Текст книги "Руки вверх, Синяя Борода"

Автор книги: Валерий Роньшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава VI
СТРАННОСТИ ПРОДОЛЖАТЬСЯ

Фамилия у директора была не совсем походящая для кладбища. Вернее совсем не подходящая. На дверях его кабинета висела табличка:

«ДИРЕКТОР КЛАДБИЩА ВЕСЕЛОВ. Х.Х.»

Катька постучала.

– Войдите, – донесся из-за дверей жизнерадостный голос.

Девчонки вошли и увидели полненького розовощекого коротышку. Он широко улыбнулся.

– Чем могу служить?

– Извините, – сказала Лика, – вы не И те, директор скоро будет?

– Директор перед вами! – ответил коротышка и, встав, церемонно представился: Харитон Харитоныч Веселов. Директор кладбища. Прошу любить.

– Вы директор кладбища? – недоверчиво смотрела на него Катька.

– А что, не похож? – засмеялся Харитон Харитоныч. – Небось, думали, раз директор кладбища – то обязательно мрачный тип с колючим взглядом. А я вот считаю, что на таком месте и нужен человек вроде меня. Веселый, жизнерадостный…

– Вы думаете? – с сомнением сказала Лика.

– Уверен!.. Где бы человек ни работал, он всегда должен радоваться!

– Чему радоваться?

– Да всему, – ответил директор. – Светит солнышко – радуйся, что оно светит. Идет дождь – радуйся, что он идет.

– Ну не знаю, – сказал Орешкина. – У меня вот бабушка умерла. Чему уж тут радоваться.

– Как это чему?! Радуйся, что она бабушкой умерла, а, скажем, не восемнадцатилетней девушкой.

Катька вздохнула.

– В том-то и дело, что ей восемнадцать было"

– Не понял.

– Мой прадедушка был три раза женат… – начала объяснять Орешкина.

– А-а, понял, – перебил Веселов. – У меня в роду аналогичная ситуация. – И Харитон Харитоныч принялся с подъемом рассказывать: – Мой прадедушка тоже был три раза женат. И каждая его последующая жена была моложе предыдущей…

– Мы бы хотели узнать… – сделала Лика попытку прервать разговорчивого директора.

Но не тут-то было.

Веселов оживленно продолжал:

– Впрочем, это еще не самое любопытное. Любопытно другое. И мой прадедушка, и мой дедушка, и мой отец – все были директорами кладбищ. Так что я из династии кладбищенских директоров…

– Очень интересно, – из вежливости сказала Соломатина.

– Еще бы не интересно! – воскликнул Харитон Харитоныч. – Я вам сейчас такое сообщу – вы вообще упадете. – Директор сделал эффектную паузу. – Моя прапрабабушка была знакома с самим Николай Василичем!

– С каким Николай Василичем? – не поняли девчонки.

– С Гоголем. Они познакомились, когда он останавливался в нашем городе.

– А зачем он здесь останавливался?

– Да бричка у него сломалась. Пока ее чинили, они и познакомились. И моя прапрабабушка; поведала Николаю Васильевичу одну историю, О том, как в наш городок приехал какой-то проходимец. А его приняли за ревизора. Николай Васильевич выслушал эту историю, а впоследствии написал свою знаменитую пьесу "Ревизор.

– Ничего подобного, – возразила Соломатина. – Сюжет "Ревизора" Гоголю Пушкин рассказал. Нам на уроке литературы говорили.

– Не знаю, что вам говорили на уроке литературы, а вот моя прапрабабушка…

– Послушайте, Харитон Харитоныч, – перебила его Орешкина, – нас больше интересует моя бабушка. Мы обошли все кладбище, но так и не нашли ее могилу.

Директор достал из ящика потрепанную тетрадку.

– Не волнуйтесь, девочки. Сейчас найдем вашу родственницу. Как ее фамилия?

– Несмеянова.

Веселов стал листать страницы, бормоча под нос:

– Несмеянова… Посмотрим, посмотрим… Неволяева, Немаляева, Несмейкина… Несмеяновой нет…

– Как нет? – изумилась Катька.

Веселов протянул ей тетрадку.

– Смотри сама.

Катька посмотрела. Несмеяновой в списке действительно не было.

– А где ж она?

Харитон Харитоныч развел руками.

