Текст книги "Афганский «черный тюльпан»"

Автор книги: Валерий Ларионов

– Дневальный! Объявляй тревогу! – на ходу приказал Коростылев. Офицеры в их комнате уже одевались, вопросительно глядя на командира. Коростылев присел на свою кровать.

– Значит так, хлопцы. Выходной день отменяется. Нам поставлена задача на выезд вместе с седьмой ротой. Берем два орудия, расчеты Сердюкова и Быкова и взвод управления. Со мной едет старший лейтенант Потураев. Кривониша!

– Коростылев посмотрел на старшего лейтенанта, – остаешься на позиции на радиосвязь, при необходимости поможешь нам огнем. Костюков, ты поднимешься к орудию на «горку» с той же задачей. Женя, иди готовь расчеты к выезду. У меня все!

Офицеры разошлись по своим местам. Потураев приказал командирам орудий сержанту Сердюкову и ефрейтору Быкову готовиться на выезд. Он проверил сцепку орудий с тягачами, наличие боеприпасов, проверил свой автомат. Отъезжающие боевые машины уже выстраивались в колонну. Танк Т-62, дымя выхлопными газами, первым начал движение.

– Готовы? – спросил Коростылев Потураева.

– Так точно, товарищ капитан!

– Женя! Я на первой машине с Сердюковым, ты – на второй.

– Ясно, комбат!

К Потураеву подбежал командир взвода седьмой роты лейтенант Зиновьев.

– Женя! Ты один в кабине?

– Один, если не считать водителя.

– Давай я с тобой поеду, обговорим по дороге наше взаимодействие.

– Садись, Леша! Все веселей будет!

Лейтенант Зиновьев запрыгнул в кабину УРАЛа, за ним сел Потураев и закрыл дверь.

– Алик! Едем за первым нашим УРАЛом, – сказал он водителю Ахметову.

– Все понятно, товарищ старший лейтенант!

Танк уже выполз на дорогу из расположения батальона. За ним выехали два БТР-70 и УРАЛ капитана Коростылева. Алик Ахметов плавно тронул с места свою машину вслед за своим командиром батареи. За ними ехали остальные БТРы седьмой роты, солдаты на них сидели сверху на броне. Капитан Петраков тоже сидел на броне бронетранспортера, ехавшего сразу за УРАЛом Потураева. Взвод управления батареи разместился в кузове машины Коростылева.

Саперы сидят на броне танка под пушкой, внимательно следя за полотном дороги, чтобы не пропустить установленную мину или фугас. Не доезжая ущелья Дахи-Нау, все увидели в небе вдалеке самолеты, которые по очереди заходят в пике и метают бомбы. Горизонт весь в дыму. Справа в стороне от ущелья кружат около десятка боевых вертолетов МИ-24, готовые прийти на смену отбомбившимся самолетам.

К 7.30 колонна выехала в ущелье. Солдаты и офицеры настороженно вглядываются в обступившие их горы, стеной поднимающиеся от дороги. К этому времени и вертолеты закончили бомбить, улетев на свой аэродром в Кабуле. Ущелье проехали спокойно. На выезде из него справа показался кишлак Дахи-Нау и слева одинокое брошенное строение из глины. Этот разбитый дом стоял в десяти метрах от дороги. Проехав его, Коростылев услышал позади своей машины сильный взрыв. Он приказал своему водителю Панину остановиться. Панин принял вправо (чего нельзя делать в Афганистане) и остановился на обочине дороги. Остановилась вся колонна. Коростылев выпрыгнул из кабины и побежал назад вдоль кузова своей машины. И вдруг… вместо второго автомобиля УРАЛ видит один поврежденный и разбитый остов кузова. А кабины нет… На месте кабины огромная воронка, из которой еще тянет дымом. Коростылев не верит своим глазам. Они ехали в четырех метрах за ним. Почему взорвались они? А танк? А два бронетранспортера? А его УРАЛ? Почему никто не взорвался, а погиб Женин УРАЛ, ехавший почти в центре колонны? Как саперы в головном танке просмотрели фугас? Коростылев потерянный стоял у края воронки. Людей с погибшей машины нет. Их было в УРАЛе девять человек: трое в кабине и шестеро в кузове. Он подбежал к своему тягачу и кричит своим солдатам:

– Здесь у вас все живые?

