Текст книги "Нетипичный маньяк (СИ)"

Автор книги: Валентина Ушакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Нетипичный маньяк
Валентина Ушакова

Больше всего на свете третьекурсница университета Лара Пушкова любила кататься на коньках. Вот и сейчас она стремительно неслась вдоль берега реки, царапая крепкий лед остро наточенными лезвиями. Зимние каникулы подходили к концу. А впереди соревнования!

Деревня осталась далеко позади. Приятный морозец холодил щеки. Ни ветра, ни туч. Солнце уже потихоньку двигалось к закату, но до темноты было еще далеко.

Лара подумала, что пора бы уже вернуться, она сильно проголодалась, но сильное молодое тело жаждало движений. Ладно, еще немного, и домой!

Внезапно под ногами раздался треск, и Лара почувствовала, что теряет равновесие. По инерции она еще пролетела вперед и больно ударилась локтями и подбородком о лед. И в этот момент почувствовала, что ноги погружаются в ледяную воду. Лара инстинктивно поползла вперед, и это спасло ей жизнь: девушка оказалась на твердом льду. Ноги, главное, ноги!

Спортсменка с трудом поднялась (ноги не сломаны!), и ее взгляду предстала прорубь размером примерно метр на полтора, в которой плавали куски льда. Промокшим ногам становилось все холоднее: при падении Лара намочила их до середины голени. А главное, в этой стороне мобильник сеть не ловит!

Медлить было нельзя, несмотря на боязнь провалиться повторно: расстояние до деревни было приличным, и нужно было спешить. Чтобы снять ботинки и вылить из них воду не могло быть и речи: обувь потом можно и не натянуть.

Лара мчалась изо всех сил, чувствуя, как ноги сковывает ледяным панцирем. И это только ноги до середины голени! Что было бы, ели бы она свалилась в прорубь! Оставалось еще более половины пути... Дикий холод в ногах уже перешел в боль, и Лара, стиснув зубы, мчалась по льду к деревне. А если еще где-то есть прорубь. Но выхода не было: по берегу не дойти...

Внезапно Лара споткнулась, растянулась на льду, больно ударившись головой, и потеряла сознание.

Пришла в себя она в избе. Вокруг нее хлопотали люди. На ее счастье, Петрович, рослый мужик лет сорока, живущий на краю деревни, возвращался с неудачной охоты. Увидев на льду лежащую без сознания Мариину дочку, он взвалил ее на плечо и притащил домой. А уж его жена, востроносая Нюрка, стащила с девушки ботинки с коньками, увидела красные, словно обожженные ступни, и послала старшую дочь Женю незамедлительно вызвать «Скорую». Стационарный телефон был только в конторе, а мобильный поганец Ванька на днях уронил. А уж ждать-то этих скоропомощников, пока приедут из города – будь здоров!

Лара уже лежала в постели раздетая, укрытая несколькими одеялами. Нюрка быстренько налила ей самогона собственного изготовления «для сугреву», поставила на огонь чайник. Шустрый подросток Ванька сбегал за матерью пострадавшей. Наконец, явились фельдшера, осмотрели девушку и увезли в больницу вместе с матерью. К счастью, ничего страшного не случилось, повезло, что Петрович быстро обнаружил девушку. Но теперь ей необходимо было серьезное лечение, и ни о каких соревнованиях и речи не было.

В больницу приехала и старшая сестра Лары, Вика. После гибели мужа в автокатастрофе, Виктория Романова вместе с пятилетним сыном проживала в городской двухкомнатной квартире и работала корреспондентом в местной газете. С ними вместе проживала и Лара: до университета пешком – одна остановка.

После рассказа сестры Виктория обратилась в полицию. А что, если это покушение на убийство? Кому понадобилось прорубить лед вдали от деревни? Рыбакам? Они сверлят лунки. «Моржам»? Таковых в деревне не было. Подросткам? Вряд ли. Каким-то неизвестным? Вика пришла к выводу, что это могло быть покушением на убийство: об увлечении Лары конькобежным спортом и ее маршруте знали все. Кто мог заранее подготовить прорубь, чтобы она успела покрыться тонким льдом? Отвергнутый поклонник? Таковых было много, но ничего серьезного. Ревнивая соперница? Вряд ли...

