Текст книги "Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок"
Автор книги: Валерий Тихомиров
Соавторы: Сергей Гуреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
– А что на меня похоже?
Распутин целиком зашел в ординаторскую и, двусмысленно улыбаясь, похлопал ладонью по дивану.
– Неважно. Не бери в голову. Тут такое дело… сваливать надо.
Он подошел к окну и открыл форточку. Свежий воздух питерских окраин, насыщенный солями тяжелых металлов вперемешку с угарным газом, ворвался в ординаторскую. Сквозняк вырвал из-под руки Альберта листок и потащил по столу. Коротким и точным ударом Потрошилов остановил его на самом краю и вернул на место.
– Выпить хочешь?
– Могу, – не задумываясь ответил Клим, восхищенный такой резкостью. Он еще раз посмотрел на друга и добавил: – Как-то ты изменился в последнее время.
Они разлили по стаканам все, что оставалось в бутылке.
– Предлагаю – за дам! – Потрошилов встал, держа перед собой стакан.
– Я почему-то так и думал. – Клим устало приподнял зад и выпил.
Закусить было нечем. Водка всосалась и легла «на старые дрожжи», как родная.
– Валить надо, Альберт, – вернулся Распутин к тому, с чего начал.
– Кого? – заинтересованно встрепенулся Потрошилов.
– Ты здесь уже всех «завалил», – Распутин махнул рукой, – теперь отсюда валить надо. Ищут тебя.
– Кто? – Альберт Степанович принялся равнодушно рассматривать остатки жидкости на дне бутылки.
– Все. – Распутин пожал плечами и тоже уставился на бутылку.
– У тебя еще выпить есть? – спросил Потрошилов, посмотрел на Распутина и сам же кивнул.
Отпираться было бессмысленно. Сквозь линзы золотых очков на Клима смотрели глаза, которым нельзя было солгать. Да и, честно говоря, не хотелось.
– Есть, – признался Клим и добавил, – но валить надо!
Они выпили еще. Помолчали. Каждый о своем.
– А конверт у тебя есть? – Алик сложил вчетверо секретное донесение.
– Есть. – Распутин послушно полез в ящики стола. – Держи.
Агент, работающий под прикрытием, с подозрительным придыханием долго облизывал липкую поверхность. Когда наконец послание было запечатано, Потрошилов вскинул голову и энергично провел рукой по волосам, поправляя прическу. Лак «Последний путь» чуть не порезал ладонь. Алик недовольно поморщился.
– Что у меня с головой? Ты что думаешь как врач?
– Думаю – сваливать надо. Ты вчера в морге вместо одного банкира на тот свет оделся. Теперь на тебе одних шмоток тысяч на пятьдесят «бакинских». И это не считая работы! Ты себя в зеркале видел?
– Да. Жуткое зрелище, – честно признался Алик. То, что он утром увидел в зеркале, не могло называться Альбертом Потрошиловым.
– Вот именно. Теперь их крыша считает, что коль уж они тебя подготовили, надо и отправлять…
– Куда? – Альберт Степанович непроизвольно поправил галстук.
– Туда, – махнул рукой Распутин.
Они выпили еще, и тут свершилось предугадываемое чудо. Ждать его пришлось недолго. Концентрация алкоголя на кубический сантиметр тела Альберта быстро достигла критической величины. Инстинкт продолжения рода перед лицом смертельной опасности мгновенно приобрел глобальный характер. Водка начала выдавливать наружу потрошиловское семя. Процесс, как это часто бывает, сопровождался резким ослаблением могучего потрошиловского интеллекта. Альберт нерешительно пошел на поводу у физиологии.
– Знаешь, Клим, уходи один. Вдвоем нам, наверное, не уйти.
В коридоре послышались шаги. Мимо ординаторской прошла женщина. Потрошилов понял это генами. Клим – по стуку каблуков и взгляду Альберта. Глаза милиционера жгли дверь, как гиперболоид инженера Гарина. Распутин убрал под стол початую бутылку.
– Альберт, ты меня пугаешь. Декретный отпуск всей больнице не оплатят. Боюсь, если так дальше пойдет, декрет придется оплачивать и мужикам.
