Текст книги "Закон маузера"
Автор книги: Валерий Большаков
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Валерий Большаков
ЗАКОН МАУЗЕРА
Глава 1
СТРАТЕГИЯ ОТЧАЯНИЯ
Газета «Санкт-Петербургские ведомости»:
Верховный правитель Русского государства, Вождь Белого Дела, Генштаба генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов приказал вернуть Петрограду прежнее наименование, данное Петром Великим.
Однако до чего же стал непригляден и убог Санкт-Петербург, пережив один год советской власти!
Запакощенные дворы, загаженные дома, пугающее безлюдье, разруха на заводах и фабриках, разворованных «пролетариями»…
Градоначальник вывел на улицы тысячи дворников, за порядком следят городовые и жандармы, на всех вокзалах разгружаются вагоны с дровами – новый 1919 год петербуржане встретят в тепле.
Вышел на линию первый трамвай, по утрам слышны гудки с Путиловского, Обуховского, Ижорского заводов, на верфях достраиваются новейшие линейные крейсера типа «Измаил». На заводе «Авиа-Балт»[1]1
Воздухоплавательное отделение Русско-Балтийского вагонного завода.
[Закрыть] возобновлён выпуск бомбардировщиков «Илья Муромец» серии ДИМ и «Z».Жизнь налаживается…
Москва, Кремль. 14 ноября 1918 года.
В обширной, длинной комнате – зале заседаний Совнаркома – было накурено. На камине «с амурами и психеями», на самом видном месте, висел рукописный плакат, уныло и беспомощно взывавший: «Курить воспрещается!» – однако табачный дым нахально стлался под потолком сплошной сивушной пеленой, медленно кружась вокруг старинной люстры.
За тремя большими столами, сдвинутыми буквою «П» и застеленными тяжёлым зелёным сукном, сидели наркомы.
Их руководящие задницы протирали пухлые сиденья роскошных кресел, белых с позолотой, а в простом плетёном кресле председателя восседал Ленин.
Люстриновый пиджак он повесил на спинку, оставшись в застёгнутой на все пуговицы жилетке, с галстуком в белый горошек, немного не в тон голубой рубашке.
Владимир Ильич не переносил дыма папирос, но сегодня он будто не замечал курящих – не до того было.
Последними порог зала переступили нескладный Дзержинский, топавший огромными, нечищеными сапогами, и Сталин.
В своём обычном френче, Иосиф Виссарионович выглядел подтянутым.
– Все явились? – раздражённо спросил Предсовнаркома.
– Всэ, Владимир Ильич, – сдержанно ответил наркомнац.[2]2
В то время И. Сталин исполнял обязанности наркома по делам национальностей – крепил дружбу между народами и многого успел добиться на этом поприще. Коба – партийная кличка Сталина. Предсовнаркома – Председатель Совета народных комиссаров.
[Закрыть]
Авинов, скромно притулившийся у стенки, наметил улыбочку – акцент у Джугашвили проявлялся в момент волнения.
Стало быть, не так уж спокоен Коба, как хочет казаться.
Кирилл поёрзал на «гостевом» стуле.
К спёртому, прокуренному воздуху он притерпелся, его давила сама кремлёвская атмосфера – угнетающая, душная, опасная.
Пары дней не прошло, как он – агент «Веди 05» – вернулся из Питера, где поднимал рабочий люд против большевиков, в первых рядах штурмуя Смольный.[3]3
Об этих событиях рассказано в романе «Агент».
[Закрыть]
Там было легко словить шальную пулю, зато опьяняла воля.
Словно ты из затхлого погреба выбрался на свет божий, дышишь и надышаться не можешь свежим воздухом.
И вот опять окунаешься в духоту и смрад…
Марковцы, зачистив град Петров, нынче дают жизни чухонцам,[4]4
Бойцы Марковской дивизии. Чухонцы, чухна – эстонцы.
[Закрыть] вздумавшим (под крылышком германского орла!) объявить независимой Эстляндскую губернию, а Ревель переиначить в Таллин.
После однополчане на Ригу двинут, на Либаву и Ковно,[5]5
Либава – ныне Лиепая, Ковно – Каунас.
[Закрыть] погонят немаков прочь с Руси Святой…
А ему здесь задыхаться под чужою личиной, во враждебном окружении!
Авинов незаметно вздохнул.
– Начинаем, – буркнул Ленин.
Товарищ Фотиева, ведущая протокол, трудолюбиво заскрипела пером.
– Вам слово, Лев Давидович.
Троцкий, жёлтый от язвенной болезни, обострившейся на нервной почве, привстал кособоко, так, что его тужурка защитного цвета скукожилась.
