355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Ильичев » Элегантный убийца » Текст книги (страница 12)
Элегантный убийца
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 15:25

Текст книги "Элегантный убийца"


Автор книги: Валерий Ильичев


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Шарик начал преследование. Как и Мефистофелю, ему нельзя было оставлять живых свидетелей. Белая рубашка парня помогала не потерять его в темноте. Улучив момент, он с силой метнул нож. Парню повезло: споткнувшись, он упал, и нож пролетел мимо.

Остался последний нож. Парень, видимо, повредил ногу. Шарик подбежал к нему. Подросток упал на колени:

– Дяденька, не убивай!

Он ещё никогда не ликвидировал человека вот так, лицом к лицу. До чего же отвратительно себя чувствуешь, когда видишь полные мольбы глаза человека, знающего, что его ждет, а ты не можешь ему ничем помочь: он – свидетель.

Шарику даже не пришлось демонстрировать свое искусство. Перехватив нож поудобнее, он вонзил лезвие в шею. Хорошее знание анатомии выручило, парень не издал ни звука…

До чего же противно убивать вот так – контактным способом!

Выбравшись из парка, Шарик узкими наклонными улочками направился к шоссе. Снизу он услышал натужный шум мотора и увидел огни медленно ползущего вверх грузовика. Это очень кстати. Он затаился в темноте у забора, с правой стороны по ходу автомашины. Выбрав момент, бросился вперед, зацепился за борт, подтянулся и заглянул в кузов. Ему повезло: там были большие деревянные ящики. Он влез и залег между ними.

Попетляв по улицам, грузовик остановился возле одноэтажного небольшого домика, из которого вышла женщина. Она помогла водителю перенести в дом свертки из кабины. В кузов они не заглянули. Так что ночлег в грузовике ему был обеспечен, а утром он покинет город, и пусть Косой встречает его у поезда.

Положив под голову сумку, Шарик приятно ощутил щекой толстый сверток с деньгами, хотя, конечно, он здорово продешевил: за четыре трупа этого мало. Ну да ладно, главное самому в живых остаться.

В доме погас свет, и Шарик позавидовал водителю грузовика.

Он долго не мог уснуть. Стоило закрыть глаза, как перед ним возникало лицо четвертого убитого им парня. Усилием воли он все-таки заставил себя смотреть в его полные мольбы глаза. Постепенно фигура парня, стоящего на коленях, стала расти и достигла огромных размеров, и он уже не просил тихо, а угрожающе кричал:

– Дяденька, не убивай!

Шарик проснулся. Уже светало. Значит, все-таки ему удалось поспать. Он сладко потянулся и замер: светлеющее небо заслонила фигура Косого. Шарик неотрывно смотрел вдуло пистолета, наставленного ему прямо в лицо. Почему он медлит?

И, словно читая его мысли, Косой сказал:

– Мефистофель просил передать, что провести его невозможно. В одну из пачек денег мы вмонтировали радиомаячок, и ты постоянно был у нас на пеленге.

Заметив попытку Шарика двинуть рукой, Косой миролюбиво предупредил его:

– Не дури! Хозяин ещё велел сказать, что ты хороший специалист и убивать тебя жаль. Но он сам в трудном положении. И никак нельзя оставлять в живых хоть одного свидетеля.

Шарика охватило страстное желание жить, ещё мгновение, и он, как тот, четвертый парень, встанет на колени и жалко попросит: Дяденька, не убивай! Перед ним вновь возникли страдальческие, полные мольбы глаза подростка. Но, сдержав себя, он отказался пусть от призрачной, но ведь последней попытки выпросить жизнь.

Шарик обреченно смотрел, как начал напрягаться палец Косого на спусковом крючке маленького, почти игрушечного браунинга, отвернулся и зажмурился, моля Всевышнего не дать ему услышать звук выстрела.

Косой и сам ещё пару минут назад не знал, что применит это найденное у Лидки оружие. Но было жалко ради одного выстрела засвечивать и выбрасывать новенький ПМ. Тем более что сейчас, хотя оружия плавает много, достать чистый, не замаранный делами ствол становится все труднее. А об этом браунинге он не успел ещё ничего сказать Мефистофелю, сразу включившись в новую акцию.

