Текст книги "Охота за Красной Шапочкой"

Автор книги: Валерий Роньшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Валерий Роньшин
Охота за Красной Шапочкой

Глава I ПОЛНЫЙ ПРОЛЕТ

Счастье – вещь мгновенная. Как фотовспышка. Не успеешь глазом моргнуть, его уже нет. Еще так недавно Ромка Орешкин был самым счастливым человеком на свете. А теперь…

Впрочем, все по порядку.

По случаю окончания учебного года в школе была устроена дискотека. И на этой дискотеке Ромка решил признаться в любви Лике Соломатиной. Своей однокласснице из 7 «А», точнее уже 8 «А».

Лика пришла в Ромкин класс в середине мая. Классная посадила тогда новенькую рядом с Орешкиным. И очень скоро Лика с Ромкой сделались друзьями. Но дружба – дружбой, а любовь – любовью. К примеру, Димка Молодцов тоже был Ромкиным другом, но Орешкину и в голову не приходило признаваться Димке в любви. А Лике признаться в любви Ромке в голову пришло.

Орешкин давно собирался это сделать, да все как-то духу не хватало. И он постоянно откладывал свое признание. И вот откладывать стало больше некуда. Завтра утром Лика вместе с родителями улетит на Канарские острова. На все лето. Так что если Ромка сейчас не откроет ей свои чувства, то следующая попытка у него будет лишь осенью.

Когда в актовом зале, где проходила дискотека, отзвучали последние аккорды короткой композиции с длинным названием: «Не выходите со двора – там рыщет черная дыра», Ромка наконец-то решился:

– Лика, я хочу тебе кое-что сказать.

В это время зазвучали первые аккорды длинной композиции с коротким названием: «83 слезинки».

– Потом скажешь. Пошли лучше потанцуем.

– Когда потом? Ты завтра улетишь.

– Никуда я не улечу.

– Сама же говорила.

Соломатина поморщилась:

– Ой, нет. Я передумала. Опять эти дурацкие Канары… Они мне уже не в кайф. – Лика передернула плечами. – В этом году я решила провести каникулы в деревне. У твоей бабушки.

Ромка даже про объяснение в любви забыл:

– У моей бабушки?!

– Да, Катя предложила мне поехать вместе с ней, в Гусь-Франковск. Она разве тебе ничего не говорила?

С сестрой Катькой у Орешкина были довольно сложные отношения. У них бывали то периоды «горячей дружбы», то периоды «ледяного молчания». Сейчас как раз был период «ледяного молчания».

– Нет, не говорила.

– А у твоей бабушки корова есть?

– Какая еще корова?

– Обыкновенная. С рогами. Представляешь, я ни разу в жизни не видела живую корову. Только по телику.

– Нету нее никакой коровы! – с раздражением сказал Орешкин.

Вот блин!.. Он в любви собрался объясниться, а Соломатина про корову завелась.

– А русская печка есть? – продолжала интересоваться Лика. – Я никогда в жизни не…

И русской печки нет, – перебил Ромка, – И вообще Гусь-Франковск – это вовсе не деревня, а небольшой городок. Понятно?!

– Жалко, – разочарованно сказала Соломатина. – Ну ладно. Поживу в маленьком русском городке. А то ведь я никогда в жизни…

– …не жила в маленьком русском городке, – закончил за нее Орешкин.

– Да, не жила, – с улыбкой подтвердила Лика. – А что ты хотел мне сказать?

У Ромки уже весь настрой пропал в любви объясняться. После коров с русской печкой.

– Да так, ничего. Я тебе завтра скажу.

– Нет, говори сейчас, – настаивала Соломатина.

– Хорошо, – решился Ромка. – Пошли на четвертый этаж. Чтоб никто не слышал.

Лика засмеялась:

– О-о, секретный разговор.

Они вышли из актового зала, где мигали разноцветные огни и грохотала музыка, и поднялись на четвертый этаж, где было темно и тихо. У Орешкина застучало сердце.

– Лика… – сказал он и замолчал.

– Что?

У Ромки было такое состояние, словно ему предстоит прыгнуть с десятиметровой вышки в ледяную воду. И он прыгнул.

– Лика, я тебя люблю, – выпалил Орешкин. И, затаив дыхание, стал ждать ответ.