Подошёл, кривясь и морщась, к карте, висевшей на стене, вяло ткнул пальцем в кружочек, обозначенный «Москва».
– Обстановка на фронтах, товарищи, чрезвычайно серьёзная, – выговорил он дребезжащим голосом. – Северная армия генерала Марушевского, усиленная Марковской дивизией, заняла всю Финляндию, Петроград и Ревель. Северо-Западная армия под командованием генерала Родзянко вышла на угрожающе близкие рубежи, продвинув фронт до линии Псков – Новгород – Петрозаводск…
– Товарищ Югковский сам недавно оттуда, – оживился Владимир Ильич, оборачиваясь к Авинову. – Что скажете?
Кирилл поднялся.
– Полностью согласен с Предреввоенсовета,[6]6
Председатель Революционного военного совета – должность Л. Троцкого. Являлся также наркомом по военным делам (наркомвоен).
[Закрыть] – твёрдо сказал он. – Войска по Северному фронту могут перемещаться лишь в двух направлениях – по Северной Двине и по железной дороге Архангельск – Вологда. Комфронта Кедров развалил оборону, в результате чего беляки захватили Вологду, угрожая Ярославлю и Рыбинску. Пока, правда, не заметно, чтобы белогвардейцы готовились к наступлению. Думаю, товарищу Троцкому лучше известны причины этого… хм… «стояния».
Лев Давидович кивнул, переводя скрюченный палец к ниточке Волги.
– Причины просты, – ответил он, – белых в Вологде слишком мало для широкого манёвра. – Кашлянув, Предреввоенсовета продолжил: – Волжский корпус Каппеля контролирует Нижний Новгород и Казань. Сибирская армия генерал-майора Пепеляева и Уральская армия атамана Дутова укрепили Восточный фронт, соединяясь флангами с Северным и Южным фронтами. С юга нас подпирают восемь немецких дивизий, путь которым преграждают отряды завесы на западном и южном участках. Хоть у нас с Германией и мир, но поберечься нелишне. Кх-м… Таким образом, РСФСР оказалась в кольце блокады…
– А что за Уралом? – нервно спросил Ильич.
– По-разному, товарищ Ленин, – сверкнул пенсне Троцкий. – В Омске эсерами создано Временное Сибирское правительство, у них своя армия в несколько десятков тысяч штыков, однако власть «временных» не простирается дальше узкой полосы Великого Сибирского пути.[7]7
Историческое название Транссиба.
[Закрыть] А за обочиной железной дороги, в тайге орудуют красные партизаны, верные большевистской идее. Хотя, надо признать, они разрозненны. В Средней Азии держатся Семиреченский и Закаспийский фронты.
Лев Давидович шлёпнул ладошкой по изображению Японского моря.
– Ситуация на Дальнем Востоке достаточно противоречива, – молвил он. – Владивосток полностью под властью интервентов – англичан, японцев, американцев, французов. В Уссурийском крае и Забайкалье орудуют казаки атаманов Семёнова и Калмыкова, в Маньчжурии формирует свою армию барон фон Унгерн, та ещё сволочь. Кстати говоря, Корнилов назначил этого фон барона верховным правителем Российской восточной окраины…
Ленин прерывисто вздохнул.
– Товарищ Тгоцкий, – раздельно проговорил он, – способна ли Кгасная армия прорвать Востфронт?
Предреввоенсовета подумал, скособочась так, что стал похож на вопросительный знак.
– В принципе… – затянул он. – В принципе, силы белогвардейцев в Поволжье и на Урале характеризует некоторая убыль. Как минимум, пара дивизий была снята Корниловым с Восточного фронта и переброшена в район Ростова – белые готовятся к наступлению в Каменноугольном районе. По данным разведки, там сейчас сконцентрированы войска Днестровской армии генерала Дроздовского и 1-й Донской армии атамана Каледина. Они вышли на линию Балашов – Поворино – Лиски – Новый Оскол. На линии Херсон – Мелитополь к дроздовцам[8]8
Днестровской добровольческой армией командовал генерал М. Г. Дроздовский. Отметим, что в нашей реальности генерал мог лишь мечтать о подобной армии, командуя 3-й пехотной бригадой. Генерал от кавалерии войсковой атаман А. Каледин и вовсе застрелился в январе 1918-го, в предсмертном письме объясняя свой уход из жизни «отказом казачества следовать за своим атаманом» (для защиты Дона от большевиков нашлось всего 147 штыков). Генерал-майор Я. Слащёв (или Слащов) командовал Крымским корпусом.
[Закрыть] и донцам примыкает Крымско-Азовская армия генерал-майора Слащова…
– Нам всё ясно, товарищ Тгоцкий! – сказал Ленин с оттенком нетерпения. – Так могут или не могут наши части прорвать Восточный фронт?
