Текст книги "Сфинкс (СИ)"

Автор книги: Валерий Моисеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– 8 —

Древний Египет, пустыня, недалеко от Мемфиса

Караван растянулся почти до самого горизонта. Судя по множеству огромных тюков, притороченных к верблюдам, и немногочисленной охране, караван принадлежал богатому, но не очень умному купцу. Всем было хорошо известно, что в пустыне вокруг Мемфиса хозяйничают разбойничьи шайки Крыс пустыни. В последнее время, чувствуя собственную безнаказанность, они совсем распоясались и обнаглели больше обычного. Вдобавок ко всему, они подобно своим черным хвостатым собратьям расплодились сверх всякой меры.

Но отнюдь не это обстоятельство заставило Эхнасета, начальника стражи фараона Сети, предпринять конкретные шаги для поимки обнаглевших разбойников. Будучи человеком уже не первой молодости Эхнасет, возможно и дальше продолжал бы смотреть на проделки Крыс сквозь пальцы, если бы, не напросившиеся к нему на прием старейшины купеческой гильдии.

Почтенные старцы преподнесли ему богатые подношения, для того, чтобы их нижайшие просьбы были хорошо расслышаны начальником стражи. Купцы, терпевшие солидные убытки от набегов разбойников были всерьез обеспокоены сложившейся вокруг Мемфиса ситуацией. О чем они напрямую и сообщили Эхнасету, довольно прозрачно намекнув, что если он не сможет найти управы на разбойников, купцы найдут способ сообщить о его бездействии самому фараону. Можно было не сомневаться, что скорый на расправу Сети по своему обыкновению скормит нерадивого вельможу крокодилам, о чем сам же будет жалеть и печалиться уже к вечеру этого дня.

Не желая и далее испытывать судьбу, Эхнасет решил устроить грандиозную облаву на разбойников. С этой целью он разослал верных людей по всем караван-сараям, чтобы распустить сплетню о том, что некий купец собирает большой караван с богатыми товарами для торговли на северном побережье моря с иноземцами. Особый упор делался на то, что недальновидный купец решил сильно сэкономить на охране каравана и нанял для этого каких-то неумытых бродяг, вдобавок ко всему в количестве явно недостаточном для охраны такого большого каравана. Перебить их не составит большого труда, хотя, скорее всего охрана едва завидев более сильного противника, просто сбежит, бросив караван на произвол судьбы.

Эхнасет был более чем уверен, что мимо внимания Крыс, многочисленные осведомители которых шныряли по всему Мемфису, эта информация не пройдет. Они обязательно попытаются атаковать беззащитный караван, чтобы завладеть таким лакомым куском. Взяв с собой воинов в количестве достаточном для проведения крупномасштабной облавы, Эхнасет переодел их кого купцами, а кого погонщиками верблюдов. Конницу, изображавшую разномастное отребье, выдавало лишь отменное вооружение и прекрасные кони.

День клонился к закату, солнце готовилось к тому, чтобы опуститься за темно-сиреневые горы, видневшиеся вдали. Пустыня стала готовиться к тому, чтобы сменить невыносимую дневную жару на пронзительный ночной холод. Несмотря на то, что передвижение в пустыне ночью было намного комфортнее, нежели днем, под палящими лучами солнца, все же большинство караванщиков предпочитало передвигаться в светлое время суток. По крайней мере, можно было во время разглядеть приближающихся незнакомых путников, которые с равным успехом могли быть, как мирным караваном, так и разбойничьей шайкой, замаскированной под торговцев.

Эхнасет, в своем тщеславии, не мог не примерить на себя роль богатого купца, хозяина каравана. Он ехал на белом верблюде в самой середине, в непосредственной близости от него неотлучно находились двое всадников, выглядевших, словно самые настоящие оборванцы кочевники. На самом же деле они были его верными помощниками и ловили каждый взгляд и слово своего начальника. Высланные далеко вперед дозорные вскоре вернулись с тем, чтобы сообщить, что впереди до самого горизонта пустыня чисто. Единственными живыми созданиями здесь были лишь члены каравана, да, пожалуй, еще змеи и ящерицы начавшие выползать их своих нор на песок, для того чтобы отправиться на ночную охоту.

