Текст книги "Закон маузера"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Наши! – завопила Надя. – Наши!

Впереди, освобождая дорогу, съезжали в степь броневики – полугусеничные «Остин-Путиловец-Кегрессы».[50]50
  Автору известно, что «Остин-Путиловец-Кегресс» был вооружён двумя пулемётами «максим». Будем считать, что в описанном бою участвовала новая модификация этих бронеавтомобилей.


[Закрыть]

Они легко и быстро шли по снегу, заходя махновцам во фланг и расстреливая тех плотным пулемётным огнём.

На дороге между тем развернулись ещё два броневика – «Руссо-Балт М» с парой пулемётов и полуторадюймовой пушкой Максима – Норденфельда, а рядом – «Гарфорд-Путиловец», вооружённый тремя «максимами» и трёхдюймовой противоштурмовой пушкой образца 1910 года.

Водитель «Гарфорда» поставил машину боком, чтобы было удобнее развернуть башню, и орудие грохнуло, целясь по хутору.

Махновцы сбились в кучу, закружились, словно не зная, куда им деваться, и попадали под перекрёстный огонь доброго десятка пулемётов.

– Так вам и надо! – завопила Надя.

Кирилл захохотал, сбрасывая напряжение, на радостях облапил девушку, а та неожиданно пылко ответила ему, впиваясь в его губы жадным ртом.

Сани сбились в кучу, лошади недовольно фыркали, нюхая бензиновый выхлоп, а из бронированных недр «Остинов» лезли улыбчивые бойцы в кожаных «шведских куртках» и шароварах, в очках-консервах, поднятых на кожаные же каскетки с назатыльником и наушниками.

Что-то подозрительно знакомое было в этих бойцах…

Не может быть. Его текинцы?!

– Саид! – негромко позвал Кирилл.

Широкая спина туркмена в кожаной куртке с суконным воротником закаменела на какое-то мгновение, а после он подскочил и с зычным рёвом кинулся к Авинову.

– Сердар вернулся! – орал текинец, плюща от счастья широкое смуглое лицо.

Облапив Кирилла, Саид Батыр закружил любимого командира, словно младшего братишку.

– Раздавишь! – просипел Авинов.

Текинец бережно опустил его наземь, но это было лишь началом испытаний – услыхав вопли Саида, из бронеавтомобилей повалили остальные джигиты, бойцы Текинского полка, некогда охранявшего самого Корнилова.

Диковатые и простодушные туземцы, пасшие скот в Каракумах и в предгорьях Копетдага, они были по-настоящему преданы Лавру Георгиевичу, почтительно называя его «Уллы Бояр», Великим Бояром.

Авинова, назначенного им в командиры, текинцы зауважали, а после и полюбили – за справедливость, за смелость, за то, что не чурался их, а делил и стол, и кров, и все опасности войны.

– И-а-а-и-а-а-а! – издал клич Махмуд, бежавший впереди.

А следом Абдулла, Джавдет, Юнус, Умар, Ашир Ханлар и Ашир Чепе, Кандым, Хырслан, Ахмед-онбаши…

Текинцы, пахнущие уже не дымом и палёным мясом, а бензином, сгрудились вокруг, теснясь, толкаясь, стремясь дотронуться до сердара, и гомонили, гомонили, гомонили…

Исаев посмеивался только да усы подкручивал – дескать, я и сам ещё о-го-го. А сюрпризы продолжались…

Из кабины «Гарфорда» выбрался сам полковник Неженцев, командир Корниловской дивизии, моложавый и подтянутый.

– Митрофан Осипович! – воскликнул Авинов. – Как же я рад видеть вас! Ваша бронерота успела в самый последний момент!

Неженцев крепко обнял Кирилла и похлопал его по спине.

– Вообще-то, ваша рота, капитан! – хохотнул он. – Вы – её командир! Роту буквально на днях приписали к 3-му Офицерскому для целей… Ну какие цели… Разведка да пошалить по красным тылам. Отбить атаку кавалерии, пехоту рассеять…

– Я одного не понял, а почему рота? Почему не эскадрон?

– О, Аллах… – вздохнул Махмуд. – Мы досюда на большой-большой корабль плыли, сами плыли, а коней сердару Маркову оставили…

– Ничего! – осклабился Абдулла. – Уллы Бояр обещал, как Москву возьмём, самых лучших коней даст, и мы на них до дому – тоже резать!

– Закаспийскую область очищать от большевиков, – перевёл Неженцев.

