Текст книги "Афганский «черный тюльпан»"

Автор книги: Валерий Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Казиев! Так ведь и попадешь в кого-нибудь! Ты же не видишь, куда стреляешь!

Казиев резко повернул к нему голову и с таким удивлением зыркнул на Потураева, что он вдруг понял: вот он, второй урок тебе, старший лейтенант. А для чего стрелять, если не попасть в противника? Они хотят тебя убить, и здесь медлить нельзя. Хочешь жить – отстреливайся. Евгений жить хотел и длинными очередями оборвал ту невидимую грань между миром и войной. Он стрелял по придорожным дува-лам в ста метрах от дороги, за которыми укрывались вооруженные бородатые люди, быстро меняя магазины, лежащие на полу кабины под ногами, уже не чувствуя душевных переживаний. Бронетранспортеры и БМД своим бортовым оружием крошили глину домов и дувалов, не давая моджахедам прицельно вести огонь по колонне и принуждая их ослабить стрельбу. Через несколько минут колонна выскочила из зоны обстрела, а за городом, среди голых пригорков, остановилась для оказания помощи раненым солдатам и офицерам, которым уже наспех в машинах делали перевязки. Потураев открыл дверь кабины, и стоя на подножке, заглянул в кузов и спросил:

– Сердюков! У тебя все живы? Раненые есть?

Сержант уже спрыгнул на землю через задний борт и побежал к кабине:

– Я здесь, товарищ старший лейтенант! Раненых у нас нет, но посмотрите, что произошло. Мамиев, иди сюда, – приказал Сердюков.

Орудийный номер его расчета рядовой Мамиев уже подходил к кабине. Потураев спрыгнул с подножки на землю.

– Смотрите, товарищ старший лейтенант! – Сердюков снял с головы Мамиева шапку, – пуля прошла с одной стороны козырька шапки, вышла с другой, а Мамиев, вот он, живой!

На лбу у солдата была небольшая царапина, и он смущенно ждал, когда ему отдадут его шапку. Потураев взял шапку из рук Сердюкова, повертел ее в руках. Действительно, два пулевых отверстия, казалось, не оставляли шансов остаться в живых ее владельцу, но военная судьба на этот раз оказалась благосклонной к солдату-первогодку. Старший лейтенант протянул ему шапку:

– Держи, Мамиев! Когда приедем на место, ты зашей эти дырки и не думай о плохом. Теперь ты заговоренный, и ни одна пуля тебя не возьмет!

– Разрешите идти? – Мамиев повернулся и пошел к солдатам своего расчета, спрыгнувшим на асфальт и разминавшим затекшие ноги.

– Сердюков, снарядить магазин и быть в готовности к движению. Смотри, чтобы далеко не отходили.

– Так точно, товарищ старший лейтенант!

Потураев поправил подсумок с двумя гранатами на поясе, взял автомат и пошел вперед вдоль колонны, проходя мимо орудий своей батареи. Раненых и убитых у них не было, но борта УРАЛов кое-где были пробиты. Солдаты, перебивая друг друга, оживленно делились впечатлениями о пережитых в перестрелке минутах. Потураева догнал лейтенант Костюков и пошел рядом с ним:

– Женя, в моих машинах ни одной дырки, а ведь сильный был «духовский огонь». Прижали их БТРы, вот мы и проскочили без потерь. А как у тебя?

– Нормально, с дырками в бортах, но тоже без потерь.

Вдвоем они подошли к первому УРАЛу, где их ждал с докладом командир батареи. Здесь же стояли прапорщик Веденеев и сержант Казеко. Офицеры доложили капитану Петухову о состоянии своих подчиненных и готовности к дальнейшему движению. Петухов ушел на доклад к командиру бригады подполковнику Ветошкину, а прапорщик Веденеев достал пачку сигарет и предложил закурить. Евгений взял сигарету, дал прикурить прапорщику и с удовольствием затянулся сам. Костюков и Казеко не курили. Потураев с Казеко вышли на середину дороги и осмотрелись. Далеко впереди, у командирской машины, собирались командиры рот и батарей колонны. Туда же, к санитарным машинам, несли раненых, где врачи и санинструкторы укладывали их на носилки, перевязывали, делали уколы и грузили в специальные медицинские броненпчки. Солдаты всей колонны, далеко не отходя от своих колесных и боевых машин, справляли малую нужду и разминали ноги.

