные стороны, словно от прокаженного.

С тех пор, как Баксути вызвал для него дух Нефертау, прошло не так много времени. С тех пор Некра превратился в совершенного бродягу. Его давно немытое, почерневшее от солнца и грязи лицо покрывала густая щетина. Он был одет в рваный, засаленный плащ, неопределенного цвета, который подобрал где-то на мусорной куче. Так как застежек на нем не было, он подпоясывался длинным обрывком собачьих кишок. Ту собаку он забил палкой, после чего выпотрошил и съел сырой.

Некра ожесточенно почесал грудь. Он все еще не мог привыкнуть к многочисленным паразитам, которые изрядно досаждали ему. От его давно немытого, в кровь расчесанного тела немилосердно воняло. Но это его уже мало беспокоило.

Первоначально, его вживание в образ нищего попрошайки входило в план разработанный хитроумным Баксути. Это он велел Некра стать парией. Тогда, выйдя ночью из храма Амона, парасхит первым делом вывалялся в придорожной пыли. Обноски, подобранные этой же ночью, на мусорной куче были выбраны им умышленно, для маскировки. Находясь в таком виде можно было свободно передвигаться по всему городу, не привлекая к себе внимания и не боясь, что его остановит наряд стражников фараона. Кроме всего прочего, этот маскарад позволял ему легко выбрать очередную жертву, подобраться к ней вплотную не вызывая никаких подозрений и затем, неожиданно напасть на нее. Точно также, отход с места преступления осуществлялся легко и естественно. Никому не приходило в голову заподозрить несчастного забитого нищего в совершении зверских убийств.

Баксути велел Некра превратиться в настоящего бродягу, который не вызывал бы ни у кого ни малейших подозрений. И парасхит стал им. Тем более, что это полностью соответствовало цели, которую поставила перед ним его призрачная Нефертау. Для того, чтобы проявиться в физическом теле ей нужны были жизни. Очень много жизней, и чем больше, тем лучше.

Но перевоплощение в нищего имело для Некра и свои негативные стороны. Мало-помалу этот образ начал засасывать его и чем дольше он находился в нем, тем труднее ему было сохранять свою прежнюю индивидуальность. Постепенно произошло полное растворение и поглощение Некра прежнего, тем новым Некра, который вот уже несколько недель свирепствовал на Мемфисских мусорных свалках.

Пожалуй, единственным стойким поведенческим рефлексом, преобладавшим над всеми другими, у парасхита была страсть к убийству и расчленению на страшные, бесформенные куски особей женского пола. Первоначально Некра оправдывал эту глубоко сидящую в нем патологическую страсть, необходимостью вернуть из небытия Нефертау.

Верховный жрец Баксути, старательно проинструктировал Некра, относительно того, чем тот должен будет заниматься на темных Мемфисских улицах. В соответствии с его указаниями, Некра повторял след в след почерк и кровавые злодеяния, совершенные Джеком Потрошителем, тысячелетия спустя. Баксути рассчитывал таким образом посеять ужас и страх на улицах Мемфиса. Под его бдительным руководством Некра всегда удавалось уйти от стражей порядка. Если бы все разворачивалось именно так, как рассчитывал Баксути, то жители египетской столицы воя от ужаса вскоре начали бы роптать против бездействия фараона Сети, который был не в состоянии защитить своих верноподданных.

Сеять смуту среди простого люда было довольно легко. Тем более, что ужасные, кровавые преступления продолжали регулярно совершаться в Мемфисе, несмотря на все предпринимаемые стражей усилия. Начальник стражи Эхнасет сбился с ног пытаясь поймать это неуловимое чудовище терроризирующее Мемфис. Одновременно с этим, негодяи из числа городских отбросов, подкупленные доверенными людьми верховного жреца, распускали слухи о том, что старый фараон уже не в состоянии обеспечить безопасность своих подданных.