– Очистим! – кивнул Авинов. – Да, ребята?

– Иншалла![51]51
  Ритуальное восклицание, означающее «Если будет на то Божья воля», «С Божьей помощью!». Указывает на желание того, чтобы что-то произошло в будущем или надежды на благословение от Бога в задуманном предприятии.


[Закрыть] – хором воскликнули «ребята».

Полковник рассмеялся.

– Ваша рота, капитан, полностью называется «1-я Особая автоброневая рота». На «железных конях» раскатывать станете!

– Господин полковник прибежал к нам, – рассказывал Саид Батыр, – кричал, гонял нас… Мы быстро-быстро на вокзал и на платформы заехали, и нас паровоз сюда повёз. И вот мы!

– Молодцы!

– Рады стараться, сердар!

Весь день, до самого вечера, ушёл на то, чтобы уничтожить махновское гнездо.

Броневики окружили хутор, но бандиты сдаваться не собирались.

Им даже удалось подбить один «Остин-Путиловец» из пушки. Погибли Ахмед-онбаши и Ашир Чепе.

Такого текинцы не прощали.

Когда бойцы 1-й Особой ворвались на хутор, то с теми из «зелёных», кто не сгиб от пуль, они разобрались по-своему.

Махновцы орали долго…

Неженцев от щедрот своих уделил Авинову кожаные шаровары и куртку с воротником из чёрного бархата с алой выпушкой, кожаную фуражку, очки и перчатки-краги.

На походных погонах защитного цвета красовалась эмблема, изображавшая крылатые колёса с рулём, увенчанные пулемётом на треноге. Знай наших!

Помотавшись в кабине «Остина», Кирилл быстро понял, что кожаные одежды не для форсу.

Хоть бронированные стенки и были обиты войлоком, зацепиться тут было за что, ткань бы изорвалась за неделю, а кожа выдерживала.

В 1-й Особой автоброневой роте наличествовало четыре взвода: три взвода пулемётных бронеавтомобилей и один взвод пушечных. «Особисты» весьма гордились своею ротой и уже не так скучали по «коняшкам».

Удивительно, но факт – неграмотные джигиты, не умевшие написать своё имя, не так уж давно звавшие паровоз «шайтан-арбой», стали заправскими шофферами.

Начало уже темнеть, когда броневики вернулись к железнодорожным путям, где их дожидался поезд.

По специальным пандусам, осторожно, взрыкивая моторами, автомобили вкатывались на платформы, занимая свои места.

Кирилл, чувствуя, что совершенно вымотался, залёг в свободном купе, раздевшись и сунув папку – всё из-за неё! – под подушку, закрыл глаза.

Сон, однако, не шёл. Зато пришла Надя.

Тихонько затворив за собою дверь, она приложила палец к улыбающимся губам и сняла с себя всё.

Легла рядом с Кириллом, прижалась…

Двоим на диванчике было тесно, но если обнять девушку покрепче… Вот так… Правой за спину, левой за попу…

– Ты, наверное, считаешь меня порочной? – проговорила Надя вздрагивающим голосом.

– Я считаю тебя очень хорошей, – улыбнулся Авинов. – И очень хорошенькой…

– А я ещё никогда не была… с мужчиной. Вообще…

Кирилл закрыл её губы своими.

Девичьи груди упирались отвердевшими сосками, и он слышал биение Надиного сердца.

А где-то далеко-далеко стучали колёса, приближая Ростов-на-Дону…

Глава 7
ГОСУДАРЕВ БАЙРАК

Сообщение ОСВАГ:

Крымско-Азовская армия генерал-майора Я. Слащова и Кубанская армия генерал-майора А. Шкуро заняли Екатеринослав.

Попытка 1-й Революционной армии прорвать фронт и перейти в наступление была сорвана, войска Кавказской армии под командованием генерал-майора Кутепова удержали позиции. Донцы и дроздовцы готовятся к контрнаступлению в Каменноугольном районе.

Спешно созданная большевиками Литовско-Белорусская армия «наступает» в минском направлении, Эстляндская армия – в паневежско-молодечненском.

Попросту говоря, красные занимают территории, с которых выводятся немецкие войска. И сразу провозглашают свои опереточные республики – Литовско-Белорусскую Советскую Социалистическую Республику (Литбел), охватывающую Виленскую и Минскую губернии, а также часть Ковенской и Гродненской губерний; Литовскую Советскую Республику, Советскую Социалистическую Республику Белоруссия и так далее.

