Текст книги "Опасная охота"

Автор книги: Валерий Еремеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Не ожидая пока ему на подмогу подоспеют товарищи, он наводит на меня пушку. Я забываю, что я сотрудник частного детективного агентства «Зета +», мгновенно превращаюсь в Чингачгука Большого Змея, и за неимением томагавка, кидаю в него молоток. Характерный треск, который бывает, когда у человека ломаются зубы, говорит ясней ясного, что на протяжении ближайших месяцев основным меню этого человека станут фруктовые йогурты и манная кашка. Завывая так, что у меня самого начинают заворачиваться кишки, он опускается на землю, теперь у меня остаются всего лишь два противника. Один – чахоточного вида, большой опасности для меня не представляет, если, конечно, он не замаскированный ниньзя. А вот его товарищ запросто мог бы претендовать на замещение вакантной должности в нашем агентстве вместо выбывшего Егорова. Ростом он, правда, до последнего не дотягивает, но зато у него широкие плечи и такие кулачища, что он мог бы вызвать на бой обоих братьев Кличко одновременно.

Моя позиция мне больше нравиться, чем их. За моей спиной находиться та самая стена, об которую я шмякнул автомобиль. С левой стороны я защищен машиной, а справа – трансформаторной будкой. Проход между ними не очень широкий – метра полтора, а может и того меньше, что не даст моим противникам использовать численное преимущество. Однако они этого не понимают и, стараясь напасть на меня оба сразу, больше мешают друг другу. Прямым ударом ноги в живот я без особого труда вывожу из строя задохлика и тут же понимаю, что сам совершил глупость. Это как раз тот случай, когда уменьшение количества только повышает качество. Теперь я остаюсь один на один с этим верблюдом.

Увертываясь от ударов, я все-таки понемногу отступаю к стене. Еще несколько секунд и он меня прижмет и размажет по ней. К своему несчастью этот тип совершенно не имеет никакого понятия о технике рукопашного боя и старается действовать только силой. Пока мне удается увертываться, но и у него получается пару раз меня слегка зацепить. Дружок его, тем временем, приходит в себя и, не повторяя теперь прежней ошибки, забирается на разбитую «копейку», собираясь, по-видимому, оттуда прыгнуть на меня. Следя за ним краем глаза, теряю бдительность, и пропускаю удар в грудь, который отшвыривает меня к стене. На пол секунды мне кажется, что в меня врезался Ил-86, но каким-то чудом все-таки удерживаюсь на ногах. Дабы усыпить бдительность противника делаю вид, что я уже выдохся, и, сказать по правде, еще немного, так оно и будет. Здоровяк полностью раскрывается и с омерзительной ухмылкой подходит ближе, чтобы поудобней нанести окончательный удар. Он размахивается ногой, но это даже и не удар. Может быть, так можно бить пенальти по воротам, но только не человека. Я без труда блокирую его и со всей силы врезаю ему кулаком в живот. Он издает звук подобно лопнувшей автомобильной шины и принимает форму вопросительного знака. Я, будучи всегда противником всяческих вопросов и больше предпочитающий ответы, отвешиваю ему снизу по подбородку, превращая вопросительный знак в восклицательный, и затем правым прямым в челюсть окончательно отправляю в нокаут. Что же касается последнего, то он так и не решился сигануть с крыши «Жигулей» и, одиноко, стоит на возвышении как аист в гнезде. Теперь, когда он остался один, вид у него еще более жалкий.

Не желая более побоища и жалея о потраченном времени, вспоминаю про пистолет, который вытаскиваю и показываю ему. Я, кажется, уже говорил вам, что это точная копия «Макарова», которую сразу и не отличишь от настоящего. Лицо у «аиста» вытягивается от страха и становиться похожим на пролежавшую целый год в погребе старую и высушенную морковку.

– Я отпускаю тебя, – говорю я ему и делаю дулом пистолета соответствующий жест. – Все, можешь убираться!

– Я… Это… Мне… Можно идти? – заплетающимся от страха языком спрашивает он. – Сейчас?

– Я что, не ясно выразился? Забирай своих дружбанов и проваливай!

Мне не очень хочется, чтобы описание моей внешности появилось у моих бывших коллег, поэтому считаю нужным добавить с максимальной угрозой в голосе.

– Если хоть слово ментам вякните, я вас всех зарежу, а тачки ваши сожгу! Можете заранее памятники себе заказывать!

