Текст книги "Нетипичный маньяк (СИ)"

Автор книги: Валентина Ушакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Дома Вика показала приобретение матери.

– Ма, посмотри...

Та бережно взяла вазочку в руки, кивнула.

– Ее вещи, Аглаи. Откуда?

– У Нюрки купила. Случайно увидела. Говорит, фамильное добро.

– Ага, барыня нашлась! Разве дочь Аглаи не увезла их с собой?!

– Выходит, продала.

– Да у Нюркиных родителей, алкашей, и денег-то никогда не было. И они бы никогда на такое и рубля не потратили. Лучше бы пропили. Да и Колькины-то не лучше. Нет, видно, вещи просто украли. Не доглядели мы, значит... Как же так?!

– Я тоже так думаю. Никому не говори. Нюрка-то не виновата. Думаю, она их у кого-то за самогон выменяла.

– Ясное дело...

Итак, кто-то после смерти Аглаи похитил часть вещей. Но ведь три женщины по очереди охраняли добро Аглаи. Не могла ли их забрать одна из этих женщин? Или же она просто недоглядела, вышла ненадолго, оставила дом без присмотра... Вещей у Аглае было много, и в суматохе потерю не заметили... Дочь Аглаи, конечно, знала, какие вещи были в доме, но ведь вазочка могла бы разбиться, а ложечка – просто затеряться. К тому же в доме было много гораздо более ценных вещей: трофейный «Зингер», серебряное портмоне с витиеватым узором на крышке, золоченый походный стаканчик... Возможно, было множество и других ценных вещей, которых Вика не помнила.

Вика задумалась. Итак, двадцать один год назад три женщины, ее мать, Михайловна и Касьяниха, по очереди караулят добро умершей Аглаи. Но часть добра все-таки, как теперь выяснилось, пропадает. Свою мать Вика из числа подозреваемых исключила сразу. Во-первых, та отличалась кристальной честностью, во-вторых, в их доме не было вещей Аглаи.

Итак, одна из этих женщин находится в доме. Допустим, к ней прибегает сын или внук. В доме много красивых вещей. Когда женщина выходит из комнаты или отворачивается, ребенок или подросток кладет понравившиеся вещицы в карман, благо, они не крупные. Так?

Нет, не так. Ребенок мог бы взять красивую, яркую, но дешевую вещицу. Скорее всего, вещи Аглаи похитил взрослый, да еще и разбирающийся в ценностях человек. Выходит, если тогда он был взрослым, то теперь и вовсе пожилой. Но ту же вазочку в карман не засунешь. Выходить из чужого дома с вещью в руках и тащить ее по деревне вор бы не рискнул, даже, если бы он вышел оттуда с сумкой, кто-нибудь мог обратить на это внимание.  Но зато, когда стемнеет, можно вынести вазочку или другую вещь из дома и спрятать в кустах, а в другой раз забрать. Или ее заберет родственник вора. Возможен и другой вариант. Добровольная охранница ночью, конечно, спит. Допустим, кто-то потихоньку открывает окно, забирает попавшие под руку вещи, закрывает окно и удаляется. Тогда вполне возможно, что в деревне, могли остаться и дамское портмоне, и походный охотничий стаканчик из серебра, и что-то еще.

Аннушка, заметив недостачу, шума поднимать не стала бы: ее слишком давно не было в деревне, может, за это время ее мать сама продала часть вещей. Вика вдруг припомнила витой браслет из желтого металла, наподобие спирали, скорее всего, серебряный, но с позолотой, в виде змеи с рубиновыми глазками-камешками, который который носила Аглая.

Ближе к вечеру Вика с матерью сходили на деревенское кладбище. Подошли к простой могиле без ограды с выгоревшим на солнце деревянным крестом. Фотографии не было. Цифры и буквы были когда-то глубоко вырезаны и залиты черной краской, но теперь стали уже почти не заметны. С огромным трудом Вике удалось прочесть.

«Раба Божья Аглая Аристарховна Петухова 1905 – 1995». Перекрестились. Постояли молча. Вика вспомнила, как в детстве она с матерью ходила на кладбище и клала на могилу цветы. Вот и сейчас на могилу Аглаи положили скромный букет ромашек...