Их самозваные «временные революционные правительства» постоянно переезжают из одной «столицы» в другую – из Смоленска в Двинск, из Двинска в Вильну, из Вильны в Минск, – занимаясь при этом сварами да склоками по поводу границ…

Стояла та самая пора, всю прелесть которой познали истинные сони, – то время, когда завтракать уже поздно, а обедать ещё как бы рановато.

Было холодно, но не морозно. Коли ты тепло одет и, главное, обут, «самое то».

Тело, которому не надо уже было убегать или догонять, сживая врага со свету, «дозволило» рассудку плести неторопливые мысли, увязывая их с воспоминаниями, а то и спутывая нити смысла.

Кирилл думал, что ничего-то нового в подлунном земноводном мире не происходит. Уж сколько раз люди хватались за топоры, чиня друг другу смерть и разорение! И в древнюю пору пещер вождей хватало, и ныне их предостаточно. И у всех своя правда…

Да какое там! Лукавство одно. Правд много, а суть, а истина – одна. Рождённому вождём хочется власти и славы и благ, благ побольше!

И если для этого надо порешить сословие целое или класс, то – смерть классовому врагу. Что Ленин, что Троцкий едины – готовы полмира во гроб положить, лишь бы править оставшейся половиной. А злоба их – от ума, развитого достаточно, чтобы понять собственную ущербность. Отсюда ненависть к людям одарённым и неуёмная тяга истреблять выдающихся, дабы не выглядеть убогими на их светлом фоне. А толпа покорится, толпа любит тех, кто с нею вровень…

Поезд сбрасывал скорость, подъезжая к Ростову, будто силы теряя у порога родного депо.

Авинов стоял на площадке вагона и с удовольствием провожал глазами картинки придорожной жизни, проходившей мимо.

Даже забавно. Для него – ничтожный промельк, а для кого-то целый мир…

Неженцев стоял рядом и курил, щурясь от дыма и безмятежно следя за облаками.

Поезд едет вперёд, ростовские предместья уплывают назад, а тучки небесные замерли на месте и ни туда ни сюда…

– Исаев ваш шепнул, – улыбнулся полковник, почёсывая щёку большим пальцем руки, в которой дымилась папироса, – что вы Махно пристрелили?

Кирилл согласно кивнул.

– И с удовольствием, Митрофан Осипович. Надо же… До сих пор всё перед глазами стоит, словно сейчас только и произошло.

– Потускнеет… Что вы хотите, встряска вышла изрядная!

– А быстро вы поспели, Митрофан Осипович!

– Ха! Быстро! Да мы прокопались полночи! Ряснянский-то ещё вечером мне позвонил, сказал, что агент «Иванов» из Москвы сообщил о, мягко говоря, пристальном интересе Троцкого к вашей персоне. А ночью меня подняли – мол, с полустанка машинист передаёт, что «зелёные» напали на ваш поезд и всех офицеров, кто жив остался, с собой увели. Я и поднял всех на уши… Текинцы ваши забегали, как наскипидаренные! Нам-то в любом случае грузиться надо было и на фронт, а тут ЧП. У меня такое подозрение, что махновцев сам Троцкий и науськал. Насолили небось наркому?

Авинов усмехнулся.

– Исаев ему три пальца сломал, когда мы выпытывали, где находится вот это, – он щёлкнул по френчу, из-под которого выпирала толстая папка для бумаг. – Хотите знать, что здесь?

– Упаси бог! – дурашливо вскинул руки Неженцев. – Ряснянский тогда замучает, как секретоносителя! Кстати, раз уж помянут… Вы, Кирилл Антонович, с вокзала сразу к нему дуйте. Хотя нет, – он ткнул пальцем в папку, – лучше мы вас подвезём. Да, так будет вернее…

– А бронерота?

– А рота здесь остаётся, на путях. Горючим запасётесь, запчастями, огнеприпасом. Сразу, как вернётесь, отправим эшелон на фронт. Или к вечеру. Как получится. 3-й полк ваш уже в Каменноугольном районе, под Горловкой стоит, в селе Государев Байрак. А мои корниловцы рядом совсем. Соседями будем!

Тут паровоз весело загудел. Прибываем!

Сойдя с поезда, Авинов был ошеломлён – его принял и закрутил в себе большой и шумный город с нарядными толпами на улицах, где сверкали витрины бесчисленных магазинов, звякали трамваи и сигналили друг другу проезжавшие машины.