– С боевым крещением Вас, товарищ лейтенант! – сказал Казеко, пытливо глядя на Потураева. Евгений посмотрел на сержанта. Спасибо, Саша! Было бы с чем поздравлять… Здесь, на дорогах, всегда так нас встречают?

– Всегда. Это еще духи сегодня были без гранатометов, а то бы несколько машин уже горело, чтоб им ни дна ни покрышки, – сплюнул Казеко и спросил:

– У Вас бронежилет есть?

– Нет, я их не видел вообще.

– Сейчас я принесу, товарищ старший лейтенант, Вы его повесьте на дверцу кабины, так надежней будет в ней сидеть.

Сержант Казеко сбегал к своей машине и принес Потураеву большой и тяжелый бронежилет, обшитый зеленой саржей.

– Вот возьмите и не бросайте его без присмотра – сразу уведут из других рот. В бригаде их мало, наперечет, и желающие на него найдутся быстро.

Поступила команда приступить к движению, солдаты стали запрыгивать на броню БТРов и в кузова автомобилей, и Потураев, поблагодарив Казеко за бронежилет, пошел к своему тягчу. Водитель уже стоял на подножке кабины. Потураев протянул ему бронежилет и сказал:

– Возьми, Казиев, и повесь себе на дверцу. Комбат приказал выдать их всем водителям. Бери, бери, что я сам придумал, что-ли?

Не мог Потураев один из батареи укрыться за бронежилетом, а потом честно смотреть своим солдатам в глаза.

– У тебя все, Сердюков?

– Все!

– Вперед, Казиев! – Евгений сел на свое место и захлопнул дверь.

Время шло к концу дня, на западе солнце уже касалось вершин приблизившихся к ним гор, и колонна подъезжала к городу Пули-Хумри. Вокруг города тянулись угрюмые горы, но за ними, дальше на юг, виднелись еще более высокие вершины в белых снежных шапках.

Пули-Хумри показался Потураеву более многолюдным и оживленным, чем Баглан. По улицам ездили автомобили неизвестных Евгению марок и пассажирские арбы с большими, в рост человека, колесами, запряженные в наряженные лентами и цветными попонами лошадей. Арбы были разукрашены в яркий красно-желтый цвет, что придавало улицам Пули-Хумри праздничный вид. У дуканов стояли на треногах большие фотоаппараты, и их владельцы созывали народ запечатлеть себя на фотоснимках. Брадобреи прямо на тротуарах усаживали солидных стариков в свои кресла. Витрины дуканов были забиты различными товарами. Ясно видны были компактные магнитофоны, наборы красочной косметики и многое другое, что не удалось рассмотреть. Жители города не обращали внимание на русских, с лязгом гусениц проезжающих по центральной улице. С уклоном вниз, они выехали на окраину Пули-Хумри, где большим палаточным городком стояла советская воинская часть, окруженная высокими горами. Въезжая в расположение этой части, Потураеву показалось, что горы сомкнулись, и они остались в окружении великанов. Здесь предстояла заправка техники топливом и ночевка. Колонна почти с ходу встала у двух длинных заправочных труб с отводными шлангами для баков с бензином и соляркой, и через двадцать минут около сотни машин отъехали от них готовыми к дальнейшему движению.

Командир батареи капитан Петухов назначил караул, и солдаты и офицеры стали готовиться к отдыху. К Потураеву подошел сержант Сердюков и предложил:

– Товарищ старший лейтенант! Идемте в наш кузов, мы там приготовили места для расчета и для Вас.

Водитель Казиев остался ночевать в кабине УРАЛа, а Потураев спал вместе с солдатами в кузове на матрацах, накинутых на снарядные ящики. Заставы, стоящие на вершинах окружающих гор, всю ночь постреливали из пулеметов и ракетницами освещали местность. Кузов УРАЛа был наглухо затянут тентом, но все равно холод пробирал Потураева, несмотря на то, что он спал одетым и обутым. Подъем сыграли до рассвета, проверили личный состав и готовность техники к маршу, и, после доклада командиров подразделений, подполковник Ветошкин отдал команду на движение.