– Чего не знаю, того не знаю. А откуда вы взяли, что она умерла?

– Нам этот сказал, как его… – Орешкина наморщила лоб, вспоминая.

– Чертков, – подсказала Лика.

– Да, Чертков. Мы из Питера приехали, в гости к Светке. Пришли к ней домой, а Чертков и говорит: она на кладбище.

– А он-то сам кто такой?

– Постоялец.

– Может, этот ваш постоялец большой шутник? Может, она на реку ушла. Купаться. Вы к соседям-то не заходили?

– Заходили. Их дома нет.

– Зайдите еще раз. Сами видите, в моем хозяйстве вашей бабушки нет.

– А в городе только одно кладбище? – спросила Катька.

– Нет, два. Есть еще старое.

– А где? Вдруг Светку там похоронили?

– Нет, на том кладбище ее не могли похоронить, – уверенно ответил Харитон Харитоныч. – Оно заброшенное.

– Да вы скажите, где? – настаивала Орешкина. – Мы на всякий случай сходим.

– Туда надо не идти, а плыть. Это кладбище на Монастырском острове. Но там уже лет пятьдесят никого не хоронят.

– Он бросил тетрадку в ящик. – Знаете, что я вам, девочки, посоветую? Пока соседи с работы не вернулись, вы в больницу сходите. Поговорите с врачами. Они же должны были смерть констатировать. Я думаю, врачи вам все расскажут. И от чего ваша Светка умерла, если она умерла, и где похоронена, если она похоронена…

– А больница далеко?

– Да нет, рядом. Через дорогу. Попрощавшись с жизнерадостным директором, подруги пошли к выходу.

– Желаю удачи! – бодро прокричал им вслед Харитон Харитоныч.

Девчонки вышли из ворот кладбища, перешли дорогу и вошли в больницу.

За стеклянной перегородкой, у окошка с надписью "Регистратура", сидела девушка в белом халате и делала себе маникюр.

Простите, – обратилась к ней Лика, – где тут смерть констатируют?

Это вам надо к доктору Цыпуху, – сказала девушка, аккуратно накладывая кисточкой лак на ногти. – В шестой кабинет.

Подруги пошли в шестой кабинет. И увидели доктора Цыпуха. В отличие от веселого Харитона Харитоныча, доктор Цыпух был мрачный тип с колючими глазами. Вот бы кому работать на кладбище.

– В чем дело? – сухо спросил Цыпух.

Катька начала объяснять;

– Понимаете, мы с подругой приехали в гости к моей бабушке, а нам сказали, что она умерла.

А я тут при чем?

Хотелось бы узнать, отчего она умерла. Доктор посмотрел на Катьку, затем на Лику.

Взгляд у Цыпуха был тяжелый и неприятный. Впрочем, неприятным был не только взгляд доктора, но и его голос. И не только голос, но и весь его вид. И не только вид, а даже кабинет Цыпуха и тот был неприятным. Здесь все было черного цвета. Черный стол, черные стулья, черные шкафы… Настенные часы тоже были черные. Часы стояли. Две черные стрелки замерли на черной цифре двенадцать.

Как звали твою бабушку? – спросил доктор.

Светлана Несмеянова.

Если мне не изменяет память, Несмеянова была вовсе не бабушкой, а молодой девушкой.

Орешкина кивнула.

– Правильно. Но мне она– приходится двоюродной бабушкой. – И Катька в очередной раз стала объяснять, почему так получилось.

Доктор Цыпух слушал ее объяснения с каменным выражением лица. Когда Орешкина закончила, он сказал:

Смерть больной Несмеяновой я не констатировал.

А кто констатировал?

Цыпух достал из черного портсигара тонкую черную сигару и, щелкнув черной зажигалкой, закурил.

– По этому вопросу обратитесь в СМЭС. – Доктор выпустил изо рта струю дыма (как ни странно, дым оказался белый).

Что еще за СМЭС?

Судебно-Медицинская Экспертная Служба девочка, – раздельно произнес Цыпух. – Она находится в Ростове. Именно специалисты этой службы занимались Светланой Несмеяновой.

А почему именно они?

Потому что Несмеянова умерла неестественной смертью, – с каким-то мрачным удовольствием проговорил доктор. – Так что поезжай в Ростов. Там тебе все объяснят. Впрочем, – добавил он, – могут объяснить и здесь. В милиции.