Лика молчала. Ромка ждал. Прошла минута… Лика все молчала.

– Ну, – наконец не выдержал Орешкин.

– Что «ну»? – спросила Лика.

– Почему ты молчишь?

– А что я должна говорить?

– А ты меня любишь? – напрямик спросил Ромка.

Вместо ответа Лика достала из кармана электронную записную книжку.

– Ой, совсем забыла. Я же хотела сделать тебе подарок. Знаешь, что это такое? – помахала, она записной книжкой.

– Знаю. У моей матери точно такая же есть.

– А теперь и у тебя будет. – Соломатина нажала кнопочку и показала Ромке на экранчик, – Видишь, я уже сюда вписала: «Роман Орешкин, 8 «А» и твой адрес. Классная вещь, правда?

– Кто спорит – конечно, классная. Но сейчас же речь не об этом. Лика, ты не ответила на мой вопрос.

– Держи. – Соломатина сунула ему в руку записную книжку и пошла к лестнице. На ходу обернувшись, она крикнула: – Мой ответ – на семнадцатой странице!

Ее каблучки дробно застучали по ступенькам.

Орешкин лихорадочно нажал нужные кнопки, открывая семнадцатую страницу. На маленький экранчик выскочила надпись:

«Я тоже тебя люблю. Лика».

Это был самый счастливый миг во всей Ромкиной четырнадцатилетней жизни. Лика Соломатина его любит!.. Она ждала его признания. И заранее написала свой ответ в записной книжке.

– Лика! – закричал Ромка и помчался за любимой. Но ее уже и след простыл…

Орешкин вернулся в актовый зал, Лики здесь не было. Тогда он пошел в школьный буфет.

Лики и тут не было. Зато была Танька Акулова. Прежняя Ромкина любовь.

Танька сидела за столиком и потягивала из высокого стакана апельсиновый сок через соломинку.

– А, Орешкин, – сказал она. – Тыщу лет тебя не видела. Приземляйся.

Ромка нехотя сел.

– Что это ты такой взбудораженный?

– Ничего и не взбудораженный, – сумрачно ответил Ромка.

Покончив с апельсиновым соком, Танька принялась за сникерс. Длинным ногтем она надорвала обертку и отогнула ее в сторону.

– Хочешь кусочек?

– Ну давай, – не отказался Орешкин.

Акулова поднесла сникерс к его губам.

– На, кусай. – Ромка откусил.

– Ну что, вкусно? – Акулова тоже откусила от сникерса.

– Да, ничего, – сказал Ромка, думая о том, как бы ему поскорее отвязаться от бывшей подружки. Танька тем временем доела сникерс и облизала вымазанные шоколадом пальчики.

– Давай поцелуемся, – кокетливо повела она глазами.

– Видишь ли, Таня… – осторожно начал Ромка, теперь уже думая о том, как бы ему отвертеться от предложенного поцелуя.

– Что ты ломаешься, как пряник? – по-простому спросила Акулова. – Ему красивая девушка целоваться предлагает, а он еще выпендривается.

– Да я не выпендриваюсь.

– Неужели забыл, как мы с тобой целовались?

– Почему забыл? Помню.

– Ну так какие проблемы?

И Акулова без лишних слов поцеловала Орешкина. Прямо в губы.

И в этот момент – надо же такому случиться! – в буфет вошла Лика Соломатина. Увидев целующихся Ромку с Танькой, она на секунду остолбенела, а затем выбежала в коридор. Орешкин, вырвавшись из цепких объятий Акуловой, кинулся следом.

– Лика, постой!..

Он догнал Соломатину и схватил ее за руку.

– Отпусти меня!

– Лика, я тебе сейчас все объясню!

– Не надо мне ничего объяснять! Я не слепая! Видела, как ты целовался!..

– Ну целовался. Подумаешь… – начал оправдываться Ромка. – Люблю-то я тебя.

– А я тебя уже не люблю! – Соломатина быстро пошла по коридору.

– Лика! – крикнул Ромка.

– Можешь считать, что я тебе ничего не писала! – Она завернула за угол.

Вот так. Коротко и ясно.