Утро 3-го декабря выдалось прохладным и солнечным. Дорога была сухая, пыльная, и колонна быстро достигла населенного пункта Хинжан, за которым начинался крутой и извилистый подъем на самый высокогорный в мире автомобильный перевал Саланг. Впереди вершины затянуты облаками, и именно к ним натужно стали карабкаться гусеничные и колесные машины. Они проезжали многочисленные мостики, которые охраняли одно-два отделения советских солдат, постоянно живущих здесь в бронеколпаках. Справа горы вплотную стеной приблизились к дороге, слева обочина круто обрывалась в ущелье. Казиев уверенно управлял УРАЛом, напряженно всматриваясь в извилистую ленту дороги.

Въехали в тучу, которую они видели снизу, и сразу попали в снежную бурю. Поднимаясь выше и выше, люди и машины чувствовали кислородное голодание. У людей появлялась головная боль, машины начинали закипать. Двигатели стали работать с перебоями. Все солдаты и офицеры соскочили с машин и, упираясь в задние борта и колеса орудий, помогали им карабкаться вверх. Потураев, спрыгнув с подножки УРАЛа, сразу почувствовал одышку, и ноги показались ему ватными, непослушными. Вместе с солдатами он толкал гаубицу, не подавая никаких команд. Здесь они были не нужны. Всем было тяжело, все задыхались. Снег залеплял глаза, нос. Крупные снежные хлопья налипали на лобовые стекла, ограничивая видимость дороги. И только когда эта туча осталась внизу, метель внезапно прекратилась. Перед По-тураевым открылось голубое, чистое и морозное небо. Скалы были в снегу. Вид был величественный и сказочный. Колонна втянулась в туннель на вершине перевала, и после нее начался такой же тяжелый спуск. Снова въехали в снежную бурю. Водители на пониженных скоростях медленно вели машины по снежной колее. Когда туча осталась наверху, буран прекратился. Снегу на горах становилось все меньше и меньше, и вскоре они опять ехали по сухой дороге. Перед въездом в долину все увидели впереди несколько сожженных КАМА-Зов – наливников, черных от копоти и безвольно стоявших на железных дисках вместо колес. После спуска с перевала колонна свернула направо с дороги к палаточному военному городку советского мотострелкового полка, стоящему на окраине города Джабали-Уссарадже. Остановились недалеко от палаток и начали готовиться к ночлегу.

Еще затемно их разбудили залпы полковой артиллерии. Ее позиции находились в стороне от палаточного лагеря, и сполохи огня, вырывающиеся из стволов, на мгновение освещали фигурки солдат около пушек. Куда они вели огонь – никто не знал. Куда-то в сторону Саланга.

Солдаты и офицеры бригады уже были на ногах, готовясь к дальнейшему движению. Старший лейтенант Потураев обошел все УРАЛы со своими артиллерийскими расчетами, сержанты доложили ему о готовности к маршу. На ходу проверяя сцепку орудий к форкопам грузовиков, Евгений подошел к командирской машине. Петухов, скинув десантную куртку, умывался, подставляя ладони под кртелок с водой, из которого поливал ему дальномерщик рядовой Аксенов. В другой руке он держал полотенце для комбата.

– Товарищ капитан! Личный состав огневых взводов к маршу готов! А-а! Хорошо, что подошел, Потураев! – Петухов взял у Аксенова полотенце. Меня полчаса назад вызвали к комбригу, ему по радио сообщили, что нашу третью, последнюю, колонну из Кундуза в Баглане расстреляли и почти полностью уничтожили. Подбили и наш батарейный УРАЛ, что шел с ними. Матчанов и Рахманов погибли. Жаль пацанов. – Капитан Петухов отдал полотенце, надел куртку и туго подпоясался ремнем. Из кабины ГАЗ-66 он достал свою шапку и автомат. Орудия местного полка продолжали вести огонь по своим невидимым целям. Петухов подошел к старшему лейтенанту:

– Вот что, Евгений! Через полчаса мы уедем отсюда на Кабул, ночуем там и завтра приезжаем на новое место. А ты останешься здесь и с попутками вернешься в Пули-Хумри. Туда стянули всю подбитую технику нашей бригады. Те машины, которые можно подлатать, сделают там в рембате. Их нужно забрать. Может быть, и наш УРАЛ можно сделать. Не знаю. Никто ничего толком не знает. Поедешь туда и разберешься. С собой оставь рядового Ахметова, он опытный водила. Возьми у старшины сухпайки, примерно на неделю, и дополнительные боекомплекты к автоматам. Если УРАЛ отремонтируют, вы с Ахметовым с попутными колоннами добирайтесь до провинции Логар, где будет стоять наша батарея с третьим ДШБ. Я буду вас ждать. Возвращайтесь живыми. Вопросы есть?