– Причем здесь декрет? – Потрошилов был искренне удивлен.
– Не бери в голову, – Клим снова махнул рукой. – Уходить надо, Алик.
Лицо Потрошилова внезапно изменилось. На какую-то долю секунды он вновь стал похож на прежнего Альберта. Подбородок его задрожал, на глаза навернулись крупные слезы. Он встал, подошел к другу и неуклюже обнял его.
– Знаешь, Клим, меня никогда так никто не называл. Я ждал этого от Люды, а оно – вон как получилось. Ты настоящий друг. Спасибо тебе за все. Теперь уходи. Я чувствую – здесь моя судьба. – Альберт Степанович достал из кармана пиджака платок с элегантным лейблом «Армани» и шумно высморкался. – Ты, кстати, не знаешь, что за помещение рядом с нашей ординаторской? Мне кажется, я слышал там женские голоса. Может, взять бутылочку и зайти к девчонкам на огонек?
Распутин с любопытством посмотрел на своего нового друга. Тот не боялся абсолютно искренне. Клим представил себе экстремальные ощущения от пробега по больнице с похоронной командой за спиной. Более смертельный риск придумать было трудно. В какой-то момент он даже позавидовал Альберту. До такой «безбашенности» любому экстремалу пришлось бы долго тренировать волю. А здесь – все от природы. Натур продукт!
– Альберт, боюсь, не получится. Восемь утра. Девчонки еще ночью по полной программе оттянулись. Поверь мне на слово. Как бы к нам на огонек не заглянул кто. В худшем смысле этого слова.
Распутин приоткрыл дверь и посмотрел сквозь щель в коридор. Там было тихо, как перед грозой. Тем временем Алик нашел под столом бутылку и решительно вцепился в пробку зубами. Попытки откупорить ее отполированным ногтем результатов не дали. Потрошилов обиделся. Еще несколько минут Клим смотрел, как друг пытается отковырнуть пробку дужкой золотых очков. Он явно собирался продолжать веселье. Из больницы надо было сматываться, но Алик, судя по всему, думал иначе.
Клим в отчаянии окинул взглядом ординаторскую, и тут на глаза ему попался график дежурств. В мелких клетках расписания не было ничего особенного. Кривые цифры, проставленные простым карандашом, символизировали однообразную серость врачебных дежурств. И только кое-где, красным, как поощрительный приз в унылой картине будней, стояли круги с вписанной в них крупной буквой «Б».
«Б» передавалась из рук в руки, как переходящее знамя. «Б» была наградой за низкую заработную плату и тяжелый труд. «Б» была отмечена заботливой рукой хирургов в графике красным и символизировала радость от выполнения профессионального долга. «Б» должна была заступить на смену.
– Ты, вот что, Альберт, Посиди здесь. Только тихо. И никуда не уходи! – выпалил Распутин, обрадовавшись удачному совпадению, и скрылся за дверью.
Алик пргнул-таки золотую дужку очков, но пробку отковырял.
* * *
Галина Булкина работала в больнице имени Всех Святых вторую неделю. После скоропостижного увольнения из Скворцова-Степанова. В скованном сознании психиатров не нашлось места для маленьких девичьих слабостей. Ее участие в побеге больных из стен заведения администрация расценила как пособничество. Копнуть глубже, в поисках истинных мотивов неординарного поступка, они не захотели.
Новым местом работы опытной медсестры стало отделение хирургии больницы Всех Святых. Больших отличий от дурдома она здесь не заметила. Разве что буйных было побольше. Появление Галины Булкиной с воодушевлением было воспринято коллективом, что быстро нашло свое отражение в графике дежурств. Выражение «на работу, как на праздник» приобрело смысл и стало лозунгом мужского неограниченного контингента. Жизнь потекла своим чередом.
Обиды Булкиной забылись быстро. Остались только воспоминания о спасителе, вытащившем ее буквально из дерьма. Он, молчаливый и энергичный, приходил к ней по ночам, брал на руки и целовал… Ну и еще его друг, который так красиво говорил.