Эхнасет поднял было руку для того, чтобы скомандовать остановку на ночь, когда вдруг позади каравана послышалось нестройное улюлюканье и топот множества лошадиных копыт.

– Ага, наконец-то, Крысы пустыни пожаловали к нам в гости! – криво усмехнулся Эхнасет. – Не спугните, подпустите их поближе!

К начальнику стражи подвели горячего жеребца, на которого тот, несмотря на солидный вес, легко перебрался прямо с верблюда. Вытащив из притороченного к седлу колчана лук, Эхнасет наложил на тетиву оперенную стрелу и терпеливо ждал, когда атакующие разбойники окажутся в пределах досягаемости. Остальные воины, также опустив поводья, достали луки и приготовились, к тому, чтобы дать прицельный залп по команде.

Разбойников оказалось несколько больше, чем предполагал Эхнасет. Впрочем, его это нисколько не огорчило, а наоборот, только еще сильнее раззадорило. По всей видимости, в ожидании большой добычи несколько отрядов Крыс объединились для того, чтобы нанести молниеносный и жестокий удар по многочисленному каравану. Освещенные последними лучами заходящего солнца они мчались, словно стая саранчи, сметающая все на своем пути. По мере приближения к каравану стали видны клинки, блестевшие в руках нападавших.

Когда, казалось, еще чуть-чуть и разбойники, врезавшись в нестройную толпу купцов и погонщиков, разрежут караван пополам, Эхнасет поднял свой лук и натянул тетиву. Быстро прицелившись, он выпустил стрелу на волю. Пропев свою смертельную песню, она глубоко вонзилась в грудь вырвавшегося впереди всех могучего кочевника и выбила его из седла. Скатившись с лошади, он несколько раз кувыркнулся через голову, прежде чем его затоптали копытами, стремительно мчавшиеся лошади.

Каждый воин Эхнасета успел выпустить по две стрелы, прежде чем разбойники поняли, что угодили в хитроумно расставленную ловушку. После того, как их ряды понесли ощутимые потери, они сделали попытку обойти караван и уйти в пустыню, но не тут-то было! Разгоряченные лошади, которых Крысы начали спешно разворачивать вынесли их практически вплотную на поджидавшую их конницу Эхнасета. С лязгом вынув мечи, они кинулись рубить разбойников.

Не привыкшие иметь дело с профессиональными воинами Крысы пустыни, и повели себя как настоящие крысы. Даже не пытаясь оказать сопротивления, они, не стали втягиваться в бой. Уворачиваясь от сыпящихся на них со всех сторон ударов, Крысы попытались уйти обратно в пустыню.

Оставшиеся в живых разбойники, сбившись в кучу, безжалостно погоняя лошадей на огромной скорости, уходили в сторону видневшихся вдалеке пирамид Гизы, вершины, которых уже посеребрила луна, взошедшая на смену дневному светилу.

Эхнасет во главе конницы несся сломя голову вслед за трусливо убегающими Крысами. По истечении некоторого времени он велел умерить бег коней, решив сохранить их сравнительно свежими для того, чтобы нанести заключительный удар по сбежавшему противнику. В оставленный далеко позади караван, который не успевал догнать их, был отправлен гонец с приказом идти маршевым шагом вслед за ними. Без запасов воды и продовольствия, которые находились в караване, и воинам, и их коням пришлось бы нелегко.

– Никуда Крысы от нас не денутся, – с усмешкой, не предвещавшей ничего хорошего, сказал Эхнасет своим ближайшим помощникам. – Им негде от нас укрыться. Видимо боги совсем отвернулись от них, если лишили разума их вожака. После того, как они загонят своих несчастных лошадей, мы спокойно доберемся до них и перебьем их всех до единого. Их отрубленные головы мы выставим на всеобщее обозрение возле Мемфисских ворот, чтобы никому не было повадно устраивать нападения на караваны честных купцов вблизи границ города.

