355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Тихомиров » Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок » Текст книги (страница 19)
Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 00:03

Текст книги "Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок"


Автор книги: Валерий Тихомиров


Соавторы: Сергей Гуреев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Только-о тихо-о!!! А то выкинут раньше времени-и!!!

Альберт Степанович поспешно и мелко закивал. Внезапно в гул и вибрацию вплелись совершенно новые ноты. Пол ритмично заколебался. Раздался мерный грохот шагов. Клим одним пальцем приподнял краешек брезента, высовывая наружу не более половины левого глаза. Зрелище, даже для экстремала, показалось излишне жутким. Он спрятался обратно, наваливаясь на Потрошилова.

В полном молчании в «АН-12» строем грузились здоровенные типы. От их вида кровь стыла в жилах. С такими лицами не читают проповеди о любви к ближнему. И к дальнему тоже. С такими лицами вообще ничего не читают. Разве что короткие погребальные молитвы над свежим трупом врага. Размерами каждый из молчаливых походил на двустворчатый шкаф. Костяшки пальцев на мускулистых руках бугрились набитыми мозолями. Над ними синели татуировки в виде черепа, пронзенного молнией.

Распутин зажал ладонью рот Алика. Пронзительный шепот вонзился прямо в барабанные перепонки:

– Не туда попали! Будем лежать как дрова. Тихо и не двигаясь. Иначе полетим без парашютов!

Альберт Степанович согласился сразу. Без диспутов и сомнений. Просто поверив другу. После очень большого глотка из фляжки с коньяком. Он пригрелся и пережил волнительные мгновения взлета в режиме пофитизма, то есть мирно уснув.

* * *

Летели долго. Если мерить полет в «Арарате», то ровно семьсот пятьдесят грамм. Клим прихлебывал из фляжки, периодически посматривал на часы и недоуменно пожимал плечами. Обычных парашютистов выбрасывали в дальнем конце аэродрома. Это занимало не более пятнадцати минут. Куда и зачем направляется борт с целой командой типичных убийц, можно было только предполагать.

Сигнал прозвучал внезапно. Неприятно-тревожный зуммер разорвал покой в мелкие суетливые клочья. Самолет вздроснул. Задняя панель грузового люка поползла вниз. Под брезент ворвался холодный ветер и разбудил Альберта Степановича. Сметенные со скамеек отрывистой командой крупногабаритные типы строем и молча затопали в разверзнувшуюся бездну.

Клим проследил за уходом в небо жуткого, строго организованного табора в небольшую щелочку. Он рывком выскочил из укрытия и вытащил сонного Алика. Потрошилов щурился от света и ветра, ни черта не соображая.

– Прыгаем! – крикнул ему Клим.

Алик послушно подскочил на месте два раза.

– Туда! – показал Распутин.

Алик проснулся и помотал головой, осознав, что ему предстоит. Выход начал закрываться. За всю свою жизнь, богатую экстремальными событиями, Клим ни разу не возвращался с позором, не совершив прыжка. И не собирался начинать сейчас. Он зацепил вытяжной карабин потрошиловского парашюта за специальный трос. Алик сразу стал настоящим десантником. Мощный толчок выбросил его из самолета навстречу ветру, дождю и земле.

– Не хочу-у-у!!! – закричал он, но было поздно.

Потрошилов летел вечность. Конечно, парашют не раскрылся. Под Аликом лежала тысяча метров пустоты и холодного северо-западного ветра. Земля жадно щетинилась пиками деревьев, ожидая жертву. Мимо нее было не промазать.

Вопреки традициям, прошлая жизнь не проносилась перед глазами. Не вспоминалось ни хорошего, ни плохого. Алик просто падал, как птица без крыльев. Например, страус. С перспективой глубоко зарыть голову в песок. Падение длилось ровно пять секунд. Именно столько свободного полета отведено при принудительном раскрытии вытяжным фалом. Пока веревка расправилась до конца, пока она вытянула купол из ранца, Потрошилов успел многое.

Вспомнив инструктаж, он пошарил рукой по животу в поисках кольца запасного парашюта. Оно нашлось где-то сбоку. И оторвалось сразу. Ничего не произошло. Алика продолжало безжалостно кувыркать в воздушном потоке. Сматывать и снова выкидывать оказалось нечего.

Любой другой впал бы в панику, ошалев от ужаса. Только не Потрошилов. Он не растерялся, вовремя приступив к выполнению последнего пункта инструкции. Поддаваясь усилию несгибаемой воли, рот распахнулся. Щеки тут же раздуло в стороны. Хриплый и вибрирующий голос Альберта Степановича центробежно рассеялся по всем направлениям вращения, чтобы точно дойти до адресата.

– Отче наш, иже еси на небеси…

Других слов молитвы он не знал. А если бы и знал, то не успел бы продолжить. Взрыв раздался внезапно. Потрошилова встряхнула страшная перегрузка, буквально вывернув наизнанку. От оглушительного хлопка заложило уши. Он дернулся и прекратил вращение, замерев между небом и землей. Парашют раскрылся. Алик лязгнул зубами, не сразу осознав, что спасен.

Постепенно понимание пришло. При внимательном изучении купола над головой был сделан безупречный логический вывод – последнее средство, примененное от отчаяния, сработало! Под свинцовым, но гостеприимным питерским небом раздался счастливый смех десантника Потрошилова. Кольцо запасного парашюта, при ближайшем рассмотрении оказавшееся оторванным карманом комбинезона, Алик сжимал в кулаке, как талисман.

Он летел долго. Умиротворяюще свистел в стропах ветер, потрескивала ткань старого купола, где-то внизу стаей некормленых стервятников пикировали жуткие типы с глазами убийц. Алик висел нелепой тряпичной куклой и пел. Без слуха и голоса. Одной душой. Громко и весело.

– Жил отважный капитан!..

Причем основной акцент приходился на слово «жил».

– Банза-а-ай!!! – грянул сверху дикий вопль.

Со свистом мимо пронесся огромный, быстро опознанный летающий объект. Альберта Степановича качнуло, словно от взрывной волны. Клим Распутин заходил на посадку, как настоящий экстремал. Не раскрывая парашют до последнего. Длительный затяжной прыжок доставлял ему несравненное наслаждение.

Приземление на лес прошло успешно. Если не считать гибели парашюта. Алик попал между деревьев. Он пробил завесу листьев и веток, мягко плюхнувшись на свое собственное посадочное место. Куполу повезло меньше. Он не пролез. Соприкосновение с верхушкой березы положило конец его романтической биографии. Парашют героически погиб под противный треск рвущейся материи, так и не став накидкой для автомобиля.

Альберт Степанович немного посидел, привыкая к земле. Потом, вспомнив инструктаж, перекатился в сторону. Зачем в странный ритуал приземления входил этот сложный элемент, было неясно. Но Потрошилов не собирался рисковать в тот самый момент, когда полет так благополучно завершился.

Лямки, пристегнутые к разным частям потрошиловского тела, натянулись. Едва он встал на ноги после виртуозно, с грацией раненого бегемота выполненного упражнения, как разодранный в клочья увесистый ком звучно шлепнулся с березы на землю. Бывший парашют попал точно туда, откуда укатился Алик.

– Во как! – восхищенно промычал он.

Воистину мудрость Клима не имела границ, спасая от катастрофы на каждом шагу. Ноги дрожали в коленях, напоминая Альберту Степановичу о пережитом стрессе. Он присел на сырую траву. Вокруг никого не было. Стыло дул ветер. Мокро шелестели капли, пробивая в желтеющей листве дорогу к лужицам. Глухо урчал кишечник, протестуя против бурного образа жизни хозяина.

Алику стало не по себе. Он посмотрел по сторонам. Признаков разумной жизни не обнаружилось. Любимая песня сама слетела с губ в чуждое пространство леса:

– И никто ему по-дружески не спел…

Потрошилов выпутался из лямок парашюта. Кругом подозрительно тихо лежал мир живой природы. Явно дикой и враждебной. Комары уже начали атаку на чужака. Живое воображение мгновенно дополнило пейзаж волчьей стаей и стадом медведей, Алик сурово нахмурился. Все-таки он был царем природы. Хотя в такой глуши об этом наверняка мало кто знал. Пора было доказывать свое превосходство над окружающей средой. Он сложил руки рупором и отчаянно завопил:

– Ау-у! Товарищи, где вы-ы!

