Текст книги "Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба"
Автор книги: Валерий Саморай
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Кристаллы, которые не подлежали уничтожению, либо отправлялись на хранение в защищённый бункер, либо ими инкрустировались жезлы огненного народа. Такие жезлы назывались стимарами.
Вокруг Мии и Агнессы, как и вокруг любого, кто занимался кристаллами, всегда было полно охранников. И каждый из них в унисон с другими твердили общее нравоучение:
– Всё, что вы делаете – благо. Каждая минута вашего труда приближает вас к пониманию высшей истины: к тому, что сами вы не представляете из себя ровным счётом ничего. И лишь работа, продукт ваших действий, может иметь смысл. Вы – лишь промежуточное звено между грубой материей и творением. И это для вас уже должно много значить. Ваши личные качества должны заботить только ваше тщеславие. Ваш ум и талант может быть оценен только как орудие к достижению результатов труда. Всё остальное – пустота. Всё остальное – зло. Память о счастливом прошлом есть зло, ибо она отвлекает от работы и даёт ложную надежду. Игры есть зло, ибо драгоценное время труда расходуется впустую. Любовь есть зло, ибо она привязывает вас к чему-то постороннему, невечному, нежели труд. Долг есть благо, ибо это чувство мотивирует вас к лучшим результатам. Свобода. Свобода есть наивысшее зло. Свобода – это бомба, разрушающая душу. Она создаёт ложное представление о том, что от вас что-то зависит. А потому провоцирует на глупости. Вера в свободу – это не более чем религия, провозглашённая во множестве романтических книг. Она заставляет надеяться, что где-то есть лучший мир и лучшая жизнь. Это ложь, так как рабство у человека в крови. Так, природное чувство покорности животного борется с воспитанным в вас и навязанным вам чувством свободы. Это противоречие губит вашу целостность, что делает вас ещё более несчастными. Чем человек более несчастлив, тем яростнее ищет он отдушины в чём-то несбыточном, недосягаемом. В свободе, которая всё больше завладевает его умом. Так, человек становится адептом собственной боли, поработившим себя собственной слепотой. Мы призываем вас открыть глаза. Принять неизбежную участь слуги. Признать необходимость хозяина. И служить нам так, как верный пёс служит человеку. Учитесь у этого пса. Учитесь его смирению, учитесь его довольству быть подвластным хозяину. Тогда хозяева будут добры и благосклонны к вам. И в конце пути вас будет ждать Город – человеческий рай, где суета бытовых дней не будет вас тревожить.
В таком роде стражи постоянно повторяли детям заученные фразы, как молитву. В конце концов, люди переставали воспринимать её. Для них подобные выступления стали сродни бормотанию на фоне рабочего процесса. Но огненному народу только это и нужно было, ибо знали они, что подсознание у человека слышит каждое слово, каждую интонацию, замечает каждый акцент, едва поставленный во всём потоке речи. И природное свойство человека подчиняться сделает этот монотонный бубнёж самым действенным орудием против их свободной воли.
Мия сорвала очередной окаменевший цветок. Этот кристалл отличался от всех остальных – он чем-то напоминал деревянного мишку, которого вырезал ей Пар, и которого сожгли, когда они приземлились на солнце. Улыбка невольно нарисовалась на её лице. Она попыталась тайком спрятать цветок, но ей это не удалось.
– Человек, продолжай работу. Уничтожь сорванный кристалл, – приказал один из бледных гигантов.
– И не подумаю! – ответила Мия. – Вы мне ничего не сделаете. Потому что я знаю: всё, что вы пытаетесь мне внушить – всё неправда. Это попытка сыграть на моём страхе. Но я не боюсь вас!
Девочка высунула язык и скорчила гримасу. Подошедший к ней стаж хотел было парализовать бунтарку, но остановился, прислушавшись к её словам. Он поднял свой стимар и начал вертеть некоторые из колец, опоясывающих жезл.
– Вы все восковые чучела, – Мия уже не говорила, она кричала. – Знайте, сюда придёт мой друг Пар и всем вам так задаст, что…
– Нарушение первого, второго и третьего правила, – с этими словами охранник ударил Мию жезлом.
– Ах ты, свинья! – возмутились Мия и кинула в него кристалл. Тот пошёл через стражника, как через дым. Бледный титан потемнел и рассыпался в угольную пыль. Все вокруг встали, как вкопанные. – Так вот оно ваше уязвимое место! – восторженно вскричала девочка, после чего схватила второй рубиновый цветок и запустила его в очередного хозяина. Тот вслед за первым развеялся чёрной пылью. Мия потянулась к третьему цветку, но от одного её касания драгоценный камень тут же превратился в пепел. – Что за чертовщина?
Мия попыталась схватить за руку подругу, но и её безмолвный истукан обратился в ничто. Весь мир вокруг маленькой девочки начал осыпаются, устилаясь под её ногами толстым слоем чёрного песка. Солнце, на котором она находилась, будто по прошествии многих веков остыло и потемнело, превратившись в мертвого гиганта. Все, кого она знала и не знала, стали тленом. Перед глазами Мии все её бесконечные годы жизни стали складываться кирпичами в толстую стену, окружающую девочку со всех сторон и образуя вокруг неё тёмный колодец. И вот Мия сидела уже в безмолвной башне, заточённая наедине со своими страхами и бессмертием. Её освещала только тусклая лампочка в центре арены, длинным шнуром подвешенная к нескончаемому чёрному небу. Под ногами – прах суеты былых дней. Вокруг – голые стены пустого безрадостного существования. Девочка чувствовала себя призраком, воскресшим после апокалипсиса: когда всё уже закончено, когда судьи вынесли свой вердикт и разошлись по домам, а один забытый подсудимый, уснув, пропустил своё право оправдаться. Или хотя бы право быть осужденным. Без надежды на спасение он сидел, закованный в наручники в опустевшем зале суда и ждал непонятно чего, зная, что дверь больше никогда не откроется.
Мия взяла себя в руки и посмотрела вверх: конца стены не было видно. Она так же, как и всё вокруг тонула во мраке, сливаясь с бездонностью прожорливого неба.
«Но ведь где-то конец должен быть» – подумала Мия и начала сантиметр за сантиметром прощупывать стену. Ни потайной двери, ни выпадающего камня она так и не нашла. Но зато она заметила кое-что другое. Шов между кирпичами – он был настолько толстым, что её тоненькие пальчики могли протиснуться между камнями. Нужно было только расковырять раствор. Чем? Конечно же, ногтями – ничего другого здесь и не было. Да, это долго. Но что значит время для бессмертного ребёнка, мечтающего выбраться на свободу?
Часы и дни, измеряемые лишь мерцанием тусклой лампочки, тонули в неизменном безвременье, в то время как лестница из проделанных борозд становилась все выше и выше, пока свет одинокого фонаря не превратился в маленькую точку. И вот, в один злополучный миг, девочка сорвалась и с непомерной высоты упала вниз – обратно в заточение.
Это напоминало очередную иллюзию – дурной сон, в который мало верится даже во время дрёмы. То, что называется Городом, скорее походило на гигантский детский конструктор, собранный второпях неумелым малышом. Детали зданий соединялись между собой через однотипные блоки, которые всякий раз меняли своё место и положение. И без того неустойчивая система постоянно приходила в движение, что со стороны напоминало колеблющееся пламя. Дома изменялись и трансформировались. С ними изменялись и люди, проглядывающиеся через стекла. Чем-то удивительным было зрелище, когда мимо окна шёл какой-то человек, а в следующий миг комната раздваивалась, разделяя жильца пополам, а его ноги, как и туловище, продолжали жить своей жизнью, порой отличной друг от друга.
Неизменной оставалась лишь гигантская плотина, растворяющаяся вдали в раскаленных переливах горячего воздуха. Увиденное всколыхнуло память Пара, но недостаточно для того, чтобы вспомнить, где он уже мог наблюдать такую картину. Быть может, это сон? И всё вокруг такое же нереальное, как и Юна, как и смерть Мии? Если вся планета сродни сюрреалистическим видениям, как определить, какой мир настоящий? Должна была быть какая-то зацепка, деталь, по которой можно было определить материальность этого мира.
Пар стоял на длинной улице, аккуратно вымощенной тяжёлыми булыжниками. Он проверил пальцами твердость камней – они казались волне реальными. Но стоило оторвать взгляд от того, что у него было под ногами, как в голову снова лезли сомнения: «Вдруг это очередной фантом, уготовивший мне обрыв в конце пути?»
Юноша тяжело вздохнул и опустил руки в карманы. Его пальцы наткнулись на твёрдый предмет. Пар достал его – это был серебряный карандаш. Сейчас он светится сильнее обычного. Конечно, никакой предмет не мог затенить его от солнца, а сейчас он как раз был на солнце. На секунду юноше вспомнился старик в читальном зале. В тот раз, когда Пар просил его нарисовать карту, карандаш не светился. Видимо, доля фантастичности в этих иллюзиях строго распределена – чтобы человек медленно сходил с ума. Но если в этот мир попадает предмет, который сам по себе волшебный, он становится обычным, неприметным. Сейчас карандаш сиял, а, значит, и мир вокруг был реален, как никогда. Юноша поспешил к Городу.
На этот раз внутри всё было более приземлено: огромный зал и комнаты без дверей. Ни одного шкафа, ни одного стола, не говоря уже о книгах. Внутри сидели на полу или стояли в большинстве своём пожилые люди. Взгляд у них всех был отрешённым, как будто там, в раскаленном воздухе они увидели бесконечность, мысли их сливались с нею и тонули в бесформенном пространстве вечности.
Пар понял, что некоторое время назад он был таким же, как они, он плутал в собственных грёзах и страхах, будто загипнотизированный. Если их не удавалось привести в чувства внутри транса, возможно, сейчас ему больше повезёт?
– Мистер, простите, вы не можете мне помочь… ну куда же вы? Мадам… нет, пожалуйста, не отворачивайтесь, мне нужно кое-что узнать. Вот вы, мужчина, что так пристально смотрите на меня. Подскажите, как мне попасть… мужчина, вы слушаете меня, мужчина?
Все попытки разбудить кого-либо заканчивались провалом. Пар и тряс их, и бил, и кричал на ухо. Люди реагировали, но не совсем обычно. Примерно так же реагировал бы сонный слон на ребёнка, пытающегося с ним поиграть.
– Да как же вам не стыдно! Вы же взрослые люди. А у меня там девочка – моя подруга. Её зовут Мия, и ей нужна помощь.
После этой фразы все вдруг резко повернули к нему головы, словно туча одинаковых марионеток по велению кукловода.
– У неё нет имени, – сказал один.
– Её зовут «человек», – подхватил другой.
– Мы все люди, и это наше общее имя, – заключил третий.
– И меня зовут человек, – начало раздаваться отовсюду, сливаясь в общий хор отработанного человеческого материала, будто это был один многоголосый человек. – И меня так зовут! И я – человек. И моё имя человек. И её – тоже человек. И девочку твою зовут человек. Меня зовут Пит. И меня зовут человек. И я человек! Мы все – человек.
– Меня зовут Пит! – среди обступивших какой-то щупленький редкозубый старик вцепился в руку Пара и повторял без умолку: – Меня зовут Пит.
Все затихли. Все товарищи с испугом начали от него отходить. Минуту назад они считали его своим. Одним из них. Но сейчас…
– Меня зовут Пит. А её, – старик указал на пожилую женщину в углу комнаты, – её зовут Жозефина. И у нас у всех есть имена. И у тебя, и у тебя – у всех. Только вы их не помните, а я – помню. Я… всё помню.
Вокруг начало разгораться любопытство, и отрешенность стала исчезать из глаз окружающих.
– Пит, ты можешь мне помочь? Мне нужно в Обитель. Это очень важно!
– Зачем тебе в Обитель? Там жарко и страшно! А здесь – лес, прохлада. И очень много воды, – он будто бы взял кувшин и начал из него пить.
«Он безумен, – подумал Пар, – он так же безумен, как и все остальные. Другое дело, что по соседству с этим безумием живёт и его настоящее "я", которое стремится выбраться на волю».
– Пит, в Обители моя подруга. Её зовут Мия. Ей нужна моя помощь. Ты знаешь, как туда пробраться?
– Никто из смертных этого не знает.
Слова безумца прозвучали, как гром. Никто! Никто ему не поможет!
– Значит, придётся искать этот выход самому, – с отчаянием произнёс Пар.
– И не найти. Уж поверь, я проработал там везде, побывал в самых укромных и тёмных уголках. И уж я-то знаю, что тебя там ждёт.
– Тогда расскажи мне. Расскажи мне всё!
– О! Это долгая история! Меня зовут Пит, и я, значит, с Земли. Здесь все с Земли. Люди в смысле. А ты знаешь, что ты с Земли?
– Да, знаю.
– Хорошо, значит, если знаешь. Многие не знают. Многие позабыли. Но я не забыл. Я помню Землю. И я помню родителей. Особенно отца, да, отца. Не помню, как его зовут, но помню, что у него было имя. У всех было имя! Но многие его забыли. Тогда, в дни моего детства, была война. И мы, значит, эту войну проиграли. Нас почти что поработили. Захватчики стали жить припеваючи, а мы, значит, делали всю чёрную работу. Наш народ стал считаться людьми второго сорта. Да, если не третьего… если не третьего. Так нам всем говорилось.
И тогда отец сказал мне: «Не забывай, кто ты есть, сынок. Не забывай, что ты – не раб, ты свободный человек. И все мы: народ, люди, звери, птицы, деревья – все равны. Это очень легко забыть и в этом очень легко себя потерять. И вот чтобы не потерять себя, нужно провести в уме своём черту и поклясться самому себе, что бы ни случилось: дурного или хорошего – не переступать через эту черту».
Так, когда ранним утром мы, дети порабощённых родителей, вовсю трудились на чёрной работе – прилетели их огромные стальные птицы и всех нас забрали. Я тогда, помню, как жутко злился, что эти гиганты похитили самых трудолюбивых из нас, а ленивые дети захватчиков, которые в то время даже не встали со своих мягких перин, мирно видели десятый сон. Но это было давно. Теперь я уже и не злюсь. Так вот, значит, забрали нас эти белые громадины – это сейчас они просто большие, а тогда, для нас, маленьких, они были подобны горе. Все мы жутко их боялись. Много позже я узнал, что они в действительности не такие уж и страшные, какими кажутся на первый взгляд. С детьми-то они справиться могут, а вот взрослых они боятся – держатся от тебя на расстоянии двух метров, да тыкают в тебя своими палками. Немного ловкости – и эта палка уже у тебя в руках. Но это сейчас я всё знаю, а тогда мы все жутко боялись. Да, так и было.
И вот тогда собрали всех нас в огромный ангар и всю дорогу нам рассказывали, как нам повезло, что нас схватили и пленили. Говорили, что теперь у нас у всех один общий дом, одно общее дело и одно общее имя – «человек». Нас заверяли, что все мы рано или поздно это поймём. Тогда-то я и сказал себе: «Друг, тебя зовут Питт. И всегда будут звать Питт, что бы ни случилось, что бы тебе не говорили». Я повторял своё имя с пробуждением, я повторял своё имя перед сном. Тихо, конечно, чтобы никто не слышал. Так я и сохранил его в своей памяти. У вас есть имя! У всех есть. Просто не все его помнят. Я говорил, что вон ту леди зовут Жозефина? Что? Ну, хорошо, хорошо, я продолжаю.
С тех пор имя становилось редкостью. Тогда как любое наше увлечение каралось огненным народом, я нашёл себе такое, в котором бы меня не сумел упрекнуть ни один хозяин. В детстве мой отец коллекционировал какие-то бумажки – я помню это. Марки… да, точно, марки! Так вот, а я, значит, начал коллекционировать имена. Я узнавал, как кого зовут, и пристально вглядывался в лицо человека, запоминая его черты. Так я создавал очередную именную фигурку у себя в памяти. Спустя много лет в повзрослевших и постаревших согражданах я всё-таки распознавал некоторых из тех, кого так долго изучал. Моя коллекция пополнялась, хотя с годами собирать её становилось всё труднее. Моя память стала периодически меня подводить, да и другие стали забывать, кто они.
– Что Вы ещё помните? – спросил Пар.
– Всё началось тогда, в корабле, когда я дал себе слово, что никогда не забуду, кто я есть. Перед тем, как приземлиться на огненной планете, в нас вживляли какие-то лепестки. То ли белые, то ли голубые – у них был странный цвет. От них на метр веяло холодом. И вот, представляете, как такой лепесток распускается на тонкие нити и впивается к тебе в грудь, проникая в самое сердце. Так и было. От холода внутри всё разрывало, болело, ныло и создавало невыносимую тяжесть, как будто у тебя внутри поселился огромный ледяной паук. И он по всему твоему телу сплёл паутину изо льда, а сам притаился, обняв твоё сердце длинными острыми лапками, и ждёт, когда оно станет таким же холодным, как у похитивших тебя хозяев. Слава богу, когда мы вышли из корабля в жару, боль утихла.
Дальше у нас всё забирали и разделяли нас на группы. А потом – годы непрерывной работы. Я переработал везде, где только можно, во всех Обителях. Я делал это, потому что так мне удавалось разузнать как можно больше имён, пополнив ими мою коллекцию.
– Во всех Обителях? Их несколько? – удивился Пар.
– О, да! Их великое множество! Они разбросаны на всей поверхности солнца. Но побывать в них всех не удаётся, пожалуй, даже хозяевам. Слишком уж их много. Когда я говорил про все Обители, я имел в виду все четыре: детская Обитель, Обитель молодости, Обитель для зрелости и Обитель для старости. Как только годы берут своё, тебя непременно перевозят в другую крепость. В первой тебя знакомят с их правилами и обычаями, дают свыкнуться со своей участью. Но рано или поздно в тебе вскипает дух противоречия, и ты готов бросить вызов всему миру. Тогда тебя переводят во вторую Обитель. Уж там к тебе найдут достойный подход. Если первый приют тебе казался страшным, то после Обители молодости ты понимаешь, что это были только цветочки. Хе-хе, – старик хрипло засмеялся.
– И чем дальше – тем хуже?
– Нет, наоборот! После второй крепости никто уже не бунтует. С нами там не церемонятся и ставят на своё место. Остальные Обители отличаются лишь ношей, которая сваливается к тебе на плечи. Самое главное – это, конечно, строительство стен. Чем выше и быстрее ты их построишь, тем довольнее будут хозяева. Если у них вообще есть какие-то эмоции. Для строительства материал нужно извлечь, обработать, установить. И всё это сопровождается мощными всполохами. А этот огонь вечно что-то рушит. А ты потом ходи, заделывай за ним дыры. Пожалуй, ничего хуже строительного труда я вспомнить не могу. Городить платину из тяжелейших камней и тел своих друзей – не самое приятное занятие, знаешь ли. Что действительно было весело, так это быть посыльным. Относить еду, питье, поручения – это было так увлекательно! Столько новых имён! Вы себе и не представляете. А путешествуешь ты при этом! Иной раз забьёшься в какую-нибудь щель, да передохнешь минуту-другую. Жаль только, щелей было мало. Те, кто кладут стены, не очень-то любят тех, кто прохлаждается в тени уступов. Поэтому работяги и строили так, чтобы каждый угол хорошо просматривался нашими высокими хозяевами. Но даже когда отдыха было мало, быть посыльным всегда считалось престижно. Это и увлекательно, и не так тяжело. Нашим владыкам было всё равно, кто мы, кто из нас лучше, кто хуже, поэтому мы между собой сражались за место посыльного. Ведь оно сравни путешествиям, если вы понимание, о чём я. Хе-хе.
А ещё были кристаллы! Да-да, среди нас считалось привилегированным занятием работать с кристаллами. Потому что это единственная работа, где не надо бегать туда-сюда. Да и огонь не бил по тем местам, где росли кристаллы. Поэтому работать там было безопасно. Месторождение кристаллов всегда находились в центре Обители. Это был огромный кратер, разветвляющийся пещерами вглубь земли, на стенках которых прорастали удивительные цветы. И цветы эти на самом деле мягкие! Но во время цветения, когда они распускаются, они каменеют и превращаются в рубиновые драгоценности. Зрелище очень красивое. И завораживающее! Главное – не слишком увлекаться, иначе получишь порцию кошмаров от хозяев. После кристаллизации, значит, цветки вынимались из земли. Это было очень просто, потому что их корни во время цветения выходили через стебель наружу и завивались спиралью. Эти завитки выдергивались в первую очередь, так как они могли снова пойти в землю и пустить новое потомство. По всей видимости, хозяева не очень-то ценили эти блестящие растения. Там, где вовремя был сорван цветок с корнем, больше никогда ничего не прорастало. А между тем кристаллов оставалось очень и очень много. Девонты ещё сажали специальные растения, чтобы яма была ещё больше – бобы. Хе-хе. Хорошие бобы! Но не о них сейчас речь. Потом цветы приходилось разбивать. А разбивать-то толком не обо что! Все твердые породы с собой уносили каменщики, что стену возводят. А у тебя только молоточек, руки да кристаллы. Какие схемы по разбивке этих цветов мы только не изобретали! А сколько было изобретено до нас! Мы били бутон между двумя другими, били молотками всей толпой, отыскивали микротрещины. Самые изворотливые из нас направляли бутон в бутон, пока цветы были мягкими. Так, в момент их твердения, они сами разбивали друг друга. Хозяева ругались, если такое видели – уж очень они боялись, что разрушение произойдёт до того, как корни выйдут наружу.
Потом кристаллы расходились кто куда. Некоторые ящики отправлялись глубоко под землю. Другие –немногие – в мастерскую. В этой мастерской нам уже давали нормальные инструменты, которые резали эти стекляшки, как масло. Мы выпиливали из рубинов разные причудливые формы, а после инкрустировали ими дубинки наших хозяев. Украшали мы их не как кому в голову взбрело, а по определённой схеме. Стимары в наших руках всегда были в нерабочем состоянии. Но это было сделано не для того, чтобы мы не свергли господства Девонтов – нет, этого они не боялись. Как многие из нас уже убедились, находясь в Обители для подростков, магия хозяев действует только на нас, людей. Может это из-за того, что у Девонтов вообще нет никаких чувств, и страха в том числе. А палки эти как раз призывают страх. И ни чей бы то ни было, а твой собственный. Он вырывается из недр твоего подсознания и материализуется вокруг тебя! Но это ты так видишь. Для других ты просто превращаешься в зомби и выполняешь всю работу на автомате до тех пор, пока не сумеешь побороть свои кошмары. Ну, или пока твои страхи не сожрут тебя самого. Увы, первое бывало редко. Очень редко. Мало кто мог этим похвастаться. А когда бывало, хозяева для тебя перестраивали своё оружие и запирали тебя в темнице. Какой? Чёрт его знает, я никогда там не был. Мне об этом рассказывали только. Кто мне об этом говорил? Мимисата… кто ещё? Асилицытум…
Старик начал вспоминать имена, затерявшиеся в безликой истории огненной планеты, пока Пар его не прервал.
– Ох, извините, старая привычка. О чём я? Ах, да, кристаллы! Так вот, орудия нам давали нерабочими скорее всего для того, чтобы мы друг другу не навредили. Сами они их не боялись. Но была ещё огромная партия кристаллов, которая отправлялась в печь. Печь эта находилась глубоко под землёй и представляла собой зал с удивительной машиной. Мы складывали кристаллы на конвейер и наблюдали, как они сгорают в белом пламени. Как ни странно, но этот огонь был холодным. Он испепелял всё вокруг, как самое горячее на свете пламя, но прах, осыпающийся от цветков, источал мертвенный холод. Холод из помещения уносился по трубам, и в зале вновь становилось тепло. Холодно было только внутри нас самих, будто низкая температура пробуждала животное, родившееся из вживлённого нам в грудь лепестка. Но потом проходило и это.
– Куда вели эти трубы? С холодом?
– Не знаю. А они что, куда-то должны вести?
Было видно, что перед Паром стоит человек, который по природе своей родился очень умным, сообразительным, изобретательным. Но жизнь в рабстве, отданная тупому физическому труду, непросвещённость и отсутствие самого простого образования превращали его в полуличность: полуумного, полуглупого, полупонимающего, полузаблуждающегося. Так ему уготована была судьбою роль местного сумасшедшего среди всеобщего безумия. Он был слишком странным для своего народа, потому что о многом задумывался, и слишком странным для любого человека с Земли воде Пара, потому что слишком многое недодумывал.
– Я так понимаю, это всё, чем вы занимались?
– О, нет, есть ещё одно секретное дело! После него Девонты тщательно старались внушить тебе, что оно тебе приснилось. Но в моём случае они просчитались, – старикашка злобно захихикал. – Я их сумел перехитрить. Обитель, напоминающая амфитеатр, вся изборождена подземными помещениями и тоннелями. И вот в одной из таких тайных комнат они выращивают волшебные бобы!
– И чем они волшебные? Быстро вырастают? – вспомнил юноша детскую сказку.
– Да, – удивился старик, – а откуда ты знаешь?
– Для чего они им нужны?
– Они ими добывают кристаллы! А ещё эти бобы останавливают огонь. Но об этом никто не знает! Девонты тщательно маскируют эти воспоминания под видения. Но я их перехитрил – я съел эти бобы!
– И что же с тобой потом было?
– Как, что было? Ничего! Они оказались несъедобными. Поэтому после того, как меня проверили, обыскали и ввели в транс, я, проснувшись, первым делом, выплюнул их. Так я понял, что это был не сон.
– Ты спятил, старик! Ты уже сам не знаешь, что говоришь!
– Нет, сынок, я знаю. Если ты не знаешь, о чём я говорю, так и не порывайся судить, – сказал Пит обиженно. Он что-то достал из карманов и протянул это Пару.
– Вот, гляди.
На ладони у Пита была горсть бобовых зёрен. Старик схватил руки юноши и высыпал на них свои сокровища.
Почувствовав вину, Пар постарался сменить тему.
– Хорошо, даже если всё, о чём ты говоришь – правда, это ни на шаг меня не приближает к моей цели. Мне нужно попасть в Обитель.
– Тут тебе, сынок, я не помощник.
– Да, я помню. Ты ранее уже говорил, что мне никто не поможет.
– Никто? Я разве такое говорил? Я говорил, что никто из смертных.
– А среди нас есть бессмертные? – со скептицизмом поинтересовался Пар.
– Нет, что ты! Мы же люди! Но за пределами Города в горах среди огня живёт нечто древнее и нечто страшное…
Мия проснулась от холода. Внутри неё всё так и ныло, будто она только что съела огромный кусок мороженого, не умудрившись его даже прожевать. Она оглянулась. Вокруг, как и раньше, кипела работа. На неё уставился один из белоликих титанов. Сообразив, что Мия уже в сознании, он направился к ней, угрожающе выставив вперёд стимар. Но не успел он дойти до бунтарки, как к ней подсела девочка в длинном красном плаще и капюшоне. Такую форму носили посыльные. Незнакомка стала выкладывать перед Мией еду, заставив тем самым отступить гиганта назад.
– Они не любят, когда ты сидишь без дела. Ты должна или работать, или спать, или есть. Другого не дано. Иначе последует приказ, а потом наказание.
– Спасибо, – ответила Мия и откусила кусок хлеба.
– Я не могу здесь задерживаться надолго. Но во время следующей трапезы я обязательно к тебе приду. Ты – Мия, верно? – имя девочка произнесла так тихо, что оно разве что читалось по губам.
– Да. А откуда ты знаешь?
– Поговаривают о тебе, – быстро произнесла посыльная, собирая вещи обратно в лукошко. Она намеренно выложила слишком много еды, чтобы выиграть время, и сейчас чувствовала на своей спине пристальный взгляд надзирателя. – Ты что-то говорила о человеке, который должен тебя спасти?
– Да, Пар! – она осеклась, поняв, что только что произнесла имя. Девонт повернулся к ней. – Парк бы здесь разбить, а то скучно, – выкрутилась она. Охранник купился.
– Откуда он? – спросила её посыльная.
– Не знаю даже… жил где-то около Карского моря, а так…
– Ешь и ничего не говори больше. Позже приду.
Она вручила бунтарке батон и быстро пошла прочь. Мия посмотрела на подарок. На корке хлеба было нацарапано: «Меня зовут Лания».
До обеда Мия старалась не выказывать хозяевам своего характера, хотя несколько раз едва не сорвалась на них. Её очень заинтересовала эта девушка, которая была с ней так добра. Когда Мия пыталась разбить очередной кристалл, к ней в помощники вызвалась Агнесса.
– Тобой интересовались, – улыбнулась она.
– Я что, теперь, местная легенда?
– Кого-то и правда вдохновляет твоя смелость. Это хорошо.
– Мне от этого не очень-то хорошо. Эти палки… – её передёрнуло.
– Я знаю. Уже успела угодить один раз под горячую руку. И мне это совсем не понравилось. Как вспомню – снова в страх берёт.
– Тогда тебе лучше не злить этих громадин.
– Тебе тоже, – усмехнулась Агнесса. Она будто завидовала, что её подруга умудрилась за первые дни схлопотать три удара, при этом один из них на повышенной мощности, и едва не нарываться на ещё одно наказание, будто ей это нипочём.
– А я и не злю! Это они меня злят! Вот чего они пристали?
– Потому что у них нет сердца. И они чувствуют свою безнаказанность. Мы – всего лишь дети. А они – великаны. Поэтому они и чувствуют себя защищёнными. Но у меня есть план – устроить революцию и свергнуть их. Как в книжках. Не боишься?
– Нет! – улыбнулась Мия, почуяв что-то интересное. – А как ты это сделаешь?
– Очень просто. Я договорюсь с посыльными. Одна из них, Лания, много расспрашивала о тебе. Посыльные смогут передавать сообщения не только от наших хозяев, но и от нас самих. Так мы разошлем весть всем о готовящемся бунте. А когда получим от всех согласие, мы подадим условный знак и всем скопом ударим по этим великанам.
– Мне нравится, – расцвела в преддверии приключений Мия.
– Нужно всё продумать. Нам нужен план. Но теперь я должна тебя покинуть, чтобы не вызывать подозрений. Добро пожаловать в мир интриг, – черноволосая красавица подмигнула подруге через плечо. Мия широко улыбнулась. Она уже успела стать звездой, затеять революцию, сплести интриги, а день обещал ещё немало всего интересного.
В обед Мия снова встретилась с Ланией. Та поведала, что Пар – её брат. Она согласилась, что на него можно было бы положиться, но он – не бог, и если уж бежать из этого места – то только своими силами. И ни на кого не рассчитывать.
– Ты что-нибудь знаешь про восстание? – тихо спросила Мия. Лания утвердительно кивнула.
– Агитация уже началась. Но многие сомневаются. Смотрят на других и не спешат с ответами. Если бы все дружно сказали «да», тогда всем было бы проще. Но дети боятся, что будут в меньшинстве, и им достанется больше всех. Мы боимся их палок. Очень боимся. Натерпелись за эти годы столько! Вот все и молчат. А собрать людей разом невозможно, сама понимаешь.
– Так говори каждому, что все согласны! – предложила Мия.
– Это неправильно. Это должен быть их выбор, их решение. А если всплывет, что я вру? Будто я пытаюсь подставить под удар всех без их ведома или обманом?
– Ты сама боишься, – осознав всё, произнесла Мия.
– Пожалуй. Но не титанов. Я боюсь подставить других.