– Галочка, здравствуй! – Распутин вошел вовремя. Как обычно.
Булкива переодевалась, в глубине души надеясь, что кто-нибудь войдет. И он вошел: В сестринской сразу стало меньше места от распирающей эротичности момента. Полный комплект. Раннее утро, полуголая медсестра, торопливый доктор и шаги в коридоре за дверью. Галя напряглась. Распутин остановился, его дыхание сбилось. Минимум белья открывал максимум тела. Крепкая круглая попка манила всей своей поверхностью одновременно. Булкина повернулась, и ее грудь проделала несколько затухающих колебаний из стороны в сторону. Мозг Распутина заволокло порнотуманом – он был с похмелья.
– У меня к тебе дело, – Клим с трудом произнес слова и нервно сглотнул слюну.
– Сейчас? – Галя удивленно посмотрела на часы. – Скоро смена.
– Ты не поняла, мне нужна твоя помощь. – Клим старался смотреть в сторону. Не получалось.
– Да бросьте, Клим Василич, я с четырнадцати лет все понимаю.
Булкина послушно расстегнула лифчик. Грудь, к удивлению доктора, осталась на месте, несмотря на размеры и угрожающий вес. – Дверь будем запирать?
– Будем! – не задумываясь рявкнул Распутин и тут же осекся. – Нет! Ни в коем случае!
– Согласна. – Булкина пожала плечами и направилась к дивану: – Приляжем?
– Ни в коем случае! – снова завопил Клим и до крови прикусил себе губу. – Зайди в ординаторскую. Срочно. Покажу кое-что.
Он выскочил из кабинета и привалился спиной к двери. Разум торжествовал. Инстинкты потерпели поражение. Обидно было жутко! Но ради друга приходилось терпеть.
– Вот так! – сказал он куда-то вниз и, не торопясь, направился в ординаторскую.
К его возвращению Альберт дошел до половины бутылки и находился в прекрасном расположении духа.
– Ты где пропал? Я уже собирался идти тебя спасать.
– Спасибо, друг, – устало ответил Клим и сел напротив.
– Знаешь, а я тебе завидую. – Потрошилов энергично вскочил и принялся ходить по кабинету. – Вы! Герои в белых халатах! Стоящие на пороге между жизнью и смертью! Борцы и победители, не знающие покоя ни днем, ни ночью!
Альберта растащило на патетику, и Распутин снова убрал бутылку под стол.
– Вы! Неутомимые творцы! Удивительные мужчины и женщины… – Он вскинул ладони вверх, жестами расставляя акценты, и в этот момент в ординаторскую вошла Галя.
– Можно? – невинно произнесла она с порога.
– Нужно! – плотоядно ответил Алик.
Ничего подобного Галина Булкина в жизни не видела. Зафиксированное навсегда лицо и прическа отливали в буквальном смысле вечной красотой.
Принц, запросто распивающий спиртные напитки в ординаторской, смотрел на нее и явно не остался равнодушен. Узкая короткая юбка и полупрозрачная кофточка, застегнутая на одну пуговицу, мало что скрывали.
Галя и Альберт синхронно облизали губы.
– Потрошилов, – с достоинством представился Алик, и добавил, – Альберт Потрошилов.
Офицер милиции кивнул и резко стукнул друг о друга пятками. Ботинки он с утра не надел, потому получилось очень больно. Зато ни один волос на голове не шевельнулся, и только очки немного съехали на нос.
– Галя. Булкина Галя, – в тон ему ответила девушка и поправила юбку. – Что будем делать, мальчики?
– Осмелюсь предложить вам отведать нашего напитка. – Альберт Степанович элегантно качнулся, подавая даме стул;
Распутин закрыл лицо ладонями.
Еще через полчаса в ординаторской начали появляться люди. Это означало, что утренняя пятиминутка длиною в два часа закончилась. Усталые уже с утра врачи равнодушно взирали на устроенный Потрошиловым пир плоти. Красивая женщина, пусть даже вкупе с водкой, не произвела на них особого впечатления. Галю все уже знали, а водку они пили вчера. Поэтому доктора равнодушно облачались в свои халаты и шли «к станку» работать в поте лица, пачкаясь по самые локти Бог знает в чем.
Тем временем Альберт Степанович окончательно покорил сердце доверчивой девушки. Ухоженная длань легла на круглое колено. Галя кротко улыбнулась.
– Галина! А не устроить ли нам в честь знакомства маленький фуршет? – Альберт дернул головой, закидывая назад намертво уложенные волосы, и полез рукой под Галину юбку.
– Здесь нельзя, – произнес за спиной чей-то голос.
– А в чем, собственно, дело? – Потрошилов, оборачиваясь, резко дернул головой, и дужка очков соскочила с одного уха.
– Это больница, и тебя ищут. – Клим заботливо поправил сбившийся на бок аксессуар. – И потом, девушку нельзя компрометировать на рабочем месте.
Алик посмотрел вокруг в поисках девушки, которую нельзя компрометировать, потом сообразил, что речь идет о Гале, и приложил к губам указательный палец:
– Понял. И что делать?
– Выпьем, – твердо предложил Распутин.
– Согласен, – ответил Альберт.
Галю не спросили. Она всегда пила, когда наливали. Алик вернулся рукой на гладкое бедро и жарко произнес:
– Галя. Я хочу познакомить вас с одним моим другом…
– Я согласна, – ответила Булкина, даже не дослушав.
– Его зовут Доктор Ватсон, – закончил предложение Альберт.
– Он с какого отделения? – Галя перебрала в уме всех докторов, которых знала. Их набралось немало, но Ватсона среди них не было точно. Шпательсон и Пенисман были, а вот Ватсона не было. Булкина вопросительно посмотрела на Клима. Тот пожал плечами и снова налил,
– Это хомяк! – гордо произнес Альберт. – Мы живем вместе.
Галина округлила глаза. Такой подлянки романтически настроенная девушка никак не ожидала.
– Как же это? – только и смогла она произнести.
Клим протянул ей стакан. Медсестра выпила залпом. Альберт продолжил:
– У моего друга сегодня день рождения. Я имею честь пригласить вас на торжество!
– Вот это разговор. – Клим сразу оживился. – Я уж думал, ты здесь решил навеки поселиться. А ты не переживай заранее! – Он по-дружески ткнул в бок Галину. – Примем предложение. Пойдем посмотрим, что к чему. Как говорят в хирургии, «Ворвемся – разберемся!» Только вот тебе, Алик, так по больнице ходить нельзя. Вещи отнимут, морду набьют. Надо переодеться.
С этими словами Распутин полез в шкаф. Через минуту из недр антикварного монстра на свет появилась кожаная косуха, вся в заклепках, такие же штаны и огромные ботинки с железными пряжками. В довершение ко всему с верхней полки он достал шлем. с тонированным стеклом-забралом и надписью «Мементо море!» Распутин бережно обтер его чьим-то халатом и протянул другу:
– Носи! В этом тебя бить не станут!
* * *
В больничном холле загадочный мотоциклист под настороженными взглядами московских имиджмейкеров и местных мордоворотов из службы безопасности крупнейшего банка города подошел к почтовому ящику. Его покачивало. Ботинки рокера звякали пряжками в такт шагам. Из-за темного стекла щель для писем была почти неразличима. Но он уверенно попал в нее конвертом с первой попытки. Докладная ушла по адресу. На утреннем совещании в 108-м отделении милиции ее прочитали с чувством. И с выражением. Под несмолкающее натужное хрипение личного состава. Начальник отделения закончил художественное чтение в одиночестве. Остальные сотрудники лежали под столом, переживая приступ дикого хохота. Он усилием воли свел расползающиеся в улыбке губы и недоуменно спросил коллектив:
– То есть я теперь – Юстис?
Из-под стола донеслось сдавленное мычание.
Глава 21
ВОЙНА, ТЕЛЕНОК И ЗАПЧАСТИ
Главная лестница больницы имени Всех Святых вот уже несколько десятков лет служила контрольно-следовой полосой на границе между миром совершенно больных и миром условно здоровых граждан. То есть тех, кого еще не обследовали. Артур Александрович Кнабаух стоял у ее подножия, как опытный пограничник. Он уже побывал с обеих сторон и не нашел для себя ничего интересного ни там, ни там. Цепким взглядом Мозг просеивал людей, суетящихся вокруг больницы. Лицо его было недовольным. Мозг не менял белье вторые сутки. Это выбивало из колеи. Настроение катастрофически падало.
Наблюдение за везунчиком Потрошиловым оказалось задачей не из легких. Клиент был не так прост и глуп, как могло показаться на первый взгляд. При всей своей проницательности Мозг никак не мог «просчитать» этого загадочного человека. С первых же минут слежки Кнабаух почувствовал неладное.
Потрошилова пасла охрана. Огромный тип неприятной наружности не отходил от объекта ни на шаг. Например, он просидел всю ночь под дождем возле отделения милиции. Профессионал высочайшего класса ни на минуту не отлучился со своего поста, демонстративно справляя нужду прямо на газон под окнами казенного дома.
Понять, что происходит, Мозг не мог. По его мнению, охрану обычно нанимают люди богатые. Сын нефтяного магната из Якутии мог себе это позволить. Тут все было правильно. Но чтобы дитя олигарха служило в милиции за копейки? Неувязочка бросалась в глаза.
Любая попытка войти в контакт с «наследником» или хотя бы просто приблизиться к нему пресекалась безжалостными побоями с нанесением непоправимых телесных повреждений. Сам Потрошилов относился к происходящему с равнодушной жестокостью. Кровавая расправа над старым человеком, произошедшая прямо на его глазах, не вызвала и тени сочувствия. Будто произошло нечто привычное и обыденное. Как, например, взятка чиновнику или хамство начальника жилконторы.
Кнабаух зябко поежился. Из того, что он увидел, напрашивалось три основных вывода. Во-первых, учитывая плохую переносимость боли, придется избегать прямых контактов с объектом. Во-вторых, кроме него есть еще люди, желающие разбогатеть вместо Потрошилова-младшего. А в-третьих, эти люди ему не нравятся!
Размышляя таким образом, он стоял и почесывался. Несвежее белье крайне тяготило. Рядом раздавалось невнятное бурчание вперемежку с резкими выдохами. Коля-Коля отрабатывал нижний левый крюк с уходом головой вправо. Что-то у него там не складывалось, и тренировка затянулась.
После полудня солнце окончательно проснулось и высыпало на асфальт очередную партию раскаленных углей. В кустах, где затаились Диоген и Сократ, насекомые начали умирать от обезвоживания. Даже бесчувственные посланцы никому не известной «якутсы» вынуждены были снять полушубки и унты, после чего смертность в рядах насекомых резко возросла. Не известный доселе газ вызывал у них рвоту, судороги и остановку дыхания. Анютины глазки полегли в радиусе полутора метров и теперь не могли быть использованы как источник воды и пищи.
– Солнце, однако, – сел на корточки Сократ.
– Да, – лег на землю Диоген.
Моченый появился на лестнице злой и порывистый. Впервые в жизни он досрочно покидал государственное учреждение. Из неврологического отделения пахана выписали с треском. За «нарушение больничного режима».
Впрочем, он не жалел. В больнице порядка не было. По фене никто не базарил. Местные вертухаи в белых халатах свободно творили беспредел – всех сажали на иглу и дрались молотками. Народец в палатах лежал как попало. Попытка утвердиться и занять лучшую койку у окна не увенчалась успехом. Распределить места «по понятиям» тоже не получилось. Авторитета просто кинули в коридор возле параши, как последнего чушка. На просьбу перевести его в «одиночку» была названа сумма, которую он даже не смог перевести в рубли. Попытка организовать бунт против клизмы закончилась выпиской.
Собранные заботливым фельдшером «скорой» зубы местный врач-стоматолог привинтил на сохранившиеся кое-где штифты. Теперь протезы терли нижнюю губу и громко клацали друг о друга во время разговора. Гнида, выписавшийся одновременно с паханом и по тем же причинам, старался держаться от него подальше.
– Слышь, – Моченый провел языком по остаткам зубных протезов, – как я его жрать-то теперь буду?
– Без понятия, – уклончиво ответил Гнида.
– На мелкие куски покопаю и проглочу не жуя, – упрямо проговорил Моченый и оскалился.
Он сел на корточки, скрипя протезом ноги, привалился спиной к перилам и уставился на двери главного входа.
Его появление на лестнице не прошло незамеченным. Завидев конкурента, Мозг внутренне собрался и приготовился к бою. С минуту он сравнивал габариты и физическую форму старика-уголовника и Коли-Коли. Зэк, конечно, выглядел жутко. Но профессиональные навыки боксера и разница в возрасте не оставляли криминальному типу никаких шансов.
– Любезный! – решился, наконец, Кнабаух.
Моченый не отреагировал. Он даже не мог представить, что так обратились к нему.
– Голубчик! – еще громче произнес Мозг и сделал шаг вперед.
Зэк продолжал наблюдать за входом в больницу.
Мозг оглянулся, проверяя, рядом ли Коля-Коля, и, увидев успокаивающие выпады, выкрикнул.
– Слышь ты, козел!
Моченый медленно повернул голову и улыбнулся. Протезы зубов натерли десны, и по ним тонкими струйками текла кровь. Красные зубы чередовались с пустыми проемами, в которых торчали обломки железных стержней – штифтов. Холеный интеллигент ему не понравился. Слова, которые он произнес, – еще больше.
– Не по рангу тебе так базарить, – прошипел пахан.
Металлические стержни во рту со скрежетом и визгом скользнули по керамике. Звук получился, как от трения гвоздя о стекло.
– Николай, – не поддаваясь панике, громко позвал Мозг через плечо.
– Ринги, ринги. Хук, хук, – донеслось из-за спины.
Кнабаух несколько успокоился и смело вернулся к разговору.
– Бросьте ваши уголовные прихваты. Здесь не Туруханский край. Я вижу, вы собираетесь с нами конкурировать? Предупреждаю. Вам лучше отказаться от этой затеи.
Гнида прислущался, но вмешиваться не стал. Опытный зэк отступил на пару шагов и начал прикидывать, как они с паханом будут уходить после убийства.
– Заткни кормушку, ханурик. – Моченый, прихрамывая, пошел на сближение. – «Телок» мой, и я его сожру!
Если бы Мозг знал, что старый зэк собирается съесть Потрошилова в смысле «захавать», может, и отступил бы. Но такого кошмара он не мог себе даже представить, а потому продолжал вести непростые переговоры:
– Не рекомендую мне угрожать! У нас найдется способ поставить на место зарвавшегося урку!
– Сявка поротая! – брякнул зубами Моченый и рванулся к цели, вытянув вперед руки.
– Николай, бокс! – скомандовал Кнабаух и отскочил в сторону.
Нижний левый, отработанный за последние двое суток до совершенства, прошел в переднюю брюшную стенку Моченого по всем правилам. От грязноватого льняного костюма отвалились пуговицы даже на рукавах. Легкая ткань на спине лопнула. Дальше бой проходил, как по учебнику: уход корпусом вправо в стиле Мухаммеда Али, пауза, затем серия в голову на добивание.
Нога отвалилась после первого же удара. Глаз запрыгал по ступенькам, весело подмигивая прохожим. Наспех привинченные бесплатным врачом зубы мелкой крошкой захрустели под ногами. Коля-Коля, радостно подпрыгивая, вскинул руки над головой и поклонился ошарашенным зрителям.
– Николай, отходим! – крикнул Мозг и потянул за рукав победителя,
– Повезло, что у больницы, однако, – произнес кто-то в кустах.
Гнида схватился за сердце и побежал в приемное отделение. По дороге и внутри он жалобно и монотонно кричал без остановки:
– Помогите! Там человеку плохо! Помогите!..
Вокруг ничего не изменилось. Продолжалось хаотичное движение людей, каталок и глубокомысленных белых халатов.
– Кто-нибудь! – сменил тему Гнида, сам не понимая, к кому обращается.