Орешкин еще немного постоял в пустом коридоре. Повздыхал. А потом поплелся в актовый зал. На дискотеку. А что ему еще оставалось делать?.. Не под машину же бросаться.

Но на этом Ромкины неприятности не закончились. К нему подошел его лучший друг Димка Молодцов.

Всегда оживленный и бодрый, Молодцов на сей раз выглядел каким-то виноватым.

– Слушай, Орех, я хочу тебе кое-что сказать.

Ромка невольно усмехнулся. Молодцов повторил его собственные слова, которые он говорил Лике полчаса назад.

– Ну скажи.

Димка замялся:

– Понимаешь… э-э… В общем, наш автостоп отменяется.

Это был второй удар за сегодняшний вечер.

– Как отменяется?! Почему?!

– Пошли на четвертый этаж. Я тебе там все объясню.

Мальчишки поднялись на четвертый этаж, где Ромка признавался Лике в любви. А дело было вот в чем.

Перед самыми летними каникулами Димка предложил Ромке отправиться в путешествие. От Питера до Черного моря. Автостопом.

– Представляешь, Орех, – азартно говорил тогда Молодцов, – через всю страну маханем. Будем добираться к морю на попутках, на электричках, пешком…

– А ночевать где? Знаешь, сколько гостиницы стоят?..

– Зачем тебе гостиницы, Ромыч?! Это же лето!.. Дрыхнуть будем в поле или в лесу.

– Что, прямо на голой земле?!

– Почему на земле? В спальниках…

– В каких еще спальниках?

– Ну в спальных мешках.

– А как же родичи? Они же нас не отпустят.

– Конечно, не отпустят, – согласился Димка. – Но я кое-что придумал…

А придумал Молодцов вот что: он скажет своим родителям, что погостит двадцать дней на даче у Ромки; а Орешкин скажет своим – что погостит двадцать дней на даче у Димки. По расчетам Молодцова, им как раз должно было хватить двадцати дней, чтоб добраться автостопом до Черного моря и вернуться назад в Питер.

Десять дней туда – десять оттуда.

Димка в ярких красках описал Ромке, как клево они будут путешествовать. И Орешкин загорелся этой идеей. Поэтому, когда отец предложил ему поехать в спортивно-подростковый лагерь, Ромка без сожаления отказался. Какой еще лагерь – если впереди его ожидает захватывающее путешествие по России!

И вот теперь выяснялось, что впереди его ожидает фига с маслом.

– Понимаешь, Орех, – смущенно бормотал Димка, – обстоятельства изменились. Я с отцом в Штаты лечу.

Ромка даже не сразу врубился:

– В какие штаты?

– Ну в Америку. ФБР пригласило папашу одно запутанное дельце распутать.

Орешкин скептически хмыкнул:

– А что, в Америке своих сыщиков не хватает?

– Сыщиков-то хватает. Но ты же знаешь, мой батя не какой-нибудь задрипанный сыщик. Он – Суперопер.

Да, Ромка это знал. Григорий Евграфыч Молодцов, по прозвищу «Суперопер», был самым крутым сыскарем во всем питерском угрозыске. Ему поручали наиболее сложные дела не только в Питере, но и по всей России. А в прошлом году Григорий Молодцов по линии Интерпола работал в английском Скотланд-Ярде.

И вот теперь его пригласили в Штаты.

– Там у них в Сан-Франциско серийный убийца орудует, – объяснял Димка. – Мочит всех подряд, а фэбээровцы никак не могут его вычислить. Вот папашу и позвали на помощь. А он меня с собой берет. Прикинь, Орех, разве я мог отказаться? Ромка вздохнул:

– Я понимаю, Димыч. Езжай.

Молодцов, видя, что друг не обиделся, тут же обрел свое обычное бодрое настроение.

– Эх, Америка! – восторженно воскликнул он. – Представляешь, Ромыч, настоящих гангстеров увижу. Может, мне даже там какое-нибудь преступление раскрыть удастся. Мы же с тобой здесь вывели на чистую воду бандита Буратино. А их гангстеры – это те же бандиты…

Димка продолжал с увлечением говорить, а Ромка думал о своем. Его-то в Штаты никто не приглашал. И от путевки в спортивный лагерь он отказался. И даже к бабке в Гусь-Франковск ему не поехать – потому что туда едут Катька с Ликой. А он и с той, и с другой в ссоре. Короче, остается – или куковать все лето в Питере, или жить с родичами на даче под Зеленогорском. Один же он к Черному морю автостопом не отправится…

Орешкин еще раз вздохнул.

