Текст книги "Океан в изгибах ракушки или Синяя рыба"

Автор книги: Валерий Саморай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Именно в этот момент взгляды Сверчка и «матери» встретились. Словно по волшебству, на глазах у них выступили слёзы.

– Но каждый – по-своему. Порой, наша любовь заставляет нас делать глупости и ошибки. Особенно, когда начинает казаться, что ты достоин какой-то особой любви, нежели другие. Но Пиявка не была ошибкой. Эта девочка была больной. Многие считали её отсталой, да и я когда-то так думала. Но по пути мне встретился знахарь. Он прочёл болезнь ребёнка – у неё была опухоль мозга. Её убивал рак. Поэтому она была медлительной, поэтому она много не понимала, и поэтому в последние дни она стала забывать всё на свете. И меня, и мою семью. И даже саму себя. И единственное, как можно было побороть болезнь – это выжечь её, пробираясь до самого мозга. Знахарь побоялся это сделать. Он предпочёл смерть для девочки, нежели мучительное лечение. А я не побоялась. Я договорилась с ним, что оставлю ребёнка в лесу, а он сходит в ближайший город за семьёй, которая согласится приютить бедняжку. С собой я взять её не могла – со мной она бы не выжила. В ту же ночь пропал и Сверчок. Он стал против меня. Он стал путать мои планы. Он стал ходить по городам и запугивать мной. Но я терпела. Потому что любила его. И потому что знала – он делает это из любви ко мне. И даже после его предательства, после того, как он натравил на меня чудовище и посадил за решётку, после того, как выступал против меня в суде, я прощаю его. Слышишь, Сверчок, я прощаю тебя! Прощаю!

От этих слов каменное сердце Гкхадту'Уэльта растаяло. Но всего лишь на мгновение.

– Зато я тебя не прощаю! – заорал мальчик, срываясь со своего места. Слёзы текли из его глаз. – После всего, что ты сделала, после всего, что я сделал, не прощу тебя. Я не прощу тебя из-за того, каким я стал. Я хочу лишь одного – чтобы ты сдохла!

Толпа подняла гул. Люди кричали, требуя смерти для «матери».

– Тишина, тишина! – стал успокаивать всех судья. – Не надо поднимать волнения. Пришло время выслушать приговор. Итак, Вы рассказали нам, наверное, очень печальную историю. Но, к сожалению, она не имеет никакого отношения к делу. Детей Вы крали, девочку слепили, солдат наших поколотили. А потому, у меня просто нет иного выхода, как признать Вас виновной. К тому же, народ Вас не любит. Не любите же? Вон, слышите, как он скандирует. А зачем же нужна такая жизнь-то, без народной любви? Правильно, незачем. Палач, можете приступать. От имени короля, – безразлично проговорил вердикт судья.

В тот же миг с крыши, словно метеорит с неба, на площадь спрыгнул Гкхадту'Уэльт.

– Вы, справедливости не знающие, законы глупостью подменяющие, судить осмеливающиеся, людишки жалкие, обвиняетесь мной, богом избранным, порока не знающем, кару небесную приносящем, в малодушии. Пошли прочь, и не трогайте эту женщину.

Острое лезвие когтей прошло в нескольких миллиметрах от тела «матери», разрезая связывающие её верёвки.

– Стража! – закричал главный помещик.

Несколько солдат вышли из оцепенения и набросились на гиганта. Тот несколькими ударами разбросал их по разным краям деревни. Следующий удар пришёлся на палача, который осмелился подойти к приговорённой.

– Она – моя, – произнёс зверь.

«Мать» и Уэльт встретились взглядом. Этот взгляд заменил десятки слов благодарности и оправдания. Женщина поняла, что теперь она в безопасности. Она выбежала на середину площади, встав перед своим судьёй, и громко спросила:

– Где мои дети?

– Стража! – испуганно заорал помещик. Но в ответ на его зов, солдаты побросали оружия и побежали прочь. Женщина подняла один из мечей телохранителя главы деревни и произнесла:

– Спрашиваю ещё раз, где мои «личинки»?

– Они… они… в… – старика свалил сердечный приступ.

– Их здесь нет, – крикнул Сверчок, всё ещё стоящий за кафедрой.

– Где они? – заорала «мать».

В ответ она получила лишь издевательскую улыбку. К мальчишке подошёл зверь и навис над ним.