Солдаты, присыпанные землей после взрыва, были живые и напуганные. Коростылев приказал им отыскивать тела со взорванного автомобиля. К ним подбежали капитан Петраков, саперы, солдаты седьмой роты. У Петракова взрыв произошел на глазах, так как он шел следом за погибшей машиной. Он с волнением рассказывал, как внезапно впереди земля поднялась высоко вверх и закрыла часть неба. Они успели нырнуть в люки БТРа, как огромная масса земли обрушилась на них.

Вдруг из кишлака Дахи-Нау по колонне открыли огонь. Все БТРы развернули башни в сторону противника и открыли огонь из бортового оружия. Седьмая рота развернулась и перебежками пошла на кишлак. А Коростылев с обратной стороны дороги, за разбитым домом, метрах в четырехстах заметил небольшую группу людей, убегающих в сторону гор. Закинув автомат за спину, он из кабины своей машины схватил снайперскую винтовку, взобрался на башню ближайшего БТРа и с колена стал стрелять по убегающим вдалеке «духам». Это они их взорвали. Он волнения и быстроты стрельбы он ни в кого не попал. Добежав до ближайших построек, моджахеды скрылись за нею.

– К бою! – и через короткое время гаубица открыла огонь по тем далеким постройкам, что скрывали «духов». Послеэтого орудийный расчет перенес огонь в Дахи-Нау. Солдаты взвода управления обнаружили тела убитых метров за пятнадцать справа и слева от дороги. Сначала нашли тех, кто находился в кузове. Погибшие солдаты были обезображены взрывом. У рядового Грищенко, 18 лет, была оторвана челюсть. Редженов и другой туркмен были мертвые без видимых повреждений. Командир орудия ефрейтор Быков и наводчик ефрейтор Бакуров, два земляка из Орловской области смертельно ранены. От сильного взрыва у них в глазах выскочили бельмы, грудные клетки вздуты и изо рта шла кровавая пена. Оба они были без сознания. Коростылев приказал положить раненых и убитых на плащ-палатку и такой же палаткой сверху укрыть от солнца. Было около 8.00 утра. Два солдата батареи держали эту палатку в руках над лежащими.

К Коростылеву подбегает рядовой Баранов и докладывает, что нашли останки тех, кто при взрыве находился в кабине УРАЛа. Он побежал за Барановым. Метрах в двадцати справа от дороги лежали останки водителя Алика Ахметова и лейтенанта Зиновьева. Ноги у них оторваны, черепа снесены и осталось по пол-лица. Сложили их останки на плащ-палатку и принесли к месту сбора раненых и убитых. Но нет еще одного тела – старшего лейтенанта Потураева Евгения. Коростылев и солдаты ищут и не могут найти. Один из солдат перешел на другую сторону дороги и оттуда кричит, что нашел еще одни останки. Все бегут туда. Ног и здесь у погибшего нет. Часть затылка сорвана, но лицо сохранилось почти в целости. Это был друг Коростылева старший лейтенант Потураев. Под бронежилетом тело сохранись. Положив и его на плащ-палатку, Коростылев и его солдаты принесли останки к месту сбора.

Вертолетов, которые вызвал капитан Петраков по радио, еще нет. Седьмая рота воюет в кишлаке, орудие сержанта Сердюкова бьет туда же. Второе орудие использовать нельзя – при таком сильном взрыве даже малейшая деформация ствола грозит тем, что снаряд может разорваться в стволе, уничтожив всех, кто будет рядом с гаубицей. Раненые Быков и Бакуров со вздутыми грудными клетками задыхаются. Безжизненные, с бельмами, глаза дико вращаются. На исковерканной голове Жени Потураева торчит обломочек черепа с его волосами. Он еле держится. Коростылев отломил этот кусочек головы друга и положил в карман, надеясь сохранить его как память. Кусочек черепа 3x5 см…