Полицейские, конечно, приняли заявление, допросили Лару, осмотрели уже затянувшуюся прорубь. Ясно, что никто ничего искать не будет: не убийство, не изнасилование, не грабеж, не кража...

Виктория задумалась. Одна мысль не давала ей покоя: что-то уж слишком часто народ в деревне начал умирать... В этом году в деревне произошел ряд подозрительных смертей. Соседский тринадцатилетний Гришка летом упал с обрыва и разбился насмерть. Шестилетняя Лидка утонула в реке. Умерла старуха Михайловна, хотя была еще вполне крепкой. Алкоголик Митрич отравился паленой водкой. У Надюхи Ворониной, бывшей одноклассницы, в начале года умерла дочка, грудной ребенок. А теперь вот едва не погибла ее младшая сестра. Если бы не Петрович, Лара бы просто замерзла.

Но ведь среди череды нелепых смертей могут быть и скрытые убийства? Неужели в деревне завелся маньяк? Значит, деревенские жители находятся в постоянной опасности. Но когда Виктория попыталась донести свои подозрения до полицейских, на нее посмотрели, как на ненормальную... Что ж, придется как-то заняться этим самой.

Кто может быть маньяком, если он существует? Вика отбросила древних стариков и старух, малолетних детей и явно беременных. Оставалось еще много народа. Она исключила из числа подозреваемых свою семью и Петровича. И все равно, еще много потенциальных маньяков, деревня-то довольно большая.

В первую очередь перебрала мужиков. Некоторые по молодости отсидели за драку или хищение колхозной собственности в виде мешков с зерном или комбикормом. Однако на маньяков не тянули. Судимы за растрату были и колхозный бухгалтер Серебрякова с продавщицей сельпо Панюшкиной. Тоже все не то. А может, и нет никакого маньяка, просто совпадения, а прорубь от безделья прорубили непоседливые подростки, а потом, после случившегося промолчали от страха?

Кроме обморожения ступней у Лары выявилась и пневмония. Придется теперь пропустить начало семестра. Не отстанет ли она от однокурсников слишком сильно, так что нужно будет брать академический? Лара тяжело вздохнула. К счастью, ноги, хотя обморожены, но не безнадежно.

Месяц спустя Лару выписали, однако ей еще нужно было подлечиться. Что ж, придется оформить академический отпуск.

Виктория все так же мысленно перебирала сельчан, и не находила ответа. Ну нет, нет среди них маньяка!

Летом, во время отпуска она приехала к матери в деревню, где уже была и Лара. К тому же за год у журналистки скопилась целая куча отгулов. Сына на всякий случай оставила с бывшей свекровью: та, женщина более чем обеспеченная, проживающая в собственном особняке, обещала слетать с ним в Диснейленд, а потом отдохнуть на море. Госпожа Романова не раз предлагала бывшей снохе бросить работу, переехать к ней, так как ее старшая дочь ни в чем не нуждалась и проживала вместе с мужем и детьми в Америке. Но Вика не спешила. Она любила свою работу, не хотела быть целиком зависимой от богатой бывшей родственницы и еще надеялась со временем как-то устроить свою личную жизнь. А ее ребенку со временем и так все достанется... Зная серьезность и ответственность Александры Александровны, Вика ничуть не сомневалась, что с ее ребенком все будет в порядке.

Что ж, а пока нужно будет осмотреться на месте, может, маньяк себя как-нибудь проявит. После случая с Ларой в деревне некоторое время ничего не происходило. Умер старик Ионыч, ну так и возраст преклонный... Отравились суррогатом насмерть двое колхозных трактористов. Тоже известные забулдыги, пили все, что горит.

И все-таки Лара выбрала, наконец, подозреваемого. Сыч, Иван Сычев, замкнутый бобыль, живущий со старухой-матерью. Его болезненная жена умерла совсем молодой, не оставив потомства, а больше он и не женился. Молчаливый, нелюдимый, непьющий мужик больше остальных подходил на роль маньяка. К тому же он обладал недюжинной физической силой. Вика, никому ничего не говоря, решила потихоньку понаблюдать за ним.

Главное, нужно быть очень осторожной. На всякий случай, Виктория описала свои подозрения и сохранила их в файле ноутбука и в записной книжке, которую она сунула в ящик своего стола. Охота на маньяка началась.

Дело у Вики было сложное: пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что. Она оделась как можно неприметней, взяла в руки плетеную корзинку для ягод. Никто не мешал осуществить задуманное: сестра Лара только вчера уехала поправлять здоровье в санаторий. Мать сама возилась в огороде, который Вика помогала поливать по вечерам. Каждое утро отпускница натаскивала воду из колодца в большие баки и бочки, чтобы она за день  хорошо прогрелась на солнце...

Она пошла к лесу. А вот и подозреваемый. Сыч уже возился в огороде: он все делал сам, старуха мать едва передвигала ноги. Вика вошла в лес, для конспирации насобирала ягод, чтобы они покрыли дно корзинки, и незаметно вернулась к дому Cыча, благо он находился недалеко от леса.

Сыч по-прежнему копался в огороде, ремонтируя забор. Вика снова вернулась в лес и продолжила сбор ягод. Затем подошла к кустам, росшим на опушке. Вот он, дом предполагаемого маньяка и две крохотных фигурки во дворе. Вика снова углубилась в лес. Похоже, у маньяка выходной, сегодня он на охоту не выйдет... Лучше насобирать побольше ягод, чтоб не впустую день прошел.

Журналистка каждый день ходила в лес, ссылаясь на то, что нужно увезти домой земляничного варенья, чтобы хватило на всю зиму своей семье да еще и коллег угостить. Мать не раз предлагала ей объединиться с кем-нибудь из местных женщин, но Вика отказывалась: от их непрерывной трескотни у нее непременно разболится голова.

Сама мать за ягодами не ходила: от наклонов у нее поднималось давление, ну и огород опять таки требовал к себе внимания. Колорадские жуки в этом году расплодились как никогда, приходилось обирать каждый кустик, сидя на дощечке, иначе всю картошку сожрут. Не химией же травить урожай!

Наблюдение продолжалось. Иногда Сыч покидал дом, ходил в магазин, в лес он пока не наведывался. Никаких происшествий в деревне не наблюдалось. Может, она неправильно выбрала объект наблюдения? Пролетела уже половина отпуска. Земляника закончилась, поспела малина. На подходе и грибная пора.

Виктория собирала душистую лесную малину в пятилитровое пластмассовое ведерко. У них на участке тоже росла малина, крупная, но водянистая, ни вкуса, ни аромата. Вдали каркнула ворона. Ого, уже полведра набралось! Неожиданно она услышала треск сучьев: кто-то шел по лесной тропинке. Вика немедленно присела и затаилась. Может, человек уже успел ее заметить? Кто-то прошел мимо. Подождав, пока все стихнет, Вика осторожно поднялась и огляделась: никого. Она вновь увлеклась сбором сочной, спелой ягоды, время от времени закидывая самую крупную в рот. Внезапно молодая женщина ощутила странный, давно забытый аромат. Ноздри дрогнули... Аромат из детства. Тот самый.

Удавка обхватила горло. Она пыталась сопротивляться, но силы были не равны. Воздуха не было... В глазах потемнело. Все...

Она очнулась в полной темноте. Все тело болело и ломило. Горло горело огнем. Запах земли... Она вспомнила! Маньяк! Неужели ее похоронили заживо?

Вика попробовала пошевелиться и едва не закричала от боли. Нога! Она была словно деревянной. Вика в ужасе начала ее яростно растирать. Резкая боль и жар охватили конечность, застоявшаяся кровь устремилась в нее. Вика застонала. Через несколько минут боль стихла, а нога обрела чувствительность. Вика облегченно вздохнула. Теперь пришла пора разобраться с остальным. Что-то мешало. Ветки! Ее забросали ветками.

Виктория ощупала стенки своей темницы. Посыпалась земля, камни. Это была какая-то яма. Но не обычная. Вика попыталась ползти. Яма была узкой, но длинной. Вика продолжила ползти. Она поняла. Ее скинули в заброшенный карьер, посчитав мертвой. Удивительно, как она себе все не переломала... А темно, потому что ночь.