Собственная безнаказанность вскружила голову парасхиту, и скоро Некра обнаружил, что ему стало глубоко наплевать на самого Баксути. Пусть тот и корчил из себя его хозяина и великого верховного жреца Амона. Этот бог с головой барана никогда не пользовался особой любовью среди сообщества парасхитов, к которому принадлежал и Некра.

Теперь полностью вышедший из-под контроля Баксути, Некра убивал без разбора, не упуская ни одного удобного случая. После того, как Лицо Нефертау объяснило ему, что прежде чем уйти, жертвы должны испытывать, как можно больше страданий, он превратился в изощренного садиста. Если раньше он действовал, как обычный заурядный мясник на бойне, просто убивая и разделывая безжизненные тела, то теперь он резко изменил свой стиль. Отныне, Некра стал измываться над своими жертвами, начал страшно уродовать их, причиняя им неимоверные страдания, всеми доступными ему средствами. Он специально не убивал их, как делал это прежде, а ждал, когда они сами уйдут из жизни и только, потом приступал к разделке бездыханных тел.

Если все то, что он творил, с жертвами заставляя их страдать, делалось для его призрачной возлюбленной, то как она сама объяснила ему, анатомическая разделка была маленьким личным призом для него самого. В процессе расчленения тел, насквозь больной мозг Некра, получал невыразимое наслаждение! Когда тонкое, острое жало ножа легко проникало в беспомощно-трепещущую, еще теплую, все еще живую плоть, совершенно сошедший с ума парасхит, неизменно испытывал мощное возбуждение.

Каждое погружение холодного металла ножа в горячую плоть ощущалось им так остро, как если бы он реально вводил свое вздыбленное достоинство в невидимое лоно своей бесплотной возлюбленной. В то время когда он остервенело, тыкал ножом в лежащее перед ним тело, призрачное Лицо всегда неотступно стояло перед его глазами и лукаво улыбалось лакомыми губами. Оно наслаивалось на все то, что было у него перед глазами, заполняя собой все его существо. И он любил ее, любил со всей страстью, на какую только был способен его больной, извращенный мозг. Потная рука Некра сжимающая скользкую рукоятку ножа безостановочно сновала вверх и вниз, вплоть до того самого момента, когда он уже был более не в состоянии сдерживать то что подпирало его изнутри.

Так Некра и жил, прилагая максимум усилий для того чтобы как можно быстрее приблизить обещанный его призрачной возлюбленной Нефертау миг их воссоединения. Он наносил удары абсолютно бессистемно и непредсказуемо, повергая в ужас все население некогда родного ему города своей звериной жестокостью и изощренным садизмом.

От него не было никакого спасения. Он мог сегодня забраться в роскошные апартаменты к какой-нибудь богатой даме, а всего лишь через пару дней после этого жестоко расправиться с никому не нужной грязной дешевой танцовщицей. Для него решительно не имел значение ни возраст, ни внешние данные, ни социальное положение. Главным критерием для него было лишь то, что жертва являлась женщиной!

Пару дней назад шпионы Баксути донесли верховному жрецу, о том, что отряд Крыс пустыни, а вместе с ними женщина и трое мужчин, бывшие друзьями Некра, были загнаны стражниками фараона глубоко в подземелья Гизы. Скорее всего, все они там и погибли, попав в ловушки, которые попадались в подобных подземельях на каждом шагу.

Этим вечером, Баксути сообщил эту новость сумасшедшему парасхиту, но тот не поверил ему. Баксути посоветовал не тратить время на ожидание возвращения его друзей, а активизировать охоту в городе. Некра это не понравилось. Он пробормотал, что ему надо посоветоваться с Нефертау и ушел из храма, бродить по ночному городу.

Охота сегодня, как назло не удавалась. Напуганные жители Мемфиса не отпускали своих женщин одних на улицу. Все те, что попадались ему на пути, были с провожатыми. Некра был в бешенстве и уже едва контролировал себя. В довершение ко всему, словно специально, куда-то запропастилась Нефертау! Как ни силился парасхит вызвать образ возлюбленной перед своим мысленным взором, у него ничего не выходило.