– Когда летишь-то? – спросил он у друга.

– Завтра утром, – ответил Молодцов.

Глава II ПИСЬМО ИЗ ЛАГЕРЯ

И вот наступило завтра. И все разъехались кто куда: Катька с Ликой в Гусь-Франковск; Димка с отцом в Сан-Франциско; Ромкины родители в Зеленогорск… Один Ромка никуда не поехал.

Он сидел дома у окна и смотрел на улицу.

Погода была великолепная. А настроение у Орешкина было отвратительное.

«Да уж, – мрачно думал он, – замечательно начались летние каникулы, ничего не скажешь». Любимая девчонка его отшила. Лучший друг – продинамил.

Все идет просто блестяще.

Наконец Ромке надоело пялиться в окно, и он решил пойти на кухню. Перекусить. Дело в том, что Орешкин вспомнил совет своего приятеля Леши Толстикова по прозвищу Толстый. Тот всегда говорил: если у тебя фиговое настроение – надо как следует поесть.

Придя на кухню, Ромка намазал на кусок булки кусок масла, сверху положил кусок копченой колбасы и все это без аппетита съел. Настроение не улучшилось. Орешкин повторил эксперимент. Настроение все равно оставалось паршивым. Он сделал третий бутерброд. Результат был прежний. Тут Ромку заело. Он начал делать себе бутерброды с сыром, с вареньем, с ветчиной и даже с горчицей… И вот когда Орешкин делал двенадцатый «бутер» (на сей раз с котлетой), позвонили в дверь.

В принципе Ромка никого не ждал. А значит, это, скорее всего, какие-нибудь сумасшедшие тетки, которые постоянно ходят по квартирам и предлагают религиозные брошюрки. Или, хуже того, бандиты. Вон по телику все время талдычат: «Не открывайте двери незнакомым людям, не открывайте двери незнакомым людям…» А после этого обычно следуют леденящие душу кадры, показывающие тех простаков, что не послушались совета и открыли дверь…

Впрочем, звонок был довольно робкий. Явно не бандитский. И Орешкин решил открыть. Предварительно, конечно, поглядев в дверной «глазок».

У дверей, на лестничной площадке, стояла Антонина Карповна Дорожкина – старушка из соседней квартиры. Она была старше Ромки лет на двести, едва передвигала ноги и вечно теряла свои очки. Поэтому, когда ей приходили письма, она ковыляла к Орешкиным и просила почитать.

Судя по всему, так было и на этот раз.

Ромка открыл дверь.

– Здравствуй, милок, – поздоровалась старушка.

– Здрасте, Антонина Карповна.

– А мама дома?

– Нет. Она на дачу уехала.

– Ах ты, господи, – запричитала Дорожкина, – жалко-то как…

– А что вы хотели?

– Да вот письмо от внучка получила. А очки куда-то задевались, будь они неладны.

– Так давайте я почитаю.

– Ой, почитай, милок, почитай…

Они прошли в комнату. Антонина Карповна очень долго усаживалась в кресло, а когда уселась, вдруг вспомнила:

– Батюшки, я же плиту не выключила. – Кряхтя и охая, бабка начала вставать.

– Да я схожу, выключу, – предложил Ромка.

– Нет, нет, милок. Я уж лучше сама…

Кое-как поднявшись с кресла, Дорожкина потащилась к себе. А Орешкин принялся за письмо. Почерк у внука Антонины Карповны оставлял желать лучшего. Прошло минут десять, прежде чем Ромка разобрал первые несколько строк.

«Привет, Красная Шапочка, – писал внук бабушке, – Извини, что долго не чиркал. Мусора на хвост сели и пасли плотно. Я хотел когти рвануть, но меня замели с мечеными бимбарами. Пришили дело на треху. И поплыл я по статье в особняк…»

В прихожей раздались шаркающие шаги. Старуха Дорожкина вошла в комнату и снова начала усаживаться в кресло.

– Ну чего там мой внучек пишет? – усевшись, спросила она.