– Ну, – бодро сказал Петерс, – тут наши дорожки расходятся, Кирилл Антонович. Мне надо доложиться своему начальству, а у вас – своё. Вырвусь, как только смогу, ибо голова, что у вас на плечах, не золотая даже, а бриллиантовая! Не смейтесь. Вашей папке цены нет, английская разведка за неё любые деньги посулит. Записи ваши главнее любого наступления и контрнаступления, даже самой победы или поражения, помните об этом… Виктор Павлович. Лучше будет, ежели я пока так обращаться стану, в полку-то вас Юрковским мнят.

– Вы правы, Евгений Борисович, – кивнул Кирилл. – Спасибо вам огромное.

– Да за что же? – заулыбался Петерс.

– За то, что поверили, поддержали, прикрывали…

Капитан весело рассмеялся.

– Не стоит благодарности! И берегите ваши бумаги пуще живота своего. Я серьёзно.

– Не боись, ваш-сок-родь, – пробасил Исаев. – Уж я прослежу!

Пожав руки обоим, Евгений Борисович потрусил к грузовику, битому «бенцу».

Из-под тента, прикрывавшего кузов, Петерсу уже махали рядовые второй роты, посланные встречать своего командира.

– Папочку-то не посеяли, ваше высокоблагородие? – спросил ординарец ворчливо.

– Никак нет! – улыбнулся Авинов. – Кстати, Кузьмич, я уже не «высоко-…».[52]52
  Хочется напомнить, что в разведку К. Авинов пошёл в звании штабс-капитана (к которому обращались – «ваше благородие»). А вот его alter ego, Юрковский, носил чин повыше – капитанский.


[Закрыть]

– Дык, ёлы-палы, дело-то наживное!

Тут и Кириллу посигналили.

– Ладно, Кузьмич. Пойду, доложусь.

– Эк вас угораздило с Фанасом этим, – проворчал Исаев. – Эк приложило-то… Уважаю.

– Лишь бы поверили, – вздохнул Кирилл.

Авинову подали целый кортеж – грузовой «балт», в котором он ехал вместе с Неженцевым, сопровождали два «Остина-Путиловца», спереди и сзади.

– Поехали! – сказал полковник, и Махмуд, сидевший за рулём, кивнул, важничая, и, очень гордый собой, вырулил с привокзальной площади.

А Кирилл поглядывал вокруг и наслаждался.

Когда он последний раз окунался в городскую круговерть? Бог весть…

Освобождённый Санкт-Петербург был мрачным и выморочным, большевистская Москва – грязной и запущенной.

Обе российские столицы утратили и державность, и блеск. А тут…

Ростов-на-Дону влёк к себе огнями, шальными деньгами, гулянками – всем тем, чего не сыщешь в суровое военное время.

Фронтовиков, прибывших на побывку, изголодавшихся по мирной жизни, так и тянуло в местные рестораны и театры, чтобы просто отдохнуть душой, хотя бы издали глянуть на красивых женщин – не изнасилованных «красными» гимназисток, пристреленных после «социализации», не грубых комиссарш, матерящихся испитыми голосами, а нежных, модно одетых, кокетливых или строгих барышень, щебечущих о своём, о девичьем.

В Ростов съехалось множество «буржуев и капиталистов, фабрикантов и заводчиков».

Рябушинский, Терещенко, Гужон, Лианозов, Нобель-младший и прочие «деловые» спешили выслужиться перед Белой армией, в победы которой год назад верили не особо, а потому не шибко-то помогали деньгами, в которых добровольцы терпели отчаянную нужду той зимой.

Нынче все они спешили облагодетельствовать «единую, великую и неделимую» Россию, истово выполняя заказы Белой армии и Белого флота.

На территориях, отвоёванных у немцев и большевиков, строились новые предприятия и поднимались старые, пережившие разруху и развал.

Новороссийская «Судосталь», екатеринодарские «Кубаноль» и «Саломас», николаевские «Наваль-Руссуд», «Ремсуд» и «Темвод» – работы разворачивались по всему Югу России.

А денежки, и немалые, стекались в Ростов-на-Дону…

…«Руссо-Балт» неторопливо катил по Таганрогскому проспекту, а Кирилл смотрел за окно, припоминая самый первый, годичной давности бой Белой армии, бой за Ростов.

…Тогда их было всего несколько тысяч добровольцев, не простивших большевикам предательства родины, не желавших склониться перед немчурой.

Одетые кто во что – в дырявые шинели, бушлаты, кожухи, пальто, часто безоружные, они были сильны духом и полны холодной решимости одолеть врага.