Сказав это, доктор Цыпух отвернулся к окну давая понять, что разговор окончен.

Но Катька решила все выяснить до конца,

Что значит "умерла неестественной смертью"? Ее убили, да?! Убили?!

Нет, девочка, не убили. – На тонких губах доктора зазмеилась улыбка. – Она всего-навсего покончила с собой.

Глава VII КАК ПИШЕТСЯ СЛОВО "СУМАСШЕДШАЯ?

Фу-у, какой противный тип, – сказала Лика, когда девчонки вышли на улицу. – Вылитый вампир.

Ага, – согласилась Катька, тоже дыша всей грудью. – И кабинет у него на склеп похож.

После разговора с доктором Цыпухом подруги чувствовали себя совершенно разбитыми. Но под летним солнышком и ласковым ветерком с Дона осадок быстро исчез.

И девчонки пошли в милицию.

Во дворе милиции, на широкой скамейке, сидели два сержанта и играли в домино.

Скажите, пожалуйста, – обратилась к ним Орешкина, – как нам пройти к самому главному милицейскому начальнику?

Как войдете, так все прямо, прямо и прямо, – объяснил один из сержантов.

А в самом конце направо, – добавил другой сержант.

Подруги вошли в помещение милиции и по длинному коридору пошли прямо, прямо, прямо, потом завернули направо и уткнулись в дверь с табличкой:

НАЧАЛЬНИК МИЛИЦИИ

г. ГУСЬ-ФРАНКОВСКА

майор СИДОРЧУК Ф.И.

Лика постучала.

– Да, да, – донеслось из-за дверей.

Девчонки вошли в кабинет.

За столом в расстегнутом кителе и с ослабленным галстуком сидел майор Сидорчук и ел гороховый суп. Это был уже немолодой мужчина простоватой наружности.

– Что скажете, девчата? – не переставая орудовать ложкой, спросил майор.

– Ой, извините, – попятилась Лика, – у вас обед?

– Какой обед? Просто решил закусить. Присаживайтесь. Супчика хотите?

– Нет, спасибо, – отказалась Катька. – шла к вам по делу.

– А кто ко мне не по делу? 9 Майор со вздохом отодвинул тарелку в сторону: – Ну что там у вас? Рассказывайте.

Орешкина рассказала.

– Как фамилия бабули? – спросил Сидорчук.

– Несмеянова.

– В больнице видно что-то напутали. Старушка с такой фамилией самоубийством не кончала.

– Она не старушка, – сказала Лика. – Ей восемнадцать лет.

– Это ж как так может быть?..

Пришлось Катьке опять объяснять, как так может быть.

– Ох и жук твой прадед! – усмехнулся майор Сидорчук. – Я, кстати говоря, тоже по молодости… Впрочем, не важно. Ну и чего вы, девчата, хотите?

– Узнать правда это или нет? – сказала Орешкина.

– Что именно?

– Правда ли, что моя бабушка покончила с собой?

– Сейчас уточним. – Майор выглянул во двор, крикнул: – Шмаков, зайди на минуту.

– Сей момент, Федор Иваныч, – отозвался чей-то голос.

Сидорчук вернулся к столу.

– А вы, девчата, откуда будете?

– Из Санкт-Петербурга.

– Неплохое местечко. Бывал я там по молодости. В Третьяковку заходил.

– Вы, наверное, в Эрмитаж заходили, – поправила майора Лика. – Третьяковская галерея в Москве.

– Какая разница, – пожал плечами Сидорчук, – там картины, здесь картины…

Дверь открылась, и в кабинет вошел сержант Шмаков.

– Слушай, Шмаков, – обратился к нему майор, – ты вел дело этой, как ее… э-э…

– Несмеяновой, – подсказала Катька.

– Да, Несмеяновой.

– Никак нет, Федор Иваныч. Этим делом Шпаков занимался.

Майор Сидорчук снова подошел к окну и прокричал:

– Шпаков, зайди на минуту.

Через минуту в кабинете появился сержант Шпаков.

– Шпаков, ты вел дело Несмеяновой?

– Так точно, я!

– Ну и чего с ней случилось?

– Утопилась.

– Как утопилась?! – воскликнула Катька.