Да и зачем посвящать хозяина в каждую деталь? Браунинг пригодился, и теперь этот окончательно засвеченный ствол надо отправить на дно моря. Тогда концы будут обрублены, а новенький ПМ вот он – целехонек и готов для использования в другом деле. Забрав деньги у мертвого киллера, Косой, немного подумав, задвинул тело подальше за ящики: завтра водитель, ничего не заметив, увезет его.

Косой перескочил через борт грузовика и зашагал к своей машине, стоявшей за поворотом. Сел за руль и газанул от дома, в котором, возможно, ещё спал водила, ничего не подозревающий о страшном грузе в кузове. На горном повороте шоссе остановился. Обрыв здесь был крут, далекое море слепило бликами белесой мелковатой ряби, шум волн едва доносился сюда.

Место было подходящим, и Косой, достав из кармана ставший ненужным и опасным браунинг, чуть разбежавшись, с размаху метнул его вниз. Пистолет описал крутую дугу и скрылся из вида за краем обрыва.

Но как это часто бывает, в судьбу браунинга вмешался случай. Откуда Косому было знать о росшем почти горизонтально из отвесной стороны обрыва дереве, ударившись о ствол которого пистолет изменил траекторию, заскользил по поросшему травой склону и застрял в кустарнике, метрах в десяти от песчаной полоски берега.

Браунинг найдет бомж Лешка Филонов. Но это будет через два дня.

А пока Косой, ничего этого ещё не зная, позволил себе расслабиться и не спеша обдумать сложившееся положение: Конечно, Мефистофель нервничает и убирает слишком много людей вокруг себя. Но меня это не должно коснуться. Слишком уж я ему нужен. Эта кровавая чехарда наверняка будет продолжена. И без меня ему не обойтись. Убедиться в моей верности он имел возможность в течение этих трех лет. Вот только говорить ли ему о браунинге, взятом Лидкой у заезжего киллера? Пожалуй, не стоит. Мефистофелю это может не понравиться. А браунинга у меня уже нет.

Косой ещё раз прокрутил в голове ситуацию и, окончательно уверовав, что лично он пока в безопасности, весь отдался быстрому движению. Он не обратил внимания на стремительно догоняющий и пытающийся обогнать его КамАЗ. А зря! Сильный удар в бок снес автомобиль с дороги. Сознание Косого не отключилось, и, ощущая невесомость полета над бездной, он понял свою ошибку.

Глава 10. Вой собаки

День обещал быть жарким. Лешка Филонов даже не подумал снять пиджак, из-под которого виднелась синего цвета рубашка, подобранная им прямо у обочины, где часто останавливались для отдыха автомашины с туристами.

Любимыми и самыми доходными местами для Филонова были именно такие, не регламентированные стоянки. На всем протяжении южного шоссе были благоустроенные стоянки с шашлычными, кофейнями, столиками, укрытыми от солнца брезентовыми навесами. Но многие автолюбители, предпочитающие скромно утолять голод и жажду запасенными заранее продуктами, останавливались не здесь, а где-нибудь подальше, облюбовав удобную ложбину, углубление между горами или просто более или менее ровную площадку хотя бы с одним деревцем, способным укрыть от зноя. И даже если автотуристы не оставили после себя никаких следов, все равно одни и те же места непостижимым образом притягивали к себе новых людей, жаждущих пусть ненадолго, но почувствовать себя в одиночестве среди дикой цветущей природы в отдалении от благ цивилизации.