Той зимней ночью белогвардейцы покидали Ростов, отправляясь в Первый Кубанский поход, прозванный «Ледяным».

Никто из «первопоходников» не знал тогда, что их ждёт впереди.

По всему Югу рыскали полубандитские красные армии – того же фельдшера Сорокина или маниака Сиверса, огромные большевистские орды из солдат-дезертиров, «ревматов» – революционных матросов, китайцев[53]53
  Во время Великой (Первой мировой) войны русское правительство наняло для работы на железнодорожных путях около 70 тысяч китайских рабочих. Множество китайцев пошло в Красную армию, отличаясь изощрённой жестокостью.


[Закрыть] и прочего отребья грабили, убивали, мучили, насиловали всех подряд, оружных или мирных, не разбирая, где свой, а где чужой.

Мыслимо ли это было – одолеть народ, осатаневший от крови, от вседозволенности и безнаказанности?

А ведь одолевали-таки!

Оказалось-то, что весь народ по домам сидел, выжидая, кто кого, белые – красных или наоборот.

За теми и пойдут безропотно и согласно, за победителями в братоубийственной войне.

С «беляками» дрались большевики «с наганом в руке и с Лениным в башке», в одночасье ставшие новым правящим классом.

И только нынче комиссары мобилизуют в свою Красную армию рабочих и крестьян, нормальных парней, не испорченных марксистскими идейками, не развращённых классовой ненавистью.

Таких и убивать жаль.

С другой стороны, красноармейцы-новобранцы охотно сдаются в плен – и переходят на сторону белых.

– Видали? – спросил Неженцев, поглядывая на дорогу, на людей, на дома. – Будто и не война!

– Но и не мир, – вздохнул Кирилл. – Не устоялось ещё ничего. Красная конница нас и потеснить может да сюда нагрянуть…

– А от хрена с морквой, как выражается ваш ординарец!

С Тургеневского проспекта Махмуд вырулил на Пушкинскую, к дому Парамонова, где разместился штаб.

– Всё хорошо будет, капитан, – сказал полковник, – вот увидишь…

– Дай-то Бог, Митрофан Осипович, – вздохнул Авинов, – дай-то Бог…

Неженцев глянул улыбчиво.

– Ну дуй к Ряснянскому!

– Митрофан Осипович, – заторопился Кирилл, – а не скажете ли, Корнилов скоро будет?

– А денька через три ждём Лавра Георгиевича! Да, Ряснянский на втором этаже, прямо по коридору, вторая дверь направо.

Крепко пожав руку «комдиву», капитан направился указанным путём.

Коротко постучав во «вторую дверь направо», Авинов перешагнул порог и сказал:

– Разрешите войти?

Ряснянский, сухопарый офицер с генеральскими погонами на узких, покатых плечах, живо обернулся.

Его костистое лицо с аккуратной бородкой а-ля Николай II выразило нечаянное облегчение и искреннюю радость.

– Капитан Юрковский пожаловать изволили! – воскликнул он нараспев и повторил по своей привычке: – Пожаловать изволили… Рад, весьма рад!

– Здравия желаю, ваше превосходительство.

– А вы, я вижу, и живы, и здоровы. Кто вас задержал, узнали?

– Махновцы, ваше превосходительство.

– Сергей Николаевич…

– Махновцы это были, Сергей Николаевич. Вынужден доложить, что задание я благополучно провалил.

– Кирилл Антонович, – серьёзно сказал начальник РОГШ, – вы сделали больше для Белой армии, чем пара кадровых дивизий… Чем пара кадровых дивизий… А завербовать самого Сталина… Блеск!

– Ну, – скромно сказал Авинов, – Иосиф Виссарионович первым предложил сотрудничество.

– А сие неважно! Ну-с… Мы тут внимательно следили за вашими похождениями и, признаться, поволновались изрядно, ведь вы стали личным врагом Троцкого!

– Сергей Николаевич… Вот то, за чем охотился наркомвоен.

Глядя на озадаченного Ряснянского, Авинов вытащил папку и положил её на стол.

– Здесь, – сказал он серьёзно, – находятся тайны ОГВ – особой государственной важности.

Взгляд начальника РОГШ стал цепким.

Задумчиво пролистав бумаги из папки, он положил локти на стол, сцепил пальцы и уложил на них подбородок.

– Та-ак… – медленно проговорил он. – Та-ак… Ладно. Папочку эту я оставляю у себя. А пока…

Генерал-майор встал, следом поднялся и Авинов.

