Текст книги "Город в законе: Магадан, триллер"

Автор книги: Валерий Фатеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Хорошо хоть, что штурман не телепат.

Но начались и неприятности. Так далеко в будущее простирал свою мысль капитан, что частенько упускал из виду и само настоящее. Однажды, последовательно рассчитывая этапы отхода от причала – швартовы отдать! Малый назад! Пятнадцать влево – малый вперед, пятнадцать вправо – полный вперед! – он забылся и гаркнул именно последнюю команду: "Полный вперед!"

Машина дисциплинированно исполнила и всей своей тысячетонной грудью "Чемпион", как пьяный мужик на прилавок, навалился на причальную стену.

Шуму и грому было по пароходству много и тогда-то и прозвучало в первый раз роковое – берег.

Полу шин встал и тут же, чтобы сохранить ровновесие, побежал по каюте и уперся в переборку. Так сильно накренилось судно.

Встревоженный, капитан быстро оделся и поднялся в рубку.

На вахте стоял третий – худощавый, носатый с чистыми, почти ангельскими глазами – Жженный. Три судна сменил в своей жизни капитан и так получилось, что со всех трех он Жженного списывал. Списал бы и с "Чемпиона", но, вероятно, уже не успеет.

– В чем дело?

– Горючку с левых танков съели, вот и повело.

– Механик! Закачать балласт в танки левого трюма для ликвидации крена.

– Закачать-то нетрудно, – отозвался снизу Дед, – да куда потом льяльные воды девать будем.

– В самом деле, – сообразил капитан, – куда? Но не тонуть же…

Где-то глубоко внизу в железном брюхе корабля застучало, завыли насосы, нагоняя воду в пустые танки.

Прошло время и "Чемпион" потихоньку, вздрогнув, начал выравниваться и вдруг, набирая скорость, с такой силой ухнул на другой борт, что верхнюю палубу на мгновение захлестнуло. Полушина швырнуло к иллюминатору и так приложило головой к барашку, что перед глазами у него закружились звездные спирали.

– Машина! – Разъяренно завопил он, – почему контроль не держите!

– Как его держать, – ответила машина, – водомерные трубки все забиты.

Теперь крен уже был за тридцать и похоже увеличивался с каждым часом.

Пришел первый помощник – "первый помещик", как его прозвали. А что виноват человек, что нечем ему заняться? Сам не найдет, а подсказать некому. Сейчас на его припухшем лице неприкрытый страх.

– Что? Что? – спрашивал он.

Но капитану Полушину было не до него. Щелкнул в голове невидимый тумблер и помчались, обгоняя и захлестывая друг друга, суматошные мысли-расчеты.

"Дальше танкероваться опасно. Теперь может так сыграть, что не поднимемся. А горючку жрем, все равно к точке заката ползем. А не дай Бог, ветерок".

Итогом этих мыслей было то, что на всех палубах, в каютах и отсеках залились звонки громкого боя, сея легкую панику в экипаже. Семь коротких, один продолжительный.

Оставление судна.

Заслышав эту зловещую трель, каждый, где бы он не находился, бросал все и мчался на шлюпочную палубу.

Сигнал тревоги дублировался по принудительной трансляции и понятное дело, Савелий тоже, неуклюже топоча по трапам, мчался со всеми, иных даже обгоняя.

– Привести в готовность плавсредства! Спустить боты и плоты на воду!

– Так мы же их рыбакам на той неделе подарили, товарищ капитан, – сказал вдруг Жженный, отводя глаза. – Нету ботов.

– Ка-а-к подарили? – И выскочив ошалело на мостик, Полушин оглядел корму. Точно, ни одного бота на лебедках не было.

– Пропил, подлец! Спишу! Под суд отдам! – потрясал кулаками капитан.

Жженный бросил штурвал и побежал спасаться. За ним шагнул было и первый помощник, да капитан остановил.

– А вы куда? По инструкции… вместе со мной… в последнюю очередь.

– Капитан! Дорогой, – рухнул вдруг тот на колени, – что я вам плохого сделал… пощади, только дачу купил.

Глядя на него, Полушин неожиданно успокоился, сказал с презрением:

– Иди… комиссар. Только документы не забудь.

– А… документы… щас документы.

И кенгуриными мощными прыжками, будто ему ракету сзади приставили, он помчался в каюту.

Но ключ, черт подери! Куда подевался ключ от сейфа! А ведь именно в сейфе находилась та синяя папка с грифом "Для служебного пользования", за которую головой отвечал первый помощник и если не мог сохранить – обязан был уничтожить.