– Вооружённый пролетариат может всё, – веско заявил Лев Давидович.
Ильич не выдержал – сломал карандаш, который вертел, и бросил обломки на стол. Встал порывисто, сунул большие пальцы за жилетку и заходил вдоль кресел, за спинами наркомов – те выворачивали головы, следя за председателем.
– Отступим дальше на восток, на Урал… – заговорил Владимир Ильич горячо, частя и бодрясь, пряча свой страх и растерянность за словесным журчанием. – Создадим Урало-Кузнецкую Советскую Республику, опираясь на уральскую пгомышленность и кузнецкий уголь, на уральский пролетариат и на тех московских рабочих, которых удастся увезти с собой… Разлюбезное дело! И мы из пределов Урало-Кузнецкой Республики снова расширимся и вернёмся в Москву и Петегбург… А вы знаете, что в Кузнецком бассейне у нас огромные залежи угля? В соединении с уральской рудой и сибирским хлебом мы имеем новую базу! Сдадим на время Евгопейскую Россию и используем Урал и Сибирь как базу для будущего «собирания» страны и революционного движения на Евгопу![9]9
Подлинный текст.
[Закрыть]
– Стратегия отчаяния, – криво усмехнулся Троцкий.
Предсовнаркома резко развернулся, сжал губы, сощурил монгольские глаза.
– В таком случае, – парировал Ленин, недобро улыбаясь, – просветите нас, революционный стратег! Ответьте на извечный вопрос: что делать?!
Предреввоенсовета вскинул голову, выпячивая и кадык, и бородку. Сверкнули линзы очков.
– Немцы и австрияки «шалят» на оккупированных территориях, – проговорил Лев Давидович, накладывая ладонь на малороссийские губернии. – Белые выдавливают их, не позволяя грабить и вывозить награбленное, – хотят оставить себе! Из района Одессы наступает генерал Драгомиров, к Екатеринославу[10]10
Ныне Днепропетровск.
[Закрыть] с юга движется Слащов, с востока – «волчьи сотни» Шкуро. – Набрав воздуху во впалую грудь, он сказал с силою: – Именно сюда, именно сейчас и должна ударить Красная армия! Собрав всю конницу в один кулак, мы разовьём стремительное наступление на Харьков! На Екатеринослав! На Ростов!
Троцкий настолько резко провёл пальцами от Москвы к Чёрному морю, что карта сорвалась с гвоздика, однако наркомвоен не обратил на это ни малейшего внимания.
– Резко усилим Южный фронт! – с жаром сказал он, взмахивая кулаком. – Откроем Украинский фронт! Нанесём сокрушительный удар по белогвардейской сволочи и скинем её в море!
Члены советского правительства бешено зааплодировали – неопрятный Дзержинский оживился, заегозил, барственный Чичерин кивал ласково, благообразный Луначарский и вовсе сиял.
Ленин, словно сдерживая рукоплескания, нервно-зябко потёр ладоши.
Один Сталин сохранял спокойствие. Разминая пальцами папиросу, до которых был невеликий охотник, он иронически улыбался.
Возбуждённые наркомы расходились, громко обсуждая открывавшиеся перспективы, секретари суетились, шелестя бумагами, а Ленин удалился в свой кабинет, куда поманил и Сталина. Авинов прошмыгнул следом.
Владимир Ильич, в отличие от соратников, не излучал оптимизма. Он выглядел измотанным и утомлённым.
Присев на своё место за столом, вождь вяло махнул рукой – устраивайтесь, мол.
– Кури, Коба, кури… – расслабленно произнёс Ленин.
Иосиф Виссарионович кивнул и чиркнул спичкой, закуривая.
Втянул дым, выдохнул, щуря рысьи глаза.
– Я вижу, вы тоже не в восторге от наполеоновских планов проститутки Тгоцкого, – сказал Ильич, устало подпирая голову рукою. – Верно?
– Вэрно, – кратко обронил Сталин.
– А вы, товарищ Югковский?
Кирилл подобрался и медленно проговорил:
– Хоть то, что предложил Лев Давидович, разработано и не им лично, а военспецами, но и другого выхода нам просто не остаётся. Да-с. Наступление на Харьков – это единственный способ прорвать кольцо фронтов.
Ленин задумчиво покивал.
– А вот я нашёл ещё один выход, товарищ Югковский, – неожиданно хихикнул вождь. – Ещё одну возможность склонить чашу весов на сторону рабоче-кгестьянского государства!
– Какую же? – вежливо поинтересовался Авинов.
Лицо Владимира Ильича вдруг и страшно исказилось.
