Текст книги "Руки вверх, Синяя Борода"

Автор книги: Валерий Роньшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава IX
НА МОНАСТЫРСКОМ ОСТРОВЕ

На следующее утро Катька, Лика и Чертков отправились на берег Дона. Чертков принялся накачивать ножным насосом лодку, а девчонки решили сбегать поглядеть на замок Кармалютова.

И побежали.

– Прямо картинка из учебника, – сказала Орешкина, глядя на зубчатые стены.

– Ага, по истории средних веков. – Солома-тина заглянула в ров, окружающий замок. – И зачем Кармалютову все это надо?

– Да дурью мается… Это еще что, я вот читала про американских миллионеров. Те себе старинные замки во Франции покупают, потом разбирают на камешки и везут к себе в Штаты. А там по новой собирают.

В это время заработал скрытый механизм," подъемный мост начал медленно опускаться.

– Ух ты! – восхитились подруги.

Мост опустился, ворота открылись, и из замка выехал черный автомобиль. Проехав по мосту, машина, обдав девчонок пылью, быстро покатила прочь.

За рулем черного автомобиля сидел человек в черном костюме, в черной шляпе и в черных очках. Подруги тотчас его узнали.

– Доктор Цыпух!

– Точно! Он!

– Отплыва-а-ем! – послышался с берега голос Черткова.

Девчонки вернулись на берег. Лодка уже качалась на воде. Лика с Катькой уселись на сиденья. Чертков тоже сел и начал грести веслом то с правого борта, то с левого.

– А чего вы второе весло не взяли? – спросила Орешкина.

Чертков ответил:

– Помните, я вам вчера про странное существо рассказывал? Так вот, когда я в первый рай поплыл к острову, у меня было два весла. Но кто-то или что-то схватило одно весло и утащило на дно.

– И охота вам с утра пораньше сказки рассказывать, – сказала Катька.

Зажмурив глаза, она подставила лицо солнечным лучам. Лика тоже повернула лицо к солнцу. И еще опустила руку в воду. Но после слов Черткова проворно вытащила ее обратно. На всякий случай.

Чертков улыбнулся.

– Испугалась?

– Ничего и не испугалась. – Соломатина снова опустила руку в воду.

Берег быстро удалялся. Издалека замок Кармалютова выглядел довольно мрачно и угрожающе.

– Интересно, что делал Цыпух у Синей Бороды? – сказала Орешкина.

– Какой Цыпух? – спросил Чертков.

– Да мы тут в больницу ходили, – принялась рассказывать Катька. – Узнать насчет Светки. И говорили там с одним доктором. Такой неприятный тип. Скажи, Лик?

– Ага. Зубы острые. Лицо какое-то синее. Фу, – поморщилась Лика, вспомнив лицо Цыпуха. – Вылитый вампир…

Чертков продолжал мерно грести.

– А что вы, девчонки, думаете? Вполне возможно, что он вампир.

– Опять сказки начинаются. – Орешкина демонстративно вздохнула.

– Да какие сказки? Это научный факт. Вы просто не в курсе. Недавно канадские ученые пришли к выводу, что вампиры действительно существуют в реальности. Это больные люди, с врожденным дефектом в генах, – Чертков перекинул весло на другой борт. – Всякий живой организм насыщен пигментами, так называемыми порфиринами. И если в генетической программе был сбой, то естественный обмен порфиринов нарушается. Они скапливаются и под воздействием солнечного света становятся катализатором, превращая обычный кислород в синглетный. Под воздействием этого кожа приобретает синеватый оттенок, а зубы заостряются. Люди, пораженные этим заболеванием, начинают испытывать сильную жажду утолить которую можно только свежей кровью…

По воде прыгали солнечные блики; над водой летали стрекозы… поэтому мрачноватый рассказ Черткова воспринимался совсем не мрачно.

– А зона "С" – тоже научный факт? – cпросила Лика.