– Ы-ы-ы!.. – издевательски завыло эхо.

– Не ори, – ворчливо сказал голос с небес.

Потрошилов поднял голову. На высоте пяти метров, чуть в стороне, болтались чьи-то ноги. Судя по ботинкам сорок седьмого размера, они принадлежали человеку высокого роста. Дальнейшие дедуктивные потуги оказались излишни. С хрустом обломились ветки, и из березового плена собственной персоной выпал Клим Распутин.

Экстремал немного ободрался по дороге, но был бодр и вполне счастлив. Рухнув, как бомба, Клим завопил:

– С первым прыжком! Кайф, да?!

Алик от души открыл рот, чтобы вкратце охарактеризовать всю гамму чувств, вызванных полетом. Телячьего романтического восторга в слове из небольшого количества букв было мало. Примерно с запятую над «И-кратким». Возможно, Потрошилов не родился любителем риска, острых ощущений и медвежьей болезни.

Но в последний момент в горле возник непреодолимый спазм интеллигентности. Не то чтобы экспрессивная лексика не пролезала. Скорее, Альберту Степановичу не хотелось обидеть друга, разочаровать в сокровенном. Ведь он смотрел с такой надеждой! Так хотел, чтобы ему понравилось кувыркаться в небе кверху задницей с мокрыми от страха штанами! Альберт Степанович не любил лгать. Однако в исключительных случаях, таких как ложь тяжелобольному, он делал Это. Спокойно и убедительно. По-мужски.

– Класс! – нервно хихикнул он, чувствуя себя идиотом.

На добродушной физиономии Алика проступили мучительные красные пятна. Но ради дружбы он хихикнул еще раз, показывая, что Потрошиловы имеют мужество. Постоянно и сильно. В извращенных формах. На грани здравого смысла.

Клим, не замечая тонкой душевной организации Альберта Степановича, снова завопил в восторге от вновь неудавшегося самоубийства:

– Сейчас разберемся, куда попали, и еще раз сиганем!

– Станови-и-ись!!! – прогрохотал над лесом мощнейший бас.

Звуковой волной с берез стряхнуло капли. Они осыпались на землю крупным градом. Комаров смело в радиусе километра. Нежные лютики полегли, как в бурю. Распутин присел от неожиданности. Алик по-прежнему так и сидел на мокрой траве. Поэтому не упал ногами к взрыву. Ужасающий рев вновь потряс девственную природу:

– Ра-авняйсь!!! Смирна-а!!!

Клим вспомнил, с кем он летел в самолете. Оказаться в одном лесу с подобными исчадиями специального назначения было чистым невезением. Даже не хотелось спрашивать дорогу. Наоборот, возникало горячее желание потеряться в дебрях. Подальше от мира, в котором живут гоблины.

Эмоции амоциями, но без информации можно было бродить по лесу до утра. Доктор Распутин нацепил светскую улыбку и крадучись углубился в кусты. За ним на четвереньках отправился Альберт Степанович.

* * *

Майор Трубчиков был человеком железной воли. Собственно, в противном случае ему никогда бы не удалось стать инструктором спецназа. На курсы выживания в условиях дикого леса он водил группы второй год. И почти всегда выводил. Почти всех.

На этот раз майор был озадачен. Звериная интуиция, обострившись на природе, свербила изнутри. Доводя задачу, он постоянно озирался. Группа тоже водила по сторонам глазами, чувствуя неладное. В команде из роты зачистки не держали детей. Профессионалы ощущали чужое присутствие кожей. Такого быть не могло. На полигоне спецназа чужие не ходили. А если и ходили, то… под себя и недолго. За убийство в квадрате: «Х», в смысле «икс», не наказывали, а награждали.

– До пункта сбора – сутки бегом, – прорычал Трубчиков, – для вас – фигня. По пути ни еды, ни воды нет. Кого встретите, того жрете. Не впервой, выживете. Пользоваться только ножом. Все ясно?

– Так точно! – оглушительно рявкнули мордовороты с холодными пустыми глазами.