– Есть. Сколько километров Логар от Кабула?

– Сотни полторы на юго-восток, но точно не знаю, из наших еще никто там не был.

– А что делать с убитыми?

– Ничего не делать. Там без тебя их отправят в Союз хоронить. Твоя задача одна – довести наш УРАЛ до батареи.

– Все понял, товарищ капитан!

Петухов крепко пожал Потураеву руку и, глядя в глаза, сказал:

– Возвращайтесь.

Прапорщик Веденеев выдал Потураеву и Ахметову сухие пайки, патроны и отдал Потураеву свои две запасные обоймы к пистолету. Через полчаса их колонна выползла на дорогу, ведущую в Кабул, и вскоре последняя машина скрылась за ближайшим поворотом. Старший лейтенант Потураев и рядовой Ахметов остались в незнакомом мотострелковом полку одни. Они молча стояли с автоматами за плечами и смотрели на свою уходящую колонну. Под их ногами лежали два десантных рюкзака: с продуктами и патронами. Ну, что, Алик! Пойдем узнаем у кого-нибудь, на чем можно добраться до Пули-Хумри.

– Товарищ старший лейтенант! Я вчера вечером здесь с одним солдатом познакомился. Он водитель ЗИЛ-131-ro и часто ездит через Саланг и обратно. Давайте найдем его, может, он подскажет, когда машины полка будут ехать в Пули-Хумри?

– Давай.

Они взяли по рюкзаку и пошли к лагерю полка, чьи палатки начинались в ста шагах.

– Как зовут твоего знакомого, Алик?

– Коля Скворцов. Он из автороты, а вечером, когда мы встали возле них, подходил к нам искать земляков.

– Нашел?

– Да нет. Он из Крыма, а у нас оттуда только Бирюков Сережка, что из саперной роты. Но он раньше нас уехал, первого декабря, с первой колонной. За разговором подошли к передней линейке лагеря и у первого дневального под грибком узнали, где находится авторота. У ее палаток Потураев сказал Ахметову, чтобы он искал своего нового знакомого Скворцова, а сам пошел к командиру роты. Командир роты, здоровенный и веселый капитан, узнав от Потураева, что ему с солдатом нужно в Пули-Хумри, посмотрел на часы и спросил:

– Завтракали?

– Да нет, не успели. Наши вот-вот только уехали.

– Видел. Ищи своего солдата и пойдем сначала поедим чего-нибудь горяченького. Давно на сух. пайке?

– Третий день.

– Ну вот. А после завтрака несколько машин моей роты под охраной БТРов едут в Пули-Хумри. С ними и поедете. Как зовут тебя, десантура?

– Старший лейтенант Потураев Евгений.

– А я, Женя, Троценко Леонид. Зови меня просто Леонидом. Ну, где твой солдат?

– Пошел искать твоего Скворцова, вчера познакомились.

– Да в палатках никого нет. Мои позавтракали и уже ушли в автопарк. А что мой боец делал у вашей колонны?

– Земляков искал из Крыма. Хорошо знаю Скворцова, классный водитель. Немного у меня таких. Только сильно тоскует по своему Крыму. Второй год служит – и ни одного земляка ни у нас в полку, ни в проходящих колоннах не встречал. Дневальный! – крикнул Троценко солдату под грибком. – Найди мне солдата из ушедшей десантной колонны, пусть нас со старшим лейтенантом догоняет.