– Убить Когнилова! – с силою сказал Ленин, с треском хлопая ладонью по столу. – Убить этого белого генералишку! Разлюбезное дело! Внести разлад в белогвардейщину – вот наша цель! Архиважная цель! И добиться её должны будете вы, товарищ Югковский.
– Я? – растерялся Кирилл.
– Вы, вы! Надеюсь, Иосиф Виссарионович не будет пготив, если мы вас отправим в длительную командировку? Хе-хе…
Сталин осклабился, топорща усы.
– Иосиф Виссарионович нэ против, – выразился он.
– Вот и славненько, вот и прекгасненько… – пропел Ленин. – Организуем всё так, будто бы вы, товарищ Югковский, бежали из большевистского плена! Вам выдадут нужные пропуска, вы пересечёте линию фронта. Вернётесь на старое место службы – и выйдете на ростовских подпольщиков. Сейчас в тылу врага действует несколько революционных групп. Свяжетесь с той, которую возглавляет Егор Мурлычёв. Он руководит Донкомом,[11]11
Донком – Ростово-Нахичеванский комитет РКП(б). Егор (Григорий) Мурлычёв – реальное историческое лицо.
[Закрыть] и его люди ведут упорную борьбу с корниловщиной – расклеивают листовки, агитируют народ, занимаются диверсиями и саботажем… Боевые товарищи! Вот и объедините усилия. Слышали небось, что вещал Тгоцкий? Беляки готовят наступление на Каменноугольный район и далее на Харьков. Их сейчас в Ростове-на-Дону как собак нерезаных. Как нам доносят верные товарищи, скоро туда же со всем своим Главным штабом переберётся и сам Корнилов. Вот вы его и встретите… салютом! Ну как? Берётесь?
Авинов посмотрел на Сталина – тот спокойно кивнул ему, – вытянулся по стойке «смирно» и отчеканил:
– Служу трудовому народу![12]12
Официально эта уставная фраза была введена в 1924 году (Временный устав внутренней службы).
[Закрыть]
Глава 2
ВСПОМНИТЬ ВСЁ
Газета «Приазовский край»:
Приказ по Ростовскому-на-Дону градоначальству, 19 ноября 1918 года, № 197.
На днях в городах Нахичевани и Ростове, в связи с маленькими неудачами наших войск под Юзовкой, было выпущено воззвание большевиков под заголовком: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Странно. Почему пролетарии всех стран должны соединяться именно в Нахичевани или Ростове-на-Дону? Не понимаю!
Да и места не хватит. В воззвании призыв к избиению имущих классов, низвержению существующего строя и введению советской власти и прочее – словом – все прелести большевизма.
Очевидно, что не в пролетариях здесь дело, а просто приверженцы большевизма, сиречь грабители, желают опять грабить богатых, но должен вас, субчики, предупредить, что теперь это не полагается и категорически запрещено, а потому все те, кто хочет попробовать, не откажите завтра к двенадцати часам дня явиться на Таганрогский проспект, к градоначальству, чтобы не подвергать неприятностям людей посторонних.
Если вы хотите сражаться – пожалуйста! Найдите оружие, приходите, и будем драться.
Один на один, вас двадцать, и нас будет двадцать. Хотите двести?
Пожалуйста, и я возьму двести. Если же не хотите сражаться, приходите без оружия, я вас арестую и отправлю с экстренным поездом в милую вашему сердцу Совдепию или еще кой-куда.
А вы, остальные жулики, клеветники и брехуны, приезжие и местные, разных полов и национальностей, заткнитесь и займитесь чем-нибудь более полезным, а то доберусь и до вас.
ЦУПВОСО – Центральное управление военных сообщений – располагалось в районе Арбата, там-то и можно было получить пропуск.
Однако, если вас командировали в местечко, которое находилось ближе, чем за сто пятьдесят вёрст от линии фронта, требовалось уже особое разрешение.
Такое выписывали в отделе ВЧК по выдаче пропусков в прифронтовую полосу.
И Авинов отправился на Лубянку, в «чрезвычайку».
Побывав однажды в чекистских подвалах, он испытывал муторное чувство, приближаясь к громадному кубу – бывшей конторе страхового общества «Россия», нынче занятой под нужды Дзержинского.
Кирилл поморщился – он не испытывал страха перед «Железным Феликсом», просто ему был неприятен этот поляк.
Нечистоплотность всегда вызывала у него брезгливость.
За входом в святая святых ВЧК обнаружилась широкая лестница в несколько ступеней, поднимавшаяся к деревянному барьеру.
Там дежурили двое чекистов с «чистыми руками, горячими сердцами и холодными головами».
– Вам что нужно? – лениво спросил один из них.