– Мужчина, не кричите. Вы мешаете работать! – холодно произнесла худощавая женщина с непроницаемым лицом из-за стеклянной перегородки с Надписью «Прием больных».
– Ты, слышь! Там на улице кореша отрихтовали. Лежит, не шевелится. Давай лепилу!
– Кого?
– Врача давай! Клизма!
– Понятно. Охрана! – привычно позвала женщина и снова принялась что-то писать.
С дальнего конца приемного отделения, не торопясь, двинулись двое здоровенных парней в камуфляже с дубинками в руках. Гнида ничего не мог понять. Случись такое в родной зоне, сбежались бы все, включая кума [20]20
Начальник зоны (жарг.)
[Закрыть]. Тот лично принялся бы спасать пахана, делая искусственное дыхание рот в рот. И это в зоне, где жизнь ничего не стоила! И вот тебе – здравствуй, воля. Прости-прощай. Он засунул голову в окошко и максимально вежливо спросил:
– Че делать-то, сука?
– «Скорую» вызывайте. На улице – не наша территория! – взвизгнула дама за стойкой.
Телефон-автомат нашелся в трех кварталах от больницы. После каких-нибудь двадцати длинных гудков недовольный голос отозвался:
– «Скорая» слушает. Тридцать два двенадцать.
– У меня корешу в конверт наложили! Припухает в отключке.
На другом конце провода не удивились и перевода не потребовали.
– Адрес?
– На лестнице у больницы Всех святых.
– Пусть из приемного отделения подойдут. Это их территория, – отозвался равнодушный голос в трубке, и опять послышались гудки.
Разъяренный Гнида снова влетел в приемное отделение.
– Они говорят – ваша территория!
– Врут, – спокойно ответила медсестра и добавила: – Охрана!
Гнида выбежал на улицу. Моченый продолжал лежать без движения. Сердобольные прохожие собрали возле него в кучку протез ноги, глаз и зубы. Санек завернул куски папы в пиджак, взвалил на спину его основное тело и потащил к кустам, подальше от больницы. Пиджак норовил выскользнуть из-под мышки, тело болтало руками и ногами, как тряпичная кукла. Но Моченый был дорог шестерке, как память. Окончательно выбившись из сил, он все же дотащил пахана до ближайших кустов у дороги. В груди опять заныло. Дышать стало тяжело.
– Полежи здеся, папа. Я сейчас. – Он снова направился к автомату, растирая рукой грудь.
– Не берут в больницу, однако, – произнес голос в кустах.
– Да, – ответил другой.
– Не местный, наверно.
– Не из этого племени.
* * *
Тем временем из больницы на улицу вышли трое. Твердо по земле ступала только Галя Булкина. Господа Распутин и Потрошилов держались за нее и старались идти в ногу. Не получалось.
– Алик, милый, крепче возьмись. Вот так, – уговаривала Галя с эротической надеждой в голосе и возмущенно хихикала. – А вы куда руки суете, Клим Василич?
Потрошилов глядел на мир сквозь тонированное забрало мотоциклетного шлема с защитой от ультрафиолета. Он никак не мог понять, отчего ночью так жарко. В голову лезли бредовые логические цепочки. Скорее всего, глобальное потепление привело к смене температуры дня и ночи. Теперь придется ждать до полудня, чтобы отдохнуть от жары. Увлеченный своими умозаключениями, Алик не заметил ступенек…
Огромный вес мотоциклетной амуниции Клима потянул его вниз. С трудом переставляя тяжелые клепаные ботинки, первые десять ступенек Альберт набирал скорость. К середине спуска он разогнался и дальше продолжал двигаться по законам физики. Как роженица на пике эмоциональных переживаний, Альберт Степанович выкрикивал главное слово родного языка.
– Ма-ма-ма-ма! – рывками доносилось из-под шлема.
– Альбертик, падай! – кричала вслед Булкина, удерживая Распутина, пытающегося рухнуть на помощь другу.
Ступеньки закончились внезапно. Ботинки сами продолжали движение. Главное было им не мешать. Тяжелый шлем с надписью «Мементо море» нависал над землей, переводя тело в почти горизонтальное положение. Под вой проезжающих мимо машин Альберт Степанович Потрошилов парил над дорогой, как черный ангел автострад.
Проезжая часть кончилась внезапно. Удар о поребрик подкинул Потрошилова вверх. Большая, не по размеру, кожаная «косуха» еще несколько метров планировала мрачным воздушным змеем. Альберт Степанович зажмурился и приземлился с характерным звуком. Как холодец, выпавший из миски на пол…
Потрошилов потихоньку открыл глаза. От удара темное пластиковое забрало шлема отскочило вверх, и все встало на свои места. На улице был день. Палило солнце. Человек, на котором он лежал, смотрел на него одним глазом и хватал воздух широко открытым беззубым ртом.
– Вам плохо? – поинтересовался Альберт Степанович.
Моченый увидел над собой ненавистную физиономию «теленка» в обрамлении мотоциклетного шлема. От навалившейся тяжести вдохнуть было трудно. Вид «коровьего» сына потрясал очередной сменой облика. Но черная злоба придала пахану сил, и он завопил:
– ДА-А!!!
Дикий вопль будто смахнул Альберта Степановича с растерзанного тела. Героический сыщик взвился вверх, снова набирая скорость. За ним устремилась медсестра Булкина с Климом Распутиным за плечами.
– Быстрый, однако, – донеслось из кустов.
– И добрый.
* * *
Подстанция «скорой помощи» замерла, как перед большой бедой. Вот уже двадцать три минуты не было ни одного вызова. Длина паузы предвещала неприятности. Коллектив настороженно курил и жевал крахмальные китайские сопли быстрого приготовления. Фельдшер Дима подробно пересказывал басню про двух пенсионеров. Не первый раз. С дополнительными подробностями. К восьмому дублю количество оторванных ног дошло до пяти. А сумма вознаграждения – до тысячи. Народ доверчиво ахал. Всем хотелось верить в чудо.
Вызов поступил в 13 часов 13 минут.
– Символично, – произнес Семеныч. – Нас пошлют.
Он с укоризной посмотрел на Димона.
– А чего ты на меня смотришь? – картинно возмутился фельдшер. – Может, там денег насыплют?
– Семнадцатая, на вызов, – произнес приятный женский голос по селектору.
– Я же говорил, – обреченно пожал плечами Семеныч.
– А почему семнадцатая? – крикнул в потолок Димон.
– Там какой-то дед говорит, что тебя знает, – ответил голос, и связь прервалась.
– У него уже постоянные клиенты завелись, – буркнул водитель и пошел к машине.
* * *
Моченый и Гнида лежали рядом и держались за руки.
– Спокуха, кореш. Мы все равно его сожрем. Вот оклемаемся маленько и сожрем. – Пахан смотрел вверх. По небу медленно плыли облака, напоминая стадо крупного рогатого скота.
– Конечно, сожрем, – согласился Санек, и его затошнило.
– Есть, правда, хочется, однако, – донеслось из соседних кустов.
– Да, – согласился кто-то в ответ.
Машина «скорой помощи» подъехала тихо, без лишней помпы.
– Семеныч, сирену не включай. Решат, что менты, и убегут.
Водитель с сожалением убрал руку с тумблера. Пришлось ехать, соблюдая правила.
– Думаешь, опять они?
– Сто процентов. Одного отбуцкали – второму плохо стало. Если бы у тебя, к примеру, оторвали ногу, выбили глаз и зубы, мне бы тоже заплохело.
– Типун тебе на язык. – Семеныч трижды плюнул в окно на крышу остановившейся рядом иномарки и постучал кулаком себе по голове. – Подъезжаем.
Издали Моченый и Гнида выглядели, как отдыхающая пара нетрадиционной ориентации. Из проезжающих мимо машин им что-то кричали, свистели, кидались мусором и показывали неприличные жесты. Зэкам было все равно. Солнце выжигало из них остатки жизни. И в тот момент, когда казалось, что жизнь вот-вот закончится, послышался счастливый вопль Димона:
– Подъем, отцы! Запчасти при вас?