Дома Вика снова задумалась. Вор и маньяк – одно лицо? Может, между ними существует родственная связь? Или это совсем разные, посторонние друг другу люди? В следующий раз нужно будет обязательно сходить к Нюрке и расспросить, откуда на самом деле в их доме взялась вазочка для варенья с изысканной ложечкой.

Вернулась в город. Вещи Аглаи привезла с собой. Из-за этого дела она совсем забросила Бобика, бедный ребенок соскучился по матери... Хорошо, хоть Александра занимается внуком, а то был бы как сирота неприкаянная. Вика показала сыну чудесные вещи и строго-настрого запретила брать их в руки. После того, как сын уснул, она сидела рядом и долго смотрела на него. Что с ней происходит? Даже любимая работа уже не тянула так, как раньше...

На другой день после работы Вика отправилась в ломбард, показала товар и поинтересовалась ценой. Вазочку-креманку оценили в тридцать пять тысяч рублей, а ложечку-ракушку – в пять. Что же говорить о прочих вещах, бывших в доме у Аглаи?! Вика сказала оценщику, что это слишком дешево, и ей посоветовали обратиться в другой ломбард, расположенный в нескольких кварталах от этого. Там более высокие цены, но и условия жестче. Но если деньги нужны срочно и цену сбросить сильно, то можно не ждать реализации, и получить наличные сразу же.

Вика забрала вещи и вернулась домой. Взяла в руки ложечку. Глядя на нее, она вспомнила еще один подарок Аглаи – янтарную брошь, которую Вика, которой было тогда лет пять-шесть, потеряла, когда они ездили в городской парк.

Ваньке казалось, что он что-то упустил. Почти все лето он пробегал в поисках маньяка. Конечно, в одиночку Ванька не мог охватить всю деревню, но не сомневался, что если бы тетя Вика видела столько, сколько он, то маньяк непременно был бы уже разоблачен. У него просто не хватает ума, только и всего. Да теперь еще и эта школа отнимает уйму времени, шестой класс как-никак! Ваньку время от времени беспокоила мысль, что он уже видел что-то такое, странное, необычное, чему он сразу не придал значения, а после забыл. Но не мог понять, что же именно это было. Вроде чепуха совсем, мелочь, какое-то несоответствие что ли, когда ожидаешь одно, а получается совершенно другое, чего быть вроде бы не должно. Что-то удивило его, смутило на мгновение, показалось странноватым, да и тут же выпало из памяти. Ему казалось, что если он вспомнит, то поймет, кто маньяк. Ванька вздохнул и раскрыл учебник. Да, нелегко быть сыщиком!

Вика любила пятницу, чудесное время! Завтра и послезавтра выходные. Вечером Александра отвезет их с Бобиком и Ларой в деревню. Нужно будет выкопать картошку, а потом все же узнать у Нюрки о вазочке.

На другой день копали с утра до вечера, хорошо хоть, что погода была хорошая. Вика устала так, что было не до Нюрки. Можно было и по телефону спросить, но Вика все же предпочитала личную беседу.

Бобик был доволен: за день он набегался и накопал картошки специальной картофелекопалкой, похожей на металлическую лапку, носил урожай маленьким ведерком. Рабсила!

На второй день тоже копали, сушили, просушенное спустили в погреб, отделили крупную «едовую» картошку от семенной, а совсем уж мелочь выставили в мешке за ворота: кто-нибудь заберет на корм поросятам. Вовремя успели: к вечеру стал накрапывать дождь. Часть картофеля повезли в город под неодобрительные взгляды Александры, которая считала, что «овчинка выделки не стоит». Так и не довелось Вике снова наведаться к Нюрке.

И снова она погрузилась в размышления. Почему же в деревне она ни от кого не почувствовала этот дивный цветочно-травяно-древесный аромат. Может быть, в обычной жизни маньяк пользуется крепким парфюмом, заглушающим нежный запах, а когда выходит на охоту, наоборот, не использует его, чтобы жертва не почуяла его раньше времени. Но что-то она ни от кого в деревне не почувствовала и парфюма... Или от убийцы разит, например бензином, а перед тем, как отправиться на поиски жертвы, он отправляется в баню. Пожалуй, учитель математики, предприниматель и водитель снова выдвигаются в первые ряды подозреваемых.

