Текст книги "12 ульев, или Легенда о Тампуке"
Автор книги: Валерий Тихомиров
Соавторы: Сергей Гуреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Ответственные за техническое обеспечение переглянулись.
– Поехали, посмотрим, что там наснимал этот Феллини, – сказал один, сверившись с записями в блокноте, – не дай Бог, получится, как у Рязанова. Этот «психолог» скажет: «Прошу прощения, господа», – и сделает инвалидами. Он немного подумал и добавил:
– Или зарежет... на хрен.
– Да нечего там смотреть. Я Филю для телевидения еще на Мосфильме дважды монтировал.
– И что?
– Дерьмо, честно сказать. Ни одной компьютерной заставки. Декорации – фуфло. Одни крупные планы. Зачем он нас подписал – непонятно. Нанял бы лохов с НТВ. Для Феллини – в самый раз.
Бандитские «терки» в Дворянском собраний закончились. Зал опустел. Лица аристократов на портретах приобрели брезгливое выражение.
* * *
Джип Бая и «ауди» сопровождения остановились у бассейна с незатейливым названием «Тихая пристань». В пять часов туда же подкатил серебристый «лексус». Помимо водителя в нем сидели двое: Александр Петрович и Николай Михайлович. Клички у них, конечно, были. Еще с первой ходки. В зоне без этого нельзя. Правда, теперь мало кто решался назвать их в лицо Гастритом и Гайморитом. Они давно отвоевали себе право на имя-отчество. Прошли годы. Теперь, несмотря на несколько лет, когда-то проведенных под скупым северным солнцем, они имели завидный румянец на щеках и отменное здоровье.
Александр Петрович и Николай Михайлович принадлежали к классу профессионалов. Качество выполнения заказов определяло высокую стоимость их услуг. Владение в совершенстве приемами всяческих единоборств гармонично сочеталось с постоянной потребностью сделать кому-нибудь больно. С некоторых пор садизм стал основной чертой характера, а стремление убивать – физиологической потребностью. В своем подвиде животных им не было равных.
Охрана на входе услужливо пропустила высоких широкоплечих посетителей, стараясь не смотреть в их сторону.
Баю надоело ждать. Он нервно расхаживал по залу взад и вперед, словно готовился к финальному поединку. Специальные помещения, предназначенные для общения «в партере» с представительницами слабого пола, пустовали. Гладь бассейна напоминала зеркало. Не было слышно привычного лязга тренажеров. В воздухе витало предстартовое напряжение.
– Здорово, братва! – Бай раскрыл руки навстречу вошедшим. Он преувеличенно радостно обнял обоих и предложил сесть. Не уверенные в чистоте и удобстве посадочных мест, те вежливо отказались и замерли в вопросительном ожидании.
– Брезгуете... Вот сколько знаю вас, а все не просеку, чё вы за пацаны. Одеваетесь как-то стремно, – гости непонимающе осмотрели свои дорогие пальто, купленные в магазине «Пактор», и лакированные ботинки стоимостью в полугодовой бюджет рядовой семьи. Затем они взглянули друг на друга и вновь повернулись к Буркову. – Вот, не наши вы какие-то. Вам бы у Мозга работать, а?! – Он рассмеялся во весь беззубый рот.
Бай даже не подозревал, что такое предложение они получали неоднократно, но отказывались. И не потому, что питали преданность к Баю. Просто их методы работы несколько не вписывались в хитроумные комбинации Кнабауха. В них мало места отводилось слезам и крови, а жить без этого им было скучно.
– Пришло время выходить на поле, пацаны. Игра большая – большие бабки. В город приехал негр. – Молодые люди снова посмотрела друг на друга, решая, шутка это или нет, но Бай продолжал:
– По моим людям, – он сделал ударение на последнем слоге, отчего гости поморщились, – звон прошел: он в медицинском на лепилу корячится. По первому году. Зовут Мананга Оливейра Перес – во блин! Такой вот перец! – закончил он читать по бумажке. – На шее черножопого какая-то лабуда, которую папа хочет видеть вместе с ним. И – быстро. Сделаете – вот это ваше, – Бай написал на бумажке цифру и передал гостям. Однажды он увидел это в каком-то фильме и теперь всегда так поступал. – Вопросы есть? – Молодые люди не пошевелились, храня молчание. – В атаку, пацаны!
