Текст книги "Сын убийцы миров"

Автор книги: Валентин Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

А чего я репортаж тут веду? – вдруг подумала я. Ведь я спокойно могу пройти через экран и вытянуть оттуда пострадавшего первопроходца! Тогда и разберемся что с ним!

Я заторопилась к экрану.

И тут же суетливо вернулась обратно, едва услышав как закричал, заплакал и запричитал мой кактус. Его вопли слились в один раскаленный эмоциональный всплеск, который предупреждал, просил, уговаривал: «Туда нельзя! Тревога! Опасно для жизни! Не уходи, я не могу без тебя, не дай мне тебя потерять!…»

И почти эти же интонации прозвучали в громких, резких словах Олега:

– Елена, я прошу тебя не ходить туда. Знаю – ты можешь это сделать. Но пока я не разберусь, пожалуйста, оставайся здесь. Может быть отсюда ты сможешь помочь больше. В любом случае – дождись меня, и тогда мы обсудим план дальнейших действий!

– Ты хочешь туда пойти? – вскрикнула я. – Олежка, мальчик мой, не надо! Там опасно! Там даже Матвею сделали плохо!…

– Матвей пострадал именно потому что первым должен был идти я! – жестко произнес Олег. – Я сейчас зайду туда и попытаюсь помочь. Жди меня, ничего не предпринимая!

Я только открывала рот, как рыба, вытащенная из воды.

Я не знала что сказать и что сделать. Соображалка отказала полностью. С одной стороны, было ясно, что там, за дверью-стеной, происходило непонятное и страшное, и Матвей уже пострадал от этого. Но с другой – уверенный, злой тон Олега, который останавливал, приколачивал к месту, не давал сдвинуться. Тон злой и яростный. И непоколебимо уверенный в себе – на все сто процентов!

Олег уже сделал шаг, собираясь раствориться в стене, когда раздался поспешный голос Клементия:

– А я, князь? Мне можно с вами? Вы же говорили, что оставшиеся пройдут – значит, и я тож?…

Олег замер. Медленно повернулся. Лицо бледное. Смерил Клементия тяжелым взглядом. Отчетливо произнес:

– Вам решать. Присягу вы мне не давали. Можете оставаться здесь.

– Но как же… Почему присягу… – забормотал Клементий.

Вопросительно оглянулся на нас. А что мы могли сказать? Клементий мотнул головой, в недоумении. И вдруг решился – почти вприпрыжку бросился к Олегу:

– Да разве ж в присяге дело?… Я ж за другим шел!… Я ж сам хотел!…

– Прекрасно, – вздохнул Олег. – Но условие: слушаться меня беспрекословно! Что бы я ни приказал, выполнять мгновенно! Не хочу чтобы еще одна жизнь была на моей совести!

– Олег!… – ахнула я, поняв, что он уйдет – вот сейчас! Просто повернется и уйдет! – Олег…

– Жди! – отрывисто бросил он через плечо.

И тут же исчез, сопровождаемый серебристым позвякиванием.

Двойным. Потому что Клементий тоже исчез вслед за ним.

И сразу стало тихо. Так, что от тишины зазвенело в ушах и заломило затылок.

Они ушли…

Но почему я не вижу их на своем экране? Да и где сам экран?

Я беззвучно призвала к ответу мой кактус, и он тихонько повинился, что проявил инициативу и самолично убрал экран. Без команды. Боялся, что я как-нибудь нечаянно все-таки выпаду в него. Оступлюсь, повернусь неловко – и свалюсь туда. А это верная смерть. И мгновенная. Кактус что-то бормотал на своем, непонятном языке, но я поняла главное: через экран в то помещение хода нет. Запрет. Суровый. И даже жестокий. Смертельный.

«Но хоть покажи… – попросила я тихонько. – Я не пойду туда. Но посмотреть-то можно?…»

И экран вновь появился. На довольно значительном расстоянии – больше трех метров. Так, что бы ни упасть, ни нечаянно угодить в него я не смогла.

Изображение на его поверхности стало еще хуже. Полосы вольными волнами гуляли по экрану, дождем мельтешила рябь. И среди всего этого едва различимо проступали силуэты двоих: маленький – Олегов, побольше – Клементия.

Они склонились над Матвеем… Нет, склонился только Клементий. Олег, наоборот, гордо выпрямился. Презрительно заложил руки за спину, выпятил грудь. Смерил взглядом нечто, несущееся на них из бурлящих глубин неведомого помещения.

– Ой… – шепчу я.

Потому что на них вновь несется бешеный локомотив, сросшаяся мешанина катка-бульдозера.

– Ой… – обращаюсь я к двум неясным фигуркам. Порываясь одновременно сделать две несовместимые вещи: спрятать лицо в ладонях – и броситься к ним на выручку.

Не через экран – нет, я знаю, что там смерть! Но по жолобу-то, среди смирных бабочек, я пройти смогу! Я же вижу этот желоб! Я смогу, наверно…

Но покуда я пыталась разобраться в своих чувствах и желаниях, ситуация на экране резко переменилась. Бульдозер-каток, будто встретив какую-то преграду на своем пути, так и не докатился до гордо стоящего Олега. Катка просто не стало – он разбился, рассыпался на части. На мыльные пузыри и ватные пенные облачка. И сумрачные тени, которые плотной стеной колыхались позади него, как-то сразу сникли, отступили, впитались в серый, клубящийся фон.

Тогда и Олег быстро склонился к Матвею. Подхватил его под коленки, что-то неслышное приказал Клементию – и тот поднял безжизненное тело под мышки.

Безжизненное? Я прищурилась, вглядываясь. Нет, спир кажется на месте. Даже матвеевой головы не покинул. Значит, Акинфович жив! Сейчас, когда ребята вытащат его сюда, можно будет наконец вздохнуть спокойно…

Но Олег с Клементием сделали совершенно противоположное. Сутливо, с какой-то совершенно несолидной поспешностью, они поволокли Матвея вперед, почти переходя на бег. Прямо навстречу опасности, в гущу жутковатой пляски теней…

– Боже! – всплеснула я руками. – Да что же они делают?!

– Княгиня! – взмолился Гаврила. – Не томите – что там?

Я ошарашено оглянулась.

Поглощенная происходящим на экране, я совершенно забыла о них – Гавриле и Аркадии Викторовиче. А они, оказывается, все время стояли рядышком, напряженно вглядываясь в меня, пытаясь хотя бы по моей реакции угадать смысл происходящего.

– Да там… – провела я холодной потной ладонью по горячему лбу. – Что-то там непонятное. Они не стали раненого Матвея сюда нести, они потащили его дальше…

– Ну князь-то наш знает что делает! – пресек все мои сомнения Гаврила. – Если дальше перенес, значит так надо!

– А кто на Матвея напал-то? – подал голос Аркадий Викторович. – Зверь? Человек?

– Больше похоже на машину… Взбесившийся бульдозер… Но этого бульдозера уже нет. Разбился. Похоже, Олег его и разбил.

– А, так вот что! – обрадовался Гаврила. – Я же говорил! Князь разбил врага и пошел в наступление!

– Какое наступление?… Что за чушь? Куда они понесли Матвея? Зачем?

– Знамо дело – лечить! – авторитетно разъяснил Гаврила. – Видать, к тамошним лекарям.

– Ты еще скажи – к тамошним знахарям и ворожеям! – разозлилась я. – Откуда там лекаря? Там, похоже, и людей-то и нет! Одни взбесившиеся машины! Кто лечить будет?

– Но там же компьютер, Еленочка, – осторожно заметил Аркадий Викторович. – Может быть они его к компьютеру и понесли?

– Ага! – сердито сказала я. – Проводить компьютерную диагностику заболевания!

– И диагностику, и лечение, – благосклонно кивнул Аркадий Викторович. – Теперь, я слышал, уже и операции компьютер может делать.

– А, что с вами спорить! – взмахнула я рукой и обернулась к экрану, все еще демонстрирующему поле закончившейся битвы. Уже совершенно пустое. Мутные тени я не принимала во внимание.

Попросив кактус срочно навести резкость именно на людей, я в ответ получила виноватую информацию, что передаваемое изображение – это предел углубления в зону внутреннего контроля. Насчет контроля – не уверена, но кажется сбивчивые эмоции кактусовой речи я можно было трактовать именно так: предел зоны контроля.

– Что делать-то будем? – тоскливо спросила я.

И получила уверенный ответ Гаврилы:

– А тут и думать нечего! Ждать будем. Князь наказал ждать!

– И долго?

– А сколько надо – столько и будем!

Экран с мутным изображением потускнел и погас.

«Опять твоя самодеятельность?» – пожурила я кактус. На что получила категоричный обиженный ответ: нет. И многословное добавление – что-то насчет закрытия зоны для любого постороннего проникновения.

– Как это закрытия? – возмутилась я вслух. – Кем? Почему?

И как бы в ответ на мой вопрос бабочки, мирно сидевшие до сих пор по своим местам, вдруг разом вспорхнули, вызывая ощутимые воздушные сквознячки, зашуршали крылышками над нашими головами и устремились к колоннаде

– Ох ты! Куда это они, красавицы наши? – заинтересовался Аркадий Викторович.

– Насиделись, небось, – равнодушно ответил Гаврила. – Полетают да сядут!

– Но мы столько сил затратили, чтобы рассадить их по местам – чтоб именно так, как наш Олежечка говорил…

– Да, князь говорил, конечно… – неопределенно пожал плечами Гаврила. – Но то ж он нарочно рассаживал их – чтоб потом пройти можно было. А теперь все прошли кто надо. Чего им сидеть?

Он не видел того, что видела я: вместе с вспорхнувшими бабочками исчез и желоб, ведущий ко входу в стене! Я даже не удержалась, подошла торопливо к тому месту, где раньше видела острие желобка. Провела ладонью по стене.

И ничего она не мокрая – зря Гаврила наговаривал. Вполне сухая, даже теплая. Только вот попасть через нее я уже никуда не могу…

Вот и все, последняя ниточка обрезана. Теперь, действительно, остается только ждать. Сидеть и смотреть на часы, отмечая сколько времени прошло…

Только здесь и часов нет. И суток тоже. Или сутки еще будут – такие же стохастически меняющиеся, как и сам лабиринт?

– Гаврила, как ты думаешь: сейчас день или ночь? – тоскливо спросила я.

– Дык, ежели посчитать… Вышли мы утречком. Правда, не совсем поутру… Ну и на дорогу… Ну и здесь еще… Небось, княгиня, уже ближе к вечеру.

– И сколько мы будем ждать? Час? Год? Где жить все это время? Что кушать? Где там наши пищевые плитки?

– А ведь того… нету… – озадачился Гаврила. – Ваша правда, княгиня! Мы ведь их оставили на берегу. Прямо в мешке. Чтоб с собой в воду не тащить. А теперь получается – надо бы сходить, забрать!

– Ох, Еленочка-красавица! – кокетливо погрозил мне коротким пальчиком Аркадий Викторович. – Обо всем помнит, все видит!

Да уж… Вижу какие вы растяпы…

А может попросить мой кактус – вдруг он показывает не только внутренние помещения лабиринта, но и плитки на берегу? Тогда я просто возьму валяющийся мешок и принесу сюда!

«Покажешь берег?» – спросила я кактус. И получила эмоциональный ответ, приблизительно соответствующий согласному кивку.

И тотчас передо мной возник экран, на котором четко прорисовался фрагмент берега – как раз то место, где мы заходили в воду. И даже мешок, сделанный из штанов покойного Жирослава, я увидела. Только мешок этот оказался в весьма жалком состоянии. Он был вспорот – не развязан, а прямо-таки разорван кем-то, будто в припадке бешенства. И пуст. Только пара-тройка плиток – разломанных, растоптанных – валялась на гальке.

– А ведь наши харчи кто-то уже схарчил, – горько рассмеялась я. – Так-то, друзья! Нечего добро на улице бросать – вмиг подберут! И спасибо не скажут…

– А кто ж мог? – удивился Гаврила. – В здешних местах из гривенных – только мы. Ну, еще Бориска. Так он совсем больной лежит. Даже если гривна помогла, ему все равно еще долго не ходить-бродить, а стонать да охать!

– Еще Серафим! – напомнила я.

– Так он же где-то здесь! – возразил Гаврила. – Рыщет волком голодным! Вы ж сами говорили…

– А проверить все равно не мешает, – сообщила я и обратилась к кактусу с просьбой показать мне бескрылого нашего.

Рядом с экраном, демонстрирующим кусок пустынного берега, возник другой. И на нем было уже гораздо более оживленно. Там присутствовали: Серафим, Бориска, серафимова Степанида, а также остальные обитатели серафимовой потайки.

Изображение было четким, но каким-то рваным. Состоящим будто из стоп-кадров. Опять помехи в эфире? Но на экране, несомненно, была серафимова потайка. Часть ее. Избушка, где вчера вечером происходило пыточное дознание.

Только вот сейчас о кровавой пытке ничего в избушке не говорило. Посередине комнаты стоял широкий стол, на котором горой были свалены наши пищевые плитки. Нашлась пропажа! А вокруг стола, по лавкам, сидели веселые и довольные серафимовы прихвостни и с аппетитом пожирали наше добро.

Для них, что ли мы тащили его через столько преград и препятствий?

– А знаешь, Бориска-то, похоже, живехонький и здоровехонький уже! – поделилась я с Гаврилой своим наблюдением.

– Да быть того не может! – возмутился он. – Видывал я людей после правежа – долгонько им здоровья набираться приходилось! Не одну неделю!

– А Бориска, получается, шустрее оказался! – пожала я плечами. – Или Матвей не очень сильно старался над ним.

– Матвей? Как вы подумать могли такое, княгиня! Да Матвей с ним – по всем правилам!… И по всей строгости!

– Ну, не знаю… Тогда остается одно предположить: его подняли на ноги наши чудодейственные пищевые плитки!

– Вот это – вполне может быть, – согласился Гаврила. – Еда в той пещере, где нам князь гривны даровал, хорошая! И сытная, и вкусная! Может статься, что и лечебная.

– А мы это сейчас проверим! – сказала я и шагнула в экран – прямо к столу с плитками.

Нельзя сказать, что мое появление в избушке, посреди общей трапезы прошло незамеченным. Очень даже замеченным!

Кто-то поперхнулся, кто-то икнул, у Степаниды надкушенная плитка вывалились из ослабевших пальцев. Бориска побледнел и вскочил на ноги, опрокидывая лавку. Он вовсе не производил впечатления человека, только вчера пережившего страшную пытку.

Отреагировал и Серафим. Он не только выпучил глаза, но и додумался спросить:

– Так ты – живая?

Глупее ничего не придумал?

– Мертвая! – брезгливо сообщила я и подошла к столу.

Народ шарахнулся, как от чумной. Никто не сделал попытки помешать мне. Серафим тихо отполз по лавке подальше, Бориска продолжал стоять, широко открыв рот. Я заметила пару новых прыщиков на его побледневшей щеке. Один из голутвенных продолжал громко икать.

Ну что ж – мне их ступор даже на руку, решила я и принялась сгребать плитки со стола себе в подол.

– Мертвая… – дрожащими губами повторил Серафим. Похоже, он принял произнесенное слово за чистую монету.

– Так ты на поминки явилась? – повизгивающим от страха голосом предположил Бориска.

– У вас тут поминки? – удивилась я. – И кого поминам?

– Вас, княгиня, – угодливо закивала Степанида. – Сороковины отмечаем…

– Чего? – я так удивилась, что даже о плитках забыла и они с шелестом посыпались на пол. – Сколько отмечаете?

– Сорок дней с вашей кончины, – истово закивала Степанида. – Все по-божески, не обессудьте! Серафимушка, как вернулся да рассказал про вашу страшную смертушку, так мы и решили, чтоб, значит, вы на том свете на нас зла не держали, помянуть вас в сороковины. Сами видите – мы по-хорошему, по-людски к вам, так что и вы уж не нас там зла не держите…

– А вы не ошиблись? – глупо спросила я. – Действительно сорок дней прошло как мы от вас ушли?

– Да как же сорок! Не сорок, а уж почти два месяца! – словоохотливо пояснила Степанида. – Осень ведь теперича на дворе! Сорок дней – это с той поры, как Серафимушка вернулся да рассказал…

– Понятно, – прервала я ее. – Молодцы, что все по-людски. И вам воздастся!

И попросила у кактуса экран с древнегреческим залом. И тут же шагнула в него.

– Ух ты! – восхитился Гаврила. – Споро вы, княгиня! Я и мигнуть не успел, а вы уже обратно. И с харчем! – обрадовался он, увидев у меня в руках пригоршню плиток.

– Споро, – подтвердила я. – А могла бы и еще спорее.

– Как это? – удивился Гаврила, беря протянутую плитку.

– Ты ешь, а я расскажу. Много чудес, а объяснение одно. Знаешь, почему Бориска выздоровел?

– Из-за этих плиток? – чавкая спросил Гаврила.

– Из-за дуриток! – ругнулась я. И когда он поднял удивленный взгляд, добавила, смягчившись. – Потому что уже два месяца прошло, за это время любая сволочь выздоровеет. Смотри, не подавись.

– Как это? – Гаврила явно не понимал о чем толкует княгиня. – Как же – два месяца? И дня не прошло!

– Это у нас, здесь, возле главного запасного компьютера. А снаружи – два месяца отщелкало! Осень на дворе!

– Здесь – день, там два? – Гаврила смотрел на меня с тревогой. И тревожился он явно не за временные катаклизмы, а за состояние головы княгини.

– Ага, два, – подтвердила я. – Только не дня, не обольщайся. Два месяца. О, время летит! За этот срок все не только повыздоровели, но даже успели украситься новыми прыщиками. А также помянуть нас и даже забыть. – Я взяла одну из принесенных плиток, потерла в ладонях, освобождая от обертки.

Гаврила продолжал таращиться на меня в недоумении. Пришлось пояснить свои действия:

– Проголодалась! За два-то месяца – немудрено проголодаться, как считаешь?

– Это, Еленочка, вы о некоем парадоксе времени говорите? – осторожно поинтересовался Аркадий Викторович.

– О нем, родимом! – кивнула я. – В нашем случае – о временном замедлении.

– Но как же о замедлении, Еленочка! – не согласился он. – Ведь два месяца – это больше чем один день! Значит, об ускорении…

– Оно бы верно… – хмыкнула я. – Да только сомневаюсь, что снаружи, на целой планете, время вдруг принялось ускоряться. Сами подумайте – с чего это ему галопировать, выдавая осень сразу после начала лета! Надо думать, временные парадоксы гораздо локальнее. А именно – ограничены этим залом. Ну, может, еще чуть-чуть переходами стохастического лабиринта. Но ждать изменений снаружи не стоит. Именно у нас тут время идет не правильно. Весьма замедленно. Раз этак в шестьдесят более замедленно, чем снаружи, в окружающем мире.

– В шестьдесят? – не поверив покачал щетинистой макушкой Аркадий Викторович.

– Именно! Даже если Гаврила ошибся в подсчетах и мы тут компьютерные замочки открываем не несколько часов, а на протяжении целых суток, то это как раз получается и получается: сутки здесь – шестьдесят там. А недельку здесь просидим – наверху и год пройдет, проскочит! Весело! Если же мы тут, в ожидании целый год просидим, то выйдем, когда наверху полстолетия минует. Красотища! К тому времени все враги наши перемрут от старости, и когда явимся мы – вечно молодые и вечно свежие, как майские розы, то потомки врагов только рты раскроют в удивлении!…

– А спать здесь можно? – деловито поинтересовался Гаврила. – Я как поем после долгой голодовки – меня завсегда в сон клонит… – и зевнул в подтверждение.

– Можно, – разрешила я. Хотя и не верила, что после этих новостей про временные парадоксы кто-то спокойно уснет.

Но Гаврила продемонстрировал завидное спокойствие. Прилег возле колонны, и через минуту своды зала огласились его здоровым похрапыванием.

– Ох, и мне бы уснуть чуток… – озабоченно проговорил Аркадий Викторович. – Не знаю – удастся ли здесь, прямо на полу?…

Удалось. Да еще как! Через минуту (по местному времени) акустику зала радовали уже два похрапывания.

Хорошо им – не приходилось бывать на собственных поминках… Мне, вот, что-то не спалось…

Интересно, а в той закрытой зоне, где оказались Олег, Матвей и Клементий – там такое же замедление времени? Жаль, не узнать этого – зона-то закрытая! Кактус ничего показать не сможет…

Милый кактус… Я постоянно ощущала его благожелательное присутствие. Хоть и не мог он помочь в наблюдении за Олегом, но в остальные стороны его экраны-зеркала действовали. Интересно, насколько далеко? Только до приморских окрестностей? Или и дальше серафимовской потайки? Может, я могу посмотреть и в более отдаленные места? Например, в усадьбу князей Шагировых?

«До тудова дотянешься?» – спросила я у кактуса.

На что получила вопрос, который можно было бы перевести: «А куда конкретно нужно?»

Я припомнила окрестности шагировской усадьбы и решительно пожелала увидеть забор, возле которого появилась в этом мире. Вдруг теперь, когда я с гривнами и прочими дарами, дырка в заборе откроется для меня? И перенесет обратно, на Землю?

Явившийся по моему зову экран, продемонстрировал ночную темень. Что, уже ночь? А десять минут назад, когда я присутствовала на собственных поминках, еще стоял белый день. Как время летит! Ну да ладно, придется погулять ночью… Или все-таки дождаться рассвета?

Я размышляла над этом почти минуту. Вернее – целую минуту! И за это время вопрос решился сам собой: темнота на экране начала быстро редеть. Проступили черные деревья, особенно заметные на фоне белоснежного песка, над ними показалась крыша шагировского особняка.

И я смело шагнула в экран.

***

Вышла из него я уже в скафандре.

Занималось утро. Очередное мглистое утро под неподвижным небом, обложенным облаками.

Вокруг все осталось точно таким как я помнила – трагическим и унылым. Только мне унывать уже не было смысла: я уже могла здесь ходить, не опасаясь кручени карачунной – огромный, неоспоримый плюс!

Бывал ли кто-нибудь из посторонних здесь, в поместье, после нашего исхода? Вряд ли. Да это и не важно. Я пришла не инвентаризировать шагировское добро, а проверить выход на Землю.

Вот забор из камня. Высоченный, будто на века сооруженный. Именно тут, возле давно засохших кустиков, я и выползла из предательских зарослей вполне земного терновника. Как позже выяснилось – выползла совсем в другой мир…

Где-то здесь должен быть и выход. Эх, сюда б Олега! Он так ловко определяет все эти межпространственные дырки… А мне придется прощупывать несколько квадратных метров каменной кладки. Только для того, чтобы удостовериться, что я, как была, так и осталась «невыездной».

Стало уже совсем светло, когда я окончательно уверилась, что прощупывание больше ничего не даст. Забор был на месте, но проникнуть сквозь него мне было так и не по силам… Неутешительное известие.

Правда, говорят, что отрицательный результат – это тоже положительный результат. По крайней мере знаю, что надеяться не на что, сколько бы гривен на мне не было понавешено…

Забавно, что мужички, мирно спящие в подводном предбаннике глобального резервного компьютера, даже не заметят моего разочарования. Как и моего отсутствия… Для них даже самое длительное мое путешествие покажется короче мига.

Больше делать в шагировском имении было абсолютно нечего, но и сразу уходить не хотелось.

Интересно, а постель, в роскошной спальне, на которой я собиралась почивать в первую ночь пребывания здесь – она так и осталась не застеленной? Наверняка! Кто бы ее застилал?

Я пошла к широким ступеням парадному входа. Поднялась по ним, поскрипывая подошвами скафандра по песку.

Постояла в просторном холле. Отправилась наверх, в спальню.

Да, вот она. Так и не довелось мне здесь поспать. И окно открыто так же, как тогда мне открыл Сергей Дмитриевич Михайлов. Человек, ныне не существующий. И кровать разобрана. И песок на полу.

А вот песка стало меньше. Или показалось?

Я постояла, пытаясь вспомнить толщину песчаного слоя тогда, при первом моем посещении. Но не вспомнила.

Зато песка за это время стало еще меньше. Уже поблескивали, открываясь досточки паркета, уже песчинки лежали не слоем, а лишь тонкими змеистыми полосками пересекали пол. Да и не лежали вовсе, а двигались. Текли. Или, скорее, утекали, змейками втягиваясь под дверь.

Когда последние белоснежные струйки пересекали порог спальни, я поняла наконец, что что-то тут не так! И выскочила в коридор, к лестнице, ведущей вниз. И застала зрелище еще удивительней.

Песчаные потоки торопливо стекали по ступеням лестницы белым пенным водопадом – вниз, вниз, как можно быстрее! Это напоминало паническое бегство вражеских армий. Но от кого? Не меня же песок так испугался? Я, конечно, в страшном черном скафандре, но вряд ли пустохлябь способна заметить такие мелочи, как человек в скафандре!…

Тем более, что скафандра-то, оказывается, на мне и не было!

Я с удивлением посмотрела на свою руку – точно, нету! И на другой тоже!…

Где? Где моя гривенная защита? Или гривны раздумали защищать меня? Неужто через минуту-другую спир соскользнет с головы и мое сознание растворится в вечности?

Вот незадача! И никакого Гаврилы теперь не найдется спасти бедную девушку, впавшую в кручень карачунную! И даже Олег не поможет – я ведь никому и словечком не обмолвилась, что отправляюсь сюда!…

Все эти мысли одной страшной, ослепительно-белой молнией пронеслись в голове. Правда, эта молния осветила и одну совершенно простую вещь: надо драпать отсюда! Скорее! Пока я, что называется, при памяти! И драпать таким же образом, каким я сюда попала – через экран.

Кактусик, миленький! Покажи мне, пожалуйста, подводный зал с колоннами!

Зал тотчас явился. Экран показал сладко похрапывающих мужиков, я уже занесла ногу, чтобы поскорее сбежать в него, как вдруг подумала: а мне ли бояться того, от чего бежит наш враг – песок пустохляби?

Не гонит ли его физика, приспособленная как раз к нашим нуждам, человеческим? И, главное, не означает ли все это, что Олег добился поставленной цели – включил резервный компьютер? А, заодно, активизировал генераторы, расставленные по всей планете под потайками?

Кстати, одна из таких потаек ведь совсем рядом – в том зальчике с бассейном, где мы спали в первую ночь пребывания в этом мире. Надо бы проверить – если песок и оттуда сбежал (а он оттуда должен был сбежать в первую очередь, как только начал работать генератор) – значит моя догадка верна! И Олег все-таки смог совершить физическую революцию на отдельно взятой планете!

Я почти бегом домчалась до «тронного» зала, распахнула потайную дверь и восторженно засмеялась. Кубометры песка, которые до моего появления пытались тоненькими струйками просочиться под дверью и в другие крохотные щелочки, теперь выплеснулись мне на ноги мощной волной – и стремительно покатились дальше. Неясно видимый коридор за дверью был пуст – ни единой песчинки!

– Ура! Мы победили! – завопила я, что было мочи.

***

– Вставайте! Гаврила! Аркадий Викторович! Олег запустил генераторы! – тормошила я мужиков, ничего не понимающих со сна. – Да как быстро! Только вошел – и все сразу заработало!

– Что заработало? Куда? – вопрошал Аркадий Викторович, растирая слипающиеся глаза.

А Гаврила просто бессмысленно моргал, таращась на меня. Но потом все-таки задал разумный вопрос:

– А откуда вы, княгиня, узнали?…

– Да оттуда! Я была в шагировском имении, вспоминала свой первый день в этом мире… И первую ночь… И тут началось! Песок начал сбегать, улепетывать со всех своих песчаных ног! А с меня исчез скафандр! Понимаешь? Генераторы стали восстанавливать прежнюю физику! Человеческую, а не эту… пустохлябскую… Ваш мир спасен! Ваш – и мой… – добавила я, припомнив, что так и не смогла отсюда сбежать.

– Лепота… – протянул Гаврила. – Неужто князь-батюшка смог в одну ночь все отладить? Ну, теперь-то царово величие и ему должен дать титл великого князя! И наградить знатно! Осыпать царовой милостью с головы до ног!

– Ну это мы еще посмотрим, – покачала я головой, вспомнив как Олег описывал истинную подоплеку данной нам «уединенции». – Может от той царовой милости спасаться придется!

«Можно?» – шепнул мне кактус.

«Что?» – не поняла я. Вслушалась в его бормотание и наконец разобрала. Мой кактус информировал о снятии сверхстрогого режима с выходной двери «машинного зала». А, следовательно, о вновь возникшей возможности заглянуть с помощью экрана хотя бы в самую ближайшую его часть.

Возвращение к режиму почти свободного доступа в компьютерный предбанник стало заметно, впрочем, и по нашему залу с колоннами: бабочки желтым снегопадом принялись валиться с потолка на пол и рассаживаться там стройными рядами. Самостоятельно, без всякого принуждения и руководства. Могут ведь, когда захотят! И не надо бегать, ловить их. Как будто кто-то, незримый просто дал им команду с центрального пункта, а они ее послушно выполнили.

Кстати, пол в зале тоже, видимо, исполнял эту неведомую команду: он изогнулся желобом, который я уже видела вчера, вершиной указывая в стену напротив колоннады.

Может быть, вопреки просьбе Олега, мне все-таки попробовать пройти вслед за ними? Или глянуть сначала туда через экран?

Я выбрала второе и дала команду кактусу.

Экран послушно возник передо мной метрах в трех. Разумная предосторожность с его стороны! Запрет на экранное проникновение никто не отменял и нечаянно свалиться туда, оступившись, например, не хотелось.

Видимость по-прежнему была не очень – изображение мутновато и нечетко, но три человеческие фигурки, приближающиеся к нам с той стороны, были неплохо различимы. Они двигались быстро, становились отчетливее, но что-то в них было не так, что-то не правильно…

И когда они подошли совсем близко, я поняла что именно было неправильным: среди них не было Олега! Маленького мальчика, который перевернул мир. Героя-супербоя, которому мир обязан возвращением к жизни. А его как раз и не было.

Высокая фигура – это может быть Матвей. Дай бог, чтоб он выздоровел после проехавшего по нему катка.

Пониже, коренастый – это, наверно, Клементий.

И кто-то третий. Ростом с Клементия, но более узкий в плечах и худощавый.

А Олег? Неужели с ним что-то случилось?

Хрустально-малиновый перезвон колокольчиков прервал скачку моих мыслей. Из стены появились все трое одновременно – без Олега… Клементий, Матвей и еще какой-то парень. Все трое улыбались. Боже, чему они радуются?

– Где Олег? – закричала я. – Что с ним?

– Я здесь, – ответил парень и шагнул ко мне.

– Не до шуток сейчас! – возмутилась я, невольно отступая. – Кто вы? Что с мальчиком? Скажите же! Самую страшную, но правду!

– Мальчик вырос, – ответил парень. – Вот и вся правда, Елена.

– Князь, покажите ей ваши гривны, – предложил Клементий. – Она узнает их, и поверит.

– Зачем ей гривны? Елена, посмотри на наших спиров – как они тянутся друг к другу.

Но мне незачем было смотреть на спиров. Я смотрела на паренька. Сначала он показался мне старше, теперь я видела, что это – совсем еще подросток. Лет тринадцати-четырнадцати. С редкой порослью усиков над верхней губой. По-подростковому угловатый, большерукий, нескладный. Длинноволосый, как какой-нибудь популярный артист. Он перестал улыбаться и только пристально смотрел на меня своими большими карими глазами.

Его неуклюжесть подчеркивалась (а может и создавалась) одеждой: короткими, едва до щиколоток, обтягивающими брючками, явно из какой-то синтетики. Массивными черными ботинками – настолько бесформенными, что я их поначалу приняла за резиновые галоши. Легкой полупрозрачной рубашкой чуть ли не из крепдешина. Это одеяние было не просто нелепым, а подчеркнуто несуразным. В нем присутствовал даже некий вызов вкусу и приличиям.

Как и в гордом взгляде, которым он смотрел на меня, не отрываясь.

– Олег? Это вправду ты? – прошептала я. – Но ты же – маленький мальчик…

– Я вырос, – терпеливо повторил он.

И это бесконечное терпение, которое он всегда демонстрировал в разговоре со мной, заставило мое сердце забиться в радостном узнавании. Оно убеждало меня больше, чем пять его гривен, и даже больше, чем непрекращающийся поцелуй наших спиров, которые незамедлительно сплелись в тугом объятии.