Вдвоем они пошли к палаткам, в которых размещалась столовая полка. На полдороге их догнал Алик Ахметов. С легкой руки капитана их покормили горячей ячневой кашей, заправленной тушенкой, и ароматным чаем с комковым сахаром. После завтрака они втроем пришли в автопарк полка, который, как и их бывший парк в Кундузе, был опоясан траншеей в полроста. На выезде у шлагбаума стояла небольшая палатка дежурной службы. Но Троценко пошел не к шлагбауму, а перепрыгнул траншею и оказался у длинного ряда машин своей роты. Так же поступили и Потураев с Ахметовым. К Троценко подбежал техник роты, молодой и худенький прапорщик. Его гимнастерка была закатана по локти, а ладони вымазаны отработанным моторным маслом.

– Товарищ капитан! Шесть ЗИЛов к выезду готовы. Вы не знаете, БТРы какой роты будут их сопровождать?

– Ты чего такой грязный с утра, Николаев? Ремонтировали уже что-то? – недовольно спросил Троценко.

– Да нет, у одной машины подтягивали с водителем ремень генератора. А руки я сейчас помою.

– Ну-ну! – капитан повернулся к Потураеву. – Вот с нами и поедете в Пули-Хумри, Женя.

– Ты тоже едешь, Леонид?

– А куда я без своих машин? Кстати, вон и ваш Скворцов тоже выезжает. Скворцов! Иди сюда!

К ним подошел среднего роста чернявый солдат и доложил о своем прибытии. Одет он был в чистое ХБ, что редкостью было среди водителей, вечно копающихся в двигателях.

– Скворцов, а ну сними шапку! – Троценко заговорщески подмигнул Потураеву. Солдат снял шапку, и Потураев понял, на что намекал командир автороты. Рядовой Скворцов имел черную и курчавую шевелюру, сохранившуюся даже после стрижки механической машинкой.

– Во, видал? Вылитый Пушкин! У меня в роте только Чернышевского не хватает, чтобы спросил: «Что делать?» и «Кто виноват? – Троценко громко захохотал, улыбнулись и Потураев с Ахметовым.

– Ты, Николай, не обижайся, я же не со зла, – сказал ротный Скворцову. – Готов к выезду?

– Так точно, товарищ капитан!

– Ну и молодец! Возьмешь к себе в кабину старшего лейтенанта и его солдата.

– Есть! Разрешите идти? – спросил Скворцов.

– Иди! Солдата забери с собой.

Он повернулся к Потураеву:

– Женя, ты, наверное, тоже иди и устраивайтесь в кабине у Скворцова. Поедете в центре колонны сразу за однимиз БТРов. Выезд минут через двадцать. Водитель у тебя один из самых опытных – десятки раз переползал Саланг. В каких только передрягах не был. Ну все, пока! А я проверю остальных. – Троценко пошел к машинам своей роты, а Потураев направился к автомобилю Скворцова. Его Зил-131 стоял третьим на линейке готовности и выглядел по-настоящему рабочей и боевой машиной. На бортах зияло несколько пулевых пробоин, такие же дырки на капоте и дверях. Два солдата о чем-то оживленно разговаривали между собой, когда к ним подошел Потураев.

– Водители нашли общий язык, так? – спросил он сразу двоих.

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – весело ответили они.

– Ну, что, Скворцов, довезешь нас без приключений в Пули-Хумри?

– Довезу, товарищ старший лейтенант! Я на Салангекаждый камешек знаю, каждый поворот.

– А духов тоже знаешь?

– Духи, товарищ старший лейтенант, вне плана. Какповезет. Один раз едешь – ни одного выстрела, а другой – не проехать без моря огня. Здесь уже как повезет, – повторил Скворцов и начал укреплять свой автомат на дверце кабины.

* * *

– Мама! Когда папа пиедет? – спросила Анечка, когда Наташа взяла ее на руки и понесла в ванную купать. Уже неделю они жили в Коммунарске у ее родителей, оставив свою квартиру в Мирове под присмотр соседей.

– Приедет, доченька, скоро приедет. Приедет и увидит, что его Анечка неумытая и не будет тебя любить. Скажет: это не моя дочка, моя дочка всегда чистенькая, – она еще разпощупала в ванне воду и осторожно опустила в нее Аню.

– Не скажет, не скажет! Он меня всегда любит, всегда! Да, да, да! – затараторила Анечка.

– Ну, конечно, любимая, папа всегда тебя любит, и мы с тобой его любим, – сдерживая внезапные слезы, успокаивала Наташа дочь. – А вот сейчас искупаемся, так он еще больше будет тебя любить!