Между тем, ночь накрыла своим покрывалом пустыню. Эхнасет не позволил зажечь факелы с тем, чтобы преследуемый ими противник не смог определить их местоположение. В отличие, от них разбойники оказались не столь мудры. Несколько горящих факелов, словно светлячки, путеводными звездами указывали путь, по которому Крысы уходили на своих конях, еле переставлявших копыта от усталости.

К этому времени расстояние между преследователями и разбойниками существенно сократилось. Пирамиды Гизы стали видны во всей своей ужасающей красе. Их чудовищный размер по мере приближения к ним подавлял человеческую волю и внушал страх.

– Так ли уж необходимо нам приближаться настолько близко к этим вместилищам ужаса? – хриплым от волнения голосом спросил Эхнасета один из его офицеров. – Наши люди не на шутку напуганы.

– Хорошо, что ты предлагаешь? – поинтересовался Эхнасет, которого также не прельщала пугающая перспектива оказаться посреди пирамид ночью.

– Я предлагаю, разделиться на два отряда и обойти пирамиды с двух сторон, – поделился своими мыслями старый воин. – Таким образом, мы отсечем им путь к отступлению с флангов. А так как сейчас наша скорость значительно превышает их способность передвигаться, то они, двигаясь вперед, неминуемо выйдут на нас, именно туда, где мы будем поджидать их в засаде.

– А, что мы будем делать, если они вдруг решат остановиться на ночь среди пирамид? – спросил с сомнением в голосе Эхнасет. – Ждать утра, чтобы их лошади за это время отдохнули, да и они сами набрались сил перед предстоящим сражением? Так что ли, по твоему?

– Я признаю, что предложил глупость, – после некоторого раздумья ответил офицер. – Давать Крысам время на передышку было бы непростительной ошибкой.

Эхнасет потрепал старого друга по плечу и дал команду продолжать движение в сторону пирамид. Для того, чтобы не напороться впереди на засаду, Эхнасет отправил вперед разведчиков. К этому времени Крысы неожиданно погасили все свои факелы.

Вскоре вернулся один из разведчиков. Его доклад напугал Эхнасета до рези в животе и если бы не окружавшие его солдаты, он не раздумывая слез бы с коня и отошел в пустыню для того, чтобы облегчиться. Разведчик сказал, что Крысы в спешном порядке спешились и теперь заходят в потайную дверь каким-то колдовским образом открывшуюся в статуе Большого Сфинкса. Видимо эти твари решили, пользуясь темнотой, укрыться и отсидеться в этом кошмарном изваянии.

Эхнасет, несмотря на то, что ему этого очень не хотелось делать, поднял руку с зажатым в ней мечом и зычно прокричал:

– Вперед в атаку! Перебьем трусливых Крыс, прежде чем они успеют заползти в сфинкса!

– 9 —

Древний Египет, плато Гиза, в подземелье под статуей Большого Сфинкса

– Ничего не скажешь теплый прием! – рассерженно пробормотал Сенсей, напряженно вглядываясь в темноту.

– Любопытно, кто успел сюда забраться раньше нас? – подивился Иннокентий Павлович, после чего громко крикнул. – Вы что с ума посходили, мы свои!

В этот момент, из темноты, вместо ответа, со свистом вылетел боевой топор. Все произошло так неожиданно, что ни Сенсей, ни Иннокентий Павлович, не успели пригнуть головы, а только почувствовали, как что-то впритирку прошелестело у них над шлемами.

Топор, стремительно вращаясь, врезался в дальнюю стену тоннеля и со звоном отлетел в сторону, не причинив при этом никому вреда.

– Свети! – коротко скомандовал Сенсей и, сунув свой факел Абу, вытащил секиру, висевшую у него за спиной.