– Где они? – спросил Уэльт.

– Вы их уже больше никогда не увидите, – язвительно произнёс Сверчок.

– Говори, а ни то… – взревел монстр.

– Ни то что? Убьёшь меня? Ребёнка? Пожертвуешь своей непогрешимостью?

– А ни то так и не узнаешь, где твоя настоящая мать, – спокойно произнесла разбойница. Эти слова стёрли с лица подростка улыбку.

– Ты расскажешь мне? – с надеждой спросил Сверчок.

– Не просто расскажу – отведу, – пообещала «мать».

Растерянное лицо мальчика снова стало мрачнее тучи.

– Нет, я тебе не верю! Ты ведь чудовище, слышишь! Чудовище! – заорал он.

– На всей этой площади есть только одно чудовище, – произнёс Уэльт, упорно смотря в глаза Сверчку, – и это не я.

У мальчика перехватило дыхание. Слёзы вновь хлынули из глаз. Он не боялся «матери», не боялся Уэльта, не боялся суда и стражи. Он боялся себя. И он боялся, как он таким предстанет перед той, кто его родила.

– Они на корабле. Плывут к королю. Он отбирает девочек в качестве своих наложниц, а мальчиков в качестве прислуг, – выдавил из себя Сверчок.

Не говоря ни слова, Гкхадту'Уэльт бросился к пристани. В считанные секунды он добрался до берега и уставился в раскрывшийся перед ним океан. Вдали, у самого горизонта, уплывал корабль. Их разделяли километры воды. Зверь стоял неподвижно.

– Чего ты стоишь? Они же уплывают? – подбежала к нему «мать».

– Вода губительна для меня. Она смоет мою броню, и я снова стану человеком.

– Ты и так человек. В сердце. И твоё сердце куда прочнее твоей брони.

Уэльт повернулся к ней.

– Миру не нужен ещё один человек. Ему нужно чудовище. И чудовище во мне говорит, что я должен остаться здесь.

– Ты должен спасти моих детей! – заорала «мать».

– Вода смоет мою броню, – всё так же спокойно повторил монстр.

– Нет, не смоет, – решительно сказала «мать» и подошла к берегу. Она достала нож и стала отбивать оледенелый край моря.

– Что ты делаешь? – удивился Уэльт.

– Мастерю тебе плот. Возьмёшь весло и поплывёшь на льдине. И это не обсуждается. Ты спасёшь моих «личинок» и точка. Возражения есть?

Монстр подошёл к женщине, посмотрел, как она маленьким куском металла орудует на льду и произнёс.

– Возражений нет.

С этими словами он вонзил в огромный айсберг свои длинные когти, отделил его от остального ледяного покрова и, схватив весло, оттолкнулся от берега. Мощными рывками он грёб по морю. Расстояние до корабля сокращалось с немыслимой скоростью. Победа казалась у него в кармане. Но вдруг весло сломалось. Зверь оказался запертым среди моря на огромной льдине. Сзади была погрязшая в грехе деревня, впереди – уплывающий корабль. Уэльт посмотрел на свои руки: мощные когти, широкие длинные пальцы. Если сложить их, то получится огромная ласта. Но вода смоет её. Смоет. Но не сразу.

Зверь опустил в ледяное море правую лапу и оттолкнулся от волн вперёд. Ещё раз правой, но с другой стороны, ещё раз. Он был подобен брошенному по волнам плоскому камню, лягушкой скачущему к центру моря. Грязь на его пальцах и плечах размягчалась. Острые сабли отсоединились и пошли на дно. Правая рука становилась человеческой. Когда броня смылась с неё, до корабля оставалось всего пара сотен метров. Уэльт напрягся и оттолкнулся от льдины. Он подлетел и вонзился звериной лапой в обшивку корабля. Ещё мгновение, и он был на палубе.

– Я, из пучин вод вышедший, зло изгоняющий, низость пресекающий, приказываю вам, тьме подчиняющимся, присягу нечистому отдавшим, детей укравшим, сложите оружия. Отпустите девочек, отпустите мальчиков. Передайте им власть над штурвалом и поворачивайте назад, ибо ждёт вас смерть мучительная, пощады не знающая, мраком охватывающая.