Оставался один-единственный выход: нужно было как-то спровоцировать маньяка. Но торопиться не следует, нужно все тщательно продумать и просчитать, иначе во второй раз может и не повезти.

Итак, сначала разберемся с вором. Мать, кажется, все, что вспомнила, рассказала. Старухи Михайловны больше нет, она внезапно умерла весной. Осталась Касьяниха, нелюдимая, малоразговорчивая, работящая баба, но после копки  картошки она на днях уехала погостить к детям на Север. Вернется только недели через три-четыре. Нет бы ее сразу расспросить! А вдруг это именно она забрала вещи? Нет, сначала все-таки нужно как-то разговорить Нюрку.

И все-таки, вор и маньяк, скорее всего, разные люди. Тот, кто утащил когда-то из дома Аглаи вазочку с ложечкой, наверняка снял с нее бы и нее украшения, после того, как счел мертвой. Но они его не заинтересовали

А не могла ли Аглая сама подарить Нюрке посуду? Ведь ей же, Вике, она часто делала подарки. Конечно, могла бы. Но в многодетной, пьющей семье хрупкую вазочку давно бы расколотили или выменяли на самогон, а ложечку затеряли. В семье Петровича – то же самое. Итак, скорее всего, вазочка попала к Нюрке гораздо позже.

Но к концу недели у Вики внезапно разболелось горло. Ангина! Бывшая свекровь быстро затолкала ее в больницу. Не судьба съездить в деревню и расспросить Нюрку. После очередного полоскания горла Вика взяла мобильник и вышла в коридор. Позвонила Ваньке.

– Привет, Вань! Ты сейчас где?

– Здравствуйте, тетя Вика! На улице.

– Поблизости никого?

– Нет.

– Слушай, Вань, это очень важно. Узнай, у кого твоя мама приобрела вазочку с ложечкой.

– Так ни у кого! Они всегда были наши.

– Нет, Вань, не всегда. Двадцать один год назад они принадлежали совсем другому человеку. Вот давно ты эту вазочку помнишь? Сколько вы ею пользуетесь?

Молчание. Ванька некоторое время припоминал.

– Да года три уже как. До этого она в кладовке стояла, мамка ее там нашла, отмыла, что ж добру-то пропадать!

Значит, три года... Точно ли вещи Аглаи почти двадцать лет простояли в кладовке у Петровича, младшего сына из разбредшейся по свету многодетной семьи? Неужто сам Коля в юные годы стянул приглянувшиеся ему вещички и почти двадцать лет прятал их ото всех? Вряд ли... Что-то не верится...

– А чья она была?

– Женщины одной. Она уже умерла... Ну, ладно, Вань, об этом разговоре – никому. Помнишь, что я тебе говорила? Постарайся как-то осторожно расспросить мать. Нет ли у вас еще таких вещиц? Это очень важно! Я приехать не смогу, лежу в больнице с ангиной. Вся надежда на тебя. Пока!

– Попробую. До свидания! Выздоравливайте, Тетя Вика!

Вернулась в палату. Еще раз прополоскала горло. Позвонила Настя.

– Привет, Викуля! Представляешь, таким козлом оказался, просто жесть! Пропал, на звонки не отвечает, двери не открывает. А на улице вижу, он, гад, с другой бабой идет, как тебе?! И меня как будто в первый раз видит, сука, ни здрасьте, ни привет, представляешь?! Ты, может, знаешь эту гниду, предприниматель, Ярошевич? Ой, пока!

И отключилась.

