Текст книги "Закон маузера"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Мария… э-э… Акимовна, а ко мне никто не приходил? – поинтересовался он, надеясь на чудо.

И оно произошло.

– Приходил! – тряхнула волосами Мария Акимовна. – Дядя ваш, Елизар Кузьмич. Он с утра здесь. Позвать?

– Позвать!

Володичева быстренько вернулась к двери и выглянула в коридор. Говор был почти не слышен Авинову.

Единственное, что он разобрал, это ломкий басок часового, пробубнившего: «Не положено!»

Но дежурная секретарша «самого Ленина» знала толк в людях, умея тех убеждать или уламывать. Особенно мужчин.

Вскоре дверь отворилась пошире, пропуская в палату Исаева с солдатским вещмешком. Следом зашла Володичева.

– Вот он где! – воскликнул Кузьмич. – А я думаю, куда это племяш пропал! Обыскался уж…

– Здравствуй, дядька Елизар!

Они неловко обнялись, и Кирилл прошептал:

– Вяжи её, только тихо!

Исаеву только скажи… На вид – старикан, а на деле-то ох живой какой.

Мигом скрутив Марию Акимовну, Кузьмич зажал ей рот.

Володичева лишь глаза выпучила, но Авинову было не до галантности.

Он прекрасно понимал, что всё, – это провал, но надо было сделать возможное и невозможное, лишь бы тайные знания не достались врагу.

Чувствуя лёгкую слабость, Кирилл помог ординарцу связать секретаршу и уложить её на кровать.

Обхватив рукою узкий подбородок Марии, он тихо сказал:

– Прошу прощения, но вы узнали много лишнего. Где моя одежда? Покажите глазами.

Секретарша скосила глаза на шкаф в углу.

– Если обещаете не кричать, я уберу руку.

Володичева часто закивала, не сводя с него перепуганных глаз, и Авинов отнял ладонь.

В тот же миг женщина дико завизжала.

Грохнула, распахиваясь, дверь. Гулко топоча сапогами, в палату вбежал часовой – молодой, конопатый и ушастый.

– Стой, стрелять буду! – сипло крикнул он, вскидывая винтовку.

Исаев опередил красноармейца на долю секунды, выхватив наган. Выстрел!

Часовой выгнулся и, уже в падении, нажал на курок.

Если бы Володичева лежала, красноармеец попал бы в подоконник, но «антистарушенция» приподнялась, пытаясь вскочить со связанными руками, – и пуля угодила ей в голову, обезображивая лицо.

Ругаясь по-чёрному, Кирилл бросился к шкафу.

Его вещи лежали здесь – и «красные революционные шаровары», которыми его недавно наградили, и сапоги, и гимнастёрка с орденом «Красное знамя».[24]24
  Первоначально эта награда называлась именно так. Орденом Красного Знамени она стала позже.


[Закрыть]

Никогда прежде Авинов не одевался с такою быстротой, успевая между делом посвящать Кузьмича в суть дела:

– Я под гипнозом был… Много секретнейших сведений запомнил… А тут валялся без сознания… И выболтал всё, как в бреду был! Бегом!

Выхватив свой родимый парабеллум, Кирилл бросился к выходу, но в коридоре уже слышен был топот ног и крики.

Он метнулся к боковой двери, запертой на крючок, и с ходу вышиб её, попадая в пустую комнату, где хранились бинты, лекарства, а также забытая всеми церковная утварь.

Пройдя тем же манером – плечом в створку – в третье по счёту помещение, Авинов оказался то ли в кабинете настоятеля, то ли ещё где.

Мебель вокруг стояла закрытая белыми полотняными чехлами.

Отворив дверь уже обычным способом, Кирилл выскользнул в коридор.

– За мной!

Спустившись по лестнице на первый этаж, он выскользнул между толстых колонн на площадь и торопливо пересёк её, едва сдерживая желание не идти, а нестись. Исаев поспешал следом.