– Да, да, да! Давай купаться! Папа пиедет, а я буду истая и хоёсая. Мы с ним пидем гулять, и он будет носить меня на голове.

– Будет, доченька, будет. Только не на голове, а на шее. Ты что, помнишь, как гуляла с ним?

– Да. Он мне моёженое покупал!

– Ах, вы, мои негодники! Я же всегда папу просила не брать тебе мороженое, чтобы не простудиться, – с нарочитой строгостью сказала Наташа и стала легонько намыливатьее голову. Анечка зажмурилась и только начала хныкать, как ее слезы прервала Наташа:

– А если папа бы увидел, как ты плачешь в ванной, чтобы он сказал?

– Похая Аня! – и Анечка сразу же замолчала. Наташа ополоснула теплой водой ее волосы и, держа Аню на двух ладошках, опустила маленькое тельце в воду.

– А ну, Аня, поплавай!

Искупав дочь, Наташа завернула ее в большое полотенце и принесла в свою комнату. Там она положила ее на кровать и еще раз насухо вытерла. Пухленькие детские ручки и ножки Анечки раскраснелись, но было видно, что ей нравилась эта процедура. Звонок в дверь прервал их занятие.

– Аня! Лежи и не вставай. Мама сейчас откроет дверь и придет! Хорошо?

– Хоёсе, мама.

Наташа открыла входную дверь. За ней стояла Нина Моисеевна.

– Здравствуй, Наташа!

– Здравствуйте, мама! Проходите, я только что искупала Анечку.

– Вы одни? А где Вера?

– Мама на работе, скоро должна прийти. Вот эти тапочки берите, они помягче.

Нина Моисеевна оставила сумку в прихожей, сняла свое старенькое демисезонное пальто, прошла в ванную комнату, ополоснула там руки и зашла к невестке с внучкой.

– Бабуля! Смотри какая Анечка чистая и хоёсая, – радостно встретила ее внучка, протягивая навстречу Нине Моисеевне свои ручки. Бабушка присела на кровать и приложилась головой к животику внучки.

– Здравствуй, моя радость! Какая ты румяная и красивая. А какие волосики мягонькие. С легким паром!

– Спасибо. Бабуля, а что ты нам пинесла?

– Баночку малинового варенья, еще летом его сварила. И пирожков напекла. Ты с чем любишь пирожки?

– Тьевогом.

– Балуете Вы нас, мама, мы сами завтра хотели Вас навестить, – мягко укорила Нину Моисеевну Наташа.

– Да какое там, доченька! Совсем я одна осталась – только вы у меня да Женя. Каждый день за вас думаю. А сегодня напекла пирожков, Анечкиных любимых, и дай, думаю, схожу к ним, попроведую, может быть, от Жени какая весточка есть? – Нина Моисеевна пытливо посмотрела на Наташу.

– Нет, мама. От Жени ничего нет, и мы не знаем его адреса. Ну, что, трудно ему написать? Так, мол, и так, все хорошо. И адрес бы оставил. А мы бы уж каждый день ему писали. Так, ведь, Аня?

– Да, да, да! Письмо папе будем пиять!

– Может, нет времени ему написать, Наташа. Всякое на войне бывает. А может, еще и не доехал Женя до своего Афганистана. Ничего не знаем! Господи, за что ты нас так мучаешь? – у Нины Моисеевны навернулись на глаза слезы. Наташа присела рядом с ней, обхватила одну ее руку и приложилась головой к плечу Нины Моисеевны. Анечка пристроилась с другой стороны бабушки и, поглядывая на взрослых, тоже собралась плакать. Но плакать ей расхотелось, так как было уж очень хорошее настроение после купания. Она подергала бабушку за руку:

– Пидем, бабуля, на кухню. Пиожки кусать!

– Да, моя ты кровиночка, – спохватилась Нина Моисеевна, – давай, Наташа, одень ее, расчеши и пойдем чай пить. Может, и Вера подойдет.

Наташа привела в порядок Анечку, надела на нее теплую пижаму и шерстяные носочки. На кухне Нина Моисеевна достала из своей сумки две баночки варенья, судок с пирожками, после чего поставила чайник на плиту. Пока заваривался чай, пришла Вера Петровна. Увидев Нину Моисеевну, она сразу спросила:

– От Жени письма нет?