– Еще какой! Вы поймите, девчонки, сверхъестественного не существует. Этим словом мы называем все то, что не можем объяснить. Наш мозг так устроен, что все, выходящее за рамки обычного, мы воспринимаем как сказки. По этому большинство людей просто не способны допустить существование того, чего они не понимают. Между тем, ощущения и действительность – совершенно разные вещи. Это вам, надеюсь, ясно?

Да это ясно, – ответила Катька, хотя не поняла и половины из сказанного Чертковым. – Мне вот другое не ясно. Вы вчера сказали, что если в зоне "С" находится кладбище, то на этом кладбище могут оживать мертвецы.

– Могут, – подтвердил Чертков.

– А вы сами видели оживших мертвецов?

Признайтесь, только по-честному.

– Если по-честному, то не видел.

– Не видели, не видели!.. – закричали подруги.

– Зато я видел, как вызывают мертвеца из могилы. Хотите расскажу?

Девчонки, конечно, хотели. Чертков, не переставая грести, начал рассказывать:

– Церемония вызова мертвеца сложна и опасна. В течение десяти дней, предшествующих этой церемонии, некромант – так называют человека, который вызывает мертвецов – должен пить только яблочный сок. Через десять дней некромант отправляется на могилу. Самое лучшее время для вызова мертвеца – между полуночью и часом ночи. Вокруг могилы рисуется магический круг. А затем произносится заклинание: "Гар-Габар-Агбар-Веральд Вальви, заклинаю тебя, мертвец: отвечай на мои вопросы…"

Несмотря на яркий солнечный день, подруги слушали рассказ с некоторым страхом. Чертков замолчал.

– А дальше что? – полушепотом спросила Лика.

Дальше мертвец выходит из могилы и отвечает на вопросы некроманта, – будничным тоном закончил Чертков.

Классно! – воскликнула Орешкина. – А что если нам попробовать Светку из могилы вызвать? И спросить у нее, кто ее убил.

Соломатина была просто шокирована таким предложением.

Ну ты даешь, Кать…

А разве Светлану убили? – настороженно спросил Чертков.

– Ах да, мы же вам вчера ничего не рассказали. – И Катька тут же принялась рассказывать как они с Ликой ходили на кладбище к директору Веселову, потом в больницу к доктору Цыпуху, а затем в милицию к майору Сидорчуку.

– А с чего вы решили, что Света убита? – выслушав рассказ, спросил Чертков.

– А с того, что записку, которую нам показал майор Сидорчук, писала вовсе не Светка.

– Вот как, – пробормотал Чертков, перестав грести. – А почему не Света?

– А там ошибка в слове "сумасшедшая". Ну это ладно. Самое главное другое. Мы вчера выяснили, что записка напечатана не на Светкиной машинке.

– Вот как, – снова пробормотал Чертков.

– Эй! Эй! – закричала Лика. – Нас на корягу сносит!

Чертков, спохватившись, энергично заработал веслом.

Разговор угас. Катька пыталась что-то спрашивать о зоне "С", но Чертков отвечал вяло, с неохотой, думая о своем…

Наконец они приплыли на Монастырский остров.

– Здесь где-то должна быть тропинка, – сказал Чертков.

Тропинка вскоре отыскалась. И путешественники двинулись друг за другом. Впереди шел Чертков, за ним Катька, а за ней Лика.

Подруги с любопытством вертели головами

– А где же развалины монастыря? – спросила Орешкина.

– Рядом с кладбищем. За стеной.

– За какой стеной?

– За бетонной. Кармалютов огородил кладбище и развалины высокой бетонной стеной.

– А подвалы, из которых песнопения доносятся, тоже за стеной?

– В том-то и дело.

– Вот бы полазить по этим подвальчикам. Да, Лик?

У Соломатиной эта идея не вызвала особого восторга. Лазить по подвалам, где монахов расстреляли… Нет, ей явно этого не хотелось. Там, наверняка, еще и крысы бегают…

– Не знаю, – кисло ответила Лика. – Ты думаешь, охранники разрешат?

– Может, уже нет никаких охранников… Вадим, – обратилась Орешкина к Черткову, – вас в прошлый раз где охрана завернула?

– У берега. Я даже с лодки не успел сойти.

Впереди показалась высокая бетонная стена.

Они пошли вдоль стены и вскоре увидели массивную железную дверь. Звонка не было. Чертков постучал в дверь ногой.

Тотчас за стеной раздался злобный собачий лай.

– Гав-гав-гав – громко залаяли пять или шесть собак.

Катька глянула в дверную щелку и сразу же отпрянула.

– Ничего себе собачки. С теленка величиной. Чертков снова постучал ногой в дверь.

– Эй, есть там кто-нибудь?!

– Гав-гав-гав – надрывали псы мощные глотки.

– Судя по всему, никого нет. – Чертков посмотрел на подруг. – Что будем делать?

– Придется к Кармалютову идти, – сказал Катька. – Эх, надо было сразу к нему сходить

Той же тропинкой они вернулись к лодке. И вот тут-то увидели охрану. Двух здоровенных амбалов с бритыми затылками. Один жевал жвачку, второй дымил сигаретой.

– Послушай, мужик, – лениво растягивая слова, обратился амбал с сигаретой к Черткову. – Мы ведь тебя в прошлый раз уже предупреждали: этот остров – частная собственность. Посторонним вход воспрещен. А ты опять заявился.

– Тебе что – по ушам настучать? – с угрозой добавил амбал, жующий жвачку.

– Спокойно, ребята, – ответил Чертков, Вот эта девочка, – указал он на Катьку, – при ехала из Петербурга навестить могилу своей бабушки.

Амбалы уставились на Орешкину оловянными глазами.

– Какой еще бабушки? – спросил амбал с, сигаретой.

– Двоюродной" – ответила Катька. – Она здесь на острове похоронена.

– Не толкай фуфло, детка, – сказал амбал, жующий жвачку. – На этом кладбище уже полвека никого не хоронят.

– А мою бабушку похоронили. Светлану Несмеянову.

– Ничего себе – бабка, – ухмыльнулся амбал с сигаретой. – Да ей двадцатник был, если не меньше.

Орешкина, обреченно вздохнув, принялась объяснять в сто первый раз:

– У моего прадедушки было три жены. И у третьей родилась Светка. Она мне приходится двоюродной бабушкой. Врубаетесь?..

Судя по всему, амбалы не врубались. Во всяком случае, физиономии их ничего не выражали. Наконец, тот, кто жевал жвачку, сказал:

– Наше дело телячье. Прикажет хозяин пустить тебя на кладбище – пустим. Не прикажет – не пустим. Короче, тебе надо с ним базарить.

– А кто ваш хозяин?

– Кармалютов. Трофим Петрович.

– Хорошо, мы к нему сходим, – сказала Катька.

– Далеко ж вам идти придется, – снова ухмыльнулся амбал с сигаретой. – Он на прошлой неделе в Сан-Диего улетел. А в Гусь-Франковск приканает только в конце августе. Поняла, да?

– Что ж мне, до августа тут куковать?

– Нас это не колышет. У нас приказ: на кладбище никого не пускать.

– И на остров тоже, – добавил амбал, жующий жвачку. – Так что валите отсюда.

Глава X
КАЖДЫЙ ГОД В ОДНО И ТО ЖЕ ВРЕМЯ

Небо заволокли грозовые тучи. Солнце исчезло. Подул холодный ветер. Все сразу стало унылым и серым. Река, дома, настроение… В особенности, настроение.

– М-да, – хмуро сказал Чертков, когда они снова причалили к тому месту, откуда отплывали на остров. – Придется, видно, не солоно хлебавши в Москву возвращаться.

Подруги ничего не ответили.

И вам, девчонки, я советую домой ехать, – продолжал Чертков. – Что вы будете этого Кармалютова до августа ждать? Глупо, согласитесь. Только каникулы себе испортите. А так, может, еще куда-нибудь съездите.

Да, наверное, – неуверенно сказала Соломатина и посмотрела на Орешкину. – Как ты считаешь, Кать?

Катька была настроена по-боевому.

– Нет, – твердо ответила она. – Я так просто не сдамся… Пошли в библиотеку.

– А в библиотеку-то вам зачем? – не понял. Чертков.

– Книжки читать, – сказала Орешкина.

… На весь Гусь-Франковск была одна-единственная библиотека. А на всю библиотеку – одна-единственная библиотекарша. Муза Викентьевна Шляпникова. Крупная женщина с широкими плечами и полными мускулистыми руками.

Увидев Катьку с Ликой, Шляпникова загрохотала громоподобным голосом:

– Явились, красавицы, не запылились!

А ну, платите штраф немедленно!..

Какой штраф? – удивились девчонки.

Ой-ой-ой, – заойкала Шляпникова. – Невинными овечками прикидываются. А кто уже полгода книги не сдает?

Вы нас с кем-то путаете, – сказала Лика.

– А ты разве не Филимонова?

– Нет. Я Соломатина.

– А ты разве не Сморчкова? – посмотрела Луза Викентьевна на Катьку.

– Нет, я Орешкина.

Ну тогда извините, девочки. Обозналась… Вы что, хотите в библиотеку записаться? – Шляпникова достала два чистых формуляра. – Сейчас запишу.

Да нет, – сказала Катька. – Нам надо с вами поговорить. Дело в том, что моя бабушка, Светлана Несмеянова, месяц назад утопилась…

Бабушка?.. Что-то я не пойму…

А я сейчас объясню. – И Орешкина заученно протараторила: – У моего прадедушки было три жены. У третьей жены родилась Светка. Она мне приходится двоюродной бабушкой. Вот.

А-а… – Муза Викентьевна потерла массивный подбородок. – Понимаю. Ты приехала к ней в гости, а она…

Вот именно, – не дослушав, подтвердила Катька. – Мы были в милиции, и нам сказали, что вы…

Теперь не дослушала Шляпникова.

– Да, да, – перебила она Орешкину. – Я ходила в милицию и все им рассказала. Майор Сидорчук сейчас вплотную занимается этим делом…

Соломатина вспомнила Сидорчука, уплетающего гороховый суп.

– Как же, занимается, – хмыкнула она.

А что, разве не занимается?

Я и говорю: "занимается", – уже с утвердительной интонацией повторила Лика.

– Федор Иваныч был просто потрясен моим сообщением, – горделиво произнесла. Муза Викентьевна. – Он слушал меня раскрыв рот. А после сказал, что лично займется этим делом… – Шляпникова мечтательно вздохнула. – Ах, какой обходительный мужчина этот Сидорчук.

Настоящий джентльмен. Проводил меня до дверей кабинета и несколько раз поинтересовался, хорошо ли я себя чувствую… Такой внимательный, такой вежливый…

– А что вы ему сообщили? – спросила Катька.

– Ой, девочки, это просто тихий ужас. В нашем городе каждый год совершаются убийства. Убивают восемнадцати летних девушек. В одно и то же время. Прямо кошмар какой-то.

– А нельзя ли поподробнее?

– Разумеется, можно. – И Шляпникова начала рассказывать: – Все началось с того, что сократили Тасю… Тася была моей помощницей, – пояснила она. – Так вот, ее сократили, и подшивкой газет в читальном зале стала заниматься я. А тут есть такая газета – "Вечерний Гусь-Франковск". Таська ее четыре года не подшивала. Не знаю уж, почему… Ну вот, подшиваю я "Вечерний Гусь-Франковск и читаю по ходу дела. Читаю я, значит, читаю и вдруг замечаю одну вещь. Каждый год в номере от тринадцатого мая появляется извещение о смерти восемнадцатилетней девушки. Ну разве это не странно?..

– Странно, – согласились подруги.

Шляпникова продолжала:

А надо вам сказать, что подшивкой я начала заниматься как раз в мае. Я тогда подумала: "Интересно, появится такое же извещение в этом году?" И представьте себе – появилось. Открываю я "Вечерний Гусь-Франковск за тринадцатое мая этого года – и как вы думаете, что я там нахожу?..

– Извещение о Светкиной смерти, – догадалась Соломатина.

– Совершенно верно.

– А эти газеты у вас сохранились? – спросила Орешкина.

– Да. Подшивки лежат в читальном зале.

– Можно их посмотреть?

– Конечно. Пойдемте, я вам покажу.

Шляпникова повела Девчонок в читальный зал. Там она взяла с полки четыре годовых подшивки "Вечернего Гусь-Франковска" и положила на стол.

– Смотрите, девочки. А я пошла пол мыть.

Я ж тут одна во всех лицах. И директор, и библиограф, и уборщица.

Муза Викентьевна ушла.

Подруги подвинули к себе подшивку трехлетней давности и открыли номер за тринадцатое мая. На последней странице было напечатано коротенькое извещение в траурной рамке:

«Родные и близкие с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной смерти восемнадцатилетней Ады Барбильяк. Похороны состоятся на городском кладбище».

Прочитав это извещение, девчонки подвит ли к себе подшивку двухлетней давности и тоже открыли номер за тринадцатое мая. Здесь было точно такое же извещение, только вместо имени Ады Барбильяк стояло имя – Нора Блюм. В третьей подшивке – за прошлый год родные и близкие с прискорбием извещали смерти восемнадцатилетней Эдиты Вам. Ну а в четвертой – о смерти Светланы Несмеяновой.

За окнами загрохотал гром. Сверкнула молния. И полил дождь.

Катька посмотрела на Лику. А Лика посмотрела на Катьку. В эту минуту они подумали об одном и том же.

– Я думаю, это работа "скрытников", – сказала Орешкина.

– И я так думаю, – согласилась с ней Соломатина. – Все совпадает. Жертвам по восемнадцать лет. Жертвоприношения проводятся каждый год, в одно и то же время…

– Ага, – кивнула Катька. – Все, как Ленка рассказывала…

В окна читального зала стучали капли дождя. Бросив взгляд на газетную страницу, Лика вдруг случайно увидела фамилию: Кармалютов.

– Ой, гляди, Кать. Тут про Синюю Бороду пишут.

Подруги быстро– прочли коротенькую заметочку:

«Вчера в Гусь-Франковск приехал известный российский предприниматель г-н Кармалютов, Трофим Петрович не забывает родные места. Вот и в этом году он традиционно посетил Гусь-Франковск, где у него имеется роскошный особняк, выстроенный в виде средневекового замка, В прошлом году г-н Кармалютов овдовел. Но теперь Трофим Петрович опять счастлив. Он сообщил нашему корреспонденту» что снова женился. Пожелаем же г-ну Кармалютову долгой совместной жизни со своей новой избранницей".

– Смотри, и тут про него, – показала Орешкина на другую газету от тринадцатого мая.

В заметке говорилось:

«Вчера в Гусь-Франковск приехал наш знаменитый земляк Трофим Петрович Кармалютов. В прошлом году Трофим Петрович перенес большое личное горе. У него умерла жена. Сейчас он сообщил нашему корреспонденту, что снова женат и счастлив. Пожелаем же молодым супругам…»

Не дочитав до конца, девчонки бросились смотреть остальные подшивки. Катька – за прошлый год, а Лика – за этот. И там, и там в номере от тринадцатого мая они нашли заметку о приезде в Гусь-Франковск Кармалютова. И в той, и в другой заметке сообщалось, что Кармалютов овдовел, но снова женился и снова счастлив.

– И правда, настоящая Синяя Борода этот Кармалютов, – сказала Катька. – Каждый год у него жены умирают…

Она задумчиво уставилась в окно,

– Кать, о чем ты думаешь? – легонько толкнула подругу Лика.

– Я думаю, нет ли тут скрытой связи?

– Где?

– Да здесь, – Орешкина кивнула на газеты. – Смотри, что получается: в одних заметках говорится, что в город прибыл Кармалютов с новой женой. А в других – что умерли восемнадцатилетние девушки.

– Ну и какая тут связь?

– Пока не знаю. Но какая-то связь определенно существует.

…Когда девчонки вышли из библиотеки, дождь уже перестал. На небе снова сияло солнце.

Что будем делать? – спросила Лика.

Катька засмеялась.

– А что всегда Толстый советует делать? Леша Толстиков, по прозвищу "Толстый", был Ликиным одноклассником. А еще он был страшным обжорой и во всех случаях жизни советовал делать только одно – закусить!

Закусить! – со смехом сказала Солома-тина.

Именно! Пошли искать кафешку!

Но никаких кафешек девчонки не нашли. Чертков был абсолютно прав, когда говорил, что в Гусь-Франковске совершенно негде поесть.

Впрочем, для подруг это была не проблема. Недолго думая, они купили булку, триста граммов колбасы и две бутылки фанты.

Скамейка, в отличие от кафе, нашлась быстро. И девчонки принялись закусывать.

– Приятного аппетита, девочки, – раздался знакомый голос.

Подруги увидели Харитона Харитоныча Веселова, директора кладбища. Опять бодрого и жизнерадостного.

– Спасибо, Харитон Харитоныч, – ответила Катька, запивая фантой булку с колбасой.

Веселов прямо-таки сиял от радости.

– Ливень-то какой был? Видели?! Красотища!.. А солнышко-то какое? Прелесть!.. – Харитон Харитоныч опустился на край скамейки. – Ну как у вас дела? Нашли свою Светку?

– Нашли, – сказала Соломатина. – Ее на Монастырском острове похоронили. А когда мы…

Орешкина перебила подругу.

– Харитон Харитоныч, – воскликнула она, – вы не могли бы в своей тетрадке посмотреть, есть ли у вас на кладбище Ада Барбильяк, Нора Блюм и эта… как ее…

– Эдита Вам, – подсказала Лика.

– Да, Эдита Вам, – повторила Катька.

– Я вам без всякой тетрадки скажу. Нет таких. И никогда не было.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Откуда вы эти странные фамилии выкопали? У меня все больше Ивановы с Петровыми лежат… – Веселов глянул на часы. – Ой-ой-ой…. Пора бежать. – Он поднялся со скамейки. – Заходите как-нибудь, поболтаем. Я вам еще про свою прапрабабушку расскажу. Она ведь не только с Николай Василичем была знакома, но еще и с Иван Сергеичем…

– С каким Иван Сергеичем? – спросила Лика.

– С Тургеневым.

– У него тоже здесь бричка сломалась?

Представьте себе. И пока ее чинили, моя прапрабабушка поведала Ивану Сергеевичу одну историю. О том, как ее глухонемой знакомый утопил в Доне собачку. Тургенев эту историю выслушал, а впоследствии написал свой знаменитый рассказ. Угадайте, какой?..

– "Муму"! – дружно ответили девчонки.

– Умницы. Угадали… Ну все, целую пальчики. Я побежал.

И Харитон Харитоныч легким танцующим шагом поспешил на кладбище.

Глава XI
ЦАРАПИНА В ФОРМЕ БУКВЫ "Г"

– Кать, а как тебе пришло в голову узнать у Веселова про девушек? – спросила Соломатина.

Да так, ни с того ни с сего… А вообще, нет, – сама себя поправила Орешкина. – Я вдруг вспомнила о "живых мертвецах".

О "живых мертвецах"?

Нуда. Помнишь, Ленка нам рассказывала про обряд фальшивых похорон. Когда "скрытники" хоронили пустые гробы. А те люди, которые якобы умерли, на самом деле дали обет богине Рураке поститься и скрываться до самой смерти…

– Ты думаешь, эти девушки – "живые, мертвецы"?

– А почему бы и нет?

Лика допила фанту и вытерла губы.

– Эх, нам хотя б какую-нибудь ниточку…

Катька стряхнула с колен крошки.

– Есть одна ниточка. Надо пойти в редакцию "Вечернего Гусь-Франковска" и выяснить, кто давал объявления о смерти девушек.

– Катька, ты гений! – Лика вскочила со скамейки. – Идем в редакцию!

– Подожди, у меня еще одна потрясная мысль наклевывается… Веселов сказал: "Откуда вы такие странные фамилии выкопали?" А ведь и правда – странные фамилии.

– И имена тоже странные. Ада, Эдита" Нора… Ну, то есть не странные, – поправилась Соломатина, – а довольно редкие.

Орешкина в раздумье прикусила губу.

– Знаешь, что?..

– Что?

– Давай разбежимся. Я смотаюсь в редакцию, а ты сгоняй в адресное бюро, узнай адреса этих самых Вам, Блюм и Барбильяк…

– Думаешь, здесь есть адресное бюро?

– Должно быть. Где-нибудь на вокзале. Сейчас спросим. – И Катька спросила у проходящей мимо старушки.

Адресное бюро действительно было на вокзале. Заодно Соломатина узнала, где редакция "Вечернего Гусь-Франковска".

Договорившись встретиться через полтора часа на этом же самом месте, девчонки разбежались.

Лика поехала на автобусе к вокзалу, а Катька отправилась пешком в редакцию газеты, которая находилась неподалеку.

Но не успела Орешкина сделать и десяти шагов, как вдруг появился мотоциклист на громко тарахтящем мотоцикле. Он несся прямо на Катьку. Орешкина едва успела отскочить в сторону.

Резко тормознув, мотоцикл остановился. Мотоциклист снял шлем с затемненным щитком и оказался мальчишкой примерно одних лет с Орешкиной.

– Ты что, псих?! – накинулась на него Катька.

– Ага, – ухмылялся парень, – псих. Меня недавно из психушки выпустили.

– Оно и видно.

Орешкина пошла дальше. Парень поехал рядом на мотоцикле, отталкиваясь ногами от земли,

– Садись, прокачу.

– Я с шизанутыми не катаюсь.

– Кончай ломаться. Садись.

– Отвали.

– Тебе куда надо? – не отставал мальчишка,

– На кудыкину гору.

– И мне туда же. Садись. Домчу на "Харлее" с ветерком.

Катька искоса глянула на мотоцикл.

– На "Харлее"… Молчал бы уж. Ездит на какой-то таратайке.

А ты читать умеешь? – Парень ткнул пальцем в самодельную наклейку на бензобаке. – "Харлей Дэвидсон".

– Ой, держите меня, – презрительно рассмеялась Орешкина. – Нацепил на "Яву" наклейку и выпендривается. Рокер задрипанный.

Парень смутился.

Откуда знаешь, что это "Ява"?

От верблюда.

Ну "Ява", – сказал мальчишка. – Между прочим, тоже классный мотик… Тебе куда надо-то? – повторил он уже совсем другим тоном, чем в первый раз.

В газету "Вечерний Гусь-Франковск".

– А, знаю. Тут рядом. Садись, довезу.

Катька, секунду помедлив, села на заднее сиденье.

Парень завел мотоцикл. Ту дух-тух-тух-тух… громко затарахтела "Ява".

– Домчу за пять секунд! – хвастливо пообещал мальчишка.

И в самом деле домчал за пять секунд. Во всяком случае, так Орешкиной показалось.

– Как тебе мой мотик? – горделиво спросил парень, когда они приехали.

– Потянет для сельской местности.

– "Для сельской местности". А сама-то ты откуда?

– Из Питера. Слыхал о таком городке?

– Из Питера… А сегодня вечером ты что делаешь?

– Тебе не все равно?

– Пошли на дискотеку?

– Не тянет, – сказала Орешкина, поправив волосы.

Почему не тянет?

– Тяги нет.

Да пошли, – стал уговаривать ее мальчишка. – Потусуемся. Знаешь, какая клева дискотека.

Мне в лом сегодня тусоваться.

Давай тогда завтра. Она каждый день бывает.

Катька окинула мотоциклиста оценивающим взглядом. В черной куртке с блестящими заклепками, он был очень даже ничего.

Ладно. Я подумаю. Где эта дискотека?