Попав в Сенатский дворец, Кирилл сразу направился к кабинету Предреввоенсовета, мимо которого проходил частенько, а вот порог его ни разу не переступал.

У входа на рабочее место наркомвоена стоял навытяжку красноармеец – кремлёвский курсант, очень гордый оказанным доверием.

– Я его отвлеку, – быстро проговорил Авинов, – а ты оглуши.

– Ужо ему…

Остановившись напротив охранника, Кирилл спросил негромко:

– Тут, что ли, сам Троцкий проживает?

– Тут! – важно признал курсант. И стал оседать, получив рукояткой нагана за ухо.

– Кажись, перестарался! – доложил Исаев.

Кирилл отмахнулся только – пустяки, мол, – и проник на жилплощадь наркома.

Сам Троцкий восседал за огромным столом, уставленным тяжёлыми бронзовыми чернильницами, кожаными бюварами и прочими причиндалами, радовавшими сердце истинного бюрократа.

– Товарищ курсант, я же просил не мешать! – раздражённо проговорил Лев Давидович, продолжая строчить, не поднимая кудлатой головы.

Лишь только когда ствол маузера ткнулся ему в лоб, наркомвоен замер.

– Что?.. – каркнул он. – Что такое?

– Гости к вам, Лев Давидович, – ласково сказал Авинов.

Исаев быстренько затащил в квартиру красноармейца, не подававшего признаков жизни, и аккуратно затворил дверь.

– Где записи? – холодно спросил Кирилл.

– Что с вами такое, Виктор Павлович? – испуганно проблеял Троцкий – и выхватил свой знаменитый маузер с рукоятью, в которую был вделан орден «Красное знамя».

Нарком ещё только поднимал пистолет, а «Юрковский» уже перепрыгнул через стол, сметая мягким местом бювары.

Вышибив оружие из рук Льва Давидовича, он схватил его за шею и хорошенько приложил к холодной стенке.

– Записи где, с-сука жидовская?! Кузьмич!

Ну Исаеву долго объяснять не было нужды.

Привязав Троцкого к его же креслу, ординарец взял Предреввоенсовета за указательный палец левой руки и резким движением сломал его.

Крик задавил Авинов, обхватив Льва Давидовича рукой.

Нарком вцепился в рукав полушубка зубами, но прокусить не смог.

– Цапнул? – поинтересовался Елизар Кузьмич.

– Да куда ему… – буркнул «комиссар Юрковский» и пропел: – Где записи, Лев Давидович?

– У меня их нет… – заскулил нарком.

Мокро треснул второй палец. И опять Кирилл удерживал голову Троцкого, колотившегося от боли.

Когда Исаев крепко ухватился за третий наркомовский перст, тот прошипел:

– В сейфе они! В сейфе!

Авинов тут же отпустил Предреввоенсовета и скакнул к солидному несгораемому шкафу, пупырчатому от клёпок.

Искать ключ не пришлось, толстенная дверца была приоткрыта.

Кирилл просунулся внутрь, шаря по полкам.

Книжонки, документы, деньги – ни рублика, всё доллары да фунты… Ага! Вот она, папочка искомая!

Авинов лихорадочно распутал тесёмки. Оно!

«Принципиальная схема приёмо-передающей станции на пустотных реле…», «Технология производства дюралюминия…», «Цельнометаллический самолёт…». Оно!

Засовывая в папку листы, отобранные у покойной Володичевой, Кирилл торопливо говорил, будто успокаивая расходившиеся нервы:

– А чего ж вы Володичевой доверились? Вдруг бы настучала Ильичу? А-а… Мёртвым слова не дают? В расход бы пустили «антистарушенцию»?

Запихав вместилище документов за пазуху, он подтянул ремень.

– Уходим… дядя!

– А этого? – Исаев кивнул на пучившего глаза Троцкого с кляпом во рту и с мученическими слезами на глазах.

– А этого кончай!

Кузьмич взвёл курок… и в этот самый момент донеслось приглушённое: «Три – четыре!»