– Это не в наших правилах, – отвечает водила, который к тому времени уже слез с машины и понявший, что я не собираюсь в него стрелять, несколько осмелел. – Мы сами тебя найдем, когда у тебя пушки под рукой не окажется.

Я перелезаю через кирпичную стенку и исчезаю в лабиринте дворов. Меня берет зло оттого, что из-за этих ковбоев-любителей я упустил клиента. Где мне его теперь искать?

Я добираюсь до площади Горького, до места, где высадился Калачев, стараясь при этом огибать все стоянки такси, и выхожу на улицу Покровскую, в начале которой я видел его последний раз.

Глава 6

Покровка – улица полностью пешеходная, и я лениво бреду в потоке людей, гадая, куда именно подался Калачев. Может он где-то живет поблизости? Маловероятно. Это одна из центральных улиц. Здесь много дорогих ресторанов, казино и прочих увеселительных заведений. Жилые дома в этом районе красивые, с высокими потолками и по карману самым обеспеченным. Может Калачев и ходит с пушкой за спиной, считая себя крутым чуваком, но сомневаюсь, чтобы он имеет здесь где-нибудь пристанище.

От нечего делать я разглядываю вывески и витрины салонов-магазинов, баров, банковских контор. На девятнадцатой по счету задерживаю внимание. Это ресторан «Валюша». В меру уютная, средних размеров забегаловка с европейской кухней, бильярдом и игровыми автоматами. Альварес говорил, что именно здесь видели Юрия Коцика в компании с очень похожим на Калачева человеком. Случайность? Или закономерность?

В любом случае, никаких других зацепок у меня в запасе все равно нет. Придется остановиться на «Валюше», что я и делаю.

Минут пять переминаюсь с ноги на ногу возле причудливо раскрашенной витрины, пытаясь разглядеть сквозь портьеры сидящих за столиками, в тоже время, понимая всю бесполезность этого занятия. Даже если я угадал и Калачев шел именно сюда, то не затем, чтобы заморить червячка, особенно, если вспомнить, что с такой вавкой на лице, которую он получил от меня в подарок, можно надолго лишиться всякого аппетита.

У двери ресторана, как и положено, стоит швейцар в накинутом поверх униформы пальто, с заплывшими барсучьими глазками на важном лице. Может его спросить? А вдруг Калачев здесь свой в доску? В таком случае, сомнительно, чтобы мне сказали правду, зато я рискую засветиться и дать тому понять, что за ним следят.

Еще несколько минут колеблюсь, взвешиваю все за и против, а после, махнув рукой, решаю все-таки спросить. Это рискованно – времени у Калачева было достаточно, чтобы заметить мою рожу. Но не торчать же здесь под окнами, ожидая второго пришествия!

Я подхожу к церберу и изображаю дружественную улыбку. Он строго осматривает меня с головы до ног, точно пытаясь определить, увеличит ли общение со мной размер его капитала или нет. Наверное, я не произвожу на него должного впечатления, поэтому он отворачивается в сторону.

– Я ищу своего друга, – говорю я ему и чтобы привлечь его внимание, сую ему двадцать долларов, из денег, экспроприированных мною у Калачева. – Я должен был с ним встретиться, но опоздал. Вы его случайно не видели? Он мог зайти в ваш ресторан.

Я даю ему самый подробный портрет моего клиента. Швейцар торопливо берет деньги и заявляет, что действительно видел похожего человека, добавив при этом с легкой усмешкой, что у него должно быть большие проблемы с лицом.

Я интересуюсь, где сейчас этот человек, зашел в ресторан или просто проходил мимо, и если заходил в ресторан, то там ли он до сих пор или уже ушел, но швейцара вдруг не с того ни сего поражает глухота. Меня так и подмывает хорошенько треснуть по его ушам, чтобы вернуть их в рабочее состояние, но вместо этого сую ему еще двадцатку, которая, так же как и первая мгновенно исчезает в бездонном кармане.

Теперь я узнаю, что мой «друг» все еще в ресторане, сидит за столиком и ведет беседу с одним человеком. На мой вопрос, знает ли он этого человека, швейцар снова прикидывается контуженным. Двадцаток у меня больше нет, остались только пятидесяти и стодолларовые купюры. Если я и дальше буду продолжать в том же духе, то и глазом моргнуть не успею, как стану банкротом. Решаю все таки еще раз позолотить ему ручку, предварительно поклявшись про себя, что если и на этот раз не получу всей исчерпывающей информации, то выбью ему зубы.

То ли портрет президента Гранта, оцененный правительством Соединенных Штатов в пятьдесят баксов ему нравиться больше, чем портрет другого менее удачливого правителя, то ли за долгие годы стояния перед дверями он научился читать по глазам мысли людей и не хочет потратить все полученные от меня деньги на стоматолога, но на сей раз, он становится более разговорчивым и сообщает, что собеседник, интересующего меня человека, их постоянный клиент. У него фирма, расположенная в доме напротив, поэтому почти всегда обедает у них. Фамилии его швейцар не знает, но знает, что кличут его Анатолий Адольфович и что он большой жлоб, так как приличных чаевых от него никогда не дождешься. Что же до моего знакомого, то его он также видел не раз, как в их ресторане, где он обедал один и в компании, так и когда тот проходил мимо, когда шел в офис вышеупомянутого Анатолия Адольфовича.

Я велю посторониться и прохожу через вестибюль по направлению к обеденному залу. Останавливаюсь возле входа так, чтобы не слишком светится. Зал полупустой и обнаружить нужную парочку большого труда не составляет. Они сидят возле дальней стенки, боком ко мне.

На вид Анатолию Адольфовичу столько же лет, как и мне, только он уже успел отрастить пузцо. Волосы у него темные, блестящие и прилизанные. Не переставая жевать, он что-то энергично втолковывает Калачеву, дирижируя себе ножом и вилкой. Холенные, полные щеки искажаются гримасой неодобрения и гнева. Я наблюдаю пьесу под названием «Раздача слонов». Калачев слушает молча, время от времени прикладывая к лицу белую салфетку. Тарелок с хавкой перед ним нет, на нее он сегодня не наработал, а только пустая рюмка из-под водки или коньяка.

Наконец, с громким звоном швырнув в тарелку приборы, босс Калачева встает, кидает на скатерть несколько банкнот и идет на выход, оставляя своего нерадивого помощника один на один с собственным ничтожеством. Я пулей вылетаю на улицу и пристраиваюсь сбоку от входа в ресторан. Не проходит и минуты как мимо меня важно проходит Анатолий Адольфович. Верхней одежды на нем нет. Он пересекает улицу и скрывается в противоположном здании за большими красно-коричневыми дверьми.

Подойдя ближе и прочитав вывеску, узнаю, что за этими дверьми обосновалась маркетингово-консалтинговая фирма «Крокус».

В принципе все прошло не так уж и плохо. Итоги охоты вполне удовлетворительны. Правда, я угнал и разбил чужую машину, обидел двух государственных служащих и сделал очень больно еще двум своим соотечественникам, но так уж получилось, каюсь. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Зато, я узнал полное имя и адрес белобрысого дегенерата, а также имя его шефа и его фирмы.

Что теперь? Продолжать торчать возле «Валюши» и дождаться Калачева, чтобы посмотреть, куда он двинет дальше? А то я и сам не знаю! Потащиться к себе в берлогу в переулок академика Борисова, или где там он обитает, прикладывать к башке лед и испивать до дна чашу своего позора. Искать ведь им уже негде. Везде ведь искали. Юрий Коцик мертв, Ольга тоже. Да и сам Калачев теперь, когда я узнал, кто его работодатель, мне не так уж пока и нужен.

Тогда может быть переключиться на Анатолия Адольфовича? Согласен. Вот только околачиваться около его конторы и считать приходящих к нему за маркетинго-консалтинговыми услугами посетителей считаю нецелесообразным. Вряд ли это может привести к разгадке. Тут надо будет взяться несколько по-другому. Как говорил когда-то давно один печально известный исторический деятель: «Мы пойдем другим путем».

Итак, я решаю прервать наблюдение за клиентами и заняться анализом результатов. Необходимо разузнать о состоянии дел этого «Крокуса – Покуса», а также насчет личности его владельца. Вано как-то обмолвился, что у него есть знакомый в налоговой инспекции. Надеюсь, что это не тот, который хотел сегодня почитать мою лицензию на право перевозки пассажиров. Но согласится ли Альварес помочь в моем частном расследование? Надо с ним поговорить.

Громыхающий, как железная бочка, трамвай увозит меня в сторону «Зеты +». Я хочу надеяться, что Альварес на месте и вдвоем с ним мы что-нибудь да придумаем.

На улице повалил мокрый снег. Влажные, густые хлопья облепляют одежду людей, набиваются за воротники. Выйдя на нужной остановке, я, следуя примеру остальных, поднимаю ворот, втягиваю голову в плечи и беру курс на двери моей конторы.

Время обеднее. Секретарша уплетает за обе щеки толстый бутерброд с ветчиной. Перед ней на столе стоит полупустая чашка с кофе.

Увидев меня, она кривиться, словно обнаружив, что перепутала и вместо сахара насыпала себе в чашку полкило каменной соли

– Привет. Вано на месте?

– Нет. Он пошел обедать, как впрочем и все остальные, кроме меня. Разве вам не известно, что с тринадцати до четырнадцати ноль-ноль в «Зете +» обеденный перерыв?

Я благодарю ее за эту очень интересную для меня новость и собираюсь отправиться на поиски коллеги. Я знаю, где он обычно принимает пищу, – в пельменной, за сто метров от офиса.

– Фигуру испортить не боишься? – перед тем как уйти, спрашиваю девушку, показываю на ее бутерброд, который своими размерами запросто может тягаться с подошвой ботинка сорок восьмого размера.

– Моя фигура вас, Сергей Николаевич, никоим образом не касается. Вы ведь, кажется, ищете Альвареса, вот и ищите. Счастливой дороги.

Я по-доброму улыбаюсь ей, хоть и знаю, что я единственный человек в конторе, кого она недолюбливает оттого, что считает грубияном. Вот перед Вано она так и скачет козой: не успеет он появиться на работе – чаек ему тут же сварганит, лимончик порежет, крендельками угостит. Однако я на нее не обижаюсь. Антипатия, как и любовь, бывает и невзаимной. Я такой, какой я есть. Что уж тут поделаешь, нельзя же нравиться сразу всем. А работница она добросовестная и обязательная, и мне этого достаточно.

Я направляюсь к выходу и тут меня останавливает шум доносящийся из-за закрытой двери моего с Вано кабинета. Что бы это значило? Ведь если Тамарка сказала, что Альварес ушел, значит, так оно и есть. И потом, у меня и у Вано железное правило – запирать двери, даже если отлучаешься ненадолго.

Терзаемый любопытством, я распахиваю двери и больше не узнаю своей комнаты.

То, что я вижу, не укладывается в голове. Какой-то неизвестный мне хмырь, метр с кепкой, хозяйничает на моем рабочем месте. Хозяйничает еще слабо сказано. Он вообще все верх дном перевернул и теперь, пыхтя от напряжения, волочит мой стол из одной стороны комнаты в другую. Я успел заметить, что все мои вещи, которые до этого лежали в ящиках стола, он свалил в дырявый целлофановый пакет, который поставил у дверей кабинета. Тут же рядышком на полу стоит горшок с моим любимым кактусом-цереусом. И дело даже не в том, имеют эти вещи ценность или нет (ничего такого особо важного я здесь не храню), а в том, какое он вообще имеет право к ним прикасаться?

– Вы кто? – слегка обалдело спрашиваю его.

– Шлимензон Борис Исаакович, – представляется тот, оставляя на время свое занятие.

– Что ему здесь надо? – Этот вопрос я адресую Тамарке, которая, оставив хавку, подходит ко мне, надо думать, на выручку этому самому Шлимензону, потому что вид и тон у меня не слишком любезные.

– Это Шлимензон Борис Исаакович, – еще раз представляет его Тамара, – наш новый заведующий магазина, который будет при «Зете +».

– Но ведь магазина еще нет!

– А заведующий уже есть, – парирует Тамарка. – Павел Олегович распорядился, чтобы Борис Исаакович посидел за вашим столом, пока у него нет своего места. Вы ведь в отпуске. А когда не в отпуске, вы все равно, как правило, бываете здесь только утром и вечером.

– Он что, не мог посидеть у охраны? Там просторнее и их тоже никогда не бывает на месте. Они постоянно на объектах.

– Все претензии по этому поводу к Павлу Олеговичу.

Здесь я должен отвлечься и сообщить, что помещение офиса «Зеты +» представляет собой большую квартиру с четырьмя раздельными комнатами. Просторный коридор, в дальнем конце которого, рядом с большим аквариумом, восседает Тамарка Зайцева, является одновременно и приемной с креслами для потенциальных клиентов. Тут же рядом кабинет шефа. Вторая комната предназначена для охранников, где они могут коротать время, когда у них нет работы, еще одна маленькая – для приходящего на пол дня бухгалтера и, наконец, последняя отведена непосредственно детективам, то есть Хуану Альваресу и мне.

– Зачем вы двигаете мой стол? – спрашиваю я у непрошенного гостя.

– Ой, он так неудобно стоит. Кто же ставит стол рядом с дверью? – учит меня завмаг. – Возле двери всегда сквозит. Можно простудиться. Будет лучше, если стол будет возле окна. Там и света больше. Вот увидите, вам понравится.

– Видите ли, Борис Исаакович, профессия, коей мне выпало судьбой заниматься, предполагает, хочу я этого или нет, наличие у человека определенного количества врагов. Враги эти могут быть разными, но среди них могут попадаться и совсем отмороженные, имеющие дурную привычку стрелять в вас, когда вы спокойно сидите у себя в кабинете и ничего такого не ожидаете. А вот если стол у вас будет стоять в стороне от окна, то попасть в вас будет значительно труднее. Это элементарно как дважды два – четыре. Кроме того, близость выхода позволит вам быстрее покинуть помещение, если в него через окошко влетит граната. Или бутылка с бензином.

– Но ведь на окне решетка!

– Ну и что, что решетка? Она не очень частая, как видите, и если хорошо постараться, то граната пролетит за милую душу. Пуля тем более. Кстати, Тамара, сколько раз в прошлом году мы меняли разбитое пулями стекло и ремонтировали противоположную от окна стену, раза три, наверное? – обращаюсь к девушке, которая, несмотря на антипатию, наверняка подыграет мне, так как сама охотница до всевозможных розыгрышей.

– Четыре, – отвечает та с серьезным видом, еле сдерживаясь от смеха, глядя на бледнеющую физию Шлимензона.

– Вот видите. Целых четыре раза. Так что вы уж постарайтесь сделать все, как было. И вещи мои положите на место. Иногда во мне обостряется чувство собственности. А вас, Тамара Андреевна, я попрошу передать Павлу Олеговичу мою нижайшую просьбу – пусть он поищет для своего завмага более подходящую штаб-квартиру. Вполне подойдет и его кабинет.

Не собираясь более отвлекать их внимание и дать возможность Тамарке вернуться к своему бутерброду, а Шлимензону к восстановлению первоначального статус-кво, я иду к выходу.

Снова оказавшись за дверью, я натыкаюсь на уже знакомого вам лейтенанта Сороку, того самого, который с большим наслаждением применил бы против меня весь набор инквизиторских пыток. Да и я особой симпатией к нему не пылаю. Его упрямая морда раздражает меня. Сорока, я предполагаю, направляется именно к нам в агентство и может даже по мою душу.

Узрев меня, он останавливается и ждет, когда я спущусь со ступенек.

– Если вы по поводу работы, то у нас сокращение штатов. Приходите осенью, может тогда у нас кое-что и найдется! – решаю сострить я.

Удивительно, но вопреки ожиданию мое замечание пролетает мимо его ушей.

– Мне нужно с вами поговорить, Лысков. Это серьезно, – отвечает тот без своей обыкновенной злобы, к которой я уже давно привык.

– Что я слышу! Вы решили со мной поговорить! И вы мне не угрожаете! И вы мне говорите «вы» Вот так сюрприз! Что же случилось? Должно быть, нечто из ряда вон выходящее?

Он равнодушно проглатывает и эту мою реплику, чем приводит меня в еще большее замешательство.

– Только что мы получили сообщение, что сегодня утром была убита супруга вашего бывшего клиента – Коцик Ольга Викторовна! Вы знали об этом?

– Нет, – не моргнув глазом отвечаю я и притворяюсь удивленным. – Мне очень жаль. Но это лишний раз доказывает, что дело вовсе не такое простое, каким оно вам представлялось.

Он смотрит мне прямо в глаза, как бы желая проникнуть в самую душу. От этого мне почему-то не по себе. Впервые, при общении с этим человеком мне кажется, что именно он, а не я, контролирует ситуацию.

– Как это случилось? – считаю нужным задать вполне естественный в такой ситуации вопрос.

– Ее застрелили в собственном доме.

– Вы занимаетесь этим? Я имею в виду, не конкретно вас, а ваше ведомство, ибо кто ж вам такому зеленому доверит столь сложное дело.

– Вы совершенно напрасно стараетесь вывести меня из себя, Лысков, – хмурит брови Сорока. – Не получиться. У меня сегодня не то настроение. Что же касается вашего вопроса, то, принимая во внимание все последние события, дело это ведет служба безопасности. Впрочем, мы также подключены к этому.

– Спасибо за предупреждение не злить вас. Не буду напрасно тратить порох. Подожду, когда у вас смениться настроение. А теперь скажите, что вам нужно конкретно от меня?

– Вы мне не нравитесь, – заявляет Сорока после короткой паузы.

– Откровенность за откровенность: вы мне тоже. Но, полагаю, вы пришли не за этим, чтобы мне это сообщить?

– Кое-кто вами очень заинтересовался и даже через своих людей в нашей службе пытался навести справки про ваше агентство и конкретно вашу персону. Если начали убирать свидетелей, то вы тоже имели отношение к Коцику, и кто его знает, что успели разнюхать. На вашем месте я бы поостерегся.

– И кто же мной так интересуется?

– Пока не знаю, но надеюсь, скоро узнаю. А вы сами не хотите мне помочь?

Странно все это. Сорока говорит, что обо мне наводят справки, и в то же время не знает кто это. Я думаю, что он просто не хочет выносит сор из избы. С другой стороны, ему ужасно хочется разнюхать, что мне еще может быть известно. Наверно горит желанием раскрутить все это сам и выделиться. А может, хочет создать видимость сотрудничества, вот и грузит меня. Очень даже не исключено.

– Это чем же я могу вам помочь? – спрашиваю я, подстраиваясь под его тон.

– Например, вы расскажете, что вам еще удалось такого узнать, и что вы не сочли нужным сообщать следственным органам.

– От следствия я ничего не утаивал. Это скорее вы знаете больше меня. Клиента у нас уже нет, он умер, мы больше этим не занимается. И зачем вы решили предупредить меня? Может хотите убедить меня в том, что в милиции после того, как я оттуда уволился, еще остались порядочные люди?

– Порядочные люди есть везде, Лысков. Впрочем, мне наплевать, что вы сами думаете по этому поводу. Каждый судит в меру своей испорченности. Ну, а я делаю это только затем, – говорит он, понемногу выходя из себя, – что я не хочу, чтобы в вас всадили пулю до того, как я сам надену вам на руки железные браслеты и зашвырну в камеру. Вот зачем!

– О, вижу, что у вас меняется настроение! – замечаю я.

– Ты мне не нравишься! – снова цедит он сквозь зубы.

– Пустяки. Так даже лучше, – успокаиваю я его. – Значит, тебе не придется мучиться из-за неразделенной любви. Ведь я не по этим делам!

На какой-то момент мне показалось, что он готов кинуться на меня, но ему удается взять себя в руки.

– Шут гороховый!

Прорычав сквозь зубы эти грозные слова, Сорока поворачивается спиной, намереваясь уйти. Я останавливаю. Мне вдруг становится его немного жалко. Как никак, а он все-таки решил предупредить меня.

– Игорь! – зову его по имени.

Он оборачивается.

– Что бы там ни было, спасибо!

Не говоря ни слова, он делает неопределенный жест рукой, который можно понимать как ответное «пожалуйста» и как «пошел ты в жопу со своими спасибо», и уходит. Я провожаю его взглядом, обдумывая все сказанное. Раньше мое первое впечатление о человеке всегда оказывалось самым верным. Неужели на этот раз я ошибся и Сорока вовсе не такой говнюк, каким я его себе представлял?

Хуана Альвареса я действительно нахожу в маленькой пельменной недалеко от офиса «Зеты +». Он уже собирался уходить, когда я появился.

– А, это ты, – говорит он вместо приветствия, стряхивая крошки со штанов.

– Очень занят? – интересуюсь у него.

– Да в принципе нет. Было одно дельце до обеда. Да даже не дело, а так пустяк. Больше суеты, чем прибыли.

– Как твое лицо, заживает? – спрашиваю, указывая на его синяки, превратившиеся уже из фиолетовых в сине-зеленые.

– Да вот, как видишь, заживет понемногу. А ты как, опять в отпуске?

– Кажется, я вычислил чувака, наставившего тебя украшений на всю витрину. Я знаю его имя и координаты, его и его босса. Думаю, что у них что-то вроде штаб-квартиры в фирме «Крокус», рядом с рестораном «Валюша». В том самом, где его уже один раз видели вместе с нашим клиентом. Помнишь, ты сам мне об этом говорил?.. А еще сегодня утром в собственной квартире убита Ольга Коцик. Мне сказал об этом один знакомый мент.

Альварес в момент теряет скучающее выражение и с неподдельным интересом прислушивается к моим словам. Чтобы не посвящать его в ненужные подробности моего проникновения в квартиру с мертвой хозяйкой и разборки с таксистами, я говорю, что случайно встретил этого знакомого нам светлого типа на улице и проследил его путь. Вано не очень-то верит в эту придуманную мною случайность, но вопросов не задает. Понимает, что если я не говорю ему всего, значит, на то есть причины.

– Ты думаешь, это он кокнул Ольгу?

Я молчу. Молчу именно потому, что думаю. Никогда раньше мне не доводилось сталкиваться с подобным делом. Такое впечатление, что сражаешься со змеем Горынычем, у которого вместо одной срубленной головы вырастают несколько новых. Ведь стоило только вывести на чистую воду гражданина Ойффе, как тут же возникло это непонятное «ЦРУ», Калачев, а также те поганцы, которые ухлопали Ольгу. Мне не очень улыбается мысль оказаться Иванушкой дурачком, которого превратят в козленочка отпущения.

– Видишь ли, – так и не дождавшись ответа и будто читая мои мысли, говорит Альварес, – теперь я даже доволен, что мы здесь ни причем. Очень гнилое дело. Очень!

– Дельце и впрямь гнилостное, – реагирую я на его слова, – тут ты прав, а вот насчет нашего с тобой к нему «непричема», то это еще бабушка надвое сказала. Может кто-то решил, что мы очень даже причем. Все тот же мент, видимо, в неожиданном порыве дружеских чувств, поведал, что кто-то очень интересуется всеми, с кем имел дело наш клиент незадолго до гибели, а стало быть и нами.

– Кому мы могли понадобится?

– А ты не догадываешься? Они, кто мы пока не знаем, что-то ищут. Безуспешно ищут. Что-то, чем располагал Коцик и, насколько я могу судить, позарез им нужное и важное. Они используют любую возможность это найти. А заодно они уничтожают всех возможных свидетелей. До Ольги они уже добрались. Кто следующий на очереди? Конечно, в большей степени под ударом нахожусь я, поскольку больше всего совал нос в это все, но и тебе следовало держаться поосторожнее. Я собственно и пришел, чтобы сообщить тебе все это.

Лицо у Хуана искажается недовольной гримасой. Я его понимаю, мне тоже не весело.

– Тогда мы должны вычислить их первыми, – говорит он то, что я на самом деле и хотел от него услышать и к чему втайне подводил. – У тебя уже есть какой-нибудь план?

– Надо вплотную заняться «Крокусом», – выскакивают у меня уже давно готовые слова. – Если не против, попробуй узнать как можно больше о владельце. Постарайся через этого, твоего Левия Матвея из налоговой инспекции.

– Ладно, – соглашается он, после недолгого раздумья, – попробую. А что будешь делать ты?

– Постараюсь зайти с другой стороны – займусь белобрысым. Есть у меня на этот счет одна мыслишка, – туманно говорю я. – Потом расскажу.

Никакой «мыслишки» у меня, конечно же, нет и в помине. Просто я не хочу, что бы у Альвареса сложилось впечатление, что я всю работу переваливаю на него. Я устал и хочу побыстрее оказаться дома. Может в спокойной обстановке мне удастся собраться с мыслями. Слишком много упало на мои плечи за этот день. Да и за предыдущие тоже. Вдобавок чертовски хочется спать. Скачки с Маргаритой прошлой ночью не дали мне как следует отдохнуть.

– Кстати, чуть не забыл, – говорю я, доставая из внутреннего кармана трофейные баксы, из которых отчитываю ему три сотни. – Это тебя на накладные расходы.

На прощание я еще раз сообщаю Альваресу реквизиты наших клиентов, чтобы он лучше их запомнил, потом мы желаем друг другу удачи и расходимся в разные стороны. Он искать своего дружка мытаря, я – домой.