Текст книги "Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок"
Автор книги: Валерий Тихомиров
Соавторы: Сергей Гуреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Глава 18
ПАХАН УМЕР. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАХАН1
На улице с утра шел дождь. Гнида бродил по квартире и мучился от безделья. Спешить было некуда. Он был как бы на пенсии. На заслуженном, так сказать, отдыхе. А народ за окном спешил на работу. Санек стоял у окна и смотрел, как они тычут друг другу зонтиками в лицо, толкаясь на остановке.
– Каждому свое, – философски изрек Гида и ударил себе по локтевому сгибу, показывая народу неприличное направление пути.
Он с удовольствием огляделся вокруг. Обстановка радовала глаз, как обычно радует все халявное и чужое.
– Шныря бы надо. Ну да мы не гордые. Сами приберем. – Он отправился в ванную, на ходу включая телевизор с пульта.
– …а сейчас анонс нашего вечернего выпуска, – жизнерадостно произнес с экрана диктор гомосексуального вида.
Гнида набрал в ведро воды, взял тряпку и швабру.
– Якутские миллионы – миф или реальность? Сможет ли подняться с колен всеми забытый народ далекого северного края? Чем сейчас живет Республика Саха? Что думают об этом в Москве?
Бывший зэк щедро плеснул горячей воды на паркет и принялся усердно втирать ее в лакированную поверхность пола.
– Сегодня в вечернем выпуске программы «Темя» мы покажем эксклюзивное интервью с одним из самых ярких представителей развивающейся якутской экономики Степаном Степановичем Потрошиловым – олигархом и человеком. Перспективный предприниматель новой волны якутского бизнеса встретился с корреспондентом нашей программы и сделал сенсационное сообщение. Тойон одного из древнейших племен северной части Индигирской низменности поделится своими взглядами на планы развития экономики края, а также затронет вопросы, касающиеся отношений с федеральным центром. Нужен ли якутскому народу «свой человек» в Москве? Кто протянет руку помощи молодой развивающейся промышленности богатейшего края? Эти и другие вопросы – сегодня в программе «Темя» на Главном канале.
Диктор продолжал что-то говорить, но это было уже не важно. Бомба взорвалась, и уши заложило. Гнида застыл перед телевизором с тряпкой в руках. В голове стоял шум, сердце по-стариковки неровно отплясывало танец смерти на руинах спокойной жизни. ОН жив! Вернее даже, ОНА! «Корова» была жива и, судя по всему, неплохо упитана!
Гнида посмотрел на дверь, ведущую в коридор, где в своей камере продолжал обитать пахан. Его непроизвольно передернуло. Что теперь со всем этим делать? Он не знал. Гнида посмотрел вокруг. Мягкий диван, уютные кресла, чистое белье и теплое одеяло… Все!
Сказка закончилась. Вместо комфорта нарисовалась кича. Он отложил в сторону инвентарь и устало присел на корточки, привалившись к стене. Сегодня вечером Моченый увидит сюжет. Конечно, можно было бы испортить телевизор, но если пахан что-то почувствует – кранты. А он обязательно почувствует! Можно, конечно, надеяться, что его хватит удар прямо перед экраном. Но это – вряд ли. Даже если повезет и у Моченого отнимется вторая нога, он на брюхе поползет в Якутию и загрызет «корову». Возвращаться в край оленей и тюрем очень не хотелось. Гнида принялся думать…
* * *
На вечерний просмотр телепередачи Моченый пришел пьяный. Последнее время он часто был пьян. Мыться он давно перестал, и от него невыносимо смердело. Пахан, как обычно, молча устроился на полу и деревянной ногой нажал кнопку телевизора. На него было жалко смотреть. В синем телевизионном свете лицо казалось мертвым. Глаз слезился. Руки дрожали. Давно не бритая борода торчала во все стороны мелкими пучками седых волос.
– Что, Санек? Масть не канает и житуха голяк?
Гнида не ответил. Разговаривать он не мог. От напряжения трещала голова и сводило скулы. Он ждал.
– Якутские миллионы – миф или реальность? – снова затянул голос за кадром.
– Родина! – протянул довольный пахан и поближе подвинул к себе костыль.
На экране побежали стада оленей. За ними уверенно скакал на лошади якут в неестественно чистой шубе, унтах и огромной шапке с длинными ушами. Неизвестно откуда взявшаяся в Якутии приземистая лошадь мчала на себе якута, очень похожего на калмыка.