– Как Катерина в пьесе Островского "Гроза", – ответил Шпаков. – Только та в Волгу бросилась, а эта – в Дон.

– Ну хорошо, она в Дон бросилась, – сказал Сидорчук, – а дело-то ее где?

– А дело у вас в шкафу.

Майор достал из шкафа тонкую папку и, развязав тесемки, открыл. В папке был всего один листок.

– Это что, все дело? – Сидорчук повертел листок в руках. – Ты расследование-то проводил?

Шпаков пожал плечами.

– Да чего тут расследовать, Федор Иваныч?

Девушка, перед тем как утопиться, написала записку.

А где записка?

Вы ее в руке держите.

– А, так это записка. – Майор нацепил на нос очки и стал вслух читать: "Я, Несмеянова Светлана, решила добровольно расстаться с жизнью. В моей смерти прошу никого не винить. Я не сумасшедшая. Эту записку пишу в здравом уме и твердой памяти. Если мое тело найдут, то прошу его похоронить на Монастырском острове, рядом с моим прапрадедушкой. Заранее благодарю". Подпись. Число… – Сидорчук протянул записку Катьке. – На, читай.

Орешкина взяла записку.

– Она же на машинке напечатана!

– Ну и что?

– Предсмертная записка – и на машинке. Странно.

– Ничего странного, – сказал Шмаков. – Раньше пером писали, потом шариковыми ручками, сейчас вот на машинках печатают, а скоро самоубийцы свои записки на компьютерах будут набирать. Жизнь идет вперед.

Главное, что подпись от руки, – добавил Шпаков.

– А ты экспертизу проводил? – обратился Сидорчук к Шпакову. – Подпись не поддельная?

– Обижаете, Федор Иваныч. Специально в ростов из-за этого мотался. И эксперты-графологи подтвердили, что подпись – Несмеяновой.

– А где акт?

Еще не прислали.

– Ладно, ребята, идите, – отпустил майор сержантов.

Катька передала записку Лике,

– Интересно, из-за чего она утопилась? – сказал Соломатина, тоже прочтя записку.

Майор Сидорчук усмехнулся.

– Ясно, из-за чего. Из-за несчастной любви.

– А вот и нет, – возразила Орешкина. – У Светки счастливая любовь была. Она осенью замуж собиралась. У нее в Ростове жених.

– Значит, он в Ростове другую нашел, – ответил Сидорчук. – Я помню, в молодости…

– Не мог он найти другую, – перебила майора Катька.

– Это почему?

– Потому что он офицер ФСБ.

Сидорчук опять усмехнулся.

– А что, офицеры ФСБ не люди? Нашел себе новую невесту, а твоей Светке написал: так мол и так, до свиданья, дорогая, у меня теперь другая. А она с расстройства взяла и утопилась.

Логично?

– А вот и нет, – сказала Орешкина. – Светкин жених – благородный человек. Она сама говорила.

Понятно, что она так говорила. Она же его любила. Ты сама-то видела этого благородного человека?

Катька отрицательно помотала головой. Майор Сидорчук забрал у Лики записку и, положив в пайку, хотел было завязать тесемки.

– А можно мне еще раз прочитать? – попросила Катька.

Когда она читала в первый раз, ее что-то насторожило в тексте, но она так и не поняла – что.

Майор протянул ей листок.

– На, читай.

Орешкина стала читать. Медленно-медленно. Слово за словом.

И вдруг поняла, в чем дело.

– Эту записку писала не Светка, – уверенно сказала она.

– Так экспертиза же установила, что подпись не подделана.

– Дело не в экспертизе. Подпись, может быть, и Светкина. Но записку печатал кто-то другой.

– С чего ты взяла?

– А с того, что Светка закончила школу с золотой медалью.

– Ну и что?

– А самый любимый предмет у нее был – русский язык.

– Ну и что? – повторил Сидорчук.

– А вы прочтите повнимательней – и сразу все поймете.

Майор прочел, однако ничего не понял. Он так и сказал:

– Ничего не понимаю.

Катька ткнула в листок пальцем.

– Видите, написано: "сумасшедшая".

Ну и что? – продолжал не понимать Сидорчук.

– В слове "сумашедшая" пропущена буква "с". А у Светки абсолютная грамотность. Значит, записку писал кто-то другой. Скорее всего, убийца. Он заставил ее подписать этот текст. А после утопил.

Сидорчук почесал макушку.

– Ну-у, нагородила огород. Убийца… утопил… Она ж предсмертную записку писала, а не заявление в жилконтору. Волновалась, естественно, вот и сделала ошибку.

Катька упорно стояла на своем.

– Нет, ее заставили! Заставили!.. А потом убили!

– Это у вас в Питере, да еще в Москве убивают. А у нас в Гусь-Франковске тишь да гладь. Я вон двадцать лет начальником милиции работаю, и за это время в городе не было совершено ни одного убийства…

– Вы в этом уверены?! – горячилась Орешкина. – Может, просто ничего не видите у себя под носом?

– Ну, милая моя, – тоже стал горячиться майор. – Ты прямо как Шляпникова рассуждаешь…

– Какая еще Шляпникова?

– Да есть тут одна повернутая. Библиотекаршей работает. Начиталась, видать, у себя в библиотеке детективов, и теперь ей всюду убийства мерещатся. Когда бабуля твоя утопилась, прибежала эта дамочка ко мне. "Убивают! – кричит, – убивают!.." Кого, спрашиваю, убивают?.. Девушек, говорит, молодых убивают Каждый год. В одно и то же время. Это ж надо такое придумать… – Сидорчук убрал папку в шкаф. – Еще вопросы будут?

– Будут, – сказала Катька. – Светку где похоронили?

– Где просила, там и похоронили. На Монастырском острове. Так что, если хотите, можете ее навестить. А эту мысль насчет убийства выкинь из головы. Запомни: у нас тут тихий омут.

И майор Сидорчук принялся доедать остывший суп.

Глава VIII
ЗОНА "С"

На улице начинало темнеть. Подруги купили в магазине по пакету молока, по сладкой булочке и, усевшись на скамейку, стали обсуждать сложившуюся ситуацию.

– У них тут "тихий омут", – передразнила Катька майора. – В тихом омуте, между прочим, черти водятся. – Она откусила от булочки. – Здесь явно что-то не то. Никогда бы Светка не стала топиться. Тем более из-за несчастной любви. Она бы скорее жениха своего утопила, если б он ее продинамил.

– И просьба в записке какая-то странная. – Лика сделала глоток из пакета. – Похоронить на острове, рядом с прапрадедушкой… При чем Тут прапрадедушка?.. Катька кивнула.

– Вот именно. Я считаю, нам надо разобраться в этом деле.

– А как?

– Для начала поговорим со Шляпниковой.

– Верно. Она же как раз и сказала Сидорчуку, что Светку убили.

– И не только Светку. Она еще говорила о девушках, которых каждый год убивают. В одно и то же время. А если ты помнишь, об этом говорила…

– Ленка! – подхватила Соломатина. – Когда про "скрытников" рассказывала. Выходит, секта до сих пор существует и продолжает приносить жертвы богине Рураке!

– Ну, это еще надо проверить. Не исключено, что Сидорчук прав, и у Шляпниковой просто крыша съехала.

– В любом случае с ней надо поговорить.

– Разумеется.

Девчонки доели булочки и допили молоко.

– В общем, так. – Катька выбросила пакет в урну. – Завтра достанем лодку и сплаваем на Монастырский остров. А затем сходим к Шляпниковой.

– А где мы ночевать будем?

– У Светки, конечно.

– А вдруг нас этот Чертков не пустит?

Пусть только попробует. Идем.

И девчонки отправились на улицу Покрышкина.

Дверь им открыл, естественно, Чертков.

Надеюсь, вы не будете возражать, если мы тут поживем немного? – с вызовом спросил Орешкина.

Ни в коем случае, – учтиво улыбнулся Чертков. – Светлана – твоя родственница Живите сколько хотите. Надеюсь, вы тоже не простив, если я буду вашим соседом?

– Не против, – ответила Катька.

Таким образом, вопрос с жильем был решен. Теперь надо было выяснить, не появлялась ли Ленка.

– Скажите, пока нас– не было, девушка не приходила? – спросила Лика.

– Нет, не приходила.

Подруги переглянулись.

– Должна бы уже появиться, – сказала Орешкина.

– Ну, может, завтра приедет, – ответила Соломатина.

Чертков повел их в дом.