В центре. В бывшем кинотеатре "Луч". В семь вечера. Я тебя у входа буду ждать.

Ну, жди, – сказала Орешкина. – Может дождешься.

И она вошла в редакцию "Вечернего Гусь-Франковска".

В небольшой полукруглый коридорчик выходило сразу три двери. На одной висела табличка; "Главный редактор", на другой: "Отдел писем и публицистики", на третьей: "Отдел объявлений и рекламы". Пожилая женщина в цветастом платке мыла в коридоре пол.

– Ноги, ноги вытирай! – закричала она Катьке.

Катька вытерла.

– Лучше, лучше, – прикрикнула уборщица.

Катька вытерла лучше.

Скажите, а где тут объявления дают?

Глаза-то разуй. – Женщина указала шваброй на ближайшую дверь. – Для кого написано: "Отдел объявлений и рекламы".

Катька" постучав, вошла в крохотную комнату где едва помещались стол и два стула. На одном из стульев сидел мужчина средних лет. В очках и с сигаретой.

Извините… – сказала Орешкина. – У вас объявления дают?

У нас, – ответил очкарик. – Объявления и рекламу.

А извещения о смерти?

Тоже.

А вы записываете фамилии этих людей?

Каких людей?

Которые извещения приносят.

Нет, не записываем. Мы просто печатаем тексты. За деньги, разумеется. И все. Это касается и рекламы, и объявлений, и некрологов.

Д вдруг в некрологе ошибка?

Какая ошибка?

Например, человек не умер, а вы напечатали, что умер.

Нас это не волнует. – Очкарик кинул через стол газету. – Почитай, что на последней странице мелким шрифтом написано.

"За содержание рекламных и прочих объявлений редакция ответственности не несет", – прочла Катька.

В комнату вошла уборщица, И сразу заворчала: Господи, надымил-то. Хоть топор вешай. – Она принялась подметать пол.

– Марья Петровна, может, вы попозже уборной займетесь?

– Говорите, говорите, – ответила уборщица, орудуя шваброй под столом. – Вы мне не мешаете. Ты только, милок, ноги подыми, пока я мету.

Мужчина с недовольным видом поднял под столом ноги.

Девочка, ты, собственно, чего хочешь? – перенес он раздражение на Катьку.

Я хотела узнать, кто давал одно объявление месяц назад.

Ты еще спроси, кто год назад давал объявление.

Но ведь вам не каждый день приносят извещения о смерти?

Не каждый, – согласился очкарик. – Но довольно часто.

Это не совсем обычное извещение. В нем говорилось о смерти восемнадцатилетней девушки. Светланы Несмеяновой. Вспомните, пожалуйста, кто его приносил? – Катька с надеждой смотрела на очкарика.

Да не помню я, – поморщился мужчина и с досадой взглянул на уборщицу: – Марья Петровна, ну сколько мне еще ноги так держать? Я же не гимнаст.

– А че ты их держишь? Я уж подмела.

Очкарик опустил ноги и принялся названивать по телефону.

Орешкина вышла из комнаты. Вместе с ней вышла и Марья Петровна.

– Как, говоришь, покойницу-то звали? – вдруг спросила уборщица.

– Светлана Несмеянова.

– А когда об ней объявление-то давали?

Месяц назад.

– Как же, помню, – сказала Марья Петровна. – Мужчина приходил…

Сердце у Орешкиной учащенно заколотилось.

А как он выглядел?

Обыкновенно. Две руки, две ноги.

А лицо? Какие у него были брови, глаза, нос?..

Лица я не разглядывала. А вот ботиночки хорошо разглядела. Он тоже, как и ты, с улицы поперся, ноги не вытерев. Хорошие ботиночки. Желтые. Вот только он их где-то поцарапал…

Оба ботинка?

Нет, один. Правый. Большая такая царапина. На букву "Г" похожа.

– На букву "Г", – медленно повторила Катька, силясь вспомнить, у кого же она видела именно такую царапину на желтом ботинке.

Но так и не вспомнила.