– Далекий неизведанный край до последнего времени оставался для нас загадкой. Что таят в себе эти просторы? Какие тайны скрывают? Вечная мерзлота или сокровищница, покрытая льдом? Что же такое – Республика Саха? Кто он – якутский олигарх? Чем живет? Откуда ждет помощи? Вот неполный перечень непростых вопросов, с которыми наша съемочная группа прилетела в гостеприимный край оленеводов и рыбаков.
Якутский калмык продолжал гнать оленей, помахивая длинной веревкой. Животные, ничего не понимая, пугливо оглядывались и мчались, куда глаза глядят.
– Так кто же они, «новые якуты»? Олигархи Республики Саха? – Жизнерадостный голос репортера надоедливо зудел, как муха над коровьей лепешкой. – Сказочно богатые шейхи Севера?
Камера наехала крупным планом на сопку, затем ландшафт изменился до равнины, разрезанной поперек ровной, как стрела индейца, и широкой, как душа якута, автострадой. В обе стороны неслись сверкающие полировкой до неприличия роскошные иномарки. Из машин приветливо махали руками улыбающиеся люди. Солнечные очки заботливо прятали их глаза от лучей палящего якутского солнца. Где-то вдалеке у дороги красовался огромный рекламный щит с яркой надписью на иностранном языке.
– Жизнь в республике под руководством нового губернатора Исаака Ходоровича меняется на глазах. И ярчайший пример преображения якутской глубинки – человек непростой, но счастливой судьбы. О таких сейчас говорят: «Он сделал себя сам!»
На этот раз на заднем плане снова были сопки. Прямо от них через всю бескрайнюю тундру тянулись провода и мощные конструкции линии электропередачи. По мере приближения высоковольтные вышки становились все ниже и ниже и заканчивались прямо у крыши белоснежной яранги, похожей на шатер. От автострады к ней вела ковровая дорожка. Стены были утыканы спутниковыми антеннами, а места прохождения телефонного кабеля помечены яркими табличками.
– Степан Степанович Потрошилов! Это имя давно произносят в Республике Саха с восхищением и уважением. Парень «от Сахи», как еще любят шутить в крае. Кто он? Олигарх или скороспелый толстосум? Рачительный хозяин или бездумный пользователь? Мы решили встретиться с ним и разобраться во всем сами.
Полог яранги открылся. Оттуда выглянула очаровательная девушка с восточными глазами и, смутившись, спряталась вновь. На заднем плане приземлялись и улетали вертолеты. Неброские молодые и не очень люди в официальных костюмах и национальной одежде входили в ярангу и выходили оттуда. Они садились в свои машины и вертолеты и снова уезжали. Лица были серьезны, движения уверенны.
– Вот так целый день! С раннего утра и до позднего вечера идет работа. Как рассказали нам лица, приближенные к Потрошилову, он мог бы жить на Майами и руководить оттуда своей империей. Но он не отрывается от корней! И предпочел, по его словам, «Иметь свой дом на своей земле». Степан Степанович Потрошилов выкроил в напряженном графике несколько минут и для нашей телекомпании. Итак, интервью олигарха Индигирской низменности!
На экране появился человек в стильном кожаном пиджаке. На его груди гордо красовался орден Дружбы народов. Он поправил очки и заговорил:
– Когда-то здесь все было иначе. – Олигарх сделал небольшую паузу и продолжил: – Все началось с того, что я потерял своих самых близких друзей…
В комнате раздался страшный полузадушенный хрип. Моченый жутко заскрежетал остатками зубов, дробя их в мелкую крошку. Но диктора это не заглушило. Не успел олигарх рассказать про наследника в далеком Санкт-Петербурге, как бодрый голос с экрана продолжил пытку:
– Еще несколько лет назад на этом месте ничего не было. Паслись олени и рос ягель. Теперь это его земля! Да, да! Мы не ошиблись! Власти края приняли решение отдать в собственность тысячи гектаров земли этому человеку и его соплеменникам! Земли, хранящей в себе несметные сокровища! Сокровища, разработка которых только начинается, но результаты уже ошеломляющие. Как же это могло случиться? Кто же помог? Мы ответим! Есть люди в нашем государстве, которым не безразлична судьба якутской глубинки! Есть они, готовые протянуть руку помощи и поддержать растущую экономику края. И, конечно, прежде всего – Исаак Ходорович! Усилиями этого предпринимателя и депутата поднимается с колен якутский производитель. Именно его усилиями встают на ноги и крепнут такие кадры, как Степан Степанович! «В богатом крае – богатые люди!» – говорит Ходорович и делом доказывает это. Под его руководством целая династия россиян-Потрошиловых станет использовать и умножать богатство земли, которую по праву назовут СВОЕЙ.