Именно в таких местах вдали от городов и поселков Филонов и мог поживиться, найдя что-нибудь пригодное для продажи или обмена: благоустроенные точки на шоссе уже были заняты другими бродягами и нищими. Ему, одиночке, туда соваться было нельзя. Но он особенно об этом и не жалел. Конечно, ему, в его пятидесятитрехлетнем возрасте да ещё с хромой, плохо сгибающейся ногой, было тяжело лазать по горам. Но зато ему никто не мешал, и он был вполне счастлив. Года два назад он даже нашел кем-то оброненное портмоне с крупной суммой денег. Но уже на второй день, проспавшись, обнаружил, что нет ни денег, ни портмоне, не говоря уж о дерматиновой рваной женской сумке – верной спутнице, в которой лежало его единственное на тот день богатство: почти новенький туристский котелок, забытый кем-то на временной стоянке. Он догадался, что обокрали его случайные собутыльники, такие же бродяги, как и он. Филонов, привыкший безропотно переносить удары судьбы, даже не возмутился этой кражей, совершенной людьми, которых он угощал вечером: он и сам мог обокрасть случайного собутыльника.

Ладно. Как пришли денежки, так и ушли. А вот похмелиться тогда очень хотелось. И до того хотелось, что он решился на то, чего уже давно, наученный горьким опытом, не делал: подошел к сидящей на веранде дорогого кафе компании и попросил дать опохмелиться. Попросил без надежды на успех: благополучные сытые люди, да ещё на отдыхе, не любят, когда им напоминают о существовании бедных и голодных. Они уверены, что сами никогда не очутятся на дне жизни, и гонят бедолаг, суеверно открещиваясь от дурного предзнаменования. Филонов не знал, что тогда нашло на тех мужчин, только один из них с молчаливого согласия других протянул ему через железную ограду наполовину недопитую бутылку с яркой этикеткой и огурец. Филонов, не отрываясь, осушил её до дна и закусил. Он даже не поблагодарил нежданных благодетелей, а повернулся и пошел дальше по пыльной дороге, каждой клеточкой своего больного, проспиртованного тела ощущая блаженство и покой.

Больше он никогда не искушал судьбу и не дерзал надоедать нахальными просьбами солидным людям, довольствуясь сбором бутылок и оставленного автолюбителями барахла. Много ли ему, бомжу с двадцатилетним стажем, нужно?

Он уже давно не вспоминал о том, что у него была жена Анна и двое детей, был дом и работа. Когда Анна задурила и в открытую стала встречаться со своим начальником, он, не выдержав, напился и проучил изменницу как следует. Анна, в синяках, побежала в милицию, и первые пятнадцать суток он отсидел, горя желанием быстрее выйти, чтобы доказать свои права. Буквально на второй день свободы при новом выяснении отношений его в состоянии легкого подпития вновь забрали, и по заявлению жены он опять таскал цемент на стройке. Опытные мужики в камере тогда уже подсказали ему, что Анна решила от него избавиться и оставить дом за собой. Отбыв положенное число суток, он вернулся домой и, опасаясь привлечения к уголовной ответственности по ст. 206 УК РФ за систематическое хулиганство, вел себя покладисто. Анна же увезла детей к теще, а сама приходила домой поздно, демонстративно отправлялась в душ и плескалась там, напевая веселые песни. Он терпел: может быть, одумается, все-таки двое детей…

Ну а через неделю получку выдавали. Конечно, пришлось выпить с мужиками, но чуть-чуть, граммов по двести. А жена подгадала, знала, ведьма, что в день зарплаты он трезвым не придет. Уже сидела дома, ждала. Икак только он пришел, начала наскакивать на него, по-всякому обзывать. Он терпеливо сносил оскорбления. Тогда она пошла на крайние меры: завопила, стала царапать его лицо, якобы защищаясь от его нападения. Он ей ничего не сделал, только скрутил руки и толкнул на кровать. А она закричала, забилась, сбежались соседи, вызвали милицию. Ее на экспертизу: руки у неё дебелые, на коже, когда он её схватил, остались синяки и ссадины. Да ещё рукав платья порванным оказался. Хотя он готов был поклясться, что она сама это сделала, чтобы одной уликой против него было больше.

А затем накатанная дорога: арест, суд и два года по ст. 206 УК РФ. Пока он в зоне парился, она с ним развелась, за своего начальника замуж выскочила, дом продала да вместе с детьми и новым мужем в дальние края уехала, где у того родня была.