Вика положила мобильный на тумбочку, закрыла глаза и приложила ладони к вискам. Да что ж это за наваждение! Почему Настя идет по ее следам?! Словно не в миллионном городе живут, а в деревушке из трех домов... Дмитрий Ярошевич был любовником Вики после смерти мужа. Недолго... Она вспомнила бархатные карие глаза, ласково глядящие прямо в душу, чуть хрипловатый, завораживающий голос, теплые руки. Он делал ей массаж, бережно растирая уставшие за день плечи и ступни. Говорил об их будущей семейной жизни. Ворковал, как голубок. Она верила и была счастлива. Развесила уши, как Чебурашка! А потом все случилось, точь-в-точь, как и у Насти. Зачем он лгал? Чтобы она в постели была более страстной? Она же его ни о чем не просила...  Вика вспомнила, как, увидев его с другой, шла, словно слепая, по улице и слезы ручьем текли по щекам... А главное, Александра об этом знала, Вика видела это по ее глазам, но бывшая свекровь не сказала ни слова. Деликатная...Конечно, ей было неприятно, что вскоре после смерти ее единственного сына бывшая сноха завела себе любовника. Но жизнь есть жизнь: у Александры и самой был молодой бой-френд, с которым она встречалась несколько раз в неделю. Правда, после расставания с Викой дела у Ярошевича резко пошли на спад: чувствовалась железная рука Александры. Да, Вика никогда не любила своего мужа, это правда. И бывшая свекровь это знала.

– Что, болит? – поинтересовалась Наташа, новая соседка по палате с перевязанной ногой, лежащая у окна. Роскошная дама за сорок, предпринимательница, наверняка знакома с Александрой. До этого лежала в соседней палате, но что-то не понравилось, перебралась сюда.

– Спасибо, уже легче.

– Хочешь сока?

– Своего полно.

– У меня домашний, натуральный.

– Ну, давайте.

– Сама подойди, нога болит...

Вика подошла к ней с кружкой. Наташа налила ей сока их трехлитровой банки. Вкусно, не сравнить с магазинным. Прямо яблоками пахнет!

– Спасибо!

Да и от самой дамы исходил чудный аромат.

– Ты же Саши Романовой сноха?

– Да. Вы, Наташа, пахнете, прямо, как роза!

– Еще бы! У меня ж сеть парфюмерных магазинов.

– Да?! Значит, вы в ароматах разбираетесь?!

– Ну да, вроде как...

Вика рассказала женщине о волшебном аромате детства. Теплом, ласковом, сладком, пахнущим одновременно цветами, древесиной и травой. Сейчас такого уже нигде нет.

Женщина улыбнулась и произнесла одно единственное слово:

– Ирис.

– Это точно?! Ведь ирис пахнет совсем по– другому.

– Я же не сказала – «цветы ириса». Не сомневайся.

Наташа прочла Вике целую лекцию об ароматах. Высушенные и измельченные корни использовались уже в древнем Египте, как духи для полотна и белья. Порошок из корня ириса, который назывался «фиалковый корень», добавляли в воду для придания белью аромата. Корень ириса с нежным запахом фиалок добавляли для предохранения тканей от моли при дворе королевы Елизаветы. В Российской империи его добавляли в ванны для привлечения противоположного пола, мыли волосы. Клали в кремы, пудры и зубные порошки. Отвар использовали для полоскания рта...

Вот оно что! Как же повезло, что она познакомилась с Наташей! Вика вспомнила о корнях ириса, унесенных кем-то от калитки Грачихи. Это же и есть маньяк!

Наташа уже давно спала, а Вика продолжала размышлять. Итак, Аглая Аристарховна, по привычке, заведенной еще в семье ее родителей, использует высушенные и измельченные корни ириса для отдушки белья и одежды, а также защиты их от моли. Конечно, знает об этом и ее дочь Анна, взятая из детского дома. Возможно, что и Аннушка делает то же самое, и своих детей научила. Значит, маньяк вполне может быть внуком Аглаи Петуховой. Вернись он в деревню, кто бы об этом узнал?

Старушка могла научить этому и кого-то из деревенских женщин. Но тогда Вика почувствовала бы нежный фиалковый аромат от кого-то из сельчан. Вот ее мать так не делает, может, Аглая и говорила ей об этом, но та отмахнулась, и так забот полон рот, не господа. Это дело на любителя...

В пятницу Вику выписали. Позвонила вначале Ваньке, тот сказал, что мать ответила, что вазочка все эти годы провалялась в кладовке, как-то взялась разбирать хлам да и нашла. Может, и так, иначе Ванька или его сестра Женя давно бы ее расколотили. А может, Анна сама подарила кому-то вазочку с ложечкой? Нет, Анна прекрасно знала, что это вещи дорогие, и уж точно не стала бы она дарить их Нюрке. Нужно будет расспросить Нюрку об Анне Петуховой, у нее-то в отличие от Викиной матери и деревенских старух память должна быть хорошей.