– Нет, Вера, письма нет. Мы здесь чай приготовили, проходи на кухню.

Три женщины за столом вели разговор, который, независимо от затрагиваемой темы, сводился к будущему письму старшего лейтенанта Потураева. Лишь одна Анечка беззаботно и с аппетитом уплетала свои любимые пирожки с творогом. В то время, когда колонна третьего десантно-штурмового батальона с первой арт. батареей, оставив Потураева с Ахметовым в Джабале-Уссарадже, направлялась в Кабул, из него выходила другая колонна бригады, первой уехавшая из Кундуза 1 декабря 1981 года. В ее составе были четвертый ДШБ, разведрота, вторая, третья и реактивная батареи дивизиона. Старшим здесь был начальник штаба бригады майор Масливец. Он ехал в радийной машине в центре колонны. Боевые машины десанта с саперами на борту возглавляли эту длинную вереницу машин. Был четвертый день пути, солдаты и офицеры немного очумели от такого длительного марша, от прорыва сквозь многочисленные засады моджахедов, от холода высокогорья, урывочного питания сух. пайками и гула многочисленных двигателей.

Проехав индийский квартал Кабула, колонна вырвалась из города и по хорошей асфальтированной дороге пошла на юго-восток страны к Пакистанской границе. В этом последнем переходе конечной целью у них был город Гардез, километров за двести отсюда. Сразу за городом над колонной попарно стали барражировать боевые вертолеты Ми-24, обгоняя колонну над ниткой дороги и разведуя обстановку в придорожных кишлаках, в ущельях и на склонах близлежащих гор. Покружив впереди, они, снижаясь на предельно малую высоту, возвращались к колонне и с таким ревом пролетали над машинами, что все невольно пригибались. В конце колонны они взмывали высоко вверх, разворачивались, и все повторялось заново.

– Сережка! Как бы они не врезались в нас! Страх берет, когда такая «вертушка», набычившись, мчится на тебя.

– А ты сильнее пригибайся, может, и не зацепит, или кулаком им погрози, – засмеялся Бирюков, видя как не на шутку боится вертолетов его напарник Столяров. Эти два сапера сидели на броне первой БМДешки и, несмотря на усталость, «увертывания» от вертолетов и шуток по этому поводу, внимательно смотрели на полотно дороги, стараясь непропустить замаскированные противотанковые мины. Гусеницы боевой машины смачно шлепали по крепкому асфальту, изрытому многочисленными воронками, водители лихорадочно дергали то один рычаг, то другой, объезжая эти ямы. Саперы Бирюков и Столяров были одеты в десантные куртки с широкими воротниками, солдатские шапки и для удобства обуты в легкие поношенные кроссовки. Их автоматы болтались за спиной, так как в руках они держали щупы для проверки подозрительных участков дороги, где могли быть мины и фугасы. Боковым зрением они следили и за дальней обочиной справа и слева, определив себе стороны, чтобы вовремя обнаружить проложенные к дороге провода управляемых взрывных устройств. Ближе к полотну дороги эти провода, как правило, присыпаны землей, а дальше лежат на поверхности вплоть до спрятавшегося моджахеда-минера, держащего концы провода у клемм аккумулятора и готового подорвать любую машину. В настоящее время Бирюков и Столяров были на переднем крае своей части, и от них зависела безопасность нескольких сотен однополчан. За последние дни марша они сняли семь итальянских противотанковых мин, вон они валяются без взрывателей на корме их боевой машины. Пластмассовые, круглые, ребристые, оранжевого цвета, красивые по внешнему виду, они не реагируют на сигнал миноискателя, и найти их можно только с помощью саперного щупа. Рассказывали, что в других частях были поисковые собаки, но в их саперной роте пока собак нет. Вся надежда на собственный «нюх», если так можно назвать опытность и смелость солдата.

– А ты, Серега, в Крыму у моря живешь? – вдруг спросил Столяров.

– Ты чего, Юрка, о море заговорил?

– Да я его ни разу не видел. У нас в Новосибирске вода в Оби даже летом холодная. А у вас, говорят, бывает, как парное молоко. Вон, смотри, опять летит на нас, как танк, – заволновался Столяров, увидев впереди мчавшийся им навстречу вертолет. Он действительно погрозил кулаком видневшимся в кабине летчикам, на что один из них дружелюбно махнул ладонью, думая, что их приветствуют.