Вернулся Филонов – ни дома, ни семьи. Хотел обратно на завод пойти, но без прописки не взяли. Так и пошел бродяжить. С тех пор уж раз пять за бродяжничество да за мелкие кражи привлекался. Кневоле привык. Взоне его не обижали – просто не замечали, есть он или нет. А ему так и проще. Даже выпивка изредка перепадала, если удавалось исхитриться её достать не только блатным, но и им, серым мужикам. Жить можно: кормежка каждый день, о крыше над головой думать не надо. Одно плохо: туговато с выпивкой.

Физической работы он не боялся: и в зоне трудился, и, когда выходил на свободу, перебивался случайными заработками. Но года три назад случилось с ним в зоне несчастье. Вывезли их за пределы колонии на заготовку древесины. Тяжеленное бревно скатилось сверху и ногу ему в двух местах переломало. До колонии километров семь. Не будет же начальник конвоя работу прекращать из-за какого-то ротозея зека. Отрядил двоих парней нести его до колонии: благо туда одна только дорога – прямая просека и заблудиться невозможно. Сделали подобие носилок и потащили, матеря его на чем свет стоит. Он не обижался: кому хочется пехом тащиться по обледенелой дороге в собачий холод да ещё среди дикой чащобы, где зверья хищного навалом. Всем помнилось, как в прошлом году тюкнул себе случайно по ноге топором молодой паренек, тянувший пятилетний срок. Его отправили одного в колонию, обмотав окровавленную ступню тряпьем и срубив палку для опоры. А вечером, возвращаясь на ночлег в зону, на дороге нашли обглоданные волками останки.

Но в тот раз обошлось: доволокли его благополучно до медпункта. Фельдшер, бывший студент-медик, получивший семь лет за десять ампул морфина, сжалился над ним, дал граммов сто неразбавленного спирта вместо анестезии и начал вправлять поломанные кости. Но зря только спирт перевел. Как только сделал первый резкий рывок, боль вырубила Филонову сознание, и очнулся он уже с обвязанной и обложенной двумя дощечками ногой. Бывший третьекурсник никогда раньше переломами не занимался, только кое-что читал в научной литературе. Через несколько месяцев, когда у Филонова кости срослись, оказалось, что срослись они неправильно. Ногу он сгибать уже не мог и работать – тоже.

Скоро настал конец его срока. Освободившись, подался он сюда, на юг. И не жалел об этом. Худо-бедно, а почти каждый день может себе позволить бутылку дешевого вина, да и на кусок хлеба хватает. Ну а луковицу или огурец на базаре выпросить можно. Не сразу, конечно, дают: много таких, как он, шастает. Но все-таки с седьмой или восьмой попытки что-нибудь получишь. Что там говорить – жить можно.

Филонов не ленился, он не только исследовал места диких стоянок в поисках трофеев, но и спускался вниз по крутым склонам возле стоянок, облюбованных автотуристами. Все-таки странные они! Благополучные, с достатком люди, а все стремятся созорничать, детство вспомнить. Нет чтобы оставить основной доход бродяг – бутылки, тут же у обочины, у них просто страсть какая-то метать их вниз, в море. Соревнования даже устраивают. Но это им только сверху кажется, что море вот здесь, рядом, рукой подать. Кустарник и высокая трава на пологих склонах гасят удар, и бутылка, скатываясь, часто остается целой. И если не полениться, полазить по склону, за день можно собрать достаточно посуды, чтобы вечером иметь нормальную выпивку.

Сегодня, как всегда, Филонов полез вниз по склону. Матерчатую хозяйственную сумку он перевесил через плечо и почти ползком начал передвигаться по густому травяному покрову. Ему сразу повезло. Метрах в десяти от шоссе он обнаружил первую бутылку, а затем, внимательно осмотревшись, ещё две – чуть ниже. Он почувствовал радость, подобно заядлому грибнику. Палкой он подтянул к себе трофеи и положил их в сумку. Теперь при передвижении сумка чуть мешала ему, сдавливая шею и ударяя по ребрам, но легкое позвякивание стекла веселило душу. Но он рано обрадовался. После первого успеха наступила полоса неудач. Особенно было обидно, когда он, рискуя сорваться, добрался до блестевшей в траве посуды, а она была разбитой.