Глаза постепенно привыкли к темноте и начали различать очертания. Молодая женщина продолжила выбираться. Теперь ей нужно было подняться наверх. Она ползла по шуршащим, осыпающимся камням, то сползая, то вновь отвоевывая несколько десятков сантиметров. Она ползла уже из последних сил, задыхаясь от усталости, но оставалось уже совсем немного.

Все. Она наверху. Вика без сил упала на землю. Отдышалась. Начинался дождь. Вика совсем замерзла. Она с трудом поднялась и побрела к деревне. Дождь усиливался. Она насквозь промокла и дрожала от холода. Внезапно вдали она увидела свет. Люди с фонарями искали ее... Она закричала изо всех сил. Потом была «Скорая» и полиция.

Пострадала она не сильно. Ушибы, царапины, след на горле: веревка содрала кожу. Вика даже не была изнасилована: ее просто хотели убить. Ее дорогие украшения, подарки мужа и свекрови, тоже остались на ней.

Потом Вику допросили. Конечно, никого не нашли. Даже вызванная из города собака не помогла. Лежа в больнице женщина изо всех сил старалась припомнить, что это был за запах. Редкий. Очень редкий. Она встречала его только в раннем детстве. Где?! Что это был за запах? Приятный, нежный, сладкий, слишком сладкий, даже приторный. Духи? Нет. Одеколон? Нет. Пудра, помада, какая-то косметика, крем? Нет. Это был какой-то особый аромат... Цветы, травы, древесина, что-то еще, такое волнующее...

Вика знала одно: если она вспомнит, что это за аромат, она поймет, кто убийца. Только вот память сыграла с ней дурную шутку. Она могла узнать этот аромат из тысячи, он врезался ей в память, но что это, она не помнила. Лет двадцать минимум прошло с той поры, прежде чем она снова ощутила этот запах. Запах убийцы. Значит, ей нужно как-то незаметно обнюхать каждого жителя деревни. Прямо, как настоящей ищейке! Хорошо, что чутьем она не была обделена: мать говорила, что нюх у нее, как у собаки. Но ведь она общалась практически со всеми обитателями деревни, и обязательно почуяла бы этот тонкий и чувственный аромат. Цветы, что ли какие-то или травы? Может, нужно подходить к людям поближе? Или этот нежный запах перебивался более сильным?

Почему она так хорошо запомнила этот запах, почему сразу узнала? Видимо, с этим в детстве у нее было связано что-то очень важное, раз он так надолго врезался в память. Но что именно?

Сыч... В-первую очередь нужно как-то обнюхать Сыча. Кстати, Сыч он был в числе тех, кто ее разыскивал. Но может ли от деревенского мужика исходить такой легкий, нежный запах, изысканный, аристократичный, похожий на аромат дорогих духов? Вряд ли... Кто же тогда убийца?! Он мог столкнуть подростка с обрыва. Отравить пьянчуг. Утопить девочку. Каким-то способом убить стариков и младенца... Подготовить прорубь для конькобежки. Набросить удавку на шею сыщицы-самозванки. И все это сделал обладатель нежного, чистого, сладкого цветочного  аромата. Ей повезло. Маньяк-невидимка впервые за все время прокололся.

Запах, запах... Почему-то ей казалось, что он был связан с Новым годом, а почему, она и сама не знала... Итак, Новый год, ей года три-четыре, не больше, и откуда-то взявшийся нежный, сладкий, чарующий аромат. Да, пожалуй, именно так. Исходил ли он от человека или от вещи? Этого Вика не помнила... Новый год... Может, это было связано с гостем или подарком?! Кто-то пришел к ним в гости и подарил что-то... Или, наоборот, они пришли в гости к кому-то, и там был этот восхитительный, почти волшебный запах, так ее поразивший... Теперь ей казалось, что именно так и было. Но к кому же они тогда ходили?! Что же это был за подарок? И что это за аромат, достойный королей?