Когда дверь за ними закрылась, Бурков снова сел на скамейку.
– Вот не свои пацаны, и все... – он повернулся к выходу и крикнул:
– Кот! Бицепса и Краба ко мне! – и добавил тише, сам себе:
– Ну вот, Бицепс, Краб – все понятно! А то – Александр Петрович, Николай Михайлович...
И Бурков смачно плюнул на свежевымытый кафель вслед ушедшим гостям.
Глава 5
КОШМАР И ВАЛЕНКИ
У окна, чуть отодвинув портьеру, стояла Виктория Борисовна Ханина. Когда-то ее называли просто Хана. Но большинство из тех, кто это знал, уже не мог ничего рассказать. А кто еще мог – не имел права. Или боялся. Она замерла у окна в состоянии мутной тревоги, как спящий пограничник в дозоре. На душе скребли кошки. Хана душила их усилием воли. Кошки орали, но не сдавались. И она знала почему. Причина беспокойства окопалась в тылу, где-то за спиной, в ее собственной квартире. Воздух этого дома давно не вбирали в себя чужие легкие. Посторонние подошвы не оскверняли паркета. И уж тем более ничья «корма» не бороздила просторов огромного кожаного дивана, стоящего напротив камина. А теперь на этом самом диване, закутавшись в одеяло и сладко посапывая, спал негр! Виктория Борисовна встряхнула головой, оглянулась и скептически хмыкнула:
– Тампук – всем каюк!
Она отошла от окна, мимоходом прикрыла одеялом загипсованную ногу спящего и направилась в ванную. Перед дверью Хана резко выбросила вперед сжатую в кулак левую руку, затем, шумно выдохнув, правую. Движения болью отозвались во всем теле, будто кто-то безжалостно пошевелил впившиеся в позвоночник иголки.
– Шестьдесят пять, а мне плевать! – упрямо простонала она и мягко нажала локтем на позолоченную дверную ручку.
Теплые струи воды прогнали остатки сна. Вернулись обычные ощущения – постоянная настороженность и ожидание неприятностей. Женщина хорошо поставленным голосом затянула: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут...»
* * *
Серебристый «лексус» плавно подкатил к подъезду, орошая потрескавшийся асфальт пятой симфонией Бетховена. Машина мягко остановилась. Николай Михайлович и Александр Петрович сидели сзади. За рулем бестолково крутил головой водитель. Его звали Андрей Константинович Скобель, хотя в криминальных кругах он больше был известен как Че Гевара. « Борец за свободу» чаще находился по ту сторону «колючки». Там он неутомимо строчил жалобы и апелляции, чередуя скулящие интонации с угрожающими выпадами, за что и получил свое революционное «погоняло». После «крайней сходки» он прибился к группировке Паука, успел пошестерить при двух бригадирах и поработать личным шофером самого пахана. А теперь получил прописку в группе «двойного Г», как за глаза называли Гастрита и Гайморита. Че Гевара был совершенно бесполезен в деле, но машину водил отменно.
– Я выпрошу у негра камень с семи ударов, – Александр Петрович повернулся к напарнику.
– А я с шести, – в этой игре слов заключался обычный ритуал «на удачу».
Оба без тени иронии выжидательно посмотрели на водителя. Тот суетливо задергал плечами. На лице отразилась мучительная работа мысли.
– Ну?! – одновременно произнесли они с угрозой в голосе. В воздухе запахло избиением.
Водителя осенило, как обычно, с запозданием.
– И все у нас получится! – одним махом выпалил он, хлопнув себя ладонью по лбу, и подобострастно хихикнул. Затем проворно выскочил из машины и распахнул дверцу.
Процедура выхода на цель была завершена. Дальше обычно все происходило само собой, по четко отработанной схеме. Уже почти три года Александр Петрович и Николай Михайлович выезжали только на дела, касающиеся либо крупных денег, либо серьезных клиентов. Репутация была заслуженной. Работодатели им полностью доверяли.
Дорогой ботинок наполовину утонул в снежно-грязной жиже.
– Андрей! Что это с вами сегодня? – Николай Михайлович исподлобья посмотрел на Че Гевару, как бы намекая: «Загрызу, гнида!» – Александр Петрович! Выходите осторожно. Машина сегодня некачественно припаркована.