* * *
Гнида сидел, закрыв лицо руками. Внезапно в телевизоре что-то щелкнуло, и экран потух. Моченый впервые за все время проживания на новой хате воспользовался пультом. В комнате стало тихо и темно. Было слышно, как на кухне тикают часы, отмеряя не самое лучшее время в жизни Гниды.
– Он? – тихо произнес Моченый.
Гнида молча кивнул головой, но руки от лица не убрал.
– Ага, – протянул пахан и опять замолчал.
Часы на кухне тоже почему-то затихли.
– Че сидишь? Собирайся, – сказал Моченый в темноту.
– Куда? – Гнида отнял руки и посмотрел с дивана на плешь пахана. В свете уличного фонаря она блестела, как лужа.
– Домой.
И тут кореш произнес:
– Нет! – Его сердце замерло, как кухонные часы. Если бы не шипящее дыхание Моченого, в комнате стало бы совсем тихо.
– Почему? – на удивление спокойно проговорил пахан.
Гнида выдохнул. План удался. Сразу его не убили. Дальше будет легче. Он заговорил:
– Мы с тобой кекерашки [12]12
Вор-инвалид (жарг.).
[Закрыть], папа. Якутия далеко. «Корова» со всех сторон прикрыта. Нас пришьют – не успеем рисануться. Или «корова» рога откинет, пока дошкандыбаём.
* * *
Гнида замолчал, прислушиваясь к прерывистому дыханию Моченого.
– Чего потух? Я еще живой! Базлай дальше.
– Я меркую, лучше пусть он пыхтит и стремается, как мы.
– Типа?
– «Теленка» мочить надо. Он здесь. И мы здесь. Поляна наша. Накрывай, как хочешь.
Моченый молчал. Он несколько раз качнул головой из стороны в сторону, потом кивнул. Гнида следил за каждым его движением, готовый в любую секунду спрыгнуть с дивана. Но Моченый не делал резких движений.
Он зашевелился, поднимаясь. Гнида вскочил чуть быстрее, чем хотелось. Пахан не обратил на него внимания и двинулся в сторону туалета. Несколько минут журчал водой из-под крана, чем очень удивил друга, затем, как ни странно, смыл воду в унитазе и скрылся у себя в камере-прихожей. Гнида снова выдохнул.
– Ништяк. Пронесло! – и тоже начал укладываться спать.
Что снилось ему, он не помнил. Но что-то очень страшное. Нечто кружило над ним, закрывая солнце, потом яркая вспышка ослепила. Потом снова стало темно. Внезапно появилась жуткая рожа коровы с рогами и огромными зубами. Она мычала так, что закладывало уши. Сквозь мычание, слышалось:
– Санек! Санек!
Гнида открыл глаза… и от неожиданности завопил в голос. Над ним нависала побритая физиономия Моченого. Пахана было не узнать. Он стоял над кроватью кореша и хищно облизывался:
– Я это. Я, Моченый. Не шугайся.
Гнида перестал орать. Пахан улыбнулся. Зубов почти не было.
– Не гоношись, Саня. Я чего навострился-то? Знаешь, что я с «телком» заделаю?
Гнида потряс головой, прислушиваясь, стучит у него сердце или уже нет.
– Я его схаваю!!!
* * *
Гнида проснулся рано. Спалось на удивление хорошо, и он встретил день в прекрасном расположении духа. Вчерашним вечером после просмотра программы «Темя» он остался жив, и это вселяло надежду на светлое будущее. Моченый решил сожрать «теленка», и не съел его самого. Это обнадеживало. Далеко не каждому удается вот так, запросто, поспорить с преступником-рецидивистом, убийцей и каннибалом, оставшись после этого в живых.
Гнида потянулся, вдыхая воздух полной грудью. По квартире пошел треск. Сначала затрещал позвоночник, затем колени, бедра, плечи и в конце раздалось что-то совсем уж неприличное. Тело заныло оптом. Гнида грустно покачал головой и произнес:
– Моченый тоже уже не тот. Глебом обзывается.