– Хочу вас поздравить с присвоением очередного звания, – торжественно провозгласил Ряснянский, – отныне вы тоже капитан, как и ваш альтер эго… Как и ваш альтер эго… Надеюсь, полковник Неженцев уже представил вас личному составу 1-й Особой автоброневой?

– Представил, Сергей Николаевич, – улыбнулся Кирилл.

– Вот и замечательно, можете официально занимать должность ротного. И ещё. Гм… Жаль, конечно, что церемония проходит без блеска и показного почёта, но такова доля разведчика… Такова доля разведчика…

Кирилл непонимающе глянул на Ряснянского. Тот таинственно улыбнулся и взял со стола пару коробочек.

– Капитан Авинов! – чеканно сказал он. – За отличную службу, за проявленную храбрость и успешное проведение операции по захвату Петербурга вы представлены к награждению военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия 3-й степени, а также орденом Святителя Николая Чудотворца 2-й степени!

Кирилл вытянулся по стойке «смирно».

В горле у него пересохло, всякие мысли покинули бедную голову.

Сергей Николаевич, сделав строгое лицо, прикрепил Авинову слева на френч белый эмалевый крестик Святого Георгия, а чуть пониже – простенький, суровый железный крест Николая Чудотворца на бело-сине-красной ленте.

Отшагнув, Ряснянский полюбовался делом своих рук и сказал с прочувствованностью:

– Вы, Кирилл Антонович, заслужили ваши награды, а посему носите их с честью! Носите их с честью…

– Служу Отечеству!

Генерал склонил голову, постоял немного, а после, словно очнувшись от дум, сказал:

– О задании Ленина можете забыть, о группе Егора Мурлычёва – тоже. Ваша «кремлёвская» миссия закончена, капитан. Признаться, после сообщения Стогова мы… гм… придержали коней, не стали спешить с арестами. Губернское жандармское управление вычислило ещё нескольких членов группы, проследило через курьера их связи с Регистродом[54]54
  Регистрод – Регистрационный отдел Южного фронта. Занимался военной разведкой по всему Северному Кавказу.


[Закрыть] красных, действующим в Задонье, но… вас это уже не должно тревожить… Не должно тревожить… В Совдепию вы больше не вернётесь, продолжите службу у дроздовцев, при этом вы вольны и усы сбрить, и своим честным именем зваться. Разумеется, с недельку доведётся вам потерпеть нашу братию из контрразведки, уж не обессудьте! Уж не обессудьте… Повыспросят вас обо всём, что можно и нельзя, позапишут, засекретят… Ну-с… Вопросы есть?

– Никак нет! Разрешите идти?

– Ступайте, Кирилл Антонович, ступайте…

Чётко развернувшись, Авинов покинул кабинет и спустился вниз. Вспомнив, что освободился от тяготивших его тайн ОГВ, он просиял.

Аккуратные, нудные допросы с выяснением всяких тонкостей по работе в тылу, по содержимому папки, с повторениями раз за разом, с углублённым копанием, затянулись на шесть долгих, муторных дней.

На седьмой день Кирилл ощущал себя совершенно опустошённым, даже так – выпотрошенным, зато лёгким, как надувной шар. И – свободным.

Отправиться на фронт сразу не получилось.

Надо было провести небольшой ремонт, скажем, заменить пару колёс на одном из «Гарфордов».

Хотя их шины были не воздухом накачаны, а вспененной эластичной массой из глицерина и желатинового клея, которой ни колючая проволока, ни пули с осколками повредить особо не могли,[55]55
  Шины, заполненные таким составом, имели пробег в 5000 км.


[Закрыть] всё же пулемётные очереди, рвавшие и резину, и наполнитель, наделали делов.

Да и горючим следовало разжиться, маслом, запасными частями, какие только можно было выпросить на складах.

Саид, Умар, Махмуд и Абдулла, имевшие унтер-офицерские звания, командовали взводами бронероты и здорово помогли Авинову войти в курс дела.

Кириллу было не привыкать брать на себя ответственность и нести её, то бишь командовать людьми, но специфика автоброневой роты его малость напрягала, вызывая неуверенность и даже робость.

Будь под его началом кавалерия, всё выглядело бы куда проще, привычней, что ли. А тут машины…

С другой стороны, на дворе – XX век.

Великая война показала в деле и броневики, и танки, и аэропланы, всю эту машинную мощь, что в будущем станет основой любой армии. Привыкай, капитан…

…Часа в четыре ночи военный эшелон отправился на передовую.

