Текст книги "Боргезе. Черный князь людей-торпед"

Автор книги: Валерио Боргезе

Соавторы: П. Демарэ
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 33 страниц)

Глава 17

– Садитесь, Ферраро, – произносит Боргезе усталым голосом.

Его глаза смотрят ласково, но печаль в них выдает уверенность в неизбежности и близости поражения. Он откидывается на спинку своего кресла, улыбается, пытаясь изменить нерадостную атмосферу встречи.

– Доволен? – вдруг спрашивает он почти игриво. – Флот открывает другие горизонты, это ведь не пехота?

Молодой лейтенант призван в артиллерию в начале войны и обязан был своим переводом в Децима МАС ходатайству Боргезе и адмирала Де Куртена, когда они ставили на ноги команду «Гамма».

Ферраро напрягся, стараясь добавить хотя бы несколько сантиметров к своему небольшому росту, и, в своей обычной остроумной манере, отвечает:

– Именно в момент, когда говорят «не разводи волну», мой командир, я чувствую себя самим собой, в полном расцвете сил.

Шутка вызвала улыбку на лице Боргезе.

– А ваша жена, как она? Не слишком печалится?

– Нет, командир. В январе 1942 года, жена Луиджи Ферраро, высокая и красивая блондинка с ярко-синими глазами, была принята в школу боевых пловцов в Сан-Леопольдо, чтобы пройти соответствующую подготовку и сопровождать мужа в его нелегком деле. Она была первой женщиной – боевым пловцом в мире.

– Для выполнения операции в Триполи, которую я подготовил, я не мог взять в помощь никого из моих людей, и тогда я подумал о моей жене, объяснил Ферраро.

Но события в Ливии развивались стремительно, операция была отменена, и на этот раз Луиджи Ферраро предстояло одному отправиться на выполнение не менее опасного задания.

Александретт, это вам о чем-нибудь говорит? – спрашивает Боргезе.

Это порт в Турции, как мне кажется.

Точно. Это небольшой порт, через который проходят пароходы, груженные хромом. Надо полностью перекрыть этот источник стратегического сырья, важность которого во время войны не мне вам объяснять. Возьмите ваши документы в нашем консульстве и – вперед.

Луиджи Ферраро задает только один вопрос:

– Каково мое положение на месте?

Валерио Боргезе все предусмотрел. Для Ферраро были подготовлены документы, чтобы пересечь Центральную Европу, не возбудив подозрений и особенно оправдать его присутствие у итальянского вице-консула в Александретте (сегодня Искендерун), который, учитывая официальное положение, не должен быть скомпрометирован. Дипломат будет помогать, выполняя предписания Боргезе, но в своих границах.

Чтобы обеспечить его необходимыми документами – служебным паспортом, рекомендательным письмом к консулу, дипломатической неприкосновенностью для таможни, – Боргезе решительно отбрасывает нормальный путь.

«Я отказался от мысли обратиться в министерство иностранных дел, объяснял он, – потому что у меня были веские причины не делать этого: во-первых, военная тайна. Каждый раз она не сохранялась, как только секретные сведения покидали наш тесный круг. Затем мое всевозрастающее недоверие по отношению к римским учреждениям, где так и разливался дух пораженчества, который мало отвечал нашим планам.

Но на каждый яд есть противоядие. Один из моих офицеров имел, можно сказать, интимные связи с молодой женщиной, служившей в министерстве иностранных дел. Ему не составило труда, по моей просьбе – принимая во внимание высокую патриотическую цель – склонить ее к сотрудничеству с нами. Таким образом, я раздобыл паспорт и необходимые бумаги на бланках министра и даже его печать, которую я, после использования, сразу же вернул».

20 июня Луиджи Ферраро представляет свои рекомендательные письма итальянскому консулу в Александретте маркизу Игнацио ди Санфеличе.

Дипломат нахмурил брови.

– Но, – произнес он, – я вас не ждал. Из министерства иностранных дел меня не предупреждали о вашем приезде.

– У меня есть для вас другое письмо. От самого министра, – отвечает Ферраро и подает письмо, подготовленное Боргезе.

Дипломат читает послание. В письме говорилось, что вновь прибывший выполняет специальную миссию и господина консула просят оказывать всяческое содействие.

М-да, странно! Но бравый консул еще больше удивился, когда увидел в приемной четыре тяжеленных чемодана, защищенных дипломатическим иммунитетом и привезенных Ферраро.

– Что это? – спрашивает он.

– Мой гардероб! – отвечает Ферраро, едва сдерживая смех. Официальный советник консульства, секретный агент флотской разведки, капитан-лейтенант Джованни Роккарди так описывал атмосферу в момент прибытия Луиджи Ферраро:

«Прибытие Ферраро, если оно и сделало возможным техническое выполнение задачи, не облегчило дело, так как было нелегко без шума ввести нового человека в наше немногочисленное общество. Его появление пробудило естественный интерес среди любителей посплетничать, уже было заскучавших. Нам предстояло работать в атмосфере маленького приграничного городка, раздираемого интригами шести консульств: американского, английского, французского, греческого, немецкого и итальянского.

Население (12 тысяч жителей), в большинстве своем арабы, не было к нам настроено враждебно, даже скорее относилось бы дружелюбно, если бы не было запугано полицейскими мерами турков и не сбито с толку вражеской пропагандой, подпитываемой греками и евреями, которые были настроены к нам, что естественно, крайне враждебно и охотно и добровольно шпионили за нами.

Англичане, специалисты которых строили этот порт и дорогу Александретт – Адана, осуществляли основную часть перевозок по ленд-лизу и держали практически в руках всю администрацию города. Влияние американцев только начиналось.

Добавьте еще сюда введенный Турцией контроль на период войны, особенно жесткий в зоне Хатай, где сильны были антитурецкие настроения. Паспорта, пропуска, разрешения на рыбную ловлю и охоту, выданные иностранцам и т. п., часто и тщательно проверялись.

Мне удалось все же уладить эти дела, и наша работа стала продвигаться к намеченной цели под самым носом двух агентов Интеллидженс сервис, специально приставленных следить в городе за итальянцами вообще и – я в этом совершенно уверен – за нами в частности. Моя работа во многом была облегчена характером Ферраро, экспансивным и веселым, который не допускал и тени мысли о мрачных проектах динамитчиков».

Через 10 дней после прибытия Ферраро, 30 июня, любопытство, вызванное его появлением, улеглось. С помощью Роккарди молодой лейтенант обманывает бдительность британских агентов и переправляет свое снаряжение гидрокостюм с аквалангом и специальную мину, придуманную еще год назад Боргезе для подрыва судов в нейтральных портах, – в тайник на пляже.

«Что забавно, – вспоминал Ферраро, – чтобы иметь возможность спокойно работать, я пустил слух, что я не умею плавать. Эта простая хитрость прекрасно работала, и я мог ходить купаться по вечерам, никого не удивляя: я был в некотором роде тем простаком, который купается по ночам, потому что стесняется это делать днем, чтобы не показать свое неумение плавать».

Ночью 30 июня Ферраро надевает свой черный гидрокостюм, осторожно пересекает пустынный пляж, заходит в воду и бесшумно исчезает в направлении порта. Две с половиной мили вплавь. И вот он около греческого парохода «Орионт», сухогруза в 7000 тонн, груженного хромом, – его первой жертвы. Он, лучший пловец группы «Гамма», инструктор по плаванию у молодых новобранцев, легко выполняет работу, много раз отрепетированную на тренировках. Под свет бортовых огней, под носом вахтенных матросов, он осторожно проплывает вдоль борта корабля. Передвигаясь мягкими движениями рук и ног, он остается невидимым в темной воде. Достигнув носовой части судна, он исчезает под водой. Он без маски: ночью она бесполезна. Ферраро ощупью скользит под корпус, пока не наталкивается на киль судна, развязывает сумку, висящую на шее, тщательно закрепляет «чемоданчик» с миной, чтобы ничто не смогло его случайно сорвать, снимает предохранитель со взрывателя и поднимается на поверхность… Вся операция длится несколько минут. С теми же предосторожностями, незаметно, как и пришел, Ферраро удаляется. В 4 часа утра он возвращается в консульство.

Через неделю «Орионт», закончив погрузку, отплывает и двигается вдоль сирийского берега. На берегу, закрепив свое зеркало на дереве, бреется английский офицер. Время от времени он бросает взгляд на появившееся судно, оно низко сидит в воде, вероятно, тяжело нагружено. Внезапно, опережая на несколько секунд звук взрыва, он видит, как корпус парохода раскалывается надвое по середине и тонет.

8 июля Роккарди предупреждает Ферраро, что английский пароход в 10 000 тонн «Каитуна», только что построенный и хорошо вооруженный, бросил якорь в соседнем порту Мерсин. В ночь на 10 июля Ферраро устанавливает мины. 19-го «Каитуна» проходит вдоль сирийского побережья. Тот же английский офицер (эту историю после войны Луиджи Ферраро рассказал сам британский офицер) на том же месте бреется перед своим зеркалом, прикрепленным к дереву.

– Интересно, – задумчиво произносит он, – этот тоже взорвется?

Не успели последние звуки слететь с его губ, как взрыв потрясает воздух. На этот раз взорвалась лишь одна из установленных мин. Отбуксированная на Кипр, «Каитуна» встретит окончание войны в сухом доке.

Англичане вскоре найдут второй заряд, прикрепленный к днищу судна, но слишком поздно. У Ферраро будет еще время два раза провести операцию.

30 июля он снова с Роккарди в порту Мерсин. Он спускается в воду, но на этот раз его ждет первое затруднение.

«Через пятьсот метров, – рассказывает он, – мне показалось, что я слышу шум. Я остановился, прислушался и услышал в темноте мощное дыхание крупного животного. Я разглядел силуэты двух рыб, погружавшихся и всплывавших в двух метрах от меня. Несколько раз я видел, как они плыли прямо на меня, и чувствовал удары волн, поднятых ударами их мощных хвостов. Я пытался их напугать или ударить их ножом, но безуспешно; они сопровождали меня почти все время. Я добрался до корабля только к 2 часам утра, проплыв почти 4 километра».

Ферраро возвращается в 4 часа утра, заминировав сухогруз в 4000 тонн «Сицилийский принц». Но корабль избежал гибели. Его отплытие настолько задержалось, что, на его счастье, он был обследован 20 августа английскими боевыми пловцами. Но к тому времени Ферраро удалось уже отправить на дно

норвежский пароход «Фернплант» в 7000 тонн, испытав при этом, пожалуй, самое приятное волнение в своей карьере.

Он поставил мину 2 августа. 4-го судно снялось с якоря.

У одного из окон консульства Роккарди и Ферраро, переполненные надеждами, следили за его отплытием. Но через несколько часов, когда они уже коротали время за бутылкой ракии, расслабившись за столиком под навесом портового кабачка, они увидели, что он опять медленно занимает свое место в порту.

Нет необходимости говорить, каково было их беспокойство. Они ждали с натянутыми струной нервами часа взрыва, который должен был в принципе произойти ночью, если механизм сработает правильно.

Настал намеченный час, и они с ужасом смотрели на «Фернплант», который лениво качался на мелкой волне. Затем они уснули тем глубоким сном, которым умеют спать решительные люди даже в самых трагических обстоятельствах.

На следующее утро Луиджи Ферраро спешит на свой наблюдательный пункт. Но за ночь ничего не произошло. Пароход на своем месте, на плаву, целый и невредимый, намертво стоящий на якорях. То, на что они так надеялись, произошло: во время своего короткого плавания он не разогнался до шести узлов, необходимых, чтобы раскрутить винт взрывателя, который через два часа должен был вызвать взрыв.

– Какая жалость, – прошептал он Роккарди, который присоединился к нему.

18 августа «Фернплант», наконец, покидает стоянку, и Ферраро молится, чтобы он никогда больше не вернулся.

«Фернплант» не вернулся больше в Александретту ни в тот день, ни когда-либо еще. Через одиннадцать с половиной часов после отплытия он встретился со своей судьбой: морским дном.

Настал момент для Ферраро уйти по-английски, не прощаясь. Атмосфера Александретты становится для него вредной, особенно после того, как были найдены одна мина на корпусе «Каитуны» и две под днищем «Сицилийского принца».

Из Серкио Боргезе взывает к его находчивости, не достигнув удовлетворительного результата. Интеллидженс сервис подозрительная и эффективная организация. Внезапный и немотивированный отъезд Ферраро мог сильно встревожить ее агентов и вызвать серьезные дипломатические осложнения с турецким правительством, которому конечно же не понравилось бы нарушение нейтралитета его территории.

22 августа утром он просыпается с сильным жаром. Два дня он ждет, что все пройдет, не прислушиваясь к знакам судьбы, но лихорадка продолжает его трепать. Все вокруг обеспокоены, но Ферраро, несмотря на долгие часы бреда, не хочет и слышать о враче. Все же Роккарди отправляется за помощью и приводит местного доктора, турка, который ставит диагноз: приступ малярии.

– Что нужно делать? – спрашивает консул.

– Отправить на родину, и как можно быстрее, – отвечает врач. – Наш климат ему абсолютно противопоказан.

Это чудо! Неслыханная удача!

Ферраро отправлен на родину по предписанию врача, да еще турецкого можно ли мечтать о лучшем алиби? – и 27 августа 1943 года прибывает в Италию. Что интересно, никогда больше в своей жизни ему не пришлось пережить приступ малярии.

Глава 18

В то время как Луиджи Ферраро проводил свои операции, которые сделали его чемпионом мира по тоннажу судов, потопленных одним человеком (всего 24 000 тонн), Италию потрясает серьезный внутренний кризис.

С начала лета 1943 года войска оси отступали на всех фронтах. Конференцию в Фельтре, собравшую 19 июля в третий раз Гитлера и Муссолини, ожидают на следующий день трудности. Начальники генеральных штабов встретились наедине: Кейтель проинформировал Амброзио, что немецкое весеннее наступление на Востоке превратилось в отступление и германские войска переходят к обороне.

Во время конференции Муссолини узнает, что Рим был в первый раз за войну подвергнут бомбардировке, итог: 2000 убитых. Немцы и итальянцы вели теперь только оборонительные бои. Вечером 23 июля почти вся Сицилия оккупирована союзными войсками. Италия ждала высадки союзных войск на территории метрополии.

Уже некоторое время король решил избавиться от Муссолини, чтобы попытаться перейти в лагерь завтрашних победителей и избежать последствий поражения в войне. Таким образом, думал он, будут только победители и никаких побежденных. Он поделился своими мыслями с некоторыми высшими фашистскими функционерами, среди них был и Дино Гранди.

И 25 июля во время собрания Большого фашистского совета, собравшегося на первом этаже Венецианского дворца, резиденции правительства, в большом конференц-зале Бенито Муссолини был смещен со своего поста.

26-го новость достигла Серкио и всех других воинских частей в виде двух телеграмм. Первая была подписана королем и гласила:

«Его величество король и император удовлетворил прошение об отставке с поста главы правительства, премьер-министра и государственного секретаря, поданное Его Превосходительством Кавалером Бенито Муссолини. Главой правительства, премьер-министром и государственным секретарем назначен Кавалер, маршал Италии Пьетро Бадольо».

В заключение король писал:

«…В этот знаменательный час, когда решается судьба отечества, каждый должен занять свое место в борьбе с той же верой и той же самоотверженностью».

Во второй телеграмме Бадольо провозглашал:

«Война продолжается. Италия, терпящая серьезные удары по своим провинциям, по своим разрушенным городам, остается верной своему слову и ревниво хранит свою воинскую честь..»

Фашизм у власти не вызывал у Валерио Боргезе отвращения, хотя запашок этот всегда немного раздражал его аристократические ноздри. Но он был роялистом с младых ногтей, и сегодня устранение Муссолини не вызвало у него ни одной слезинки. Виктор Эммануил III сидел на своем троне, и война продолжалась плечом к плечу с союзником, которого он уважал.

Он собирает своих людей и говорит им:

– Мы солдаты. Наш долг подчиняться королю и уважать присягу, которую мы дали ему, поступая на службу во флот. Политические идеи каждого должны отступить перед общими интересами, которые состоят в защите родины, находящейся в опасности. Моряки Децима МАС, я верю в вас, и мы одержим новые победы. Да здравствует Италия! Да здравствует король!

В тот же вечер он приглашает к себе Челлу, Нотари и Тадини – всех троих из дивизиона «Большая Медведица».

– Вы достаточно отдохнули, – говорит он им улыбаясь, – пора размяться.

Завтра вы снова отправляетесь на «Ольтерру», там вас ждут три новые торпеды.

Но на этот раз радость перед предстоящей операцией уступает место унылому фатализму. Три офицера пожимают руку своему командиру. Нотари немного задерживается. Старый морской волк подводных глубин, он знает Боргезе с 1933 года. В то время он проходил курс водолазного дела, который вел принц на борту спасательного судна «Титан».

Ты веришь, что стоит рисковать жизнью парней в этой авантюре? спрашивает он.

Видишь ли, – отвечает Боргезе, – теперь мы ведем только личную войну, в которой имеет значение только спортивный счет. Мы, как альпинисты на восхождении, связаны одной веревкой. Главное – преодолеть себя, доказать, что мы можем умереть стоя и не склонить головы перед врагом.

Старая добрая «Ольтерра» стояла на старом месте. Первое, что сделал Челла, поднявшись на борт, – прикрепил серебряное изображение Божьей Матери к корпусу своей «маиале».

Ночи стояли прекрасные, тихие и теплые в начале того августа 1943 года. Дивизион «Большая Медведица» начал готовиться к операции. Челла и Нотари, облокотившись на балюстраду, рассматривают рейд. Их мысли, не сговариваясь, уносятся далеко отсюда: что там происходит в Италии?

Пора. Тадини и трое вторых пилотов подают им сигнал. Друг за другом шесть человек спускаются по крутым лестницам в трюм. Они находят в бассейне три снаряда, выстроившихся как на параде. Медленно, словно нехотя, они надевают свои черные резиновые комбинезоны и проверяют дыхательные аппараты. Все готово!

В 22 часа первая торпеда, вторая, третья выскальзывают одна за другой из порта Альгезираса. На черном небесном своде сверкают мириады звезд. Созвездие Большой Медведицы, кажется, светится ярче других.

– Как я хотел бы услышать Розамунду, – шепчет Челла.

Монталенти, его помощник, начинает потихоньку напевать эту песню-талисман молодого офицера. Их торпеда направляется к огромному танкеру в 14 000 тонн, на борту которого играет музыка, на корме и на носу прохаживаются два часовых. Вдали слышатся глухие звуки разрывов. Англичане каждые три минуты бомбят фарватер Гибралтара. Челла погружается, затем пытается выровнять торпеду, но его «маиале» тянет в глубину, глубиномер показывает двадцать пять метров, тридцать, тридцать два. Наконец аппарат останавливается и начинается медленный подъем. На ходу Челла цепляется за киль танкера и подтягивается к нему. В 1 час 15 мин. заряд установлен.

Нотари, в свою очередь, оказался вблизи от английского парохода типа «Либерти» водоизмещением 7000 тонн. Он сталкивается с новым препятствием: притопленной колючей проволокой, окружавшей корабль; он подныривает под заграждение и прикрепляет свой заряд. На обратном пути к нему пристала стая дельфинов, которые часто заплывают в залив Гибралтара. Резвясь вокруг него, они сопровождают его почти до входа в порт Альгезирас, создав ему прекрасное прикрытие.

В фосфоресцирующей воде, где любое резкое движение вызывает фонтан искр, возвращение для экипажей Челлы и Тадини оказывается делом нелегким, но они все же успешно добираются вместе со своими «маиали» до «Ольтерры».

На рассвете, после взрыва заряда Нотари, взрывается мина, установленная

Тадини под английским пароходом «Стенридж» в 6000 тонн, а потом и норвежский танкер «Торсходви» Селлы раскалывается надвое, разливая по поверхности пятно нефти, которое под действием волн и ветра быстро распространяется на весь рейд. Дивизион «Большая Медведица» на этот раз оставил Гибралтару после себя черную грязную пленку нефти под сверкающим голубым небом.

Сицилия пала. Дивизион «баркини» Децима МАС последним покинул Мессину и отошел в Калабрию. Боргезе отправляется в этот район, чтобы организовать базу для этих катеров-снарядов, которые можно было бы использовать во время высадки десанта союзниками.

«Проехали Неаполь. Картина за окном стала удручающей. Мы были единственными, кто ехал на юг. Итало-германские войска отступали, но какой контраст между ними!

Немецкие части в идеальном походном строю, на машинах и с офицерами во главе, двигались на север полуострова компактными и

дисциплинированными колоннами, буксируя свое военное имущество. Солдаты подтянуты, чисто выбриты и умыты. Они имели скорее вид войск, направлявшихся на парад, чем отступавших после тяжелых боев. Время от времени в их колоннах можно было заметить небольшие группы солдат в лохмотьях, обязательно пеших, часто без обуви, лица бледные, небритые, бредущих без офицеров, без приказа, без цели… это итальянцы».

Грусть сменяется у Боргезе стыдом, и он, наконец, не выдержал.

– Эй, ты, куда идешь? – спрашивает он у какого-то моряка.

– В Турин, к моей невесте.

– Откуда?

– Из Палермо.

– А кто тебе отдал этот приказ? Тот смотрел на офицера с глупым тупым видом. По всей видимости, никто.

«Перед моими глазами разворачивалась печальная картина разложения армии, – сокрушался Боргезе, – Теперь я мог понять, почему Сицилия, представлявшая собой неприступную для неприятеля крепость, не продержалась и месяца. Атмосфера пораженчества и предательства была разлита повсюду».

То, что простые солдаты бегут, терпя поражение, Боргезе еще мог понять. Как аристократ, он всегда считал, что народ не имеет тех достоинств, которыми обладают господа, и вдруг он оказался перед фактом, в который не мог поверить: король, его король, оказался не на высоте положения. Он, кто никогда не мог привыкнуть к фашизму, кто его лишь терпел с его запахом простолюдина, начал сожалеть о его падении. Эта мысль еще была неясной, но он высказал ее своему верному ординарцу Пьетро Кардиа:

– По крайней мере, с Муссолини у власти, – говорил он с печалью в

голосе, – мы не испытали бы, может быть, такого унижения. Может быть…

Мало-помалу, неосознанно, солдат, которого традиционно не интересовала политика, даже если он сохраняет право на свободу мысли, политизировался. Кондотьер, спящий в глубине сердца всех поколений Боргезе, просыпается. В драматичных положениях, в периоды кризисов, внезапно рождаются призвания: разочарование – лучший поставщик мятежников. Принц был не далек от того момента, когда самый дисциплинированный солдат переходит Рубикон, отделяющий его от политического деятеля. Он еще этого не знает. Он еще готов служить, противостоя все более и более угрожающему врагу, своей родине, своему знамени и королю.

После успешного завершения миссии Луиджи Ферраро он направил и в другие нейтральные порты – в том числе и в Лиссабон – нескольких пловцов отряда «Гамма». С другой стороны, были готовы к действиям мини-подлодки С.А. В Бордо возможность их использования с подводных лодок, в частности с «Леонардо да Винчи», была им уже проверена и подтверждена, и настало время переходить от теории к практике.

В этом направлении готовились две операции:

«Первая, – писал он, – это атака против Нью-Йорка, где С.А. должны подняться по Гудзону до самого сердца города. Психологический эффект, произведенный на американцев, которые до сих пор не подвергались военному нападению на своей территории, должен, конечно, превысить материальные потери от нашей акции. (Этот план, по моим сведениям, был единственной практически реализуемой попыткой перенести войну на землю Соединенных Штатов.)

Вторая операция предусматривала атаку против очень важной в стратегическом плане и сильно укрепленной базы военно-морского флота в Южной Атлантике. Эти операции, проводимые на очень большом удалении от Европы, было очень трудно реализовать, но мы очень рассчитывали на эффект внезапности: появление итальянских подводных лодок, до сих пор никогда не покидавших Средиземное море, около таких удаленных портов не могло не застать врасплох оборону врага. Никакие особые меры против такого рода нападения не были приняты».

Операция против Нью-Йорка была запланирована на декабрь.

Челла и дивизион «Большая Медведица» вернулись в Серкио еще в сентябре после традиционного двухнедельного отпуска.

– Мы готовим операцию против Нью-Йорка, – сообщает принц Витторио

– Челла. – Вы в ней будете участвовать.

Молодой ломбардиец почувствовал себя гордым. Он будет принимать участие в деле, которое станет венцом деятельности Децима МАС. Но не успел он насладиться чувством новой чести, возложенной на него, как Боргезе продолжил:

– Но перед тем вам придется в четвертый раз вернуться в Гибралтар. Я немогу послать туда неопытных новобранцев.

Челла соглашается с энтузиазмом.

Операция против Гибралтара была неизбежна. Три ультрасовременные подводные лодки: «Мурена», «Спарид» и «Гронко», по 1000 тонн каждая, оборудованные четырьмя ангарами для транспортировки «баркини», были только что приняты на вооружение в Децима МАС. Новая управляемая торпеда под кодовым наименованием S.S.B., более быстроходная, с зарядом взрывчатки в 800 кг, вместо 300, также была готова к использованию. Тактика нападения совершенно отличалась от ранее применявшейся людьми-торпедами Валерио Боргезе.

«Наши операции всегда планировались на ночь, и даже лучше на безлунную ночь, – объяснял Боргезе, – на этот раз, наоборот, я хочу, чтобы «Мурена» подошла к Гибралтару также ночью, но выпустила «баркини» днем, против транспортов, стоящих на якорях на рейде.

Опыт предыдущих операций показал, что после начала тревоги на рейде заграждения северного входа в порт снимаются, чтобы позволить выйти из порта сторожевым кораблям, миноносцам и буксирам. Одна из новых управляемых торпед, покинувшая предварительно «Ольтерру», должна будет ожидать у самого входа в порт и, воспользовавшись неразберихой, проникнуть в него и атаковать один из крупных боевых кораблей».

6 сентября Витторио Челла, после двухдневного дополнительного отпуска, полученного лично от Боргезе, возвращается в Серкио. Перед воротами на базу он не увидел карабинеров, обычно охранявших ее. В своем кабинете Боргезе охапками брал папки с досье и носил на кухню, где бросал документы в огонь. Только что выступил Черчилль. Италия согласилась сложить оружие. В Берлине, в то время как Гитлер готовился использовать против Гибралтара свое новое оружие, поступившее на вооружение люфтваффе – радиоуправляемую бомбу, гросс-адмирал Дениц, еще ничего не знавший о том, что готовилось, сказал ему:

– Мой фюрер, мы можем рассчитывать на итальянский флот, по крайней мере, на его молодых офицеров, таких как командир Боргезе.

Но в Специи события развивались со всевозрастающей стремительностью. Эскадра готовилась передислоцироваться на Мальту и там сдаться. Линкор «Рим» вышел из порта. Крейсера и контрминоносцы его сопровождают; их атакуют самолеты. Это был конец «Рима» и конец войны для Боргезе и Челлы.

Глядя на своего молодого товарища, Боргезе думал: он молод, у него прекрасное прошлое за плечами, он еще сделает свою жизнь. Командир и его молодой офицер, перед тем как расстаться, долго жмут друг другу руки. Челле предстояла тяжелая дорога. Он думал о Гибралтаре и вспоминал Визинтини. Ему было грустно. «Смерть унесла лучших из нас», – думал он.

Боргезе вернулся в свой кабинет. Каждый вечер он слушает радио. 8 сентября он повернул ручку настройки и услышал объявление о перемирии.

«Это сообщение обрушилось на меня как удар грома, сметая наши планы и наши надежды. В конце концов, что нам оставалось? Только умереть как солдаты, умереть в бою».