Он не спеша умылся, почистил то, что осталось от зубов, и без единой царапины побрился опасной бритвой. Короткие мокрые волосы топорщились вокруг плеши ежиком, напоминая старую лысую одежную щетку.
– Оно мне надо? – спросил Гнида свое отражение в зеркале.
Худощавый старик напротив ему не ответил. Он только посмотрел грустными глазами на Гниду, потом поднес два пальца к виску и сказал:
– Бах!
Продукты в холодильнике таяли на глазах. В желудках им было тепло. Они мчались по кишкам со скоростью японской электрички, а потом покидали квартиру через роскошный итальянский унитаз. Их жизненный путь был прекрасен. Чего нельзя было сказать о судьбе Гниды. Продуктов становилось все меньше. Это пугало. Он старался не думать о еде, но мозг, словно сговорившись с желудком, думал только о ней. Спрашивать у Моченого, на что они будут есть, когда халявный харч закончится, было бессмысленно и бесполезно. Самому в голову тоже ничего не приходило. Точнее, приходило, но снова в тюрьму очень не хотелось.
Он горько вздохнул и воткнул вилку в одноглазую глазунью. Та почти целиком поместилась в рот и проскочила в горло так быстро, что Гнида не успел ее даже пожевать. Тарелку он облизал. Посуду можно было не мыть. Делать стало совершенно нечего.
Старый зэк посмотрел на часы. Было около семи утра, а Моченый еще не выходил из «камеры». Гнида пожал плечами. Видимо, пахан спит и видит любимый сон про корову, ножи и вилки. Значит, еще было время завершить ритуал светлого начала дня.
Каждое утро Гнида выдергивал светильник из подвесного потолка, долго шарил там рукой и доставал заветный конверт, что дал ему Паук в аэропорту. Он раскладывал перед собой ровными кучками зеленые бумажки с лицами неизвестных ему людей и все никак не мог понять, как же подешевела страна, если то, что стоило шестьдесят копеек в базарный день, стало стоить тридцать рублей?
Гнида поставил стул и довольно ловко забрался ногами на сиденье. Он поднял голову, протянул руку к потолку и… замер. Светильник болтался на проводах. Дырка в гипроке зияла распахнутым беззубым ртом, застывшим в немом крике. В последней надежде бывший вор-карманник нырнул туда рукой, как за пазуху клиенту. Если бы там что-то было, он бы достал по-любому. Но там было пусто.
– А-а-а!!! – завыл Гнида, чувствуя, что у него украли последнюю надежду на обеспеченную старость. Он спрыгнул со стула, подвернул ногу, завыл еще больше и побежал к двери в прихожую. – Моченый! Папа! Нас кинули! – что было сил завопил он и распахнул дверь…
В прихожей никого не было. Аккуратно застеленная шконка резанула по глазам углами рантов. Подушка стояла салфеточным треугольником, как в пионерском лагере. Страшный смысл произошедшего дошел до Санька не сразу. Мозг никак не мог сопоставить Моченого и наглый грабеж. Хотя более сопоставимых вещей на свете было еще поискать.
Без пахана в «камере» было неуютно, а на душе одиноко и паскудно на редкость. Как и положено авторитетному вору, Гнида не верил никому. Кроме старого кореша. Предательство Моченого вдруг смешало боль с обидой. В этой мутной каше крутилось чуждое забытое слово «порядочность» и чисто родное – «ЗАПАДЛО!» Наконец все улеглось. Вор у вора баксы-таки украл! Гнида сел на корточки, привалившись к стене спиной, закрыл лицо руками и завыл в полный голос. В груди что-то сдавило, в спину укололо, рука заболела. Будто Моченый воткнул ему шило прямо в левую лопатку.
* * *
Целую неделю старый зэк боролся чифиром с сердечным приступом. На восьмой день отпустило. Вызывать лепил [13]13
Врач (жарг.)
[Закрыть] он не стал, чтобы не белить хату. [14]14
Раскрывать логово (жарг.).
[Закрыть]. Еда, наконец, закончилась. Даже резиновые итальянские макароны. Последнюю пачку чая он заварил сразу целиком в пол-литровой банке и сидел перед ней, наслаждаясь родным ароматом. Ждал, пока не спадет первый обжигающий жар. Холодильник Гнида разморозил и помыл в качестве благодарности за прекрасно проведенное вместе время. Открытая хлебница проветривалась, раздражая воспоминаниями.