Ромка откашлялся, не зная, что и сказать.

– Почерк корявый, Антонина Карповна. Не разобрать.

– Ох, и не говори. Корябает как курица лапой.

– А ваш внук где живет? – осторожно поинтересовался Орешкин.

– В Новгороде. Но сейчас он в лагере.

Ромка понимающе кивнул:

– Давно в лагере?

– Да как лето пришло – так сразу в лагерь и поехал.

– И сколько ему еще сидеть? – напрямик спросил Орешкин.

– Чего, милок? – не расслышала старушка.

– Я спрашиваю, сколько дали внуку-то? – повысил голос Ромка.

– Без малого сорок годков, – со вздохом ответила Дорожкина.

Орешкин присвистнул:

– Я думал, столько уже не дают.

– А ему и не дают, – заверила Антонина Карповна. – Он молодо выглядит.

– Кто молодо выглядит? – не понял Ромка.

– Да внучек мой. Игорек.

Бабка явно что-то путала. Или Орешкин не врубался.

На всякий случай он решил уточнить:

– А ваш внук в каком лагере?

Старушка наморщила и без того морщинистый лоб:

– Ну в этом, как его… Госсподи, склероз… ну их раньше «пионерскими» называли… А теперь спортивно… спортивно… Ой, не вспомнить.

– Спортивно-подростковые? – подсказал Ромка.

– Да, да. Спортивно-подростковые. Он в школе учителем физкультуры работает. А на лето в лагерь уезжает, воспитателем. Лишние денежки никому не помеха, опять же питание бесплатное…

Орешкин посмотрел на конверт и все понял. Письмо было адресовано в квартиру этажом выше.

– Антонина Карповна, это не вам письмо, – сказал он.

– Ась? – приставила Дорожкина ладонь к уху.

– Я говорю: не вам письмо! – прокричал Ромка.

Старушка растерянно заморгала:

– Как не мне?

А так. Видите, квартира двадцать три, – сунул он бабке конверт под нос, забыв, что та без очков не видит. – А у вас – девятнадцатая.

– Ах-ах-ах, – заахала Дорожкина. – Дура я дура. Это ж надо так оплошать. У меня ящик почтовый в самом закутке находится. А там темно. Вот я все время соседский и отпираю, сослепу-то. У нас с ней ключи подходят.

Орешкин понял, о ком идет речь. В квартире двадцать три жила девушка по имени Влада. Очень красивая. Когда Ромка первый раз столкнулся с ней на лестнице, у него даже холодок по спине пробежал. Таких красавиц Орешкин видел только в кино.

С тех пор он сталкивался с ней еще два раза. И оба раза Владу сопровождал пожилой мужчина. Он привозил ее домой на иномарке. Впрочем, и у самой Влады была иномарка. «Мазда» красного цвета.

– Я уж не впервой ее письма беру, – продолжала сокрушаться Дорожкина. – Прямо так неловко… Может, ты сходишь, отдашь письмо?..

Ромка с готовностью согласился. Ему было интересно посмотреть, как живет Влада.

– И непременно извинись, – наставляла его бабка. – Скажи, мол, Антонина Карповна прощения просит, что конверт распечатала.

– Скажу, – пообещал Орешкин.

– Вот и молодец. А я тебе за это конфеток куплю.

– Да не надо.

– Нет, нет, куплю. Ты мальчик хороший, уважительный. А то ведь бывают такие ребята… – И старуха Дорожкина минут двадцать распространялась на тему, какие бывают ребята. Наконец она ушла.

Ромка тут же схватил письмо и дочитал его до конца.

«… Теперь о главном. Здесь базарят, что уркаган Ксива хочет тебя замочить за то, что ты завязала. Поэтому держи нос по ветру. Заказал тебя Ксива двум братанам – Скелету и Пауку. Фотку твою они не знают, но им известен адрес твоей хаты. Мой тебе совет, Красная Шапочка – ложись на дно, пока в ящик не сыграла. На всякий случай запомни: Скелет похож на скелета, а Паук похож на паука.

В каком особняке я срок мотаю – чиркать не буду. Сама волокешь, башкой рискую – уркаган мне перо в бок воткнет, если узнает, что я тебе настучал. Эту маляву пульнет один вольный. Он отчаливает в Питер через Москву.

В общем, бывай здорова, Красная Шапочка. Твой дружбан Серый Волк».

Орешкин отложил письмо в сторону и задумался. Он, конечно, не был большим знатоком блатного жаргона, но одно понял совершенно ясно – Владе грозит смертельная опасность; слова: «…уркаган Ксива хочет тебя замочить…» – не оставляли в этом никаких сомнений.

Интересно, кто такой «уркаган»?.. Эх, Димыча бы сюда. Он бы мигом во всем разобрался. А без Димки что Ромка один может? Да ничего. Только отдать письмо.

«Надо это сделать прямо сейчас», – решил Орешкин.

Он поднялся на шестой этаж и позвонил в двадцать третью квартиру. Ему никто не открыл. Ромка позвонил еще раз. Подождал. Видимо, никого нет дома.

Он вернулся к себе и снова перечитал странное письмо. Ни фига не понятно. Ну вот, к примеру, что такое «бимбары»? И почему они «мокрые»?.. «Эх, Димыча бы сюда», – вновь подумал Орешкин.

Раздался телефонный звонок.

Ромка взял трубку.

– Слушаю?

– Здорово, приятель, – послышался зловещий голос. – Узнаешь?

Орешкину стало не по себе.

– Нет, не узнаю, – осторожно ответил он. – А вы кто?

– Ха-ха-ха! – зазвучал в трубке хриплый смех. – Я Кровавый Джо!..

Тут Ромка все понял.

– Димыч! – радостно закричал он. – Ты откуда звонишь?

– Из «Боинга»! – кричал в ответ Молодцов уже своим обычным голосом. – Летим с папашей над Атлантическим океаном! Подлетаем к Сан-Франциско!..

– Класс! По сотовому, что ли, говоришь?!

– Да я прикалываюсь, Орех! Я из дома звоню!

– Из дома?! – обалдел Ромка.

– Ну да! Мы с отцом никуда не полетели.

– Почему?

– Папаше поручили срочно расследовать одно дело. Сегодня на Бармалеевой банкира грохнули.

– Как грохнули?

– Из «А-Ка».

– Из чего?..

– Из автомата Калашникова. Снайпер с крыши стрелял. Тремя одиночными…

– Ни фига себе.

– Сам начальник уголовного розыска просил отца заняться этим убийством. Папаша уже погнал на Бармалееву. Там сейчас полный отпад. Милиция всю улицу оцепила. Киллера ишут. Давай, Орех, и мы туда сгоняем.

– Давай!

– Тогда заскакивай ко мне.

Мальчишки жили неподалеку друг от друга – Ромка в Басковом переулке, а Димка в Озерном. Орешкин уже хотел бросить трубку, но тут его взгляд упал на письмо.

– Димыч! Димыч! – заорал он.

– Чего?

– Лучше ты ко мне заскочи. Я тебе письмо покажу.

– Какое письмо?

– Приходи, сам увидишь.

– Ладно, сейчас приду. Пока.

– Пока.

Глава III ВЫСТРЕЛЫ НА БАРМАЛЕЕВОЙ УЛИЦЕ

Димка Молодцов все перепутал. Банкира вовсе не убили. Больше того – в него даже не стреляли. Стреляли в его жену, Стеллу Лебзак. Но по счастливой случайности женщина осталась жива.

А дело было вот как.

Жена банкира Дзюбинского ехала на своем «Мерседесе» по Левашовскому проспекту. Одной рукой она вела машину; в другой у нее была зажата дымящаяся сигарета. Когда Стелла Лебзак поворачивала на Бармалееву улицу, сигарета выскользнула из ее пальцев и упала на пол. Стелла слегка наклонилась, и в этот момент загремели выстрелы. Три пули, пробив лобовое стекло, вонзились в спинку сиденья. Если б женщина не наклонилась – пули прошили бы ее насквозь.

Еще по одной счастливой случайности в двух шагах от места покушения базировалось спецподразделение быстрого реагирования «Молния». Оперативники в мгновение ока окружили всю Бармалееву, отрезав киллеру путь к бегству.

А к начальнику уголовного розыска Санкт-Петербурга генералу Громову был срочно вызван полковник Молодцов.