Дверь содрогнулась и с треском, с грохотом вывалилась, падая на ковёр. Четверо или пятеро озверевших курсантов 1-й Московской кремлёвской пулемётной школы ворвались в кабинет.

Исаеву пришлось тратить патроны на новых действующих лиц.

– Кузьмич! Сюда! Я прикрою!

Опорожнив половину обоймы, Авинов, пятясь, отступил в соседнюю комнату.

– Окно! – рявкнул Исаев.

– Вышибай, к такой-то матери!

Две пули подряд прошили филёнку двери, встопорщив острые щепки.

– Да я тихо…

Кузьмичу удалось отворить заклеенные бумагой рамы. Пахнуло морозным воздухом.

– Прыгайте, ваш-сок-родь! – гаркнул ординарец. – Я следом!

Кирилл вскочил на подоконник, замерев на одно лишь мгновение – глянуть вниз.

Высоковато… Но снегу – куча.

В следующую секунду он уже летел вниз. Сугроб смягчил падение. Ах как хорошо, что большевики развели беспорядок! Что бы он делал, убери дворники снег?..

Барахтаясь, Авинов откатился в сторону, освобождая место, и рядом тут же приземлился Исаев.

– Яд-дрёна-зелёна!

– Бежим!

– Да куды ж?

– Вперёд!

Оба припустили, направляясь к воротам Кутафьей башни.

– Что-то не палят по нам!

– Наверняка Троцкий приказал!

– Эвона как…

– Я ему живьём нужен! Да и ты тоже, мастер-ломастер!

Совершенно неожиданно сбоку, повизгивая на крутом повороте, вырулил «паккард».

Авинов уже вскинул парабеллум, но знакомый голос крикнул с переднего сиденья:

– Нэ стрэлять! Назад! Оба!

Кирилл не стал раздумывать – мигом распахнул дверцу и юркнул на заднее сиденье. Рядом кулем свалился Исаев.

– Староват я для таких упражнениев… – прокряхтел он, однако револьвер держал наготове.

Сталин, сидевший рядом с водителем, велел тому: «Трогай!» и обернулся назад:

– Ну и надэлали ви шороху… товарищ Авинов!

Глава 3
ТОВАРИЩ ИВАНОВ

Сообщение ОСВАГ: [25] 25
  ОСВАГ – Осведомительное агентство, информационно-агитационная организация Белой гвардии.


[Закрыть]

Оккупационные войска на территории России, отданной императорам Германии и Австро-Венгрии их наймитами-большевиками, очень «заняты», творя непотребства – массовые казни, неприкрытые грабежи и реквизиции.

Примерно наказать и уничтожить захватчиков – вот цель и смысл наступления Белой гвардии.

В настоящее время Крымско-Азовская армия под командованием генерал-майора Я. Слащова наступает на Екатеринослав.

Туда же от Мелитополя пробиваются отряды Кубанской армии генерал-майора А. Шкуро.

В ходе упорных, ожесточённых боёв с частями австрийской Восточной армии были взяты в плен тысячи солдат и офицеров, в том числе генералы пехоты А. Краусс[26]26
  Альфред Краусс руководил оккупацией Украины. По соглашению с Германией Австро-Венгрия занимала часть Волынской, Подольскую, Херсонскую и Екатеринославскую губернии.


[Закрыть] и П. фон Хофманн, фельдмаршалы-лейтенанты фон Залис-Зевис и А. Гольдбах фон Зулитаборн.

Малороссийская армия[27]27
  В нашей реальности такой армии не существовало, а генерал Драгомиров, известный участник Белого движения, командовал войсками Киевской области.


[Закрыть] под командованием генерала от кавалерии А. Драгомирова, оставив в глубоком тылу Одессу, занятую Сводно-драгунским и Крымским конным полком полковника Туган-Мирзы-Барановского, ныне ведёт наступление на Ольвиополь и Умань.

Генерал от инфантерии Д. Щербачёв, начальствующий над двенадцатью союзными – французскими и греческими – дивизиями, подчинёнными русскому командованию, освободил города Тирасполь, Измаил и Кишинёв.

Однако после заключения Компьенского мира Антанта объявила спешную эвакуацию. Союзные войска отводятся к Одессе, откуда на кораблях французского флота переправляются в Афины и Марсель.

Генерал Корнилов напомнил союзникам, что русская армия дралась за них до последнего, а долг платежом красен. Но Антанта не вняла…

Авинов оторопел, а в рысьих глазах Иосифа Виссарионовича затлели огоньки торжества.

– Сидите тихо, – сказал он, строжея, – а лучше пригнитесь.

Кирилл послушно лёг на сиденье, пахнущее дорогой кожей и табаком.

«Паккард» не задержался на посту, разве что притормозил малость – Сталина тут знали очень хорошо – и вскоре машина уже катила прочь.

Москва вокруг словно затаилась, погружённая в тишину и мрак. Нигде ни единой лампочки не горело – электрические станции стояли, не было топлива. Керосинки не отсвечивали по той же причине. Лишь кое-где пугливо тлели огоньки свечей, да и те мерцали недолго – жители берегли свечечки, тряслись над каждым огарком.

«Паккард» свернул на Тверскую, юркнул в один из переулков, заехал под своды тёмной арки и остановился.

– Лаврентий, – сказал наркомнац, – погуляй, оглядись.

Водитель молча кивнул, вооружился парой браунингов, сунув оба в карманы шинели, и выбрался наружу, заскрипел утоптанным снегом. Клацнула дверца, словно отрезая все звуки.

– И давно вы в курсе? – хмуро спросил Авинов.

Сталин глянул искоса, и хитрая улыбочка приподняла ему ус.

– Нэт, Кирилл Антонович. И нэ бэспокойтесь, я никому нэ скажу.

– Почему?

Иосиф Виссарионович согнал улыбку с лица и достал папиросу. Дунул в мундштук, размял, закурил, помахал горевшей спичкой, пока та не потухла. Затянулся и пустил струю дыма.

– Я отвэчу. Я помог вам, потому что хочу служить трудовому народу. Нэважно, под каким знамэнем.

– Найдутся те, кто посчитает вас предателем.

– Кто? – фыркнул Сталин. – Вэрные ленинцы? Дампало виришвило![28]28
  Грузинское ругательство.


[Закрыть] Мнэ нэ по пути с этой сворой трусов и болтунов. Но я могу принести большую пользу Белому делу, замэщая вас… э-э… господин Авинов.

– Как связаться с вами, товарищ Сталин? – серьёзно сказал Кирилл.

Иосиф Виссарионович ощерился, сжимая папиросу крепкими зубами, и ответил:

– Я сам позвоню вашему гэнералу Стогову, когда у мэня появится что пэредать. А позывной мой прост – «Иванов».

– Ну всё, пора, – приоткрыв дверцу, он поманил Лаврентия и захлопнул её, чтобы зря не выстуживать салон. – А насчёт этого горца нэ волнуйтэсь – вэрный чэловек. Лаврэнтий, едем.

Водитель завёл двигатель и вопросительно глянул на Сталина.

– На Брянский вокзал![29]29
  Ныне Киевский.


[Закрыть]

Беглецы расстались с «Ивановым» у самого вокзала.

Тамошние чекисты не рассмотрели, кто именно подбросил Авинова с Исаевым, но отнеслись к обоим весьма уважительно – в ту пору заправлять машины могли только в Кремле, все прочие «моторы» стояли на приколе, горючего не было.

– А мужик ничего так, – оценил Сталина Исаев, – сурьёзный.

Кирилл кивнул.

– И молчал же… – проговорил он, стараясь оглядываться понезаметней.

Но всё было тихо, тревоги никто не поднимал. Оторвались?

Вроде да. Надолго ли? Поживём – увидим…

Под дебаркадером с заснеженными стёклами гуляли эхо и сквозняки. У скользкого, покрытого ледяной коркой перрона пыхтел паром локомотив, дёргая, словно в раздражении, состав из теплушек и зелёного вагона третьего класса.[30]30
  Хочется заметить, что классность вагонов в Российской империи можно было определить по цвету вагона. Вагоны 1-го класса окрашивались в синий цвет, 2-го класса – в жёлтый или светло-коричневый, 3-го класса – в зелёный, 4-го класса – в серый.


[Закрыть]

К нему и направился Кирилл.

Два чекиста в коже и с наганами не пускали толпу, покрикивая, чтоб не напирали. Народ с сумками, мешками и баулами волновался, роптал.

Проверив пропуска у Авинова с Исаевым, усатый комиссар кивнул и посторонился.

Кирилл забрался в прокуренный вагон, чуя, как мурашки бегут по спине.

Он почти вживую слышал голоса, кричащие: «Держи их! Взять! Арестовать!»

Но ничего, кроме ропота истомлённой толпы, не доносилось.

Похоже, что когда-то в салоне помещались диванчики, но былое минуло, и ныне тут стояли обычные венские стулья.

Верхних полок сохранилось немного, а нижняя наличествовала и вовсе в единственном числе.

Авинов сразу устремился к ней, ибо ночевать на заплёванном полу его как-то не тянуло.

– Ну тут, главное, залечь, – прокряхтел Кузьмич, спуская верхнюю полку и пристраивая солдатский «сидор» под голову, как подушку. – А дальше паровоз сам потянет!

Тут толпа загомонила, заревела, затопала в тамбуре. Началась давка. Люди с вылупленными глазами, с перекошенными красными лицами полезли в вагон, захватывая стулья и лучшие места на полу.

Авинов быстро лёг на жёсткую лавку и закрыл глаза.

Незаметно пощупал рукоятку парабеллума в кармане.

Папка, пухлая от бумаг, и без того давила на живот, холодя коленкоровым переплётом. На месте…

Кирилл вздохнул, отвлекаясь на иные думы, тем более что «поводы» так и лезли в глаза и уши.

Два года в стране царит хаос и смута, люди позабыли, что можно ездить третьим классом, просто садясь в вагон и занимая места, согласно купленным билетам, без возни и драки, чинно беседуя с соседями…

Паровоз завопил, давясь паром, нервные гудки чередуя с лязгом сцепок. Тронулись.

Пассажиры, набившиеся в вагон, сразу как-то успокоились, словно приходя в себя.

Кто стул занял, кто на мешки свои уселся – целее будут, а кто прямо на пол, подтыкая тулупы да шинели, чтоб не дуло.

Трое счастливчиков опустили две верхних полки, те сомкнулись краями, позволяя улечься втроём.

Занявшие сидячие места поглядывали на «лежачих» с завистью, даже на тех, кто забрался на третьи полки, тулясь под самым потолком. Лучше лежать, чем сидеть…

Пошли разговоры:

– Слыхал я, голодуют тамбовские…

– А где нонче жируют-то?

– Знамо где…

– Язычок-то прикусил бы! А то, не ровен час, заметут… В Чеку хотишь?

– Да что я там забыл?

– Да это никак Викентий Николаич? Здрасте вам!

– Здравствуйте, голубчик, здравствуйте.

– Да вы не тушуйтесь, прохвессор, ныне-то все равны! Чай, в деревню переехали?

– Пришлось, голубчик, пришлось… Голодно в Москве, да и холодно, мебели же у меня больше не осталось, всю спалил в прошлую зиму. А я с семьёй Петра Савельича потеснил – он, в бытность мою директором гимназии, дворником у нас был, за порядком следил строго…

– Да-а… Судьба…

– И не говорите, голубчик, и не говорите.

– А чего это вы такое везёте? Книги?! Вике-ентий Никола-аич… Кто ж по нонешнему-то времени книги в дом тащит? Я вот маслица выторговал с полфунта да мучицы малость. А вы – книги!

– Книги, голубчик, тоже пища. Духовная.

– Ишь ты…

Кузьмич, свесившись со своей полки, осведомился:

– А не пора ли подкрепиться? Как мыслите? Кхым-кхум…

– Можно… – отозвался Кирилл. – А что, есть чем?

– Да так, завалялось кое-што…

Навернув сальца с ситным хлебом, Авинов ощутил сытость.

Тут же накатила и лень с дремотой.

Вспомнилась Даша. Любовница, красавица, жена законная.

Кирилл вздохнул. Полгода её не видел.

Не целовал, не миловал, не касался. Даже письмеца не получал. Агенту, заброшенному в тыл врага, почта полагается, но известного толка – шифровки…

Вот только нежность не зашифруешь и морзянкой не передашь.

Соскучился он? Не то слово.

Весь смысл не в том даже, что с ним рядом нет женщины, а в ином – он вдали от родного ему человека, разлучённый и одинокий.

Бывало, так застынешь душой, что мертвеешь, а отогреться не получается – прижаться не к кому.

Так чтобы стиснуть руками любимую, тёплую, ласковую, закрыть глаза и просто побыть вместе, чувствуя, как рядом, совсем близко, бьётся второе сердце. И – никак…

Когда ж она кончится, заваруха эта? Нет ответа…

Запахнув как следует полушубок, Кирилл поворочался, да и уснул под стук колёс, под людской говор.

Тамбов проехали на следующий день, а ближе к вечеру снаружи донёсся мощный гудок, больше похожий на рёв хищного зверя. Авинов метнулся к окну, протёр рукавицей прозрачный кругляшок – и обмер.

Их пассажирский состав как раз заворачивал, описывая широкую дугу, и закатное солнце эффектно высвечивало догонявший бронепоезд.

Длинный блиндированный эшелон с торчащими жерлами орудий крупного калибра…

– «Предреввоенсовета»! – охнул Кирилл. – Кузьмич, это Троцкого поезд!

– Беда!

В это время бронепаровоз требовательно заревел, а в следующую секунду выпалили две морские пушки Канэ.

Грохот ударил в окна с дребезгом, и тут же насыпь впереди «мирного» паровоза вздулась, поднялась горбом, выбрасывая дым и комья мёрзлого грунта.

Второй снаряд угодил по путям – в стороны полетели шпалы, гравий, а правая рельса, с корнем вырывая колышки, загнулась чудовищной заусеницей.

Машинист дёрнул за стоп-кран, так что снопы искр брызнули из-под колёс.

– Держись!

Вагоны тряхнуло, сбрасывая людей с полок, валя сидящих, а тех, кто стоял, бросая на стенки.

– Уходим, Кузьмич!

– Ядрёна-зелёна! Ясное дело…

Кирилл даже не пытался пробиться к выходу сквозь визжащую, кричащую и стонущую кучу-малу, образовавшуюся в проходе. Разбившиеся или уцелевшие, пассажиры вопили одинаково громко, мечась и создавая опасную сутолоку.

В это время личный бронепоезд Троцкого «притормозил», то есть ткнулся своими передними платформами в последний вагон состава «Москва – Борисоглебск».

– Т-твою мать!

Авинов подтянулся на руках и с размаху ударил ногами, вышибая боковое окно.

Подхватив чей-то фанерный чемодан, он быстро очистил проём от торчащих осколков.

– Ты чего творишь? – заорал краснолицый хозяин чемодана.

Кирилл швырнул ему чемодан в руки.

– Это бронепоезд Троцкого! – заорал он. – Хочешь нарваться на его матросню? Давай! Эти живо тебя в расход пустят!

Слова его вызвали новую волну паники, люди стали ломиться во все щели, а Авинов под шумок выбрался из вагона.

Спрыгнул в снег, проваливаясь по колено, и помог спуститься Исаеву.

– Ходу!

От бронепоезда уже бежали матросы в чёрных кожаных одеждах – личная гвардия наркомвоена.

За железнодорожной насыпью чернел лесок, до него было шагов десять по глубокому снегу.

Потом стало получше, наст держал.

Пассажиры валили из вагонов прочь, мужицкий мат и бабий вой разносились далеко, перебивая даже пыхтение паровозов.

Едва Кирилл скрылся за деревьями, как раздались первые выстрелы. Палили в воздух, доводя панику до крайности.

Люди разбегались в разные стороны, волоча свой багаж, теряя с таким трудом нажитое.

Ни к селу ни к городу бухнула пушка, фугас поднял посреди зимнего поля столб дыма, снега и земли.

– Твою-то мать… – натужно кряхтел Исаев, продираясь через подлесок. – Догнал-таки! Врёшь, не возьмёшь…

– Гляди, – тревожно сказал Авинов, показывая на блиндированный поезд, – вроде грузовики спускают. И лыжников!

Кузьмич остановился и задумчиво сплюнул.

– Эвона как… Грузовики далеко не уйдут – завязнут в снегу. А вот лыжники… Беда!

Маленькие фигурки в шинелях и будёновках, с винтовками за плечами шустро двигали лыжными палками, скользя друг за другом цепочками.

Сделав два больших шага, Исаев снова замер.

– Я што думаю, ваш-сок-родь… Так-то мы далеко не уйдём! Лыжи надобны!

– Так где ж их взять?

– А вона сами к нам едуть!

В лесу лыжники разбежались, начали прочёсывать заросли, крутясь между деревьев.

Кузьмич застыл, прижимаясь к стволу здоровенного дуба, потом наклонился, медленно потянул из валенка засапожный нож.

Авинов, жавшийся к стволу рядом с ординарцем, выглянул и снова прижался затылком к ребристой коре.

Красноармеец был совсем рядом.

Курсант-кремлёвец раскраснелся, торя лыжню, его увлекало само движение, сама гонка по лёгкому морозцу.

Лыжи так и шуршали, подминая хрупкий наст.

Ухватившись поудобнее за нож, Исаев резко повернулся навстречу лыжнику, со всего размаху всаживая тому лезвие под сердце. Курсант словно споткнулся на всём ходу, стал падать, а Кузьмич поспешно ловил его, а то, чего доброго, палку сломает или вовсе лыжу.

– Завалил! – выдохнул он, укладывая курсанта под дубом.

Стынущая кровь впитывалась, и взрытый снег розовел.

Исаев быстренько снял лыжи с мертвяка и встал на них сам.

– Кузьмич, – сказал Кирилл с лёгким раздражением, – может, и мне разрешишь повоевать?

– За вас, ваше высокоблагородие, уж больно цену высокую дают, – строго проговорил ординарец, – беречь вас надо! А я – старый охотник, бывало что и с тигром справлялся. Щас-то, конечно, полосатого мне не одолеть, но уж краснюк старому чалдону[31]31
  Чалдонами называли сибиряков-первопоселенцев.


[Закрыть] не ровня! Я скоро…

Так и уехал, даже палок не взял. Авинов насупился было, да скоро ему в голову пришло, что не следует вести себя подобно дитяте. Старик прав, за ним опыт, а ты и на лыжах-то стоишь еле-еле, дай бог не упасть. Успеешь ещё спину прикрыть старому.

Хм… Старый… Ага… Вот тоже вопрос: как к Исаеву обращаться? Он-то, по привычке, с ним на «ты», как и подобает однополчанам, а Кузьмич всё выкает.

И что делать? Тоже к Исаеву на «вы»? Обидится, старый хрыч…

У него ж это святое – и выканье, и «ваш-сок-родь».

Привязка такая к временам имперским, когда «за царя, за батюшку, за веру!», к тогдашнему порядку и благообразию.

Кирилл усмехнулся: господи, чем только его голова забита!

Тут смерть рядом ходит, Троцкий лютует, а его манеры занимают…

Похрустывание снежка озвучило явление Исаева.

Покряхтывая, Елизар Кузьмич выехал из-за дерева, волоча под мышкой ещё пару лыж, палки он нёс в другой руке.

За спиной у него висела винтовка.

– Пожалте, ваш-сок-родь! – сказал он не без гордости.

– И что бы я без тебя делал… – ворчливо сказал Авинов, лишь бы польстить.

– Дык, ёлы-палы… – хмыкнул ординарец. – Служба!

Кирилл быстренько экипировался, и, вдвоём с Кузьмичом, они рванули лесом, забирая к югу.

То слева, то справа раздавались командные голоса, слышалась ругань.

Иногда между деревьями мелькали силуэты курсантов, но на беглецов никто не обращал внимания – в сумерках их принимали за своих. На лыжах? Стало быть, наш!

Вдалеке засвистел паровоз, хлопнул одинокий выстрел, ещё один.

И тишина…

Даже курсантов не стало слышно. Отдалились, наверное.

Закатное солнце протягивало длинные тени, пряча лыжню в их чересполосице.

Авинов быстро согрелся и малость освоился с лыжами, хотя надевал их в последний раз в детстве.

По всему получалось, что бронепоезд догнал их почти у конечной станции – маленького полустанка на подступах к Борисоглебску.

А дальше составы просто не ходили, дальше пролегала линия фронта.

– Кажись, вышли к полустанку, – сказал Кузьмич. – Обойдём?

– А зачем? – спросил Кирилл, шмыгая носом. – Троцкий тут если и объявится, то лишь завтра, когда починят пути и поймут, что нас среди задержанных нету.

– Или когда трупы обнаружат…

– Ну их ещё найти надо. Вперёд!

За полустанком стояли в ряд деревянные бараки, там кучковались бойцы 1-й Революционной армии.

Сразу было видно, что слухи о близости Предреввоенсовета до них ещё не дошли, а такое понятие, как надёжная связь, не сочеталось со всеобщим развалом и разрухой.

Даже недалёкие взрывы никак не повлияли на житие красноармейцев.

У самых путей находилась столовая и агитпункт, на стену которого была наклеена газета «Правда» недельной давности, а за путями располагался военно-контрольный пункт.

У его дверей маячил красноармеец с винтовкой. Авинов направился туда.

Часовой встрепенулся было, но, встретившись взглядом с Кириллом, отступил, давая пройти. Исаев остался снаружи, «лыжи стеречь».

Начальство обнаружилось внутри.

Это был седоватый, моложавый человек лет пятидесяти, в галифе, в сапогах, начищенных до блеска, и почему-то в рубахе с вышивкой у ворота.

Лицо его было распаренным – видать по всему, чай дул.

Завидев вошедшего, начальник привстал, даже брови насупил.

– Кто такой? – спросил.

– Комиссар Юрковский, – небрежно ответил Кирилл, после чего ткнул начальнику под нос мандат с подписью Ленина.

Тот мигом вспотел, вытянулся «по-старорежимному» во фрунт[32]32
  «Стать во фронт» – особая форма приветствия нижними чинами и младшими офицерами особ первых четырёх классов Табели о рангах (от генерал-майора и выше).


[Закрыть] и отрапортовал с явным малороссийским акцентом:

– Начальник ВКП Черноус! Боремся со шпионством, товарищ комиссар!

– Молодцы, – кивнул Авинов. – Вот что, товарищ Черноус, нас двое, и мы на ответственном задании, требующем соблюдения секретности…

– Понял, – перебил его начальник ВКП и снова вытянулся: – Виноват, товарищ комиссар!

– Нам нужны две свежие лошади и немного фуража в дорогу, – терпеливо сказал Кирилл. – Обеспечить сможете?

– Обеспечим! – с жаром заверил его Черноус. – Всё будет в лучшем виде, товарищ комиссар!

Четвертью часа позже Авинов с Исаевым покинули ВКП, отправляясь верхом в сторону Поворино.

Там проходила линия фронта…