Гнида созрел на дело. Риск был огромный, но оно того стоило. Несколько опасных минут – и минимум месяц еды и питья! Об этом стоило задуматься. Не какой-нибудь хапок кошелька из пенсионерской сетки в троллейбусе. Стратегический план был намного серьезней! Гнида шел на ларек. Он присмотрел его еще тогда, ночью, когда они с Моченым впервые оказались на Лиговке.
Вор отхлебнул обжигающей жидкости, и во рту сразу приятно загорчило. В животе разлилось тепло, мозг прояснился, ДЕЛО показалось не таким уж безнадежным, несмотря на почти семьдесят лет налетчика-сердечника с одной стороны, и тридцать лет грузчицы-продавщицы – с другой.
Гнида хлебнул еще и начал одеваться. Сердце билось быстро, но ровно. Он надел сапоги. Игнорируя летнее тепло, накинул телогрейку, на случай если спать все же придется в казенной хате. Потом еще раз оглянулся на дом, ставший почти родным. И в это время раздался звонок в дверь.
Сердце рвануло вскачь. Будто позорные менты его просчитали заранее и пришли брать чисто за умысел. Стараясь ступать тихо, Гнида подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестнице стоял незнакомый мужик в костюме и галстуке. Он улыбался белоснежными зубами и приветливо махал рукой, будто видел сквозь дверь. Гнида отшатнулся.
– Кто? – хрипло спросил он, надеясь, что его не услышат.
– Я! Открывай! – донеслось с площадки. Человек требовательно постучал по двери кулаком.
– Че надо? – снова спросил Гнида. – Голяк на базе. Я тут в одно рыло чалюсь. Канай в туман, фраер.
– Ты че, Санек? Нюх потерял? Это я, Глеб!
– Какой на… Глеб? – вырвалось у старика, затем он тихо охнул и принялся лихорадочно отпирать замки.
* * *
Впустив пахана, старый зэк присел, где стоял. Моченый встал в дверях и широко улыбнулся, раскрыв пасть, как голодная акула. Хотя теперь точнее было бы называть его Глебом. И желательно по отчеству. Тихим почтительным шепотом.
Гнида рассмотрел кореша и попытался упасть. Но поскольку он и так сидел на полу, падать оказалось некуда. Сердце его перестало биться и шмякнулось на желудок, вызвав приступ тошноты. Челюсть коротко лязгнула, прокомпостировав приступ изумления. Короткие, уложенные в идеально ровный пробор каштановые волосы на черепе папы и два шнифта [15]15
Глаз (жарг.)
[Закрыть] – этобыло уже слишком.
До ужаса натуральный протез в правой глазнице глядел в одну точку, не шевелясь. От этого Гниде стало совсем худо. Остальное можно было бы не перечислять… а надо! Тридцать два керамических зуба на металлических стержнях, вживленных прямо в челюсти, могли бы разгрызть проволоку, не то что хрящи пресловутой говядины. Светлый льняной костюм сидел как на манекенщике модельного агентства. Хотя в облике Моченого от педераста ничего не было. Если бы не легкая хромота и поскрипывание нового протеза, никто не смог бы догадаться, что реально ноги просто нет.
– Куда намылился? – спросил Моченый. Он поставил на пол две огромные сумки и сел рядом с другом.
– На дело. Жрать нечего. Пойдешь прицепом? Или теперь в падлу? – Гнида с вызовом посмотрел на пахана.
– Не баклань [16]16
Шуметь без повода (жарг.)
[Закрыть], кореш. Сейчас растолкую, что куда.
– И как бабки скрысятничал? – Гнида встал, готовясь ответить за базар.
– Обидеть хочешь? – спокойно произнес Моченый и подвинул ногой одну из сумок: – Твоя доля.
Молния поползла по сумке с противным скрипом. Сверху лежал конверт. Тот самый, в котором раньше были деньги.
– Можешь не ерзать. Все в пополаме. Секи, в сидоре – шмотье и шкары. На любую погоду. Можно даже в Саху сгулять без этапа. По памятным местам! – хохотнул Моченый и хлопнул друга по плечу: – Поедем?
Гнида умоляюще посмотрел на него.
