Текст книги "Нерон, или Актер на троне"

Автор книги: Валерий Дуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

После смерти Юлии Ливиллы из многочисленных детей Германика в живых осталась одна Агриппина. Она понимала, какая ей грозит опасность, и старалась вести жизнь уединенную, вдали от дворца и, конечно, не попадаться на глаза Мессалине.

Расчет Агриппины оказался верен: брак с Пассивном Криспом стал для нее надежной защитой теперь уже от ярости и происков императрицы. Муж ввел Агриппину в круг людей искусства и литературы. Благодаря ему она узнала, что такая спокойная и размеренная жизнь, не зависящая от произвола власть имущих и капризов судьбы. А самое главное – она смогла, наконец, полностью посвятить себя воспитанию сына.

Глава одиннадцатая. Троянские игры

Сын Агриппины и внук Германика Луций Домиций Агенобарб с первых дней рождения был доверен заботам двух нянек – Эклоги и Александрии. Эти две женщины греческого происхождения искренне любили своего подопечного, который благодаря их уходу рос здоровым и жизнерадостным мальчиком. С пеленок он слышал греческую речь и на греческом языке начал говорить едва ли не раньше, чем на родном, латинском. Впрочем, двуязычие в аристократических римских семьях было явлением обычным и удивления ни у кого не вызывало.

В двухлетнем возрасте Луций лишился материнской опеки, а в трехлетнем потерял отца, которого, похоже, так никогда и не видел. После осуждения и ссылки Агриппины на Пандатерию Калигула распорядился передать племянника на попечение его тетки по отцовской линии Домиций Лепиде, которая доверила ребенка двум довольно странным воспитателям – брадобрею и танцовщику. Выбор был обусловлен, видимо, тем, что оба были греки, а Домиция была убеждена в том, что Луций должен владеть греческим языком в совершенстве. Кроме умения болтать по – гречески, эти в общем – то случайные наставники вряд ли могли научить мальчика чему–нибудь дельному.

Когда Агриппина вернулась из ссылки, ее сыну шел четвертый год. Замужество с Пассивном Криспом позволило ей вплотную заняться своим ребенком. И это было очень кстати, потому что Домиция Лепида была с головой поглощена своими личными делами, в которые роковым образом вмешалась ее дочь Валерия Мессалина.

Незадолго до описываемых событий Домиция вступила в брак с Аппием Силаном, близким другом и советником императора Клавдия. Новому мужу Домиций было за пятьдесят. Возраст, как оказалось, достаточно привлекательный и для женщины совсем молодой. В Силана влюбилась шестнадцатилетняя Мессалина. На свадьбе матери она смогла как следует рассмотреть своего отчима и воспылала к нему страстью.

Поскольку Аппий Силан не хотел уступать домогательствам своей падчерицы, Мессалина решила погубить его и с этой целью обратилась за помощью к вольноотпущеннику Нарциссу, который, занимаясь императорской канцелярией и отвечая за всю официальную переписку, крайне недоброжелательно относился к Аппию, имевшему огромное влияние на Клавдия. Мессалине и Нарциссу удалось убедить императора, что Аппий замышляет убить его. Их свидетельства оказалось достаточно для того, чтобы трусливый Клавдий отдал приказ о казни Силана. Так, благодаря проискам дочери, Лепида вновь оказалась вдовой. Прекратив все отношения с Мессалиной, она с тех пор вела затворнический образ жизни.

Агриппина, занятая заботами о доме и воспитанием сына, держалась в стороне от всех этих событий. Гибель сестры сделала ее осторожной и расчетливой. Ведь она прекрасно понимала, что почти шестидесятилетний император находится в полном подчинении у своей молодой, но хитрой жены, к тому же родившей ему наследника. Агриппина, стараясь не попадаться Мессалине на глаза, редко появлялась в императорских апартаментах. Но долго продолжаться так не могло.

Сын Агриппины считался в Риме одним из последних прямых потомков Августа и Германика. Уже одного этого было достаточно для того, чтобы Мессалина невзлюбила своего кузена. Со временем он вполне мог претендовать на императорский трон и составить серьезную конкуренцию ее сыну Британнику.

Вот почему Мессалина не упускала ни одной возможности досадить Агриппине. Она всячески притесняла и унижала ее, и вскоре это приняло форму самого настоящего гонения. Но Агриппина выдержки не теряла, вызывая к себе сочувствие и симпатии всего Рима, что еще больше разжигало злобу Мессалины. Последней каплей стали для нее Столетние игры, которыми в апреле 47 года была отмечена 800–летняя годовщина легендарного основания Рима.

В обрядность этого римского празднества, о древности которого император – ученый был осведомлен лучше кого–либо в империи, входили так называемые Троянские игры, представлявшие собой конные состязания юношей из знатных семей. По преданию, Троянские игры были учреждены Энеем, легендарным основателем Римского государства. А в Италии их установил его сын Асканий – Юл. Вот как рассказывает об этом Вергилий.

Эти ристания ввел, состязанья устроил такие

Первым Асканий, стеной опоясав Долгую Альбу;

Древним латинянам он искусство передал это,

Отроком сам обучившись ему с молодежью

троянской.

Это были своеобразные испытания в ловкости и умении управлять лошадью, к которым допускались сыновья сенаторов и всадников. Мальчики и юноши верхом на лошадях и в соответствующем одеянии, вооруженные каждый копьем, луком и стрелами, на глазах многочисленных зрителей выполняли на арене некоторые упражнения и согласованные маневры. Затем, разделившись на два отряда, они изображали сражение между собой. Часто спортивный дух соперничества овладевал маленькими наездниками настолько, что разыгрываемая ими баталия перерастала в самую настоящую потасовку, и мальчики бились вовсю и всерьез. Посмотреть на детей лучших римских фамилий, которые азартно колошматили друг друга, собиралось несметное количество зрителей.

В Троянских играх предполагалось участие сына Агриппины Луция. Ему шел всего лишь десятый год, но ростом и силой он значительно превосходил мальчиков своего возраста. Благодаря хорошему спортивному воспитанию он стал отличным наездником.

Агриппина небезосновательно надеялась, что ее сын привлечет к себе внимание римлян. Ему, как члену императорской семьи, было доверено командование одним из двух отрядов. Второй отряд должен был выйти на поле под руководством шестилетнего Британника. Несмотря на малый возраст, мальчик уже недурно ездил верхом, хотя соперничать с сыном Агриппины, конечно, не мог.

Накануне Троянских игр Луций с детской решительностью обещал матери выйти победителем в состязании.

– Знаешь, мама, ведь мы, Агенобарбы, отмечены божественным знаком, и я не подведу своих предков. Скоро, – продолжает он с воодушевлением, – у меня, как у древних Агенобарбов, будет большая рыжая борода.

В то время Луций еще не стыдился своего родового прозвища.

– Правда? – улыбается Агриппина и притягивает к себе сына. Ей хочется поцеловать голубые смышленые глаза, но не привыкшая баловать ребенка, она пересиливает себя.

– Послушай… – мальчик дотрагивается до лица матери, требуя ее внимания. – Ведь меня зовут Луций Домиций Агенобарб, и значит, боги помогут мне завтра.

– Но почему же?

– Разве ты ничего не знаешь о моем знаменитом предке? – удивляется Луцилий.

– Нет, – притворяется заинтересованной Агриппина. – Расскажи.

– Так вот. Давным – давно, когда боги имели обыкновение спускаться на землю и жить среди людей и даже помогать им, сыновья могучего Юпитера, укротители коней и покровители гимнастических состязаний Кастор и Поллукс, или, как их часто называют, Диоскуры, решили возвестить римлянам об одержанной победе, о которой им еще ничего не было известно. Под видом путников они остановили Луция Домиция, который направлялся из деревни в поле.

– Иди без промедления в Рим и сообщи сенату о великой победе римского войска, – сказал Поллукс.

– Иди быстро и никуда не сворачивай, – добавил Кастор.

– Но почему я должен верить вам? – спросил недоверчивый Домиций.

– Иди! – повторил Поллукс и, поощряя, дотронулся рукой до его левой щеки. И тотчас черная борода Домиция окрасилась в красный цвет меди. С тех пор мы стали Меднобородыми, – закончил свой рассказ мальчик.

Агриппина, довольная, засмеялась. Ей нравился ее пылкий сметливый сын.

– Так, значит, ты просишь Диоскуров помочь тебе в завтрашнем состязании?

– Да, мамочка… И я уверен – они помогут мне!

На следующий день состоялось торжественное открытие празднеств. Хор из двадцати семи девушек и такого же числа юношей исполнил «Юбилейный гимн», который более пятидесяти лет назад написал Гораций.

Боги! Честный нрав вы внушите детям.

Боги! Старцев вы успокойте кротких,

Роду римлян дав и приплод и блага

С вечной славой.

Эти слова особенно пришлись всем по душе.

Жрецы приступили к священным обрядам. Наконец все необходимые церемонии закончены и настает время Троянских игр.

Когда во главе отряда наездников показался Луций Домиций, красивый, элегантный, уверенный в своих отроческих силах, аплодисменты всех зрителей принадлежали только ему. Хотя это было его первым появлением на публике, держался он спокойно, ничем не выдавая своего волнения.

Состязания начались. Собравшиеся пришли в восторг от того, как умело маневрировал своим отрядом внук Германика, и вознаградили мальчика бурными овациями. Британнику досталось несколько жидких хлопков, да и те прозвучали скорее из уважения к его отцу – императору.

Троянские игры завершились полным успехом Луция Домиция Агенобарба.

Агриппина торжествовала. Мессалина неистовствовала.

Императрица решила отомстить сопернице. Более всего ее бесило то, что сын Агриппины пользовался неизменной симпатией римского народа, уже видевшего в нем будущего императора. Оскорбленная в своем материнском чувстве, Мессалина была готова на любое злодеяние. Она пригласила наемных убийц и за щедрое вознаграждение велела им задушить Луция во время послеполуденного сна. Но наученная горьким опытом Агриппина была начеку. Она окружила сына целым штатом дядек, слуг, воспитателей, и попытка убить его провалилась.

Воспользовавшись случаем, Агриппина распространила слух, что ее сын был спасен благодаря божественному вмешательству.

– Вы слышали, – передавали из уст в уста по всему Риму, – убийцы сына Агриппины обратились в бегство, так как были напуганы змеей, которая поднималась над подушкой, защищая спящего ребенка.

Этой молве способствовала обнаруженная в спальне мальчика змея (или только сброшенная ею шкура), которую Агриппина приказала вправить в золотой браслет, и Луций долго носил его как амулет на правой руке.

Неудача, конечно, не остановила бы Мессалину. Ведь для нее не существовало ничего невозможного, а в мести она была неукротима и в конце концов нашла бы способ избавиться от своего кузена. Но, видимо, божество действительно оберегало внука Германика.

Неожиданно помыслы Мессалины обратились совершенно в другую сторону.

Глава двенадцатая. Мессалина

От своих «меднобородых» предков Мессалина, как мы уже могли убедиться, унаследовала далеко не лучшие качества. Однако прославилась она не столько своей жестокостью, сколько ненасытным сластолюбием и половой распущенностью. Ее постоянно окружала целая толпа любовников. Со временем особое предпочтение она стала отдавать всякого рода половым извращениям. Как многие женщины этого типа, Мессалина любила, чтобы во время соитий рядом находились зрители. Это необычайно разжигало ее.

«Мессалина, – пишет Дион Кассий, – вела жизнь распутную и разнузданную и побуждала к беспутству также других женщин, заставляя многих из них отдаваться своим любовникам в самом императорском дворце, причем на глазах собственных мужей. Тех, кто для подобных забав одалживал своих жен, она особо отличала и ценила, награждая их почестями и должностями. Тех же, кто упорствовал и не хотел подчиниться такому сраму, она всячески преследовала».

Эти оргии стали возможны после того, как Нарцисс оборудовал для Мессалины целое крыло императорского дворца, куда Клавдий допускался крайне редко и где императрица в окружении своего маленького двора могла вести тот образ жизни, который ей нравился.

Число мужчин, которых Мессалина вынудила уступить своим желаниям, – несчетно. Не подчиниться ей означало рисковать собственной жизнью. Поэтому любовники никогда не переводились у нее. Она была очень взыскательна к ним. Тех, кто ее не удовлетворял, она без колебаний изгоняла.

Некоторое время среди ее любовников был небезызвестный нам мимический актер и танцовщик Мнестер. На сцене он был бесподобен, в повседневной жизни – обворожителен. От него просто сходили с ума. Мужчины и женщины из самых аристократических семей оспаривали между собой право заполучить его в свои объятия. Мнестеру приходилось держаться с особой осторожностью. Комедианты не имели в Риме никаких гражданских прав и никакой юридической защиты и, по существу, мало чем отличались от простых рабов. Поэтому на все предложения Мессалины актер отвечал вежливым, но решительным отказом. Он прекрасно сознавал, что означает для человека его положения оказаться в постели жены императора.

Но не такова была Мессалина, чтобы останавливаться на полпути. Еще никому без риска для собственной жизни не удавалось устоять против ее желания. Чтобы сломить сопротивление Мнестера, она прибегла к уловке. Она пожаловалась мужу, что известный всему Риму актер, ссылаясь на свою занятость, отказывается прийти в ее апартаменты и доставить ей удовольствие своим прославленным искусством. Клавдий, недовольный неповиновением комедианта, призвал его к себе во дворец и приказал ему выполнить все то, что от него требует императрица. Поскольку приказ исходил от самого императора, Мнестер был вынужден теперь подчиниться.

По прошествии некоторого времени он начал постепенно отдаляться от Мессалины, которой не составило особого труда выведать, что в его жизни появилась еще одна женщина. Это была Поппея Сабина, красавица, равной которой не было не только в Риме, но, пожалуй, во всей Италии. Любовники тайно встречались в доме двух братьев, римских всадников, которые, способствуя этой любовной интрижке, не подозревали, с каким огнем они играют. Ярость Мессалины не имела границ, и вскоре оба брата поплатились жизнью.

Безнаказанные прелюбодеяния, причем в непосредственной близости от покоев супруга, уже не могли удовлетворить Мессалину. Ей хотелось все более острых ощущений, и она стала привлекать к своим оргиям профессиональных проституток, с которыми состязалась в выносливости. Однажды между ней и одной из самых опытных проституток состоялся поединок, память о котором сохранил Плиний Старший. В соревновании двух женщин, профессионала и дилетанта, победу одержала Мессалина, в течение одного дня и ночи выдержавшая двадцать пять совокуплений.

Вскоре ей наскучили и эти развлечения. С каждый днем она жаждала каких–то еще не испробованных ею ощущений. Прежние удовольствия казались ей пресными. И она нашла способ получить эти новые для себя наслаждения.

С некоторых пор Мессалина, тщательно загримировавшись, тайно покидала дворец и проводила ночи как самая низкопробная проститутка. Вот что рассказывает об этом римский поэт Ювенал, писавший спустя полстолетия после излагаемых здесь событий: «…послушай, что должен был терпеть Клавдий. Лишь только он засыпал, его жена, бесстыдная до такой степени, что предпочитала брачному ложу во дворце Палатина жалкую подстилку, эта августейшая блудница надевала ночной плащ и выходила из дома, сопровождаемая одной лишь служанкой. Скрыв свои черные волосы под белокурым париком, она устремлялась в теплый бордель, увешанный ветхим лохмотьем, и лезла в отведенную для нее каморку. Здесь под именем Лициски она, обнажившись и выставив позолоченные соски, предлагала лоно, которое зачало тебя, благородный Британник. Всех, кто входил, она принимала и, наградив искусными ласками, требовала установленную плату. Когда сводник отпускал других девиц, она уходила тоже, грустная, позже всех оставляя свою каморку, испытывая зуд в натруженном, но все еще пылающем похотью влагалище. Утомленная, но не насытившаяся, она возвращалась во дворец, с нечистым ртом, вся покрытая копотью светильников, неся зловоние борделя на императорское ложе».

И вдруг, когда прелюбодеяниям Мессалины, казалось, не будет конца, случилось непредвиденное. Она … полюбила. Как это ни выглядит странным по отношению к Мессалине, она действительно полюбила. Рано или поздно это случается с каждой женщиной. У Мессалины всегда было много любовников, но мук настоящей любви она еще не изведала. Ее чувство было сродни помешательству. Внезапное и стремительное, оно захватило ее целиком, так, что она забыла обо всем на свете, в том числе о мщении Агриппине.

Предметом ее неистового чувства стал Гай Силий. Ему было около сорока лет, но выглядел он как юноша. Ювенал говорит о нем как о самом красивом и очаровательном человеке среди всей римской знати. Потеряв от любви голову. Мессалина уговорила Силия развестись со своей женой Юнией Силаной, после чего стала регулярно посещать его дом. Но это не были тайные любовные свидания. Мессалина действительно любила и чувства своего не скрывала. Когда она отправлялась к Силию, ее сопровождала целая свита слуг и служанок.

Вскоре чуть ли не половина императорского дворца переместилась в дом Силия. Для своего возлюбленного Мессалина ничего не жалела. Деньги, рабы, вольноотпущенники, одежды и разная утварь из дворца перекочевали в качестве подарков к нему. Кроме того, Мессалина добилась для Силия консульской должности на ближайший срок.

А что же сам Силий? «Силий, – пишет Тацит, – хорошо понимал, насколько преступна и чревата опасностями подобная связь, но отвергнуть Мессалину было бы верною гибелью, а продолжение связи оставляло некоторые надежды, что она останется тайной. Привлекаемый вместе с тем открывшимися перед ним большими возможностями, он находил утешение в том, что не думал о будущем и черпал наслаждение в настоящем».

И все же любовь к Силию не удержала Мессалину от злодеяния. В ответ на просьбу императрицы развестись с женой Силий потребовал от нее освободиться от человека, который в течение долгого времени был не только ее постоянным любовником, но и заступником, – вольноотпущенника Полибия, секретаря Клавдия, помогавшего императору в его ученых занятиях, И Мессалина, несмотря на то, что была обязана Полибию значительной долей своего благополучия, хладнокровно добилась от императора осуждения и казни своего самого преданного единомышленника.

Это была непростительная ошибка Мессалины. Другие три вольноотпущенника: Нарцисс, Паллант и Каллист, заведовавшие при императорском дворце корреспонденцией, финансами и судебными прошениями, перестали доверять императрице, хотя прежде видели в ней друга и союзника. Но Мессалина на их враждебность внимания не обращала и, словно в ослеплении, устремилась прямо навстречу своей гибели. Опьяненная могуществом и убежденная в том, что Клавдий полностью у нее в руках, Мессалина отважилась на неслыханный шаг: при живом муже – императоре официально и с соблюдением всех формальностей вступила в брак с Силием. Трудно найти удовлетворительное объяснение этому безумному поступку. Что это? Экстравагантность? Женский каприз? Затмение рассудка?

Послушаем, что говорит об этом Тацит: «Мессалине уже наскучила легкость, с какою она совершала прелюбодеяния, и она искала новых, неизведанных еще наслаждений… Мысль о браке привлекла ее своей непомерной наглостью, в которой находят для себя последнее наслаждение растратившие всё остальное».

В своей дерзости Мессалина преступила все мыслимые пределы и добилась совсем уже невероятного, хитростью заставив Клавдия в качестве свидетеля подписать ее брачный договор с Силием. Поставив свою подпись, император отбыл по делам в Остию. Не успел муж выехать из стен города, как Мессалина, облачившись в свадебное покрывало, в присутствии многочисленных гостей принесла жертвы перед алтарями богов и совершила необходимые при бракосочетании обряды. И уже вечером в объятиях молодого супруга возлежала среди пирующих.

Все это происходило осенью 48 года.

А в это время Каллист, Нарцисс и Паллант, не на шутку встревоженные случившимся, обсуждали в императорских покоях, что им следует предпринять в этой ситуации. Что станет с ними, если место Клавдия займут Силий и Мессалина? Для блага императора и своего собственного они решили немедленно вмешаться. Однако потребовалось немало хитрости, дерзости и коварства, чтобы их план по предотвращению государственного переворота удался.

Они сумели убедить императора в опасности сложившегося положения и получить от него разрешение подвергнуть виновных наказанию. Клавдий был так напуган, что, не переставая, спрашивал: «Силий – новый император? Или еще я?» Ему отвечали, что пока еще – он, но надо поторопиться расправиться со всеми, кто покусился на его власть.

В течение нескольких дней были преданы казни все любовники Мессалины – в первую очередь Силий, затем различные сенаторы и всадники, префект пожарной стражи, начальник императорской школы гладиаторов, актер Мнестер, личный врач Мессалины и многие другие. Избежали смерти лишь двое. Один из них, явный гомосексуалист, мог быть скорее соперником императрицы, нежели ее любовником.

Все это время Мессалина скрывалась в садах Лукулла. Нарцисс понимал, что, если императрице удастся спастись, ее обвинителям не миновать гибели. Как–то после обильной трапезы Клавдий, разгоряченный вином и пребывая в благодушном настроении, сказал:

– Передайте несчастной, чтобы завтра утром она явилась представить свои оправдания.

Нарцисс, не дожидаясь наступления ночи, когда император мог потребовать жену в свою опочивальню, бросается к трибуну преторианцев, когорты которого охраняли в тот день дворец, и отдает приказ немедленно умертвить Мессалину – такова, мол, воля императора.

Рядом с Мессалиной в то время находилась ее мать, которая не виделась с дочерью с тех пор, как та погубила ее мужа Аппия Силана. Как только до нее дошло известие, что Мессалина попала в беду, она поспешила на помощь и теперь уговаривала дочь не дожидаться палача и самой достойно уйти из жизни. Мессалина, решительно отвергавшая совет матери, была сломлена, когда увидела прибывших солдат.

Трибун, пронзив ей грудь ударом меча, оставил мертвое тело заботам матери и спешно вернулся во дворец доложить об исполнении приказа.

Мессалина никогда не отличалась образцовым поведением и не случайно ее имя стало в веках символом сладострастия и жестокости, но не следует забывать, что, когда она умерла, ей было всего двадцать три года.

Клавдий еще возлежал за столом, когда исполнительный трибун появился на Палатине. Нарцисс трепетал. Момент наступил решающий.

Вот трибун приближается к императору, наклоняется к нему и сообщает о том, что Мессалина мертва. Клавдий молчит. Затем протягивает руку, в которой держит кубок, и бормочет стоящему рядом рабу:

– Еще вина.

Он продолжает пить и есть, как будто ничего не произошло.

На следующий день, садясь за стол, он спросил, гневаясь, почему запаздывает императрица. Столь поразительны были его забывчивость и рассеянность.

Нарциссу, главному организатору и вдохновителю падения и гибели Мессалины, были определены квесторские знаки отличия – награда весьма незначительная. «Да, его побуждения были честными, – замечает Тацит, – но повели к наихудшим последствиям».

Глава тринадцатая. Жена для императора

Римский сенат позаботился о том, чтобы Клавдий как можно скорее забыл Мессалину. Согласно принятому постановлению имя и статуи преступницы были убраны из всех общественных мест и частных домов.

Придя как–то в преторианский лагерь, Клавдий поклялся перед солдатами никогда не вступать в брак:

– Ввиду того, что все мои супружества были несчастливы, отныне я останусь безбрачным навсегда, если же я нарушу это обещание, то убейте меня своими руками.

Возможно, в тот момент желание Клавдия остаться вдовцом было вполне искренним, и он действительно не собирался больше жениться. Но вольноотпущенники, заправлявшие во дворце всеми делами, так не думали. Они хорошо знали своего господина, который, привыкнув во всем подчиняться жене, не мог слишком долго обходиться без женщины, которая руководила бы им. Вот почему сразу же после смерти Мессалины в императорском дворце развернулась ожесточенная борьба за право наследовать ее ложе. У каждого из трех вольноотпущенников уже была наготове своя кандидатура в жены императору.

Нарцисс, роль которого в устранении Мессалины была решающей, поддерживал кандидатуру Элии Петины. Она происходила из знатной семьи Туберонов, уже была женой Клавдия до Мессалины и имела от него дочь Антонию.

Каллист предлагал другую кандидатуру. Это была Лоллия Павлина, также из знатной римской семьи. Когда–то она пользовалась славой самой красивой женщины в Риме, что стало причиной ее последующих бедствий. Прослышав о красоте девушки, Калигула отнял ее у мужа Меммия Регула, причем чуть ли не в самый день свадьбы, и сразу на ней женился, но через пару месяцев она ему надоела, и он отослал ее от себя, запретив выходить когда–либо замуж.

Паллант с самого начала сделал ставку на Агриппину, к тому времени уже овдовевшую. Пассиен Крисп умер в конце 47 года, за год до описываемых здесь событий, оставив жену и ее сына наследниками фантастического богатства в двести миллионов сестерциев.

Несколько дней Клавдий колебался, не зная, какой из женщин отдать предпочтение. Наконец он принял решение созвать всех трех вольноотпущенников и выслушать их мнение по каждой кандидатуре.

Первым говорил Нарцисс. Он начал с того, что напомнил Клавдию о том, что Элия Петина уже была его женой и родила ему дочь. С возвращением к прежнему супружеству Клавдий избежит того, чего более всего страшится – нежелательных для себя новшеств в доме. Кроме того, Петина будет хорошей матерью для осиротевших Британника и Октавии, не делающей различия между ними и своей дочерью Антонией.

Затем слово взял Каллист. Он опроверг все доводы Нарцисса. Если Клавдий уже однажды развелся с Элией Петиной, то, стало быть, у него были для этого веские основания. Развод был слишком длителен, чтобы рассчитывать на то, что за это время ничего не изменилось. Женившись на Петине, Клавдий рискует обнаружить рядом с собой совершенно незнакомую ему женщину, которая после перенесенного ею унижения наверняка даст выход своей мести. Гораздо лучше остановить свой выбор на Лоллии Павлине. Она – бездетна и, следовательно, ко всем детям Клавдия будет относиться одинаково ровно, без ревности и пристрастия.

Наконец, наступил черед говорить Палланту. Самым идеальным был бы для Клавдия его брак с Агриппиной, которая в его семью введет отпрыска императорской крови внука Германика, имеющего все основания воспитываться во дворце. В противном случае император рискует: Агриппина, правнучка Августа и жена Германика, женщина еще молодая и способная к деторождению, окажется в другой римской семье, а это может привести к осложнениям в престолонаследии. Умело построенная речь Палланта содержала довольно веские доводы, но в ней не было ни слова о том, что Агриппина приходится Клавдию племянницей, а по римским законам такой союз считался кровосмесительным.

Клавдий глубоко задумался. Он опасался, что подобным браком навлечет несчастье на себя и государство. Колебаниям императора положила конец сама Агриппина, у которой было значительное преимущество перед другими конкурентками. Как племянница Клавдия, она имела свободный доступ в его личные покои, чем не замедлила воспользоваться.

О какой недозволенности могла идти речь, когда перед ней замаячила реальная возможность стать императрицей? Ради такой цели она была готова на все. Тщеславие возобладало над стыдливостью, и очень скоро ее родственные поцелуи стали слишком откровенными, чтобы не возыметь ожидаемого действия. Старый император был похотлив и невоздержан и быстро потерял голову. Вскоре ни для кого в Риме не было тайной, что император и его племянница находятся в интимных отношениях.

Так в споре невест Агриппина вышла победительницей.

Конечно, у Клавдия имелись и другие основания предпочесть Агриппину. Она была умна, благодаря Пассиену Криспу довольно образованна, обладала неплохим вкусом и проявляла интерес к интеллектуальным занятиям – качества, редкие у римской матроны, а для человека, помешанного на учености, каким был Клавдий, уже этого было достаточно. Вдобавок, она проявила себя отличной хозяйкой и семьянинкой. С ее помощью Клавдий надеялся стереть из памяти римлян воспоминания о бесчинствах Мессалины. Конечно, обольщения Агриппины сыграли свою роль, но вряд ли решающую. Выбор Клавдия был всесторонне взвешен. Агриппина пользовалась большой популярностью у народа, преторианцев, войска и сената, и женитьба на ней значительно укрепляла позиции самого императора. Итак, этот выбор не был ни долгим, ни мучительным. После смерти Мессалины прошло чуть больше месяца. Шел к завершению 48 год.

Агриппина вела себя как жена Клавдия, еще не став ею официально. Она не только делила с императором брачное ложе, но и распоряжалась в его доме как полноправная хозяйка. Слабохарактерного и непрактичного Клавдия такое положение, видимо, вполне устраивало. «Лишь только Агриппина внедрилась во дворец, – пишет Дион Кассий, – Клавдий тотчас подчинился ее воле, поскольку она проявила себя опытной в делах государства».

Обосновавшись на Палатине, Агриппина тотчас занялась устройством будущего для своего сына Луция Домиция, которого она планировала женить на дочери Клавдия Октавии. Осуществлению этого замысла препятствовало то обстоятельство, что к тому времени Октавия уже была обручена с прямым потомком Августа Децимом Юнием Силаном. Эта помолвка носила династический характер и была заключена, когда девочке был всего лишь один год.

Клавдий питал к Силану теплые чувства и уже видел его членом своей семьи. И вдруг при тайном участии Агриппины на юношу возводится обвинение в том, что он находится в кровосмесительной связи со своей сестрой. Его исключают из сенаторского сословия, лишают преторского достоинства и, наконец, расторгают помолвку с Октавией. Таким образом, путь для сына Агриппины был расчищен.

Время шло, а Клавдий все еще не осмеливался справить свою свадьбу с Агриппиной, хотя всем давно было известно об их супружеских отношениях. Он был хорошим знатоком римских законов и древних обычаев и боялся явным инцестом вызвать недовольство сограждан. Причиной этой задержки стала отчасти сама Агриппина и ее нетерпеливость. Клавдий не решался на брак и потому еще, что за подобную связь только что был осужден Силан.