Текст книги "Прогулки по лезвию"

Автор книги: Валерий Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Козлов Валерий
Прогулки по лезвию

Валерий Козлов

"Прогулки по лезвию"

Анонс

Большие деньги – большие заботы и почти наверняка – большие преступления. Одиночество, постоянная опасность, рискованные аферы – вот во что превратило огромное состояние жизнь депутата Госдумы Блинова. Одно цепляется за другое похищение людей, любовная интрига с садистским уклоном, выстрелы в лицо, заминированные автомобили... Кажется, что этому ие будет конца, но развязка близка и неожиданна.

ЧАСТЬ I

Глава 1

В частное сыскное агентство Андрей Важин направлялся с обоюдовыгодным предложением: им – бесплатная реклама, ему – материал для романа. Он был удивлен, не обнаружив Малоарбатского переулка там, где думал его обнаружить, и, проплутав лишних пятнадцать минут, недовольный своим знанием Москвы, нажал наконец на кнопку домофона у входа в небольшой двухэтажный особнячок.

Молодой сотрудник, похожий в своем модном синем костюме на манекен, проводил его в комнату – нечто вроде приемной, но с длинным столом посередине, – и, предложив сесть, внимательно выслушал.

– И какой бы материал вас устроил? – с плохо скрываемой снисходительностью поинтересовался он после того, как Важин изложил ему причину своего появления.

– Любой, – простодушно признался Важин, оглаживая свои пышные усы. Кражи, убийства, наркотики...

– Понятно, – без видимого удовольствия сказал молодой сыщик. – А если вы из конкурирующей фирмы? А мы вам все наши секреты на блюдечке? Где гарантия?

– Действительно, – согласился Важин и даже вздохнул, продолжая играть роль простака, – нет такой гарантии. Единственное, могу дать честное слово. – И одарил собеседника добродушной улыбкой.

Сотрудник агентства, вероятно, считавший себя хорошим психологом, сменил гнев на милость и, слегка обозначив на скуластом лице улыбку, сказал:

– Вы нас поймите, мы не можем всем желающим демонстрировать свою кухню. Так что шеф вряд ли пойдет вам навстречу.

Важин протянул свою визитную карточку.

– Все-таки доложите, – сказал он с мягким нажимом и закурил, не спросив разрешения. – И не забудьте упомянуть, что я могу дать о вас материал в одной из центральных газет...

Последняя фраза непроизвольно получилась двусмысленной: мол, не захотите со мной разговаривать, тоже могу дать соответствующий материал.

Напористость Важина объяснялась тем, что шефом агентства был Муравьев, бывший муровец, о котором Андрей, ещё будучи журналистом, сделал очерк на полполосы.

Судя по всему, агентство "Шанс" только вставало на ноги. Книжные шкафы в комнате были вызывающе пусты. "Хоть бы томик "УК" для приличия на полку поставили, – подумал Важин и решил: – Да, реклама им явно не помешает".

Длинный полированный стол, предназначенный то ли для рабочих совещаний, то ли для банкетов по случаю удачно раскрытых дел, был частично занят большим телевизором, на экране которого высвечивался кусок Малоарбатского переулка с подъездом этого домика и редкими прохожими, идущими по своим делам и не подозревающими, что кто-то наблюдает за ними. Прошла дама с собачкой, с рассеянным взором, прополз алкоголик, выковыривающий что-то из своего уха мизинцем... В этот момент в комнату вошла стройная секретарша с улыбкой на подрумяненном лице, поздоровалась, поставила перед посетителем чашку с кофе и удалилась. "Раз кофе, – подумал Важин, уверенный, что шеф этого заведения сейчас наблюдает за ним так же, как он за теми прохожими, – то разговор будет".

Но в тот день разговора с шефом не получилось. Встречу назначили на завтра, на одиннадцать.

На другой день Важин пришел минут на десять раньше назначенного срока и от нечего делать походил, осмотрел со всех сторон особняк. Заглянув во двор и ожидая увидеть там обычное захламление, он был немало удивлен, обнаружив образцовый порядок, – даже первые осенние листья были сметены в аккуратные кучи, другого мусора вообще не было видно.

И ещё удивился Важин нескольким пожилым женщинам, сидящим на лавочке и греющимся перед долгой зимой в лучах осеннего солнца.