Изогнувшись всем телом, его напарник далеко выбросил из машины ногу и мощным рывком выпрыгнул на тротуар. Затем тихо произнес, подхватывая игру:
– Мне давно кажется, Николай Михайлович, что Андрей Вас недолюбливает.
Прозвучало это почти как приговор. Че Гевара, давно забыв, что Андрей – это он, начал оглядываться, чтобы посмотреть, кому сегодня так не повезло. Осознав, что речь идет о нем, водила побледнел и завопил:
– Я Вас долюбливаю, Николай Михайлович, долюбливаю!
Двусмысленность фразы окончательно привела водителя в замешательство, и он осекся.
– Ну ладно, не ерзай. Сегодня – все как обычно. Останешься на площадке, пасешь подъезд, вернее... наблюдаешь.
Гастрит и Гайморит направились к парадной двери. Она недружелюбно ощетинилась кнопками кодового замка. Следом за ними плелся Че Гевара, беззвучно шевеля губами. Не обращая на него внимания, напарники продолжали тужиться, выдавливая из себя нарочито театральные фразы. Это был их стиль.
– Александр Петрович, он не сказал вовремя: «Все у нас получится». Я, можно сказать, «сел в лужу». Да еще и на дверях кодовый замок. У меня нехорошее предчувствие. Не знаю, как Вы, а я бы отложил до завтра. – Гайморит произнес это куда-то в сторону, как нечто малозначительное.
От неожиданности его напарник даже остановился, воззрившись на спину идущего впереди приятеля.
– Не понял... Ты что, в приметы верить начал? Гоголя обчитался? Я у тебя вчера видел книгу. Мне твой выбор не понравился. Ты бы лучше Достоевского читал. Перед визитом к старушке – очень поучительно.
– Может, еще и «Хижину дяди Тома» на всякий случай полистать? Все же к негру идем.
Александр Петрович собирался продолжить литературный диспут, когда на него наткнулся Че Гевара, продолжавший что-то бубнить, глядя себе под ноги. Грубый протектор шоферского ботинка безжалостно попрал лакированную поверхность семисот долларов, воплощенных в обувь. Вокруг все стихло. Даже воробьи приумолкли, с любопытством глядя сверху и неестественно повернув головы.
– Ну, вот видите... – после тяжелой паузы глухо произнес Гайморит.
Че Гевара застыл, решая, упасть самому, или подождать первого удара и потом показательно завалиться.
– Разберись с замком, – прошипел ему обладатель испорченного ботинка, и «борца за свободу» как ветром сдуло. – Николай, мы просто устали. Сделаем дело – и в отпуск. Да и делать-то нечего. Там старушка, рожденная революцией, и Патрис Лумумба, незнакомый с нашим стилем работы. Десять минут – и полгода на Кипре.
– Ладно, Александр, пошли. Сам не знаю, что со мной... А Гоголя-то я вчера и не читал.
Они двинулись к подъезду, где Андрей, легко справившись с замком, радостно махал руками. Подельники сделали еще несколько шагов.
– А что же ты тогда читал? – вдруг спросил Александр Петрович.
– "Мастера и Маргариту".
– Тьфу! – замогильная направленность литературных привязанностей напарника нагоняла жути.
«Два Г» зашли в тамбур свежеотремонтированного подъезда. Еще одна железная дверь, но уже с панелью домофонной связи встала у них на пути очередным препятствием.
* * *
Сигнал домофона раздался неожиданно. Неприятный зуммер звучал в квартире редко. Гости к Хане не ходили.
– Охрана слушает! – резко произнесла она в трубку мужским голосом.
Обычно после этого случайно подобравшие код хулиганы пулей вылетали из подъезда. На этот раз вместо обычного топота убегающих мальчишек хозяйка квартиры получила неожиданный ответ:
– Нам в квартиру номер шестнадцать, к Ханиной Виктории Борисовне.
Хана отвела от уха трубку. Несколько секунд она смотрела на нее с любопытством и неприязнью, потом глухо произнесла:
– Ждите! – и подошла к окну.
У подъезда стояла серебристая иномарка с незнакомыми номерами.
– Так я и думала! – она закрыла занавеску и вновь взяла трубку. – Слушаю. Вы по какому вопросу?