– Располагайтесь, девчонки, – радушно произнес он и ушел к себе в пристройку.

Лика для начала обошла все комнаты. В самой большой комнате, на стене, она увидела фотографию девушки.

Кать, это Света? Орешкина посмотрела.

Да, Светка.

Красивая.

Катька ничего не ответила. Ее внимание привлекла пишущая машинка на столе. Орешкина вставила в нее чистый лист бумаги. Тук-тук-тук… постучала по клавишам.

Лика продолжала смотреть на фотографию.

– Лик, поди сюда! – позвала Катька.

Соломатина подошла.

– Гляди, какой у машинки шрифт, – Орешкина протянула подруге листок с напечатанными буквами.

– Шрифт как шрифт.

– А тебе не кажется, что записка, которую нам Сидорчук показывал, напечатана другим шрифтом?

– Да вроде те же буквы, что и там.

– А по-моему, другие. В записке буквы более удлиненные.

– Честно говоря, я не запомнила.

– Я тоже точно не помню. Но вроде там буквы были длиннее. Подожди-ка, сейчас вспомним… – Катька вновь вставила в машинку лист и начала печатать одним пальцем: "Я, Несмеянова Светлана, решила добровольно расстаться с жизнью. В моей смерти прошу никого не винить…"

Напечатав текст, она всмотрелась в листок.

– Записка напечатана не таким шрифтом, – уверенно заявила Орешкина.

Соломатина теперь ясно видела, что Катька права. У Светкиной машинки был совсем другой шрифт.

– Ну хорошо, – задумчиво произнесла Орешкина, – предположим, Светка волновалась и поэтому сделала ошибку в слове "сумасшедшая". Но зачем, спрашивается, ей печатать предсмертную записку на чужой машинке, когда у нее своя дома имеется?

В дверь постучали.

– Войдите, – сказала Лика.

В комнату вошел Чертков.

– Не хотите" девчонки, со мной поужинать предложил он. – А то я не рассчитал. Наготовил больше, чем могу съесть.

Подруги хоть и закусили в скверике на скамейке, но при этих словах сразу почувствовал что молока с булочками им явно не достаточно

– Можно, – сказала Орешкина. – Да, Лик

– Ага.

– Тогда прошу ко мне… Кстати, пора бы нал уже и познакомиться. Как зовут меня, вызнаете а вот как ваши имена, прекрасные незнакомки?..

– Я Екатерина Орешкина, – представилась Катька.

– А я Анжелика Соломатина, – представилась Лика.

– Значит, Катя и Лика. Очень приятно. Ну а я, если вы не забыли, Вадим Чертков.

В пристройке у Черткова стол был заставлен всевозможной едой. В кастрюле дымилась вареная картошка; на сковородке аппетитно шипела яичница; две глубокие миски были наполнены салатами из свежих огурцов и помидоров. Тут же стоял пакет с яблочным соком.

– И это вы приготовили себе одному? ~ прищурилась Орешкина.

– Да, – с улыбкой ответил Чертков. – У меня хороший аппетит.

– Ой, врете, – сказала Соломатина.

– Вру, – легко признался Чертков. сто я успел убедиться, что в Гусь-Франковске абсолютно негде поесть. А вы ведь, девчонки, целый день по городу мотались. Так что налетайте.

Подруг не пришлось просить дважды.

Катька наложила себе в тарелку картошки, салатика и все это перемешала, густо полив сметаной. Лика, орудуя ножом и вилкой, принялась за яичницу. Чертков же попивал яблочный сок; он так ни к чему и не притронулся.

В считанные минуты с едой было покончено.

На улице уже совсем стемнело. Во дворе стрекотал сверчок.

Чертков открыл форточку.

Не возражаете, если я покурю?

Курите, – разрешила Лика.

Вы, наверное, на кладбище ходили? – закурив, предположил Чертков.

На кладбище, – кивнула Орешкина. – Только там Светкиной могилы не оказалось.

А где же она?

Ее на острове похоронили.

– На Монастырском?

– Да.

Любопытно, любопытно, – дымил сигаретой Чертков. – Ведь именно из-за этого острова я в Гусь-Франковск и приехал.

А почему из-за острова? – спросила Лика.

А я, девчонки, исследователь паранормальных явлений, – с шутливой торжественностью произнес Чертков.

Катька усмехнулась.

– А-а, барабашки, домовые… Этим вы занимаетесь?

– Не совсем. – Сейчас я пишу книгу, одна глава которой будет посвящена Монастырскому острову. Вам, кстати, известно, почему он называется Монастырским?

– Потому что там монастырь был, – ответила Орешкина.

Чертков кивнул.

– Да, там был мужской монастырь. Во время гражданской войны его захватили бандиты, и взорвали. А перед тем, как взорвать завели монахов в подвалы и расстреляли. С тех пор из-под развалин монастыря по ночам доносится церковное песнопение.

– А вы что, слышали? – спросила Солома-тина.

– Я как раз приехал послушать. А меня на остров не пустили.

– Кто не пустил?

– Охрана. Оказывается, этот остров – частная собственность. Им владеет известный промышленник Кармалютов. Вы, наверняка, видели его коттедж, похожий на замок, тут неподалеку.

– Кармалютов? – повторила Лика. – Это которого Синей Бородой называют? Я читала о нем в журнале… Так он, значит, здесь живет?

– Нет. Он родился в Гусь-Франковске. И частенько приезжает в родные места.

– А почему его называют Синей Бородой? – спросила у подруги Катька.

– Ты сказку про Синюю Бороду знаешь? Помнишь, как он своих жен убивал?

– Кармалютов тоже своих жен убивает?

– Нет, конечно. Просто он был три раза женат, и все три жены у него умерла. Поэтому его и прозвали – Синяя Борода.

– Ну вот, – продолжил Чертков, – когда я приплыл на остров, мне охранники от ворот поворот показали. А я-то специально из Москвы надувную лодку тащил с палаткой. Думал пожить на острове и послушать, действительно ли там монахи поют. И если поют, то на магнитофон их пение записать.

А мы завтра туда собирались, – сказала Соломатина. – Выходит, и нас охранники не пустят?

Ну, вас-то, может, и пустят, раз на кладбище Катина родственница похоронена. – Чертков задумался. – А давайте завтра вместе туда сплаваем. На моей лодке.

– Классно! – воскликнула Орешкина. – Мы как раз думали, где бы лодку раздобыть.

– А зачем Кармалютов купил этот остров? – спросила Лика.

– Он там хочет открыть коммерческое кладбище.

– Чушь какая-то… – хмыкнула Катька.

– Почему чушь, – возразил Чертков. – Есть же кладбище на острове Сан-Мишель в Адриатическом море. Рядом с Венецией. Это элитарное кладбище, на нем одни знаменитости похоронены…

– Но здесь же не Адриатическое море, – заметила Лика.

– А рядом не Венеция, а Гусь-Франковск, – подхватила Катька.

Тем не менее, я думаю, найдутся любители которые захотят быть похороненными на Монастырском острове. – Чертков стряхнул с сигареты пепел. – Только ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Остров расположен в зоне "С".

– Что еще за зона "С"? – удивились девчонки.

– Ну это такое место, где наш мир соприкасается с инфернальным миром. То есть с потусторонним.

– Да ладно сказки рассказывать… – Орешкина широко зевнула. Ее уже начинало клонить в сон.

– При чем тут сказки? Потусторонний мир действительно существует, – на полном серьезе ответил Чертков. – И в зонах "С", где он соприкасается с нашим миром, происходят разные необъяснимые явления. К примеру, на Монастырском острове расстрелянные монахи поют. А рядом с островом местные рыбаки не раз видели в глубине какой-то темный массивный силуэт, проплывающий прямо под их лодками,

Это, наверное, лохнесское чудовище, – захихикала Лика. – Несси.

– Нет, нет, – захихикала Катька. – Это гусь-франковское чудовище. Гусей.

– Но хуже всего, – продолжал Чертков, не обращая внимания на девчоночий смех, – когда в зоне "С" расположено кладбище. Под воздействием инфернального мира на этом кладбище может твориться черт знает что.

– А что, например? – спросили подруги.

– Мертвецы могут оживать, – ответил Чертков.

Орешкина встала.

– Ой, нет, – сказала она. – Хватит с меня на сегодня кладбищ с мертвецами. Я пошла спать.

Лика тоже встала.

– И я пошла спать.

– Ну что ж… – в голосе Черткова проскользнуло разочарование. – Тогда спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответили девчонки.