По количеству убитых и раненых Коростылев не досчитывается еще одного. Он подошел к воронке взрыва. В диаметре она метра три, глубиной полтора. Асфальт и спрессованная годами земля огромными глыбами лежат в воронке и вокруг нее. Вдруг Коростылев заметил на дне воронки лоскуток тряпки, выглядывающий из-под земли. Капитан спрыгнул туда и потянул за эту тряпку. Тянет и вытягивает руку. Он хватает эту руку, тянет и вытягивает солдата. Это был рядовой Махмудов. Гимнастерка на нем разорвана, ремня нет. При взрыве его из кузова подбросило высоко вверх. Он упал в воронку и его засыпало землей. Он живой! Оглушенный и контуженный Махмудов шевелит губами, пытаясь что-то сказать. Коростылев обхватив его за пояс, вытащил его из воронки. Ноги у Махмудова подгибаются, голова откинута назад. И шевелит губами. Коростылев прислушался, а он шепчет:

– Автомат! Автомат! Мой автомат!

Это был солдат, настоящий солдат! Без показухи и строевой выправки он честно, до конца выполнял свой солдатский долг.

Через полтора месяца рядовой Махмудов вернулся из госпиталя в батарею. В его расчете были уже другие люди. При выездах на задания комбат находил ему срочные и неотложные дела в расположении, и Махмудов не выезжал со всеми. Он догадывался, что командир его бережет, но и в герои не рвался. Что скажут, то и делал. Он был СОЛДАТОМ!

Саперы в это время щупами обследовали дорогу, обочины, кюветы вблизи места взрыва. Вдруг один из саперов зовет Коростылева к его УРАЛу. Он подходит и видит, что они нашли и начали обезвреживать две итальянские противотанковые мины прямо перед колесами среднего моста его машины. Коростылев знал, что в Афганистане нельзя съезжать на обочины – там могут быть мины. Так было и теперь. Когда его водитель Панин свернул на обочину, то передним правым колесом он не наехал на мины и остановил УРАЛ тогда, когда заднее колесо среднего моста не доехало до мины двадцать сантиметров. А вторая мина была практически под правой дверцей автомобиля. Коростылев с Паниным о них, конечно, не знали и остались живы чисто случайно.

Наконец-то прилетели из Кабула два вертолета МИ-8. Один сразу пошел на посадку рядом с машиной Коростылева, а другой на бреющем полете облетает окрестности, прикрывая колонну с воздуха. Капитан Коростылев с солдатами подхватили плащ-палатки с ранеными и убитыми и бегом несут их к подсевшему вертолету. Двигатель он не глушит, винты бешено вращаются, поднимая сильный ветер. Рев двигателя заглушает все звуки ближнего боя. Бортмеханик открыл дверь, и солдаты начали складывать плащ-палатки во внутрь вертолета. Последним затолкали туда Махмудова. Сквозь этот гул Коростылев кричит на ухо рядовому Баранову:

– Садись в «вертушку» и лети вместе с погибшими и ранеными. Там расскажешь, где чьи останки, как их фамилии. Потом как-нибудь доберешься до батареи попутным вертолетом!

Баранов все понял и заскочил в салон вертолета. Бортмеханик закрыл дверь, все отбежали подальше. Взревев, вертолет оторвался от земли, поднялся в воздух, пристроился ко второму, и эта пара «вертушек» унеслась в сторону Кабула.

Наступила гнетущая тишина. К Коростылеву подошел его радист Толик Глазырин:

– Товарищ капитан! Я ногу нашел.

– Какую ногу?

– Пойдемте, посмотрите.

Справа от дороги, метрах в двадцати, лежал остаток обгоревшей ноги. На ней был обут хромовый полусапожок с разорванными шнурками. Нога была обожженная и развороченная. Пальцы оторваны. Коростылев с Глазыриным присели над ней и они стали узнавать этот полусапожок старшего лейтенанта Потураева. Кроме пальцев, нога была белая до бедра. Только у двоих в батальоне были такие хромовые сапоги: сверху обрезанные и сбоку на шнуровках. Такие носили Коростылев и Потураев. Коростылев и сейчас в таких. Значит, это нога Жени Потураева. Нога здесь, а его останки тела силой взрыва были откинуты на другую сторону дороги.

– Толик, принеси сюда лопату.

Глазырин побежал к УРАЛу и принес лопату. Коростылев взял ее и стал рыть ямку под могилу для ноги. Вырыл глубиной чуть выше колена и отложил лопату.

– Помоги, – сказал он Глазырину.

Вдвоем они приподняли ногу погибшего и положили в могилку.

– Толик, неси плащ-палатку.

Ею они накрыли оторванную ногу Потураева, и Коростылев зарыл могилку. Так он в первый раз похоронил друга в земле Афганистана. Но предстояли похороны и вторые…

Коростылева опять зовут саперы. Они обнаружили присыпанный землей электропровод, лежащий от воронки и дальше, к кишлаку Дехи-Нау. Метров тридцать от дороги провода не видать – присыпан землей, а дальше лежит поверх земли. Саперы объяснили ему, что был взорван фугас, 250 (двухсотпятидесяти) – килограммовая бомба, давно закопанная глубоко в землю, на месте старой небольшой воронки от противотанковой мины. Раньше все они неоднократно над ней проезжали. А сегодня «духи» решили с ее помощью остановить советскую колонну. Провели к фугасу провод, замаскировали его и один из моджахедов сидел в кишлаке с голыми концами провода у клемм аккумулятора. Выбрав себе цель, он приложил концы провода к клеммам, сработал установленный на фугасе электродетонатор, и произошел взрыв.

Вот почему ни танк, ни Коростылев не взорвались. Фугас был управляемым. Кого душман хотел – того и подорвал.

Саперы по проводу вышли на один из дувалов кишлака и принесли оттуда небольшой аккумулятор японского производства. Провод они смотали.

Седьмая рота отработала в Дахи-Нау, и снаряды у орудия Коростылева были на исходе. Капитан Петраков дал команду возвращаться в расположение. Подбитую гаубицу прицепили к танку.

Коростылев вернулся в расположение без одного своего расчета. Погибли восемь человек:

– старший лейтенант Потураев Евгений, 24 года.

– лейтенант Зиновьев, 21 год

– рядовой Ахметов, 19 лет

– ефрейтор Быков, 19 лет

– ефрейтор Бакуров, 19 лет

– рядовой Реджепов, 19 лет

– рядовой Гусманов, 18 лет

– рядовой Грищенко, 18 лет

Быков и Бакуров скончались в вертолете, о чем Коростылеву сообщили по радио.

Уничтожен артиллерийский тягач УРАЛ и выведено из строя орудие. Потери для небольшого подразделения, как батарея Коростылева, ощутимые. И в физическом смысле, и в моральном. Приехав в расположение батальона, Коростылев связался по радио с командиром бригады:

– Я – Пермь! Разрешите мне сопровождать погибшего старшего лейтенанта Потураева в Союз на захоронение.

– Пермь! Вы были в отпуске за этот, 1982 год?

– Нет, не был.

– Пермь! Разрешаю Вам сопровождать погибшего. Добавляю Вам на это десять суток и заодно оформите себе очередной отпуск.

– Понял! Конец связи.

Настроение у Коростылева было никакое… Он потерял своих солдат. Потерял своего друга. Пусто стало в их комнате. Пусто и тоскливо. Костюков и Кривониша тоже в скорби притихли. Коростылев все еще не мог поверить в то, что вот так быстро и просто можно потерять своих товарищей. Но осколок головы Потураева наяву напоминал об этом…

На следующий день, 3 мая, в батальон пришел начальник ХАД (госбезопасность) провинции капитан Бабрак. Одет он был в национальную одежду: белые рубашка и шаровары, белая чалма на голове. Он сообщил, что по данным разведки в кишлаке Исарак прячутся бандиты из Пакистана. Они шли ночью, а засветло укрылись в нескольких домах кишлака. Коростылев с Бабраком поднялся на «горку» к орудию. Вся местность у них была как на ладони. Километрах в пяти был виден кишлак Исарак. Над ним уже кружились два вертолета МИ-24, стреляя из НУРсов по нескольким домам. Бабрак, глядя в бинокль, уточнил Коростылеву цели.

– Заряжай! – приказал Коростылев своим солдатам, сам встал к прицелу и открыл огонь по домам, где прятались моджахеды. Третий снаряд разворотил первый дом, потом он уничтожил и другие. В это время бронегруппа 7-й роты выехала туда для проверки авиационного и артиллерийского удара. У одного из убитых «духов» они обнаружили ценное письмо. Один из руководителей моджахедов сообщал другому, что он намерен уничтожить их батальон и на базе провинции Логар объявить отдельную республику, независимую от всего Афганистана, и он просит в этом помощи. Снаряды Коростылева присекли осуществление этих бредовых планов. Письмо переправили в разведотдел армии.

Стало известно, что завтра, 4 мая, в Гардез идет колонна мимо батальона, и Коростылев стал собираться в дальний путь. А каким он в действительности окажется дальним, Коростылев еще и сам до конца не представлял… Он собрал немногочисленные вещи Евгения. С колонной в батальон пришла почта. Среди пришедших писем было письмо и Евгению от Натальи. А Жени уже нет… Коростылев взял это письмо с собой в дорогу. Накоротке попрощавшись с батареей, утром четвертого мая он на бронетранспортере вместе с колонной уехал в Гардез, в штаб бригады, для оформления документов на погибшего и своего отпуска.

 
Нас с Логаром судьба очень крепко связала
Нам те лики друзей не забыть никогда.
Расплескали мы крови по Афгану немало
И придется еще, коль возникнет нужда.
 

(из репертуара группы «Каскад»)

В штабе части Коростылев оформил все документы и получил отпускной билет. Теперь нужно искать вертолет в Кабул, где в морге лежат останки друга. Вертолет нашелся на другой день, 5 мая. В МИ-8 загрузили еще два трупа незнакомых ему солдат, прикрытых белыми простынями. Они погибли здесь, в Гардезе, когда колонной поехали к источнику за водой для части. Колонну обстреляли. Привезли воды и погибших. Так Коростылев и полетел: несколько незнакомых солдат и офицеров на железных лавочках вдоль бортов вертолета и между ними носилки в ногах. Полетели сначала в Газни, где стоит советский мотострелковый полк. Зачем туда летели – никто не знал. Посадка в Газни, двадцать минут покурили у вертолета, взлет и курс на Кабул.

Вертолет летит над горами, у Коростылева мысли черные, невеселые, два трупа лежат у его ног. И впереди – сопровождение погибшего домой, встреча с родными Потураева. Коростылев как представит все это – еще тоскливее становится и сердце начинает ныть.

Через час с небольшим вертолет пошел над Кабулом. Внизу квадратики глиняных домов, плотно прилипших друг к другу. Вот и аэродром, посадка. Через взлетное поле видны палатки пересыльного пункта, где полгода назад Коростылев знакомился с Афганистаном.

Он спросил у летчиков, где находится морг. Экипаж указал на место в конце рулежной дорожки, обнесенное высокой маскировочной сетью. Коростылев заходит на эту маскировку. Здесь стоят три больших палатки в ряд. Одна под мед. экспертизу с двумя столами для вскрытия трупов при необходимости и две палатки под холодильные камеры, где содержат погибших перед отправкой на Родину. Получалось так, что на одном конце аэродрома находится пересыльный пункт для прибывших живых, а на другом – «пересылка» для «убывающих» погибших.

Перед палатками участок местности забит свежесколоченными гробами. Они лежат друг на друге, напоминая горы. Горы гробов. Деревянные, окантованные в цинковые ящики. И горы крышек от гробов. Таких же деревянных, обитых цинком. Сотни гробов. Самолеты приземляются с солдатами и офицерами на пополнение, а здесь, за маскировочной сетью, их ждут горы гробов.

Несколько солдат, работающих в морге, в стороне от палаток обивали заполненные и запаянные гробы нестругаными досками. Сверху такого ящика малярной кистью коричневой краской обозначают фамилию погибшего, владельца гроба. Таких ящиков стоит уже штук пятнадцать. Коростылев подходит к ним, читает и находит несколько знакомых и родных фамилий: Грищенко, Потураев, Зиновьев, Ахметов, Реджепов, Быков, Бакуров, Гусманов.

Именно так, без заглавных букв, было намалевано на досках из горбыля, в которые заколотили гробы его, Корос-тылева, боевых друзей и других незнакомых ему солдат и офицеров.

Позже Коростылев вспоминает кадры кинохороники церемонии отправки погибших солдат в армии США из Вьетнама, Кувейта и других горячих точек. Цинковый гроб, обшитый полотном национального звезднополосатого флага, до самолета сопровождает почетный караул морской пехоты с карабинами.

Так же торжественно встречают этот самолет и в Америке. Караул, губернатор штата, последние почести…

А у нас… Малярная кисть, горбыль. Уже это одно характеризует отношение страны к своим подданным. Как были не личностями, а «массой», так и остались. «Массы» можно оставлять без зарплат и пенсий, отключать электроэнергию в домах, учить детей в холодных школах…

Постояв над этими ящиками, Коростылев пошел искать начальника морга. Им оказался старший лейтенант Марат, который собирался ехать в штаб Армии, чтобы проставить там печати на пачку свидетельств о смерти. Штаб находился на другом конце Кабула. Его Коростылев, собственно, и не видел и напросился с ним в поездку.

– Садись! – коротко сказал Марат, взял автомат и сел в кабину ГАЗ-66. Водитель тоже с автоматом. У Коростылева, отпускника, оружия нет. Он запрыгнул в кузов и поехали они через весь город километров десять. Теперь Коростылев рассмотрел город целиком. Многолюдный и многоярусный. Не многоэтажный, а именно многоярусный. Бедные домики из глины ярусами поднимаются по горам справа и слева. Воды там нет. Там работают водоносы. Взрослые и дети носят из низины воду в бурдюках и продают.

Народу и машин много. По правде, Коростылев с неприязнью глядел на улицы Кабула и на его жителей. Мужчины в чалмах, женщины в паранджах – все чуждо. Здесь своя культура Востока, которая была ему не по душе. Тем более, все они враждебно настроены против советских войск, а значит и против него, Коростылева. Это тоже не добавляло ему любви к городу, его жителям. А тем за что русских любить?.. С такими мыслями подъехали они к штабу Армии. Он размещался в бывшем Президентском дворце Амина. В конце декабря 1979 года спецназ «Альфа» из Москвы взял его штурмом, убили президента и поставили у руля Бабрака Кармаля, который ехал следом за ними на башне советского бронетраспортера. Так произошел переворот «афганских революционеров» и таких, как Коростылев оказались в «объятиях» моджахедов в горах по всему Афганистану.

Вокруг штаба-дворца построены нашими войсками несколько щитовых бараков, называемых модулями, где располагаются некоторые службы штаба и спальные помещения для их работников.

Марат пошел по своим делам, а Коростылев стал знакомиться с этими постройками. В одном из модулей оказался наш русский магазин. Коростылев заходит туда. Боже мой! Здесь даже продавцы – женщины! Наши, русские! Коростылев, как и все его однополчане, полгода не видел женщин, даже издалека. У них в горах их просто нет.

А тут! В одном отделе стоит в джинсах, в другом – в платье. Бог мой! У Коростылева аж голова кругом пошла. Он вышел на улицу и закурил. Ему тридцать лет, вроде еще не старый и такое кино не для него…

Стоя напротив магазина, Коростылев открыл «страшную тайну»… В штабе Армии, оказывается, «воюют» по распорядку дня. Не как они, в провинции, не знают ни дня, ни ночи, а по распорядку дня: с 8.00 до 18.00 с перерывом на обед. Вот как раз время перерыва в их «войне» не было. Идут в магазин офицеры, толпы женщин. Машинистки, писари, еще, неизвестно кто, они в штабе здесь. Закупили полные руки бутылок с минеральной водой и идут в свои спальные помещения на обед. Мимо Коростылева проходит низенький и толстый майор с минералкой в руках. Справа и слева его держат под руки две молодые и симпатичные русские девушки. Смеясь и щебеча, они прошли рядом с Коростылевым. Ошарашенный, он стоял дурак дураком. Оказывается, не все на этой войне воюют одинаково! Оказывается, не все пьют воду из грязных арыков и едят пластилиновый черный хлеб и собачатину! Оказывается, не всех на этой войне едят вши! Оказывается, и женщины у них на войне есть! Оказывается, и воевать можно по распорядку дня с перерывом на обед!

Коростылев стоял, как облитый грязью… Его солдаты и офицеры на другом конце города лежат в гробах, так и не поевши досыта напоследок, не смыв до конца полугодовую грязь с тела.

А тут… По распорядку «воюют»… Они, что ли, эти штабники будут заботиться об укрытии гробов национальным флагом? Да зачем? Есть минералка, есть Людочки да юбочки.

Коростылев считал это оскорблением себя и своих погибших друзей. И стоял обомлевший от всего увиденного. Раньше ему казалось, что все одинаково тянут лямку, всем тяжело. А этим тяжело, когда в магазин не завезут минералку. У него и так не было настроения, а тут вообще интерес к жизни пропал. Ты смотри на них, по распорядку…

Капитан пошел к своей машине. Недалеко от стоянки его вдруг окликнул знакомый офицер, майор Лопатин, начальник медицинской службы их десантно-штурмовой бригады. Он днем раньше прилетел сюда из Гардеза по своим, медицинским делам. Лопатин удивился, увидев Коростылева:

– О, Николай, привет! Какими путями занесло тебя в штаб Армии?

– Действительно, занесло, – подумал Коростылев и рассказал о подрыве, о гибели своего расчета, Потураева.

– Так ты летишь в Союз? – спросил Лопатин.

– Лечу.

– И отпуск у тебя после захоронения Потураева?

– Да.

– Николай! Здесь, в медицинском отделе штаба есть путевки в санаторий. Хочешь, я тебе прямо сейчас принесу? На тебя и твою жену.

– А куда путевки?

– В военный санаторий в Гурзуф, – отвечает Лопатин.

– Где это?

Слово «Гурзуф» вызвало у Коростылева ассоциацию с чем-то нерусским, кавказским что ли…

– Ну вот, – думает он, – снова горы, чужая речь…

Начмед восклицает:

– Да ты что! Это же Южный берег Крыма! Море, пальмы, кипарисы!

А Коростылев, к стыду, действительно даже не слышал до этого о существовании Гурзуфа в Крыму. Да и в Крыму он ни разу не был.

Попросив его подождать, майор побежал в здание штаба и быстро вернулся с двумя путевками. Вот так, случайно, с путевками в Крым и с документами на погибшего друга в кармане, Коростылев пришел к своей машине. На путевках обозначено время прибытия в санаторий – 11 мая 1982 г. Его товарищи погибли 2 мая, сегодня 5 мая. Может, успеют на самолете-то. Но все произошло по-другому…

Пришел Марат, и они вернулись на аэродром в морг.

Утром 6 мая солдаты Марата перевезли ящики с гробами к военно-транспортному самолету АН-12. Загрузили в него шестнадцать гробов. Экипаж самолета тросами закрепил их в грузовом салоне. Погрузились и сопровождающие офицеры, прапорщики и сержанты. На каждый гроб – свой сопровождающий. Он остается со своим грузом в том городе, где погибший будет захоронен.

Четырехмоторный самолет АН-12 запустил двигатели, разбежался и медленно поднялся над Кабулом, сразу же делая левый крен, чтобы не столкнуться с горой.

 
Размахнется удаль, Горизонт огромный,
Мы уйдем с друзьями В глубь аэродрома.
Нас винты поднимут Над землей афганской,
И домой спецрейсом Ляжет путь обратный.
 

(автор Юрий Кирсанов)

Уже больше часа монотонно гудят двигатели. Самолет летел над горами Афганистана. Капитан Коростылев с другими попутчиками сидит среди гробов отрешенный от всего мира. Цинковые гробы запаяны солдатами Марата кое-как, в полевых условиях. Сквозь щели по салону самолета идет густой трупный запах. Коростылева, как и всех, подташнивает.

Самолет пошел на посадку. Ташкент? Они в Союзе??? Нет, это не Ташкент. АН-12 приземлился на юго-западе Афганистана на аэродроме города Шинданд. Недалеко граница с Ираном. Здесь дислоцируется советская мотострелковая дивизия, которая тоже ведет постоянные бои с бандформированиями. Задняя рампа самолета открывается и в него загружают еще десять гробов. Итого в салоне двадцать шесть ящиков. Снова взлет и курс на север, в Ташкент.

 
В «Черном тюльпане» те, кто с заданий
Едут на Родину милую в землю залечь..
В отпуск бессрочный, рваные в клочья,
Им никогда, никогда не обнять теплых плеч.
В Шинданде, Кандагаре иль в Баграме
Опять на душу класть тяжелый камень.
Опять везти на Родину героев,
Которым в двадцать лет могилы роют,
Которым в двадцать лет могилы роют…
 

(автор Александр Розембаум).

Ташкент… На военном аэродроме «Восточный» у сопровождающих погибших пограничники проверили документы, проставили необходимые штампы в паспортах и проводили на таможенный досмотр. Здесь чиновники таможни перерыли немногочисленные вещи Коростылева и вещи погибшего старшего лейтенанта Потураева.

После таможни сопровождающих встречал майор Петренко. Он начальник отдела штаба туркестанского военного округа по отправке погибших в города и села страны для захоронения. Должность эту в штабе округа ввели только на период войны в Афганистане. Должность была тягостной, мрачной, черной. Каждый день иметь дело с погибшими. И майора Петренко все звали «Черным тюльпаном». Отсюда пошло и название самолетов, которые перевозили гробы по всей стране.

«Черный тюльпан» – самолет с гробами. Он стал страшным символом советского народа. Туда, где приземлялся «Черный тюльпан», приходило горе с известием о гибели сыновей, мужей, отцов и братьев. Люди со страхом следили за полетами «Черного тюльпана» – самолета АН-12. Где он совершит посадку? У нас? Или пролетит дальше? В страхе за своих близких, воевавших в Афганистане, жила вся большая страна – Советский Союз.

Майор «Черный тюльпан» объяснил всем, что сейчас все гробы выгрузят из самолета и он вместе с его командиром составят маршрут полета по стране, учитывая места посадок по адресам погибших. Затем самолет снова будет загружен согласно этому маршруту: те ящики, что летят дальше, будут размещаться ближе к кабине пилотов. А те, которые нужно выгружать раньше, грузятся ближе к хвосту. То есть, посадка – очередной с краю гроб. Опять посадка – опять крайний ящик.

Ночь Коростылев провел в солдатской казарме. Вместе с офицерами и прапорщиками купили водки и помянули погибших.

Утром 7 мая 1982 года их АН-12 был готов к полету. Гробы загрузили согласно маршруту, самолет заправлен, экипаж на месте. Случилось так, что ящик с гробом Евгения, который сопровождал Коростылев, выгружается последним за весь полет. Он лежит у самой кабины. Коростылеву предстоит лететь через всю страну, сделав двадцать шесть взлетов и посадок по числе погибших. Лететь ему на Украину, в Ворошиловградскую область, в город Коммунарск (ныне Алчевск Луганской области). Самолет взлетел и взял курс на Ашхабад.

Майор Петренко из Ташкента по имеющимся адресам погибших должен дать телеграммы во все областные военные комиссариаты о прибытии в их область тел погибших с предписанием о их встречи и организации похорон.

В Ашхабаде самолет Коростылева стоял пять часов. Некому было оставить ящик с погибшим, не так оперативно работали военкоматы. Оставлять здесь нужно было солдата Коростылева – рядового Реджепова из погибшего артиллерийского расчета. Наконец приехал грузовой автомобиль с солдатами и офицером военкомата. Выгрузили Реджепова, Коростылев молча попрощался с ним.

«Черный тюльпан» полетел дальше над Туркменией в город Небид-Даг. Он находится в песках пустыни Кара-Кум. Здесь тоже после долгого ожидания встречающих разгрузили ящики с погибшими солдатами-туркменами.

Был уже вечер. Экипаж самолета должен отдыхать. Капитан Коростылев был одет в такую же форму, как и летчики: фуражка с голубым околышком, кант на брюках и просвет на погонах – тоже голубой. Летчики и десантники ничем, кроме эмблем, не отличаются по внешнему виду. Да и хорошо познакомился Коростылев с экипажем и стал как бы одним из его членов. Особенно он сошелся с командиром АН-12 капитаном Федоровым. Коростылев и Федоров Виктор были одного возраста, одного воинского звания и понимали друг друга с полуслова. Может быть, поэтому все сопровождающие остались ночевать в гостинице на аэродроме, Небид-Дага, а Коростылев вместе с экипажем на автобусе поехали на базу летчиков в сорока километрах от города. Асфальтированная дорога тянется среди песков. То тут, то там видны одинокие верблюды, бродившие по пустыне и жующие верблюжью колючку.