Ключ, конечно, пропал. И тогда первый помощник, рыхлый пожилой мужик, вот уже четвертую пятилетку не поднимавший ничего тяжелее шариковой ручки и ложки, с неожиданной силой вывернул сейф через комингс, выкатил на палубу и как макаронины разогнув сантиметровой толщины леер, столкнул его вниз.

Сейф ухнул в воду глубинной бомбой. Волна от его удара едва не захлестнула ближайший плот. – Будьте свидетелями, – вопил сверху первый помощник, – Я его утопил!

– Это кого он, капитана, что ли?

– Нет, наверное, третьего за боты!

Первая паника схлынула. Моряки разместились в плотах. Стали было пересчитываться, но тут крутая волна ударила в борт "Чемпиона" и капитан заорал в мегафон:

– Отходите, туды вашу! Разобьет!

А и орать не надо было. Волны и ветер откинули плоты и теперь уже при всем желании трудно было приблизиться к судну.

Легко крутясь на волнах, как оранжевые фантастические птицы все три плота помчались к горизонту.

– Подберут, – спокойно проводил их капитан, – SOS дали, течение здесь к берегу гонит, прилив скоро. Все за них. Может и меня успеют.

Последнюю мысль, впрочем, он воспринял равнодушно. Удивительно, но сейчас Полушин даже легкость какую– то в душе почувствовал. Страшно подумать, как давно он не отдыхал, сколько уже лет ему не удавалось побывать в такой вот покойной тишине, в полном расслабляющем одиночестве.

Ага, в полном!

– Борщ-то остынет, – раздалось со вздохом над ухом.

Капитан дернул головой. У порога стояла Дуня – повариха, грустно, с жалостью глядя на него.

– Как… ты здесь. Зачем же, Дуня?

– Куда я от вас, Левонтий Иванович?

Дуня подошла и с высоты своего гренадерского роста поцеловала капитана в лысину, как мальчишку прижала к себе.

– Да не боись, все одно Бога не обманешь, а людей тут нет никого.

Что-то дзенькнуло и натренированным за много лет подпольной любви движением капитан и повариха отпрыгнули друг от друга. Дверь рубки медленно распахнулась и, ошалело оглядывая их, появился Савушка с балалайкой.

Все долго молчали, потом Савушка счел необходимым пояснить:

– А я это, балалайку забыл. Пока бегал…

– Пойдем-ка обедать, – сказала Дуня и тронула капитана за плечо.

Левонтий Иванович ловко ширнул ее локотком и прошептал:

– Не забывайтесь, здесь команда.

И тут ему показалось, что стоять стало значительно легче. Он оглянулся и увидел, что стрелка кренометра медленно ползет к нулю.

"Чемпион", скрипя всеми шпангоутами, выпрямлялся.

А в кают-компании корабля, непонятным образом восставшего из мореной пучины, сидел Дед с мазутным пятном на щеке и хмуро жевал луковицу.

– Куда это народ подевался? – спросил он у капитана.

– На соревнованиях по гребле, – подумав, сформулировал Левонтий Иванович. – Если крен совсем устранил, то пускай дизеля, собирать пойдем.

После обеда все разошлись по своим местам. Савелия капитан поставил за штурвал – если на велосипеде умеешь, то и тут справишься. Дед наддал оборотов и, описывая под рукой Савелия залихватские кривулины, "Чемпион" помчался догонять бросивший его экипаж.

Капитан тем временем прошел по палубам. В распахнутой настежь каюте первого помощника, на глаза ему попала синяя папка с грифом "ДСП".

– Чего же он сейф топил, – удивился Левонтий Иванович и забрал папку.

Часа через два показались плоты. "Чемпион" обогнал их и остановился, подрабатывая против волн самым малым. Натерпевшиеся за эти часы страху, замерзшие и голодные беглецы и впрямь как на спортивных состязаниях, наперегонки погнали плоты к "Чемпиону". Скоро все уже поднялись на борт и разбежались переодеваться и обедать. Только на последнем плоту стоял первый помощник, держась за трап и не решаясь ни отпустить его, ни шагнуть вверх.

– Все же видели, как я его утопил, – уныло повторял он. – Все одно не жизнь теперь.

– Да бросьте, – терпеливо уговаривал его капитан, – из– за куска железа сокрушаться. А если вы за документ боитесь, так вот он – документ.

Он помахал синей папочкой и первый помощник полез вверх, не сводя с нее завороженных глаз.

