Текст книги "12 ульев, или Легенда о Тампуке"
Автор книги: Валерий Тихомиров
Соавторы: Сергей Гуреев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Глава 30
СОЛО ДЛЯ МАЙОРА С ПРИКРЫТИЕМ
Было около шести часов вечера. Но Владимир Федорович Жернавков уже лежал в постели. Синий экран телевизора то вспыхивал ярким пламенем, то почти угасал. Тогда майору становилось особенно одиноко. Впервые после женитьбы он остался дома один. На дачу, которую Владимир Федорович с трудом снял в Репине, семья ехать категорически отказалась. Жена и дочь на неопределенный срок уехали к теще в Тверь. И неизвестно, что для семейного счастья было страшнее – экспромтом придуманные угрозы ненормального Мозга или годами выглаженные аргументы «второй мамы».
Мысль о Кнабаухе еще больше испортила настроение.
– Посажу гниду! уверенно сказал Жернавков, обращаясь к телевизору. – Придумаю как, и посажу!
Диктор на экране одобрительно улыбнулся и перешел к спортивным новостям. Рука майора машинально нажала кнопку пульта, прибавляя громкость.
– ...Вывести из строя этого полузащитника, можно сказать, главную силовую поддержку нападения – все равно, что наполовину одержать победу...
Фраза застряла в мозгу. Она о чем-то говорила, просто кричала, о чем-то очень важном. Но Жернавков никак не мог понять сути. Внутри все перевернулось и зашевелилось, не давая усидеть на месте. Он резко откинул одеяло и босиком пошлепал на кухню. Когда чайник на плите запел свою песню, решение было принято. Детали комбинации майор обдумывал, уже сидя в машине.
Через два часа возле спортивного комплекса, перекрыв выезд, остановилась чёрная «Волга». Жернавков вышел из машины и осмотрелся. В тусклом свете фонарей здание казалось маленьким и неухоженным. На улице заметно потеплело, и снег начал таять, стекая в колодцы грязными ручьями. Перепрыгивая через них, Владимир Федорович подошел к дверям.
– Чего надо? – спросил суровый голос.
– Шоколада, ответил Жернавков.
– Не понял.
– Корней Чуковский. Чего тут непонятного?
– Что дальше?
– Я до конца не помню.
– Чего?
– Стихи.
– Какие стихи?
– Неважно, – Жернавкову надоел этот разговор. – Мне нужно поговорить с Бурковым Андрей Яковлевичем. Срочно.
– Таких нет, – дверь начала медленно закрываться.
Майор понял, что допустил ошибку, и быстро поправился:
– Веди к Баю, потрох тухлый.
Лицо в дверном проеме изменилось. Человек открыл было рот, но тут из-за его спины послышался голос:
– Чего тут у тебя?
– Вот эта сука. Назвался Чуковским. Меня обозвал потрохом. Спрашивал Бая, – парень отошел в сторону, и на ступеньках появился еще один человек в спортивном костюме и пляжных тапочках.
– Ты чей, братишка? Под кем ходишь?
– Все мы под Богом ходим, – ответил Жернавков. – Что за пошлые вопросы?
– Босс отдыхает.
– Знаю, – соврал чекист, – иди скажи, от Гастрита с Гайморитом вести.
Старший еще немного помялся у дверей, потом отступил в сторону и пропустил Жернавкова, а сам направился на доклад. Под ненавидящим взглядом «вратаря» Владимир Федорович прохаживался по просторному холлу бассейна «Тихая пристань», вдыхая влажный воздух с привкусом хлорки.
В огромном зеркале, вмурованном в стену, отражалось почти все помещение. Особист периодически останавливался перед ним, вглядываясь с неподдельным интересом. Несколько скользящих движений руками по волосам сформировали на голове прямой холуйский пробор трактирного полового. Очки в толстой роговой оправе придали вид официанта-неудачника. Охраннику у дверей была абсолютно безразлична цель такого перевоплощения. Но ударить гостя по лицу захотелось еще больше.
– У вас есть пять минут. – Равнодушный голос прозвучал со ступенек, ведущих куда-то на второй этаж. – Шеф не в настроении.
* * *
Потрепанная «шестерка» с номерами Ф 911 СБ медленно подъехала к «Тихой пристани». Герман Семенович Пименов выключил фары и заглушил двигатель, подъезжая накатом. Добротная техника без помех передавала слова в наушник:
– Корней Чуковский. Чего тут непонятного?..
Пименов улыбнулся. Он успел вовремя. Жернавков только начинал работать. Устроившись поудобнее, насколько позволяло сиденье «Жигулей» шестой модели, Герман Семенович весь превратился в слух. Контрольной фразы он не пропустил бы в любом случае. Но привычка – она привычка и есть. Все вокруг перестало существовать, кроме малопонятного непосвященному разговора, доносящегося из крохотного наушника.
– Говори, – голос, по всей видимости, принадлежал Баю.
– Чего говорить-то? – с дрожью произнес Жернавков.
Пименов довольно потянулся, поправляя наушник. Он любил работать с майором и сейчас чувствовал себя как на концерте популярного артиста.
– Говори мне! – взревел Бурков, пытаясь сходу взять посетителя, что называется, «на голос».
Пименов заулыбался еще шире.
– Андрей Яковлевич, некоторые люди рекомендовали мне Вас, как самого умного и дальновидного... в бригаде. Именно поэтому я и решил обратиться к вам. Не могли бы вы отпустить своих людей, чтобы спокойно пообщаться один на один? Это дело, извините, не для «шестерок». И потом, меня уже обыскали, хоть и не очень умело. А с вашими данными вы меня, извиняюсь, одной левой.
– Я – левша, – в динамике послышался голос явно довольного похвалой Бая, – так что, считай, правой. – Бурков мрачно хохотнул. – Краб, свободен. Чего ты хочешь, запасной? А? Ты кто такой?
– Я, признаться, по натуре – жуткий трус. И находиться здесь, в вашем обществе, мне крайне неприятно. Но очень нужны деньги. У меня есть кассета, на которой сказано, что камень, который вас интересует, находится у некоего доктора Рыжова. Из записи Вы узнаете, где его искать. Я хотел бы продать ее за сто тысяч долларов.
Пименов знал, что его никто не услышит. Тем не менее прикрыл рот ладонью прежде, чем засмеяться. Приблизительно так же смеялся и Бурков, только в полный голос. Жернавков же затравленно хихикал, поправляя очки и волосы, не давая растрепаться дебильному пробору.
– Вот эта кассета, – гордо произнес Владимир Федорович. – Можете убедиться. Мне не до шуток!
Бурков наконец перестал смеяться и затих на несколько секунд.
– Значит, сто тысяч зеленых?
– Да! – нагло ответил Жернавков.
– Я тебе их не дам! – в тон ему ответил Бай.
– Почему?
– Потому что ты – дурак!
– Как это?
– Ты пойми. – В микрофоне послышался скрип. По всей видимости. Бурков встал. – Сто хангров – большие бабки. Нужно знать, за что платишь. Понимаешь, чувак?
Раздалось шлепанье ног по мокрому полу бассейна.
– Согласен.
– Еще бы.
– Но после того как вы послушаете запись, я ведь стану вам не нужен!
Пименов уже не просто смеялся. Одной рукой он держался за живот, другой – придерживал в ухе микрофон и хохотал во весь голос, стремясь не пропустить ни слова.
– Сообразительный... Прямо-таки не по годам. Ты нам и сейчас уже не нужен. Ну-ка дай сюда...
Послышалась возня, и Жернавков истошно завопил:
– Вы – нечестный человек! Сейчас же отдайте! Как вам не стыдно?
Гулкие звуки, напоминающие погрузку мешков с цементом, прервали монолог о честности и справедливости. Подобные речи почти всегда именно так и заканчиваются.
– Краб! – Голос Бая неуловимо изменился, стал холодным и еще более неприятным. -Халдея – в трюм. Узнай, откуда пленка и кто такой. Потом... в общем, иди.
– За меня есть кому заступиться! – истошным голосом заорал Жернавков.
Услышав контрольную фразу, Герман Семенович начал неторопливо вылезать из машины. Сначала он завел майорскую «Волгу». Затем, взяв милицейский рупор, подошел поближе к дверям «Тихой пристани». Все это время Владимир Федорович увлеченно перечислял первые пришедшие на память имена городских авторитетов, чем поверг Буркова с подручными в некоторое смущение. В этот самый момент под окнами оглушительно взорвались несколько подожженных Пименовым новогодних петард и раздался спокойный и уверенный голос:
– Эт'самое. Милиция. Сопротивление бесполезно. Выходить с поднятыми руками. Здание окружено. Эт'самое.
В одной руке Пименов держал хрипящий мегафон. В другой – желтый проблесковый маячок, с асфальтоукладчика. Шум в наушниках прекратился. После короткой паузы послышался голос Жернавкова:
– Можно я пойду?
– Иди, лох, слово про нас скажешь – хана.
– "Хана" – это я знаю. А за лоха – ответишь!
Через несколько секунд из здания выбежал Жернавков, прыгнул в свою машину и нажал на газ. Герман Семенович покачал ему вслед головой: то ли осуждающе, то ли завидуя его энергичности. Он еще раз грозно прокричал в рупор:
– Даю еще пять минут! – еще раз грозно прокричал в рупор Пименов, потом, не торопясь, забрался в свою Ф 911 СБ и уехал.
Глава 31
ВОТ ОНА – ПОЛНАЯ ЗАДНИЦА!
Покинув клинику «Панацея», Виктория Борисовна с профессором направились домой. Пропажа пациентов вывела Файнберга из себя, и он всю догрогу ворчал:
– Черт знает что! Неужели кому-то не ясно – после операции необходим полный покой!
Виктория Борисовна хранила молчание, о чем-то напряженно размышляя, и только возле самого дома прошептала:
– Витя, у тебя есть повод радоваться. Твои пациенты живы, а это уже неплохо. А что ты сам не скончался – так это просто счастье!
Профессор задумался. На губах появилась неопределенная улыбка, составившая пожилой паре компанию.
Так, втроем, – Виктория Борисовна, Файнберг и улыбка – они и дошли до квартиры.
Следующие два дня были посвящены розыскам. Обнаружение негра в пятимиллионном городе оказалось задачей не из легких. Он бесследно растворился среди едкой грязи мостовых и парящей над ними воды с небольшой примесью воздуха. Через три дня бесплодных поисков Виктория Борисовна плюнула на все и уселась на кухне со стопкой коньяка. Напротив, в роли внимательного слушателя, устроился Файнберг. По причине острого насморка участия в поисках он не принимал.
– Витя, парня нигде нет! – Коньяк тягуче булькнул, растворяясь в крепком кофе.
– Найдется, – оптимистично высморкался профессор. Он осиливал уже вторую кружку молока с медом.
– Нужно поступить по-ленински, – заявила Виктория Борисовна, делая осторожный глоток.
– Учиться, учиться и еще раз учиться?
– Нет, пойти другим путем. Ищут его ради камня. В чем бы там дело ни было, а мы знаем, где булыжник. Найдем его – найдем Тампука. Так что, пора навестить доктора Рыжова.
Виктор Робертович достал огромный клетчатый платок и взревел носом. В ответ загудели трубы в ванной.
– Отзовитесь горнисты... – прокомментировала Виктория Борисовна. – Была такая передача. Будем считать это знамением.
– Опять к Рыжову? А вдруг снова не откроет?
– Друг мой, зачем ломиться в закрытую дверь? Если человек занял оборону в своей однокомнатной крепости, взять его можно только динамитом. Зато на рабочем месте он беззащитен и доступен широким народным массам, как общественный туалет. Можно спокойно зайти к доктору Рыжову на прием и без экстремизма изъять экзотический африканский булыжник.
– Без экстремизма? – в голосе Виктора Робертовича прозвучало легкое сомнение.
– Солдат ребенка не обидит, – добродушно усмехнулась Хана, становясь похожей на милую бабушку, журящую внука.
Для начала было принято решение позвонить в травмпункт. Однако застать Игоря Николаевича на работе не удалось. На вопрос о местонахождении доктора Рыжова бархатный голос главврача ответил красиво и загадочно:
– Убыл отдавать воинский долг Родине.
По аналогии с похожими фразами теленовоетей Файнберг сразу подумал о горячих точках. Из трубки пахнуло дымом горящих развалин. Пред мысленным взором огненным смерчем пронеслись трассы пулеметных очередей... Мысленно прощаясь с безобидным, в общем-то, чудаком, он, так же торжественно понизив голос, спросил:
– Чечня? Борьба с терроризмом?
– Сертолово-2. Военные сборы, – озадаченно ответил главврач. Тут ему самому стало как-то неуютно, и он неуверенно промямлил:
– Через два месяца вернется. Надеюсь...
Происходившие далее события сообщили поискам направленное ускорение. Проведя три часа у телефона, Виктория Борисовна всеми правдами и не правдами вырвала-таки у Министерства обороны страшную военную тайну. Доведение большого секрета до профессора состоялось зловещим шепотом.
– Только ни-ко-му! Доезжаем до кольца четыреста сорок четвертого. Видим КПП. Спрашиваем: «Где здесь врачи на сборах?» После чего нам «покажут пальцем».
– Куда? – недоверчиво спросил Виктор Робертович, имеющий самое отдаленное представление о таинствах ратной службы.
– Судя по всему, прямо на Рыжова. Думаю, если он там, об этом уже знают все.
В путь тронулись утром. По дороге Виктория Борисовна совершила ряд покупок. В один большой полиэтиленовый пакет утрамбовались фрукты. В другой – жареные пирожки.
– С пустыми руками вокруг воинской части гуляют только шпионы и прапорщики. Если едешь навещать военного, ты обязан его кормить! – пояснила Хана.
Под размышления профессора о странной общности между больными и военными они сели в автобус и поехали в Армию.
* * *
Тучи над Сертолово-2 сгущались... Предчувствие грозы витало в воздухе, передаваясь, согласно уставу, от непосредственных начальников к посредственным. Фирменное блюдо солдатской кухни – оранжевое сало – светилось все ярче, предвещая Апокалипсис.
Приближение перемен чувствовали все, но острее всего – начальство. Комбат метался по кабинету и гарнизону. Не видя явных причин для тревоги, свербевшей ниже поясницы, он пытался прикрыть все узкие места разом. У караула отобрали боевые патроны, выдав взамен саперные лопатки и удвоив посты. На всякий случай даже покрасили стены в клубе и спортзале. Но и после таких крайних мер комбату не полегчало.
– Я ЧП жопой чую! – не выдержал он в приватной беседе с начальником штаба под литр водки.
– Слушай, может, офицеров на казарменное положение перевести?
– Нажрутся! Тогда – точно звиздец, – осторожно ответил начштаба, разливая по пятьдесят грамм «Русской», произведенной в Сертолово-2, в подвале у Ахмета.
Шестой орган чувств комбата не подвел. Выпить они не успели. На столе ожил телефон спецсвязи:
– Товарищ подполковник, докладывает дежурный по штабу дивизии...
«Вот она – полная задница!» – подумал комбат и строго ответил:
– Слушаю.
– К вам выехал начальник особого отдела дивизии с представителем ФСБ из Питера! – бодро сообщил дежурный.
– Ну, слава Богу! – облегченно выдохнул комбат.
Приезд особистов ставил точку на изматывающем ожидании. Водка исчезла в кармане парадной шинели, висевшей в шкафу. Причмокивая, офицеры захрустели «антиполицаем». На столе стало пусто.
* * *
Владимир Федорович Жернавков вошел в кабинет командира мотострелкового батальона без зова и стука. Так испокон веков входят представители спецслужб всех времен и народов. За ним безмолвной тенью следовал особист из штаба дивизии.
– Здравствуйте, мы к вам, – сказал Жернавков мягко.
– К нам? – Комбат ощутил, как тучи над головой тяжело сомкнулись, закрывая солнце тихого благополучия. Громыхнули близкие раскаты грома. – Присаживайтесь.
Пока гости располагались, он нащупал в столе пачку сигарет и закурил. Из туманно-вялого облака раздалось:
– Слушаю...
Владимир Федорович вкрадчиво произнес, демонстрируя удостоверение:
– Нам нужна ваша помощь.
Речь Жернавкова длилась минут десять. По мере постановки задачи лица командования батальона светлели на глазах. Молнии сверкали все дальше, гроза уносилась. Вместо нее на суровую почву офицерских душ готов был излиться благодатный дождь поощрений.
По нелепой случайности комбат пропустил обе чеченские кампании. С завидным постоянством перед самой отправкой на театр военных действий с ним приключались несчастные случаи. В первый раз бандитов и террористов спас от его прибытия гололед, приведший к перелому ноги. Во второй – низкий потолок в подвале собственного дома, сокрушивший череп подполковника до полного сотрясения содержимого. Недостаток боевого опыта компенсировался служебным рвением и неуклонным благоустройством части. И вот судьба дала ему шанс.
Услышав о возможных военных действиях на территории гарнизона, комбат развернул кипучую деятельность. На подробной карте местности стали вырастать, красные и синие стрелы. В разные стороны понеслись команды, звонки и уверенный бодрящий начальственный мат. План операции получился по-военному стройным и четким. Только в одном моменте подполковник дал слабину. Услышав фамилию «Рыжов», он побледнел и незаметно трижды сплюнул через левое плечо.
* * *
Игорь Николаевич Рыжов тоже улавливал напряжение, возраставшее в батальоне с каждым часом. Он трепетал всеми экстрасенсорными фибрами своей тонкой души. Еще два-три дня назад о его существовании знали лишь на работе и в родном подъезде. Теперь сотни людей узнавали Рыжова в лицо. Собираясь в кучки, простодушные мотострелки указывали на него пальцами и зловеще улыбались. Рыжов нервничал, чувствуя в этой славе недоброе.
Попытки экстрасенсорного воздействия на военных привели к парадоксальному результату. Его биополе накрыло медным тазом спокойную жизнь гарнизона. Активная харизма экстрасенса напрочь разрушила отлаженную годами работу пищеблока и медпункта. То есть практически уничтожила боеготовность части.
Коллеги сторонились Игоря Николаевича, как зачумленного.
Начальник столовой косил мутным глазом на весь «партизанский отряд», особо выделяя из нестройных рядов Рыжова. Завидев его, он подрагивал челюстью, роняя в перловую кашу крупные капли пота. Экстрасенс употреблял в пищу исключительно хлеб с компотом, сжимая под шинелью оберег и опасаясь отравления.
Даже героические офицеры батальона при встрече с ним нетрезво шарахались в сторону.
* * *
На четвертый день руководитель группы прошелся пред строем офицеров запаса. По сравнению с похмельными физиономиями личного состава лицо его казалось одухотворенным.
– Лейтенант запаса Рыжов! – торжественно возгласил он, поворачиваясь к сумрачному коллективу.
– Слушаю, – надувая щеки, отозвался легендарный доктор.
– Вам поручается установка палаток на учебной базе номер два!
– Мне? – Игорь Николаевич радостно шагнул вперед, мимо мгновенно расступившихся коллег.
– Поступаете в распоряжение прапорщика Середы. Будете развертывать медпункт в полевых условиях. Убытие от столовой после завтрака.
– Понял, – с энтузиазмом ответил травматолог.
– Медпункт разрушен. Прапорщик Середа в дурдоме, – спрогнозировал кто-то на правом фланге.
* * *
Прибытие автобуса в Сертолово-2 не сопровождалось излишней шумихой. Не гремел праздничный фейерверк, не надрывал щек духовой оркестр. Даже, на худой конец, не стоял, блистая штыками, почетный караул с барабаном. Лишь бессменный часовой Батыров раскосыми глазами завистливо оглядел сквозь пыльное окно КПП огромные пакеты в руках пожилой пары, сошедшей с задней площадки «Икаруса».
Виктория Борисовна вдохнула свежий загородный воздух. Ветер дул от казарм, навевая легкую грусть по прошедшей молодости.
– Витя, дыши полной грудью. Чистый кислород с легким ароматом хлорки. Стимулирует любовь к жизни. Красота!
– Где? – уныло спросил Файнберг, разглядывая бескрайний бетонный забор.
– За воротами, друг мой! За вот этими аккуратными серыми железками скрывается мир строгого порядка и военной симметрии. Гармония человека с идиотизмом!
Профессор добрался до крыльца проходной и постучал в дверь. Учитывая явную безобидность посетителей, Батыров высунул нос наружу и спросил, блистая армейской вежливостью:
– Кого нада?
– Здравствуйте, – любезностью на любезность ответил Виктор Робертович.
Солдатик, забыв ответить, уставился на источающие неземные запахи пакеты.
– Будешь? – просто спросила Виктория Борисовна, протягивая башкиру банан.
– Заходи, – ответил Батыров, осторожно принимая угощение и отступая от порога назад.
Визитеры не успели войти, как обмякшая желтая шкурка вылетела наружу, в сторону сугроба с урной. Оперативную легенду о сыночке по фамилии Рыжов Батыров слушал под жареные пирожки с мясом. Соглашаясь, что проведать чадо совершенно необходимо, он что-то мычал сквозь набитый рот. Круглое лицо удовлетворенно дышало доверием. Через пятнадцать минут худенький боец на треть уничтожил содержимое пакета. Зато отработал его на сто процентов. На последней странице «Журнала сдачи дежурств» красовалась четкая схема прохода к учебной базе номер два. По данным Батырова, именно там выполнял воинский долг перед Родиной знаменитый Рыжов. Не затягивая сцены прощания, Виктория Борисовна хлопнула солдата по плечу:
– Служи, батыр!
Тот поспешно исчез в недрах контрольно-пропускного пункта, бережно прижимая к груди пакет с остатками еды.
Возможно, причина торопливости заключалась в тяге к пирожкам. Возможно – в двух мордатых сержантах, уверенно шагавших к проходной. Хана мазнула взглядом по упитанным физиономиям старослужащих и прошептала про себя: «Держись, башкир».
Профессор ее не услышал. Для человека сугубо гражданского открывшаяся взору обещанная армейская красота простиралась от ворот до границ здравого смысла и дальше. Пресловутые прямоугольники сугробов бессмысленностью напоминали труды Малевича и Сизифа. Виктория Борисовна и Файнберг уверенно двинулись к учебной базе номер два. Но не успели они дойти до ближайшей казармы, как со стороны КПП раздался негромкий крик. Хана притормозила и оглянулась.
– Придется вернуться, – резко сказала она, придержав профессора за рукав.
– Мы что-то забыли, Витя? – недоуменно поинтересовался тот.
– По инструкции, информаторов положено беречь, – прозвучало в ответ.
В конечном пункте стремительного броска их не ждали. На КПП царила полная идиллия для ублюдков. Крепкого телосложения прыщавый сержант подкреплялся пирожками. Он выдавливал в рот фарш и отрывал тесто кусками. Обильно смоченные слюной остатки летели через комнату, в лоб рядового Батырова. Тот стоял на четвереньках, оседланный мордатым старшиной. На скуластом лице башкира алели два смазанных кровоподтека, по щекам текли скупые слезы обиды. Огрызки пирожков шлепались, отскакивая ото лба, и прыгали по полу как мячики.
– Жри, чурка! – гоготал сержант. – Мы-то всегда поделимся!
Старшина пригибал голову Батырова, тыча носом в объедки.
Дверь потихоньку открылась, впуская Хану и профессора.
– Отпусти парнишку, – негромко, без всякого выражения, сказала женщина.
Все трое уставились на заступницу. В глазах Батырова сквозь затравленное выражение безысходности промелькнул лучик надежды – и угас. Вид двух пожилых людей с большим полиэтиленовым пакетом страха не внушал. Даже наоборот. Старшина настроился на игривый лад:
– Не серчай, бабуля. Мы же шуткуем. Ща, поучим малость и... опустим! – довольный собственным казарменным юмором с тюремным колоритом он громко заржал.
Сержант надкусил очередной пирог, выдавливая начинку в улыбающийся рот.
– Зря вы хамите, – как-то безразлично, с ледяным спокойствием, произнесла Хана. – Это чревато.
Она сняла с аппарата телефонную трубку, произведенную еще в годы сталинского монументализма. По массивности изделие «Завода Твердых Пластмасс имени товарища Клары Цеткин» больше напоминало модную ныне бейсбольную биту. Звонить Хана не стала. Вместо ожидаемых бессильных нравоучений сержант получил страшный удар в голову. Он еще оседал по стенке, а старшина уже хрипел в удавке из телефонного провода, судорожно хватая воздух руками. Освобожденный от груза на спине Батыров остался стоять на четвереньках, округлив узковатые восточные глаза. На его губах зарождалась недоверчивая детская улыбка.
Старшина стремительно синел. Удар по голени, а затем в живот поставил его в колено-локтевую позу, лишив последних надежд на сопротивление.
– Жри, – сказал все тот же равнодушный женский голос. – Мы тоже всегда поделимся.
Перед самым носом «деда» Российской Армии, сквозь красную пелену удушья, белел раздавленный ошметок теста. Хрипя, он снял его с пола зубами и, не разжевывая, попытался проглотить. Кусок застрял в сдавленном горле. Глаза старшины закатились, и он потерял сознание.
Хана действовала жестко и стремительно, как автомат, выполняющий заданную программу. Оба бессознательных тела были ловко зафиксированы собственными ремнями. После этого состоялось приведение ублюдков в чувство с показательным кормлением остатками пирожков. Раздавленные и униженные, не осознающие толком, что произошло, сержант со старшиной боялись, давились, но ели.
– А теперь слушайте, твари, и всем передайте, – сказала Хана, когда кулек закончился. – Если хоть один из вас подойдет к парню ближе чем на десять метров, мне позвонят. Тогда ваши яйца на дембель поедут отдельно. Заказной бандеролью. Вареными. Все ясно?
На прощание Виктор Робертович обернулся и сказал, сдерживая клокочущее внутри негодование:
– Кастрацию, если понадобится, могу сделать лично. Без наркоза!
От того, что он не кричал и выражался интеллигентно, получилось жутковато.
* * *
Четыре джипа с бригадой Бая возникли у ворот мотострелкового батальона из сырой зимней хмари, как НЛО у коровника.
В головной машине сидел лично господин Бурков, по случаю похмелья пребывающий в мрачной и злобной депрессии. Четырехдневная щетина пучками торчала в разные стороны, придавая ему вид растерянного дикобраза.
– Здесь! – уверенно произнес Бицепс, вылезая с водительского места. – Сейчас мы этого лоха с камнем выцепим. От нас не свалишь!
– Рыжов И. Н. – По бумажке прочитал Краб, присоединяясь к напарнику. – Пойдем поищем потихоньку.
Бай кивнул, брезгливо глядя на обшарпанный бетонный забор части. Выходить из машины не хотелось. Из остальных трех джипов показались типично мордатые молодые люди.
– Скажи команде, пока все в запасе, – буркнул Бай первому подошедшему за инструкциями братку.
Бицепс с Крабом уверенно направились к КПП. Однако враг не прошел. Не на шутку осмелевший башкир Батыров гордо выпрямился во все свои сто пятьдесят два сантиметра над уровнем плаца и двери не открыл, сказав коротко:
– Не положена!
Граница осталась на замке.
– Ну че, может ломанемся в ворота? – предложил Краб, поглаживая стоящую между колен «помповуху».
– Давай в объезд. Нам шум ни к чему, – ответил Бай. – Ща набегут полные трибуны, и камешек уйдет. Паук сказал – лимона два баксов.
Сумма убедила всех. Хлопнули дверцы, взревели моторы. Как обычно, нормальные герои поехали в объезд.
В бригаде Бая было много людей. Хороших и разных. Разных, правда, несколько больше. После неудачи на КПП отыскалась и пара человек, знакомых с Вооруженными Силами изнутри.
– Дыра в заборе есть обязательно! – авторитетно сказал один из них.
– Я чё, крыса, в дыру лезть? – обиделся похмельно-мрачный бригадир.
– Да не, там наверняка на грузовике можно въехать! – сказал второй эксперт. – А то вручную придется натыренное волочь. Это ж у прапоров грыжи до земли бы болтались.
Оба эксперта в свое время служили в различных «...батах» – один в «строй...», другой в «дис...» – и предмет знали досконально.
Бетонная ограда кончилась у какой-то деревушки, возле самого леса. Отсюда в расположение части вела хорошо наезженная просека. Раздался всеобщий вздох облегчения. По просеке джипы выехали на накатанную грунтовку и встали неподалеку от какого-то барака. Бай вылез на подножку машины и скомандовал:
– Двое на скамейке запасных, у тачек. Остальные со мной. Стволы без команды не светить!
Бицепс с сомнением покачал головой:
– Слышь, шеф, на кой нам пушки? Ты видал этих орлов? Они строем ходят, чтобы их ветром поодиночке не снесло.
Краб коротко хохотнул, но помповуху спрятал под полой длинного кожаного плаща.
– Все. Старт! – Бай спрыгнул в грязную колею.
Он шел первым, целеустремленно торя путь по целине. Голова его крутилась в разные стороны, отмечая мельчайшие подробности чуждой местности. Справа по курсу темнел лес, голой мрачной бесстрастностью наводя тоску. Слева рядами шли одинаковые полуразвалившиеся здания.
– Серый, глянь, откуда шум, – отрывисто бросил бригадир, подозрительно прислушиваясь.
Со стороны леса доносился какой-то приглушенный рокот. Ближайший к Баю браток тут же исчез за углом склада.
– Чё-то не то, – вдруг ни с того ни с сего заявил Бицепс.
– Не мандражи, на чужом поле играть всегда стремно, – стараясь не сорваться, напряженно сказал Бай.
И в это время раздался взрыв. Ахнуло так, что с крыши склада посыпалась прогнившая черепица. Обернувшись на грохот, братки увидели огромный столб земли, снега и грязи в том месте, где дорога переходила в просеку. Оставшиеся возле джипов бойцы попадали, закрывая головы руками. Обратного пути у бригады не осталось. Не успело утихнуть эхо взрыва, как перед ними появился бронетранспортер, зловеще поводящий из стороны в сторону раструбом пулемета.
– Трындец! – негромко и обреченно сказал Краб.
Пулеметный ствол порыскал немного и застыл. Неожиданно из дула вырвался огонь, над головами братвы пронеслась очередь, вызывая панический ужас. Пули с гавканьем нашли себе цель в ближайшем лесу.
– Всем лечь на землю! В случае неподчинения открываем огонь на поражение! – проревел голос из бронетранспортера.
Ложилась бригада Бая охотно, в надежде, что «лежачего» бить не будут. С другого конца мышеловки показались автоматчики в касках и бронежилетах. Ловушка захлопнулась. Дальнейшие события протекали четко по сценарию, написанному Владимиром Федоровичем Жернавковым. В заблаговременно подогнанный «Урал» братков укладывали штабелями, лицом в пол. Предварительно у всех изымались оружие, деньги и документы. Военный коллега Жернавкова бодро строчил протоколы прямо на броне, фиксируя криминальные находки.
Владимир Федорович, сидевший внутри бронемашины рядом с комбатом, крепко пожал боевому подполковнику руку:
– Блестяще! Просто Ватерлоо.
Комбат, успевший для снятия стресса принять на грудь грамм триста «боевых», расплылся в довольной улыбке.
Жернавков вылез наружу. После тепла и гудения БМП там было тихо и зябко. Мимо вели под конвоем гражданина Буркова. Бай был зол на весь мир и совершенно ошеломлен произошедшим. Неожиданное появление военных с глобальными маневрами являлось для него тайной и загадкой. Увидев бригадира, Владимир Федорович в спешном порядке отвернулся и быстро изобразил из собственной прически подобие прямого пробора.
– Что, денег пожалел? – Негромкий ехидный голос заставил Бая обернуться.
Шедший сзади солдат грубо ткнул ему в спину стволом автомата:
– Не останавливаться!
– Ты? – выдохнул Бай в изумлении.
– Платить надо было! – гадко улыбаясь, сказал человек с пробором. – А вот Мозг не пожадничал!
Раздалось едкое хихиканье, прожигающее душу бригадира подобно соляной кислоте. Разом все встало на свои места. Суть ловушки дошла до куцего серого вещества бывшего спортсмена, обдав бессильной злобой:
– Гнида! – Вопль разнесся протяжным воем.
Развернувшись, Бай кинулся на виновника самой крупной подставы в его жизни. Сопровождавшие бригадира солдатики среагировать не успели. В один прыжок массивное тело пролетело разделявшее противников расстояние.
Посреди всеобщего замешательства только Жернавков сохранил хладнокровие. Не пытаясь уворачиваться от столкновения, он шагнул навстречу, легким движением уклонившись от рук, готовых сжаться у него на горле. Толстые пальцы, унизанные перстнями, сомкнулись, хватая пустоту. Колено Жернавкова врезалось Баю в пах. Продолжая движение, бригадир глухо всхрапнул и начал сгибаться, заваливаясь вперед. Коротко стриженная голова врезалась в броню, родив гулкий гром.