Григория Молодцова и Геннадия Громова связывала многолетняя дружба. Поэтому друг для друга они были не «полковник» и «генерал», а просто – Гриша и Геша. Приятели бок о бок прошли все ступеньки оперативно-розыскной работы от рядового опера до «важняка» – следователя по особо важным делам. В каких только переделках им не довелось побывать за свою долгую службу в угрозыске! И когда они встречались, то неизменно вспоминали былые годы.

– А помнишь, Геша, как мы с тобой Попрыгунчика в городской канализации брали? – спрашивал Молодцов.

– Да уж, – хмыкал генерал Громов, – пришлось нам тогда поплавать. А помнишь, Гриша, как нас банда Сеньки Валета окружила? И мы от нее отбивались. Спина к спине.

– И у нас было всего по пять патронов на брата, – подхватывал Суперопер.

…Но на этот раз Громов не стал предаваться воспоминаниям, а коротко изложил Молодцову детали покушения на жену банкира Дзюбинского.

– В общем, Гриша, – заключил генерал, – требуется твоя помощь. Надо раскрыть это дело максимум за неделю.

– К чему такая спешка, Геша? Сгоняю в Штаты, возьму серийного убийцу, а после займусь этой дамочкой.

– Серийный убийца подождет… – Громов понизил голос. – Дело в том, старик, что мне звонили оттуда. – Генерал показал пальцем вверх.

Суперопер посмотрел на потолок. Там висела хрустальная люстра.

– Откуда – оттуда?

– Из Смольного. Сам губернатор звонил. И не один раз. – В этот момент раздался телефонный звонок.

– Во, опять звонит, – Громов снял трубку. – Генерал Громов на проводе… Здравствуйте, господин губернатор… Ищем, господин губернатор… Хорошо, буду держать вас в курсе… До свидания, господин губернатор. – Генерал положил трубку и вздохнул: – Заколебал. Через каждые пять минут трезвонит.

– А чего ему надо?

– Сейчас объясню. – Громов нажал кнопку селектора: – Леночка, принеси нам выпить и закусить.

Секретарша Леночка, зная вкусы своего шефа, принесла две кружки пива и тарелку вареных раков.

– Так вот, старик, – начал объяснять Громов, отрывая у рака клешню, – на следующей неделе в коммерческий банк «Северная Пальмира» должны поступить двести миллионов долларов. Эти деньги городу безвозмездно выделил Международный валютный фонд. На ремонт Эрмитажа и Русского музея… Теперь ты понимаешь, Гриша?

Суперопер сдул с кружки пену.

– Пока нет, Геша.

– Банкир Дзюбинский, на жену которого было совершено покушение, является вице-президентом «Северной Пальмиры»…

– Ясненько… – Молодцов одним махом осушил кружку. – Выходит, если дело о покушении получит громкую огласку, валютный фонд может отложить перевод денег на неопределенный срок.

– Или вовсе не переведет, – добавил генерал, тоже одним махом осушив кружку. – Западные финансисты – ребята осторожные. Узнают, что с вице-президентом банка, в который они хотят перевести деньги, связана какая-то темная история – и плакали тогда двести миллиончиков.

– Да почему плакали? Разберутся, что к чему, и переведут. Только позже.

Громов скептически скривил губы:

– Пока они будут разбираться, ситуация в мире сто раз переменится. Вдруг срочно понадобятся средства на ликвидацию последствий какого-нибудь землетрясения в Африке… Тут, как говорится – «дают – бери». А замешкался, не взял – и все. Растаяли денежки. Деньги, старик, при любой погоде тают.

– Вот, значит, почему губернатор икру мечет.

– А ты думал. Скоро же выборы. Представляешь, сколько он лишних голосов получит, если отремонтирует Русский музей и Эрмитаж. При этом не взяв из городского бюджета ни копейки…

– Да уж, – сказал Суперопер, ловко расправляясь с очередным раком.

– Поэтому, Григорий, будь другом, распутай это дело, пока его журналисты не раздули. Не сделали из мухи слона.

– Распутаю, Геша, – пообещал Молодцов. – Не сомневайся.

– Да я не сомневаюсь, старик. Но хотелось бы побыстрей. Дней за шесть? – Генерал с надеждой смотрел на полковника.