– Уэльт, – закричала Капустница, вырываясь из рук матросов. Она подбежала к чудищу и кинулась к нему в объятья. – Ты всё-таки пришёл.

– Я же говорил – тебе не стоит отходить от меня далеко.

И он обнял её человеческой рукой. Это было одно из самого приятного, что ей удавалось почувствовать за всю жизнь. Спустя несколько минут их обступили и другие дети, желающие прикоснуться к невиданному чудищу не в схватке, а уже как к другу. Корабль повернул назад и поплыл к деревне.

Астегор мрачно встречал своих гостей. Этот город был хмур даже в самые светлые и солнечные дни, будто он затаил обиду на человечество, оставившее его гнить в собственных величайших технологиях, которых человечество давно переросло и уже никогда больше до него не дорастёт. На обломках погибшей цивилизации «личинки» разбивали лагерь, сооружая новое жилище. Рыжая веснушчатая девочка по имени Крапивница каждый раз отвлекалась от своих обязанностей, мечтательно засматриваясь на гигантского монстра, стоящего рядом с её «матерью». Она, как никто, видела в нём человека и мечтала заглянуть под маску каменной холодной непроницаемости.

– Она уже почти взрослая, – произнесла «мать». – Она хочет уйти с тобой.

– Она не знает, на что хочет подписаться, – возразил Уэльт. – У нас есть ещё одно незаконченное дело. И решить его мы должны не здесь.

«Мать» кивнула на стоящее неподалёку разрушенное здание. Они медленно побрели в его сторону. «Личинки» провожали их взглядом, будто стая голодных комаров, почувствовавших запах крови.

– Я ищу женщину. Она потеряла маленькую девочку. Её зовут Мия. Восемь лет, длинные волосы…

«Мать» покачала головой.

– Я не бросаю и не теряю своих детей. И каждого из них я помню. Когда они готовы отделиться от улья, я выпускаю их на волю. Воля – это нормальное человеческое общество. Не бандиты, не пираты. И не цари. Их я тоже не люблю. Я слежу за жизнью своих подопечных. Пусть и тайно, но я выведываю, как они живут, счастливы ли они, какой семьёй они обзавелись. Но никого по имени Мия я не знаю. Одно я знаю точно, ни её, ни кого другого не минует тяжёлая участь, если до них доберутся похитители детей. За этот посёлок я спокойна. Зная, что я на свободе, матери ещё долго не будут выпускать своих чад на волю. Пусть они боятся меня, но детей они уберегут от куда более страшных существ.

– Что же до тебя – ты будешь красть детей?

– Да, – твёрдо сказала «мать».

– Это – грех, это – зло, – угрожающе произнёс Уэльт.

– Добро, зло, – усмехнулась «мать», – всё зависит от того, какой промежуток времени мы берём до или после того или иного события. Очень хочется закончить сказку на «Жили долго и счастливо». Но конца нет. Всегда есть продолжение, в которое нам не хочется заглядывать. Мы боимся его. И это губит нас.

– Да, это губит, – согласился Уэльт, – и всё же, я должен сделать нечто ужасное. И, возможно, низкое. Так что заранее прошу меня простить.

Уэльт вышел из здания один. Острые лезвия левой руки были обагрены человеческой кровью. Все дети с ужасом смотрели на гиганта.

– Где наша «мать»? – испуганно спросила Крапивница.

– Её больше нет, – ответил зверь. – Тяжесть её грехов была больше тяжести принесённого ей блага.

– Нет! – воскликнула девочка.

– Да, – угрюмо ответил Уэльт, – такова цена моей справедливости.

– Твоя справедливость ничего не стоит, ты, чудовище! – заорала рыжая и, подняв с земли камень, бросила его в гиганта. Тот укрылся от броска человеческой рукой.

– Ты – чудовище, чудовище! – кричала Крапивница, поднимая с земли всё, что попадётся под руку. Остальные личинки, не сдерживая своего гнева, последовали её примеру.

В монстра летело всё, что было в заброшенном городе, приправленное отменной бранью. В него летели обидные слова, обжигающая правда и тысячи проклятий, срывающихся с уст детей. Осколки и металл, камни и грязь, механизмы и обломки изобретений. А Уэльт лишь стоял неподвижно, прикрываясь правой рукой, и смотрел сквозь пальцы на то, как его смешивают с грязью. Затем, когда силы у детей иссякли, он опустил новую, покрытую более совершенной, более прочной, более разрушительной бронёй руку и произнёс:

– Да, я чудовище.

С этими словами он сорвался с места и убежал прочь. Лишь достигнув самой окраины разрушенного города, он обернулся, взирая на детей, которые кидались в объятья вышедшей к ним «матери». Ладонь женщины была оцарапана клинком. И лишь одна девочка на последнем издыхании бежала за уносящимся прочь гигантом, умоляя его о прощении.

– Да, я чудовище, – повторил тихо сам себе Уэльт и отправился в деревню к Кавзуку предупредить всех об охотниках за детскими душами. По всем городам таинственно исчезают дети. Эта беда могла коснуться и Мии. Этого Уэльт никак не мог допустить. Нужно найти похитителей. Нужно защитить его маленькую гостью. А его обещание найти маму – оно подождет. Безопасность Мии превыше всего. Наказание виновного – превыше всего.

Гкхадту'Уэльт закончил историю. Площадь погрузилась в молчаливую тишину. Чудовище, будто каменная статуя в центре селения, оглядывало каждого и в каждом находило молящий взгляд, как бы кричащий: «Помоги! Спаси наших детей!» Но здесь Уэльт был бессилен. Всё это время он имел дело с реальными преступниками из плоти и крови, которых можно было проучить их же кровью: покалечить, разорвать на части или, как минимум, запугать до полусмерти. Его метод – действовать напрямую, в лоб. Но как бороться с легендой? С отрывистыми рассказами, перемешанными с народными байками и недомолвками? Опасность таилась в незримом маньяке, который крадет детей. Уэльт не был детективом или экстрасенсом. Он способен по стуку сердца, по пульсации крови в венах и артериях, по запаху страха определить, виновен ли человек, но как найти человека, чьё сердце высечено из камня, как найти призрака, что пускает по своему телу вместо крови души загубленных ребят? Всё, что он сейчас мог – это предупредить. Защищать ему предстояло только одного человека – Мию. Но с этим всё просто: можно закрыть её в пещере, как и раньше – пока он будет на охоте.

Толпа начала потихоньку разбредаться. Старейшины сбились в кучу, обсуждая, что теперь делать, женщины пошли в дом, успокаивая детей, а мужчины отправились заниматься своим ремеслом. Дурные вести дурными вестями, а работа сама делаться не будет. Кавзук строго приказал Агнессе отвести Мию в дом, а сам пошёл к чудовищу обсудить то, что не предназначалось для её ушей.

Это был последний раз, когда Мия могла насладиться уютом дома гостеприимного фермера. В тот же вечер мягкая перина теплой постели сменилась соломой в тёмной и холодной пещере. Мие не хотелось покидать дом крестьянина. Помимо уюта в нём она нашла новую подругу, с которой всегда было весело. Но теперь вместо радостного смеха и задорных шуток она слышала лишь треск костра да сквозящий горный ветер. Вместо игрового взгляда Агнессы и отеческого взора Кавзука ей приходилось довольствоваться лишь стеклянными ничего не выражающими глазами монстра, впившимися в пляшущие языки пламени, будто в глубине огня пряталась отрубленная голова Медузы Горгоны, обращающая хозяина пещеры в камень. Камень… да, всю эту жизнь гиганта можно было назвать одним словом: камень. Каменное сердце каменными ножами убивает каменные души. И ничего не меняется: будто на каменном пляже взяли несколько булыжников, поменяли их местами, а часть бросили в воду. Но, в общем, картина осталась неизменной. И она, Мия – это тоже камень во всем этом пейзаже: слишком сухой, слишком горячий. Накрыла бы её волна жизни, да унесла в глубокое море. Но слишком далеко извивается вспененная грань мирового океана, слишком спокойная водная гладь, чтобы поглотить в себя монотонную жизнь девочки. Поднялся бы шторм и…

Мия вдруг заметила, что снова разговаривает со своей игрушкой. Не первый раз она забывалась, награждая куклу умением слушать, понимать и сопереживать. Всё это прошло, когда она стала жить в домике доброго горца, но вот опять одиночество прошлого протянуло к детской фантазии свои длинные пальцы.

Девочка легла на колкую жухлую солому. Сегодня ей не уснуть. Ни один час придётся потратить, чтобы найти наиболее удобное положение, если таковое здесь вообще возможно, свыкнуться с жаром со стороны костра и с холодом со стороны тени, забыть о страшных звуках, доносящихся снаружи от пещеры и не думать о маме. Да, она не заснет. Может, разве что под самое утро. Хорошо хоть завтра никто не станет её будить.

Всё случилось несколькими днями спустя. Зверь был на охоте, а Мия сидела в пещере, наблюдая через узкую щелку, как играют на ветру редкие деревья. После своего возвращения Уэльт стал плотнее закрывать выход, и то только для того, чтобы девочка не задохнулась, пока его нет. В щель можно было просунуть разве что руку, но на большее рассчитывать не приходилось.

Вдруг с той стороны послышались какие-то шорохи. Мия насторожилась. Это могли быть похитители детей, но что им искать в горах среди безлюдных пещер? Чувствуя себя в безопасности, она подошла к валуну, служившему дверью, и огляделась через щель по сторонам. По открытому плато шёл Пар.

– Паровозик! – завизжала девочка. – Паровозик, миленький, я здесь!

Юноша чуть не подскочил на месте. Оглядевшись, он увидел, как из узкого отверстия высунулась детская ручка и помахала ему. Пар тут же подбежал к подруге.

– Слава богу, я тебя нашёл! Мия, золотце, как ты?

– Хорошо, – засияла девочка.

– Это хорошо, по-твоему? Шутишь? Кто тебя тут запер?

– Гадвельт. Вернее, у него чуть более сложное имя, но я его точно не выговорю. Но ты не думай – он не плохой. Он просто так заботится обо мне.

– Да уж, хорошая забота, ничего не скажешь, – выпалил Пар, а потом вспомнил, как сам прикрывался заботой, терроризируя девочку своими постоянными нравоучениями. – Мия, я хочу извиниться перед тобой. Извиниться за то, как поступал, как не слушал тебя. За то, что вёл себя как… – юноша стал подбирать слова.

– Как напыщенный индюк, – подсказала девочка.

– Ну, да, как-то так, – опустил он глаза, – извини. Я сам всю жизнь ненавидел таких вот учителей, а в итоге стал таким же, как они.

Она протянула к нему свои маленькие пальчики и коснулась его руки.

– Ничего, главное, что ты не бросил меня и сейчас здесь.

– Надо тебя отсюда вытащить.

С этими словами Пар стал толкать валун, закрывающий проход. С тем же успехом домашний паук-сенокосец мог бы двигать шар для боулинга. Мия скептически посмотрела на друга. Атлетическим телосложением он не отличался.

– Мне почему-то кажется, что ты просто теряешь время, – сказала она.

– Нет, погоди, я уже почти… – еле выдавил из себя Пар.

– Почти сплющил себя в лепешку? Да, я заметила.

– Что за сила должна была сдвинуть этот камень? – ужаснулся Пар.

– Да, Гадвельт очень большой. Он – такое огромное чудовище!

– Это тот зверь, что нападает на людей?

– Он нападает только на плохих людей, – обратила его внимание Мия, – хороших он не трогает. И сейчас он выслеживает компанию из бандитов, которые крадут детей.

– И что, пока он их не найдёт, он не вернётся?

– Вернётся. Каждую ночь возвращается. И на всю ночь оставляет проход открытым. Я бы смылась от него, да он слышит каждый шорох. Я словно пленница какая-то! Оставил бы он меня с Агнессой и Кавзуком – так нет, с ним же мне «надёжнее». А то, что я здесь мёрзну и скучаю – он и слушать не хочет!

– Погоди, с кем? – притормозил её речь Пар.

– Агнесса и Кавзук. Это люди, у которых я жила в деревне на склоне этой горы. Ты приходил к ним как-то, да хозяин тебя прогнал.

– Это его друзья? Друзья монстра? – удивился Пар.

– Да, – кивнула Мия.

– Может, я тогда постараюсь договориться с этим Кавзуком, чтобы он замолвил за меня словечко.

– Не получится. Я уже пыталась. С этими воришками детей все с катушек посъезжали. Пока они на свободе – мне отсюда не выбраться. Может, оно и к лучшему, – загрустила Мия. – Всё-таки, зверь обещал найти мою маму.

– Слушай! – засиял Пар, – а если мы поможем им найти этих воришек?

– Как? – удивилась Мия.

– А вот гляди! – Пар достал из сумки серебряный карандаш. – Он волшебный! Если у него спросить, где тот или иной человек – он нарисует карту, как к нему добраться.

– Здорово! – воскликнула Мия.

– Давай, дерзай, – передал юноша своей подруге карандаш и бумагу. Та выхватила его и хотела было что-то намалевать, но рука её дрогнула и оторвалась от листка.

– Ничего не получается, – расстроилась девочка.

– Странно. Попробуй ещё раз.

Мия попробовала. Эффекта не было.

– Ты уверен, что он волшебный? – спросила Мия.

– Да, именно так я тебя и нашёл, – задумчиво произнёс Пар. – Карандаш почему-то иногда даёт сбои. А нарисуй-ка, где твой друг Гадвельт.

Девочка с недоверием ко всей этой затее взялась за карандаш. Но стоило ей коснуться бумаги, как её рука начала вырисовывать окружающую местность. Спустя пару минут карта была готова.

– Какая прелесть! – восхитилась Мия.

– Да, но это всё равно не то, – огорчился привыкший к таким вещам Пар.

– Мою руку будто что-то вело. А маму он сможет найти?

– Нет, стой! – запаниковал Пар. Не хватало девочке ещё узнать, что её родители мертвы. Но было слишком поздно. Мия коснулась грифелем бумаги, и её рука застыла на месте. Внутри карандаша что-то происходило. Он будто бы сомневался в ответе, сомневался в собственных силах, после чего по его яркому серебряному контуру прошла тень. В нём отразилась грозовая туча, хотя небо не было затянуто облаками. В переливах между мраком и светом, карандаш выскочил из рук девочки и упал на землю. Через мгновение он принял прежний вид, будто у него ничего не спрашивали.

– Почему он не рисует? – огорчилась Мия.

– Я же говорю, он иногда даёт сбои, – произнёс с облегчением Пар. А потом добавил: – А, знаешь, нам ведь не нужны грабители, чтобы спасти тебя. Эта девочка, Агнесса…

– Её никто не послушает, – с горечью заявила Мия, – мы с ней ровесницы.

– Нет, ты не поняла. Я не хочу через неё договориться с Гадвельтом. Она как, хорошая тебе подруга? Падкая на авантюры?

– Да! А ты что, ты её знаешь? Погоди! Ты хочешь взять её вместо меня?

– Глупости не говори, – возразил Пар, – тебя мне никто не знаменит. Просто я подумал, если все так ищут этого маньяка – мы дадим им его.

– Но как? Мы же так и не смогли нарисовать карту, где он прячется!

– Она нам и не нужна. Мы сымитируем его. Ты доверяешь мне?

– Да, но я тебя не понимаю.

– Поймёшь. Когда твой монстр убежит на поиски маньяка и не закроет пещеру…

– Но он всегда её закрывает!

– Не перебивай. В этот раз в спешке не закроет. Ты выбираешься из тоннеля и ждешь меня вон за тем уступом. Когда я приду, а это будут скоро – мы убежим. На север.

– Но если у нас не получится?

– Всё получится. Это всего лишь животное. Большое хищное животное. Мы его перехитрим. Ты веришь мне? Иди сюда, – Пар просунул руку и потрепал подругу за волосы. Она почти забылась в блаженстве ласкающих её рук, как вдруг резкая боль пронзила её затылок. Мия в ужасе и непонимании посмотрела на Пара. В его руках торчал клок выдранных волос.

– Извини, так надо. Жди меня, – произнёс он и направился в сторону деревни у подножия скалы.

Следующим вечером Гкхадту'Уэльт сидел в углу пещеры, уставившись на огонь, а Мия ужинала принесенными им грибами и ягодами. Когда в пещеру ворвался Кавзук, монстр даже не дрогнул. Он на уровне инстинкта определял звуки опасности, и от спешащего за его помощью горца её не исходило. Зверь всё так же пребывал в трансе.

– Уэльт, помоги, срочно… – фермер задыхался. Всё это время он бежал со всех ног от самого дома до пещеры.

Никакой реакции.

– Уэльт, ты меня… слышишь?

– Слышит. Но толку! Для него сейчас ничего не существует, кроме его костра, – буркнула Мия.

Кавзук уставился на него, словно на предателя, и, собрав последние силы, бросился вперёд и затоптал костёр. Чудовище вздрогнуло, будто резко проснулось от страшного сновидения. Оно подалось вперед на горца, будто хотело его разорвать, но быстро пришло в себя, узнав, кто перед ним.

– Что случилось? – спросил монстр.

– Моя дочь! Эти бандиты украли мою дочь.

– Как? Когда?

– Этим вечером. Прямо из дома. Я пришёл… И обнаружил… на своем пороге… вот эту записку, – мужчина постарался достать из кармана листок бумаги, но трясущиеся от перенапряжения и усталости пальцы выронили его. Послание унеслось сильным ветром в сторону, но Кавзук даже не посмотрел ему в след. – Ты должен… ей помочь, – горец, тяжело дыша, едва произносил слова.

– Что в записке?

Уэльт встал и подошёл к выходу.

– Требование выкупа. Сроки… очень жёсткие. Через несколько часов… Я сюда бежал… очень долго. Времени совсем нет. Я боюсь не успеть.

– Они сказали, где то место, куда приносить выкуп?

– Да, у водопада, – его одышка потихоньку начала спадать. – Быстрее, Уэльт, нам нельзя медлить.

Чудовище вылезло из пещеры и схватилось за валун. Мия последовала за ним.

– Сиди здесь! – приказал зверь.

– Ты хочешь меня запереть?

– Да, здесь опасно – ты же сама слышала.

– Нет, я слышала, что опасно у водопада, а не здесь.

– Всё равно, сиди здесь.

– Буду сидеть, только ты не запирай меня, – стала проявлять характер девочка.

– Это моё дело.

– Значит, я твоя пленница?

Монстр остановился и в упор посмотрел на неё. Видимо, этим фраза его зацепила.

– Поэтому ты меня запираешь, чтобы я не ушла? – стояла на своём Мия.

– Моя дочь, – попытался напомнить о себе Кавзук.

– Нет, – ответил Мие Гкхадту'Уэльт, – чтобы тебе никто не навредил.

– Никто мне не навредит! Ты что, мне не доверяешь? – возмутилась Мия.

– Уэльт, моя дочь! – со слезами на глазах едва не кричал Кавзук.

– У меня нет времени на разговоры, – решил закончить спор гигант.

– Так и не трать его на то, чтобы таскать туда-сюда этот чертов валун. Беги! Доверяй мне!

Чудовище простояло с секунду, смотря на Мию.

– Я всё равно скоро вернусь. Я буду здесь ещё до захода солнца. Ничего за это время не произойдёт, – Гкхадту'Уэльт схватил крестьянина и быстрыми шагами, скорее, больше похожими на скачки, направился к водопаду.

Спустя несколько минут, с юга показался силуэт Пара. Он шёл быстрой походкой, разбрасывая по дороге выдернутые накануне волосы Мии. Когда последние локоны были брошены на землю, он подбежал к девочке, взял её за руку, и друзья скрылись за северной границей горного плато. Лишь багровые лучи спускающегося к горизонту солнца окрасили камни в рубиновый цвет, на недолгое время превращая горную вершину в груду алых самоцветов, спокойно наблюдавших танец вновь разгоревшегося от ветра одиноко оставленного костра. Эти камни не имели воли – по воле судьбы они лежали на своём месте и время от времени скатывались вниз, гонимые разбушевавшейся стихией. Точно так же, как и эти камни, выглядели сверху головы столпившихся у водопада крестьян, ожидающих команды или командира. Их безвольные глаза смотрели в сторону горной вершины, где жил каменный гигант, в сторону заходящего солнца, в сторону массивного силуэта чудовища, надвигающегося на них.

– Рады тебя видеть, Уэльт, – засуетились все, когда к ним спустился гигант и поставил на землю угнетённого переживаниями отца.

– Где бандиты? – спросило чудовище, никак не реагируя на приветствие.

– За этим потоком воды, – откликнулся один из толпы. – Мы не хотели заходить туда раньше времени. Боялись всё испортить.

Глаза чудовища осмотрели горную реку. Вода могла размыть его панцирь из грязи. Да, монстр был каменным, но вода точит камни. Если Уэльт чего и боялся, то это была вода. Он никогда не охотился в дождь, он боялся рек и морей, он никогда не проходил сквозь водопады. Недолгое воздействие влаги могло и несущественно повредить ему, но лишний раз подвергать себя опасности не было никакого смысла.

– Иди к своей дочке. Я рядом, – произнёс великан.

Кавзук на ватных ногах побрел к ущелью. За стеной воды он обнаружил свою девочку, в сумерках вглядывающуюся в страницы своей книги, на обложке которой было вытеснено её название: "Утопия".

– Ты знаешь, что чтение книг в темноте не ухудшает зрение? Это очередной миф, так горячо полюбившиеся заботливым отцам и матерям, навязанный из поколения в поколение, – произнесла Агнесса, не отрывая глаз от текста.

Ничего не ответив, Кавзук кинулся в объятья к дочери, едва не придушив её от нахлынувших чувств. Взяв её не руки, он вынес свою дочь на багровый свет заката к ожидающим их жителям деревни.

– Где бандиты? Они там? С ней ничего не случилось? – посыпались вопросы со всех сторон.

– Она цела. Нет там никого. Всё хорошо. Уже всё хорошо, – со слезами на глазах отвечал всем Кавзук.

– Где тот, кто тебя увёл? – строго спросил Гкхадту'Уэльт у Агнессы.

– Какая разница? Разве не главное, что я, целая и невидимая, стою сейчас среди вас? – девочка, конечно, не стояла, а висела на руках у отца, но это уже было не столь важно.

Зверь подошёл ближе, почти вплотную, и навис над ней.

– Где твой похититель? – переспросил гигант грозно. Он чувствовал по биению её сердца, что тут что-то нечисто, что тут что-то не так. Он слышал по пульсации её висков, что она знает больше, чем говорит. Он принял позу, при которой кто угодно скажет ему правду. Уэльт будто не отдавал себе отчёт, что он требовал ответа не от своих жертв, а от маленькой напуганной его видом девочки.

– Не знаю, – со страхом в голосе произнесла Агнесса. – Надеюсь, что далеко.

– От меня далеко не уйдёт, – зверь подался было прочесывать местность, но что-то внутри его остановило. Человеческий внутренний голос заставил его вернуться. Монстр понял, что всё это было одной большой аферой, предназначенной для того, чтобы выманить его их логова. – Он давно ушёл? Отвечай!

– Уэльт! Что ты творишь? – с ужасом спросил Кавзук и крепче прижал к себе дочь.

– Отвечай! – не унимался гигант.

– Да, давно, – под таким напором Агнесса не могла ответить ничего другого, кроме правды.

– Мия, – монстр произнёс это слово, будто оно было сказано не в этом мире, а на границе между жизнью и смертью. Земля под его ногами, словно тетива, прогнулась и запустила многотонное тело монстра назад в горы, будто стрелу. В воздухе осталось лишь ощущение ужаса. Все были готовы к тому, что вместо бандитов им придётся драться с озверевшим защитником их посёлка. Но когда страх пылью осел к ногам горожан, все начали расходиться. Кавзук с Агнессой всё ещё стояли и смотрели в след уносящемуся монстру.

– Если он его найдёт, то от него и мокрого места не останется, – с ненавистью произнёс фермер. От этих слов девочку передернуло. Она решилась рассказать обо всем отцу.

– Пап, я должна тебе кое-что в чём признаться.

– Что, моря хорошая? – ласково произнёс Кавзук.

– Ты всегда держишь свои обещания. Обещай, что не будешь сердиться на меня.

– Что ты, милая, на тебя – никогда! – он крепко обнял её. – Что ты хотела?

– Видишь ли… дело в том… меня никто не похищал.

– Как так? – удивился Кавзук. – А записка? А твоя пропажа?

– Я никуда не пропадала – я сама ушла. А записку написал Пар, лучший друг Мии. Он приходил как-то к нам, помнишь? Так вот, он сказал, что Гкхадту'Уэльт держит Мию в заточении. И что её нужно спасти. Мы подружились с ним. Он мне рассказал всё: и про волшебника, и про то, что он единственный, кто может найти её маму, и всё-всё. Он дал мне волшебный карандаш, и с помощью него я сумела нарисовать место, где нет и не будет никаких похитителей детей – безопасное место, куда бы я могла спрятаться. Вот мы и разыграли этот спектакль. Как только ты ушёл утром по делам, я оставила на столе эту записку, а сама пришла сюда.