– Сергей! Так ты и не сказал мне о море, – продолжил Столяров начатый разговор.

– Я, друг, в Крыму живу не у моря, а в центре полуострова. Но как у нас там хорошо! Мое село Азов небольшое, а какие сады вокруг нас: закачаешься! В ставках у Пятихаток рыбы валом. Любил я после школы убегать на них с удочкой. Мама всегда знала, где меня искать. Ох, и попадало мне за эту рыбалку! А сейчас, кажется, так бы и уцепился за твой вертолет и улетел бы к ней, и был бы у мамы послушным сыном.

– Да что ты мне все о селе да о садах. Та сам-то море видел? – не унимался Юрка.

– Ну, а как же? Перед армией я в училище в Севастополе учился, оттуда и «забрили», не дав попрощаться с матерью и отцом. Век себе этого не прощу… Как они там?

В это время Бирюков впереди слева от дороги метрах в двадцати заметил блестящую змейку провода и полуобернувшись к люку механика-водителя, призывно замахал рукой и закричал:

– Стой! Стой! Провод! Стой!

Боевая машина резко остановилась и мягко закачалась на торсионах. Столяров уже бежал к проводу. Спрыгнув с брони за ним спешил и Сергей, но у кювета путь ему преградила автоматная очередь из ближайших дувалов разбитого кишлака. Пули фонтанчиками вздыбили пыль у его ног, отчего Бирюков невольно попятился и присел. Бросив щуп, он рывком сняв из-за спины автомат и с колена начал отстреливаться. Впереди, в трех шагах от него, лежал на животе Столяров, автомат его оставался за спиной, в руках был крепко зажат щуп. Боевые машины повернули башни в сторону нападавших и громко «загавкали» своими гладкоствольными пушками. Спаренные с ними пулеметы длинными очередями крошили глину дувалов, за которыми укрылась банда непримиримых. Открыли огонь и все автоматчики колонны. Вертолеты с бреющего полета расстреливали засаду нурсами. Под их прикрытием Сергей бросился к Столярову, который так ни разу и не пошевелился. С разбега он упал рядом с ним и затряс его за плечо:

– Юрка! Что с тобой? Отзовись, Юра!

Сергей повернул его отяжелевшее тело на бок и увидел в открытых глазах Столярова безжизненную пустоту. Внезапно стрельба прекратилась и наступила гнетущая тишина. Во главе с лейтенантом Ласкиным к ним уже бежали солдаты из передних боевых машин, часть из которых, не останавливаясь у лежащих на земле друзей, устремились к месту засады, растягиваясь цепью и держа наготове оружие. Рядом с Бирюковым остались санинструктор роты сержант Щербак и еще несколько солдат.

– Что тут у вас? – спросил Щербак, опускаясь на колени рядом с Сергеем и ставя рядом с собой большую медицинскую сумку. Так как Бирюков опустошенно молчал, санинструктор перевернул тело Столярова на спину и увидел его пробитую в нескольких местах грудь.

– Убит он, Ваня, – тихо сказал Бирюков.

– Сейчас и я вижу, что убит. А ведь он, Серега, собой спас какую-то нашу машину, а в каждой не менее десяти человек, – Щербак пальцами закрыл глаза погибшего.

– Да, спас, – отрешенно повторил Бирюков.

– Ты-то сам как? Не зацепило?

– Нет.

– Тогда так, Сережа, возьми его оружие, потом сдашь в роту, а я организую сюда носилки и повезем Юрку в нашей санитарной машине. Да очнись ты, Серега!

– Ваня, мы же с ним в роте с первого дня, он же на море хотел…, – слез у Бирюкова не было, он словно оцепенел от такой внезапной потери друга. В стороне дувалов прозвучало несколько одиночных выстрелов и опять все смолкло. Оттуда вразброд выходил взвод одиннадцатой роты, сматывая в бухту провод и неся трофейное оружие. Солдаты оживленно переговаривались между собой. Столярова унесли в «санитарку», медицинский броневик, а Сергей, закинув егоавтомат себе за спину, пошел им навстречу.