В субботу Вика с Ларой и Бобиком отправилась в деревню. Нюрка подтвердила, что нашла вещи в кладовке. Аглаю Нюрка в лицо помнила, а мужа ее – нет, он умер давно. Аглая  Петухова держались обособленно от деревенских, она была другой, городской, хорошо одетой. Ведь она шила и перешивала вещи, и не только для себя. Дома у них Нюрка никогда не была.

Анну Петухову жена Петровича совсем не помнила, видела только один раз на похоронах Аглаи: та уехала, наверно, еще до ее рождения. Анна-то была образованная, вся в мать неродную, выучилась в городе да уехала по распределению.

В деревню она больше не вернулась, мать не навещала. Говорили бабы, что вроде бы Анна вышла там замуж, есть у нее сын. Может, Аглая сама к ней ездила... А может, и не было никакого мужа, так родила, кто знает... Сейчас-то уж Анна сама давным-давно пенсионерка, и сыну ее, наверно, уж лет под сорок. Кажется, Нюркина мать говорила, что Анна не совсем чужая Аглае, какая-то родственница.

Итак, если Нюрка не врет, то кто-то спрятал в кладовку Колькиного дома вещи Аглаи, да так, что они почти двадцать лет пропылились в темном, пыльном закутке. Потому и уцелели. С другой стороны, сама пятнадцатилетняя Нюрка могла стащить эти вещи, воспользовавшись моментом, когда вся деревня были на похоронах Аглаи. Или же это сделал семнадцатилетний Колька, ныне уважаемый всеми Петрович, чтобы подарить эту красоту девчонке Нюрке, а до времени спрятал среди хлама... Могли они это проделать и вместе, но из страха разоблачения вещи были спрятаны в чулан. Или случаем воспользовался кто-то из их многочисленных братьев и сестер, даже сами пьющие родители...  Но какое все это имеет отношение к маньяку, любителю аромата сушеных корней ириса?

Вика с матерью и Ларой пекли пироги со свиным фаршем, привезенным из города, картошкой и грибами. Бобик помогал, весь извозился в муке. Забрехали собаки. Залаял Мухтар. Кто прошел мимо калитки. Мать Вики мельком глянула в окно. Из-за разросшихся яблонь и сирени ничего не видно. Спилить бы эту сирень, старая уже, страшная стала...

Кот Базилио или по-деревенски, Васька, упитанный четырехлетний котяра серого цвета, любимец Боба, дремал у калитки, пользуясь последними погожими деньками. Неожиданно легкой ветерок донес до чутких ноздрей зверька густой цветочный аромат. Васька чихнул, потянулся и принялся вылизывать свою заметно погустевшую к зиме шубку.

Человек бросил беглый взгляд на дом Марии. Да, живучая оказалась журналюшка, большой прокол. Больше этого не повторится. Досадный промах будет, конечно, устранен, но сейчас это ни к чему. Человек усмехнулся. Нужно быть очень осторожным, особенно после того, как кто-то зарезал старую скрягу из-за заначки...

Заиграла мелодия чардаша. Вика тщательно обтерла руки чистым полотенцем, взяла надрывающийся мобильник. Настя!

– Привет, Викуля, как дела, а я с таким мужиком познакомилась! Прямо песТня! Художник, талантище, гений! Виктор Сумароков, может, знаешь? Это нечто! Зверь, а не мужик!

Вика облегченно вздохнула. О художнике-авангардисте она в прошлом году писала очерк. Какой-то дохлый, странноватый, пришибленно-придавленный мужичок в черной коже с немытыми, распущенными волосами ниже плеч, неестественно бледный, не иначе, тихий алкоголик. Глядя почему-то все время в сторону, он утверждал, что в живописи устарело все, кроме авангарда, который идет лучше всего. Яркие, аляповатые, неряшливые полотна Вике не понравились, так, мазня. Уродливая, непропорциональная, неестественного цвета, мерзко раскоряченная  «Обнаженная», «Девушка,  в синем платке», почему-то похожая на лошадь, хищный «Красный цветок», расползшийся  на все полотнище, словно опухоль... Тьфу, гадость какая! От них просто разило посредственностью! Кому это может нравиться?! Вике казалось, что не то что она сама, Бобик и то гораздо лучше нарисует. Но положительный, хотя и не восторженный  отзыв дала. В конце статьи, правда, осторожно указала, что авангард нравится не всем, это творчество на любителя. Особенно ее насмешило, когда она спросила тезку, мог бы он скопировать «Джоконду», лучше или хуже оригинала? Художник гордо ответил, что не лучше и не хуже, а точь-в-точь, как у Леонардо... Да еще потом добавил, что каждая из его картин стоит три тысячи евро! Ага, держи карман шире... Ей потом передали, что Сумароков на нее сильно обиделся. За то, что не обратила внимания на его философский подход к живописи и гармонию новой эпохи. Вика вздохнула. Главное, что Настька снова хоть ненадолго счастлива.

Уплетая румяный, пышущий жаром пирог, Вика вдруг подумала: почему она подозревает лишь жителей своей деревни. Вблизи, в нескольких километрах хода, находилось еще две деревни. Их обитатели давно перероднились, переплелись так, что составляли уже одно целое. Танюха, дочь Ерофеихи, например, перебралась в Васюковку, правда, они теперь уже на Севере. А сноха Грачихи – из Балашовки. Парни из бедных многодетных семей охотно шли в «примаки» в соседние села. Люди помогали родственникам, что-то меняли, покупали, продавали. Появление в Кузьминках кого-то из соседней деревни не вызвало бы интереса. Что ж круг подозреваемых расширяется... А если еще добавить сельчан, переехавших в город, но время от времени навещающих родню... И потом, с чего она решила, что маньяк орудует только в их деревне. В соседних тоже время от времени случаются несчастные случаи, внезапные смерти и самоубийства вполне здоровых и не старых людей. Неужто это тоже работа маньяка? А если он действует по всему району, а то и за пределами области?! Вика вздохнула.

Нюрка вытащила из кладовки сверток, завернутый в ломкую, пожелтевшую газету. Развернула. Тускло блеснул металл. Осторожно потрогала. Стаканчик металлический, желтенький, наподобие как в поезде подстаканник, с рисунком лани на боку, продолговатый металлический кошелечек с красивым узором и застежками-шариками, чешуйчатый браслет-змея с красными глазками, красивая коробочка с крышкой, тоже металлическая, узорчатая. Нюрка воровато огляделась по сторонам. Поблизости никого не было. Завернула вещички в тряпку, и сунула на прежнее место.

Нюрка вернулась в комнату, закрыла глаза.  Она до сих пор ничего не забыла. Глядя на нее, никто бы не поверил, какие страсти бушевали в ее душе двадцать один год назад. Она, пятнадцатилетняя девчонка, тогда земли не чуяла под ногами. Первые трепетные поцелуи за клубом... Это было какое-то наваждение... Она стала женщиной на жутко скрипящей койке в пыльном заброшенном доме, и все равно была безмерно счастлива. Коля до сих пор ни о чем не догадывается: он в то время тискал в укромных уголках толстозадую, не по годам грудастую Танюху, дочь Козлихи... Той, что не дождалась его из армии.

Какая ранняя, удивительно теплая была та весна, насквозь пронизанная дурманящими ароматами черемухи и сирени! Какое безумное было лето, жаркое, как ее любовь! Какие грозы гремели! А по вечерам крупные звезды высыпали на удивительно низкое темно-фиолетовое небо: кажется, протяни руку и ухватишь! Когда очередная звезда падала, они загадывали желания. Нюрка каждый раз  желала одного и того же: чтобы они всегда были вместе. Это было словно мучительно-яркий и долгий-долгий сон... Потом уже никогда ничего подобного не было. Нюрка повзрослела, поумнела, и все стало обычно, заурядно и скучно...

Эти старинные вещицы Нюрке подарил тот, кого она тогда так безоглядно любила. Единственная память о былом... Он уезжал, но обещал вернуться... Она верила и ждала целых три года, до тех пор, пока Колька не вернулся из армии.

Правда часть вещей пришлось продать шустрой Вике, ладно, что уж там... Все уже давно прошло, быльем поросло. Словно и не с ней все это было... Нюрка глубоко вздохнула. Даже сейчас, столько лет спустя воспоминания взволновали ее, стало жарко... Почему то время врезалось в ее память так, словно все это было вчера?! Женщина усмехнулась. Чего уж там... Вспомнила бабка, как деткой была. Забудь... Вон уже Женьке семнадцать... Не в мать пошла, спокойная, рассудительная, расчетливая... Ну и хорошо, меньше страдать будет... И про вещи эти уже никто не вспомнит, ведь столько лет прошло: одни старухи поумирали, другие все забыли, та молодежь уже состарилась, а нынешняя и не слышала о чудной Аглае и ее безделушках

Вика стояла у окна редакции и размышляла. Она уже знала от матери и от Ваньки, что еще двое пьющих мужиков в деревне погибли от «паленки»... Приезжала полиция, ясно, опять смерть некриминальная будет, кому она нужна, серия?! Их же начальство в бараний рог сотрет. Ну, напились алкаши суррогата, и что с того? Не зарезали же их, как Клещиху... А еще Вике почему-то все больше казалось, что и девяностолетняя Аглая тоже не умерла своей смертью.

Ванька, когда мать ушла в магазин, решил обыскать кладовку. И нашел! Таких вещей в их доме быть не могло, они же не буржуи! Но красивые безделушки, завернутые в старую газету и тряпье были, и от этого никуда не денешься... Тетя Вика права! Но неужели кто-то из его родителей – маньяк?! Нет, этого не может быть... Пусть уж лучше воры. А может, эти вещи им нарочно подкинул убийца, чтобы отвести от себя подозрение? Мальчик завернул вещи обратно в тряпку и прибрал на место. Тете Вике он решил ничего не говорить. Пока сам не найдет настоящего маньяка...

Вика стояла перед зеркалом и рассматривала новую норковую шубку – подарок Александры. Размер, цвет, фасон – все подходило идеально. Сама она выбрала бы именно эту шубку. Черненькая, легенькая и в то же время довольно теплая, самое то. Александра всегда дарила ей вещи так, что не придерешься. Ясно, не хочет, чтобы бывшая сноха и мать единственного внука ходила, как голодранка... Бобик, войдя в комнату радостно заверещал: «Ой, мам, какая ты красивая», обнял и крепко прижался, как котенок.

Александра смотрела на бывшую сноху и не могла понять: чем она могла привлечь избалованного красавца Костика? Заурядная внешность, никакой изюминки, ни амбиций, ничего. Другая бы на ее месте зубами за мебельный бизнес ухватилась, такие возможности! Нет, торчит в своей нищей, зачуханной газетенке. Простая деревенская девка, только немного окультуренная, только и всего. Вот главное слово – простая, примитивная. Как же ей легко угодить! Выбрала самое простое, без причуд, она и рада! Странно, Костик менял девиц, как перчатки, до тех пор, пока не познакомился с Викой. А какие были красавицы, умницы, интеллектуалки, из хороших семей со связями. Все не то! А к этой он сразу прикипел, словно приворожили, и вскоре заговорил о женитьбе. Несмотря на то Вика всегда была к нему равнодушной, даже не считала нужным притворяться. Да, бывшая сноха всегда была какой-то закрытой, отстраненной, отрешенной... Словно между ними стояла незримая преграда, как толстое стекло. И мамой ее никогда не называла. Может, и правильно. Она, Александра, всегда давилась словом, чуть не плевалась, когда называла так свою свекровь. Какая уж она ей мама...

Верно в народе говорят, что парень женится на той девушке, которая меньше всего нравится его матери. Она Вику приняла. А со временем даже привязалась к ней. Ну такая вот у нее сноха, уж какая есть. И другой теперь не будет...