На сей раз его беспрепятственно проводили в кабинет шефа, при этом даже не проверили сумку, хотя он приготовился к полному досмотру на предмет оружия.

Двойные двери за Важиным бесшумно закрылись, он оказался в длинном неуютном кабинете. В дальнем конце, у окна, склонившись над письменным столом, сидел Муравьев. За его спиной, в углу, висела икона, рядом с иконой на полстены раскинулся план Москвы.

Они пожали друг другу руки, начали вспоминать, сколько лет не виделись. Оказалось, что восемь.

– Тебя как при подчиненных называть? – поинтересовался Важин. – Виктор? Или Виктор Степанович?

– Здесь, брат, не МВД. Можно и Витькой. – Муравьев откинулся на спинку кресла и прокричал куда-то под стол: – Зоя, два кофе! – Но, подумав и словно бы вспомнив о какомто неприятном разговоре, добавил: – Пожалуйста.

Важин не мог сдержать улыбки:

– Что, Виктор Степанович, секретарша воспитывает?

– Ну её к лешему, – беззлобно отмахнулся Муравьев и спохватился: – Я же микрофон не отключил! – Щелкнув на пульте селектора клавишей, сказал: – Теперь можешь материться. Но недолго. – Он взглянул на часы. – Сейчас придет одна тетенька, надо успеть поговорить. Если куришь – кури. Сам-то я закодировался, терплю двадцать четвертый день.

Секретарша принесла кофе, и они заговорили о деле.

– Чем вы тут занимаетесь? – поинтересовался Важин.

– В основном слежкой. Чем мы ещё можем заниматься? Охрана да слежка. Но охрана теперь как бы отдельно... А мы – за мужьями, за женами. – Муравьев свернул пальцы колечком и приставил к глазу. – Часто владельцы фирм просят понаблюдать за сотрудниками... Не ахти какие деньги, но работа спокойная, забыл, когда жилет надевал. Жил, как говорится, не тужил, пока вы не явились.

– Кто это мы? – удивился Андрей.

– Эта тетка и ты. Она вчера мне бубнит о таинственном исчезновении её хозяйки, а ты в приемной сидишь, ждешь от меня экстрасюжетов... Смотрю я на тебя вон по тому телевизору и не знаю, что делать. Женщине надо отказывать, поскольку пропавшими мы не занимаемся. Гиблое дело. Но тут твоя тоскливая спина на экране, думаю, может, ты за это дело возьмешься? Как?

– Юмор? – Важин понимающе улыбнулся.

– Юмор, – подтвердил Муравьев. – А вот теперь послушай, почему я этой женщине не отказал сразу.

Дело в том, что они наши соседи, в двух шагах здесь, на набережной, живут. Но это так, к слову. А суть в том, что два года назад мы по заказу следили как раз за этой пропавшей... Как? Не слабо?

– Не слабо! – изумился Важин.

– И ещё любопытный момент. Увидев тебя, я подумал, что ты можешь оказаться в этом деле полезным. Как думаешь, почему?

– Как почему? – шутливо отозвался Важин. – Умные люди, они везде полезны.

– У нас, дорогой, умных и без тебя хватает. А штука вся в том, что пропавшая, за которой мы следили два года назад, как-то связана с литературными кругами, в ваш Дом литераторов часто заглядывала.

– Интересно. Так, может быть, я её знаю?

– Не исключено.

– А чей был заказ на наблюдение за ней?

– Мужа, конечно. Большой деловой человек... Известное дело, времени и сил на молоденькую жену не хватает, и семь дней мои люди пасли её по Москве... А теперь, оказывается, она-то и пропала! Допивай кофе, она уже здесь. – Муравьев показал на экран монитора.

– А почему она к вам обратилась, а не в милицию? И почему муж сам не пришел?

Муравьев только руками развел.

В кабинет вошла полная преклонного возраста женщина в добротном, но старомодном пальто. Остановив её попытку тут же заговорить о своем несчастье, Муравьев представил Андрея как своего помощника, спросил, не желает ли посетительница выпить кофе или чаю. Но та ответила:

– Только что звонили из фирмы хозяина. С часу на час ожидают прибытия Леонида Евгеньевича.

– Тогда не до чая, – сказал Муравьев, вставая, – поехали к вам, Вера Даниловна.

Важин решил, что Виктор хочет встретиться с мужем пропавшей, но оказалось – наоборот.

Сидя на заднем сиденье в "Жигулях" Муравьева, Важин присматривался к Вере Даниловне, отметив в её лице ту особую простоту, что заранее располагает к доверию.

Постояв немного в заторе при съезде с Садового кольца, они через три минуты были на месте. Не мог удержаться, чтобы не приостановиться, не поднять голову. На крыше дома, сбоку, не в центре, была надстроена нежилая ажурная башенка, явно с декоративными целями. Эпоха...

– Люблю добротные здания, – сказал Важин.

– Сейчас твоя любовь значительно усилится, – заметил Муравьев, входя в подъезд, и тихо добавил: – Не расслабляйся! Первое впечатление в нашем деле великая вещь.

Такого размаха в планировке подъездов Важин не видел давно. Поднявшись на этаж, они походили по трем холлам, осмотрели две лестничные клетки, при этом Муравьев то и дело сдерживал Веру Даниловну, порывавшуюся начать говорить. Раздеваясь в прихожей, Виктор Степанович сказал, обращаясь к хозяйке:

– Поправляйте меня и дополняйте. Итак, вы говорите, что в квартире пять комнат. – Он открыл первую дверь. – Это, вероятно, для шоферов и охраны. А тут, думаю, вы обитаете, Вера Даниловна. И горничная... Как ее? Софья?

– Софи, – поправила домоправительница, сделав на "и" ударение.

Муравьев хмыкнул и продолжал:

– Здесь столовая. Приятная столовая, – отметил он, заглянув за дверь, бросив взгляд на хрустальную люстру. – Дальше – кабинет хозяина. Заперт, что и естественно. А вот то, что нам нужно... Значит, вы говорите, что Мария Олеговна была домашним секретарем Блинова?

– Была, – горестно покачала головой Даниловна. – Думаете, уже "была"?

– Ничего я не думаю, – недовольно проворчал Муравьев. Он обходил комнату, внимательно разглядывая предметы. – Нечто среднее между будуаром и вычислительным центром, – оценил он обстановку и подобрал с пола клубок шерсти. – Вы ничего здесь не трогали?

– Боже упаси! Все так три недели и разбросано.

"Ого, три недели!" – подумал Важин и взглянул на Муравьева. Тот продолжал расспрашивать:

– А как она в жизни? В плане опрятности? Может быть, это нормально, что ящики выдвинуты и нитки разбросаны? Кстати, хотелось бы взглянуть на её фотографию.

– Вообще-то Софи не велено было здесь убираться, – оправдываясь за беспорядок, ответила Даниловна. – Сейчас я альбом принесу.

Отобрав несколько фотографий пропавшей хозяйки, Муравьев спросил:

– А это, насколько я понимаю, Блинов? Серьезная личность. И эту карточку я на день заберу. Не волнуйтесь, все будут целы.

– Позволь мне взглянуть, – попросил Важин.

– Потом, потом, – торопясь с главным, ответил сыщик. – Так, теперь о хозяине. Вы говорите, он за границей?

– В Австрии, – подтвердила Даниловна.

– А вчера вроде был в Австралии, – улыбнувшись, сказал Муравьев.

– Да? – удивилась Даниловна. – Я их путаю без конца. Да и какая тут разница?

– Разница в самом деле невелика, – задумчиво произнес Муравьев. – И зачем он туда поехал – тоже пока неважно. Важно то, что он скоро вернется. Вернется, вызовет милицию, те детально пощупают... Так что не будем трогать компьютер, поскольку на клавишах могут остаться чьи-то отпечатки... А если он не будет в милицию заявлять? – Муравьев резко повернулся к Даниловне. – Может такое быть? Вот вы. Почему вы не обратились в милицию? Почему вообще так поздно спохватились?

– Потому что Соловьев запретил.

Я сразу позвонила на фирму, там мне сказали, что не надо раньше времени панику поднимать. А Соловьев так и сказал, чтоб до приезда Блинова я ни о какой милиции и не думала! И потом, он сказал, что там меня и слушать не будут. Кто я такая? Заявление от мужа потребуют.

– Тогда зачем к нам обратились?

Даниловна долго не отвечала, отвернулась, прикладывала платочек к глазам.

– Так ведь никто ничего не делает! – наконец вырвалось у нее. – Надо же что-то делать, ведь человек среди бела дня бесследно исчез! И одна я, как на грех. Даже посоветоваться не с кем...

– Софи в отпуске, вы говорили? А охрана?

– Охрана, как всегда при отъездах хозяина, снимается. На фирме тоже дел много.

– То есть тогда вы были вдвоем?

– В том-то и дело. В тот день приехал шофер, ну наш Николаич. Повез меня за продуктами. Специально приехал, чтобы помочь.

– Помог, – кивнул Муравьев. – Хорошо, вернулись вы, а Марии Олеговны нету. Что дальше?

– Мы с Николаичем стали ждать.

Ему тоже сразу на фирму не хочется возвращаться, лучше здесь посидеть.

– А почему сразу ждать? – спросил Муравьев, осматривая флакончики на трюмо. – Что вас насторожило? Может, Мария Олеговна к подруге поехала? Или в парикмахерскую?

– Мы так и решили. Телевизор включили, чайник поставили. Потом Николаич уехал, а ночью-то я и заволновалась.

– А раньше Мария Олеговна часто ночевала вне дома? – спросил Важин, которому надоело молчать.

– Бывало, – сказала Даниловна. – Но всегда или мужа, или меня предупреждала об этом.

– Так кто она Блинову все-таки? Жена или секретарша? – спросил Муравьев.

– Днем – секретарша, ночью – жена, – мудро ответила домоправительница, видимо, повторяя чьи-то слова.

Осмотрев комнату пропавшей хозяйки, все перешли на кухню. Даниловна поставила на плиту чайник, ловко накрыла на стол. Разговор принял менее официальный характер.

По мере рассказа домработницы о пропавшей тут же искали телефоны, обзванивали подруг и знакомых Марии Олеговны, даже в Мюнхен её родителям дозвонились. Разговаривали с её матерью, представившись сотрудниками ОВИРа, якобы уточняющими, выезжала ли по их вызову дочь в Мюнхен в прошлом году. Узнали, что да, выезжала. А в этом году? В этом году, был ответ, пока не собирается.

Даниловна, слушая все эти телефонные разговоры, мялась в какой-то нерешительности, а потом сказала:

– Все, что есть у меня, – три тысячи долларов накопила. Но ради хо – о зяйки... Если б вы её знали. Да не дай Бог с ней что-то случится, через день меня выгонят. – Она снова всплакнула. – А ведь он мой племянник двоюродный, пожаловалась она.

– Кто? – удивился Муравьев. – Леонид Евгеньевич?

– Выгонит, – закивала головой хозяйка. – Недоволен он мной, кричит, ругается, только что руку пока не поднимает.

– Чем же он недоволен? – спросил Важин.

– Всем, – обреченно вздохнула Даниловна.

Муравьев, вероятно, чтобы отвлечь её, сказал:

– У вас, что же, все окна во двор?

Жалко, вид отсюда не тот, что на реку.

– Да-да, – сказала Даниловна, – вид не тот. Мы всех новых гостей специально водим на площадку к лифтам, там с балкона вид настоящий.

Муравьев слушал её, но чувствовалось, что думает он совсем о другом.

Достал пластинку жевательной резинки, бросил её в рот, начал молча жевать. Важин тут же использовал паузу:

– Вера Даниловна, не могли бы вы рассказать, какие на ваш взгляд, были отношения у Марии Олеговны с мужем?

– У Маши? – переспросила женщина. – Не привыкла я её по отчеству звать. Ей же всего двадцать шесть. Ну, какие отношения... Плохие, конечно.

– А почему "конечно"?

– А потому что разные люди. Все у них разное, и зачем она за него вышла, я понять не могу.

– Ругаются часто? – поинтересовался Важин.

– Теперь уже и не ругаются, просто молчат. А два года назад что творилось! Особенно из-за политики.

"Из-за политики?" – почти одновременно воскликнули Муравьев и Важин.

– Ну, вы помните, что тогда было?

"Белый дом"-то у нас тут, под боком.

Можете себе представить, что здесь творилось. На улицу выйдешь, народ шумит, домой придешь, тут ещё больше шумят.

– Кто ж из них за кого? – с любопытством спросил Важин.

– Я в этих делах человек непонимающий. Мне что красные, что чер – ные, что зеленые... Я знаю одно: было до Горбачева плохо, стало ещё хуже.

А этот год совсем какой-то проклятый. То хозяин Софи хочет уволить, то на меня орет, то по нескольку дней домой не приходит. Уехал в эту Австралию, даже не позвонил ни разу! Как можно?

Снова Даниловна достала белый платочек. Муравьев, глядя на нее, цикнул зубом и попросил:

– Не могли бы вы сводить моего товарища на тот балкон, куда вы гостей водите? Пусть он Москвой полюбуется. А мне на работу позвонить надо.

С десятого этажа вид Москвы впечатлял. В реке отражалось осеннее холодное небо, гусеницей полз по метромосту голубой поезд, шпиль гостиницы "Украина" победно торчал над каменными громадами на том берегу.

"В этом городе невозможно найти человека", – подумал Важин.

Вернувшись в квартиру, они застали Муравьева в комнате Марии.

Сыщик просматривал книги на полках.

– Здесь бы все перерыть, – сказал Муравьев, – да не успеем, хозяин вернется. А встречаться сейчас... не к лицу.

– Вы уж побыстрее, пожалуйста, – заволновалась Даниловна. – Не дай Бог он приедет.

– Ладно, – задумчиво произнес Муравьев, – не будем встречаться.

Пока. Давай-ка вместе вот это посмотрим. – Он наклонился к полке с выстроенными на ней неодинаковыми по толщине и формату томами, томиками и даже брошюрами.

Здесь оказались разрозненные издания русских поэтов: Кольцов, Есенин, Рубцов... Андрей привычно пролистывал книги, и хотя никаких отметок на полях он не увидел, ни один стих не был отмечен, все же по внешнему виду книг было сразу понятно, что открывали их часто. "И вообще, – думал Важин, переходя к тонким книжкам, – библиотеки часто говорят о хозяевах то, о чем не догадываются ни друзья, ни родственники".

Важин пролистывал книгу за книгой. Нашел три тетради с дневниковыми записями, передал их Муравьеву и вдруг неожиданно сказал:

– Черт, до чего тесен мир! Взгляни. – Он протянул Муравьеву тощую, безликую брошюру, украшенную на четвертой странице обложки фотографией автора. Тут же были данные об авторе.

– Игорь Отраднов родился в лесной деревне в Калининской области... – начал читать Муравьев, но его остановил Важин:

– Это все ерунда, – сказал он. – Вот главное!

Под обложкой скрывалась такая надпись: "Милой Машке в зимнюю лунную ночь с 9 на 10 января 1989 года".

– Удача, – сдержанно, но весомо произнес Муравьев. – Вы не знали его? обратился он к домработнице.

Женщина надела очки, внимательно изучила фотографию поэта.

– Не помню, – виновато сказала она. – Здесь столько народу бывает.

– Все равно удача, – повторил Муравьев.

– Ты даже не представляешь, какая! – воскликнул Важин, помахивая ещё одной брошюрой. – Снова он. Снова надпись! – Он прочитал с выражением: – "Маша, милая! Сегодня я пьян без вина. Эта книжица – только разбег, теперь я горы сверну! Ночь, звезды в окне. С 10 на 11 января 1989 г.".

– Он что, – спросил Муравьев, – каждую ночь ей свои книги дарил?

– Поэт, – улыбнулся Важин. – Чистой воды был поэт.

– Что значит был? Умер уже?

– Умер поэт, родился прозаик. Прозу пишет теперь.

– Так ты с ним знаком? – удивился Муравьев.

– В том-то и дело! И очень даже неплохо.

– Так, – потирая руки, сказал сыщик, – на выход, коллега!

В ожидании лифта, Важин рассказывал об Отраднове.

– До перестройки жил, как многие из его племени малоизвестных поэтов:

подрабатывал сторожем, выпустил две книги, стал членом Союза писателей.

Но новое время сломало его... Прозаикам сейчас и то тяжело, а поэтам просто труба. Кому ты нынче нужен со своими стихами? Начал пить, место сторожа потерял, уехал куда-то в Карелию. Думали, спился, пропал.

Но он вдруг является с папкой очерков. О лесах, об озерах, о старых деревнях. Очерки, надо сказать, блестящие. Но и они теперь у нас никому не нужны. Вот тут-то мой друг-журналист и помог ему: нащелкали они за год слайдов к этим очеркам да и продали все финнам. Те прекрасный альбом выпустили, хороший гонорар заплатили. Думали, заживет наш Афонин...

– Афонин это кто? – спросил Муравьев.

– Да он же. Отраднов – его псевдоним. Ну, думали, заживет. Но...

Поэт! – Важин беспомощно развел руками.

– Пропил гонорар? – Муравьев рассмеялся, входя в лифт.

– Хуже! Ты не поверишь, поехал куда-то вкладывать свои доллары и по дороге их потерял!

– От черт! – воскликнул Муравьев. – И что он теперь?

– В деревне. В Тверской губернии где-то кукует. Сидит на воде и хлебе. Хорошо, что мой друг ему очередную идейку подкинул: лесная глушь в центре России. Финны уже заинтересовались.

– Там действительно глушь?

– Ты даже не представляешь! И сидит наш Афонин в избушке, по новой марки-доллары зарабатывает.

– Так опять потеряет, – безнадежно махнул рукой сыщик. – Милая Маша! сказал он, передразнивая неизвестного ему поэта.

Звезды, луна, рваная тюлька! – Он наугад открыл книгу и прочел: "На горке сидит девчушка и плачет в три ручья. Под горкой бежит речушка, по камешкам спеша". Это что, у него все такие стихи?

– Нет, есть настоящие.

Они сели в машину, тронулись, и неожиданно Муравьев резко свернул в Проточный переулок и следом – во двор. Они оказались с тыльной части блиновского дома.

– Ну-ка, где там наше кухонное? – спросил Муравьев, опуская боковое стекло. – Ты его видишь?

– Надо считать, – ответил Важин, стараясь определить хотя бы вертикаль второго подъезда.

– Не надо считать, – сказал Муравьев, доставая из перчаточного ящика бинокль. – Вон оно. И без бинокля пятнышко видно.

– Какое пятнышко? – не понял Важин.

– Жвачку мою. Я к раме её прилепил. Итак, нарисуем для памяти. – Муравьев достал блокнот и аккуратно нарисовал расположение окон Блинова. Подписал: "кухня", "кабинет", "столовая"... – И, главное, что удачно? – спросил он в любимой своей манере задавать вопросы, а потом самому на них отвечать. Удачно то, что вон тот старый дом не снесли наши великие архитекторы. Так что будет у нас распрекраснейший наблюдательный пункт. Своего зама Веревкина на прослушивание посажу. Ас.

– На чердаке? – спросил Андрей.

– Зачем? Договоримся с кем-нибудь из жильцов.

– А согласятся?

– Только плати...

– Похоже, подсматривание и подслушивание – ваша основная работа?

– Каковы заказы, такова и работа, – ответил сыщик.

– У тебя есть какая-нибудь версия? Кроме, конечно, того варианта, что она сбежала к Афонину.

– Какие тут версии, – неопределенно ответил Муравьев. – Муж – депутат и большой коммерсант. Вот тебе и вся версия. А с вашим Афониным сам разбирайся. Я о нем всерьез было подумал... Но что-то не вяжется. Доллары потерял! – в очередной раз с искренним возмущением повторил сыщик, но тут же спокойно добавил: – Афонина ты проверь обязательно. И вообще порасспрашивай его о нашей пропавшей. Далее... Отношения в этой семье тяжелые. Не зря же нас Блинов тогда нанимал. И знаешь, куда она исчезала два года назад? Мы поначалу подумали, что она темнит, что здесь что-то не так. Это ж был конец сентября... Так куда она ходила? – спросил Муравьев.

– По грибы, – ответил без улыбки Андрей.

– Почти угадал. Она к "Белому дому" ходила... – Они опять помолчали. Муравьев налил из термоса кофе, жестом предложил стакан собеседнику, но тот отказался. – Каждый день, представляешь? Муж с утра на работу, а она вроде как на прогулку к "Белому дому".

– Что она делала там? – спросил Важин, прикуривая новую сигарету.

– Ничего. Ходила вокруг, иногда с кем-нибудь разговаривала. Причем явно с незнакомыми.

– И что вы потом Блинову докладывали?

– То, что видели, то и докладывали. Похоже, он так до конца нам не поверил.

– Страстный ревнивец?

– Вроде того. Черт, а курить тянет.

Давай коньячка, что ли, тяпнем? – неожиданно предложил Муравьев.

– Не могу. За рулем ни грамма.

Тогда Муравьев перегнулся, из кармана за спинкой сиденья достал початую фляжку коньяка.

– У тебя не машина, а бар на колесах, – заметил Важин.

– Жизнь такая. – Муравьев налил полстакана и залпом выпил. – Очищает, сказал он, не поморщившись.

– Да, иногда организму полезно очиститься.

– Не организму, – поправил Муравьев, – душе.

– И что, – спросил Важин, – она так и торчала у парламента?

– Именно что торчала. Ходила, глазела на колючую проволоку. Так что какие тут версии... Их десятки.

Могла в самом деле любовника найти и к нему сбежать. Могла просто от мужа уйти. Но скорее всего её выкрали. Какие-нибудь вымогатели, конкуренты, политические противники мужа... Маньяк сексуальный пришить мог... Сам-то что думаешь?

– В основном то же, что и ты. Ну ещё кое-что бредовое, чисто писательское.

– Точнее?

– Думаю, не затеяли ли они с Верой Даниловной какую-нибудь игру против Блинова. Уж больно не любит домработница своего племянничка.

А если ещё и жена его не любит...

– Ну если так, то мы это быстро раскрутим, – заверил Муравьев.

Прощаясь, договорились о связи.

– Ты мне особенно не названивай, – сказал Муравьев. – Сам понимаешь. Я буду звонить. Но все равно по телефону ничего лишнего, никаких имен.

– Думаешь, прослушивают?

– Не думаю, – сказал Муравьев. – Я на эту тему вообще не думаю. Просто есть одно золотое правило, которое я бы всем рекомендовал... А именно. В двух словах. Как ты с другими, так и они с тобой. Надо ли пояснять?

Приехав домой, Важин позвонил другу журналисту Малкову, но Сашкина жена ответила, что муж какой день дома не ночует, где-то опять мотается, и по её тону Андрей понял: у Малкова с женой очередные крупные нелады. То, что Сашка ночует у одной из своих многочисленных знакомых, Важин не сомневался. Только у кого?

Приняв душ, накинув домашний халат, Важин достал из холодильника бутылку пива, выпил стакан с наслаждением и, закурив, взялся за телефонную трубку. Он набрал номер пейджинговой связи и вызвал Малкова.

Александр позвонил через час. Голос его, как всегда, был веселым, если не сказать радостным.

– Привет, старина! Куда ты пропал?

– Я пропал? – удивился Важин. – По-моему, это ты вторую неделю дома не ночуешь.

– Ах, стерва! – беззлобно воскликнул Малков. – Уже нажаловалась.

Слушай, старик, ты обязан немедленно подъехать к Еремееву! Честное слово, тебя очень тут не хватает. Вон Еремеев машет гитарой, зовет. Мы тут наши афганские дела вспоминали, теперь Югославию обсуждаем, Еремеев думает к сербам ехать. Повоевать на старости лет.

– Слушай внимательно, – перебил словесный поток друга Андрей. – Я вышел на серьезное дело – об этом при встрече, – нужно срочно съездить к Афонину, посмотреть, не гостит ли у него кто-нибудь посторонний. Понял?

– Ни хрена не понял, – весело признался Малков. – Как могут быть связаны серьезное дело и Афонин?

И кто у него, в глухой дыре, может гостить? А если и приехали к нему друзья за рыбой да водки попить, то что в этом такого?

– Детали при встрече, – терпеливо повторил Важин. – Пропала одна девушка, три недели нет дома, все с ног сбились. А она хорошо знакома с Афониным. Надо съездить, проверить, а я сейчас никак не могу.

– Слушай, – оживился Малков, – это идея! Погода! Грибы-ягоды, охота, черт побери! Чего мы сидим в Москве? Еремеев! – крикнул он так, что Важин вынужден был отодвинуть от уха телефонную трубку. – Еремеев, завтра едем к Афонину!.. Нет, – уже в микрофон сказал Александр, – Еремеев нацелился к сербам.

– Хорошо, – сдерживая себя, согласился Важин. – Допивайте, что у вас там осталось, и пусть Еремеев катит воевать, а ты, я тебя очень прошу, сгоняй на своем джипе к Афонину, и если у него гостит красивая высокая блондинка, то немедленно сообщи.

– Блондинка! – обрадовался Малков. – Надеюсь, не слишком высокая?

Как мы с ней будем смотреться? А?

– Рост у неё подходящий. Ты, главное, сегодня не налегай, а то завтра зарулишь куда-нибудь в озеро.

– Ничего, ради блондинки можно и в озеро!

Под ночь позвонил Муравьев.

– Не спишь, брат? Вот и я... Понимаешь, не выходит из головы одно предположение. Как думаешь, какое?

А такое, что тетя нам не все рассказала. Думал об этом?

– Я тебе говорил, у меня ощущение, что тетя с нашей подругой сообща действуют.

– Не то, брат, не то. Дело в том, что Блинов уже день как в Москве.

Вот оно как получается. Ей же хочешь помочь, она же тебя и обманывает.

– Причины? – поинтересовался Андрей.

– Боится чего-то... Помнишь её слова о том, что никто ничего не делает? Думаю, она потому к нам и пришла, что Блинов вернулся, а в милицию о пропаже жены не заявляет. Короче, с утра будь у меня.

Не успел Важин войти в кабинет Муравьева, как в динамике раздался голос секретарши:

– Виктор Степанович, Веревкин на проводе. Срочное сообщение.

Выслушав доклад, Муравьев закурил, в задумчивости стал перекладывать на столе бумаги.

– Черт, когда я здесь порядок наведу?!

– Ну что? – нетерпеливо спросил Важин. – Что там у них на прослушивании?

– А ничего... Какого-то "папу"

часто упоминают. Похоже, их главный босс. Так ты говорил, что послал своего приятеля к вашему горе-поэту в деревню?

– Вероятно, уже в пути.

– Попробуй вернуть его. Нечего ему делать в деревне.

– Вот тебе раз! А если Мария там?

– Ноль десятых процента, что она там. А здесь есть срочное дело.

Глава 2

Александр гнал свой резвый джип по Волоколамскому шоссе в сторону западнодвинских лесов. Погода стояла чудесная, и это, естественно, радовало Малкова. Его сейчас все радовало. Ему виделась заброшенная среди озер и болот деревушка, несколько черных полуразрушенных изб, несколько стариков... Безлюдная глухомань. Он уже видел себя выплывающим на утлой плоскодонке в безбрежное озеро. И когда его рука потянулась к магнитоле, чтобы включить соответствующую настроению музыку, резко запищал пейджер.

На экране было лишь одно предложение: "Немедленно первому". Вчера Андрей также использовал пейджинг, но тогда он передал просто: "Первому". А теперь, надо понимать, разворачивайся и гони обратно в Москву.

– Дьявол! – воскликнул Малков, ощущая в себе одновременно и раздражение, и признаки легкой тревоги: зря такие сообщения Андрей посылать не станет.

Из Ржева Малков попытался дозвониться Важину, но никто не брал трубку. Пришлось возвращаться.

В Москве ждала ещё одна неожиданность. Андрей жил в малоквартирном стареньком доме, и жильцы подъезда, напуганные криминальной обстановкой в столице, не придумали ничего лучше, как врезать замок в дверь подъезда.

– Гады! – ругал Малков ни в чем не повинных жильцов, стуча то в дверь, то в окна первого этажа.

Ему открыли соседи. С удовлетворением смотрели они, как он тащит тяжелую сумку из машины в квартиру, а не наоборот, как можно было бы ожидать от постороннего человека.

Вечером Андрей, вернувшись домой, застал такую картину. Перед распахнутым настежь окном сидел в халате Малков, положив ноги в тапочках на подоконник, в одной руке у него дымилась трубка, в другой он держал стакан с неевропейской дозой спиртного. На лице гостя читалось выражение явного недоверия к неестественной зелени липы, что росла прямо перед окном. Осенние размышления...

Вместо ожидаемого приветствия Андрей услышал:

– Ну и что у тебя стряслось? При чем здесь "немедленно", когда сам где-то шляешься?

– Замолкни, – сказал Андрей, снимая пиджак, доставая из шкафа и демонстративно разглядывая другой халат. – Если нальешь, то возьму тебя в долю.

– А если не налью?

– Тогда останешься в роли бесплатного слушателя.

Рассказав все, что он знал и думал о пропаже жены Блинова, о книгах, подаренных ей когда-то Афониным, Андрей пошел на кухню ставить на плиту чайник и уже оттуда добавил: