Текст книги "Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн"

Автор книги: Валентин Тараторин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

ТАТАРСКАЯ КОННИЦА

На протяжении долгого времени татарские орды были попеременно то противниками, то союзниками Речи Посполитой и Руси. В их тактике ничего не менялось, за исключением освоения огнестрельного оружия.

Боплан, служивший королю Сигизмунду III, вспоминает о казаках и татарах:

«Буджацкие татары, занимаясь беспрерывною войною, храбрее крымских и искуснее в наездничестве. На равнине между Буджаком и Украиною обыкновенно разъезжают 8 или 10 тысяч сей вольницы, которая, разделяясь на отряды в тысячу всадников, удалённые один от другого на 10 или 12 миль, гарцуют по степям и ищут добычи. Посему казаки, зная, какая опасность ожидает их в степях, переходят оными в таборе или караване, то есть между двумя рядами телег, замыкаемых спереди и сзади восемью или десятью повозками; сами же с дротиками, пищалями и косами на длинных ратовищах идут посреди табора, а лучшие наездники вокруг оного, сверх того, во все четыре стороны, на четверть мили высылают по одному казаку для наблюдения. В случае поданного сигнала табор останавливается».

«Случалось и мне несколько раз с 50 или 60 казаками переходить степи. Татары нападали на наш табор в числе 500 человек, но не в силах были расстроить его; да и мы также мало вредили им; ибо татары только издали грозили нападением, не подъезжая однако на ружейный выстрел, и пустив через наши головы тучу стрел, скрывались. Стрелы их летят дугою, вдовое далее ружейной пули» (214, с. 286—287). если же татары не в силах отразить саблями натиска поляков, то рассыпаются подобно мухам в разные стороны, пуская стрелы на всём скаку и так метко, что в 60 и даже в 100 шагах попадают в неприятеля. Поляки не могут их настигнуть, имея коней не столь быстрых и поворотливых, как татарские, а татары, отскакав на четверть мили, соединяются, встречают ляхов строем, и при нападении их снова рассыпаются, пуская стрелы по-прежнему на всём скаку через левое плечо» (263, с. 17).

Кроме этого, есть сведения о татарах у шляхтича Броневского, посланного Стефаном Баторием в Крымскую орду. Он говорит, что татары умеют чрезвычайно быстро строиться в ряды и двигаться в них, а по словесной команде или иному знаку командира мгновенно рассыпаются и строятся вновь (263, с. 17).

Подробно описывает способ стрельбы татарских наездников из луков Иоанн Нейгофф:

«Лучшее впечатление делает татарская конница, сохранившая свою старинную храбрость и изворотливость и владеющая луком и стрелами с удивительной ловкостью Лук, для напряжения которого необходима сила, равная тяжести от 60 до 100 фунтов, сделан из эластичного дерева и загнут рогом, разводящимся с середины, где он связывается на два особенные лука, которые с концов шире; тетива сделана из плотно сплетённых ниток; стрелы, с стальными остриями, хорошо выточенные и с перьями… Собираясь натянуть лук, берут его несколько на откос в левую руку, кладут тетиву за агатовое кольцо на большой палец правой руки, которого передний сустав загибают вперёд, сохраняют его в этом положении с помощью среднего сустава указательного пальца, прижатого к нему, и натягивают тетиву до тех пор, пока левая рука вытянется, а правая подойдёт к уху; наметив свою цель, отнимают указательный палец от большого, в ту же минуту тетива соскакивает с агатового кольца и кидает стрелу с значительной силой. Однако ж едва ли нужно замечать, что эта конница, несмотря на свою храбрость, ловкость и бесчисленность, ничего не может сделать против самой обыкновенной европейской пехоты».[132]132
  Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете. – М., 1865, к. 2, с. 401—402.


[Закрыть]

КОННИЦА РУСИ XVI—XVII веков

Поместная система набора кавалерии в русское войско полностью сформировалась при Иване IV Грозном и была закреплена рядом законодательных актов. Прежде всего царь уравнял вотчинников и помещиков в правах. И хотя вотчины официально продолжали оставаться личной собственностью землевладельца, их хозяева всё равно были теперь ограничены в своих свободах и, также как помещики, обязывались служить царю. Крупные вотчинники – бояре и удельные князья (фактически ничем не отличавшиеся от бояр) должны были являться на службу с собственными дружинами. Набор осуществлялся единым способом во всех землях: в вотчинных, помещичьих и государственных. Тяжеловооружённый всадник выставлялся с каждых 50 гектаров земли, соответственно, устанавливалось, сколько конников и в каком вооружении должно было явиться от тех или иных владений.

Земли и помещиков, и вотчинников передавались по наследству, новых участков их сыновьям, поступившим на службу, не выделялось. Следовательно, государству не надо было вести захватнических войн для обеспечения землями нового поколения воинов (204, т. 2, с. 284—285).

Периодически устраивались смотры и учения кавалерии, в которых отрабатывалось мастерство конников. Слабой стороной такого метода было то, что количество и уровень смотров зависели от феодалов, их проводивших, соответственно, степень боевой подготовки в разных районах оказывалась неодинаковой.

Все служилые люди – и вотчинники, и помещики – при Иване Грозном именовались общим термином – «дети боярские». Они поимённо заносились в особые списки – «десятни», в которых было отражено, в каком вооружении и с каким количеством конников из своей дворни или наёмников воин должен явиться.

Самой лучшей частью конницы считался «царский полк», размещавшийся в Москве и её окрестностях. Можно сказать, что этот корпус являлся личной царской дружиной и, поскольку за её подготовкой следил сам государь, то была она гораздо боеспособней по сравнению с остальной региональной конницей. Котошихин оставил нам описание этого корпуса, аналогично которому составляли свои полки крупные бояре. Правда, стоит сказать, что во времена Алексея Михайловича (1645—1676 гг.), о царствовании которого рассказывает Котошихин, подготовка и структура этих частей изменилась в худшую сторону:

«А бывают в царских и в боярских (полках), на службе стольники и стряпчие и дворяне и жильцы, росписаны посотенно; и над всякою сотнею учинены головы сотенные из стольников и из дворян, а у них порутчики и знаменщики и с тех же чинов, меньших чинов люди. А хоругви у них большие, камчатые и тафтяные, не таковые, как рейтарские; трубачи и литаврщики их же голов дворовые люди. А учения у них к бою против рейтарского не бывает, а строю никакого не знают, кто под которым знаменем написан и потому ездят без устрою.

Да из стольников же, и из стряпчих, и из дворян, и из жильцов, выбирает царь их своего полку добрых людей с 1000 человек, которым быти всегда к бою и не к бою при нём самом и для оберегания знамени его царского, да для всяких дел в рассылку ясаулов с 60 человек; а бояре и воеводы потому ж выбирают их своих полков, для чести своей и оберегания царского знамени, которые даются им воеводам от царя, и для особых их боярских знамён, человек по сту, кого излюбят, да для всяких воинских рассылок ясаулов человек по 20, молодцов добрых.

Да в то же время, как бывает у царя смотр всем ратным людям перед войною; и в то время у стольников и у стряпчих и у дворян Московских и у жильцов росписывают, сколько за кем крестьянских дворов, и сметя против крестьянских дворов напишут за ними быти к бою людей их со всею службой, всяких чинов за человеком человек по 5 и по 6 и по 10, и по 20 и по 30 и по 40, смотря по их животам и по вотчинам, кроме тех людей, которые с ними бывают за возами. А как приличится бой, и тех их людей к бою от них не отлучают, а бывают с ними вместе под одним знаменем» (51 с 146-147).

В региональную конницу набирались отряды, собранные из «даточных людей». В эту категорию входили и крестьяне, и горожане. Видимо, в число «даточных» попадали жившие в монастырских вотчинах и государственных землях, не розданных в частное пользование.

^{Рис. 74. Поместная конница Руси: лёгкий лучник и тяжеловооруженный воин (на заднем плане). XVI, начало XVII вв.}

Даточные делились на 2 разряда: тех, кто должен был являться на службу «с подводой, с лошадью, и с телегой, и с хомутом, и с топором, и с киркой, и с заступом, и с лопатой» (268, с. 137) – их задачей было выполнение обозных обязанностей; и тех, кто являлся с соответствующим вооружением и с конём. Последних, скорее всего, приписывали к боярским отрядам и использовали так же, как поляки пахоликов, хотя поздние документы, сообщающие о более серьёзном вооружении даточных всадников, дают основание причислить их к тяжёлой коннице (268, с. 131).

Мы, право, затрудняемся представить, что мог бы сделать даточный крестьянин в бою, будь он даже снабжён доспехами, луком или огнестрельным оружием, но при этом не умея ими пользоваться. Видимо, речь в документах идёт о некой воинской прослойке, составлявшей монастырские дружины. Ведь монастыри, так же как и бояре, нуждались в защите и контроле над своими владениями и во избежание бунтов давали возможность профессиональным воинам селиться на монастырских землях, выделяя им участки с соответствующим количеством крестьян.

Нам кажется, что данное объяснение наиболее приемлемо.

Важнейшей частью русской конницы являлись казаки, нёсшие пограничную службу. О них также есть сведения у Котошихина:

«Казачьи полки, старые ж; а устроены те казаки для оберегания порубежных мест от Польской границы, и тех казаков было до войны с 5 000 человек, а ныне их немногое число; а учинены они в казаки от служилых людей, из рейтар и из солдатов, после прежних служеб, и даны им дворы и места и земля пахотная; а оброку царю и податей не платят никаких. А как они бывают на службе, и им жалованья даётся погодно, против драгунов; а к бою служба их против рейтарского строю, знамёна малые ж, своим образцом; начальные люди у них, голова, атаманы, сотники, есаулы, из дворян и из рейтарских начальных людей.

Донские казаки; и тех Донских казаков с Дону емлют для промысла воинского, посылать в подъезды, подсматривать, и неприятельские сторожи скрадывать; и даётся им жалование, что и другим казакам. А будет их казаков на Дону с 20 000 человек, учинены для оберегания Понизовых городов от приходу турских, и татарских, и нагайских людей, и калмыков. А люди они породою Москвичи и иных городов, и новокрещёные татаровя, и запорожские казаки, и поляки, и ляхи, и многие из них московских бояр и торговые люди и крестьяне, которые приговорены были к казни в разбойных и в татиных и в иных делах, и покрадче и пограбя бояр своих уходят на Дон; и быв на Дону хотя одну неделю, или месяц, а лучится им с чем-нибудь приехать к Москве, и до них вперёд дела никакого ни в чём не бывает никому, что кто ни своровал, потому что Доном от всяких бед освобождаются. И дана им на Дону жить воля своя, и начальник людей меж себя атаманов и иных избирают, и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу. А кого лучитца им казнити за воровство, или за иные дела и не за крепкую службу, и тех людей посадя на плошади, или на поля, из луков или с пищалей расстреливают сами; также будучи на Москве или в полках, кто что сворует, царского наказания и казни не бывает, а чинят они меж собой сами ж. А как они к Москве приезжают, и им честь бывает такова, как чужеземским нарочитым людям; а ежели бо им воли своей не было, и они б на Дону служить и послушны быть не учали, и только б не они Донские казаки, не укрепилось бы и не были б в подданстве давно за Московским царём Казанское и Астраханское царствы, за городами и с землями, во владетельстве. А посылается к ним на Дон царское жалованье, денежное, не гораздо помногу и навсегда; а добываются те казаки на Дону на всяких воинских промыслах от турских людей, горою и водою, также и от персидских людей и от татар и от калмыков, и что кто где на воинском промыслу не добудут, делят всё меж собой по частям, хотя кто и не был. Да к ним же Донским казакам из Казани и из Астрахани посылается хлебное жалованье, чем им мочно сытыми быть; а иные сами на себя промышляют» (51, с. 151-152).

В конце XVI – начале XVII века в русскую кавалерию стали привлекать много наёмников из Западной Европы, из которых формировались рейтарские роты. Некоторые капитаны приходили на службу к царю с собственными отрядами всадников. В начальный период Смутного времени (1604—1605 гг.) немецкие рейтары были, пожалуй, самой боеспособной частью конницы правительственных войск. Так, по сообщениям Конрада Буссова, несколько субъективным, но, в целом, дающим правильную характеристику состоянию русской армии в тот период, правительство Бориса Годунова (1598—1605 гг.) и Фёдора Борисовича (1605 г.) было целиком обязано победам над Лжедмитрием I именно немецким рейтарам.

В битве под Новгородом-Северским (1604 г.):

«Главный военачальник Бориса князь Мстиставский, получил в этой битве 15 ран, и если бы в дело не вмешались 700 немецких конников (которые тоже пришли в стан из своих поместий) и не бросились на помощь и выручку московитам, то московитам пришлось бы плохо. Эти 700 немцев отогнали Димитрия так далеко, что он был вынужден снова покинуть северские земли и прекратить попытки взять крепость, где был Басманов» (11, с. 101—102).

О сражении под Добрыничами (1605 г.) Буссов пишет:

«Он захватил всю их артиллерию, и на этот раз всё поле сражения и победа остались бы за ним, если бы на него не напали выстроенные в стороне два эскадрона немецких конников. Начальниками были: у одного Вальтер фон Розен, лифляндец из дворян, весьма пожилой человек, а у другого капитан Яков Маржерет, француз. Они с такой силой ударили на полки Димитрия, что те не только не смогли больше преследовать бегущих московитов, но даже вынуждены были снова бросить взятую артиллерию и обратиться в бегство.

^{Рис. 75. Русский всадник в стёганом на вате кафтане, заменявшем у малоимущих металлическую броню.}

Боевой клич немцев был: «Бог на помощь! Бог на помощь!». Бог им и помог. Они смело преследовали бегущее войско Димитрия, стреляли во всадников, и закололи всех, кого они могли настичь и нагнать. Когда московиты увидели такую храбрость немцев, то, что те одни выбили с поля и отогнали врага, они снова собрались с духом, и много тысяч их кинулось помогать немцам, преследовали врага три мили, выучились даже кричать немецкий боевой клич: «Бог на помощь!» А немцы немало смеялись над тем, что Димитрий уж очень быстро привил московитам такие замечательные способности, что они в один миг прекрасно усвоили немецкий язык и немецкий клич» (11, с. 102).

О вооружении русских всадников существуют самые разные сведения, во многом противоречащие друг другу. Это говорит о том, что единой системы вооружения в России не было, поскольку каждый из конников снаряжался за свой счёт или за счёт своего господина (нанимателя). Вот некоторые из отзывов иностранцев, побывавших в России в XV—XVII вв.

Георг Перкамота в конце XV столетия пишет:

«…во время войны они пользуются лёгкими панцирями, такими, какие употребляют (турецкие) мамелюки султана и наступательным оружием у них являются в большей част) секира и лук; некоторые пользуются копьём для нанесения удара; кроме перечисленного обычного оружия, после того, как немцы совсем недавно ввезли к ним самострел и мушкет, сыновья дворян освоили их так, что арбалеты, самострелы и мушкеты введены там и широко применяются».[133]133
  Иностранцы в Древней Москве. Москва XV—XVII веков. – М., Столица, 1991, с. 12-13.


[Закрыть]

Ричард Ченслор русской коннице (1553—1554 гг.) даёт следующую характеристику:

«Всадники – все стрелки из лука, и луки их подобны турецким; и, как и турки, они ездят на коротких стременах. Вооружение их состоит из металлической кольчуги и шлема на голове. У некоторых кольчуги покрыты бархатом или золотой парчой; они стремятся иметь роскошную одежду на войне, особенно знать и дворяне».

«…на поле битвы они действуют без всякого строя. Они с криком бегают кругом и почти никогда не дают сражения своим врагам, но действуют только украдкой».[134]134
  Иностранцы о Древней Москве. – , с. 31—32.


[Закрыть]

Марко Фоскарино (1557 г.):

«Их лошади ниже среднего роста, сильны и быстроходны. На них обыкновенно сражаются копьём, железными палицами, луками и стрелами».

«Войско своё они устроили по примеру французов и из Татарии выписали превосходных скакунов, которые по величине и дикости не уступают лошадям других стран. Когда произведён был смотр войск, то оказалось, что в них насчитывается в настоящее время 3000 тяжеловооружённых и 10 000 лёгкой кавалерии, что представляется крайне удивительным; 20 000 конных стрелков на саксонский образец, они называются по-нашему «ферранхи»; причём из них особенно выделяются стрелки из мушкетов, которых хочется обозвать убийцами;…»[135]135
  Там же, с. 55—56.


[Закрыть] Франческо Тьеполо (1560 г.):

«Конница из более знатных и богатых одевается в панцири из тонких и хорошо закалённых металлических пластинок и островерхий шлем, равным образом сделанный из пластинок; причём всё это производится в Персии. Эти (конники) в большинстве действуют копьём, прочие же все вместо лат носят толстые (стёганные) кафтаны, очень плотно набитые хлопком, они часто противостоят ударам, особенно стрелам. Среди них есть большой отряд аркебузеров, а все другие действуют луком. Общим для всех оружием является меч и кинжал, а немногие выделяются железными палицами. Лошади у них малорослые, но весьма приспособлены к (воинскому) труду и всяким невзгодам, а сверх всего и к холоду»[136]136
  Иностранцы о Древней Москве, …, с. 68.


[Закрыть].

Иоганн Георг Корб (1698 г.):

«Оружие, которым пользуются московские всадники суть: лук, стрелы, короткий дротик или копьё, у некоторых только сабли, и всё это по образцу турецкому. Пеше-конным солдатам царь в течение двух последних годов дал ружья и пистолеты; ежели судить об этих людях по их дерзкой отваге на злодеяния, то они более способны к грабежу, чем к правильной войне» (50, с. 248).

Русские нормативы и указы предписывали такое вооружение конников:

«Дворяне, дети боярские и новики должны были являться на службу в сбруях, в латах, бехтерцах, панцирях, шеломах и в шапках мисюрках; которые ездят на бой с одними пистолями, те кроме пистоля должны иметь карабины или пищали верные; которые ездят с саадаками, у тех к саадакам должно быть по пистолю или по карабину; если люди их будут за ними без саадаков, то у них должны быть пищали долгие или карабины добрые; которые люди их будут в кошу, и у тех, для обозного строения, должны быть пищали долгие; а если у них за скудностью пищалей долгих не будет, то должно быть по рогатине, да по топору» (300, т. 5, с. 276).

Во время организации похода на Смоленск в 1654 г, в войсках Шереметьева и Стрешнева числилось 1707 всадников поместной конницы, из которых 524 человека были вооружены пистолями, карабинами и саблями; 623 – «только с пистолями и саблями»; кроме того, «на меринах 423 человека с пистолями и саблями». При дворянах и детях боярских были их люди «также на меринах с пистолями и саблями». Казаков насчитывалось 151 человек «на конях с пистолями и карабинами» (258, с. 129).

Тактика русской кавалерии ничем на отличалась от польской или татарской. Об этом говорит устав Онисима Михайлова и сведения иных авторов, как, например, сочит нения князя Курбского (127, с. 131-132, с. 188, 198). Конники по-прежнему делились на тяжёлых, средних и лёгких. Малоподвижную и непригодную для рассыпной атаки тяжёлую и среднюю конницу, созданную для прорыва вражеских построений Онисим Михайлов не советует отпускать далеко от расположений пехоты.

В задачу всадников также входило прикрытие артиллерийских батарей:

«…а полку конному доведётся стояти подле пеших людей с правой стороны, а не добре наперёд выдаватися и не противу перьваго ряду; перьвому ряду конному доведётся против ряду пешаго, средняго против прапоров идти, а прежде конных пеших не пускати людей напустиши прежде пешим людям, для той причины, что пешим далече бежати, что б им у конных людей остатися, а конным бы у них не уехати, а напустили бы сшедшися с людьми, а захватиши б перад, елико возможно солнца и ветру о том многое обстоит для пыли и для дыму, а конным самопальником итить доведётся за нарядом коли наряд бывает разделён надвое, как прежде молвлено, а конных самопальников устроити по правую сторону, и как то сделается, доведётся людям сойтися с людьми, да не забыти конных людей поставити на ряду и у пороху, а стояти бы на одном месте и того беречи, что б извозные люди седчи на лошади не побежали прочь…» (148, с. 87—88).

Опасения автора были вполне обоснованы. Как показывали многие случаи из военной истории, победу одерживал тот полководец, в войске которого все части были обучены действовать согласованно, взаимно прикрывая друг друга. Если же конный отряд, например, тяжеловооружённых всадников, отрывался от остальной массы, он оказывался беззащитен против рассыпной атаки легковооружённых конников, а тем более скоординированного нападения лёгкой и тяжёлой кавалерии врага. Точно также и лёгкие всадники в одиночку были, как правило, неспособны отразить совместную атаку.

О боевых навыках русской конницы очевидцы отзывались по-разному. Иные – с уважением, другие, как Георг Корб (50, с. 248—249), – с презрением. Недалёк от него в своих суждениях и Гербенштейн (19, с. 116). Особенно показателен момент, когда он рассказывает о том, как 6 татарских воинов с успехом противостояли 2 000 русских:

«Они хотели окружить татар (как бы кольцом), чтобы те не спаслись бегством, но татары (расстроили этот план, прибегнув к такой хитрости), когда московиты наседали на них, они мало-помалу отступали и, отъехав немного дальше, останавливались. Так как московиты делали то же самое, то татары заметили их робость и, взявшись за луки, принялись пускать в них стрелы; когда те обратились в бегство, они преследовали их и ранили очень многих. Когда же московиты снова обратились против них, они стали понемногу отступать, снова останавливались, разыгрывая перед врагом притворное бегство. В это время две татарские лошади были убиты пушечным выстрелом, но всадников не задело, и остальные четверо вернули их к своим целыми и невредимыми на глазах 2 000 московитов» (19, с. 178).

Подобный случай допустим вполне, но ведь выдающиеся воины встречались в любой армии. Ещё Рашид-ад-Дин писал о том, как среднеазиатские конники Сейф-ад-Дин Лукили и Анбар Хабаши во время обороны города Маяфаркина вдвоём разгоняли целые отряды татарских наездников (112, с. 54—55), а ведь именно татары славились как отличные стрелки!

Такие виртуозы встречались и в русской армии. Так, Авраамий Палицын в «Сказании об осаде Троице-Сергиева монастыря» (1608—1609 гг.) рассказывает о двух русских воинах; коннике Анании Селевине и пехотинце Немом, которые также не боялись вдвоём совершать нападения на польские отряды:

«Анания же тот был мужественным: 16 знатных пленников привёл он в осаждённый город, и никто из сильных поляков и русских изменников не смел приближаться к нему, только ловили они случай убить его из ружей издалека. Ведь все его знали и, оставляя прочих, ополчились на него. И по коню его многие узнавали, ибо столь быстрым был тот конь, что из гущи литовских полков убегал, и не могли его догнать. Часто они вдвоём с вышеупомянутым Немым выходили при вылазках на бой. Тот немой всегда с ним пешим на бой выходил, и роту вооружённых копьями поляков они двое с луками обращали вспять. Александр Лисовский, однажды увидел этого Ананию среди своих противников, пошёл против него, стараясь его убить. Анания же быстро ударил коня своего и, выстрелив Лисовскому из лука в левый висок, с ухом его прострелил и поверг его наземь, а сам ускакал из гущи казачьих полков; ибо он хорошо стрелял из лука, а также из самопала.

Раз этот Анания, отбивая у поляков чёрных людей в кустарнике, был отторгнут двумя ротами от его дружины и, бегая, спасался. Немой скрылся среди пней и видел бедственное положение Анании; у него в руке был большой колчан стрел; и он выскочил, как рысь, и, стреляя по литовцам, яростно бился. Литовцы обратились на немого, и тут же Анания вырвался к нему, и они стали рядом. И многих поранили они людей и коней и отошли невредимыми, лишь коня под Аланией ранили.

Поляки только и думали, как убить коня под Аланией, ибо знали, что живым его не взять. Когда Анания выходил на бой, то все по коню стреляли. Всегда во многих вылазках конь его шесть раз был ранен, а на седьмой убит. И сделалось Анании хуже в боях. А потом Ананию ранили из пищали в ногу, в большой палец и всю плюсну раздробили; и опухла вся его нога, но он ещё хорошо воевал. А через семь дней в колено той же ноги он был ранен. Тогда этот крепкий муж возвратился назад. И отекла нога его до пояса, и через несколько дней он скончался в Господе» (92, с. 246—247).

Князь Курбский рассказывает о подвиге своего брата, который в одиночку два раза сумел прорваться сквозь пехотный полк татар. Приблизив старорусский текст к современному, мы получим отрывок следующего содержания:

«Потом, говорят, подоспел мой брат старший, который первый на стену городскую (Казани – В.Т.) влез; а когда на лугу их (татарскую пехоту – В.Т.) застал, в самое чело, распустив узду коня, врезался, так храбро, что не верилось всем, кто видел. Как крот проехал посреди их, рубя и вращаясь на коне. Когда же в третий раз он врезался в строй, помог ему какой-то благородный воин, вдвоём рубить врагов. Все же со стен города смотрели и удивлялись (Казань к тому моменту была взята штурмом – В.Т.) и думали, что это царь Казанский посреди их строя ездил. И так его переранили, что по пять стрел в ногах торчало, кроме других ран; но он остался жив Божьей благодатью, поскольку доспехи на себе крепкие имел. И так был храбр, что когда конь под ним устал так, что с места не мог сдвинуться, нашёл другого коня у одного дворянина, бывшего в войске царского брата и, забыв о своих тяжёлых ранах, продолжал гнать полк басурманский, вместе с другими воинами до самого болота» (127, с. 204).

Сам по себе этот случай, действительно, уникален, так как теоретически всаднику пробиться сквозь полк пехоты невозможно. Недаром другим конникам, включая самого Курбского это не удалось, а русские воины, наблюдавшие за схваткой не верили своим глазам.

Так что на основании подобных случаев делать выводы о боеспособности конницы в целом бессмысленно. Что же касается подготовки русской кавалерии в конце XVI—XVII вв., то, судя по имеющимся данным, она и впрямь была невысока; однако, объяснять сей факт надо, в первую очередь, слабостью всего государства, раздираемого гражданскими войнами[137]137
  Восстания Болотникова (1606—1607 гг.) и Разина (1667—1671 гг.).


[Закрыть] и борьбой боярских группировок за власть.

* * *

В царствование Михаила Фёдоровича Романова (1613—1645 гг.) была проведена реформа в русской армии. Поводом к ней стала чрезвычайно низкая боевая подготовка. Вотчинники и помещики, составлявшие основную часть кавалерии, всё реже и реже созывались на сборы для совместного обучения. Занятым своими хозяйственными проблемами дворянам было не до этого. Многие из них не являлись на сборный пункт даже в тех случаях, когда войска шли в поход. Часть дворян разорилась в результате чрезмерного налогообложения. Непрерывные войны со Швецией, Польшей и татарами вынуждали правительство всё более и более увеличивать сборы с населения, соответственно, возрастало число «нетчиков»[138]138
  Воины, числившиеся в списках, но по тем или иным причинам не явившиеся на сборы.


[Закрыть], многие из которых оказывались просто не в состоянии за свой счёт приобрести необходимое вооружение и коня.

Репрессивные меры в этом случае уже не давали положительных результатов.

Эти причины, совокупно проявившиеся в первой половине XVII века, вынудили правительство пойти на реформу. Они началась в 1630 г. (1/0, с. 97), когда Россия стала готовиться к походу на Смоленск. Образцом для подражания послужили европейские армии.

Первый конный рейтарский полк был сформирован в промежутке между 1631—1632 годами. Состоял он как из иностранцев-европейцев, так и из русских «детей боярских», казаков, и прочих «вольных людей». Обучение и командование им было поручено капитану Самойлу Карлу Деэберту (214, с. 54). Надо признать, со своими обязанностями немецкий наёмник справился блестяще, что показали последующие боевые действия. Русские рейтары отличились в 1632 г. в боях под Смоленском у Архангельского монастыря. В тот момент, когда царская поместная конница была опрокинута польскими гусарами и немецкими рейтарами, состоящими на службе у Речи Посполитой, и противник вброд перешёл Днепр, выйдя в тыл корпусу Фандама, его атаковали рейтары Деэберта и, отбросив, загнали обратно в реку (214, с. 82).

В дальнейшем число рейтарских полков возросло, к 1679 г. их уже насчитывалось 26 (283, с. 113). Котошихин пишет о рейтарах следующим следующее:

«Рейтарские полки; в те полки в рейтары выбирают из жильцов, из дворян городовых и из дворянских детей недорослей, и из детей боярских, которые малопоместные и беспоместные и царским жалованием денежным и поместным не верстаны, также и из вольных людей прибираются, кто в той службе быти похочет; и дают им царское жалование на год по 30 рублёв денег. Да им же из царской казны даётся ружье, карабины и пистоли, и порох и свинец, а лошади и платье покупают сами; а чего в котором году того жалования с прибавкой. А у которых дворян, и жильцов, и у недорослей, есть крестьянские дворы: и тем царского жалования дают не сполна; сколько за кем крестьянских дворов, и у таких из жалования против крестьян вычитают, да им же на службе с ружьем велят быть с своим. А у кого на службе убьют лошадь или умрёт, и таким для покупки лошадей жалованье даётся в полках, по рассмотрению, а у ружья что попортитца или на бою отобьют, и в то число ружье даётся иное в полках же, по рассмотрению, а иным пожиточным людям велят купить на свои деньги…

А прибираючи тех райтар полные полки, отдают иноземцам и русским людям полковникам, и бывает им учение. А бывают у рейтар начальные люди, полковники, и полуполковники, и майоры, и ротмистры, и иные чины, разных иноземных государств люди; а русские начальные люди бывают у рейтар, стольники, и дворяне, и жильцы, учёные люди иноземных же полков из рейтар и из начальных людей» (51, с. 148-149).

По словам Котошихина с каждых ста дворов обязывались высылать одного рейтара и вместе с ним – сопровождающего холопа или служку. Под термином «рейтар» следует понимать профессионального воина-всадника. Недаром Котошихин оговорился, что в рейтары берут «из жильцов, из дворян городовых, и из дворянских детей недорослей, и из детей боярских… также и из вольных людей», то есть тех, кто числился в военном сословии и с детства умел обращаться с оружием и конём. «Вольными» же людьми могли быть казаки, или наёмники из-за границы. В этот ряд Котошихин не включает ни даточных людей, ни холопов, пи служек. Холопом, сопровождающим рейтара, мог быть кто-то из дворни или, если всадника выставлял монастырь, то из монастырских служек, но это наверняка были люди, знакомые с верховой ездой.