Теперь он передвигался по склону и по горизонтали, и вниз, и вверх, стараясь не пропустить ни одной бутылки. Удача постепенно возвращалась к нему. Сумка делалась все тяжелее.

И тут он заметил у самого края небольшого выступа, метрах в десяти от прибрежного песка, какой-то блестящий предмет. Верный своей привычке не оставлять ничего без внимания, он подполз поближе и из невысокой травы извлек браунинг. Трясущимися пальцами он с трудом вынул обойму с двумя оставшимися патронами и задвинул её испуганно назад:

А пистолетик-то темный, уж точно в деле побывал, хотя, возможно, кто-то просто так по пустым банкам в меткости потренировался. – Эта мысль его не успокоила, оружия он не любил и боялся. Первым побуждением было бросить его в воду, но воспоминания об ощущениях, испытываемых почти каждое утро, когда мучительно хочется выпить, а не на что, остановило его. – Хоть и опасно, но в трудную минуту можно выменять на бутылку спиртного. Браунинг последовал вслед за бутылками в сумку.

Если бы Филонов знал, какие несчастья приносит этот на вид игрушечный пистолет своим временным владельцам, он наверняка отказался бы не от одной утренней опохмелки. Но он не знал.

В камере стоял запах дезинфекции, влажного свежевымытого дерева и человеческих тел. Павел Холодов не спал. Казалось, что кошмар последних, сумбурно и глупо прожитых суток отныне будет терзать его всю жизнь.

Холодов и раньше ревновал жену, а в последнее время, когда она перестала скрывать свое равнодушие к нему, мучился особенно. Неделю назад Марина внезапно купила путевку и уехала отдыхать на юг.

Заняв денег, он решил лететь вслед за ней, чтобы проверить свои подозрения. Перед отлетом встретился с другом детства Володькой Шпыревым: он нуждался в благожелательном совете. В небольшом кафе было тихо и уютно. В последний раз они встречались здесь с Володькой три года назад, когда тот разводился с Ниной. Тогда общеизвестные и правильные слова о необходимости терпения в семейной жизни произносил Павел. Володька мог сказать ему сейчас то же самое, но тот, умудренный опытом двух неудачных женитьб, утешать не стал.

– Стоит ли тащиться за тысячу верст, чтобы убедиться в горькой истине? Живи лучше в слепой вере. Билет на самолет сдай, а на эти деньги купи Маринке подарок и вручи в день возвращения с курорта.

Павел сдавать билет не собирался. Он знал, что не отступит, и лишь хотел, чтобы хоть один человек на свете выслушал его и, если там, на юге, произойдет что-нибудь чрезвычайное, смог его понять.

Лежа на голых досках в камере, Павел осознавал, что уже тогда решился на самое крайнее и недаром положил в карман складной нож с тяжелой металлической рукояткой.

Накануне отлета и потом, в самолете, он мысленно представлял, как все произойдет. Но с самого начала все пошло не по его сценарию. Прежде всего пришлось отказаться от попытки найти её днем – на пляже это оказалось невыполнимым, и он до вечера скрывался в кустах возле столовой санатория. Со своего наблюдательного пункта он наконец увидел, как Маринка прошла на ужин, а затем вернулась в свой корпус. Рядом с ней никого не было. Но он ждал главного – танцев.

Стемнело. Павел аж задохнулся от ярости, увидев жену в компании накрашенных разодетых девиц, выпорхнувших из жилого корпуса. Она была в новом платье и, что его особенно возмутило, надела бусы, подаренные им ещё в студенческие годы, когда он только начинал за ней ухаживать. Первый подарок. Бусы были из искусственного жемчуга, стоили дешево, но имели вполне солидный вид и очень ей шли.