Бандиты у домофонной панели переглянулись. Гастрит поморщился, раздосадованный внезапной заминкой и любопытством старухи, но вежливо продолжил:
– Простите великодушно, не у вас ли находится студент нашей Академии – Мананга Оливейра Перес?
– Негр у меня. Что дальше?
Удивление на лицах «двойного Г» сменилось раздражением.
– Мы хотели бы, если Вы не против, встретиться с ним и поговорить. Справиться о здоровье, так сказать. Мы представляем администрацию иностранного факультета.
– А если я против? – в трубке помолчали. – Ну ладно. Входите.
Щеколда электрического замка с лязгом открылась.
– Ну и хана... – Че Гевара произнес это машинально, считая, что разговор окончен. Гастрит с Гайморитом посмотрели на него, как на идиота, и шагнули в подъезд. И только тогда трубка в квартире легла на свое место.
– Так негр или Хана? – Виктория Борисовна села на пуфик. Расслабляясь, она закрыла глаза и опустила руки.
Вызванный снизу лифт загудел, тронулся с места и покатил за пассажирами. Ему было все равно, кого и куда везти, даже если решит покататься сама смерть. Прошло еще несколько секунд.
– Что-то обязательно произойдет! – утвердительно сказала Хана и быстро прошла в комнату, бросив на ходу проснувшемуся Мананге. – К тебе друзья приехали.
Движения ее стали точными и быстрыми. На губах заиграла легкая улыбка. Женщина зашла в спальню, открыла створки огромного шкафа и на мгновение замерла, раздумывая, в каком виде встретить непрошеных гостей. На перевоплощение ушло меньше минуты...
Дверной звонок возвестил о приходе визитеров. На пороге, изображая искреннюю радость, стояли Николай Михайлович и Александр Петрович. Дверь им открыла согбенная, почти горбатая старуха лет восьмидесяти в поношенном махровом халате с крупными проплешинами на локтях. Повязанный на голове платок источал ужасный запах, а на ногах, шлепая голенищами по икрам, болтались огромные валенки, которые она еле переставляла при ходьбе. Зрелище не вписывалось в общую картину богато оформленного холла. Как, скажем, куча собачьих экскрементов посреди детской площадки. На какое-то мгновение гости замешкались, глядя поверх старухиной головы в поисках хозяйки дома, что, разумеется, не осталось незамеченным. В уголках губ «чуда в валенках» снова мелькнула улыбка, отдаленно напоминающая оскал приоткрытой акульей пасти.
– Виктория Борисовна? – выдавил Александр Петрович, с удивлением глядя на бабушку. Но ответа не получил. Похоже, та была еще и глуховата.
– Проходите, сынки, раз пришли, – не слишком дружелюбно произнесла старушенция, – он в зале. Я пока чайку соберу, сготовлю чего...
Представив, что это существо приготовит что-нибудь, что придется есть, бандиты поморщились. Старуха поплелась в сторону кухни. Когда она скрылась за поворотом, Александр Петрович вернулся к дверям и одним бесшумным движением открыл замок – на случай экстренной эвакуации. Потом осмотрел через глазок лестничную площадку, где уже мирно прогуливался Че Гевара. Гастрит с Гайморитом прошли в квартиру, с удивлением отмечая про себя красоту и богатство интерьера.
Задача с каждой минутой упрощалась. Чернокожий был совершенно не в состоянии перемещаться, пребывая в гипсе, а старуха сама надела на себя тюремные колодки. Бандиты подошли к дивану, и с интересом уставились на «черное в белом». Мананга удивленно хлопал глазами, поглядывая из-под одеяла на незваных гостей.
– Дратуйта! – произнес он медленно, проговаривая каждую букву, а в улыбке можно было оптом разглядеть фиолетовые губы, красный язык и белые зубы.
– Ну, если хочешь, здравствуйте! – Александр Петрович подошел ближе. – Что, Нельсон Мандела, поможешь материально борцам за справедливость?
С этими словами он по-хозяйски рванул на себя одеяло. Хорошо сложенное черное тело украшали только огромный гипс и блестящие синие трусы военного образца...
Тем временем на кухне Виктория Борисовна открыла створку посудной полки. За ней оказался экран небольшого монитора, работающего от камеры в зале. Встроенный магнитофон воспроизводил звук и одновременно записывал все, что происходило в комнате.
– "Работать" человека без спроса, прямо у меня на квартире?! Они что, не знают, куда попали? Сказали ведь: «Хана»? – она удивленно покачала головой.
А в комнате Манангу уже поставили на ноги. Хорошо проведенный апперкот на несколько секунд сбивал дыхание, а когда гость нашей страны переставал ловить ртом воздух и обретал способность говорить, следовал короткий вопрос:
– Где камень?
Вот уже в третий раз нигериец с ужасом ощупывал свою грудь. Камня на месте не было! Со слезами на глазах он произносил:
– Там пук! – и вновь получал удар в живот.
Научить таким образом иностранному языку довольно сложно. Африканец не понимал, о чем идет речь и за что его бьют эти хорошо одетые люди.
А правильно сложить фразу, содержащую в себе осмысленный вопрос, он не успевал. Болезненные удары не давали сосредоточиться. Мананга вращал глазами в поисках спасения. Но «спасение» сидело в кухне и смотрело телевизор.
– Где камень, где камень... – раздраженно передразнила Николая Михайловича Хана. – Какой камень-то? Он что, тоже русского языка не знает? Потерпи, мальчик, еще немного. Хоть узнаем, к кому пришли и в чем дело. А то вдруг потом и спросить будет не у кого...
Работа с иностранцами – дело хлопотное. Чтобы не затягивать процедуру, Гастрит достал в качестве аргумента нож и помахал им перед лицом клиента...
– Отойдите от него на три шага и положите руки за голову, – голос за спиной прозвучал спокойно и твердо.
Бандиты медленно повернулись. Перед ними стояла все та же старуха и широко улыбалась, держа в руках массивный поднос с бутербродами. Все происходящее резко отдавало бесовщиной. Негр в гипсе на фоне ослепительно белых простыней. Почти музейная роскошь вокруг. И слова, произносимые явно не тем человеком, который стоял напротив в огромных валенках... Атмосфера в комнате приобретала мистическую окрашенность и завораживала. Но многолетний опыт «черной» работы не подвел и на этот раз. Первым из транса вышел Гастрит.
– Почему на три? Вы думаете, там мы будем в безопасности, Виктория Борисовна? – схохмил он, сохраняя при этом абсолютно серьезное выражение лица.
– Неплохо. – Так же невозмутимо оценила шутку старушка. Они помолчали еще несколько секунд. – Есть два варианта, юмористы. Я сейчас провожаю вас до дверей, и вы долго лечитесь, но – живете.
– Вы, наверное, чем-то заразить нас хотите? – вставил Гайморит.
Хана продолжила, будто не услышала реплики:
– Второй вариант – это кошмар, который наступит, если вы не выберете первый.
– Она сейчас как побежит на нас, как нападет! – Гастрит уставился старушке на ноги, намекая на огромные валенки.
– Ладно. Пошла вон, крыса! – не выдержал наконец Гайморит. – Гляди, как она из валенок вылетит! – сказал он напарнику, целясь огромным кулаком старушке в голову.
Все произошло в несколько секунд. Кулак пушечным ядром пролетел мимо, хотя Хана лишь чуть-чуть наклонила голову, ни на шаг не сойдя с места. Бутерброды, как положено, посыпались икрой вниз. Когда последний из них долетел до паркета, старушка, будто потеряв на секунду равновесие, схватилась за пролетающую мимо руку и почти прижалась к бандиту. Тяжелый валенок в водолазных калошах из свинца, залитого в резину, с сокрушительной силой ударил в самую середину голени. Металл будто не заметил костей, превратив их в кучу осколков, разрывающих связки, сосуды, мышцы, а потом и кожу. Крупный мужчина, секунду назад твердо стоявший на обеих ногах, заревел от боли и, потеряв опору, начал заваливаться набок. Он с ужасом смотрел, как на пол из штанины хлещет кровь.
Лицо Ханы было каменным, лишь улыбка стала страшнее и шире, обнажая белые зубы. Она сделала шаг назад. Бандит продолжал падать, когда крепкие пальцы сжали ему кадык. Сто килограммов, набранные за тридцать пять лет жизни, неумолимо тянули вниз. В поисках опоры он замахал руками и попытался оглянуться. Но от стальной хватки свело шею и резко перехватило дыхание. Руки в дирижерском порыве бесполезно наткнулись на вовремя подставленный, словно щит, поднос. Тело приближалось к земле, и женщина наклонялась вместе с ним, не моргая глядя в глаза жертве. У самого пола Хана сжала пальцы и разогнулась, шумно выдохнув. Последнее, что почувствовал Гайморит, был резкий рывок, а затем по ушам ударил страшный хруст. Кровь залила лицо, одежду и окончательно испачкала уже побывавший сегодня в грязи фирменный ботинок. Безжизненное тело, продолжая конвульсивно дергаться, рухнуло у ног «дряхлой старухи».
– Ч-ч-ч-ч-ч, – будто успокаивая ребенка, полушепотом произнесла Хана, с несвойственной для ее возраста быстротой выпрыгивая из валенок. Те так и остались стоять, будто прибитые к полу; кусок вырванной гортани с неприятным шлепком упал внутрь одного из них.
Все это заняло буквально несколько мгновений. Ну, может, на секунду-другую больше, чем нужно. Ошалело глядя на то, что осталось от напарника, Гастрит дико заорал:
– Сука! – он в два прыжка подскочил к месту обещанного кошмара, выставив перед собой нож.
Хана не успевала. Бандит подбегал сзади. На разворот уже не оставалось времени. Спасти ее могло только чудо. И чудо пришло. Пришло с далекого африканского континента. Оно было черным, в синих трусах и огромном гипсе. Каждый делал свое дело, как умел. Мананга, утяжеленный отечественным гипсом, вцепился в кашемировое пальто. Он издал воинственный клич на понятном только ему языке и заскользил за бандитом по паркету. Гастрит значительно потерял в скорости и брезгливо махнул рукой, словно отгоняя большую черную муху. Идеально отточенное лезвие прочертило красную полосу через весь живот спасителя. Зато Хана уже заканчивала разворот.
– Ч-ч-ч-ч, – продолжала нашептывать она, и звук нарастал.
Тяжелый бронзовый поднос, с шумом разрезая воздух, стремительно приближался к шее бандита. Крепко держа его за ручку, Виктория Борисовна следила за траекторией. Коснувшись кожи, острый край, казалось, замер на мгновение, а затем легко перерезал все, что попалось на пути. Голова неестественно запрокинулась, и две толстые алые струи брызнули в потолок из поврежденных сонных артерий.
Все стихло. Тяжело дыша, посреди зала стояла с окровавленным подносом в руках старушка, две минуты назад вежливо предлагавшая гостям бутерброды. Гости же с изуродованной внешностью лежали на полу, не подавая признаков жизни. У дивана, прижимая к животу простыню, тихо постанывал негр.
– Старею... – глядя на него, произнесла женщина.
Она взяла со стола трубку радиотелефона и набрала «ноль три».
– Придется потерпеть, сынок, минут пятнадцать. Раньше не приедут. Ты постереги их здесь, а у меня еще дела.
С Гастритом и Гайморитом было покончено навсегда. Как выясняется, иногда неплохо, испытав нехорошее предчувствие, развернуться и поехать домой.
* * *
К моменту, когда за дверью послышались крики, Че Гевара как раз успел выкурить сигарету. Привычный к такого рода звукам, он гадко хихикнул, живо представив, что там происходит. Разобрать точнее не позволяла толстая дверь. Но он и без того знал, что «работа» идет полным ходом и вскоре закончится. Внезапно звуки стихли. Из квартиры, куда отправились его подельники, раздалось чуть слышное: «тук, тук-тук, тук». В подъезде все было спокойно. Че Гевара покрутил головой, уточняя, откуда исходит звук. По-гусиному вытянув вперед шею, он приложил ухо к стальной обшивке двери. И вдруг мощный удар поверг его на пол в состоянии полного отсутствия сознания.
Очнулся он столь же внезапно, но лучше бы этого не делал. Запах крови вперемежку с нашатырным спиртом – не лучшее, чем может встретить вернувшаяся действительность. Да и могло ли подобное иметь место в действительности? Руки и ноги не были связаны. Однако вставать почему-то не хотелось. Че Гевара сидел, прижавшись к батарее, и с ужасом глядел перед собой не в силах оторвать глаз от изуродованных тел.
– Зачем пришли? – тон, которым был задан этот простой вопрос, больше напоминал истошный вопль, прозвучавший в самое ухо. Ухо тут же заложило.
Бандит повернул голову. Хотелось сделать это резко, а то и вовсе отшатнуться, но тело отказывалось подчиняться. Он понял, что сейчас увидит чудовище, уже начавшее пожирать его друзей. Вместо этого перед глазами появилась перепачканная кровью ужасная старуха с перекошенным лицом. Че Гевара окончательно потерял самообладание и завыл. Короткий и очень болезненный удар в пах привел его в чувство и изменил позу. Теперь он стоял на коленях, будто кланялся, держась за опухающую мошонку.
– Зачем пришли? Кто такие? Кто прислал? – вопросы сыпались один за другим, не давая сосредоточиться. Забрызганное кровью лицо ужасной старухи было совсем рядом.
– У черного камень. Приказано забрать...
– Ты чей? Кто командир? Ты сказал у дверей: «Хана»? Откуда знаешь?!
Он запутался в вопросах. Одни, вообще, ему были непонятны, а на другие он с удовольствием ответил бы, но сказался опыт зоны. Приобретенные годами рефлексы не позволяли полноценно участвовать в диалоге, протекающем в форме допроса.
«Подследственный» снова завыл и автоматически «включил дурака».
– Какой командир? Мы не военные-е-е... Мы гражданские-е-е...
– На войне гражданским делать нечего, – с этими словами бабка подняла с пола десертную ложку, хладнокровно засунула ее в глазницу головы, раньше принадлежавшей Гастриту, и вынула глаз. Затем поднесла его к лицу Че Гевары и раздавила.
– Говори, а то пальцы откушу! – проорала старуха в еще здоровое ухо.
Звон, раздавшийся в голове, остатки глаза, брызнувшие на лицо, кругом кровь, кровь, кровь... И без того подорванная психика видоизменилась окончательно. Андрей Константинович Скобель глупо хихикнул, засунул в рот указательный палец и обмочился.
С минуту Хана пыталась понять, что произошло, затем в сердцах сплюнула.
– Что с людьми стало? Раньше на этапе «глаз» только-только колоться начинали, а этот уже обоссался, и крышу сорвало. – Она сокрушенно покачала головой. – Как же с ними разговаривать?
– Я всегда говорил: «Несомненно, с приходом пенсии жизнь только начинается», – голос, внезапно зазвучавший в прихожей, заставил Викторию Борисовну резко обернуться. – У вас дверь нараспашку. Вот и решил посмотреть, не случилось ли чего?
Женщина узнала очередного гостя сразу. Мягкое "р" и речь полная красивых, но давно вышедших из моды слов, принадлежали соседу сверху. Он был, пожалуй, единственным жильцом в подъезде, к кому Виктория Борисовна испытывала симпатию.
– Ничего не случилось, не беспокойтесь. У нас все нормально, – женщина обвела глазами поле боя. – Простите, у меня не прибрано.
Невысокого роста, пожилой, чуть полноватый мужчина сохранял просто героическое спокойствие.
– Понимаю, – негромко произнес он.
«Наш человек», – подумала хозяйка квартиры.
– Могу я быть чем-то полезен? – он кивнул в сторону Мананги. – По-моему, молодому человеку нужна помощь.
– Спасибо, я вызвала «скорую», но, если не затруднит, у меня есть к вам просьба.
– Все, что в моих силах. У вас, я вижу, неприятности...
Виктория Борисовна быстро скинула перепачканный кровью халат. Оставшись в одной рубашке, она макнула валенок в лужу крови и оставила им след на лестничной площадке и еще на двух ступенях, ведущих вниз. Окровавленные вещи Хана засунула в объемистый мешок для мусора.
– Скоро здесь будет милиция. Не нужно, чтобы они Вас видели. Можете подержать это у себя до вечера? – с этими словами она протянула мешок соседу.
Паузы не было.
– Вне всякого сомнения, – мужчина решительно принял сверток, повернулся к выходу, но внезапно остановился. – А мы ведь до сих пор не знакомы. Разрешите представиться: Виктор Робертович Файнберг, хирург в отставке.
– Виктория Борисовна Ханина, – она немного подумала. – Тоже в отставке...
Мужчина чуть склонил голову, развернулся и быстро вышел, стараясь не наступать на пятна крови.
Внизу уже хлопнула дверь, и второй раз за сегодняшний день в квартире раздался сигнал домофонной связи.