– Мне нужен пропуск для проезда в прифронтовую полосу, – ответил Авинов.
– Предъявите документы.
Внимательно изучив протянутые бумаги, чекист сказал:
– Это не здесь, а в отделе выдачи пропусков. В другом здании, гражданин, отдельно стоящем, типа особняка, здесь поблизости.
Кирилл прошёл в отдельно стоящее здание, типа особняка, у входа в которое стоял часовой с винтовкой.
Внутри тоже имелся барьер, а за ним топтались дежурные, опять-таки парочка – лысый латыш лет под пятьдесят и молодой еврей.
Авинов молча протянул документы латышу. Тот, с постным лицом, вытянув губы трубочкой, просмотрел их и сказал, растягивая слова:
– Вы отправляетесь один?
– Нет, вдвоём с помощником.
– Кто он?
– Старый рабочий.
– Заполните анкету. На обоих.
Кирилл, чертыхаясь в душе, трудолюбиво заполнил графы, описывая, чем он был занят до революции, что за профессия у него нынче, какое образование…
Матёрому шпиону этот дурацкий вопросник заполнить, что семки пощёлкать. Ну да костоломам Дзержинского и не словить такого – ума не хватит.
– Приходите завтра днём, – сказал еврей, забирая анкеты.
– Будет готово?
– Да, наверное. Только смотрите – отдел переехал в Чернышевский переулок. Это рядом с Тверской. Там и получите.
– Спасибо.
Авинов вышел на улицу, чувствуя невольное облегчение, и пошагал к Охотному Ряду.
Там находилось полулегальное кабаре «Подполье», этакая обжорка в полуголодной Москве – в данном заведении можно было найти всё, от паюсной икры до французского шампанского.
За деньги, разумеется, и немалые.
Большевики наивно полагали, что «контра» не посмеет являться в сей «шалман», боясь близости к Кремлю.
Этим «враги трудящихся» и пользовались, устроив в «Подполье» настоящее подполье. Пардон за каламбур.
В обширном зале кабаре, чей потолок подпирала масса тонких колонн, было на редкость тихо.
Только подвыпивший пианист наяривал на стареньком «Стейнвее» джазовый мотивчик да перезрелая дива тянула соло.
Алексей фон Лампе, проверенный курьер агента «Веди 05», служивший половым,[14]14
Половой – трактирный слуга.
[Закрыть] тут же подлетел к Авинову, одетому по погоде – в полушубок и кубанку.
– Чего изволите? – просиял он, и впрямь походя на «Лампочку», как прозывали Алексея близкие друзья.
– Мясного чего-нибудь, – улыбнулся Кирилл, – и стопочку коньяку.
– Сей момент!
Быстренько обслужив гостя, Алексей поклонился и шепнул негромко:
– «Буки 02» на месте. Пригласить?
– Зови.
Агент, носивший оперативный псевдоним «Буки 02», возглавлял осведомительный пункт 1-го разряда в Москве и по званию значительно превосходил Кирилла – то был генерал-лейтенант Стогов, руководитель подпольного Национального центра и командующий «Добрармией Московского района».
Бородатый, с круглой, наголо обритой головой, «Буки» внушал почтение своей выправкой и вечной подтянутостью.
– Могу?.. – пробасил он, подойдя к авиновскому столику.
– Прошу-с, – сказал Кирилл. Подождав, пока его визави усядется, он продолжил с лёгкой улыбкой: – Вижу, вы здорово взбодрились.
– Есть от чего! – ухмыльнулся Стогов, приглушая голос. – Гражданская бойня идёт к концу.
Авинов кивнул.
– Хочется с вами согласиться, хотя… Сами понимаете, за красными великая сила – Троцкий согнал «в ряды» почти два миллиона красноармейцев.
– Всё равно, – упрямо мотнул головою генлейт.
Кирилл снова кивнул.
– Как там мой Исаев? – поинтересовался он.
– Гоняет молодь! Недавно целую телегу с патронами подогнал к нашему складу, тому, что в Замоскворечье. Крепкий старикан.
– Передайте ему, что надо уходить на этой неделе.
– Куда? – насторожился «Буки 02».
– На Дон. В Ростов.
Кирилл сжато передал задание Ленина и подвёл черту:
– Я бы и один ушёл, да ведь обидится старый. Всё ж таки ординарец мой!
– Это верно… – медленно проговорил Стогов, рассеянно поглаживая бороду. – Дать кого в помощь?
– Не стоит, – мотнул головой Авинов. – Главное, предупредите наших, чтобы встретили. И обязательно поставьте в известность «Фиту».
– Всенепременно, – построжел «Буки».