Каменноугольный район поневоле навевал тоску – степь, снег, хмурое небо, холодина и ветер.

Проследовав через Горловку, состав остановился в большом селе Государев Байрак, пьяном и грязном.

Тут и стоял 3-й Офицерский полк.

Бронерота Авинова должна была стать серьёзным подкреплением для первого батальона полковника Туркула, и это Кирилла серьёзно обрадовало – свои, как-никак.

И вторая рота Петерса находилась здесь, и четвёртая капитана Иванова.

– Ну наконец-то всё ясно да понятно, – ворчал Исаев. – Тут мы, там они. Ведомо, куда палить да в кого. Кхым-кхум…

– Скоро, Кузьмич… Ударим!

Первый батальон расположился на путях, в теплушках.

Дымы от многочисленных печек поднимались в морозном воздухе, снег вокруг был истоптан, рядовой состав колол дрова, бывало, что и просто снарядные ящики, слышались резкие команды, хохот, где-то даже гармошка наигрывала, а вдаль, на север, уходила белая степь, и где-то там, не слишком далеко, проходила линия фронта.

Немцы покинули этот шахтёрский край, изрядно награбив угля.

Их место тут же заняли бойцы Красной армии.

Будённовцам удалось даже выбить белых из Юзовки, но дальше они не прошли, завязли. Выдохся запал.

А добровольцы готовились к наступлению…

Оглядываясь по сторонам, Кирилл направился к теплушке командира батальона, с удовольствием касаясь голой губы.

После того как он сбрил ненавистные усы, делавшие его похожим на Юрковского, губу холодило.

Было приятно снова вернуть имя, данное при крещении, но это же и беспокоило: как воспримут однополчане этакий фокус?

Искать полковника Туркула не пришлось, Антон Васильевич сам вышел «на улицу» в накинутом на плече кожухе и смолил папироску, прислонясь к красной стене вагона.

Щуря глаза под папахой, он смотрел в степь, задумчиво и зорко, словно ожидая, когда же красные в атаку пойдут.

Тем не менее Кирилла полковник заметил.

– Капитан Юрковский! – воскликнул он. – Пропащая душа!

– Никак нет, господин полковник. Капитан Авинов, командир 1-й Особой автоброневой роты. Прибыл в ваше распоряжение.

– Отлично… – протянул Туркул озадаченно. – Позвольте, но у меня прекрасная память на лица!

– Юрковский – предатель, он работал на большевиков, – отбарабанил Кирилл. – Я действительно похож на Виктора Павловича, отчего меня и привлекла разведка.

– Кто конкретно? – подобрался полковник.

– Ряснянский.

– Ах, вот как… Это меняет дело. А раньше вы где служили?

– Начинал у Неженцева, в 1-м Ударном Корниловском полку. В Первый поход ушёл с Марковым.

Туркул щёлкнул пальцами.

– Тогда я вас помню, капитан! – сказал он. – В Екатеринодаре вы были с этими джигитами… С текинцами!

– А я и сейчас с ними, – улыбнулся Авинов. – Джигиты пересели на «железных коней»!

Антон Васильевич захохотал, но не так громко, чтобы заглушить возглас:

– С прибытием, капитан!

Это был Петерс.

– Позвольте вам представить, Евгений Борисович. Капитан Авинов!

– А мы уже… перезнакомились! – хихикнул Петерс. – Вместе махновцев мочили!

Туркул лишь крякнул завистливо.

– Эх, многое я бы дал, – вздохнул он, – лишь бы поймать этого… Нестора Иваныча!

Евгений Борисович пригорюнился.

– Поздно, господин полковник, – вздохнул он и хлопнул Кирилла по плечу, – капитан застрелил этого деятеля!

Антон Васильевич молча пожал Авинову руку.

– Второй раз вы меня радуете, капитан!

– А первый когда?

– А броневики ваши? Сила же!

– А, ну да, – скромно признал Кирилл.

Покончив с формальностями и встав на довольствие, Авинов занялся делами хозяйственными.

Начнутся бои, и в бронеавтомобилях будет тепло от работающих двигателей. А в тылу куда приткнуться? Ночевать где?

И капитан стал хлопотать о выделении своим текинцам теплушек, одновременно восстанавливая дружеские связи с офицерами – с капитаном Китари, старшим офицером второй роты, чернявым, малорослым, с усами, запущенными книзу; с поручиком Мелентием Димитрашем, командиром пулемётного взвода, кряжистым, с рыжеватыми усами, с дерзкими зеленоватыми глазами; с капитаном четвёртой роты Ивановым, молодым, черноволосым, картавым – простецкой армейщиной.