В больнице ее обследовали, не нашли ничего серьезного. Ушибы, ссадины да легкое сотрясение мозга. Виктория лежала на койке в ожидании обеда и размышляла. Соседки – бабушки-старушки – уже обговорили все свои болячки и в очередной раз пили чай. Бывшая свекровь хотела запихнуть ее в одноместную, комфортную палату, да еще охрану приставить, но Вика отказалась. Вряд ли у маньяка хватит наглости притащится сюда, в больницу!

Позвонила коллега Настя, крупная, вечно сексуально озабоченная девица.

– Привет, Викуля! Как самочувствие? Что-нибудь новое известно? Сегодня вечером к тебе забегу.

– Да ничего нового.

– А у меня ржачка. Познакомилась с таким шикарным мужиком, просто песТня, дошло до секса, а он – полный ноль! Теребил-теребил, пыхтел-пыхтел – ничего. Еще мне говорит: помоги, поработай руками. Охренеть! А я ему: я что тебе, доярка? Он обиделся, ушел. А сегодня опять звонит, типа в тот раз не получилось, сильно устал на работе, давай, мол, еще попробуем. А я говорю: в тот раз не вышло, и в этот не получится. А он говорит, не хочешь, и без тебя полно желающих. Представляешь, прямо очередь выстроилась, ага...

Настя рассмеялась. Деликатностью она никогда не отличалась. Вика улыбнулась.

– Ну ладно, хоть какое-то развлечение.

– Ага. Ладно, Викуля, извини, надо работать. Кобра уже дважды про статью спрашивала.

И без паузы, но уже другим тоном: – Ой, Лариса Григорьевна, уже чуть-чуть осталось. И отключилась.

Вика засмеялась. Настюха влипла, ну и перепадет ей!

Настя и еще одна коллега, молчаливая, вечно насупленная Карина притащились в больницу вечером с целым пакетом фруктов, печенья, конфет и соков. Настя снова пересказала свою историю облома, шокировав бабушек, пивших чай восьмой раз за день.

– И где это он мог устать так, козлина? Только языком и работает, тяжелее ручки ничего не держал! Да ты, наверно, знаешь его: адвокат Грушевский.

Виктория почувствовала, что что-то на миг сжалось в груди. Она не только знала Славу Грушевского, она была когда-то в него безумно влюблена. Но он ясно дал понять: она не в его вкусе. Женился на девушке из богатой семьи, со связями. Вика долго страдала, а потом познакомилась с Костей и выскочила за него замуж, не раздумывая. Вот, значит как.

На другой день Викторию выписали. Сразу же после больницы Вика отправилась в магазин духов. Продавщица еще не видела такой капризной покупательницы: перенюхала все, но ничего не понравилось... Ей непременно нужен был аромат, сочетающий в себе цветы, древесину и траву.

Отпуск еще не кончился. Вика вернулась в деревню. Приехала из санатория и Лара: загоревшая, посвежевшая, повеселевшая. Вика завела разговор с матерью о прошлом, О Новом годе, как его встречали раньше. Увы! Ничего... Никакого намека. Где же искать ответ?

Вика стала больше общаться с деревенскими. Увы! От них пахло потом, навозом, самогоном, луком, чесноком, копченой рыбой, дегтем, бензином и прочими не благородными, но реабилитирующими запахами. Маньяка среди обнюханных не было... Вика даже делала записи, чтобы никого не упустить. Обнюхивала и повторно. Ничего... Но может, маньяк не всегда так пахнет? Может, он использует этот аромат, только когда выходит на охоту?!

В лес она теперь в одиночку ходить не рисковала. Вика с Ларой и толпой деревенских женщин шли только в сопровождении хотя бы одного из чьих-то мужей, грибники держались кучкой. Грибов было, хоть косой коси.

Умерла старуха Ильинична, жившая одиноко. Просить провести расследование, сделать анализы? А если смерть естественная? И так в полиции считают, что на нее напал не маньяк, а кто-то из бывших поклонников или заезжий придурок. Она же им просто статистику портит...

Виктория, придя домой почистила грибы, часть отдала матери на супчик, а остальное взялась нанизывать на нитку для просушки. Зимой ох как пригодится!

Гирлянды грибов развесила во дворе под навесом.

Вернулась в дом и снова задумалась. Тот аромат... У духов или одеколона запах приятный, но примитивный и резкий. И так же быстро выдыхается. А этот аромат такой ласкающий, бархатный, незаметно пропитывающий насквозь каждую пору, каждую клеточку. И вот ты с ним уже одно целое...

Она вспомнила комнату, в углу которой стоит новогодняя елка со старинными игрушками из ваты и картона, стеклянные бусы. На елке развешаны конфеты и орехи в золотистых обертках. Теперь уж так не делают... Она сидит на пружинистой никелированной кровати. На стенах репродукции: дама с неприятным надутым лицом, вся в черном, похожая на ворону, со страусиным пером на шляпе. Теперь-то Вика знает, что это «Неизвестная» Крамского и «Дети, бегущие от грозы» Маковского. Детей было жалко до слез... В комнате мама и кто-то еще... И этот так потрясший ее запах. Комната, кажется, пропитана им насквозь. Но он не резкий, нет. Нежный-нежный...

Отпуск кончился. Но домой они не вернулись. Бывшая свекровь настояла, чтобы переехали к ней в особняк, одним в квартире жить опасно, маньяк может и сам к ним заявиться. Звала и мать Вики, но та отказалась: как это все бросить, за зиму дом выстудится и обветшает.

Теперь по утрам Александра Александровна развозила их на своем черном бумере кого в садик, кого на работу, кого на учебу. Предлагала и Вике получить права, но вождение машины вызывало ужас у молодой женщины.

Вечером Вика сидела в своей комнате и размышляла. Сын уже спал.

Новый год. Елка. Чужая комната. Она сидит в этой комнате, пропитанной приятным запахом. В руке у нее подарок. Что именно? Она пока не помнила. Но он тоже пахнет, и еще сильнее, чем комната. Тот же аромат. Подарок маленький, совсем маленький. Что же это?

Новая напасть! Мама попала в больницу. Еле спасли. Сколько было переживаний! Выкарабкалась... Оказалось, что мама сварила грибной суп, в котором был кусочек бледной поганки. К счастью, небольшой. Грибы собирала, она, Вика, и собирала очень тщательно.  Она не могла перепутать. Значит, поганку подбросил маньяк. В больнице, когда самое страшное осталось позади, Вика спросила:

– Мам, ты не помнишь, у кого в деревне на стене висели картины: такая надменная дама в черном и дети, убегающие от грозы?

– Да они одно время у всех висели. Мода такая была. У некоторых, поди, и до сих пор висят. Сейчас-то все с природой вешают...

– А не помнишь, у кого в доме пахло так приятно-приятно?

– Что-то такое припоминаю. Но не помню у кого... Это было-то сто лет в обед...

Вика вздохнула. И тут облом...

Марию выписали, и она осталась погостить в доме у Александры. Вика продолжала размышлять. Комната с приятным запахом. Елка. Картины на стене. Никелированная кровать. Подарок в руке. Фарфоровые статуэтки на полочке. Красивые. Барышни в пышных платьях с высокими прическами и кавалеры в камзолах. Вышитая подушка на диванчике. На подушке – букет. Как настоящий! Вика вдруг вспомнила! В руке она держит носовой платок. Не чета нынешним, настоящее чудо! Самодельный! Белый кусочек полупрозрачного батиста, на котором искусно вышиты красные цветы. А края платочка с любовью обвязаны крючком в виде кружева. И от этого платочка исходит чудесный аромат! Кто же делает такие подарки? Конечно, фея! Они в гостях у старушки! Ни лица, ни голоса, ни одежды ее Вика не помнила совсем, но понимала, что этой бабушке очень много лет...

– Мама, а у кого из бабушек были статуэтки фарфоровые, такие, старинные... Дамы, кавалеры...

– Не помню я... Я на такую ерунду и внимания не обращаю...

Ну да. Это ребенку все внове, все интересно. А у взрослых другой взгляд, другие заботы...

– А с кем из бабушек ты дружила, к кому в гости ходила?

– Да к многим... Поумирали уж все... А что?

Виктория вернулась в свою комнату. Нет, к этой чудесной старушке они ходили не один раз. И каждый раз она получала подарочки. Припомнила две фигурки лыжников. Расколотила, конечно. Разве можно маленькому ребенку давать такие вещи?! Еще припомнила маленький изящный флакончик с притертой пробкой в виде морской ракушки. Бабушка дарила ей духи! Но запах был совсем другой... Еще царские ассигнации, большие, не в пример советским рублям. Они долго хранились, а потом, после прихода одноклассницы, вдруг испарились... Она вновь мысленно представила себе ту комнату, сервант. Старинный золотистый металлический стаканчик с рисунком на боку. Скорее всего, серебряный, с позолотой. Игольница, в виде сборной фарфоровой девочки, в которую вставлен кусок мягкой губки с воткнутыми иголками и булавками с разноцветными шариками на концах. Не иначе, бабушка была дворянкой! На стене – мягкий-мягкий фиолетовый ковер с алыми цветами, такая красота! На окнах – алые герани, они тоже приятно пахнут... А в углу – маленькая картинка с распятием... Все... Кто же это милая старушка, и какое отношение имеет к ней маньяк? Это ее сын, внук, племянник?

– Мам, ну припомни, кто в нашей деревне сильно отличался от остальных. Ну, не такой, как все...

– Ой, что ты, доченька, ты же знаешь, что после травмы у меня голова совсем дырявая.

Мать Вики в молодости недолго проработала на железной дороге. Получила травму головы. Но сам начальник упросил ее оформить травму, как бытовую. Мол, с табуретки упала. Иначе ему сильно перепадет. А он ей за это премию потом хорошую выпишет, грамоту почетную даст, на доску почета повесит, а там и в должности повысит. Можно и на учебу послать, и в депутаты выдвинуть. Молодая, наивная, она не знала, чем это ей аукнется в будущем, а бессовестные люди этим воспользовались. С работы вскоре пришлось уйти. Время от времени мать Вики мучили страшные мигрени. Да и память стала никудышной.

Вика стала размышлять дальше. И вспомнила... Кроме чудесного запаха, с той комнатой был связан еще и чудесный, неповторимый вкус. Разноцветные мелкие леденцы-монпасье. Они хранились в плоской круглой металлической коробочке с рисунком на крышке. Таких она не видела больше нигде. Откуда старушка их брала?!

Вике вдруг припомнились полотняные шуршащие мешочки, пахнущие травами. Даже слово всплыло: «саше». Ряды банок, в которых мокли головки цветов. Старушка сама делала духи! Она была травницей! Видимо, мать Вики ходила к ней лечиться! Виктория вспомнила, что она потом не один раз встречала ту старушку на улице, и та всегда давала ей гостинец: то чудесный шелковый носовой платочек, приятно пахнущий, но совсем по-другому! То конфеты, которые она доставала из старомодного ридикюля. Это были «барбариски» или «гусиные лапки», они же висели и на елке. То разноцветный и тоже душистый помпон. Лица старушки Вика не помнила, лишь серебряные волосы, собранные в узел на затылке, кружевную блузку с древним «жабо» да круглую брошь-камею на горловине блузки. Помнила только светлую, какую-то нездешнюю улыбку...

Еще Вика припомнила, что эту старушку она видела в церкви, куда они с мамой ездили, скорее всего, на Пасху. И они ходили к ней на Рождество, точно, горели свечи, а они пели торжественный рождественский псалом. Вика вспомнила слова:

Рождество Твое, Христе Боже наш,

Возсия мирови свет разума,

В нем бо звездам служащии

Звездою учахуся

Тебе кланятися, Солнцу правды,

И Тебе ведети с высоты Востока.

Господи, слава Тебе!

А еще на столе лежала толстенная черная книга с желтыми страницами, старая-престарая, конечно же, Библия! Потом они пили чай, налитый в маленькие, очень красивые чашечки из тончайшего фарфора, стоящих на таких же блюдечках. И варенье в хрустальной вазочке с длинной изящной ложечкой. Это были вещи из другого, уже ушедшего мира...

На выходные вернулись в деревню. Расспрашивать сельчан Виктория не решилась: еще нарвешься на маньяка. Но такую колоритную личность местные старухи не запомнить не могли. Нужно будет пройтись по домам сельчан, может, где попадется знакомая вещица.