Полковник Ряснянский, начальник белогвардейского РОГШ[15]15
К сожалению, в нашей реальности такого не случилось, хотя РОГШ было образовано ещё в 1903 году и в ту пору лидировало, опережая все европейские разведки года на три.
[Закрыть] – Разведочного отделения Главного штаба, – подписывался «Фитой», и только это кодовое имя не имело номера. «Фита» был в единственном числе.
К концу мерзопакостного восемнадцатого года РОГШ объединило все белогвардейские контрразведки, отобрав даже КРЧ[16]16
Контрразведывательная часть. Особое совещание выполняло роль Совета министров.
[Закрыть] у Особого совещания.
Сосредоточив в одних руках противодействие красным шпионам, «красно-зелёным» партизанам и прочим «революционным» элементам, Ряснянский мигом навёл порядок и добился весомых результатов – ныне в большевистском подполье зияли изрядные бреши.
– Передадите Елизару Кузьмичу, – сказал Кирилл напоследок, – что я буду ждать его завтра, ближе к трём, во 2-м Мариинском переулке.[17]17
Большевики переименовали его в Чернышевский.
[Закрыть]
– Так точно, – непроизвольно вырвалось у Стогова.
Хмурое утро цедило в окна кремлёвского кабинета серый, холодный свет. Тучи нависали над озябшей Москвой, голые чёрные ветви деревьев тянулись к хмари, будто в немой мольбе о свете и тепле, но небеса дышали холодом.
Авинов стоял у самого окна, словно прощаясь с Кремлём, запоминая пустяки – запакощенные тропки между сугробов, мерзкие жёлтые пятна по краям протоптанных дорожек, красноармейцев, пиливших дрова.
Вернётся ли он сюда? Или ему не доведётся более увидеть Москву из окон Большого Кремлёвского дворца? Бог весть…
Иосиф Виссарионович Сталин неторопливо набил трубку табаком и раскурил её, медленно окутываясь ароматным дымом.
– Ви, товарищ Юрковский, – проговорил он неспешно, – нэ торопитесь виполнить приказ товарища Лэнина. Нэ торопитесь. Владимир Ильич мечется, он, как смертельно больной человек, хватается за жизнь. Такой больной готов повэрить любому шарлатану, готов мощи прикладывать, даже будучи атэистом, лишь бы выздороветь…
– Ленин создал первое в мире государство рабочих и крестьян, – осторожно сказал Авинов. – Вот он и мечется. Боится, что труд всей его жизни постигнет крах.
– Нэ так, товарищ Юрковский, совсэм нэ так… – покачал Сталин головой. – Лэнин только объявил о создании пэрвого пролетарского государства, а вот для того, чтобы создать его нэ на плакатах, а в жизни, потрэбуются годы. Но Владимиру Ильичу это не удастся.
– А почему-с?
(Склонность к «словоерсам», имевшаяся у настоящего Юрковского, не хотела прилипать к его «заместителю», но Авинов старался хотя бы изредка вставлять эти идиотские «да-с» и «нет-с». Нельзя было выходить из образа.)
Наркомнац ответил с силою:
– А потому, что ему это нэ нужно! Лэнин, как и Троцкий, нэ любит Россию, не ценит её народ. Им нужна мировая революция, а РСФСР для них всэго лишь плацдарм для установлэния социализма во всём мире.
– Товарищ Сталин… – решился Кирилл. – А что нужно вам? Вам лично? Чти бы вы сами хотели создать?
Иосиф Виссарионович не удивился вопросу. Он не нахмурился, не покосился подозрительно – с некоторых пор комиссар Юрковский был у наркома на доверии. Сталин затянулся и выпустил струю дыма.
– Мнэ нужен Союз Советских Социалистических Республик![18]18
Обычно утверждается, будто И. Сталин предлагал «автономизацию», то есть такое положение, когда национальные республики входят в состав РСФСР на правах автономий. Однако план автономизации был предложен Куйбышевым и Молотовым.
[Закрыть] – медленно, глуховатым голосом проговорил он. – Великая, могучая страна! Страна, где мы возведём гигантские заводы, засеем тучные поля, где всэ будут работать, дети будут ходить в школу, молодёжь – овладевать знаниями в университетах, а старики – пользоваться почётом. Страна, которую друзья будут уважать, а враги – бояться. Вот что я хочу создать, товарищ Юрковский!
– Я тоже этого хочу, товарищ Сталин, – честно признался Авинов.
Где-то в полтретьего Кирилл вышел ко 2-му Мариинскому, занесённому снегом, – одна набитая тропочка вилась посередине. Кузьмич уже дожидался его.
– Здравия желаю, ваш-сок-родь,[19]19
К капитану, каковое звание носил Юрковский, полагалось обращаться – «ваше высокоблагородие».