Разумеется, до децибеллов майора Трубчикова им было далеко. Но Алик от неожиданности шарахнулся в сторону и врезался в спину Клима. Тот шикнул и остановился. По-звериному острые уши инструктора тут же встали торчком. Он резко вскинул вверх пудовый кулак и замер. Спецназ мгновенно застыл, подчиняясь команде. Будто на стебельках глаза Трубчикова выкатились из орбит, обшаривая периметр.

Альберт Степанович осторожно высунулся из укрытия. Запотевшие очки тускло блеснули. Майор засек постороннее движение краем глаза. Он моментально принял непринужденную позу, незаметно показав группе два пальца. Могучий накачанный лоб, будто специально предназначенный для разбивания кирпичей, собрался в угрожающие складки. Шрамы побагровели. Трубчиков нашел причину беспокойства. По законам выживания ее следовало устранить.

– Вы – спецназ! – оглушительно рявкнул инструктор, хмурясь даже шеей, – Остальные – мясо! В районе учений находятся два мешка. Это дополнительная вводная! Задание – найти и порвать голыми руками!

Строй квадратных мордоворотов глухо заворчал. Трубчиков уставился на кусты, в которых прятались Распутин и Алик. Верхушки веток тряслись, разбрызгивая мелкие капли. Для снецназовца жидкие веточки не были преградой. Чужаки лежали перед всевидящим взглядом, как на ладони. Охота начиналась.

Инструктор вынул из кармана тюбик камуфляжного крема и нанес на лицо несколько полос перпендикулярно шрамам. Остальные тоже полезли в карманы. Спецназ красился артистично и кровожадно. Перед предстоящим убийством у спецслужб принято менять внешность. Гримом или масками – неважно. Лишь бы жертва при неудачном исходе не знала, кого благодарить.

– Кто принесет уши – два компота на обед! – продолжил майор, сладострастно оскалившись.

– По-моему, лучше держаться от них подальше, – робко пискнул Алик, интенсивно отползая назад.

– Согласен, – шепнул Клим, не отставая от друга, – уши жалко.

– Живыми не брать! – вдруг заорал кошмарный Трубчиков. – Фа-ас!!!

Земля дрогнула. Поляна взорвалась диким воплем спецназа. Топот десятков ног лавиной устремился к укрытию потенциальных жертв.

– МА-МА!!! – взвизгнул Алик, взлетая над землей.

Ни один спринтер мира не уходил с низкого старта прыжком на три метра. Только секретный агент Алике мог совершить такой нечеловеческий подвиг. Несекретный неагент Распутин догнал его через триста метров. Он тоже любил жизнь. Спецназом двигал приказ. Ими – инстинкт. Поэтому разница в скорости оказалась огромна.

Альберт Степанович и Клим Васильевич чесали через бурелом, как зайцы. Ужас подталкивал их в спину. Это было вполне экстремально. Но особого кайфа они не испытывали. У них на хвосте висел неумолимый звероподобный спецназ, зарабатывая призовой компот.

Во главе мчался огромный майор Трубчиков. Правда, без особого азарта. В пункте выхода из зоны выживания его ждала радистка группы обеспечения. Поэтому он вел погоню не по следам, а в нужном направлении. Вводная – это вводная, а радистка – это радистка!

* * *

Бегство закончилось вечером. Потрошилов споткнулся обо что-то мягкое и упал в траву, отдав все силы спасению собственной жизни, ушей и доброго имени. Рядом тяжело рухнул Клим. Им чудом удалось оторваться.

После многочасового забега хриплое дыхание восстанавливалось трудно.

– Интересно, – просипел Распутин, – сколько километров мы махнули?

Алик приподнялся на локтях. Как ни странно, ответ сомнений не вызывал. Он буквально лежал у него под носом.

– Ноль, – твердо ответил агент Потрошилов, слезая с собственного парашюта, – мы сделали круг.

Клим сел, покряхтывая от усталости. В начинающихся сумерках были видны его собственные следы, трижды пересекающие небольшую лужицу грязи.

– И не один, – кивнул он.

Ему сразу стало ясно, почему спецназ сбился со следа. Алику истина далась сложнее. После тщательного изучения полянки, на которой проводился инструктаж. Конечно, без лупы разобраться было непросто. Но он справился. Сам мистер Холмс мог гордиться Аликом. Через час напряженной работы Потрошилов по глубокой протоптанной колее и проделанной диким спецназом просеке безошибочно определил истину. Получалось, что пока они бегали по кругу, преследователи пошли по прямой.

– Очевидно, на перехват? – высказал он полное дедуктивной логики предположение.

– Мы пойдем за ними, как индейцы Амазонки! – азартно предложил Клим.

– Мы побежим. От них, – решительно возразил Алик. – А амазонки – это не индейцы, а воинственные женщины. И, между прочим, без груди!

Клим задумался. К вечеру знание истории и географии путалось. В предложении Потрошилова просматривалось рациональное зерно. Хотя идти след в след за ужасающим спецназом было бы интересно. Если, конечно, не попадаться. Страх, голод, усталость и любовь к приключениям сцепились в неравной схватке. Слабости, пользуясь численным превосходством, победили.

– Ладно, – пробормотал Клим, – может, позже.

Они не побежали. Просто уже не могли. Они побрели. В девственную чащу, подальше от кошмара и жути.

* * *

На третий день блуждания по лесу Клим и Альберт Степанович устали. Они ломились сквозь заросли, как два раненых лося. Не разбирая дороги и поедая на ходу чернику с грибами. От голода их пошатывало. От безысходности Алик немузыкально пел, распугивая волков.

– …И не раз он бороздил океан…

Распутин радостно улыбался, повторяя через каждые сто метров:

– Полная задница!

Он пришел в себя после побега от спецназа. Экстремальность приключения доставляла ему явное наслаждение. Возможно, поход в никуда длился бы до зимы. Но к середине третьего дня голод стая нестерпимым. Клим остановился.

– Все, – сказал он, – пора выбираться.

Алик плюхнулся на ближайший пенек. Ему казалось, что последнее время они именно этим и занимаются. Однако у Распутина, похоже, было другое мнение.

– Пойдем на юг! – заявил он, посмотрев на небо. – Если топать в одном направлении, то на что-нибудь наткнемся обязательно. Знаешь, где юг?

Потрошилов уверенно ткнул пальцем себе под ноги.

– Там!

На всех картах Африка находилась внизу. Это он помнил еще со школы.

– Точно? – недоверчиво спросил Клим.

– Нет, – честно ответил Алик.

– Та-ак, – Распутин погрузился в размышления.

Выживать в экстремальных условиях он умел. Оставалось вспомнить, как ориентироваться в лесу. Через минуту Клима посетило вдохновение.

– Юг в другую сторону от севера, – изрек он.

– Согласен, – с энтузиазмом поддержал его Потрошилов.

– А север найти легко!

– Там холоднее, – подсказал Алик.

– С северной стороны на деревьях растет мох. А муравейники стоят с юга!

– Отчего?

– От деревьев.

Поиски мха и муравейника прошли под голодное бурчание двух пустых желудков. Определив, что где растет и стоит, Клим поднял голову. Полуденное солнце просвечивало сквозь облака прямо по направлению предстоящего движения.

– Теперь главное – идти прямо, – наставительно произнес Распутин, – для этого надо обходить одно дерево слева и два справа. Потому что обычно человех забирает больше влево и бродит по кругу.

– Одно слева, – пробормотал Алик.

В правиле была логика. В бессмысленном блуждании появлялась хоть какая-то разумная основа.

К вечеру судьба и проверенная научная метода вывели их на шоссе.

– Обратно к военным? – спросил Клим.

– Только домой, – твердо ответил Алик.

Там, в уютной квартире, имелся холодильник с пельменями в морозилке. По сравнению с этим лучезарным фактом меркли происки всех мафий мира.

* * *

Два усталых странника вернулись домой. Они тащились по двору в грязных камуфлированных комбинезонах, еле переставляя ноги. У большой яранги сидели якуты и наблюдали за их возвращением. Очки зловеще блестели в направлении потрошиловского подъезда. Но Алику было все равно. У него за спиной осталось столкновение со спецназом и выживание в дремучем лесу. Он хотел есть. И никакая якутса, да и любая другая разновидность мафии, не могла встать между ним и холодильником с пельменями.

Впрочем, останавливать Алика и Распутина никто не пытался. Не очень торжественное прохождение по краю стойбища прошло без эксцессов. Перед родной дверью Потрошилов притормозил. Записки в дверях не было. Вероятно, мама возвратилась с дачи, не выдержав разлуки. Алик с облегчением воткнул палец в кнопку звонка. Однако в квартире, кроме тревожной трели, не раздалось ни звука. Пожав плечами, он достал ключ.

Прежде всего пара голодных мужчин напала на холодильник. Продуктовый запас лег на стол, очутился в кастрюлях и на сковородке. Насыщение проходило по старинке. Без наносных условностей. С некоторым нарушением этикета и культуры застолья. Проще говоря, было сожрано все съедобное. Быстро и жадно. Частично в недоваренном виде. Частью откровенно сырым.

После еды Алик вошел в комнату, тяжело отдуваясь. Тело просило отдыха. Глаза слипались. Он собирался поздороваться с Доктором Ватсоном и упасть на диван. Ни на что большее после дальних странствий сил не оставалось.

Вдруг осоловелый взгляд зацепился за какую-то несообразность. Что-то было не так. Еще не понимая в чем дело, Алик замер. А сердце уже забилось, предвещая беду. Потрошилов нацепил очки и вздрогнул. На столе лежал перевернутый домик Доктора Ватсона. Вокруг валялся рассыпанный недельный запас корма.

Страшная истина вползла в заторможенный мозг Алика. Хомяк пропал! Его не было в перевернутом домике. Не было за коробкой со старыми газетами, которые Ватсон так мило драл на мелкие кусочки тихими семейными вечерами. Не было и на полу. Хотя из-за боязни высоты он никогда не приближался к краю стола.

Вместо друга возле домика белел конверт. Дрожащей рукой Альберт Степанович взял письмо, надеясь увидеть послание от мамы. Но слабой надежде не суждено было сбыться. Абсолютно незнакомый таинственный злоумышленник писал корявым почерком гадкие слова. Буквы плясали, как злобные маленькие человечки, крича о большой беде. Мучительный стон огласил квартиру.

– Клим! – прохрипел Потрошилов. – Ватсона украли!

Распутин примчался с кухни, дожевывая бутерброд с сосиской. Он поднял выпавшее из дрожащих рук Алика письмо и прочитал вслух: «Хомяк у нас. Готовь миллион долларов, иначе получишь его по частям. Если хоть один милиционер узнает, хомяк умрет».

Не сговариваясь, друзья посмотрели на приоткрытый шкаф. В основном гардероб Алаберта Степановича состоял из казенной серой формы с капитанскими погонами. Выходило, что один милиционер о похищении уже знает. Судьба Ватсона повисла на волоске. Алик взглянул на Распутина совершенно безумными глазами:

– Они что, обалдели?! Я же сам… Значит, уже все?!

Клим, возмущенно хохотнув, помахал в воздухе конвертом:

– Какой идиот так шутит!? Лимон за хомяка! Может, им еще твою почку подарить для пересадки?

Из конверта выпал фотоснимок, сделанный полароидом. Он спикировал прямо на крышу перевернутого домика. Глянцевая поверхность жизнерадостно блеснула, раскрашивая жизнь Альберта Степановича черной краской. Доктор Ватсон сидел толстой попой на «Комсомольской правде» трехдневной давности. Щеки уныло свисали на грудь. В маленьких бусинках глаз светилась обида и недоумение. К левому уху любимца семьи Потрошиловых был приставлен нож.

– Да что же такое происходит? – недоуменно ужаснулся Алик. – Кому пришло в голову воровать Ватсона? Почему миллион?

– Киднэппинг, – авторитетно пояснил Распутин, – похищение и вымогательство. Хочешь вернуть – платишь. А если нет – то нет.

Потрошилов сел прямо на пол. Из-за него друг попал в беду. Ватсону грозила мучительная смерть. И спасти его могли только деньги, которых у Альберта Степановича не было. Он быстро прикинул, что даже если продать квартиру и «Запорожец», нужная сумма не наберется. В кармане агента, уже неделю работающего под прикрытием, оставалось мелочи ровно на четыре дешевых батона.

– Они убьют его! – трагически всхлипнул Алик. – Потому что у меня нет миллиона!

Клим сел на диван. В принципе, ему доводилось видеть смерть. И не один раз. Люди в истребительной больнице имени Всех Святых периодически сбрасывали температуру до комнатной. Предполагаемая гибель хомяка по сравнению с этим не казалась катастрофой. Тем более за миллион долларов.

– Ты не переживай, – успокоил он Алика. – Купим нового.

Лицо Потрошилова скривилось от огромной душевной боли.

– Это друг, понимаешь?! – вдруг неожиданно громко крикнул он, вскакивая на ноги. – Друзей не предают!

– А врагов? – ехидно спросил Клим.

Голос его звучал ядовито. Но не очень уверенно. На самом деле, ему было стыдно. Ведь буквально несколько дней назад он гулял и веселился на дне рождения Ватсона. А теперь собирался вроде как предать. С этой точки зрения проблема смотрелась иначе. Клим страдальчески закряхтел:

– Ладно, Альберт, не кричи. Что-нибудь придумаем. Все равно неизвестно, где их искать.

И тут раздался телефонный звонок. Потрошилов протянул руку и, не задумываясь, схватил трубку.

– Да?!

– Байда! – по-змеиному просипел, разносясь из трубки по всей комнате, голос с блатной хрипотцой. – Завтра в семь утра жди звонка. Не будет бабок – крысе каюк!

– ТЫ-Ы!!! – заревел Распутин, бросаясь к телефону.

Но тот уже пилпл короткими гудками печальную судьбу Доктора Ватсона на мелкие кусочки.

День померк. Алик, не поднимаясь с пола, пошарил в дедуктивных закоулках мозга. Логика жалобно скрипела, отказываясь объяснять кошмарную действительность.

– Я этого не переживу, – жалобно сказал он.

Распутин думал недолго. Все же он был хирургом. И принимать решения привык быстро и радикально. Речь шла уже не столько о хомяке, сколько о дружбе. Друг его друга был его другом. И за него предстояло вступить в бой. Это было так просто. И ясно, как диагноз грыжи. Он воинственно засучил рукава и грохнул кулаком по столу:

– Еп-перный театр! Ты мент или аппендикс?! У тебя полный дом улик, а ты причитаешь, как терапевт над прыщиком! Расследуй, пока Ватсона не расчленили!

Алик на секунду прикрыл глаза. Душа колыхалась в смятении. Но мозг сам по себе вступил на путь оперативных мероприятий, не дожидаясь дополнительной команды. Потрошилов вскочил и огляделся. В орлином взоре сыщика не осталось и следа растерянности. Пронзительные глаза настоящего оперативника цепко выхватили из интерьера улики. Пальцы бережно зацепили письмо и фотографию. Ноги понесли Алика в обход следов на полу к заветному ящику стола, где лежали лупа и линейка.

Клим удовлетворенно высморкался и пошел в ванную смывать грязь лесных странствий. Пока он мылся, Альберт Степанович ползал по полу от прихожей до комнаты, вычисляя количество похитителей, размер обуви каждого, длину шага и рост.

Картина выходила несколько странная. Злоумышленников было трое. Один мастерски открыл типовой замок хлипкой потрошиловской двери и написал письмо кривыми буквами. Учитывая профессиональную ловкость и огрехи правописания, можно было предположить, что в доме орудовал махровый представитель преступного мира. Второй явно руководил операцией. Сфотографировав Ватсона, он стоял в стороне, чуть притоптывая модельными туфлями сорок второго размера. С третьим разобраться было труднее. Судя по следам, он просто вошел, попрыгал перед зеркалом и ушел.

Сделав исчерпывающие выводы, Алик изучил письмо и фотографию. Адреса на конверте не было. К сожалению. Преступники оказались матерыми. Зато фотоснимок выдал их с потрохами. На многократно увеличенном очками и лупой изображении «Комсомольской правды» четко проступила карандашная надпись.

– Эврика! – завопил Потрошилов и гордо помчался в ванную.

Клим ухал под ледяной струей, рассыпая брызги. Алик просунул в дверь нос, потом губы и сообщил таинственным шепотом:

– Он в шестьдесят четвертой квартире! Новаторов, шесть.

– Пусть хоть семь новаторов. Все равно им кирдык! – без раздумий рявкнул Распутин. – Фиг им, а не миллион!

Алик застыл на пороге ванной. Для него Доктор Ватсон был больше чем хомяк. И больше чем член семьи. Он был единственным существом в мире, забота о котором целиком лежала на плечах капитана Потрошилова. Таким образом, святое дело освобождения хомяка не терпело постороннего вмешательства.

– Клим, – твердо произнес Алик, – я не имею права подставлять тебя под пули. Я должен идти один!

Распутин громогласно ахнула

– Ты, что?! Такой экстрим, и без меня? Ну уж нет! Или идем вместе, или я сейчас звоню в милицию!

– Милиция – это я, – заявил Альберт Степанович. – И звонить мне не надо.

– Вот и договорились! – весело гаркнул хирург. – Сегодня вечером освобождаем НАШЕГО Друга!

Полведра холодной воды отразилось от его широкой спины и окатило гениальную голову Потрошилова. Как ни странно, освежающий душ остудил непримиримость Альберта Степановича.

– Интересно, каким образом? – поинтересовался он из коридора.

– Придем и закопаем под паркет! – зарычал Клим, играя буграми мышц.

Алик тоже сжал кулак и напряг бицепс. При внимательном изучении собственных физических параметров сложилось впечатление, что закапывать придется, скорее всего, Ватсона. По частям. Хвост отдельно, уши отдельно.

– Они успеют его убить! – высказал он свою точку зрения.

Распутин выключил воду и смущенно закашлялся. При силовом изъятии заложника некоторое повышение летальности среди хомяков не исключалось. Высокий лоб хирурга пошел морщинами от мыслительной деятельности. На этапе собирания второй складки родилось хитроумное решение.

– Мы их усыпим! – успокоил Клим невеселого Альберта Степановича.

– Ага. Где-то я уже это слышал, – уныло пробормотал тот, – очень напоминает мюзикл.

– Спокойно. Возьмем гадов на фторотане! Моментальный наркоз. У нас в операционной есть три баллона. Уснут как сурки!

* * *

Игорь Николаевич Рыжов проснулся в яранге. Тревожное ощущение в груди заставило его открыть глаза, не досмотрев сон пониженной эротичности. О тундре и полярной ночи. Он рывком сел и посмотрел на часы. Стрелки показывали восемь. Утра или вечера, следовало еще определить.

Экстрасенс закряхтел, гоняя энергию Чи от пупка к пяткам. Чакры похмельно скрипнули. После водки с грибами по-якутски ментальность трещала, раскалывая череп на мелкие кусочки. Нужно было вставать, но сил на это не было. В восемь тридцать телесная оболочка поддалась на уговоры разума. Дверь от холодильника «Минск» распахнулась. На просторы стойбища выполз шаман Рыжов. На улице быстро темнело. Великие северные духи услужливо подсказали ему, что наступает ночь.

Якуты сидели на чемодане. Их одолевали тоска и беспокойство. Старший брат упрямо отказывался становиться тойоном. Он торчал дома и не желал показываться в окне. А может, Альберт снова исчез в неизвестном направлении, пропав навсегда. Проверить это было невозможно. Оббивать порог негостеприимного дома им не позволяла большая оленеводческая гордость. Якутам оставалось только грустить, не слезая с чемодана. Игорь Николаевич подполз к ним со спины, шурша поврежденным биополем.

– А, наимудрейший, – грустно сказал Сократ.

– Скажи, где наш брат? – не повышая голоса, воззвал Диоген с вымученной патетикой.

Экстрасенс через силу почесал переносицу. Третий глаз совершенна заплыл. Как и первый со вторым. В астрале плавала сплошная муть. Потрошилова там видно не было.

– Сейчас, – бормотнул Рыжов, – нарисуем что-нибудь от сглаза.

Он переплел пальцы в замысловатую фигуру, снимающую порчу с крупного рогатого скота. Небольшая путаница в жестах его не смущала. Под лежачего мага эликсиры сами не затекают. Настоящий экстрасенс постоянно должен делать все, что может. Тогда появляется надежда совпасть пассами хоть с каким-нибудь событием. Что, безусловно, повышает авторитет науки.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю