Текст книги "Нерон, или Актер на троне"
Автор книги: Валерий Дуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
В обнародованном по этому случаю указе Нерон сообщил о том, что он располагает надежными фактами о преступном умысле Октавии, которая с целью заполучить в свои руки Мизенский флот обольстила его префекта. Вступив в недозволенную связь, она забеременела, но испугавшись последствий, беременность пресекла. Нерона не смутило даже то обстоятельство, что совсем недавно он всенародно объявил о бесплодии Октавии. Впрочем, никому не пришло бы в голову указать императору на это вопиющее несоответствие.
Сенаторы, приняв к сведению сообщение императора, единодушно одобрили принятую по отношению к злоумышленнице меру – ссылку на Пандатерию.
Так, в возрасте двадцати двух лет Октавия оказалась на маленьком островке, где долгие годы томилась в заключении ее свекровь, сосланная туда по приказу Калигулы. Почти десятилетнее замужество счастья ей не принесло. Жизнь ее была безотрадна и безрадостна. «Для Октавии, – пишет Тацит, – день свадьбы сразу же стал как бы днем похорон: она вступила в супружество, не принесшее ей ничего, кроме скорби». В самом деле, что она видела в своей жизни? Смерть отца и преждевременную кончину брата. Униженная сначала рабыней, а затем наложницей, она дожила до дня развода и брака мужа с Поппеей. Наконец, на ее долю выпало испытать самое худшее – позор страшного обвинения и изгнание.
И все же, несмотря на выпавшие ей страдания и горести, умирать ей не хотелось. Она была молода и надеялась на изменение своей печальной участи. Напрасные надежды. Уже через несколько дней на Пандатерию явились посланцы императора и объявили, что ей надлежит умереть. Ни слезы, ни мольбы о пощаде не смягчили убийц. Они связали девушку и перерезали ей вены на руках и ногах. Так как вследствие страха тело сильно напряглось и кровь вытекала медленно, несчастную перенесли в жарко натопленную баню и погрузили в горячую воду. Кровь тотчас забила струей.
Убедившись, что жертва испустила дух, убийцы хладнокровно отрезали ей голову и доставили в Рим на потеху Поппее, которой не терпелось взглянуть в мертвые глаза ни в чем перед ней не повинной соперницы.
Сенат, как уже стало обыкновением, поспешил сделать в храмы пожертвования в благодарность богам. «Да будет преуведомлен всякий, кому придется читать, – у нас ли, у других ли писателей, – о делах того времени, что сколько бы раз принцепс ни осуждал на ссылку или на смерть, неизменно воздавалась благодарность богам, и то, что некогда было знамением счастливых событий, стало тогда показателем общественных бедствий». Так комментирует Тацит эти прискорбные и позорные действия римского сената – следствие укоренившегося в нем раболепия.
Глава четырнадцатая. Дебют в Неаполе
Октавия была убита 9 июня 62 года. В том же году Поппея готовилась стать матерью. Нерон настоял на том, чтобы она перебралась из Рима в Анций. Его наследник, считал принцепс, должен появиться на свет в тех же местах, где двадцать пять лет назад родился он сам.
Император жил радостным ожиданием сына, однако Поппея разрешилась дочерью. Все равно Нерон был очень счастлив. 21 января 63 года, сияющий и гордый, он держал на руках крохотное тельце ребенка.
Девочку назвали Клавдией Августой. Почетный титул Августы был присвоен и Поппее. Когда в Рим пришло известие, что она произвела на свет младенца, сенат в полном составе отправился в Анций поздравить августейшую мать с благополучными родами. Лишь Тразее Пету было запрещено появляться перед императрицей. Этот запрет он воспринял как предвестие своей скорой гибели.
По случаю рождения Клавдии в столице империи были проведены благодарственные молебствия, принято решение воздвигнуть храм Плодовитости и учреждены Священные игры, вроде тех, что установил Октавиан Август после своей победы при Акции. Но все эти приношения и обеты богам оказались напрасны – на четвертом месяце девочка умерла.
Нерон был в отчаянии. Как в радости, так и в скорби он не знал меры. Его не могли утешить льстивые предложения причислить умершую к сонму богов и соорудить в ее честь храм. Единственное, что его отвлекало от мыслей об утрате и заставляло на какое–то время забыть свое горе, – это занятия пением. До сих пор он пел только во дворце или в императорских садах перед узким кругом слушателей. Теперь он пожелал показать свои вокальные способности в театре перед широкой публикой.
– Чего никто не слышит, того никто не ценит, – часто повторял он своим друзьям.
Не надеясь встретить понимания в Риме, Нерон для своего певческого дебюта избрал Неаполь, город, в котором он чувствовал себя как рыба в воде, легко и непринужденно.
– Неаполь, – говорил он, – почти греческий город. Здесь наверняка оценят мое искусство. Начав в Неаполе, я переправлюсь морем в Ахайю, завоюю там все почетные венки и вернусь в Рим прославленным певцом, что не сможет не вызвать одобрения у моих соотечественников.
Молва о предстоящем выступлении принцепса на сцене привлекла в Неаполь самых разных людей – сенаторов, всадников, вольноотпущенников, солдат, ремесленников, крестьян и всякую голытьбу из ближайших колоний и муниципиев. Все места в театре были заполнены до отказа. Здесь же расселись августианцы – хлопальщики Нерона, ставшие его постоянной свитой. Зрелище было действительно необычное. Впервые римский император выступал на театральных подмостках как простой лицедей.
Когда Нерон появился перед зрителями, все ощутили подземный толчок. Многие усмотрели в нем зловещее предзнаменование. Нерон же расценил его как свидетельство благосклонности богов и пел с особым подъемом, завершив всю программу до конца. Но после того как зрители разошлись и места опустели, театр внезапно рухнул. К счастью, никто не пострадал. Благополучный исход вдохновил Нерона на стихи, в которых он благодарил богов за их расположение к нему.
Через несколько дней император повторил свое выступление. Ему так понравилось петь перед публикой, что однажды, дав себе отдых для восстановления голоса, он не выдержал одиночества и прямо из бани явился в театр, где на глазах тысяч зрителей устроил пирушку, чем вызвал у них, даже в мыслях не допускавших ничего подобного, неописуемый восторг. Оценив энтузиазм публики, Нерон обратился к ним по – гречески:
– Позвольте мне промочить горло и я непременно исполню вам что–нибудь замечательное.
С каждым днем в Неаполь прибывали новые толпы людей, прослышавших о выступлениях императора. Много гостей приехало из Александрии. Они доставили Нерону огромное удовольствие своими мерными рукоплесканиями, которые побудили его немедленно заняться обучением своих августианцев. Разделив их на отряды, он велел им выучиться рукоплесканиям разного рода, напоминавшим по звуку плеск, жужжание или что–нибудь иное; одни из них исполнялись согнутыми ладонями – «желобком», другие прямыми – «кирпичиком». Помимо этого, он заставил всех хлопальщиков выучить его репертуар и во время пения подпевать ему.
Очень неохотно расставался Нерон с Неаполем и гостеприимными неаполитанцами. Однако он был вынужден сделать это, так как вознамерился плыть в Грецию и там продолжить свои выступления. Направляясь к Адриатическому побережью, он задержался в Беневенте, где его пригласили на представление гладиаторов, отказаться от которого он не счел для себя удобным.
Внезапно его планы изменились, и он спешно направился в Рим, мечтая уже о другом путешествии – в Египет. В Александрии его уже ждали. Наместник Египта, сын его кормилицы Цецина Туск, который однажды чуть было не стал префектом претория вместо Бурра, распорядился построить к прибытию императора новые термы.
В Риме Нерон подготовил указ, в котором объявил о своем намерении на короткое время оставить Италию, заверив сограждан в том, что его отсутствие никак не отразится на благополучии государства. Перед отъездом он поднялся на Капитолий почтить богов и принести им обеты. Когда он входил в храм Весты, ему показалось, что его словно кто–то удерживает за край тоги. Все его тело охватила дрожь, и в глазах помутилось.
Нерон счел это дурным предзнаменованием и отбросил мысль о поездке в Египет. Римлянам свое решение он объяснил тем, что остаться в Италии его побуждают любовь к отечеству и опечаленные лица сограждан, для которых, как ему стало известно, даже кратковременные его отъезды невыносимы. Такое объяснение пришлось по душе простому люду, опасавшемуся, что в отсутствие императора народ будет лишен зрелищ и возникнут затруднения с продовольствием. Чернь жаждала прежде всего хлеба и зрелищ.
Но, скорее всего, в планы Нерона вмешался всемогущий Тигеллин, тайные агенты которого пронюхали о том, что некоторые сенаторы имеют намерение воспользоваться отсутствием императора и низложить его.
Оставшись в Риме, Нерон всеми силами старался убедить горожан, что ни в каком другом месте он не чувствует себя так хорошо, как в своей столице. С этой целью он завел обыкновение устраивать пиршества в общественных местах, на Марсовом поле, в Большом цирке, как если бы весь город был его домом. Нередко его можно было видеть разгуливающим по Палатину необутым, в домашней одежде без пояса, с платком вокруг шеи, но волосы его всегда были тщательно уложены. Завитые рядами, как у женщин, они спускались ему на затылок. Не менее эксцентричным было и его поведение. Завидев кого–либо из друзей и знакомых, он тут же напрашивался к нему в гости. Оригинальничая, он утолял жажду водой, которую для него сначала кипятили и затем охлаждали с помощью снега. Обычно римляне пили воду комнатной температуры или слегка подогретую. Изобретение принцепса получило название «Неронова напитка».
Не зная, как выслужиться перед императором, Софоний Тигеллин устроил для него пир, который надолго остался в памяти римлян. Даже спустя столетие о нем вспоминали как о пиршестве непревзойденном своим великолепием и непристойностью. К востоку от Марсова поля на пруду Агриппины по распоряжению Тигеллина был сооружен огромный плот, на котором расположились пирующие. Плот все время описывал круги на воде, его тянули за собой большие лодки, роскошно отделанные золотом и слоновой костью. За веслами находились распутные юноши, рассаженные по возрасту и сообразно изощренности в разврате.
По берегам пруда были построены лупанары, заполненные женщинами из знатных домов Рима. Когда стемнело, строения и роща на берегу озарились яркими огнями. У воды показались группы обнаженных красавиц; непристойными телодвижениями и призывными криками они манили к себе пирующих на плоту, С другой стороны пруда гостей зазывали пляской и пением нагие гетеры.
Вскоре окрестные рощи огласились самыми разными звуками. Прерывистый шепот, шумное дыхание, сладострастные стоны, обжигающий смех и страстные крики доносились со всех сторон, возбуждая возлежавших на пиршественных ложах.
Стараясь затмить всех своих предшественников роскошью, Тигеллин на расходы не поскупился. Столы ломились от изысканнейших деликатесов. Чего здесь только не было! Съедобные моллюски, мизенские морские ежи, цирцейские устрицы, лукринские улитки, дрозды со спаржей, куры, обжаренные в муке, филе амбракийского козленка, паштет из птиц, свиное вымя, голова умбрийского кабана, разнообразные рыбные блюда, родосские осетры, халкедонские тунцы, сицилийские угри, речные раки в пикантном соусе, жареная утка, зайчатина, жаркое из птиц. Украшением пира стали языки фламинго и кушанье из гусиных лапок с гарниром из петушиных гребней. Не менее изобретательным оказался Тигеллин и в выборе вин. Их было представлено несколько десятков сортов – хиосское, цекубское, фалернское, косское, массикское, суррентское и многие другие – на все вкусы, сколь бы изысканными и прихотливыми они не были. Поражало обилие фруктов. Тибуртинские яблоки, груши, гранаты, виноград, сирийские сливы, черешня, орехи, каштаны, маслины, сушеные фиги и фиванские финики, распространяя упоительный аромат, ласкали взор своей разнообразной окраской. На десерт подали сладкий крем и пиценское печенье.
Звуки флейт, свирелей, бубнов, рожков сливались с неистовыми воплями женщин, звуками страстных поцелуев, горячим дыханием блуждающих в рощах парочек. Хмельные голоса пирующих зазвучали громче, и вот уже сам Нерон, воспламененный вином, музыкой и множеством нагих тел, устремился в прибрежную чащу.
Хотя и пир, и оргия, устроенные Тигеллином, поразили воображение римлян, они все же не шли ни в какое сравнение с экстравагантной выходкой самого Нерона, когда он спустя несколько дней после нашумевшего пиршества сочетался браком с неким Пифагором. Свадьба была обставлена с необычайной торжественностью. Присутствовали многочисленные свидетели и друзья новобрачных. Нерон, облаченный в огненно – красное покрывало невесты, возлег на ложе и при свете факелов у всех на глазах изобразил супружеский акт, причем кричал и вопил так правдоподобно, словно действительно был девицей, которую лишают девственности.
Надо полагать, это был всего лишь спектакль, разыгранный Нероном, любившим всякого рода розыгрыши, с целью потрясти друзей скандальной выходкой и нарочитым нарушением общепринятых норм. Эффект получился ошеломляющий, и многие римляне поверили в то, что Нерон вышел замуж за Пифагора и предается с ним любовным утехам, как женщина.
В нравственную чистоту людей Нерон не верил и тем, кто признавался ему в разврате, прощал все остальные прегрешения. Он часто говаривал:
– Нет на свете человека целомудренного и хоть в чем–нибудь чистого. Люди лишь таят и ловко скрывают свои пороки.
Глава пятнадцатая. Рим в огне
Анций, 19 июля 64 года.
Жители городка изнемогают от удушливого зноя. Лето выдалось жаркое и засушливое. За много недель не выпало ни капли дождя. Потрескалась иссохшая земля, пожухла трава, на деревьях свернулись листья. Каждое утро люди с надеждой всматриваются в выцветшее небо, ища на нем долгожданное облачко. Но над ними только палящее солнце. Хотя бы малейшее дуновение ветерка! Нагретый воздух недвижим. Даже ночью не спадает изнуряющая жара. Крестьяне с тревогой поглядывают на возделанные поля и пересохшие ручьи. Они уже устали молить богов о дожде.
Хотя перевалило за полночь, душно, как днем. Летняя резиденция императора погружена в сон. Огни погашены. Внезапно ночную тишину нарушает топот копыт. Вздремнувшая было стража выставляет пики в сторону дороги, ведущей в Рим. Топот приближается. Из темноты выныривает всадник. Он стремительно скачет по направлению к дворцовым воротам.
– Пожар! – кричит он. – Пожар! Рим в огне! Большой цирк и Палатин охвачены пламенем!
Один из гвардейцев бросается во дворец и просит слугу разбудить императора. Через секунду тот уже на ногах. При мысли, что Цирк, Палатин и недавно отстроенный Проходной дворец, заполненный статуями, картинами, бесценной утварью, – в огне, Нерон приходит в ужас. Долго не раздумывая, приказывает седлать коней и верхом в сопровождении всего лишь нескольких телохранителей устремляется в ночь.
До Рима – сорок пять километров. После часа бешеной скачки горизонт начал окрашиваться в кроваво – красный цвет. Всадники пришпоривают коней. Впереди поднимается зарево. Вскоре ветер доносит запах гари. В небе неторопливо плывет полная луна. Еще полчаса, и всадники врываются в объятый пламенем Рим.
За восемь веков Вечный Город разросся. Число его жителей достигало уже миллиона двухсот пятидесяти тысяч человек. Они ютились на довольно ограниченном пространстве, застроенном пяти и шестиэтажными домами. Во времена Нерона дома в Риме еще не заносились в реестр, как позже при Константине, который зарегистрировал тысячу шестьсот восемьдесят частных зданий и тридцать восемь тысяч четыреста пятьдесят многоквартирных инсул.
Перенаселенная столица империи горела часто. В 6 году она была основательно разрушена огнем, после чего Октавиан Август создал специальную пожарную службу, состоявшую первоначально из семисот человек. При Тиберий Рим пылал дважды. В 27 году выгорел целый квартал на Целии, а девять лет спустя – весь Авентин и часть Большого Цирка. Для восстановления разрушенных зданий на Целии Тиберий ассигновал огромную сумму – сто миллионов сестерциев. Пожары случались и при Калигуле, и при Клавдии. Последний лично принимал участие в тушении пожара в 54 году, когда был охвачен огнем район Марсова поля. Но все эти пожары по своей разрушительной мощи значительно уступали тому, который вспыхнул в ночь с 18 на 19 июля.
В ту ночь ситуация в Риме была просто катастрофическая. Огонь начался в густонаселенном квартале возле Большого Цирка. Сначала вспыхнули деревянные лачуги, в которых селились греческие и азиатские торговцы, потом пламя перекинулось на арену Цирка, и оттуда огненный шквал длиной более чем в пятьсот метров устремился на Палатин. Вскоре десять из четырнадцати районов, на которые Август разбил город, были охвачены пламенем.
В огне гибли древние храмы, великолепные дворцы, роскошные театры, триумфальные арки и бесчисленные памятники старины. Горел город, поражавший обилием мрамора и золота. Как сказал один оратор, кто никогда не видел Рима, тот подобен слепцу, не видевшему солнца.
Когда Нерон убедился, что спасти Палатинский дворец невозможно, он укрылся в своих садах на окраине города. В Риме же царил всеобщий хаос. Творилось нечто невообразимое. Впечатляющее описание той драматической ночи содержится у Диона Кассия. «Весь город охватило необычайное смятение, люди метались туда и сюда как безумные. Некоторые пытались помочь друзьям, хотя и опасались, что тем временем вспыхнет их собственный дом. Другие еще не осознали до конца, что они находятся в опасности и что все гибнет. Те, что находились внутри домов, устремились в узкие переулки, надеясь найти убежище снаружи; другие, наоборот, искали себе спасения в зданиях. Дети, женщины, мужчины, старики – все кричали и плакали. Из–за дыма и воплей ничего нельзя было ни увидеть, ни понять. Кто–то оставался там, где он находился, – онемевший и отупевший от страха. Многие из тех, кто спасал свое добро или грабил имущество других, устремлялись друг за другом и валились на землю под тяжестью узлов. Невозможно было двигаться вперед и вместе с тем невозможно было оставаться на месте, потому что все толкали и всех толкали, одни опрокидывали других и тут же были сбиваемы с ног сами. Многие задохнулись, затоптанные другими. И спастись было невозможно, потому что тот, кто избежал одной опасности, немедленно встречал другую – смертельную».
Укротить огненную стихию удалось лишь на шестой день, хотя на борьбу с огнем были брошены все силы. Пожарные пытались локализовать пламя методом «выжженной земли» и, чтобы воспрепятствовать продвижению огня, разрушали стоящие на его пути строения, используя для этого военные машины.
Нерон тотчас принял энергичные меры по оказанию помощи населению, лишившемуся крова: предоставил в его распоряжение многочисленные общественные постройки, организовал, работы по возведению для погорельцев временных бараков на Марсовом поле и в императорских садах, из Остии и близлежащих городов приказал доставить большое количество продовольствия и предметов первой необходимости, значительно снизил цены на зерно.
По словам Тацита, «принятые ради снискания народного расположения, эти меры не достигли поставленной цели, так как распространился слух, будто в то самое время, когда Рим был объят пламенем, Нерон поднялся на дворцовую сцену и стал петь о гибели Трои, сравнивая постигшее Рим несчастье с бедствиями давних времен».
Это, конечно, чистейшей воды вздор, хотя бы потому, что театр в дворцовой резиденции на Палатине находился в огне. Но сама по себе сцена весьма эффектна и способна поразить обывательское воображение. Образ императора, поющего посреди пылающего Рима, дает простор народной фантазии. Объяснение могло быть очень простое. Нерон, предпочитающий греческую культуру римской, в какой–то момент мог сравнить горящую столицу с гибнущей в огне Троей. Неуместная эскапада императора могла послужить основой для злой выдумки, имеющей своей целью возбудить против него народ.
Более того, нашлись злопыхатели, которые пытались возложить ответственность за пожар на принцепса и выставить его чуть ли не поджигателем своей столицы. Им очень хотелось создать вокруг него ореол безумца и злодея, жаждущего разрушений и кровавых жертв. Вероятно, им вспомнился Александр Великий, который в пьяном виде, подстрекаемый гетерой Таидой, спалил царский дворец в Персеполе, что повлекло за собой гибель всего города.
Приписываемый Нерону поджог Рима – всего лишь легенда. Принцепс не мог желать уничтожения Большого Цирка, места своих самых великолепных триумфов, и императорского дворца, только что заново отстроенного. По крайней мере, он позаботился бы о том, чтобы поместить в безопасное место сокровища римского и, в особенности, греческого искусства, которые находились во дворце. Нерон лишился не только своей уникальной коллекции, которую собирал по всему свету, но и многих ценных рукописей латинских и греческих авторов, которыми очень дорожил.
«Ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращениями за содействием к божествам, – пишет Тацит, – невозможно было пресечь бесчестящую его молву, что пожар устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами».
В те дни было казнено около трехсот человек. Привязанные к столбам и облитые горючей жидкостью, они были подожжены и горели как живые факелы при огромном стечении народа. Это было обычное наказание для всех поджигателей независимо от национальности и вероисповедания. Вряд ли сами римляне усмотрели в этой казни особую жестокость, ведь три года назад сенат, не колеблясь, осудил к смерти четыреста невинных рабов префекта Рима Педания Секунда, среди которых наверняка были христиане. Даже божественный Август приказал как–то казнить шесть тысяч рабов, виновных в том, что они служили на кораблях Секста Помпея. Такова была жестокость тех времен.
В Риме никто не удивился, когда в поджоге города были обвинены христиане, пользовавшиеся в империи дурной славой. Многим был известен крайний фанатизм чрезмерно пылких последователей христианского учения, которые питали жгучую ненависть к Римскому государству и были исполнены веры в скорую гибель Рима, в то, что на смену его господству придет царство Божие на земле. Для христиан – фанатиков Рим был средоточием греха, который необходимо разрушить в очистительном огне, вроде того, о котором с таким вдохновением поведал в своем «Апокалипсисе» Иоанн Богослов, По всей видимости, случайно вспыхнувший в пламени пожара Рим вызвал у них прилив энтузиазма и, решив, что обещанный конец мира наступил, они поспешили приложить свою руку к божественному огню и были схвачены за этим занятием.
О веротерпимости первых римских императоров хорошо известно, чего нельзя сказать о ранних христианах. Не случайно они обосновались именно в Риме, где процветали самые разные религии. Здесь они могли беспрепятственно проповедовать свое учение, постоянно расширяя ряды приверженцев. Заполонив столицу языческой империи, христиане демонстративно отказывались от участия в государственном культе и почитании национальных римских богов. Глумясь над римскими святынями, с которыми было связано славное прошлое Рима, презирая его традиции и нравственные ценности, христиане не могли вызывать к себе симпатии римлян, в глазах которых выглядели смутьянами и бунтовщиками, посягавшими на самые основы римской государственности.
Глава шестнадцатая. Золотой дом
Пожар, бушевавший в Риме почти шесть дней, уничтожил множество частных домов и общественных зданий. Из четырнадцати районов города уцелели лишь четыре, три были полностью разрушены, остальным нанесен урон разной степени. Были спасены Форум, Капитолий и часть Палатина – личная резиденция Августа, храм Аполлона и жилище Ливии и ее первого супруга Тиберия Клавдия Нерона.
Император энергично взялся за восстановление Рима. По сути дела, на месте разрушенной огнем столицы он возвел новый город. До этого Рим с его узкими и кривыми улочками был застроен скученно и беспорядочно, теперь же приглашенные Нероном архитекторы проложили в городском центре широкие улицы, пересекающиеся под прямым углом. По сторонам улиц тянулись здания одинаковой высоты, не превышающие двадцати четырех метров. Новые дома не имели общих стен и, таким образом, не соприкасались друг с другом, как прежде. Нижние этажи сооружались из альбанского или габийского огнеупорного мрамора.
Перед фасадами домов возводились портики с плоскими крышами, с которых можно было бы тушить пожар. Расходы на их сооружение Нерон взял на себя. Раньше улицы были так узки, а дома столь высоки, что лучи солнца редко достигали земли, теперь город был залит солнцем. Портики и были возведены с той целью, чтобы на широких проспектах можно было укрыться от лучей палящего солнца. Во все новые дома Нерон распорядился провести воду и обеспечить их необходимыми противопожарными средствами. Все это были очень разумные меры. Никогда еще работы по строительству и благоустройству города не принимали таких грандиозных размахов. Новые принципы градостроительства совершенно преобразили Вечный Город. Теперь он стал действительно столицей великой империи.
Одновременно с восстановлением города велись работы по сооружению нового дворца для императора, спроектировать который было поручено архитекторам Северу и Целеру. Нерон хотел, чтобы ему построили нечто грандиозное, и попросил не жалеть денег. Желание принцепса выполнить удалось. Новый дворец поражал не столько своим богатством, хотя на его отделку пошла уйма золота и драгоценных камней, сколько размерами и затейливой планировкой. Это был целый дворцовый комплекс, в который входили рощи, поля, луга, виноградники, фруктовые сады, искусственные пруды. Север и Целер поставили своей целью воспроизвести египетские и восточные образцы дворцово – паркового строительства и посредством искусства представить в ограниченных пределах целый мир в миниатюре, воссоздать в центре Рима как бы естественную природу, островки сельского уединения и красивые виды.
Человека, входившего во дворец, поражал своей величиной уже вестибюль. Обегавший его тройной портик был по периметру в один километр. В вестибюле возвышалась тридцатиметровая статуя Нерона работы скульптора Зенодора.
В парках били затейливые фонтаны. В акведуках журчала вода. В прудах плескались птицы и плавали разноцветные рыбы. В лесах гуляли диковинные звери. Среди зелени деревьев и кустов белели статуи. Белоснежными мраморными скульптурами были оживлены и берега прудов, окруженных куртинами цветущих кустарников.
С дворцовыми помещениями парки были связаны балконами, террасами и лестницами, с которых можно было любоваться живописными пейзажами, яркими зелеными лугами, тенистыми рощами, цветущими полями. Все элементы архитектуры в своей совокупности создавали ощущение величия и покоя.
Внутреннее убранство дворца отличалось сказочным великолепием. Стены комнат, облицованные различными сортами мрамора, были так обильно украшены позолотой, что дворец получил название «Золотого Дома».
В пиршественных залах потолки были штучные, из квадратных и многоугольных кессонов, отделанных слоновой костью. Эти легкие, ажурные потолки могли раскрываться и сверху на пирующих рассыпались цветы и рассеивались благовония. В главном восьмиугольном зале потолок был устроен в виде небесного свода, который безостановочно вращался, следуя движению светил на небе.
Многие помещения дворца имели на стенах роспись, над которой работал римский живописец Фабулл. Роспись нигде не повторялась. Она могла быть исполнена в духе театральной декорации или изображать сцену из греческой трагедии. Одни комнаты были расписаны на тему приключений мифологических героев, другие украшены городским, сельским или фантастическим пейзажем с невиданными птицами, сказочными чудовищами, злыми демонами, порождавшими ощущение мира таинственного и волшебного.
По воспоминаниям современников, Фабулл работал всего несколько часов в день и, даже находясь на лесах, всегда был тщательно одет. В росписи дворца ему помогали многочисленные ученики.
Под стать стенам было живописное украшение потолков. В одном из помещений свод был разделен тонкими позолоченными рамками на круглые, овальные и квадратные поля, в которых были написаны мифологические сцены. Обилие позолоты, ярко – синий и красный фон полей, на которых четко выделялись светлые фигуры, придавали всей композиции чрезвычайно пышный и нарядный вид. Не менее замечательны были плафоны и в других комнатах, число которых превышало сотню.
Общая площадь, занимаемая Золотым Домом, равнялась приблизительно ста тридцати гектарам. Он простирался от Целиева холма до форума Августа и от Палатина до садов Мецената. Дворцовый комплекс был отделен от остального города рвами, наполненными водой, и стеной. Укрывшись за высокими стенами и глубокими рвами, принцепс мог чувствовать себя здесь в относительной безопасности.
Соединив в своем проекте элементы римского пригородного поместья, кампанской виллы и дворцовой резиденции, Север и Целер, как нельзя лучше, угодили Нерону. Дворец вполне отвечал его жизненной и эстетической концепции: это было строение светлое и романтичное, царство искусства и безмятежности. Осуществить свой замысел архитекторы могли лишь благодаря изобретению цемента, открывшему новую эру в строительстве. Север и Целер были первыми, кто использовал этот неизвестный прежде материал. Арки и купола не требовали теперь мощных стен для опоры, и поэтому все сооружение, получилось легким и воздушным.
Общее ощущение легкости усиливали каналы, ручьи, пруды и бассейны. По желанию Нерон мог принять ванну, наполненную свежей морской водой или водой, текущей из серных источников, которая доставлялась во дворец по акведуку за двадцать пять километров.
Нерон питал слабость ко всему красивому, чарующему, дорогостоящему. Интерьер комнат был декорирован не только росписью по штукатурке, но также пластинками слоновой кости, драгоценными камнями и жемчугом. При строительстве Золотого Дома впервые были использованы окрашенный мрамор с прорисованными прожилками и оконное стекло нового вида.
Когда дворец был завершен, восхищенный император с облегчением промолвил:
– Наконец – то я смогу жить по – человечески!
Глава семнадцатая. Заговор Пизона
В конце 64 года участились зловещие знамения: частые удары молнии, появление кометы, второй за время правления Нерона, рождение младенцев и животных с двумя головами. Суеверные римляне смирились с мыслью о скором несчастье, еще большем, чем то, которое они пережили в связи с пожаром, разрушившим столицу и ставшим причиной многих человеческих жертв. Поговаривали о том, что Нерон не угоден богам и что они гневаются на него.