Взбешенный Некра сам не заметил, как ноги принесли его обратно к храму Амона. Задрав изуродованную шрамами голову вверх, он с ненавистью вперил свой взгляд в величавое сооружение. Внезапно расхохотавшись, он погрозил кулаком тому, кому принадлежал этот большой каменный дом.

– Правильно! Убей его! – внезапно раздался у него в ушах долгожданный голос. – Твои друзья, пришедшие из будущего живы. Хотя и запечатаны глубоко под землей. Но они все равно скоро появятся и тогда ты убьешь их всех до единого, для меня! Глупый Баксути, должен был позволить тебе терпеливо караулить их возвращение, словно голодному льву, обосновавшись неподалеку возле Гизы.

– Кого ты имеешь в виду, любовь моя? – взревел Некра. – Кого я должен убить сначала? Амона или Баксути?

– Дни Амона среди людей уже сочтены, – веселым колокольчиком зазвенел смех Нефертау. – Скоро все его позабудут, и имя его навсегда будет погребено под песками пустыни. Я же говорю о Баксути! Этот негодяй уже давно, обещал предоставить тебе возможность добраться до фараона Сети! Однако он обманул тебя, а также мои ожидания! Сети далеко, а Баксути близко, стоит лишь протянуть руку и сорвать яблоко его жизни. Я голодна, моя любовь, убей его для меня и пусть кровь его напоит мою жажду плотского воплощения!

– Повинуюсь моя драгоценность, свет очей моих, – прошептал Некра, проходя мимо храмовой стражи, которая хорошо знала его и никогда не останавливала на входе в храм.

Опустив голову в притворном смирении, Некра вошел в покои Баксути. Верховный жрец отослал молодого служку, которому диктовал, какой-то документ. Собрав свои письменные принадлежности, тот поспешно вышел.

– Успешна ли была твоя сегодняшняя вылазка в город? – приветствовал Баксути своего раба, милостиво сделав ему знак приблизиться.

– Да, мой отец! – покорно ответил парасхит, медленно приближаясь к креслу, на котором сидел верховный жрец. – Но я еще не закончил сегодняшнюю охоту. Сегодня я положу на алтарь моей любви еще кое-что.

– И что же это? – доброжелательно спросил Баксути.

Вместо ответа Некра резко выбросил вперед руку. Баксути почувствовал, как ему в грудь словно бы вонзили раскаленную кочергу. Недоуменно опустив голову, он уставился на торчавший из его груди бронзовый парасхитский нож. Он попытался вскрикнуть, но не смог. Парасхиту было хорошо известно, что проколотое легкое не позволит издать верховному жрецу ни звука.

Тем временем, Некра вынул нож из груди Баксути и опрокинул его на пол. Верховный жрец пытался сопротивляться, но тщетно. Парасхит уложив его на живот, словно кошка вспрыгнул ему на спину и, схватив голову за подбородок, резко запрокинул ее назад. После этого молниеносным движением он перерезал Баксути горло от ужа до уха.

Не обращая внимания на хлещущую из страшного разреза кровь, он продолжал резать ножом, добираясь до позвоночника. Руководствуясь профессиональным чутьем парасхита, Некра сразу же нашел промежуток межу позвонками и виртуозно отделил голову от туловища. Отложив нож в сторону, он поднял голову обеими руками и с любопытством заглянул в искаженные мукой, но все еще живые глаза Баксути.

– Достойная смерть для жреца бараньего Бога! – тихо рассмеялся он ему в лицо. – Все это время, ты думал, что помыкаешь мною? Однако, это я использовал тебя! Пусть твой уход из жизни послужит возрождению моей Нефертау.

Аккуратно поставив отрезанную голову на пол так, чтобы Баксути мог видеть собственное обезглавленное тело, Некра посмеиваясь, вышел из покоев.

Так принял смерть Баксути, верховный жрец храма Амона в Мемфисе, бывший когда-то английским лордом Робертом Хаксли, больше известный как Джек Потрошитель.