Под разными предлогами она обошла всех. То соли попросить, то котят посмотреть, то предложить купить задешево ставшую тесной блузку. Даже к Сычихе ухитрилась впереться, когда Ивана дома не было: пошел в магазин за конфетами. Поинтересовалась, не может ли Сыч и им забор подлатать, мужика-то в доме нет. Мать и правда об этом как-то говорила. Сычиха сказала, что может, но попозже, а то сейчас дел невпроворот. Нет, ничего!

Оставались заброшенные дома. Таковых тоже немало. Все ценное из них, конечно, добрые люди давно порастащили, но кто польстится на старые репродукции?! Эх, жаль, Лара уехала в город к подружке, та ногу сломала.

Вика подозвала к себе подростка Ваньку, сына Петровича.

– Вань, дело к тебе на миллион. Ты умеешь хранить тайны?

– А то! Могила. Зуб даю. Вот те крест!

Ванька размашисто перекрестился. Не хватало только «честное пионерское».

– Мне поручили написать статью о деревне, о старинном быте. Нужно будет облазить заброшенные дома...

– Теть Вика, вы что! Совсем, что ли, за мелкого меня держите? Думаете, я не понял, что вы маньяка ищете?

Ну вот! Уже даже дети в курсе. Не говоря уже о самом маньяке, который, наверняка, вовсе не дурак!

– Ладно, Вань, ты прав. Я хочу облазить старые дома. Только там опасно, некоторые настолько ветхие, набок уже перекосились, что туда опасно входить. Вдруг обвалятся! Войду я, а ты постоишь на стреме, понял?

– Вы что, тетя Вика?! Да мы эти дома с пацанами уже давно все облазили вдоль и поперек. Они еще сто лет простоят. Сейчас туда уже совсем мелкота лазит. Хотя нет... Мамка говорила, что их хотят бульдозером снести, чтоб никого из мелких не завалило.

Тогда нужно тем более поторопиться! Но имеет ли она право рисковать Ванькиной жизнью?!

– А что вы ищете? Что там должно быть?

– Репродукции на стенах. Картинки такие. Тетка в черном, насупленная, на Касьяниху похожая. А другая картина – девочка несет маленького братика на плечах.

– Вроде видел что-то такое, но точно не помню.

– Может в учебнике?

– Может...

– Еще какие-нибудь банки-склянки-флаконы, мешочки с травами, не?

Ванька покачал головой.

Она снова вспомнила! Большие напольные деревянные часы, отбивающие каждый час... И круглые коврики на полу, вязанные крючком.

– Все равно нужно все осмотреть. Я знаю что искать, но не могу тебе объяснить. Я не все помню, но если увижу, узнаю обязательно...

– Ладно, когда пойдем? Сейчас?

Может, позвонить Ларе, сказать? Нет, не стоит...

– Ладно, пойдем сейчас. Начнем с этого конца деревни. Главное, чтобы нас не заметили. Сначала иду я. Ты идешь в отдалении, и близко не подходишь, как будто не со мной, понял? Тебя не должно быть видно, спрячься в кустах. Просто ждешь. Если меня очень долго не будет, ни в коем случае не заходишь в дом. Просто бежишь домой, и звонишь в полицию, что я зашла в тот дом и пропала. Сечешь?

– Ага. Проще пареной репы.

Вика протянула Ваньке свой мобильный.

– Держи. Пошли.

Она облазила все дома. Жизнью рисковала, и зря. Сколько хлама переворошила, пылью надышалась, в паутине перепачкалась, джинсы о торчащий из стены гвоздь порвала, ногу поцарапала. Ни-че-го. Все не то. Оставалось последнее. После страшного пожара в деревне сгорело шесть домов. Целая улица. Было это лет двадцать назад. Кто-то отстроился заново, кто-то купил другой дом, тогда многие уезжали в город. Кто-то из погорельцев и сам уехал. Видимо, в одном из этих домов и жила старушка, имеющая какое-то отношение к маньяку. Отчего случился пожар? Погибла ли старушка в огне или же пожар случился после ее смерти? Нужно узнать.