– За шесть не смогу, – твердо ответил Суперопер.

Громов помрачнел:

– А за сколько сможешь?

– За пять, – весело ответил Молодцов.

Громов засмеялся:

– Столько лет тебя знаю, старик, а все не подрубаюсь, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно… Значит, я звоню губернатору и говорю, что через пять дней дело будет закрыто. То есть раскрыто.

– Звони, Геша, звони.

Лицо Громова засияло от радости, а рука потянулась к телефону.

– Вот только… – начал Суперопер. – Рука замерла.

– Что – только? – испуганно спросил генерал.

– Понимаешь, старик, я своих орлов в отпуск отправил. А мне толковый помощник потребуется.

Громов в раздумье наморщил лоб:

– Как раз толковых-то у меня сейчас и нет. Ожидается приезд английской королевы в Питер. Все лучшие силы брошены на обеспечение ее безопасности.

– Ну дай хоть бестолкового.

Это всегда пожалуйста. – Генерал нажал кнопку селектора: – Леночка, позови ко мне Кофейникова.

– Чайникова, Геннадий Егорыч, – поправила Леночка шефа.

– Ну да, Чайникова.

– Что еще за Кофейников-Чайников? – поинтересовался Молодцов.

– Сейчас увидишь.

Через минуту дверь открылась, и в кабинет вошел нескладный молодой человек с большими очками на маленьком курносом носу.

– Практикант Чайников по вашему приказанию прибыл! – отдав честь, доложил он.

– По уставу к пустой голове рука не прикладывается, – сурово сказал Громов. – Сколько раз тебе об этом говорить, Чайников?!

– Извините, забыл, – смущенно ответил молодой человек, краснея, как девушка.

– Иди сюда, – распорядился генерал.

Чайников пошел к столу, но по дороге споткнулся о край ковровой дорожки и грохнулся на пол.

«Мда», – подумал Суперопер.

Стоя посредине кабинета на четвереньках, Чайников беспомощно шарил вокруг себя руками в поисках очков, которые слетели у него с носа.

«Еще и слепой к тому же», – отметил про себя Молодцов.

Наконец Чайников нашел очки, нацепил их на нос и подошел к столу.

– Слушай приказ, – сказал генерал Громов. – С этой минуты ты поступаешь в распоряжение полковника Молодцова…

Челюсть у молодого человека поползла вниз, а брови вверх.

– Вы Григорий Евграфыч Молодцов?!. – смотрел он на Суперопера как завороженный. – Тот самый… знаменитый…

– Тот самый, тот самый, – ответил за друга Громов. – Не сомневайся.

– Ух ты, – по-мальчишески восхитился Чайников. – А мы вас в школе проходим. По «Истории современного сыска». Все ваши дела изучаем.

– Чайников учится в школе следственных работников, – пояснил генерал. – А к нам его на летнюю практику направили.

Молодцов вздохнул:

– Студент, значит. Пороха, конечно, не нюхал.

– Не нюхал, Григорий Евграфыч, – с готовностью подтвердил Чайников. – У меня нос все время заложен. Хронический насморк.

– Зачетка у тебя с собой? – спросил Громов.

– Да, вот она, – Чайников полез в карман за зачетной книжкой.

– Не доставай, – остановил его генерал. – В общем, так, парень, оценку по следственной практике тебе поставит Гриша… э-э… Григорий Евграфыч. Усек?

– Ага.

– Не «ага», Чайников, а «так точно».

– Ой, извините. Так точно! – опять приложил он руку к «пустой» голове. В этот момент снова зазвонил телефон. Громов взял трубку:

– Генерал Громов на проводе… Здравствуйте, господин губернатор… Нет, пока не обнаружили. Но вы можете больше не волноваться. За это дело берется полковник Молодцов… Да, знаменитый Суперопер. Через пять дней дело будет раскрыто. То есть закрыто… До свидания, господин губернатор. – Громов положил трубку. – Вроде отвязался. Спасибо тебе, Гриша.

– Пока еще не за что, Геша. – Молодцов поднялся с кресла. – Ладненько, я поехал на Бармалееву. Пошли, студент, – бросил он Чайникову.

И знаменитый Суперопер вместе с незнаменитым Чайниковым вышли из кабинета генерала Громова.