Ишь ты, расфуфырилась, словно семнадцатилетняя, – злился он, незаметно следуя за подругами. Возле танцверанды собралась молодежь города, народу было много, и он то и дело терял Марину из виду. Станцевала она всего два раза – с пожилым лысоватым типом, которого всерьез принимать не стоило.

Вечер уже близился к концу, когда возле неё появился какой-то парень. Почти на голову выше Павла, стройный, с тонкими усиками на смуглом лице. Этот представлял реальную опасность.

По гибкой фигуре, по умению владеть своим телом в нем угадывался спортсмен, и Павел подумал, что, если дело дойдет до драки, ему придется несладко. Рука в кармане невольно сжала нож. Раскрывать не буду, так врежу, – подзадорил он себя, – а может быть, и попугаю лезвием. Пусть Маринка посмотрит, как её кавалер хвост подожмет!

Вынужденный скрываться, Павел вел наблюдение с противоположной стороны танцплощадки. Икогда этот хлюст внезапно, не дожидаясь окончания танца, повел Марину к выходу, по-хозяйски обняв за плечи, Павел устремился сквозь толпу, но они исчезли с его глаз. Он бросился наугад, продираясь сквозь колючие кусты. Глаза, привыкшие к темноте, вдруг разглядели их совсем рядом, тесно прижавшихся к дереву…

Не раздумывая, он ринулся навстречу своей судьбе…

Об убийстве женщины в приморском парке помощник прокурора Крутов узнал рано утром. Его вызвали прямо из дома, поскольку прокурор как раз накануне уехал в областной центр на совещание. Недавно окончивший университет, Крутов не успел ещё свыкнуться с мыслью, что живет и работает в городе-курорте, куда так стремятся люди, думая, что жизнь здесь – сплошной праздник. Но он-тотеперь хорошо знал, как обманчива безмятежность омываемого морем солнечного города.

С убийством в своей практике он встретился впервые. Он нервничал и старался не смотреть на труп, хотя раздробленный затылок закрывали длинные черные волосы, а лицо жертвы, бледное и спокойное, не исказила гримаса боли и ужаса.

На месте происшествия уже действовал следователь прокуратуры Балабин. Вместе с работниками уголовного розыска он обследовал прилегающую территорию и собрал все, что могло бы помочь в розыске убийцы: две изжеванные сигареты, бутылку из-под вина, обрывок квитанции на купленный в универмаге костюм… Вряд ли это имело отношение к делу, но для очистки совести было приобщено к протоколу осмотра. И лишь когда судмедэксперт стал переворачивать труп, в левой руке жертвы обнаружили две бусинки искусственного жемчуга. Да ещё несколько штук нашли в траве возле нее. Пока что Крутов не знал, что может дать эта зацепка.

Начальник отдела уголовного розыска Сытенко понимал, что предстоит серьезная кропотливая работа. Документов у погибшей не обнаружено. Хорошо, если она прибыла по путевке: из санатория или дома отдыха сигнал об исчезновении человека поступит обязательно. Если же приезжая остановилась на частной квартире, установить её личность будет нелегко. Скорее всего, и убийца – не местный житель. Попробуй, найди его среди такой массы приезжих. Пессимистично был настроен и следователь прокуратуры Балабин.

Лишь Крутов в деловом азарте предлагал:

– Надо немедленно блокировать вокзал, аэропорт, морской порт, автостраду, чтобы преступник не ушел из города.

Сытенко хмыкнул:

– Это мы мигом распорядимся, а кого хватать будем? Высокого или низкого, толстого, как я, или тонкого, как вы, Виктор Константинович?

Крутов обиделся.

– Вы меня, Иван Семенович, за чудака не принимайте. У преступника на одежде кровь и мозговое вещество вполне могли остаться. Это улика. Еще и какая!

Какие там следы на одежде, – подумал Сытенко. – Кости затылка раздроблены, но чтобы кровь фонтаном била, это вряд ли. Однако ссориться с прокуратурой не хотелось, и, подойдя к патрульной машине, он связался по рации с РОВДом и дал необходимые распоряжения. Надо было срочно организовать первоначальные оперативно-розыскные мероприятия, и Сытенко, договорившись встретиться через два часа в кабинете Балабина, уехал в райотдел.

Вопреки пессимистичным ожиданиям Сытенко, события начали развиваться довольно бурно. Слух об убийстве разнесся по городу, и уже через час они знали личность убитой. Ее соседки по комнате вечером не подняли шума, так как считали, что их подруга развлекается с парнем, с которым познакомилась на танцах. Но, узнав об убийстве, явились в отдел милиции и по фотографии опознали погибшую. В протоколах их допросов были подробно зафиксированы приметы парня, который пригласил её танцевать. И сотрудники Сытенко начали методичный обход частного сектора и всех здравниц города.

Сам Сытенко не успел включиться в поисковые мероприятия, так как появился новый подозреваемый: в отдел явился муж убитой, узнавший от подруг жены о трагическом происшествии. Его рассказ был похож на выдумку. По крайней мере, Сытенко верил ему лишь до того момента, как он, якобы подойдя к стоявшей у дерева парочке, понял, что в темноте обознался. Извинившись, он помчался дальше. Безуспешно проблуждав по ночному парку ещё часа два, он вернулся в санаторий и до утра просидел возле входа в её корпус.

У него тогда ещё теплилась надежда, что, пока он бегал по парку, жена вернулась. Но наступило утро, а её не было. И лишь когда её подруги вернулись из отдела внутренних дел, он решился спросить у них о своей жене. Узнав о трагедии, поспешил в милицию. Оказалось, что все его проклятия жене теперь обернулись против него: он безмерно виноват, что думал о ней плохо. Отвергнутый ею негодяй, очевидно, убил её.

Обидно, конечно, что ему не поверили и задержали. Но он бы и сам в такой ситуации заподозрил в первую очередь ревнивца мужа. Временами ему начинало казаться, что он виноват в смерти жены, так как его настойчивые поиски могли вспугнуть Марину, и её убили, когда она пыталась уйти.

Прав был Володька – не надо было сюда лететь.

Так он лежал и казнил себя, ещё не зная, что красавец танцор Александр Птицын найден, опознан, водворен в соседнюю камеру и теперь тоже клянет себя за вчерашний вечер.

– Не слушал умных людей, что погубят меня бабы. Ищу приключений на свою голову. Кто теперь поверит в столь невероятное стечение обстоятельств?

Вечером на совещании в кабинете Крутова собрались все участники розыска. В отсутствие прокурора Крутову пришлось взять ответственность на себя. А ситуация сложилась непростая: задержаны двое, и вина одного автоматически исключает вину другого.

Трудный разговор начал Сытенко:

– Пожалуй, надо отпускать мужа: виновный не стал бы сидеть с утра возле её корпуса.

– Не скажи, – возразил Балабин. – Он мог это делать для отвода глаз, понимая, что все равно его установят через кассу Аэрофлота.

– Слишком уж сложный ход для неопытного преступника. К тому же следов крови и мозгового вещества ни на одежде, ни на изъятом ноже не обнаружено. Правда, сам факт приезда в город и чувство ревности говорят о многом.

– Вот видишь, – сказал Балабин, – в таком состоянии вполне мог убить.

– Мог и убил – разные вещи, – решил вмешаться Крутов. – А что у вас есть в отношении Птицына?

– Здесь улики весомее. – Сытенко, найдя нужное место в протоколе допроса, зачитал: – Марина согласилась с моим предложением прогуляться по парку после танцев. Мы остановились под деревом недалеко от танцплощадки. Я взял её за плечи и попытался поцеловать. При этом неловким движением случайно разорвал нитку бус. Марина кинулась подбирать рассыпавшиеся бусинки, на ощупь отыскивая их в траве. Мне стало досадно, что она беспокоится из-за такой ерунды. Я предложил бросить это бесполезное занятие и вернуться сюда утром, когда будет светло, а пока заняться любовью. Но она упорствовала. Я пообещал ей купить на другой день новые бусы, она отказалась. Яспросил: Они что – очень дорогие? Ответила, что дороже не бывает, что им цены нет. Я сделал попытку приподнять её и обнять, но она резко оттолкнула меня и сказала, чтобы я убирался отсюда. Я разозлился и ушел. Втемноте наткнулся на ветку дерева и поцарапал в кровь лицо. Вернувшись в санаторий, увидел, что моя рубашка испачкана кровью. Япостирал её под краном и лег спать. На другой день после завтрака решил на пляж не ходить из-за оцарапанного лица и остался лежать в комнате, где меня и нашли работники милиции.

Сытенко, закончив читать протокол, начал подводить итоги:

– Конечно, подозрение падает на Птицына. Здесь и случайное знакомство, и его вполне определенные намерения, и ночная стирка окровавленной рубашки, и царапины на лице. Слишком много совпадений. Но нельзя сбрасывать со счетов и Холодова. Существует ещё одна, правда, сомнительная версия: был некто третий, пока нам неизвестный. Но это уже из области фантазий.

Последняя фраза резанула слух Крутова – эти рассуждения Сытенко, хотя и логичные, были довольно циничны.

– Вы, Иван Семенович, по-своему правы, – заговорил Крутов, – поведение Птицына вызывает подозрения. Ну, а если здесь случайное стечение обстоятельств? Бывает же так! В нашем распоряжении двое, и если ничего нового мы не добудем, то придется Птицына освободить. Что же касается Холодова, то его мы обязаны отпустить немедленно.

– Если работать с оглядкой, как вы, то с преступниками вообще бороться будет невозможно, – Сытенко чувствовал, что сейчас наговорит лишнего, но его понесло. – С приобретением опыта вы, Виктор Константинович, поймете, что на практике редко когда удается собрать всеобъемлющие доказательства. Преступник не такой уж дурак, и следы, а тем более отпечатки пальцев, старается не оставлять. Между прочим, в судах подобные дела зачастую на одних лишь косвенных доказательствах основываются.

– И меня, и вас учили, что лучше отпустить девять виновных, чем осудить одного невиновного. Ипока это зависит от меня, я сделаю все, чтобы это положение выполнялось.

Но Сытенко сдаваться не собирался.

– Послушай, Виктор Константинович, у нас всегда с прокуратурой были великолепные отношения, и мы вас никогда не подводили. Хотите отпустить Холодова – ваше право, хотя можно было бы и не торопиться. Что же касается Птицына, то тут вопрос принципиальный. Нам с вами работать вместе, и совсем небезразлично, как быстро мы найдем общий язык. Чем скорее, тем лучше.

– Для кого лучше: для вас или для дела?

– А зачем противопоставлять? Разве мы для себя стараемся, разыскивая и изобличая преступников? Одно дело делаем и мыслить должны в одном направлении.

– Говорить вы великий мастер. Я даже почувствовал себя формалистом, а всего лишь призвал к соблюдению законности. Так вот: Холодова освободим немедленно, а Птицына – по истечении положенных по закону трех суток, если не будет добыто новых доказательств.

До этого момента Балабин дипломатично молчал. Ему было интересно, как поведет себя Крутов в сложной ситуации. Новенький помощник прокурора молодец, – подумал он и поддержал коллегу:

– Да, надо честно признать, что доказательств в отношении Птицына у нас действительно недостаточно. Его рассказ мы пока опровергнуть не можем.

Сытенко промолчал. Исходя из многолетнего опыта, он очень сомневался, что его подчиненные добудут что-либо новое, и тогда эти законники отпустят преступника. А это противоречило его представлению о справедливости. Но впереди действительно ещё двое суток, и надо работать.

Сытенко все больше верил в виновность Птицына. Но допускал возможность развития событий, при котором отпадут обе выдвигаемые сейчас версии. Вполне возможно появление третьего, пока ещё неизвестного лица, совершившего убийство. ИСытенко, как и положено по таким делам, дал указание своим оперативным работникам раскинуть сети, задействовав все негласные источники.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю