Текст книги "Нетипичный маньяк (СИ)"

Автор книги: Валентина Ушакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Вика знала, что девица совершенно бездарна, та же Ерофеиха заткнет ее за пояс мощным, как иерихонская труба, голосищем. Но, во-первых, девушка – протеже кого-то из верхушки, то ли дочь. То ли любовница, во-вторых, мощные усилители делали свое дело. Безголосая и бесслухая блатота выглядела вполне прилично благодаря «фанере» и внешности. Когда же Ариадна запела о неудачной любви и тумане, из специально установленных контейнеров повалил густой белый дым. Молодежь завыла от восторга. Вика почувствовала слабый запах гари, у нее запершило в горле. Тьфу, кто только придумал эту гадость! Морща нос, журналистка сделала несколько удачных кадров, и быстро отошла назад, закашлявшись от едкой вони. Сверху посыпались разноцветные блестки. Концерт уже подходил к концу.

Внезапно раздался крик:

– Пожар!

Только теперь Вика заметила, что в зале повисла белесая дымка, но списала это на только что выпущенный «туман». Повертела головой. Огня не было видно, поэтому Вика надеялась, что это ошибка или дурная шутка подвыпившей молодежи. Может, «дымовуха»? Зато Ерофеиха мгновенно вскочила и расшвыривая людей, оказавшихся на ее пути, дала остальным сигнал к действию. Народ, сметая все на своем пути, рванул к выходу. Началась давка. Дико закричали зажатые и упавшие под ноги.

Дверь оказалась заперта. Люди ломились в нее, но безуспешно. А окна в клубе наглухо закрыты решетками, чтобы дорогую аппаратуру не сперли, даже в туалетах ... Запасной выход тоже оказался закрытым и заставленным разным барахлом, а ключи от него завклубом куда-то в предпраздничной суматохе сунула, попробуй разыщи... Кто-то бил стекла. Другие пытались с помощью скамейки выбить дверь. Петрович бросился на помощь мужикам. Завклубом схватила огнетушитель и побежала в ту сторону, откуда шел дым.

«Звезда» дико визжала на одной ноте, застыв на сцене. Вика стояла, прижав к себе перепуганного Бобика: ждала, что кто-то вмешается и наведет порядок. Поискала взглядом главу администрации. Не нашла. Увидела лишь, как в углу зала математик вытаскивает мобильник, включает его, чтобы вызвать пожарных. И вдруг поняла: сейчас никто не придет на помощь. Нужно действовать самой. Она глубоко вдохнула и властно произнесла.

– Внимание! Всем оставаться на местах. Прекратите панику! Помогите подняться упавшим!

Люди замерли, прислушиваясь к спокойному, властному голосу, перекрывающему шум. Вика сама удивилась, как легко и просто у нее это получилось. Люди начали выполнять ее команды. Женя, расталкивая толпу, добралась до своих.

Зал постепенно заволакивало дымом. Может, это просто «дымовуха», выпущенная поддатой «школотой»? Некогда гадать... Она нашла взглядом математика: тот говорил по телефону. Их взгляды встретились. Вика показала ему рукой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, мужчина кивнул в ответ. Журналистка обратилась к своей семье и к Большаковым:

– Нужно пробиться наверх.

На окнах второго этажа не было решеток.

Вика с Бобиком, Мария, Лара и Нюрка с Ванькой и Женей начали продираться сквозь толпу к лестнице, ведущей наверх. Кто-то наступил ведущей на платье, она яростно дернула за подол, и большой алый клок остался на полу.

Они добрались до лестницы, бегом поднялись наверх. Вика подергала все двери: закрыто на ключ. Она рассчитывала спуститься на портьерах. Делать нечего. Оставались окна в коридоре. Вика открыла окно, посмотрела вниз. Высоко... Внизу клумба, но вдруг там брошена разбитая бутылка? Медлить было некогда.

– Тетя Вика, дайте я!

Ванька быстро влез на подоконник. Женщины держали его за руки, стараясь опустить как можно ниже.

– Готов?

– Да!

Женщины отпустили руки мальчика, и он ловко приземлился на клумбу.

– Ну как?

– Нормально!

Вика держа на руках Бобика, попросила:

– Вань, пошарь, нет ли там где стекла!

Мальчик проверил.

– Нету! Бросайте, я поймаю.

Вика покачала головой, взяла на руки ревущего Бобика. Сказала сестре:

– Давай ты.

Лара собралась с духом и сиганула вниз. Ушиблась, но поднялась.

– Готова?

– Да.

– Приготовься, дорогой. Все будет хорошо.

Ребенок крепко зажмурился. Вика схватила его за руки и бросила вниз. Лара ловко подхватила Бобика. Затем прыгнула Вика. Почувствовала дикую боль в лодыжке, вскрикнула. Ванька помог ей отползти в сторону. Вика, морщась от боли, поднялась, и хромая, двинулась к входу в клуб, опираясь на руку Ваньки. Дверь была крепко подперта доской. Подбежала Лара, за нею – Женя. Доску удалось выбить ногой.

Мать Вики никак не решалась прыгнуть, хотя Нюрка снизу подбадривала ее. Сзади показался Сергей Пузырев. Он подхватил женщину и держа за руки опустил вниз. Разжал пальцы. Подождал, пока Нюрка оттащит Марию в сторону. Прыгнул сам. Поднял глаза вверх: Виктор Зернов уже готовился к прыжку, за ним стоял Андрей Лоскутов, муж химички. У окна толпились люди. Сергей побежал к входу.

Всем вместе им удалось сдвинуть выбить клинья, забитые под дверь. Лестница упала. Дверь открылась, и из нее повалил народ. Кто-то прыгал со второго этажа... Выбежавшая завклубом увидела Женю в безнадежно испорченном платье и потеряла сознание...

Пожарные явились, когда клуб уже догорал. К счастью, никто не погиб, но кто-то сломал ногу во время прыжка, кто-то надышался дымом или пострадал в давке. В самом конце некоторые получили ожоги от капающего плавящегося покрытия потолка, а у завклубом случился нервный срыв.

Вика отделалась сильным ушибом и растяжением, главное, кость уцелела. Было возбуждено уголовное дело о поджоге. Пожарные не могли обвинить ветхую проводку, так как дверь была подперта снаружи. Теперь уже никто в деревне не сомневался в существовании маньяка.

Кто мог поджечь клуб? Да кто угодно! Народу было много, зрители выходили в туалет, артисты – в раздевалку. Мужчины и парни помогали таскать оборудование. Люди пересаживались на более удобные места, подходили к знакомым из соседних деревень или к односельчанам, приехавшим из города. Кто-то, как и Вика, фотографировал или снимал на видео, особенно молодняк.

Когда вышла Ариадна, молодежь кинулась к сцене и стояла там, хлопая в такт музыке,  до того момента, пока кто-то не крикнул «Пожар!».

Для пожара было достаточно бросить окурок в груду тряпья, что хранится в дальнем закутке, который никогда не закрывается на ключ, а потом выйти и подпереть входную дверь доской и подсунуть несколько клиньев. После чего спокойно удалиться. Итак, тлеющий окурок брошен в тряпье еще до начала концерта, и огонь постепенно разгорается. Сколько времени нужно, чтобы из искры разгорелся пожар? Десять минут? Двадцать? Тридцать? Сорок? Но концерт  шел больше часа. Не мог пожар разгораться так долго. Значит, все было не так...

Может, маньяк пришел гораздо позже или все это время прятался в подсобке, а после поджег хлам и отправился подпирать дверь?

Не мог же он посреди концерта пробираться через переполненный зал, чтобы поджечь тряпье и потом уже выйти из клуба...

Самовоспламеняющееся вещество, вроде фосфора, достать можно, но сложно, к тому же это явный след. Вдобавок, нет гарантии, что «горючка» воспламенится в нужный момент. Что же тогда? Как бы в таком случае поступила она? Вика задумалась... Свеча! Если ее оставить в груде тряпья, да еще обернуть до середины бумагой, то, дойдя до бумаги, начнется возгорание, которое перейдет на тряпье. Значит, маньяк экспериментировал, сжигая свечи: он знал, скорость сгорания воска, дотошно рассчитал, сколько времени нужно и какой длины должна быть свеча. Прямо математик!

В начале концерта дверь еще не была заперта: минут пятнадцать-двадцать подтаскивались опоздавшие. Значит, ее подперли позже, когда концерт был в самом разгаре.

Но практически ВСЕ обитатели деревни, кроме немногих отсутствующих по уважительным причинам, были в зале. Андрей Большаков, двоюродный брат Петровича по прозвищу Колдырь, на днях свалился по пьяни в погреб и теперь лежал в больнице, весь в гипсе. Галька Козлова родила девочку и готовилась к выписке из роддома. Машка Спиридонова лежала в больнице с аппендицитом. Верка Епифанова лежала в больнице с заболевшим малышом. Еще трое человек, включая Викиного жильца, были в отъезде. Выходит, маньяк не из Кузьминок?

Вика вновь поставила себя на место маньяка. Ему наверняка бы очень хотелось увидеть все своими глазами! Увидеть ужас в глазах жертв. И не через окно. А не мог ли маньяк вернуться обратно в зал? Как?! И главное, зачем?! Алиби! И море удовольствия! Но ведь это же смертельный риск? Не совсем... Он знает, когда примерно начнется пожар и готов к этому. Спастись он мог так же, как и Вика, выпрыгнув из окна. А давка? Его же могли просто затоптать! Можно заранее выбрать безопасное место вблизи лестницы. Главное, как попасть обратно в клуб, если все закрыто?! Запасной выход закрыт и заставлен, а ключ  от него завклубом в суматохе не находит, тогда она хватает огнетушитель и бежит к источнику дыма. Можно было подпереть на всякий случай и запасной вход, вдруг завклубом все же отыщет ключ, но это не сделано. Скорее всего, ему известно, что запасной выход захламлен, а ключ просто потерян или украден.

Итак, маньяк каким-то образом возвращается в зал. Деревьев у окон клуба нет, чтобы забраться на второй этаж... Может, по веревке, заранее спущенной из окна? Или, допустим, одна из решеток, например, в туалете, как-то снимается? Или у человека есть ключ от запасного выхода! Перед концертом маньяк заранее открывает его. А во время концерта, подперев дверь и запалив тряпье, возвращается обратно и снова закрывает. Но тогда бы входящего могли увидеть! Нет, если бы он прошел за сценой. Но там же все время Марьям, которая дает ценные указания самодеятельным артистам.

И все-таки, был момент, когда маньяк мог пройти. После выступления детей на большом белом экране был показан ролик с историей деревни. Перед началом ненадолго выключили свет. Маньяк в это время незаметно покидает зал. Ролик шел минут пять-шесть. На экране – фотографии ушедших и ныне живущих ветеранов, ролик, показывающий деревню в разные времена периоды истории и времена года... В зале в этот момент почти совсем темно. За пять минут вполне можно подпереть дверь, поджечь тряпье и проникнуть в обратно зал, закрыв запасной выход.

Маньяк садится с краю, как можно ближе к запасному выходу, и в нужный момент покидает зал. Но тогда кто-то, сидящий рядом с маньяком, может заметить его отсутствие. И потом ему после возвращения нужно будет пройти вдоль сцены и пробраться к лестнице, идущей наверх, идя по ногам сидящих на скамейках в проходе. Нет, это невозможно!

Но ведь у маньяка мог быть сообщник! Вряд ли, обычно они действуют в одиночку. И все-таки такое возможно. Маньяк приходит задолго до начала концерта, незаметно ставит свечу на груду списанных платьев и спокойно идет в зал, чтобы занять место ближе к лестнице, ведущей на второй этаж. Сообщник подпирает дверь и уходит. Тогда алиби обеспечено! Но в зале – все жители деревни. Кто же тогда сообщник?

И еще одно обстоятельство сильно удивило Вику. Математик хладнокровно вызвал пожарную команду, но не бросился спасать свою жену. Странно, Женя, например, сразу рванула со сцены к своим. А Сергею Михайловичу, видать, супруга не слишком-то дорога...

Человек лежал на кровати, закинув руки за голову, и улыбался. Все прошло без сучка и задоринки. Он наблюдал все от начала и до конца, и покинул клуб едва ли не в числе последних. Немного болела ушибленная при прыжке со второго этажа нога, зато он получил ни с чем не сравнимое удовольствие. Человек усмехнулся. Это было нечто. Крики, брань, плач детей, давка, рукопашные бои в проходах, вопли упавших и зажатых – как быстро люди теряют человеческий облик! Он стоял недалеко от лестницы, изображая растерянность и одновременно любуясь происходящим. Видел, как сообразительная журналистка с домочадцами рванула наверх, за ней потащились и другие. Время уже поджимало, и он тоже двинулся к лестнице...

Человек усмехнулся. Как ловко он все провернул! Теперь у него есть железное алиби. Есть человек, на которого можно все навесить. И еще он получил массу острых ощущений! Так он еще никогда не веселился! И все благодаря дальнему родственнику Жоре, тридцатидвухлетнему обалдую, отъявленному придурку, не раз битому за свои дебильные шутки и даже как-то раз попавшему за них в полицию (это когда он по пьяни позвонил и сказал, что больница заминирована). Впрочем, Жорик приходился родственником доброй половине деревни,  там все давно перероднились. Он год назад вернулся из тюрьмы, жил в городской квартире, доставшейся по наследству от родителей, и пока не знал, чем ему заняться, перебиваясь случайными заработками. Родители Жорика в молодости  перебрались из Кузьминок в город, сам же он туда давно не наведывался: во-первых, многим был должен, во-вторых, Спиридоныч, здоровенный бугай, грозился надавать ему лещей за то, что Жорик в свой последний приезд в деревню, еще на Новый год, напугал его беременную жену, надев маску Кинг-Конга.

Человек навестил шутника, прихватив пару бутылок беленькой и закуски. За распитием рассказал о готовящемся Дне деревне. Когда Жорик немного опьянел, как бы между делом обмолвился: хорошо было бы разыграть всю деревню сразу! Жорик немедленно загорелся идеей. Но как?! Человек поспорил на пять пузырей, что у Жорика ничего не получится. Взять дурака «на слабо» – милое дело! Подливая понемногу в стаканы, они обсудили разные варианты. Все не то!

Человек усмехнулся и ненавязчиво подкинул идею закрыть всех в клубе. Вот удивятся сельчане! Запасной-то выход за сценой вечно заставлен хламом и закрыт на ключ, который черт знает где.

Жоре такая шутка очень понравилась: и смешно, и безобидно, за это не накажут. Парень принял вызов и поклялся, что дело провернет. Главное, чтобы его никто не увидел, в деревне с ним старые счеты. А главное, Жорик был убежден, что это он сам так ловко все придумал!

Человек продолжил:

– А приезжай ко мне вечером накануне. Выпьем немного, посидим, поговорим «за жизнь». Жены дома не будет, она эти убогие «утренники» не любит, поедет родителей навестить! Я пойду в клуб пораньше, чтобы забить хорошее место. Концерт начнется в три. В полчетвертого ты подходишь, капитально подпираешь двери и идешь обратно в дом. Смотри, если дверь откроют, ты продул! Пять пузырей на кону! После концерта я приду и расскажу тебе, как все было. Потом уж капитально это дело обмоем. Да еще тебе с собой дам пузырь и картохи. Рюкзак прихвати. Остальное потом...

Жену он сплавил на выходные к родителям упреками, что она их совсем забросила, нет чтобы помочь старым людям капустой на зиму запастись вместо того, чтоб тащиться на старушечьи посиделки в клубе, нюхать бабок, намазанных вонючими мазями, да и каждый праздник там одно и то же. Ничего дельного... А он уж дома и сам приберется и варенья наварит..

Приятели посмеялись, представляя недоумение бывших колхозников. Шанс, что все будет сделано, как он и задумал, был велик, учитывая непреходящую любовь Жорика подшутить над ближним да еще и получить за это пять пузырей.

Жора приехал поздно вечером из города на велосипеде. Обмыли встречу. Утром встали поздно, добавили по чуть-чуть для аппетита, сытно поели. После хорошего обеда с рюмашкой хозяин отправился в клуб. Он прихватил с собой свечу, завернутую в газету и зажигалку, положил их в целлофановые мешочки. Пришел в клуб в числе первых, удостоверился, что никто его не видит, зашел в закуток, где хранилось разное барахло, поставил на груду тряпья свечу, до половины обернутую в бумагу. Вынул зажигалку, поджег фитиль. Прислушался, осторожно выглянул. Никого. Зашел в туалет и бросил зажигалку в унитаз. Смыл. Тщательно вымыл руки. На выходе из туалета встретил Максимыча, перекинулись парой слов. Затем они вошел в зал, он выбрал место с края, поближе к лестнице ведущей наверх.

Жорик, сделав дело, вернулся в дом родственника, долго ждал его, не дождался, начал пиршество сам да и уснул. Когда он очухался на следующий день ближе к обеду, хозяин рассказал ему о пожаре.

– Проводка совсем сгнила. Да не пугайся, никто не пострадал. Тебя-то  никто не видел. Скоро вернется жена. Спрячься пока в бане. Как стемнеет, уходи. Спокойно, без спешки. Ты в безопасности. Вот твой выигрыш.

Он указал на стоящую на столе бутылку.

– Смотри, никому не слова, иначе нам обоим каюк. Сейчас не пей, голова ясная нужна до дома добраться. Остальное потом тебе завезу.

Жорик кивнул, взял пузырь, бережно поставил его в рюкзак, почти доверху наполненный картошкой.

Он вдруг вспомнил. Произнес испуганно:

– А отпечатки?!

– Какие на хрен отпечатки?! Пожарники все водой залили!

– Ну, тогда ладно.

Жора вздохнул. Он не виноват. Ладно, никто же не пострадал, это главное. А что клуб сгорел, так старый был, точно, проводку ветхую аппаратурой перегрузили. Так уж получилось. Он-то тут причем?

Человек проводил исполнителя взглядом. Хоть бы не разбил бутылку дорогой. Водка была «паленой».

Жорик доехал до дома, вынул из рюкзака бутылку, распечатал, налил стакан и выпил одним махом.

Кобра заболела к величайшей радости коллектива. Все мечтали только об одном: чтобы она пробыла на больничном как можно дольше. Воспользовавшись моментом, Вика выпросила отгулы. Прихватила Лару и отправилась в деревню, несмотря протесты Александры. Бобик остался в городе.

Мария обрадовалась приезду дочерей. Пока Лара ловко колола дрова, Вика решила испечь к ужину мясной пирог да сладкие пирожки с морковью и изюмом. Только поставила в духовку, зазвонил телефон. Настя, кто бы сомневался!

– Привет, Викуся! Что делаешь? Пироги – это вещь! А я тут скучаю одна-одинешенька...

По голосу Вика поняла, что Настя пьяна.

– Не везет мне, Викуся... Попадаются одни дураки и уроды. И те замуж не зовут... Никому я не нужна... Скажи, вот почему? Чем я хуже других?

– Слушай, Настя, а что бы тебе не заняться нашим Серегой? Вроде неплохой малый...

– Ты что, Викуся! Не смеши. Он же у нас «голубой»!

– С чего ты взяла?!

– Я же у «Театрального» живу. Самая их плешка. Нормальные мужики это кафе десятой дорогой обходят.

Настя пьяно засмеялась.

Вика удивилась

– Ты что, Настена! Я сама там сколько раз обедала! Отличное кафе! Дорого, правда, но очень вкусно!

Настя снова засмеялась.

– Ну ты наивная! Днем там разный народ толчется, а вечером – только свои. Я из окна не раз видела, как наш Катков туда вечерком захаживает, нарядный такой, веселый, не то что на работе... Так что мимо, подруга...

– Может, он там подрабатывает?

– Судомойкой, что ли? Скажешь тоже! Или может, он их там фоткает?

Вика не нашла что возразить.

– Ну ладно, Настя, пока, а то у меня пирог сгорит... Держи хвост пистолетом!

Вика проведала Козлиху, помятую в давке. Принесла ей сладких пирожков. Старуха в прошлом была колхозным бухгалтером. Вика взялась ее расспрашивать об Аглае.

– Хорошая женщина была, сущий ангел! Не то, что мы... Моей Танюхе собачку фарфоровую подарила. И хоть собачки той давно уж нет, а Танюха, когда приезжает, всегда вспоминает, какая добрая бабушка была, как угощала ее конфетами, и про собачку ту вспоминает. Не забывают люди добро. Как и зло тоже... Сколько лет уж прошло! Да, не повезло Аглаюшке в жизни. Она как-то сказала, у нее в лагере ребенок родился, девочка... А потом, говорю, что? Она только плечами пожала... Забрали ее, говорит, у меня добрые люди. И отвернулась. Аньку уж она потом взяла, годы спустя, когда на волю вышла. Петр-то у нее второй муж был...

Значит, у Аглаи была еще и родная дочь?!

Козлиха продолжила:

– Она ж меня к вере приобщила. Я-то тогда атеистка была, как и родители мои. А она в церковь ходила. Как-то говорю ей: «Зачем в церковь-то ходишь, Аглая, выдумки все это, никакого Бога нету. Люди сами его себе придумали, чтоб не так страшно умирать было. Умер человек, и все, конец. Зачем придумывать-то, себя обманывать».

А Аглая отвечает: «Мы сами выбираем, кто мы есть: созданы Творцом по его образу и подобию или потомки обезьян, с которых и спроса-то никакого. Как же вам, атеистам, страшно жить на свете! Умер, сгнил, как кусок мяса, и ничего не осталось! А у меня есть бессмертная душа». «Нету, говорю, никакой души, нету». А она отвечает: «У вас нет, а у меня есть».

Я этот разговор на всю жизнь запомнила. Крепко задумалась. Ведь я же человек, не животное, в самом-то деле! Спасибо Аглае. Уверовала я. И не поверишь, насколько же мне легче жить стало. Я уже не одна, Бог мне помогает... Как-то заболела Танюха, сильно заболела. Слышу, врачи говорят: «Не выживет девочка». А я все молюсь. И полегчало Танюхе, чудо, говорят, что выжила. Чудо!

– А о том ребенке, дочери, она ничего больше не говорила?

– Нет. Кто знает... То ли умерла дочка, то ли не нашла она ее потом. А может, и удочерил кто... Она ж двадцать лет в лагере провела! Потерялся след... А может, и отказалась дочь от матери-заключенной, кто знает... А в Аньку она всю душу вложила, любила, как родную. Хорошая девочка была, только Аглая как-то намекнула, что и ей не повезло в жизни... Я в душу-то лезть не стала, и так тяжело человеку, хотела бы, сама бы рассказала.

Аглая-то из богатых была. Рассказывала, как с няней гуляла, как ей туфельки кожаные  и прочую обувку башмачник по ножке шил, как всяким рукоделиям да языкам обучали... Помню, говорила, ходила в гимназию, правда, недолго. Мальчики там учились отдельно от девочек. В церковь, говорит, ходили каждое воскресенье. Чудно!

– А с кем она общалась больше, чем с другими? С кем-то же она дружила?

– С мамой твоей. Тебя больше всех любила, прямо, как родную. И еще с Сычихой: та тоже из богатых да раскулаченных, обе советскую власть крепко не любили. Да и кому такая власть нужна, кроме Грачихи с Ерофеихой! Когда Аглая умерла, Сычиха в больнице лежала. А я тогда в командировке была, квалификацию повышала, так и не простилась... С Яшичкой, помню, они еще на лавочке сидели, вязали обе... А еще она цветы всякие красивые выращивала. А Чупачиху кроить да шить учила...

Больше Козлиха ничего не припомнила. Вика решила, что нужно будет расспросить Сычиху, да и Чупачиху с Яшичкой тоже. Вдруг еще они что-то новое вспомнят.

Женя отложила учебник и глубоко вздохнула. Зря все считают ее благоразумной и расчетливой. Вот уже несколько лет она была безнадежно влюблена. Предметом страсти был ее учитель математики Сергей Михайлович. Это была любовь с первого взгляда. Он был особенным, не похожим на других. Вот почему ровесники ее не интересовали... Девушка старалась учиться отлично, а уж математику любила больше всего. Женя даже подумывала объясниться ему в любви, но разве это ему нужно? У него уже есть жена, правда, скучная и невзрачная... А еще жене показалось, что химичка Елена Юрьевна явно строит глазке математику. Хотя и замужняя. Кстати, Сергей Михайлович ее тоже явно выделяет из остальных училок. Она действительно умная и симпатичная. И еще математик так же выделяет тетю Вику.  Как-то внимательнее, теплее к ним относится, чем к другим, что ли. Нравятся они ему обе, явно нравятся. А вот к супруге он явно равнодушен. Как и к ней, Жене... Девушка глубоко вздохнула  и открыла учебник.

На доске, которой подперли клуб, полиция нашла отпечатки. Георгий Коновалов был в картотеке, так как отсидел три года за хулиганство: в пьяном виде ударил продавщицу, разбил витрину да избил пожилого человека, сделавшего ему замечание. Сельчане единодушно подтвердили, что Жорик вполне мог поджечь клуб и подпереть дверь из мести: в деревне его не раз поколачивали за глупые выходки. Привлечь шутника к ответственности было невозможно: на днях он скончался от паленой водки в своей квартире.

Человек усмехнулся. Пора продумывать новую операцию. Нужно что-то оригинальное, запоминающееся, как пожар в сельском клубе... Жора дал ему алиби и унес тайну с собой. Касьяниха снова уехала к детям, так что пока ее очередь пропускается. Но идея с лотереей человеку понравилась. Когда он вытащил бумажку, широко улыбнулся. Случайный выбор совпал с его желанием.

Ерофеиха, как всегда, пила чай. Правда пирог в этот раз был не яблочный, а с калиной. Вчера был черемуховый, и она обдумывала, какой испечь завтра. Решила, что грушевый. Впрочем, можно еще и передумать. Дочь должна была на днях родить. Ерофеиха позвонила ей, поинтересовалась самочувствием, и продолжила чаепитие. Ей показалось, что под окном раздался легкий шум. Прислушалась. Нет, ничего...

Неподалеку забрехали собаки: не сидится кому-то дома. «Может, Иван», – с надеждой подумала Ерофеиха. Прислушалась. Вот почему бы ему на ней не жениться, а не только ближе к ночи в гости ходить? Она ж не какая-нибудь... Неплохой мужик, работящий, смирный. Жили бы втроем, и Сычихе бы место нашлось. Нужно будет намекнуть, только очень ненавязчиво, мужики этого не любят... Посмотрела в окно. Небо опять заволокло тучами, ночью точно будет дождь. И лето было дождливое, и осень такая же. Подождала... Нет, не к ней шел вечерний гость. Жаль... Женщина глубоко вздохнула, доела пирог, повесила халат на спинку стула, вытащила из-под подушки подаренную дочкой ночнушку и выключила свет.

Человек был уже во дворе. Задача была сложнее, чем с Грачихой: Ерофеиха почти не пила, берегла свое и так лошадиное здоровье. Поэтому он прихватил с собой стеклорез. Проникнуть в дом можно было через окно кухни.

Ночной посетитель выждал время. Стояла тишина: деревня спала. Он осторожно подобрался к окну. Под ним были высажены какие-то многолетники с фиолетовыми цветочками, похожими на ромашки. Человек осторожно опустил ногу между кустиками.

Раздался щелчок. Боль была такой, что он потерял сознание, и это его спасло. Иначе бы завопил на всю деревню...

Под окном Ерофеихи был установлен волчий капкан. Женщина попросила Сыча на всякий случай ее как-то обезопасить, живет-то одна, а по соседству – глухой, как пень, Митрич. Иван, не долго думая, притащил несколько капканов и установил их в наиболее подходящих на его взгляд местах.

Человек пришел в себя. Боль была жуткой. Такой он еще никогда не испытывал. Казалось, нога изломана на мелкие кусочки. Ему повезло, что капкан не был медвежьим, иначе бы и правда раздробил ногу, и еще то, что в этот раз он надел высокие зимние ботинки на толстой подошве. Американские, армейские, суперпрочные, они приняли на себя почти весь удар. Острые металлические зубцы стиснули ногу, впились в тело, пробив толстую, утепленную густым мехом кожу. Попался!

Ерофеиха внезапно проснулась. Ей показалось, что она услышала какой-то шум. Прислушалась. Ни звука. Подошла к окну, вгляделась. Все было спокойно. Женщина напилась воды, вернулась в теплую постель и снова заснула.

Человек осторожно, по стенке поднялся. Держась за подоконник, попробовал наступить на пятку и застонал. Попытался руками раздвинуть зубцы – сил не хватило. Он на четвереньках пополз к калитке, стискивая зубы от боли. По дороге попытался открыть капкан с помощью палки – тоже не вышло. Ботинок изнутри стал влажным от крови. Дорога до дома с помощью двух палок показалась ему бесконечной. Не удержав равновесия, несколько раз падал. Временами пришлось ползти...

Жена спала. Женщина не подозревала, что находится в самом безопасном месте деревни – в логове маньяка. В темноте он задел стул. Тот свалился с грохотом.

– Ты чего? – раздался сонный голос супруги.

– Извини, киса, желудок расстроился...

Он не узнал собственного голоса.

Кровать заскрипела: супруга перевернулась на другой бок.

Он осторожно пробрался в кладовку, достал инструменты. Кое-как с великим трудом освободил ногу. Подошва не пострадала. Зато на верхней части ступни были видны четкие следы зубцов. Болело сильно, но все оказалось не так ужасно, как он предположил в начале. Он тщательно обработал раны перекисью, обмотал ногу бинтом. Сверху натянул полиэтиленовый пакет. Надел большие резиновые сапоги. Несмотря на ежесекундную пытку, человек нашел в себе силы вернуться и, поставить капкан на место. Он старался в точности повторить предыдущий маршрут и предварительно ощупывал дорогу палкой: во дворе могли быть установлены и другие капканы. Конечно, проще было бы не возвращаться, но он не хотел, чтобы Ерофеиха обнаружила пропажу и насторожилась. Если он поправится, то наведается сюда еще раз, и тогда она узнает, что такое настоящая боль. Из-за дождя дорога стала скользкой, и он несколько раз падал в грязь, почти теряя сознание от боли.

Домой он добрался только под утро, совершенно обессиленный. Забросил перемазанные грязью вещи в кладовку и кулем свалился в постель. К счастью, ему не нужно с утра идти на работу. О том, чтобы обратится в больницу, не могло быть и речи.

Весь день человек пролежал в постели, вставая лишь для перевязки, еды и прочей мелкой нужды. Нога сильно опухла и выглядела скверно, поэтому он старался не тревожить ее без особой нужды. Неужели, неужели это конец?! На всякий случай он начал принимать антибиотики: учитывая частый риск, запас лекарств был заготовлен на все случаи жизни.

В обед жена пришла и застала его в постели. Он сказал, что ему немного нездоровится. Супруга, сама недавно переболевшая, предложила вызвать врача, но он отказался. Сейчас каждый и сам знает, какие лекарства следует принимать...

Ерофеиха прошлась по двору. Дождь прошел сильный. Везде стояли лужи. Цветы под окном были поломаны. Она осторожно приблизилась: капкан стоял на месте. Видно, ветер переломал растения. Женщина аккуратно расправила веточки, маскируя ловушку.

Целую неделю он провалялся в постели. Ежедневно делал перевязку с перекисью и противовоспалительной мазью. Зато отек постепенно начал спадать и боль уменьшилась. Раны перестали гноиться и начали заживать. Он сильно хромал, поэтому пришлось сказать жене, что свалился с лестницы в погреб. И снова отказался идти к врачу: перелома нет, а ушиб и сам пройдет. Самое страшное осталось позади. Главное, кость, сухожилия и крупные кровеносные сосуды не пострадали, а остальное заживет. Но на ноге остались четкие шрамы от зубцов.

Теперь он обдумывал, как именно он расправится с коварной Ерофеихой. Она должна прочувствовать, что такое настоящая боль! Не следовало забывать и Касьяниху, которая жила уже сверх отведенного ей времени.

Больше месяца у него ушло на полное восстановление. И теперь он был готов повторить вылазку с учетом опыта, приобретенного такой дорогой ценой. Кое-какие интересные идеи у него уже появились.

В свой очередной приезд Вика решила навестить Яшичку. Евдокия Яшина, рослая тощая старуха в очках, вечная правдорубка, из-за чего и часто страдала, бессменный член разных комиссий и народного контроля, встретила Вику радушно. Она вязала свитер внуку. Вика за чаем начала осторожно расспрашивать об Аглае.