И над всеми палубами прозвучало:

– Отбой учебной тревоги! Отбой учебной тревоги! Всему экипажу за умелые действия в условиях, приближенных к действительным, объявляю благодарность… Третьему штурману Жженному зайти в каюту капитана.

"Чемпион" выходил на прямую, в конце которой он должен был превратиться в гостиницу.

– Назову ее, – мечтал капитан, – "Плавучим монастырем". Дуня буфетом будет заворачивать, Тимонин на балалайке играть, на мне, конечно, общее руководство. А тулуп этот французский пусть она сама себе покупает.

…Причал был полон встречающих, но Савушке он показался безлюдным, так резко в глаза, в сердце ударили эти две фигурки. Тоненькая женщина вперед выставила, будто защищаясь мальчика. И в нескольких шагах чемодан с широкими ремнями, вместе еще в Киеве покупали.

Бесконечно долго швартовались, вечность, покачиваясь как в тумане, шел Савелий по трапу пока наконец не остановился, как будто в тяготение мощных планет втянутый в сияние родных глаз и лиц.

– Папка! Мы уже забегались за тобой, – по-взрослому вздохнув, сказал Тимка и мертвой щенячьей хваткой обнял отца за колени.

– Одного нет, – критически оценил ситуацию капитан – сверху ему было хорошо все видно.

– Левонтий! – вдруг раздалось на весь причал и колени у капитана предательски дрогнули. – Ну что Ты стоишь истуканом, иди сюда, я уже договорилась…

Капитан огляделся в поисках спасения. Но за спиной, насколько глаз хватало, простиралось море и кажется в его беспредельной дымке миражом таяла мечта о спокойной старости в плавучем монастыре.

А возможно в этот момент и действительно увидел Левонтий Иванович учебный парусник, гордо резавший кромку моря. Но сказать себе определенно – явь или сон – капитан Полушин не мог, он не знал секрета деда Прокофия.

РАЗРЫВ-ТРАВА

На Кубаку мастер прилетел в субботу. Прямо на летном поле, сплошь заросшем вейником вперемешку с розовыми свечами иван-чая, его встретили двое.

– Стив, – представился коренастый крепыш с жесткими как отлитыми чертами лица, – служба безопасности.

– Джон, заместитель директора, – протянул руку второй. Этот вроде был попроще, с лица у него не сходила мальчишеская под ихнего президента улыбка. И сложение у него было как у юнца – гибкий, вертлявый… все у него двигалось почти одновременно. Руки, язык, каждая черточка лица. Даже стоять он не мог спокойно, все пританцовывал.

И чего они все улыбаются, с легким раздражением подумал мастер. Будто вся жизнь сплошная радость и все им братья и любимые.

Впрочем, ему они могут быть и действительно рады, если дело обстоит так серьезно, как обрисовывали ему в головном оазисе их компании.

– В гостиницу? – предложили хозяева.

– Я хотел бы сначала посмотреть, – решил Георгий Иванович, – так звали мастера. После четырехчасового перелета в этой громыхающей, вонючей вибрирующей консервной банке, по недоразумению называемой вертолетом, ему ужасно хотелось добраться до кровати и уснуть, уснуть хотя бы на сутки. Болела голова, иногда заглушая голоса окружающих, звон наполнял уши, и он опасался, что заболеет. Да еще ломило давным-давно осколком задетую спину.

– Посмотреть, – повторил он. Даже в таком состоянии привычке своей не изменял. Все равно, если не взглянешь, бессонница обеспечена: будешь воображать, что да как. А воображать без конкретной, так сказать, информации, хоть и многотрудное, но пустое дело.

Не дожидаясь ответа, Георгий Иванович пошел вперед. Со спины он напоминал изработанную лошадь, которой даже этот сверкающий июньский день и луг цветущий уже не в радость.

Американцы с сомнением переглянулись. Они не ожидали, что обещанный им специалист будет так выглядеть. В их представлении только молодость, во всяком случае здоровье, ассоциировали с успехом, успех с деньгами, деньги – с улыбкой. Русские в массе своей потому и неулыбчивы, что вечно нет денег. Даже зарплату не дают – неслыханное в истории человечества дело. Правда, рабам в Римской империи тоже не платили, но их кормили, одевали, давали крышу, а по праздникам расщедрившийся хозяин мог налить даже вина.

– Так что, русские хуже рабов? – в запальчивости спросил как-то Стив у своего друга, миссионерствовавшего в Магадане.

– Нет, – поправил его друг, – Это жизнь у них хуже, чем у рабов. Но в таких условиях может очутиться любой из нас – и ты, и я.

– Но не нация! – твердо возразил Стив.

– Не нация, – согласился миссионер, – Вот поэтому ты и качаешь из русской земли золото, а я вычерпываю золото из русских душ.

– Считаешь месторождение перспективным? – съехидничал Стив.

– Не то слово.

– Но мое золото вот, на виду, его можно пустить в дело, а пригодится ли нам твое?

– Если даже оно не пригодится нам, – веско ответил миссионер, – мы лишим его русских. И поверь, что по сравнению с этим даже потеря золотого запаса – пустяк.

Кстати, о золоте. Если русский не справится с этими чертовыми замками от хранилища, босс ему голову оторвет. Стив помотал головой, отгоняя неприятные мысли, и догнал Георгия Ивановича и Джона, когда они уже садились в машину.

Можно было бы сказать, что это комната, но на самом деле это был громадный сейф с бронированными стенками, толщина которых смутно угадывалась массивной, будто утопленной в бетон громадой куба. Дверь охраняли два кодовых замка. Код в свою очередь блокировался замком механическим. Если у Стива был ключ, то Джон владел шифром. Только вдвоем могут они открыть дверь, то есть, тьфу, могли. В прошедшем времени. Потому что один из замков заклинило. Во второй раз, месяц назад, прилетел специалист из Аляски, провозился три недели, получил пятьдесят тысяч баксов, а ровно через неделю замок опять тю-тю.

Тогда вот босс и сказал им, Стиву и Джону:

– Еще раз пятьдесят тысяч платить я не намерен, ищите выход. Разрешаю за свой счет.

– Сэнкью вери матч!

Так что хоть как ни крути, выход в этом божьем одуванчике, Георгии Ивановиче, которого кто-то из русских руководителей компании аж через ФСБ (говорят, такие специалисты, или, как их странно зовут "медвежатники", стоят на учете) отыскал.

Георгий Иванович равнодушно осмотрел замки – и сломанный и исправный, и они отправились в гостиницу. По лицу старика Стив прочитать ничего не мог, а спрашивать остерегался. Зато Джон не удержался:

– Ну как, старина, справимся? – и даже ручкой этак панибратски похлопал Георгия Ивановича.

На руку Джона старик посмотрел как на муху, и тот ее поспешно убрал, усмехнулся:

– Ключ сильнее замка.

В номере обговорили условия. Сияя улыбкой, Джон, будто копями царя Соломона одаривал, сказал:

– Пять долларов в час. Питание, проживание, билеты – все за наш счет.

– Отсчет с момента вылета, – поспешно добавил Стив, удивляясь наглости коллеги. Перед этим они говорили о десяти.

Георгий Иванович молчал.

– Если справитесь быстрее, чем за неделю, двести баксов премия, – по-своему истолковал паузу Джон.

– Считай, тридцать долларов я уже заработал, так? – спросил старик.

– Так, так, – дружно закивали американцы.

Подписали какие-то бумаги, и хозяева, облегченно вздохнув, ушли.

Оставшись один, Георгий Иванович разобрал вещи, из походного своего видавшего виды кейса достал бутылку водки "Магаданская", пакет с едой, заботливо приготовленный ему в дорогу дочерью, налил полный чайный стакан и выпил залпом. Посидел, ожидая, пока огненная жидкость дойдет по назначению, не торопясь закусил и рухнул мертвым сном. Спал он, как и мечтал, ровно сутки. Номер был угловой, почти звуконепроницаемый, с кондиционером, так что отдыхалось ему без помех.

В понедельник он принялся за работу. Снял замок и на громадном два-на два метра столе, покрытом чистой простыней, разбросал его на составные.

В комнату попеременно заглядывали то Стив, то Джон, и когда они сунулись к нему вместе, Георгий Иванович, поманив их замасленным пальцем, сказал:

– Меня не предупредили, что замок уже вскрывали. Кто?

Его-то интересовало только одно – специалист или какой-нибудь дурак с инициативой. В последнем случае пришлось бы идти поэтапно, а замочек ой-ой, со шкалой надежности до тысячи секретов, попробуй узнай, найди, где, кто наследил. Но Джон этот вопрос понял так, что русский хочет пересмотреть цену, и от волнения заговорил на родном языке.

– Э компани сикрет…

– Да какой там секрет, – досадливо перебил его Стив, он понял мастера. – Из нашей фирмы был, да толку.

Георгий Иванович успокаивающе раскрыл ладони, дескать, все в порядке, ребята, и работа пошла дальше.

В сущности, замок ему был знаком – аналог японских сейфовых, небольшие изменения в механической части, но это примитив. Нечто похожее он разбирал в областной администрации. Почему же его клинит?

Прикрыв глаза, он попытался мысленно представить весь механизм в действии. Закрывается, этот цугалик поднимается, пружина давит на этот рычаг в форме латинской буквы "с", а вот при закрытии. "Все правильно, все сходится, но почему сразу-то замок работал, а вышел из строя только через неделю. Значит, при динамике что-то меняется".

Регулировка!

Ну, конечно, надо смотреть свободный ход всех этих винтов, шарниров, пружин, рычагов. Где-то он ограничен и быстро теряет параметры.

Это "где-то" оказалось крошечным никелированным винтиком. Всего пол-оборота, полнитки. Почти незаметный для глаз поворот отвертки.

Произошел этот поворот на третий час. И из этих суток спал Георгий Иванович от силы часов шесть. Уходил в гостиницу за полночь, а поднимался с рассветом, который, как известно, в июне на Колыме тоже начинается за полночь.

Сначала и Стив и Джон пытались протестовать против такого безумного, на их взгляд, распорядка, они тоже не имели права оставлять мастера одного, да и боялись, выдержит ли старик такую нагрузку. Но эта старая лошадь, как уважительно отозвался в конце работы Стив, пожалуй, переплюнет и их.

Наконец, замок вернулся в родное гнездо, пришел босс, раз пятьдесят, как капитан, крутил штурвал, открывали и закрывали замок. Но Георгия Ивановича уже не волновало, в своей работе он был уверен так же, как в том, что земля круглая, время на дворе хреновое, а без водки русский человек не живет.

Вот остаток ее той же "Магаданской" он опять вылил в тот же стакан и опять отсыпался ровно сутки. Тем более, что вертолет по причине погодных условий не ожидался.

В кассе конторы он получил валюту – шестьсот восемьдесят баксов, цент в цент, не обсчитали капиталисты.

Перед отъездом появился в номере Стив и, протягивая ему аккуратный сверток, пояснил:

– Презент от босса.

Георгий надорвал упаковку. Камуфляжный костюм. А что, сгодится, на рыбалку там или мусор выносить. Хотя на месте босса он бы такой мелочью не занимался.

– Слушайте, – помялся Стив, – как и где вы научились такой высокой… э квалификации. Колледж или как там у вас…

Колледж? Георгий Иванович усмехнулся. За плечами у него всего мореходка, да и та не совсем законченная по причине войны. Но тайна механизмов мучила его с детства. Как так – неживые, а живут, крутятся, работают. Начал с бабкиных ходиков, во время войны прицелы, затворы, хитроумные взрывные устройства – ничего по причине своего сверхлюбопытства не упускал. Дорогу одолеешь ногами, работу – руками и головой, конечно. А в замках повозиться было для него удовольствием несказанным. Где-то читал, что настоящий художник сам готов заплатить за возможность творить. Вот так и он.

– Просто я родился в Иванов день, – пояснил он ошалевшему от такого ответа Стиву, – В этот день в полночь цветет разрыв-трава.

– Трава?

– От нее замки и запоры распадаются и клады даются. Но вам, американцам, она не доступна.

– Почему?

– Цвет на траве держится не дольше, чем успеешь прочитать "Отче наш", "Богородицу" и "Верую"… А вы же другому богу молитесь.

– Как это другому, – слегка обиделся Стив, – У нас тоже Христос.

– Мамоне вы молитесь, – жестко сказал Георгий Иванович, но тут же пожалел, – Впрочем, вы тоже разные. У тебя, может, есть шанс найти разрыв-траву. Кстати, завтра же Иванов день! Вот те раз, дочка, наверное, именинный пирог мне печет, а я тут прохлаждаюсь. Не застрять бы в дороге с винтолетами этими.

В дороге он не застрял и к пирогу именинному успел. А долларов хватило за квартиру заплатить, за свет (почти за год накопилось), да внуку куртку американскую купить. Но Георгий Иванович расходов не боялся, люди сегодня под замками стали жить, в сейфы все друг от дружки прятать.

И совсем, совсем другие заботы мучили Стива. Никто не знал, даже Джон, где он пробыл всю ночь на Ивана-Ку– палу. Вернулся в гостиницу под утро уставший, мокрый от росы и какой-то задумчивый. От вопросов отмахивался.

Правда, как-то при встрече с приятелем своим, миссионером, во время постороннего совсем разговора вырвалось у него вдруг:

– Неизвлекаемо.

– Что – неизвлекаемо? – не понял друг.

– Золото твое, – твердо сказал Стив.