Правда, в последний год отношения между молодыми заметно изменились. Костя постепенно охладевал к бесчувственной жене. Все больше отдалялся от нее, домой уже не рвался, задерживался на работе, а по выходным отправлялся с друзьями на футбол или бокс. Вика отнеслась к этому безразлично, да и ребенок отнимал много времени. Может, Костик познакомился с кем-то? Куда он так спешил в тот проклятый день? Теперь уж не узнать... Хорошо, хоть внук остался, копия Костика... Единственная радость... Александра вздохнула. Зато, когда Вика познакомилась с этим ничтожным Ярошевичем, она просто светилась от счастья.

Ванька страдал. Подозрения измучили его совсем. Он даже ночами стал плохо спать. Неужели это кто-то из его родителей убивает деревенских? Или они просто украли вещи той богатой старухи? Уж лучше бы так. Мир мальчика, такой привычный, разваливался на куски. На уроках он вздрагивал, если обращались к нему, и не мог повторить, о чем говорили учителя. Двойки посыпались одна за другой. Жизнь внезапно повернулась к Ваньке задом...

Деревня давно уже спала. И только один человек, лежа на кровати, мечтательно улыбался, глядя в потолок. Перебирал варианты. Размышлял... О том, как именно он убьет следующую жертву. Он представил себе весь ужас, все страдания, которые выпадут на ее долю. И приятные мурашки побежали по коже. Нужно только все хорошенько продумать, чтобы второй раз не попасть впросак.

Жертву он уже присмотрел, осталось выбрать способ убийства. Всякую пьянь травить – удовольствие маленькое. Хотелось, с одной стороны, какого-то разнообразия, оригинальности, юмора, с другой, убийство должно выглядеть, как несчастный случай. Он знал, что несравненно умнее их всех, этих жалких ничтожеств, пустых, никому не нужных людишек, козявок, копошащихся в земле. Но торопиться не следует: жертва должна утратить бдительность, как и остальные. Человек довольно потер руки. Попадешься, птичка, в сеть, не уйдешь из плена!

Нюрка переделала всю работу по дому и стояла у окна, поджидая из школы Ваньку. Пацан совсем забросил учебу, ходит сам не свой. Да что ж такое... Женщина глубоко вздохнула. Да что ж у них семья такая невезучая. Вон, та же Вика все годы училась на отлично, ее мать и забот не знала. Нюрка снова вспомнила свою единственную любовь. Он вернулся в деревню, когда Женьке было уже пять лет. Какой-то потухший, ко всему безразличный. И не один, с женой, худой, вертлявой, сильно накрашенной городской бабенкой, похожей на зэчку. С ней, Нюркой, равнодушно поздоровался и прошел мимо. Словно и не было тех соловьиных ночей...

Ванька вошел в дом понурый.

– Снова двойка?

Кивнул.

– Да что ж это такое, сынок, родненький...

Ванька заплакал и бросился к матери, прижался, обнял, как маленький.

Сквозь слезы проговорил:

– Мама, откуда у нас эти вещи? Тетя Вика сказала, что это маньяк...

Нюрка застыла. Вот в чем дело! Ее ребенок все это время страдал, думая, что живет в семье убийцы! Да как же так?!

– Что ты, Ванечка, как ты мог такое подумать! Эти вещи мне подарил давным-давно один человек, много лет назад... Он не может быть маньяком, поверь мне. Он очень хороший. Так уж получилось!

У Ваньки словно камень слетел с души. Он поверил матери. Его семья – не убийцы!

– Мам, давай отдадим эти вещи тете Вике, она их искала. Тогда она поймет, кто маньяк... Пожалуйста!

Нюрка кивнула.

– Хорошо, сынок. Отдадим. Только папе ничего не говори, хорошо?

Ванька кивнул.

– Кто подарил тебе вещи, ма?

– Я не могу тебе этого сказать, сынок, правда, не могу. Понимаешь... Хороший человек может попасть под подозрение. Полиция разбираться не станет, им хоть кого схватить да отчитаться. Он этого не делал, поверь мне. Он не такой... Эти вещи не имеют никакого отношения, правда...

Назвать Ивана Сычева нельзя ни в коем случае, ведь он уже был судимым, в молодости отсидел несколько лет за драку! Для полиции он – уголовник, он же и так уже наверняка под подозрением!

– Тогда я позвоню тете Вике?

– Звони, сынок, только скажем, что нашли их в кладовке, ладно?

– А вдруг она на папу подумает?