Текст книги "Нерон, или Актер на троне"
Автор книги: Валерий Дуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Гребцы налегли на весла, корабли сошлись, и вспыхнул ожесточенный бой. Бились насмерть. Одни суда были протаранены и пущены на дно, другие пылали, объятые пламенем. И только когда вся вода озера окрасилась кровью, император дал знак остановить сражение. Немногим оставшимся в живых была сохранена жизнь.
На следующий день у озера вновь собрались зрители, чтобы посмотреть, как будет разрушена каменная преграда и вода из озера по водостоку хлынет в реку. Клавдий, Агриппина, дети и придворные расположились возле места, где озеру предстояло устремиться в канал. Для них было устроено пиршество на открытом воздухе.
И тут случилось непредвиденное.
Раздался ужасный рев и грохот. От страшного удара содрогнулась земля. Из подземного туннеля вырвалась лавина воды, которая с чудовищной силой устремилась в канал, предназначенный направить поток в реку Лирис. Но он был явно неспособен вместить такую массу воды, и в короткое время все вокруг оказалось затопленным, в том числе площадка, на которой были расставлены пиршественные столы, мгновенно смытые потоком. Император и его свита едва успели укрыться от бешенства водной стихии на прилегавших холмах.
Появился ведавший работами Нарцисс, который начал путанно говорить о чрезмерном напоре воды, прорвавшей запруду. Но тут вмешалась разъяренная Агриппина. Не желая слушать никакие объяснения, она напустилась на Нарцисса, обвиняя его в намерении погубить императора и все его семейство. Нарцисс, кричала она, как подрядчик работ несведущ; он разворовал деньги, отпущенные казной на строительство водостока.
Нарцисс, побледнев от бешенства, не сдержался и в свою очередь принялся обвинять императрицу в женской необузданности и тщеславном интриганстве.
Клавдий полностью доверял своему вольноотпущеннику и словам Агриппины не придал никакого значения. Впервые ей пришлось отступить, но своей ненависти к Нарциссу она уже не скрывала.
Глава семнадцатая. На путь предательства
В 53 году осуществилась наконец мечта Агриппины, которую она лелеяла многие годы, – состоялось бракосочетание ее сына с дочерью Клавдия Октавией. Жениху было шестнадцать лет, невесте – тринадцать. Свадьба была отпразднована с особой торжественностью. Теперь уже никто в Риме не сомневался, что Нерон – наследник Клавдия на римском престоле.
Однако это скоропалительное супружество привело к плачевным результатам. С первой же брачной ночи Нерон проникся к юной жене неистребимым отвращением. Нельзя сказать, что Октавия была безобразной. Но жалкая и невыразительная в своем отрочестве, она не обладала ни одним из тех качеств, которые способны привлечь хорошо развитого физически юношу и к тому же с эстетическими запросами, каким был сын Агриппины. Октавия была обречена на одиночество. В ее спальню Нерон даже не заглядывал. Но ни с ним, ни с Октавией никто не считался. Эта свадьба была нужна лишь одной Агриппине.
Природа требовала своего, и юноше ничего не оставалось, как искать удовлетворения с уличными девками. Сенека на сомнительные похождения своего воспитанника смотрел сквозь пальцы и, возможно, даже пособничал ему в этом.
Нерон, еще не научившийся лицемерить, не скрывал своего отвращения к жене. Вскоре – сначала по дворцу, а потом и по городу – поползли слухи о том, что молодые пренебрегают своими супружескими обязанностями. Во всем виновата Октавия, шептались на площадях и улицах Рима, не зря Нерон посещает проституток.
По случаю вступления Нерона в брак ему была предоставлена возможность блеснуть своей начитанностью и красноречием, выступив в сенате с речами по ряду важных вопросов. Это был хороший шанс приобрести известность оратора. За короткий промежуток времени Нерон выступил в сенате трижды в поддержку жителей трех городов империи: Илиона, Бононии и Родоса. В искусно составленных речах он добился для илионян освобождения от всех налогов; для жителей Бононии, пострадавших от страшного пожара, экономической помощи в размере десяти миллионов сестерциев; для родосцев – возвращения им административной независимости.
Во всех трех речах Нерон продемонстрировал свою прекрасную ораторскую подготовку. Выступая с требованием оказать помощь Бононии, он говорил по – латыни, а остальные две речи произнес на безупречном греческом языке. Ходатайствуя за жителей Илиона, он напомнил соплеменникам, что от троянцев ведет свое происхождение римский народ и род Юлиев, к которому принадлежит он сам, его мать и император.
Похвалы, расточаемые Нерону по случаю его выступлений в сенате, звучали в данных обстоятельствах как похвалы Сенеке. Многие поздравляли Агриппину со столь удачным выбором наставника для сына.
Сразу же после свадьбы Нерона и Октавии Клавдий тяжело заболел. Невоздержанный во всем, что касалось еды и питья, он уже давно страдал желудком. Иногда колики в животе были так болезненны и мучительны, что он, как сообщает Светоний, помышлял о самоубийстве.
В честь выздоровления приемного отца Нерон пообещал устроить на свои средства цирковые игры и травлю зверей. Когда император поправился, он сдержал свое обещание – игры состоялись. Нашлись люди, которые поспешили заметить, что Британник в отличие от своего сводного брата не выразил такого же горячего желания видеть своего отца здравствующим.
Успехи Агриппины сильно тревожили Нарцисса. Он чувствовал, что земля уходит из–под его ног, и потому решился на весьма отчаянный шаг: сообщить Клавдию о любовной связи его жены с вольноотпущенником Паллантом, как это уже сделал однажды, поставив императора в известность об отношениях Мессалины и Силия. В тот раз все завершилось полным успехом: императрица и ее любовник погибли, а сам Нарцисс получил должность квестора.
Нарцисс завидовал Палланту, который значительно обошел его в почестях, добившись преторских знаков отличия: честь исключительная для чужеземца, к тому же бывшего раба. Паллант слыл человеком, обладавшим несметными богатствами. Поговаривали, что накопленное им имущество оценивается в триста миллионов сестерциев. Такая сумма Нарциссу даже не снилась, ведь ему удалось скопить всего четыре миллиона сестерциев. Вместе с преторскими знаками отличия Палланту, как человеку, по словам Клавдия, бедному, было подарено из государственной казны пятнадцать миллионов сестерциев за услуги, оказанные государству. Вольноотпущенник ужасно возгордился и объявил себя потомком царей Аркадии.
– Я считаю, что заговор Мессалины и Силия мог быть для тебя роковым, – сказал Нарцисс, обращаясь к Клавдию. – Но теперь все обстоит гораздо хуже. Я долго сомневался, сказать ли тебе об этом, но поскольку дело касается твоей жизни и безопасности, мой долг побуждает меня сообщить тебе правду, чего бы мне это ни стоило. Возможно, тебе еще неизвестно, что Агриппина давно имеет прелюбодейную связь с твоим помощником Паллантом. Я убежден, что эта связь не может привести ни к чему хорошему для тебя. Впрочем, я всегда был против твоего брака с Агриппиной. Теперь ты знаешь, почему именно Паллант так горячо настаивал на том, чтобы ты взял ее в жены. Уже тогда эти двое любовников замыслили погубить не только твоего единокровного сына Британника, но и все твое семейство. Говорят, что Мессалина покрыла императорский дом позором, но не следует забывать, что для того, чтобы оказаться на троне, честолюбивая и алчная Агриппина, не колеблясь, начала торговать своим достоинством, стыдливостью и даже телом…
Клавдию было известно об отношениях между его женой и Паллантом, но он сознательно закрывал на это глаза, так как сам рассчитывал на такое же понимание со стороны Агриппины. Он был поклонником восточных проституток и имел нескольких наложниц из Греции и Египта. Поэтому на разоблачения Нарцисса не реагировал с ожидаемым от него гневом.
– Судьба дала мне в удел терпеть безнравственность моих жен, чтобы потом сурово карать их, – вот все, что сказал тогда император.
Ответ Клавдия, тут же переданный Агриппине, сильно встревожил ее прозвучавшей в нем угрозой.
Несмотря на неудачу, Нарцисс не оставил попыток расправиться с Агриппиной. Теперь он решил попробовать восстановить против нее Нерона. От его проницательного взора не ускользнуло, что в отношениях между матерью и сыном возникла некоторая напряженность. Действительно, Нерона уже начало тяготить, что им полностью распоряжается мать. Агриппина хотела закрепить за сыном верховную власть только для того, чтобы потом самолично пользоваться ею, и обращалась с юношей так, как будто он все еще был несмышленым ребенком. Не допускающим возражения тоном она властно и жестко диктовала ему свою волю. Одного лишь ее взгляда было достаточно, чтобы им тотчас овладел страх. Несколько раз дело доходило даже до оскорбительных оплеух, которыми Агриппина в гневе награждала будущего императора.
Вот тут–то Нарцисс и вспомнил о тетке Нерона, Домиций Лепиде, которую мы оставили в садах Лукулла в тот момент, когда туда прибыли убийцы Мессалины. Она была сестрой первого мужа Агриппины, но императрица ее не жаловала, видя в ней соперницу в знатности, красоте и богатстве. Поэтому после смерти дочери Лепида укрылась от преследований Агриппины в своих обширных поместьях в Калабрии.
В доме Домиций Лепиды Нерон провел немало времени, когда его мать была в изгнании, а отец умирал в Пиргах. Лепида не без оснований полагала, что племянник не забыл о хорошем к нему отношении в ее семье, где для него всегда находилось доброе слово, и вспоминает о тетке с теплотой. Вернувшись в Рим, она пыталась привлечь его к себе.
О соперничестве Агриппины и Домиций Лепиды, этих двух необузданных в честолюбии женщин, Тацит пишет следующее: «Ожесточеннее всего они боролись между собой за то, чье влияние на Нерона возобладает – матери или тетки; Лепида завлекла его юношескую душу ласками и щедротами, тогда как Агриппина, напротив, была с ним неизменно сурова и непреклонна: она желала доставить сыну верховную власть, но терпеть его властвование она не могла».
Агриппина не могла смириться с том, что ее сын тянется к тетке, и приложила все силы, чтобы убрать Лепиду с пути. Но было бы смешно вменять ей в вину то, что она привлекает к себе племянника мягким обращением и подарками. Агриппина обвинила золовку в колдовстве и в покушении на ее, императрицы, жизнь, и, что гораздо серьезнее, в том, что она содержит в Калабрии отряды мятежных рабов, угрожая покою Италии. Это было действительно страшное обвинение.
На императорском совете против тетки свидетельствовал Нерон. Нет сомнения – это не было его личным желанием. На этом настояла мать. Толкнув сына на путь предательства и жестокости, она тем самым определила и свою дальнейшую судьбу. Хотя Нарцисс пытался защищать обвиняемую, Паллант, Бурр и Сенека приняли сторону Агриппины. Лепида была признана виновной и должна была умереть.
Все это происходило в 54 году. Британник готовился надеть мужскую тогу. Так же, как Нерон, он получил бы ее досрочно. Клавдий ждал этого дня и как–то даже сказал:
– Пусть, наконец, у римского народа будет настоящий Цезарь!
Он уже начал сожалеть, что женился на Агриппине и усыновил ее сына. Однажды он крепко обнял Британника за плечи и произнес с чувством:
– Скорее расти, мой мальчик, чтобы я мог дать тебе отчет во всех делах.
И заметив удивление в глазах подростка, добавил:
– Ранивший исцелит!
Чувствуя приближение своего конца, Клавдий составил завещание и скрепил его печатями всех должностных лиц.
Все это сильно обеспокоило Агриппину. Она поняла, что медлить больше нельзя.
Глава восемнадцатая. «Превосходная мать»
– Танцовщицы! Пусть войдут танцовщицы!
В своем длинном прозрачном одеянии Агриппина была похожа на привидение. Она металась по коридору дворца, ведущему к спальне императора. Послышался шум, гам, звон колокольчиков. Ватага полуобнаженных девушек показалась в широком проходе.
Они бежали навстречу императрице, смеясь и пританцовывая на ходу. Их наряд ограничивался кожаными повязками, пестрыми лентами и яркими ожерельями, которые сверкали и переливались в свете факелов, пылавших на стенах.
Кивком головы Агриппина указала на тяжелую портьеру, закрывавшую вход в императорскую опочивальню. В том, что Клавдий ночью позвал к себе комедиантов, ничего необычного не было. Старый император, страдавший бессонницей, нередко развлекался таким образом.
В тот вечер, однако, он пребывал в каком–то странном оцепенении. Неподвижно полулежал на кровати в глубине комнаты, так что свет не падал на его лицо, и безучастно взирал на расположившихся вдоль стены музыкантов. Возбуждающие телодвижения танцовщиц на этот раз не вызывали у него интереса. И сколько бы девушки ни старались, погруженный в полумрак император все равно остался бы нем и равнодушен. В ту ночь, 12 октября 54 года, его уже никто не смог бы расшевелить, потому что он был мертв.
Агриппина, уже давно решившаяся на преступление, воспользовалась тем, что Нарцисс, ни на шаг не отходивший от Клавдия, занемог и отправился лечиться целебными водами в Синуессу. Момент для осуществления задуманного был самый подходящий. Оставалось лишь решить, как сделать это. Обдумав все возможности, она остановила свой выбор на яде. Но это должен быть особый яд, действующий незаметно и не слишком быстро, чтобы ни у кого не могло возникнуть подозрения в преднамеренном убийстве. Смерть должна выглядеть совершенно естественной. Но если его действие будет чересчур медленным, это может встревожить самого Клавдия, поэтому нужен был такой яд, который привел бы сначала к помутнению рассудка и лишь потом к смерти.
Для изготовления снадобья императрица обратилась к поднаторевшей в этих делах галльской колдунье Локусте, недавно осужденной за сходное преступление. Через несколько дней требуемый яд был у Агриппины, оставалось дать его Клавдию. Для этого был выбран евнух Галот, в обязанности которого входило прислуживать императору за столом – главным образом, проверять предназначенные для него кушанья и напитки.
Отраву доложили в грибы – любимое лакомство Клавдия. Это блюдо Галот подал императору, сделав вид, что предварительно уже снял с него пробу. Клавдий с присущей ему рассеянностью съел все, что перед ним поставили. Вскоре он почувствовал боль в желудке и позывы к рвоте. Так как Клавдий славился своей невоздержанностью в еде, никто не всполошился. Окружающие сочли, что это результат обычного опьянения: в тот раз император как всегда пил много вина.
Агриппина, предвидевшая такой ход событий, обратилась за помощью к находившемуся рядом врачу Ксенофонту. Тот, уже не раз помогавший императору в подобных случаях, попросил его открыть рот и привычным движением, якобы затем, чтобы вызвать рвоту, ввел ему в горло перо, заранее смазанное быстродействующим ядом. У старика тотчас отнялся язык и помутилось сознание. Но когда его переносили в спальню и обкладывали припарками и подушками, жизнь в нем еще теплилась.
Слух о внезапной болезни императора быстро распространился по городу. Срочно собрались сенаторы. Консулы и жрецы возносили молитвы за спасение принцепса.
Притворившись убитой горем, Агриппина прежде всего изолировала Британника, Октавию и Антонию, не давая им выйти из их покоев. Ко всем дверям, как бы для того, чтобы не тревожить заболевшего императора, была приставлена стража.
Время от времени Агриппина выходила из дворца и объявляла собравшимся, что состояние Клавдия улучшается. Для правдоподобия в опочивальню уже мертвого мужа она призвала танцовщиц, чтобы нехитрой уловкой рассеять сомнения тех, у кого таковые еще имелись.
Агриппина тянула время. Она ждала, когда все будет обеспечено для преемника Клавдия. Для того, чтобы императорская власть была закреплена за ее сыном Нероном, надо было принять соответствующие меры. Всем этим занимались Паллант, Бурр, Сенека и другие доверенные лица. Необходимо было решить, как поступить с завещанием Клавдия. Остановились на том, что оглашать его не следует. На решение этих и других связанных с престолонаследием дел ушла вся ночь и все утро.
Наконец, в полдень 13 октября двери дворца на Палатинском холме широко распахнулись, и Нерон, сопровождаемый Бурром, вышел к дежурившим в тот день гвардейцам. Бурр отдал солдатам приказ приветствовать нового императора. Некоторые из воинов были в нерешительности, недоумевая, где же Британник. Но не осмеливаясь спросить об этом, стали выкрикивать поздравления застывшему на ступеньках дворца сыну Агриппины.
Затем его посадили на лектику и отнесли в преторианский лагерь. Здесь с почетной трибуны Нерон обратился к гвардейцам и их командирам, обещая им столь же щедрое вознаграждение, как то, что они получили от Клавдия, принявшего из их рук власть, – по пятнадцать тысяч сестерциев каждому. Обрадованные солдаты немедленно провозгласили Нерона императором.
Из преторианского лагеря Нерон поспешил в сенат и попросил подтвердить решение войска. Со стороны сенаторов тотчас последовал указ, которым Нерон признавался наследником Клавдия. Так за месяц до своего семнадцатилетия Нерон стал повелителем империи с населением в семьдесят миллионов человек, из которых правами римского гражданства обладали лишь шесть миллионов.
Еще никогда за всю историю Рима переход – власти от одного правителя к другому не проходил так спокойно, без массовых выступлений и противодействий. Возведение Нерона на римский трон – это политический шедевр Агриппины. В тот октябрьский день она наконец – то пожала плоды своего долгого и опасного труда. Хитрая и умная интриганка, она сумела заручиться поддержкой всех слоев населения – римлян и провинциалов, всадников и сенаторов, военных и коммерсантов, преторианцев и, что не менее важно, вольноотпущенников, которые с каждым годом набирали силу в государстве, верша политическими и экономическими делами империи.
Но вот наконец наступил вечер этого бурного дня. Отзвучали крики солдат и приветственные речи сенаторов. Нерон возвратился во дворец, где его с нетерпением ждала мать. Он прекрасно знал, из чьих рук получил империю, и был благодарён той, чью тиранию терпел все эти годы.
Счастливый и полный самых радужных надежд, он старался не замечать заплаканных глаз осиротевших детей Клавдия, тринадцатилетнего Британника и его сестер Октавии и Антонии.
Когда трибун, командовавший в тот вечер преторианской когортой, охранявшей дворец, приблизился к нему, чтобы спросить, какой пароль он хочет дать на ближайшую ночь, Нерон, бросив благодарный взгляд на Агриппину, после секундного размышления произнес: «Превосходная мать».
Часть вторая. Сын
Глава первая. Первые шаги Нерона – императора
Нерон был провозглашен императором 13 октября 54 года, а на следующий день римский сенат принял декрет о торжественном погребении Клавдия и его официальном обожествлении, на чем настаивала главным образом Агриппина. Этим актом упрочивалось положение Нерона на императорском троне. Жрицей сопричисленного к богам Клавдия назначили Агриппину, на которую возложили исполнение всех обрядов, связанных с почитанием нового божества. Как облеченной высоким жреческим саном, ей выделили двух ликторов, которым надлежало повсюду сопровождать ее в качестве почетного эскорта.
В устройстве и проведении погребальных торжеств Агриппина участвовала лично. Во время похорон она вместе с другими женщинами исполнила хвалебный гимн, написанный в честь умершего императора:
Рыдайте сильней, стенайте, друзья,
Пусть Форум кругом ваш вопль огласит:
Скончался, увы, великий мудрец!
Храбрее его не рождалось на свет!
Это были обычные ритуальные восхваления. Прозвучавшие из уст плачущих женщин, они ни у кого улыбки не вызвали.
После того, как плакальщицы смолкли, на ростральной трибуне Форума появился молодой император и с чувством произнес умершему надгробный элогий. В своем похвальном слове Нерон говорил о знатности рода Клавдия, перечислил консульства и триумфы его предков. Затем он вспомнил о научных занятиях покойного и о том, что в его правление Римская империя никогда не подвергалась опасности со стороны внешних врагов.
Сначала речь Нерона слушали с сочувствием и вниманием. Но стоило ему упомянуть о мудрости и дальновидности Клавдия, как среди стоящих в первых рядах сенаторов и консуляров началось движение, послышались смех и прысканье тех, кто пытался его подавить; вскоре смех перекинулся на соседние ряды, и вот уже все перестали сдерживаться, и погребальная речь завершилась всеобщим весельем.
Нерон был великолепен. Он ни разу не улыбнулся и, сохраняя уважение к покойному, не сбиваясь и не теряя нити изложения, невозмутимо произнес заготовленную речь до конца. Впрочем, всем было известно, что ее автор – Сенека.
Теперь Нерону по случаю вручения ему верховной власти предстояло выступить в сенате. К этому выступлению он готовился с особой тщательностью. Поблагодарив сенаторов за оказанное ему доверие, он сказал:
– Отцы – сенаторы, мне несказанно повезло, ведь моя юность протекала в мирной и спокойной обстановке. Мне неведомы страдания, приносимые междоусобными войнами. Неведомы мне и семейные раздоры. Я не знаю, что такое ненависть, обида и жажда мщения. А посему мне ничто не препятствует руководствоваться только здравым смыслом и добродетелями, завещанными римлянам от предков. Я не собираюсь быть единоличным судьей во всех делах. Я рассчитываю на помощь всех вас, благоразумных и благонамеренных граждан великого государства. Если кто–то в Риме надеется, что я по молодости и неопытности буду потакать произволу кучки могущественных, но недобросовестных людей, буду терпеть под своей кровлей продажность, заискивание и низкопоклонство, скажу сразу – они ошибаются. У меня нет недостатка в советчиках, как наилучшим образом управлять Римским государством. Примером мне будет служить мудрое правление Августа. Я обещаю вам, что мой дом и государство будут решительно отделены друг от друга. Я также обещаю, что без нужды не буду вмешиваться в дела сената.
– Вы мне доверили императорскую власть, вам я вручаю управление империей.
Эта речь так понравилась сенаторам, что они постановили вырезать ее на колонне из серебра и зачитывать в сенате в начале каждого года.
«Объявив, что будет править по начертанию Августа, Нерон, – пишет Светоний, – не пропускал ни единого случая показать свою щедрость, милость и мягкость». «Он не нарушил своего обещания, – подтверждает Тацит, – и сенат действительно вынес по собственному усмотрению Немало решений».
Первое время Нерон не раз демонстрировал, что он одушевлен лучшими намерениями, и его отношения с сенатом были прямо – таки идиллическими. Сенату были возвращены многие из прерогатив в сфере судебной и законодательной власти. Был проведен закон, запрещавший брать на себя защиту в суде за деньги или какое–либо другое вознаграждение. Квесторы освобождались от разорительной для себя обязанности давать за свой счет гладиаторские бои.
Разъяренная уступчивостью сына, Агриппина пыталась опротестовать эти решения сената, поскольку ими отменялись указы теперь уже божественного Клавдия. Так как появляться в Курии, где проходили заседания сената, женщинам было запрещено, она добилась, чтобы некоторые вопросы обсуждались сенаторами в обширном зале дворца, в котором предварительно была пробита в стене брешь, скрытая ковром. Спрятавшись за ним, Агриппина могла слышать все, что говорили сенаторы.
От своего имени Нерон отменил или частично сократил обременительные подати, принял меры против доносчиков, раздал городскому плебсу по четыреста сестерциев на человека, что равнялось полугодовому жалованию легионера, обедневшим сенаторам из знатных родов назначил ежегодное пособие, причем некоторым – доходящее до пятисот тысяч, преторианцев на месяц освободил от платы за хлеб.
Поведение Нерона и его первые правительственные акты склоняли римлян к мысли, что их надежды осуществились. Молодой принцепс вел себя как заботливый правитель, исполненный уважения к согражданам и правам сената. Законы в государстве почитались, провинции управлялись без нареканий, лихоимство наместников и взяточничество чиновников незамедлительно карались. Заметно уменьшилось могущество вольноотпущенников, их поведение стало менее вызывающим. Казалось, что вновь римляне дышат забытым воздухом республиканской свободы, отнятой у них Юлием Цезарем.
Начало правления юного Нерона было просто блестящим. Возможно, в этом была заслуга матери и наставников. Более вероятным, однако представляется, что они и новое окружение еще не успели развратить его. Когда среди прочих знаков отличия ему был предложен титул «отца отечества», он отклонил его как чрезмерный.
– Разве может семнадцатилетний человек называться отцом людей, которые годятся ему в деды? – произнес он с укором.
Однажды к нему явилась группа сенаторов.
– Император, – сказали они, – позволь нам установить тебе памятник из золота или серебра. Мы поместим его в Курии, чтобы, даже отсутствуя, ты всегда был с нами.
– Я еще должен его заслужить, – скромно ответил Нерон, отклоняя предложения льстецов.
Точно так же он воспротивился решению сената считать началом года не первое января, а декабрь – месяц, в котором он родился.
Казалось, император совершенно глух к славословиям и лести. Единственное, что он попросил у сенаторов – соорудить статую своему отцу, Гнею Домицию Агенобарбу. Но такое проявление сыновних чувств произвело на всех благоприятное впечатление.
У Нерона была великолепная память на лица и имена. Это качество сыграло хорошую службу, потому что самолюбию многих римлян льстило, что при встрече император приветствует их по имени, не обращаясь к помощи номенклатора – раба, в обязанности которого входило подсказывать своему хозяину имена встречных.
В судебных разбирательствах он не стремился непременно засудить обвиняемого, с приговором никогда не спешил и по возможности переносил решение вопроса на следующий день. Привлекать к суду лишь по подозрению или навету он вообще избегал. Так, им было отклонено обвинение против сенатора Каррината Целера, выдвинутое его рабом, и проявлена снисходительность к Плавтию Латерану, который был исключен из сенаторского сословия за прелюбодейную связь с Мессалиной и теперь с его благоволения вновь восстановлен в сенате. Многим запомнилось, как Нерон, ставя свою подпись под смертным приговором какому–то уголовнику, убившему человека, тяжело вздохнул и произнес:
– О если бы я не умел писать!
Одно лишь омрачало атмосферу тех месяцев – необузданное честолюбие и мстительность Агриппины, не замедлившей расправиться со своим главным врагом, вольноотпущенником Нарциссом. Он возвратился в Рим, как только узнал о смерти Клавдия, и прилагал все силы к тому, чтобы примириться с матерью – императрицей. Однако его попытки успехом не увенчались. Его не спасло даже то, что он сжег все документы, компрометирующие Агриппину и ее окружение. К Нарциссу был послан центурион с поручением убить его. Эти вестники смерти сделались обычным явлением в жизни Рима еще со времени правления Тиберия.
Испросив разрешения попрощаться со своей любимицей, белой комнатной собачкой, единственным верным ему существом, Нарцисс мужественно принял смерть.
После того как Нарцисс был устранен, Агриппина немедленно реорганизовала императорский совет, на котором при Клавдии обсуждались все вопросы еще до того, как они оглашались в сенате. Теперь совет состоял из пяти человек. Сенека взял на себя обязанности государственного секретаря. Бурр заправлял военными делами. Паллант продолжал занимать пост министра финансов и отвечал за всю бухгалтерию. Место Нарцисса, в чьем ведении находились императорская переписка и канцелярия, занял теперь вольноотпущенник греческого происхождения Дорифор. За собой Агриппина закрепила главную роль премьер – министра. Получив от Нерона полную свободу действий, она сделалась по сути дела его регентшей.
Вскоре на совете было принято решение умертвить Юния Силана, единственная вина которого заключалась в том, что он приходился братом Луцию Силану, некогда обрученному с Октавией. Когда Агриппина расторгла эту помолвку, Луций Силан демонстративно покончил с собой в день свадьбы Агриппины и Клавдия. Страшась возмездия со стороны его брата, прямого потомка Августа, императрица убедила членов совета подослать к нему убийц и для исполнения этого грязного дела предложила всадника Публия Целера и вольноотпущенника Гелия.
В тот момент Юний Силан находился далеко от Рима, в провинции Азии, где он исполнял свои проконсульские обязанности. Убийцы отравили Силана среди пира, причем действовали так неумело, что все, включая саму жертву, поняли, что это намеренное отравление.
Едва Нерону исполнилось семнадцать лет, как в Рим пришло известие о начавшейся на Востоке войне. В сопредельную Римской империи Армению вторглись парфяне. Под командованием энергичного царя Вологеза они захватили территорию своего западного соседа и теперь угрожали границам Римской империи. Армения находилась под покровительством Рима, и претенденты на армянскую корону получали ее лишь с согласия римского сената.
В столице горячо обсуждали, сможет ли юный принцепс, управляемый женщиной и философом, справиться с захватчиками. Нерон всех удивил своими исключительно разумными распоряжениями. Для спасения Армении был выбран один из лучших полководцев того времени, Гней Домиций Корбулон, прекрасно зарекомендовавший себя в Германии. Вскоре все было подготовлено для военного похода в Армению. Но парфяне еще не чувствовали себя готовыми к схватке с римлянами и покинули захваченную ими территорию, не дожидаясь прибытия Корбулона, который остался очень недоволен таким исходом.
В Риме же бескровное завершение конфликта вызвало всеобщее ликование. Нерона прославляли как спасителя мира. Нашлись льстецы, которые предложили установить ему в храме Марса Мстителя статую таких же размеров, как статуя самого бога. Но это и другие предложения, явно отдающие низкопоклонством, Нерон благоразумно отклонил.
Приблизительно в это же время в римском дворцовом церемониале произошло важное изменение: присутствие Агриппины на официальных приемах было признано нецелесообразным. Эта уступка, сделанная Клавдием жене, вызывала постоянные нарекания со стороны сенаторского сословия и воспринималась римлянами как проявление слабости престарелого императора. И вот теперь Сенека и некоторые из его окружения решили, что настало время положить конец этой постыдной практике, оскорбительной для мужского достоинства сенаторов. Присутствие женщины на государственных аудиенциях, говорили они, дискредитирует доброе имя Рима и роняет в глазах чужеземцев представление о его могуществе, поэтому Агриппине не следует являться на официальные церемонии.