[Закрыть] – осклабился ординарец.
– Тише ты!
– Дык нету ж никого.
– Мало ли…
– Стало быть, назад возвертаемся? Кхым-кхум…
– Выходит, что так. Рад?
– Дык ещё бы! Ядрёна-зелёна! Сколь можно-то?
– Твоя правда, Кузьмич… Пошли.
В отделе по выдаче пропусков засели десять тёток с жестоким выражением лица.
Одна из них, с неудовольствием оглядев посетителей, пробурчала:
– Подождите, вас вызовут.
В кармане у Кирилла лежал мандат за подписью Ленина, но он решил приберечь грозный документ для случая чрезвычайного.
А советскую бюрократию и потерпеть можно. Если недолго.
– При царе-батюшке, – ворчал Елизар Кузьмич, – чиновной братии в десять раз меньше было, зато работа шла. А эти только и знают, что жопы ростить…
Заняв очередь за угрюмым толстяком с пузатым, потёртым портфелем на коленях, Авинов присел на лавочку, отполированную седалищами до блеска.
Ждать пришлось не слишком долго – вышел чекист в кожаной куртке и зачитал список.
Ещё полчаса – и Кирилл с Кузьмичом расписались где надо в получении пропусков на один месяц сроком.
– Послезавтра и отправимся, – решил «комиссар Юрковский». – Соберёмся потихоньку… Да, чуть не забыл! – Он сунул руку в нагрудный карман и достал оттуда разовый пропуск в Кремль. – Держи, может пригодиться.
– Дык едем же! – подивился Исаев. – Хотя ладно, пущай будет…
Расставшись с ординарцем, Кирилл неторопливо зашагал обратно, в обрыдлый Кремль, испоганенное «гнездо царизма».
Уже проходя мимо постов Кутафьей башни, он почувствовал вдруг недомогание – потянуло в сон, сильно заболела голова.
Он едва приплёлся к Большому Кремлёвскому дворцу, но до выделенной ему квартирки так и не дошёл, свалился в коридоре.
Очнулся Кирилл внезапно – вскинулся, сел, учащённо дыша и облизывая пересохшие губы, унимая колотившееся сердце.
Голова просто раскалывалась, и он машинально приложил ладонь ко лбу. Господи, да он взмок, как цуцик в дождь!
Стоп. Где это он?
Оглядевшись, Авинов узнал палату медсанчасти, маленькую, но с высоченными потолками – кремлёвская больница размещалась в Чудовом монастыре.[20]20
Ныне разрушен до основания.
[Закрыть]
Он лежал на койке в одном исподнем, укрытый колючим солдатским одеялом.
Кирилл дотянулся до полотенца, сложенного рядом на тумбочке, и вытер лицо.
Это был не обморок. И не сон…
Нет-нет, сновидение давно бы развеялось, уходя из памяти, а это… сидит в нём прочно, как вбитый гвоздь.
В груди захолонуло: всё, та жизнь, которой он жил раньше, закончилась.
Его выделили, избрали, посвятили, хотя он ни о чём не просил!
Кирилл зажмурил глаза, и воспоминания сразу нахлынули на него, беспокоя и холодя.
Они были ярки и чётки, при чём уж тут дрёма…
«Второй смысловой слой…» – подумал он и усмехнулся, памятью возвращаясь в прошедшее, в ту тревожную сентябрьскую ночь, когда встретился с Фанасом.
С пришельцем из немыслимо далёкого 4030 года.
С «попаданцем», как себя смешно называл сам путешественник во времени.
Фанас, истерзанный совестью, жаждал «выправить» прошлое, совершить «макроскопическое воздействие».
«Попаданец» был смертельно облучён в своём невероятном пути хуже, чем радием, и уже не мог сам проделать все «минимально необходимые воздействия», дабы изменить существующую реальность. Вот он и доверился Авинову.[21]21
Об этом – в романе «Корниловец».
[Закрыть]
Кирилл успел запомнить всего пару МНВ, но и этого хватило, чтобы история сменила путь.
А Фанас умер. Очень добрый, измучивший себя переживаниями, отчаянный…
Но он успел-таки поведать Авинову о том, что произойдёт с Россией в будущем.
Показал тогдашнему поручику 1-го Ударного Корниловского полка цветную, объёмную фильму[22]22
В то время нынешнее слово «фильм» было женского рода.
[Закрыть] о грядущих событиях. О чудовищных потрясениях и великих переменах.
Октябрьский переворот… Гражданская война… «Красный террор»… Коллективизация… И снова война…
Иногда фильма странно ускорялась – плавный показ сливался в мутную полосу, частя и смазываясь, но Фанас успокаивающе ворковал: «Ничего, ничего… Наш мозг поразительно ёмок, вы обязательно запомните и второй смысловой слой…»
Кирилл поинтересовался, что это такое, а «попаданец» слабо махнул рукой: «Чертежи, карты, схемы… Вы смотрите, смотрите…»
Он и смотрел. А теперь – вспомнил.
Отдышавшись, Авинов перевернул подушку с влажной наволочкой на другую сторону и прилёг. Да-а…
Признаться, за минувший год он успел подзабыть ту давнюю встречу. Чем дальше отступал сентябрь, тем менее реальной она казалась.
Ему уже и не верилось, что подобное вообще с ним случилось. Сознание словно выталкивало прочь странные воспоминания, замещая явью, а с осени семнадцатого столько всякого произошло, что занимало все мысли наперечёт.
И вот – как прорвало.
Чертежи танков и самолётов, искровых станций[23]23
Так называли рации.
[Закрыть] и самоходных артустановок, схема производства дюралюминия и твёрдого сплава «победит», карты, фотографические снимки, списки, формулы… Знания из будущего!
Это пугало, как всё непривычное. Глупая натура, утробное начало, впадало в тоску, чуя, как рассудок полнится завязью будущего могущества. Могущества родной державы…
Но он-то, невольный носитель тайного знания, был обычным человеком и хотел им остаться – уцелеть на войне, вернуться к любимой женщине, может быть, даже завести детей, хотя о тихом семейном счастье не думал пока.
Не желал он отличаться от других! А тут…
Зато дух торжествовал, опьяняясь размахом уготованного ему.
Внутри у Кирилла что-то затрепетало, сжимаясь, тискаясь… Наверное, те самые фибры.
Будет Россия и единой, и великой, и неделимой!
Белая гвардия разобьёт и красных, и немцев, и англичан, если те полезут! Ибо тут, в этой вот голове, теснится столько знаний, что русским всё будет нипочём.
Внезапно Авинов вздрогнул, не ощутив в себе присутствия «второго смыслового слоя». А чего ж ты испугался?
Сам же только что ныл, что обилие сведений не даст жить спокойно, как все, будет постоянно сидеть в нём, застить глаза, мешать!
А теперь… Он что… Забыл?!
Постаравшись успокоиться, Кирилл закрыл глаза и попытался припомнить чертежи танка.
Танка… как назвать-то его… Ну пусть будет Т-2. Нет, пусть лучше будет Т-12. Так солидней как-то…
И вспомнил. Сразу. До мельчайших подробностей.
Тут скрипнула дверь, и в палату на цыпочках, прижимая к себе папку для бумаг, вошла Мария Володичева, стенографистка и дежурный секретарь Ленина.
Молодая женщина одевалась излишне строго, от чего её внешность проигрывала. Не сказать что Мария Акимовна, которую Ильич порою называл «антистарушенцией», была красавицей, однако миловидной – вполне. Приятная женщина.
Заметив, что пациент пришёл в чувство, она сразу оживилась и заулыбалась.
– Виктор Павлович, вы проснулись? Ой как хорошо! – обрадовалась Володичева. – Вы нас так напугали! Лежите и бормочете что-то!
– Давно я здесь? – спросил Авинов, немного смущаясь положения «лежачего больного».
– Второй день, Виктор Павлович!
– Как – второй?! – Кирилла подбросило. – У меня ж задание!
– Ничего-ничего! Лев Давидович сказал, что задание подождёт. Вы так много всего наговорили… Товарищ Троцкий сначала принял ваше бормотание за бред, а потом срочно вызвал меня и приказал записывать за вами… А у дверей выставил часового.
Трудно передать, что в этот момент испытал Авинов.
Отчаяние, оцепенение, ужас, ярость, дичайшее раздражение на свою, такую несвоевременную, слабость.
– И много я… наговорил? – спросил Кирилл охрипшим голосом.
– О да! – воскликнула «антистарушенция». – Что-то про танки, про аэропланы, про какой-то пенициллин… Я записывать устала! И как вы запомнили столько всего, поражаюсь! Лев Давидович сказал, что это вы, будто под гипнозом, выговариваете разведданные. Сколько же вы всего разведали-и…
– А эти ваши записи, – спросил Авинов напряжённым голосом, – они у вас?
– Нет, – мотнула головой Володичева, – я их все сдаю товарищу Троцкому, под роспись, а он ещё и листы пересчитывает – там же всё пронумеровано и с печатью Реввоенсовета… И не отпускает меня никуда, тут и ночую. – Она добавила обиженно: – Не доверяет, что ли?
Кирилл зажмурился и сосчитал до десяти.