Молодой вор настороженно пригнулся и послушно поднял два факел повыше. Сенсей весь, подобравшись, медленно двинулся вперед. Неверный свет факелов, так и не высветив никого, плясал в пространстве тоннеля.

Едва Сенсей шагнул за угол, как на него из темноты стремительно и бесшумно выпал здоровенный нубиец с огромным топором, занесенным над головой. Сенсей прокрутившись на месте, ушел из-под удара и отскочил в сторону. Чернокожий гигант со свистом рассек пустоту топором. В следующий момент Сенсей, со всего маху нанес ему сокрушительный удар ногой в правый бок. Сломанные ребра гадко хрустнули, как пересохшие прутья ивовой корзины. Нубиец, отлетев в сторону, выронил по дороге свой топор и мешком рухнул на колени. Он широко открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на сушу. Судя по всему, он начисто разучился дышать.

Сенсей опустив гиганту на затылок рукоятку своей секиры, проломил ему череп. Настороженно прислушавшись, он вглядывался в темноту, ему совсем не улыбалось получить пару стрел от неизвестных лучников, затаившихся в темноте.

– Милый! – Ольга коснулась напряженного плеча Сенсея. – Если кинуть вперед в тоннель пару факелов мы сможем разглядеть, кто там прячется в темноте. Однажды давным-давно я сталкивалась с подобной тактикой, и она себя полностью оправдала.

– Мне тоже почему-то кажется, что эти негодяи не стреляют по одной единственной причине. Они хотят подпустить нас поближе, чтобы бить наверняка, – поддакнул Иннокентий Павлович.

– Ольга и Абу приготовили луки, Палыч ты по сигналу кидаешь вперед факелы, как можно дальше! – скомандовал Сенсей. – Готовы? Палыч, давай!

Два факела взвились в воздух и с шумом, прочертив длинную дугу, упали метрах в десяти, впереди от наступающих. Нескольких секунд Сенсею хватило на то, чтобы увидеть и по достоинству оценить обстановку. Возле очередного поворота, который делал тоннель, стояли четыре человека, держащих луки наизготовку. Яркий свет, брошенных факелов, неожиданно метнувшийся в их сторону сбил лучников с толку и они промедлили всего лишь мгновение.

– Пли! – рявкнул Сенсей и, три стрелы понеслись в сторону обороняющихся.

Но, лучники, несмотря на, то, что они были частично ослеплены светом факелов, все же успели выстрелить практически наугад.

Только сейчас Иннокентий Павлович, Ольга и Абу смогли по достоинству оценить дальновидность Сенсея заставившего облачиться их в тяжелые и неудобные доспехи. Иннокентий Павлович получив стрелу прямо в центр груди, охнул и повалился на пол. У Ольги, прошедшая по касательной, стрела задела правое плечо и если бы на нем не было кованого наплечника, безжалостно вырвала бы из него кусок плоти. Сам же Сенсей, получивший стрелу в верх бронзового шишака, лишь заворчал, и помотал головой. За свою жизнь он получал по голове и не такие удары. Для того, чтобы свалить его с ног, нужно было что-нибудь посущественнее. Один лишь Абу не понес никакого урона, впрочем, также как и его доспехи, оставшиеся целыми и невредимыми.

В отличие от нападавших, обороняющиеся были начисто лишены, каких бы то ни было защитных приспособлений. У них не было ни доспехов, ни щитов. За свое легкомыслие они жестоко поплатились. В тоннеле остались лишь двое лучников. Один из них скрючившись на полу, сжимал торчащее из живота древко оперенной стрелы и душераздирающе стонал. Второй лежал на спине, не подавая никаких признаков жизни. Что впрочем, было совсем не удивительно, так как у него из левого глаза торчала стрела. Двое, оставшихся в живых, благоразумно отступили во тьму тоннеля.

Подав руку Иннокентию Павловичу, Сенсей поднял его на ноги:

– Ну, что старый перец, жив?

– Твоими молитвами! – сердито проворчал тот, потирая ушибленную грудь. – Но синяк будет, надо полагать, на всю грудь.

– Ничего страшного, главное, что не дырка! – белозубо рассмеялся Абу.

– С этим, что делать будем? – болезненно скривившись, Ольга кивнула в сторону, лежавшего на полу, стонущего противника. – С таким ранением, он все равно уже не жилец, а мучиться будет еще очень долго.

Сенсей мрачно посмотрел на подругу и, подойдя к смертельно раненному воину, проворчал:

– Извини, брат, ничего личного!

После чего коротким ударом секиры прекратил его мучения.

Оставив после себя два бездыханных тела, принадлежавших непонятному противнику, друзья двинулись дальше. При этом они постоянно помнили о том, что в темноте их могут подстерегать двое все еще оставшихся в живых лучника.

– Смотрите! – Ольга неожиданно указала мечом себе под ноги.

На пыльном каменном полу явственно виднелись маслянисто блестевшие в трепетном свете факелов капли крови.

– Один из них ранен, причем довольно серьезно, – проворчал Сенсей, коснувшись пальцами крови и рассмотрев ее на свету. – Кровь темная артериальная, значит, без перевязки он долго он не протянет.

Неожиданно тоннель вывел их в большой зал. То, что предстало их взору, напоминало низкобюджетную голливудскую постановку, про арабские приключения. Весь дальний угол помещения был завален тюками и сундуками, наполненными всякой всячиной. Особняком располагались драгоценности, золото и серебро. Неверный свет факелов плясал на пыльных боках золотых кувшинов и серебряных блюд, богато изукрашенных драгоценными камнями.

– Пещера Али Бабы! – восхищенно взревел Иннокентий Павлович. – Как антиквар, я могу сказать, что здесь добра на многие лямы баксов!

– Так это и есть сокровище Древних? – с сомнением в голосе спросила Ольга.

– Вряд ли, больше похоже на склад награбленного добра, – ответил ей Сенсей.

– Это место принадлежит разбойникам! – с тревогой в голосе, произнес Абу. – Если они застанут нас здесь, то убьют! Будет лучше взять столько сколько мы сможем унести камней и золота и побыстрее убраться отсюда!

– Остановитесь безумцы! – неожиданно прогремел повелительный возглас.

Из маленькой незаметной в густой тени двери на свет вышел небольшой сухонький старик, с необычайно бледной кожей.

Сесней, Ольга и Абу тут же направили в его сторону оружие.

– Знаете ли вы, в чьи пределы вторглись, и отдаете ли себе отчет о неотвратимой каре, что ждет вас? – гневно потрясая руками, покрытыми пигментными пятнами вскричал старик. – Эта место веками принадлежало кочевым племенам! Вы же, недостойные, явились сюда и осквернили своим присутствием эту сокровищницу!

– Слышь дед, хватит болтать! – нетерпеливо прикрикнул на него Сенсей. – Нам твои сокровища не нужны, мы ищем другое! Тебе известно, что-нибудь про огромных черных скарабеев, которые могут ползать по времени?

Старик, поджав губы, вперил в него тяжелый взгляд необычайно темных глаз.

– Я Хет, хранитель сокровищ Большого Сфинкса. Мне многое ведомо, но, то о чем ты так свободно говоришь, слишком опасная тема для разговора между незнакомыми людьми.

– Я старый искатель истины, а это мои друзья. Мы не хотели причинять вам зла, и если бы вы не напали первыми мы не стали бы никого убивать. Мы сожалеем о том, что произошло, и просим принять наши извинения, – Иннокентий Павлович низко поклонился.

– Твои извинения приняты, чужеземец, хотя и не имеют никакого значения, ибо, все вы уже мертвы, – холодно сказал Хет. – Пещера принадлежит Крысам пустыни, и они не простят вам вторжения сюда, как бы ни были благородны ваши помыслы. Кроме того вы перебили всю охрану, в живых остался лишь я да еще один человек.

– Неправда, их должно быть двое, – перебил его Сенсей.

– Второй уже отправился на свидание с Осирисом, а оставшийся в живых целится в вас из своего лука. Если бы я хотел, он перестрелял вас как глупых гусей в дельте Нила, – зловеще ухмыльнулся Хет. – Но вы пробудили мое любопытство своими разговорами. Что вам известно об огромных черных скарабеях?

– Нам известно достаточно, уважаемый, – ответил Иннокентий Павлович, взявший на себя функции парламентера. – Нам нужно вызвать такого скарабея, для того, чтобы отправиться в путешествие к себе домой.

– Я сразу понял, что вы не только не из наших мест, но и из иных времен, – рассмеялся Хет. – Допустим, что я помогу вам вызвать скарабея. Но что вы можете дать мне взамен? Золото, драгоценные камни? Посмотрите вокруг, все это у меня есть в избытке.

– Мы можем дать тебе свободу и новое знание. Знание о нашем мире, который совсем не похож на твой мир. Отправившись с нами, ты сможешь существенно продлить твою жизнь, – серьезно ответил Иннокентий Павлович. – По-моему это достойная плата.

– Даже если бы я клюнул на твои лживые посулы, чужеземец, все равно уже ничего нельзя сделать, и все вы обречены, – недобро усмехнувшись, сказал Хет.

– Это еще почему? – исподлобья глянул на него Сенсей.

– Крысы пустыни вернулись, и уже движутся в утробе сфинкса прямо сюда.

– 10 —

Россия, Ежовск, 1889 год.

Телега с Веревием, представлявшим из себя казненного арестанта, неторопливо двигалась в сторону городского кладбища. Так как, тела душегубцев, а равно самоубийц, исстари хоронили за забором городского кладбища, то и теперь могила была загодя вырыта возле самого забора. То обстоятельство, что повсюду было множество кустов, все еще не распустившейся сирени, было на руку тем, кто задумал спасти Веревия от виселицы.

Загнав телегу в кусты, возница ткнул бездыханное «тело» кнутом:

– Слышь ты, душегуб! Давай уже воскрешайся!

Веревий, сорвав с головы мешок, зажмурился от яркого весеннего солнца. Поспешно соскочив с носилок, на которых до этого лежал, он слез с телеги, и отряхнул свое местами основательно промокшее платье. Брезгливо понюхав руки, он вполголоса выругался. От мокрых ладоней явственно воняло мочой казненного вместо него несчастного арестанта, тело которого до этого лежал на носилках.

В это время из зарослей кустов вышел человек одетый по-купечески, но ростом и статью, более походивший на гренадера. Его смышленое лицо с вороватыми цыганскими глазами украшала окладистая курчавая борода и роскошные тщательно ухоженные усы.

– С прибытием, с того света! – широко улыбнулся он Веревию. – Руки не подаю, потому, как спервоначалу надобно тебя в баньке хорошо отмыть. Зовут меня Григорий, а ты теперь будешь зваться Силантием, по фамилии Шлюшкин, понял?

– Отчего же Шлюшкин-то? – спросил Веревий, неприятно пораженный своей новой фамилией.

– Ну, не обессудь, голубчик, пачпорт тебе не я выправлял, а хозяин, – расхохотался Григорий. – Ему видней, почему он тебе такую фамилию определил.

– А, кто хозяин-то?

– Будешь много знать, скоро состаришься! – внезапно став серьезным ответил Григорий. – Для начала нацепи-ка ты братец картуз, да козырек надвинь так, чтобы из-под него рожи твоей душегубской видно не было. Да и буркалами своим не надо на меня так стрелять, не то в лоб получишь и сразу смирным станешь аки агнец божий, внял?

Веревий посчитав за лучшее промолчать, не стал спорить о том, кто кому скорее наваляет. Тем более что Григорий был с ним примерно одной комплекции и точно такого же медвежьего сложения. Кроме того, на данный момент, выполняя волю неведомого хозяина, тот занимался вызволением Веревия на свободу. Так, что пока и не грех помолчать было, а дальше еще неизвестно куда кривая вывезет. Может быть, еще придется его спасителю Григорию жестоко пожалеть о своих необдуманных словах да угрозах.

Натянув врученный ему картуз, Веревий поменял арестантское платье на изрядно поношенную поддевку, надел разбитые сапоги и превратился не то в спившегося приказчика, не то в приодевшегося бурлака.

Вскоре прибыла вторая телега с телом казненного арестанта. Его скоренько свалили в яму и принялись закидывать землей кладбищенские могильщики. Веревий в сопровождении Григория в это время уже отошли от кладбища на довольно-таки большое расстояние и теперь торопились в сторону притулившегося на обочине города ямского двора.

Там спросив комнату Григорий, заплатил хозяину за неделю вперед и велел прислать к ним цирюльника. Прибывшему вскоре вертлявому малому он велел обрить бороду и усы Веревия, к чему тот незамедлительно и приступил. В силу того, что в данном заведении постоянно обретались весьма подозрительные личности, по большей части, бывшие в большом неладу с законом, можно было не опасаться, что цирюльник сболтнет кому-либо о подозрительных постояльцах. Все же Григорий заплатил ему сверху запрошенного, как он выразился, «для конспирации» и, наказав держать язык за зубами, отпустил восвояси.

Веревий без привычной бороды и усов стал практически неузнаваем. Он долго смотрел на свое отражение в щербатом зеркале гостиничного номера и качал головой, сокрушенно оглаживая, лысые до непотребства щеки и подбородок.

– А теперь, в баню смывать твои грехи! – сказал Григорий, с усмешкой наблюдавший за манипуляциями Веревия перед зеркалом. – Не боись, теперь тебя без бороды и родная мать не признала бы! Смотри только не вздумай сдуру начать здороваться с кем-нибудь в городе! Тогда пиши пропало, все наше с тобой инкогнито. Кликнут полицию, запрут тебя в острог по новой, но стеречь будут так, что и мышь не проскочит. А после удавят тебя, но на этот раз уже по-настоящему без всяких фокусов! И сволокут тебя брат Силантий на погост, где закопают без гроба, церковного отпевания в безымянной могиле, словно какую-нибудь шавку подзаборную!

Веревий внял предостережениям своего ментора, и помывка в городских общественных банях прошла как нельзя более удачно. Переодевшись в новое платье, Веревий почувствовал себя как бы заново родившимся. После этого Григорий повел его в «Асторию» где в номерах проживал его загадочный хозяин.

Против чаяния, хозяин оказался достаточно молодым господином. В его осанке и гордой посадке головы чувствовалась дворянская кровь. Высокий лоб с уже наметившейся залысиной обрамляли светлые волнистые волосы. Длинный породистый нос с горбинкой вместе с холодными голубыми глазами, расположенными необычайно близко друг от друга, придавали его лицу выражение строгое, если не сказать, угрожающее. Безгубый тонкий рот, кривился в презрительной усмешке, которая казалось, никогда не покидала его лица.

Хозяин принял его, в своих номерах, расположившись на венском стуле, возле большого круглого стола. Закинув ногу на ногу, он некоторое время изучал вошедшего, барабаня длинными тонкими пальцами по колену. На безымянном пальце правой руки у него горел золой перстень с огромным солитером.

– Ну, здравствуй, Силантий! – продолжая оценивающе рассматривать сделанное им, приобретение промолвил хозяин. – Меня зовут, Константином Петровичем. Большего тебе знать пока не надобно. Сразу же расставим все точки над «и». С этого самого момента я для тебя и царь, и бог, и отец родной, на закуску! Ты делаешь все, что я тебе говорю, не задавая глупых вопросов. Дышишь, когда я велю, грустишь, радуешься и испытываешь всю гамму эмоций, лишь по моему дозволению. Для того, чтобы спасти твою никчемную шею от пенькового галстука мне пришлось отвалить огромную сумму. Ты даже не представляешь, насколько жадны наши чиновники и вельможи, которых мне пришлось подмазать, в обмен на твое освобождение! Одно рекомендательное письмо от Великого Князя, чего только стоило. Самое любопытное, что его сиятельство наверняка не получил из этой огромной суммы ни копейки, будучи свято уверен, что подписывает письмо радея о государственном благе.

Видимо устав от длинной речи Константин Петрович сделал нетерпеливый жест указательным пальцем Григорию. При этом бриллиант в его перстне, ослепительно сверкнул всеми своими безупречными гранями. Григорий с расторопностью искушенного официанта подскочил к столу и, взяв с подноса графин с водкой, ловко наполнил хрустальную рюмку. Константин Петрович опрокинул ее содержимое в свой аристократический рот, после чего поморщился и театрально пощелкал пальцами. Григорий тут же с почтением протянул ему серебряную вилку с нацепленным на нее тончайшим срезом балыка, взятого с тарелки стоявшей тут же на подносе.

Благодарно кивнув, Константин Петрович, тщательно разжевал закуску и, проглотив ее, продолжил:

– Тебя, Силантий, наверняка уже давно гложет один единственный вопрос – чего именно от тебя нужно этому столичному хлыщу? То бишь мне. Я прав? Только не лги мне, иначе я разочаруюсь в тебе. А люди, которые меня разочаровывают, как правило, долго не живут. Такая вот прослеживается любопытная закономерность, не так ли Григорий?

Григорий, придав своему лицу крайне глубокомысленно выражение, подобострастно кивнул.

– Я, конечно же, очень извиняюсь, Константин Петрович, – наконец-то решился подать голос Веревий. – Но если мне будет дозволено, я бы очень хотел знать, для чего я вам нужен?

– Григорий, друг мой! Поди, в ресторацию и выпей водки за мое здоровье, – Константин Петрович, кряхтя, полез во внутренний карман сюртука, достал оттуда бумажник и, разложив его, выудил оттуда ассигнацию, которую протянул Григорию. – А мы с Силантием тем временем обсудим этот так интересующий его вопрос.

Терпеливо дождавшись, когда Григорий выйдет из номера, Константин Петрович, кивнул Веревию на стоящий поодаль точно такой же, как у него венский стул:

– Садись поближе, нам предстоит долгий и непростой разговор. В зависимости от того как он пройдет, будет засвистеть вся твоя будущность, Силантий. Прежде чем отвечать на мои вопросы советую хорошенько подумать и быть предельно откровенным. Итак, ты готов?

Веревий к тому времени придвинувший стул к Константину Петровичу, присел на самый его краешек, который скрипнул под его немалым весом.

– Спрашивайте, и я отвечу вам все как на духу, – придав лицу выражение, по его мнению, соответствующее высшей степени правдивости сказал он.

– Что же, хорошо, – одобрительно кивнул Константин Петрович, после чего в упор, глядя Веревию в глаза, спросил, – Тебе известно, о том, что Карл Крейцер исчез из своей камеры накануне казни?

– Так он на свободе? – Веревий в сильнейшем волнении вскочил со своего места.

Константин Петрович нетерпеливо велел ему указательным пальцем сесть обратно.

– Вижу, что ты не знал, о том, что твой друг избежал эшафота. Быть может тебе будет любопытно узнать также о том, что в камере был найден разорванный в клочья труп сокамерника Крейцера, а также четверо разорванных на куски солдат из числа тюремной охраны. И ничего более! Причем надзиратели, все как один, божатся, что арестант из здания тюрьмы, никуда не выходил. И ты знаешь, я склонен им верить. Так скажи мне, Силантий, куда же подевался Карл Крейцер?