А Исаев между тем наводил мосты с ефрейтором Курицыным, вестовым полковника Туркула, слегка подвыпившим, но подтянутым – форма выглажена, сапоги начищены, рыжие волосы расчёсаны, усы нафабрены. Первый парень на деревне.

Очень скоро оба уважительно обращались друг к другу – «Елизар Кузьмич» да «Иван Филимоныч», не иначе.

Нашли, короче, общий язык и давай «своих» обсуждать.

«Сам-то…» – приглушённо говорил Курицын, уважительно кивая на Туркула. «А мой-то…» – вторил ему Исаев.

Авинов усмехнулся: лучше не прислушиваться, а то узнаешь ещё много любопытного о себе…

– Сердар! – прибежал Махмуд. – Все машины спустили! Стоят!

– Отлично!

Забавно, что текинцы не слишком любили строй, и конных их всегда тянуло скучиться. А вот машины выстраивают по линеечке, любо-дорого.

– Молодцы! – искренне сказал Кирилл. – Вольно! Разойдись!

Выстроившиеся джигиты, как один сверкавшие белозубыми улыбками, разошлись, описали сложные траектории и снова сошлись, уже вокруг «сердара».

– Всё проделали как надо? – строго спросил Авинов, оглядывая строй бронеавтомобилей.

– Так точно! – гаркнул Саид Батыр.

– По регламенту, – важно добавил Умар.

– Ну тогда ладно…

Кирилл прогулялся вдоль состава, разглядывая людей, отыскивая когда-то знакомых.

Иных он встречал, а прочих… Кто знает?

Может, в другом батальоне служат. А может, сгинули на полях боёв…

Интересно, что само название полка – Офицерский – уже мало отвечало истинному положению дел.

Половину бойцов, да как бы не большую, составляли рядовые, мобилизованные прошлым летом.

Были тут и те, кого призвали буквально на днях.

Шахтёрские парни из Государева Байрака, распропагандированные красными посульщиками, шли в Белую армию, прямо скажем, безо всякой охоты.

А после удирали по ночам, в одиночку или вдвоём, к красным, благо бежать недалеко…

Самой малочисленной в батальоне была вторая рота.

Вот её и пополнили семьюдесятью мобилизованными шахтёрами.

– Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие!

Авинов так глубоко погрузился в думы, что расслышал сей призыв не сразу.

– Прости, братец, задумался.

Подбежавший Курицын отдал честь и сказал, весело ухмыляясь:

– Соломки свежей не желаете? Под бочок?

– Желаю! – оживился Кирилл.

– Сей момент!

Вскоре целый взвод похохатывавших солдат натаскали в товарную теплушку, где собрался ночевать Авинов, пахучую гору душистой соломы.

– Не перина, чай, – развёл руками вестовой, – а всё мягче!

– Спасибо, братец!

– Так рады ж стараться!

Исаев как следует натопил печку, но выспаться капитану бронероты не дали – случилось ЧП.

Было далеко за полночь, когда полковник Туркул отправился по сторожевым охранениям проверять полевые караулы и сделал неприятное открытие – офицер второй роты, штабс-капитан Лебедев, был заколот штыком.

Лебедев ушёл в полевой караул с шестью солдатами из Государева Байрака, а те и бежали, приколов своего офицера.

Командир батальона тут же снял вторую роту с охранений и отправил её в резерв.

Петерс, узнав о преступлении, не изменился в лице, остался спокоен. Понурился только, посуровел.

– Господин полковник, – произнёс он, – разрешите мне привести роту в порядок.

Жёсткое лицо Туркула слегка разгладилось.

– Не только разрешаю, – сказал он, – но и требую.

Петерс повернулся кругом и удалился к своим.

– Строиться!

Вторая рота поспешно выстроилась вдоль вагонов.

Ночь была на диво ясная, луна, хоть и мутноватая, заливала холодным сиянием заснеженную степь.

Не здороваясь, Евгений Борисович прошёлся вдоль строя, скрипя плотным снегом, прибитым ветрами.

– Господа офицеры, – проговорил он, – старые солдаты и добровольцы десять шагов вперёд шагом марш.

От второй роты мало что осталось – одни бывшие красноармейцы да шахтёры. Человек шестьдесят или семьдесят молодых лбов.

Они беспокойно посматривали на Петерса, а тот молчал, только подбородок гладил, будто проверяя, хорошо ли тот выбрит.