– Да шучу я. Так ты на дело мылишься? Небось на ларек зарядился? А, Санек? – Он толкнул ногой вторую сумку. – Забей. Там все – просрочка. Залежалый товар. Хана сроку годности. Как у нас с тобой. Вот реальная жратва! У тебя чифира нет? Покалякать надо!
На Гниду обрушилось простое человеческое счастье. Пахан попросил чифира! Моченый вернулся к жизни! Правда, из-за этого Гнида чуть было не двинул коней, но это уже труха. Главное, что каждой шестерке положен пахан, а каждому вору – кореш! И у Гниды он снова появился!
* * *
Они сидели на кухне и отхлебывали обжигающий чифир из алюминиевых кружек, которые Гнида случайно обнаружил в прикроватной тумбочке «камеры». Еда на столе поражала воображение не столько содержанием, сколько упаковкой.
– У нас че? Рыбу перестали ловить? – удивленно вскинул брови Гнида и подкинул в руке ломтики семги, запечатанные в яркую вакуумную упаковку. – Ни одного русского слова! Это и хавать стремно! Ведь отравят! Бля буду, отравят!
– А мы им за это атомную бомбу – херак! – Моченый сильно стукнул кулаком по столу. – И они это знают. Так что жри! Не отравят. В магазине, где я брал, меня уже шугаются.
Гнида с уважением посмотрел на пахана. Стоило ему буквально на неделю выйти из квартиры, а его уже где-то боялись. Моченый явно начал просекать новую жизнь.
Еду, которую и хавкой-то было не назвать, растолкали по полкам в помытый холодильник. Морепродукты под чифир пошли не очень. Крабов, икру и импортную семгу запихали туда, где должны были быть яйца. Дальше праздник пошел под конфетку. Забирало быстро.
– А я тебе так скажу, Санек. Сейчас у них, – Моченый махнул рукой в сторону входной двери, – все можно. Только бабки максай. Обуют, конечно, как лохов. Слово скажешь – крышу подгонят. Платить не будешь – душу вынут. На хату разведут. А заплатишь – ты здоров и в полном шоколаде. Приколись, Санек. У них, – он снова махнул в сторону двери, – за бабки даже болт новый пришить могут!
Гнида слушал пахана и хлопал глазами. Моченый разговаривал на непонятном ему, каком-то птичьем языке. Общий смысл, конечно, разобрать было можно. Но предчувствие, что ему тоже придется учить эту новую феню, противно грызло язык.
– У них врачи – днем за зарплату корячатся, а вечером там же – платная клиника! Прикинь! То же самое, только почему-то за бабки. Кругом муть и беспредел. Понял? Я там на одном отделении с реальными пацанами парился. Покорешились. Так они меня поднатаскали, что к чему. Нам «телок» для дела пригодится. «Корову» по уму на бабки разведем.
– Так че, хавать его не будем? – с надеждой спросил захмелевший Гнида.
– Будем, – твердо ответил пахан. – Но «корове» об этом не скажем. И бабки получим, и «телка» сожрем. Так-то вот, Санек.
– Слушай, папа! – Гнида неуверенно поднялся на ноги и посмотрел прямо в лицо Моченому. – Я спросить тебя хочу. Ты только не кипешись.
– Валяй.
– Ты себя в зеркале видел?
– И не один раз.
– В кайф?
– Не понравилось бы – переделали.
– Так ведь не по понятиям это. А? Ведь срисует кто из корешей – смеяться будут.
В кухне повисла неприятная тишина. Было слышно, как к лампочке подлетела муха, села, обожгла ноги и заорала что-то матом на лету.
– Я тебе так скажу, Саня. Пусть уж лучше кореша надо мной смеются, чем по мне плачут.
Он помолчал, как после речи над могилой, и добавил:
– Ты думаешь, мне эту робу носить приятно? Она ни хрена не весит. Целый день как в пижаме хожу. А надо! Для дела надо! И ты завтра, как мудак, оденешься и будешь ходить. Потому что работа тонкая. Бабки реальные. Мы за богатым прикидом – как за каменной стеной. Там, на улице, теперь, кроме бабок, никто ничего не видит. Ты при бабосах – тебе все можно. Понял? Менты очкуют, братва уважает; шпана не связывается, лохи шугаются. Ты при бабках – ты король. Такая жизнь нынче, Санек.
